Женщина необыкновенной красоты

   Трогательная и печальная история. Она всплыла из прошлого совершенно случайно, когда, перебирая старые семейные документы, я обнаружил плотный конверт из серой бумаги. Любопытно было то, что написанный убористым почерком адрес с именем получателя не являлся квартирным, а направлял послание с интригующей припиской, «лично в руки его высокоблагородию надворному советнику Карцеву А.П.» на место службы в Департамент гражданских и духовных дел. А ниже вполне разборчивый, сиреневого цвета оттиск факсимиле: «Барков Иван Дмитриевич» и дата: 5 марта 1896 года.
   Конверт не был разрезан. Это означало, что адресат либо не прочел письмо и вернул его моему пращуру, либо тот не отправил его и для чего-то сохранил. Я не видел для себя причин, не позволяющих просмотреть хранившиеся в конверте записи, так как, во первых, прошло больше века и вряд ли текст повлияет на наши дни. И еще, Барков И.Д. действительно был моим предком: отец моей бабушки по линии матери. Я хорошо помнил эту старушку и ее же слова о том, что моя мама унаследовала изумительную красоту своей прабабушки Варвары Андреевны, по мужу Барковой: женщины ослепительно красивой и глубоко несчастной. Почему она так охарактеризовала свою мать, я не знаю, не спрашивал, так как был тогда совсем ребенком.
   Воспоминания ненадолго оторвали меня от задуманного, и я все же, несколько поколебавшись, надорвал конверт и вынул исписанные чернилами листы. Удивительно, но старое письмо захватило меня буквально с первых своих строк. И я заранее приношу читателю свои извинения за излишнюю эмоциональность, которая внесли в эту неполную историю уместные, на мой взгляд, дополнения…

2.
   «Здравствуйте мой драгоценный Александр Петрович. Вот уже месяц, как я нахожусь в Карловых Варах на лечении целебными водами. Виды здесь,  несмотря на зимнее время, совсем неплохие, тепло. Даже удивительно думать о том, что у нас в Москве лежат снега и, возможно, трещат морозы. Наш быт наладился сравнительно легко: мы с Варварой Андреевной довольно скоро сняли по сходной цене квартиру с гостиной и даже рабочим кабинетом, находясь в котором я пишу к вам. Не хорошо одно: на водах много русских, и меня это несколько утомляет. Вы ведь знаете В.А. Хотя она в связи с моей болезнью и стала несколько замкнутой, но довольно быстро обросла новыми знакомыми, и снова начались неизбежные визиты вежливости, и домашние приемы. Хотя это идет даже на пользу: вечера здесь скучные, длинные, и необязательное общение с гостями заполняет мое время, отвлекая от забот о своем здоровье, которое, возможно, улучшается: шепну Вам по секрету, оставляет желать лучшего. Желудочные приступы по прежнему продолжаются, но мне много легче.
   Не стану Вас утомлять пересудами о своих невзгодах, поскольку отношусь к ним довольно ровно, насколько это возможно в неполные шестьдесят лет. Больше угнетает вероятная необходимость моей отставки от службы. Вы, как никто другой, знаете, каково было мне достигнуть места и положения в обществе. Но жизнь вносит свои коррективы, и ее совсем не интересуют наши планы, особенно далеко идущие. Я бодр, в меру энергичен и не падаю духом. Огромную поддержку ощущаю от В.А. и ежедневно благодарю судьбу за посланное мне счастье в облике моего несравненного и нежного ангела. В.А. наверняка пожелала бы отметиться в моем письме к вам (вы ведь знаете, как она доброжелательна к Вам и вашему семейству) когда бы знала, что я пишу. Но в том и дело, что я делаю это тайком от нее. Дело, которое мне некому доверить кроме Вас, настолько странно и непонятно, что я решительно отказываюсь в понимании и, главное, в цели происходящего со мной.
   Мой друг! Порой мне кажется, что я нахожусь на грани сумасшествия. Я скрываю свои переживания даже от В.А. тем более, что все странности, зародившиеся в моем воспаленном сознании, каким-то образом связаны с ней. Вернее, с нами обоими. Но как это может быть? Но не стану Вас томить, перейду к делу.
