Не предать 1

ЗА ТРИДЕВЯТЬ ЗЕМЕЛЬ.

В конце 1994 года наша семья приехала в Грецию. Не на постоянное проживание, а поработать, сколько удастся. Планов остаться не было.
Помнится, мы с сестрой не знали языка, усиленно тыкали пальцами во все предметы подряд, спрашивая у греков, как они называются.

Место, где мы жили – это небольшая деревня. Ну как деревня…Скорей это маленький городок. Место, где все друг друга знают.

Очень хорошо помню, как все встречные греки-мужчины, увидев меня или сестру, начинали орать на всю улицу: «Перестройка!!! Горбатсов!!!»
Сводило челюсти от злости. Ответить очень хотелось. Но без знания языка…Ну вот как мне было им объяснить, что время Горбачева для русских было даже хуже, чем времена нынешние (1994-95 год на тот момент). Поэтому я сжимала зубы, борясь с порывом вдарить кулаком прямо в улыбающееся рыло…Ведь эти рыла орали про Перестройку не из-за того, что интересовались политикой или историей России, а потому, что просто хотели привлечь к себе внимание или понравиться. Знали бы, как мерзко у них это получается!
А потом началась война в Чечне. Русских каналов в Греции тогда не было, интернет был только в больших городах, и то в интернет-кафе. Поэтому о событиях в Чечне я узнала из греческих новостей.

Помню, как сидела в кафешке в компании русскоязычной девочки-грузинки и ее одноклассников. Люди играли в нарды и другие настольные игры, большой телевизор орал новости.

Вдруг показывают кадры бомбардировок, разрушенные улицы, убитых людей, а все это комментирует черномазый чеченец на очень ломаном русском. А может это был и не чеченец, слишком плохо говорил. А говорил он, что: «Русскыэ тварат крававы беспрэдэл, убывают тзеншин и дэтэй…» - ну и все в таком духе.

Неожиданно, понимаю, что разговоры в кафе стихли, что народ, смотрящий телевизор, поворачивает головы и смотрит на меня. С укором так, с возмущением.
Сижу, молчу, растерялась. Не знаю, как реагировать. Не знаю, от слова совсем, что случилось, что за война, почему говорят такие гадости о русских…Смотрю на экран и не могу поверить в то, что транслируют.

Ребята из нашей компании, заметив интерес других посетителей, начали спрашивать, чем он вызван. А поняв в чем дело, хором стали расспрашивать меня. Что случилось? Что за война? Русские и правда убивают этих людей и бомбят города?

А я сижу, как дура и молчу. Слава Богу, у меня было оправдание, что не знаю языка. Не только для греков оправдание. Для себя самой. Я знала уже довольно хорошо греческий, понимала все, только говорить было трудно. Девочка-грузинка растолковала друзьям, что не стоит верить всему, что показывают по телевизору и предложила лучше пойти погулять. Выручила, короче.

Позже, вспоминая этот случай, я мучилась от стыда, что не смогла, хотя бы на словах, защитить доброе имя своей Родины. А еще неприятней сейчас вспоминать свой СТЫД за страну, за ее политиков, за развал СССР, за Горбачева, за перестройку. А сейчас стыдно за то, что ТОГДА было стыдно защищать свою страну…Мне было всего 18 лет. Лишь год назад закончила советскую школу. И я очень мало знала о жизни, вообще, и о современной политике, в частности.