   Представьте, примерно за месяц до нашего отъезда на Воды, ночью, когда я страдал от желудочного приступа, мне привиделась нелепая история. Будто бы я нахожусь в возрасте примерно лет немногим более сорока и женат на очень миловидной женщине, удивительно схожей с В.А. И более того, твердо знаю, что у нас с ней двое вполне взрослых сыновей. Мы живем в приличной квартире с добротной и изящной обстановкой, принимаем гостей, устраиваем ужины. Стало быть, я имею неплохой статус и доходы. Но кто я и чем живу, во сне мне не открылось. Еще знаю одно: я страстно влюблен в свою жену и безгранично верю, что она отвечает мне взаимностью.
   Но я был счастлив в этой уверенности недолго, до одного рокового вечера. Ясно помню, у нас на ужине было с десяток гостей. И среди них некий важный сановник, крупный, видный мужчина. Этакий, знаете ли, седоватый, породистый, что ли. С нерусским именем, я даже запомнил: Эрнст Гербертович Г***. Полную фамилию не привожу, в дальнейшем вы поймете, почему. Рядом с ним его жена Элен. Особа милая на вид, но не очень приятная: невысокая, сильно располневшая женщина с весьма властными манерами, твердым взглядом и высокой прической с глупыми кудельками на висках. Намотавши при этом на шею и обширное декольте, наверное, полную версту жемчугов.
   За ужином она с трудом скрывала свою досаду, так как, вероятно, по ее мнению, ее муж слишком открыто любезничал с моей женой, впрочем, ни в чем не переходя границ, дозволенных обычным этикетом и вежливостью. Признаюсь, замечал это и я, но не придавал большого значения, встречаясь иногда с робким и слегка виновным взглядом жены, указывающим мне на то, что она всего лишь хозяйка, и не ее вина, что слегка подвыпивший гость восхищен гостеприимством и ее отменной красотой.
   Вероятно перед ужином у меня выдался сложный день. Я чувствовал себя утомленным. Рано распрощавшись с гостями, извинился, сослался на недомогание и удалился к себе. Хотя, если признаться честно, ушел в спальную комнату и быстро уснул.
   Проснулся через время. Жены еще не было, и я, накинув халат на ночную рубаху, вышел к гостиной. Там было тихо, стало быть вечер закончился и все разъехались. Толкнул дверь. То, что я увидел, невозможно передать словами! Ах, Александр Петрович, верный мой друг! Возможно вы поймете меня, хотя я пересказываю Вам невероятную фантасмагорию, не имеющую никакого отношения к реальной жизни. Но если б это было так просто, то я давно забыл бы эту чушь.
...Свечи уже угасали. Посреди комнаты стоял господин Г***. а в его объятиях бессильно поникла моя горячо любимая жена. Он страстно целовал ее лицо, шею, плечо. А она… Она даже не делала попытки вырваться, освободиться из этих объятий. Хотя, откинув назад прелестную головку, упиралась руками в его грудь. Но слишком слабо и безвольно…
   Мой друг, я был уничтожен! Говорить Вам о своих чувствах на то время нет смысла. Их может оценить только глубоко любящий, и также глубоко обманутый, человек. Но несмотря на помутнение разума, я справился с собой: я не мог оскорбить любимую женщину, бесцеремонно ворвавшись в ее сокровенную тайну. Тихо притворил дверь и ушел. Лег на кровать и закрыл глаза. А в них стояла ужасная картина обрушения моей жизни, которая, вероятно, имеет продолжение в опустевшей зале. Или в другой комнате…
   Но в этом я ошибся. Жена пришла довольно скоро. Тихо окликнула меня. Не дождавшись ответа, сняла платье, переоделась ко сну и прилегла. Я чувствовал, как она долго и внимательно смотрела на меня, наверное, целую мучительную вечность. Затем прижалась ко мне и скоро уснула. Я слышал ее дыхание и внезапно с ужасом понял, что ненавижу его, это дыхание, как и эту лживую женщину, в одно мгновение сменившую маску похоти на личину невинности.