Несмотря на то, что в Греции моя семья как-то прижилась, мне очень часто приходилось сталкиваться с тем, что все поголовно греки задают дурацкие вопросы о России. Мне казалось тогда, что они специально пытаются унизить и меня, и мою страну.
- В России есть крабы?
- Стало же лучше жить без коммунистов?
- Ты, наверное, никогда так вкусно не ела, как в Греции? У вас же там голод.
И так далее…
Эти дурацкие вопросы приходилось часто слышать всем русскоязычным людям из бывшего СССР. Ведь и грузины, и армяне, и украинцы, и молдаване, и белорусы, и даже казахи, узбеки, киргизы в Греции считались русскими.
Вспоминается случай, когда одна женщина из Калининграда, немолодая уже, слезно попросила меня надиктовать ей ответ на греческом на вопрос: «Есть ли в России огурцы».
 - Я работаю в кафенио, где собираются старики. – сказала она, - и там один дед каждый раз показывает мне целый огурец и спрашивает, есть ли в России такие большие огурцы. Я хочу его, наконец, заткнуть, но не знаю слов. Помоги мне. Вот я написала, что хочу ему сказать.
Она протянула мне бумажку, на которой было написано по-русски: «Когда Гагарин полетел в космос, то вместо огурца использовал ракету. А Греция только и способна, что огурцы свои отращивать и трясти ими».
В общем, я перевела всю эту фразу на греческий. С этой женщиной мы потом долго хохотали над реакцией и деда с огурцом, и остальных присутствующих там греков. Получилось здорово.

После этого случая я долго думала о том, что зря мы стыдимся говорить на русском. А еще больше стыдимся говорить на греческом, боясь неправильного произношения и ошибок в словах.
Так я приняла решение для себя.
Поклялась самой себе тогда: «Я больше никогда и никому не позволю унижать мою Родину. Я выучу греческий так, что любой грек станет стыдиться собственной безграмотности и незнания родного языка. Я стану так аргументировано говорить, что ни у кого не возникнет сомнения в моих словах. Я русская и я заставлю греков уважать свою страну. Я заставлю их признать величие России. Я никогда больше не стану стыдиться того, что я русская, а буду ходить всегда с высоко поднятой головой! Нести свое русское происхождение, как флаг!»

Тогда же я загадала, что скоро Россию снова станут уважать. Что она поднимется с колен. Позже написала стихотворение.

РУССКИЙ ДУХ.
Я сердцем и душой, я мыслями в России.
Чем больше срок разлуки – тем больней…
Но Русский Дух силён – всё счастье в этой силе –
Любовь к Отчизне и тоска по ней.

Другой язык, страна, другие люди,
Умы, традиции – всё чуждо мне до слёз!
И на чужбине, знаю, счастья мне не будет,
Ведь счастье там, где Русский Дух цветет…

Пускай я далеко – за тыщи километров,
Но корни не обрубишь – хоть умри!
И тянутся они сквозь сонм чужих вселенных
Везде, где должен Русский Дух цвести!

Я выдержу тоску и гнёт непониманья
Ущербных чужаков, и пусть пройдут года –
Мой Русский Дух не требует признанья!
Он был, он есть, так будет навсегда!

Он от меня продлится в моих детях,
Наполнит смыслом весь бездушный мир,
Он будет принят на других планетах,
А те, кто против – вам в другую дверь!

Я сердцем и душой, я мыслями в России.
Мой Русский Дух силён, его нельзя сломить!
Пусть знают все, что нет на свете силы,
Чтобы смогла нас, русских, победить!

Юлия Рябинина.
https://stihi.ru/2014/11/25/4505

«ФИГО». РЕСТОРАН УНИВЕРСИТЕТА.

Годы шли. Родители через 7 лет вернулись в Россию. А я поступила в греческий университет.
Училась на отлично. Мои курсовые часто предлагались для публикации в специализированных университетских журналах. Отказывалась, так как узнала, что авторство под статьей будет не мое, а профессора, который курирует.
Интересно было наблюдать за событиями в университете. Я была на 10 лет старше своих одногруппников, поэтому их юношеское отношение к жизни умиляло.
Надо сказать, что перед тем, как поступить учиться, я работала в ресторане университета. Там обедали профессора.