   Прошла ужасная ночь!  Поутру я был необычайно холоден и вежлив в обращении с женой. Не приехал к обеду. Был показно молчалив за ужином. И едва он закончился, заперся в кабинете. Ходил из угла в угол, вынашивал планы мщения, вспоминая робкий, непонимающий и в тоже время виновный, взгляд жены за ужином. Она что-то заподозрила, но не могла понять что, тем более открыться мне во вчерашнем. Несомненно, она мучилась не менее меня. На глазах ее появились слезинки, и дрожащие губы сжимались в несмелой улыбке, теряющейся в бесплодных надеждах на лучшее. Но отчего? Отчего она не открылась мне! И от этого непонимания мои подозрения только усилились, укрепляя меня в мысли супружеской измены той, которую я боготворил.
   И мне не было ее жаль и не стало дела до ее переживаний. Так продолжалось три дня. Жена измучилась, похудела и осунулась от моей нелюбви и холодности. Но, странное дело, стала еще прекраснее и желаннее для меня. Мне хотелось схватить ее, сжать в объятиях, целовать заплаканные глаза, ломать руками это безвольно податливое тело, делать ей больно и…  и беспредельно долго наслаждаться этой болью…  Потому что только она могла утолить мое безумие, вызванное любовью и предательством!
   Более того! Я с ужасом понял, что и сам наслаждаюсь своими страданиями. Невыносимые душевные муки терзают меня, одновременно неся сладострастное утоление воспаленному тщеславию и торжеству порока над девственностью, которое я, оказывается, ждал годами. Боже мой! Как я низко пал, превращаясь в истинное  животное, по ошибке наделенного разумом, воображением, сжигающего на огне мазохизма свои страсти, разжигая этот огонь невинной ошибкой любимого человека.
   Но я понял это потом, когда все закончилось. А тогда я совершил непростительную вещь: не смог открыто объясниться с той, которая была смыслом моей жизни. И как хорошо, мой друг, что это был всего лишь страшный сон! Ты не осуждай меня, Александр Петрович. Не забывай, что я был сильно болен, едва не при смерти.
...Все закончилось еще мерзостнее, чем можно предположить. Я совершил очередное предательство. Уведомив господина Г*** о своем визите, обманом увлек с собою в его дом жену. Бедняжка! Она не подозревала куда я ее везу. Но я приметил, как по ее утомленному лицу прошла тень недовольства и даже озлобленности, так не свойственной ей, когда, уже в карете, она услышала имя вельможи. И слабо запротестовала, пытаясь избежать визита. Но я был неумолим и жесток в своем праведном мщении.
   Нас приняла мадам Элен, довольно холодно и  неприветливо. Но меня это не смущало. Я оживленно вел с хозяйкой пустую болтовню, пугая этим порывом веселья приникшую и, бледную как мел, жену. Но во мне все торжествовало. Час расплаты подступал вместе со звуками уверенных шагов хозяина дома из соседней комнаты.
Господин Г*** вошел в гостиную, радушно раскинув ко мне объятия на правах давнего знакомого. И внезапно остановился, вздрогнул, увидев на креслах ту, на кого посягнул при моей жизни в тот роковой вечер. Они замерли, встретившись нечаянными взглядами. Бедный вельможа! Как он сразу постарел! И как это ничтожество, с напомаженными усами и бородкой «а ля Николя», могло увлечь мою жену?
   Я не стал тянуть с тягостным решением. Насладившись их замешательством, даже не поднимаясь с кресла, хладнокровно объявил мадам Элен об открывшейся связи между ее мужем и моей женой. Высокопарно заявил, что не требую удовлетворения чести, так как считаю это требование ниже своего достоинства. И только тогда церемонно раскланялся с ненавистным мне вельможей, уведомив всех о непреклонном решении расторгнуть свой брак с падшей в моих глазах женщиной, предоставив мадам Элен решать вопрос с своим ветреным мужем без меня.
   Я вышел, не подав руки несчастной жене, оставив ее в полном отчаянии в чужой гостиной. Прошел в экипаж. Да, мой друг, у меня был собственный экипаж и кучер. Через время вышли они: жена была бела, как снег. Вряд ли она смогла бы идти сама, если б не ее соблазнитель. Жалкий, растерянный, он суетился возле нее, подсаживал на сидение и лепетал о прощении. Умолял меня не осуждать ни в чем не виновную женщину. Жена, как показалось мне, была на грани обморока. Но я был выше этого страдания, замкнувшись в своей праведности.
   …По утру, выйдя из кабинета где провел ночь, я застал жену в гостиной, совершенно измученной и бессильной. По обгоревшим свечам понял: она не ложилась. Она не посмотрела на меня, но в ее молчании было столько боли, нежности и упрека, что у любого другого наверняка разорвалось бы сердце. Но только не у меня.
   Глупец! Нужно было упасть к ее коленям, целовать руку и просить прощения за все не свершенные ею проступки: в тот миг я поверил в ее невиновность, но не мог отступиться от мщения за свои страдания. Эгоист! Я невыносимо мучился о ней, но больше сострадал к себе. Почему так вышло?
   Но не стану забегать вперед: оказалось, что и этому есть свое объяснение.

   На другой день господин Г*** приехал ко мне на службу в Департамент. Я принял его. Он долго и болезненно объяснял мне, что виновен в происшедшем только он сам и более никто. Повинился во внезапно вспыхнувшем чувстве к моей жене, которое осталось без ответа и всякой надежды на продолжение с ее стороны. В тот роковой вечер все произошло случайно: он, уже уходя, застал мою жену врасплох, не сдержался и воспользовался ее минутной растерянностью, вопреки ее желаниям  приняв вежливость за ответное чувство.
   Я выслушал эти извинения и холодно распрощался с ним. В этот же день съехал с нашей квартиры, с твердым намерением больше никогда не встречаться с той, которая принесла мне, как я верил, столько страданий. Совершенно не понимая, что я сам неосознанно искал и желал этих мук. Мне хотелось быть жертвой, чтобы унизить и отомстить жене за нечто, которое я не знаю, но оно, несомненно, было. Или должно было быть.
   Помнится мне, в дело вмешались наши дети, жившие к тому времени самостоятельно. Но я не пошел на примирение. Далее  снова были попытки, но странно, я понимал, что меня уже нет. Совсем! Лишь гораздо позднее я понял: я умер, оставив жену не выслушанной и лишенной прощения за то, в чем она реально не виновна. Разве это не ужасно, Александр Петрович? И еще раз повторюсь: какое счастье, что эта драма всего лишь дурной сон!
   Но на этом мои беды не закончились. Напротив, душевная ситуация обострилась и вызвала усиление болезни, так как видение прочно засело в моей памяти. Представь, мне стало казаться, что я знаю этого вельможу или даже встречался с ним в реальной жизни. Более того, я украдкой выпытывал у В.А, делая намеки на эпизоды из моего сна. Но она не понимала меня и не знала, о ком я говорю. И вдруг, находясь в доме одного нашего с тобой общего знакомого, я увидел в гостиной портрет того самого Г***, написанный примерно в середине века. Более того, рядом с ним была пухлая полная женщина с высокой прической в буклях и жемчугах. Я узнал их: это были они! Виновник и свидетельница моей драмы! Как? Почему? Откуда? Как они пересеклись с моей жизнью, когда нас разделила ничем не связанная жизнь с разницей почти в пятьдесят лет, уходя назад? Судя по времени, нас с несчастной женой еще не было на свете, когда эти люди вошли в полный возраст.
   Конечно, я навел справки и, к ужасу, все подтвердилось: это был он! Мне даже рассказали веселую историю, как старый ловелас попал в неприятное дело из-за любовных пристрастий, пытаясь соблазнить чужую красавицу жену. Соблазнения не вышло. Но ревнивец муж вынес свои домыслы до его жены, мадам Элен, и это едва не стоило вельможе карьеры. Тем более что ревнивец внезапно умер от сердечного приступа, и его вдова, считая себя косвенно виновной в смерти мужа, удалилась от света. Но что значит свет? Свет с любопытством осудил всех персонажей истории, пожалел несчастного мужа и все забыл. А вдова, ненадолго пережив супруга, проводила время в покаянии и страданиях.
   Представляешь, Александр, мое состояние, когда все это прояснилось? Мало того, что я нашел подтверждение моему видению, так я, ты, наверное, уже догадался, сам был участником этой драмы: и не только я. Моей несчастной мифической женой была В.А. только слегка в измененном обличии и в другом времени.
   Мистика? Совпадения? Ты знаешь мои взгляды. Помнишь, как мы с тобой обсуждали мысли Л.Толстого. Как зачитывались запретным письмом Белинского к Гоголю, соглашаясь к каждым его словом. Мы далеки от религии и мистики, но вынуждены мирится с этим, являясь заложниками государственного мышления, будучи немаловажными сановниками. Но то, с чем столкнулся я, не поддается осмыслению с точки зрения материализма и нигилизма.
   Чуть выше я писал об упоением чувством мщения жене, испытанным мною в злосчастном сне. За что и когда эта безгрешная женщина могла довести меня до этой черты? И тут я вспомнил: буквально за неделю до этого страшного видения, ко мне приходило еще одно. Мне снилась страстная влюбленность в девушку, которая ответила мне взаимностью, но, изменив свое намерение соединить наши судьбы, внезапно ушла к другому. Но потом, через годы, поняла, что ошиблась и горько сожалела  о том, что по ее вине мы оба прожили пустую жизнь, заполнив ее страданием о не случившемся счастье. Во время случайной встречи просила меня о прощении, говорила  что молит бога о возможности исправления своей ошибки если не в этой, то в другой жизни. Как я понимал ее тогда, так как желал того же! Но обида была слишком велика и свежа, хотя между расставанием пролегла уже прожитая жизнь.
   Сложив в связь оба видения, я понял: в обоих случаях была одна и та же женщина - Варвара Андреевна! И с нею - я, твой друг и товарищ...
   В первом случае мы с ней встретились впервые, но она предала наше чувство. А через время, представляете, бог внял ее мольбе, и судьба повторно давала нам шанс все исправить. Но мы снова оба сорвались в пучину беды, и опять как бы по вине В.А, попавшей в сети соблазнителя и частично моей ревности. И наконец, через очень многие годы, вот уже в наши дни, когда мы с нею воли в другие жизни, нам выпал третий случай, который мы уже не упустили, но в который вмешалась моя болезнь. Но что-то осталось в моей памяти, наверное, сильная обида за оба случая, и поэтому я не осознанно искал причины для мщения и своего торжества над ошибками Вареньки во втором видении. И они нашлись, потому как тот, кто ищет, непременно найдет искомое. Боже, как все глупо и страшно!
   Болезнь обострила чувства. И в преддверии непоправимого открыла мне многое. Наверное, для того, чтобы, проживая последние дни, я смог оценить и понять всю высоту любви и глубину падения человека, лишившегося этой любви, пойдя в поводу обстоятельств и бессмысленной гордости уязвленного самолюбия. Дав мне понять, что истинное чувство не приемлет эгоизма, а ищет только полной самоотдачи.
   Нет, мой друг! Я решительно схожу с ума, и Карловы воды дурно повлияли на мой мозг. Потому что такое невозможно… Но это так: сокрытое открылось для меня. И мне страшно от таких откровений провидения, потому что за ними скрыто нечто сокровенное, которое таится в наших душах и которое не всегда в состоянии понять и оценить. Неужели эти откровения свидетельствуют о моей скорой кончине? И тот, кто владеет тайнами человеческих душ, дает мне знать. Но для чего?
   Что ж, пора заканчивать мое… Даже не знаю, как это назвать! Но ты все понимаешь. Прощай, Александр Петрович! Как хочется домой! У нас мороз, снег, масленица. Помнишь как мы, бывало, у Елисеева, сиживали под балычок с одной другой рюмочкой холодненькой? Но доктора говорят, что мне этого уже нельзя. Ни водки, ни балыка. А жаль, очень жаль.

   P/S.  Думаю, что от всей этой фантасмагории есть одна польза. Я непременно приложу все усилия чтобы поправиться. Ведь если поверить в случившееся, то имею ли я право снова сделать бесценную Варвару Андреевну несчастной? Она имеет право на выстраданное счастье…

Карловы Вары. 5 марта 1896 г.»

3.

   Иван Дмитриевич вложил письмо в конверт, долго и задумчиво вертел его в руках и со вздохом отложил к бумагам. Вышел в столовую, где за накрытым к обеду столом ожидала Варвара Андреевна.
   В душе Баркова что-то дрогнуло, поднялось под сердцем бурной волной. Он быстрыми шагами подошел к жене, встал перед нею на колени, взял оголенную до локтя руку и страстно припал к ней горячими губами.
   - Что с тобой, дружок? – испуганно встрепенулась Варвара Андреевна, пытаясь отнять руку: - Тебе плохо?
   - Нет, Варенька! Напротив! Так хорошо, как еще не было ни разу!
   - Но ты плачешь! Зачем?
   - Не знаю! Прости меня… За все!
   - Иван Дмитрич! Ты меня пугаешь! Поднимайся!
   Иван Дмитриевич поднялся, вытер лицо салфеткой и сел за стол. Вяло прожевывая невкусную кашу, внезапно спросил.
   - Тебе не кажется, Варвара Андреевна, что мы с тобой встретились не зря, не по случайности? Иногда мне кажется, что я знаю тебя много больше, чем мы живем.
   - Бог с тобой, Ваня! Ты меня совсем смущаешь! – отмахнулась жена и убежденно добавила: - Конечно, не случайно. Так было велено…
   - Кем велено?
   - Судьбой и Богом!
   - Наверное, ты права! А у тебя не было чувства вины предо мной, перед жизнью, перед собой самой? Понимаешь, такого наития, что когда-то были совершены ошибки, глупости, за которые приходится расплачиваться страданиями многие годы  и даже жизни. А ты ничего не знаешь и не помнишь об этом. Но оно живет в тебе, где-то внутри, не дает покоя. Разъедает душу не объяснимыми сомнениями, и становится плохо, потому что не знаешь, в чем ты виноват и в чем нужно оправдаться...
   - Каждый судит жизнь по своему, Ванечка! Хватит пустых разговоров, нам скоро выходить на прогулку.
   Иван Дмитриевич понял, что жена уклонилась от прямого ответа. И с удивлением заметил, как в глубине ее глаз мелькнула искра испуга, словно он нечаянно разбудил своим вопросом ее скрытые от всех догадки или убеждения.

4.

   Вот и вся история, которую мне удалось узнать из старого письма. Возможно, Иван Дмитриевич так и не отправил его, опасаясь, что адресат неправильно поймет немыслимые откровения больного человека.
   От себя добавлю немного: смог излечиться прадед или нет, но они прожили долгую жизнь. Барков скончался за два года до Октябрьской революции на руках своей жены. И мне думается, что он был счастлив в этом. Прекрасный эпилог жизни, достойный зависти и уважения. Как занавес над большим, выстраданным чувством.
   А Варвара Андреевна пережила мужа (я едва не оговорился, пережила - снова) на целые семь лет. Говорят, она была глубоко несчастна в своем одиночестве. Винила себя в том, что опять не смогла удержать мужа рядом с собой, не сумела принять его уход и не смирилась с этим. Мало кто понимал ее, особенно таинственное «опять», словно Иван Дмитриевич помирал множество раз. Но В.А. ничего не поясняла, и от этого она стала сварливой и вредной старухой, совсем запутавшейся в жизни и памяти. Может быть, поэтому, моя бабушка говорила о ней: «женщина необыкновенной красоты, но глубоко несчастная».
   Но мне почему-то думается другое.