Вроде место весьма престижное, все культурно, интеллигентно. Хорошая зарплата, страховка, семичасовой рабочий день. По греческим меркам очень престижная работа.
На деле же оказалось…Когда я пришла, началась натуральная дедовщина, травля. Не потому, что я русская, а потому, что не согласилась стать любовницей директора. На второй день моего трудоустройства он сделал мне это «заманчивое» предложение. За отказ меня было решено выгнать с позором.

Ну а поскольку устроилась я официально, и по рекомендации своих предыдущих работодателей, выгнать меня было затруднительно. Пришлось бы платить компенсацию, портить отношения с рекомендатами  (в Греции тоже полезные знакомства очень важны) и так далее. Поэтому персоналу был дан приказ травить непокорную русскую любыми способами, чтобы она уволилась сама.

Не учли только, что у меня была очень серьезная мотивация. Я собиралась встать на биржу труда, а для этого надо было проработать 8 месяцев на одного работодателя с официальным контрактом. Греки в то время не любили оформлять работников, предпочитая просто платить чуть больше, чем, в случае увольнения, получить проблемы. Поэтому, мне пришлось приложить много усилий для получения контракта.

Я сжала зубы и работала. Никто не просто не помогал, а все будто сговорились мне мешать. Это позже узнала отчего так. А поначалу не могла понять, почему мне так сильно усложняют жизнь на работе.

До всего приходилось доходить самой. Методом тыка учиться правильно складывать салфетки, сервировать столы, брать заказы. Оказалось, в этом культурном месте свой регламент. В первые дни я не знала откуда брать хлеб, куда его складывать при сервировке, где находятся столовые приборы, куда относить грязную посуда и т. д.
Ко всему этому, остальные работники будто объявили мне бойкот – на уточняющие вопросы не отвечали, шарахались, если проходила мимо, не здоровались и вообще вели себя, как последние хамы.

Когда мне стало понятно, что меня пытаются выжить, то решила бороться до конца, не сдаваться. Я была предельно вежлива со всеми. Работу свою выполняла идеально, не давая ни малейшего повода сделать мне замечание. В мои обязанности входило только подготовка зала и сервис. Но видя, что я слишком быстро работаю, во время отсутствия посетителей мне стали приказывать мыть огромные окна, поливать цветы, мыть полы на широких балконах. Происходили постоянные провокации в виде грубости, попыток толкнуть, когда я несла полный поднос и других мелких пакостей. Но так как все это было для меня ожидаемо, то мне удавалось не поддаваться на все это.
Я всегда выглядела предельно спокойной и собранной, вежливой, не суетливой, но быстрой. Мои провокаторы никак не могли меня вывести из себя, чтобы завязался конфликт.

На самом же деле внутри бушевало ПЛАМЯ! Вы не представляете, как трудно мне все это давалось! Дома я несколько раз падала в обморок, хотя раньше никогда такого не бывало. Я писала стихи пачками. На русском, на греческом, выплескивая все напряжение, накопленное за день.

Иногда, когда нервы были настолько натянуты, что спокойный вид держала из последних сил, во всем универе вырубалось электричество. Электрики не находили повреждений и разводили руками. Когда меня отпускало, все приходило в норму.

Изменения к лучшему начались после одного случая.
Был наплыв посетителей, трое официантов едва успевали.
Кстати, после комплексного обеда, посетителям полагался десерт. В этот день это было пирожное. Накладывают его специальной лопаткой.
Но вот, как назло, все чистые лопатки закончились, а где их взять, мне никто, конечно, не ответил. Ну я и стала аккуратненько класть на тарелку пирожное ложкой. Это увидел шеф-повар, который появлялся на нашей кухне не особо часто. Доставал он меня чуть ли не больше других.

Увидев святотатство в виде ложки, вместо лопатки, шеф разорался, что, мол, ложкой пирожное испорчу и все в таком духе.
- Я спросила всех поваров и весь остальной персонал, где взять чистую лопатку, но мой вопрос был проигнорирован. Поэтому ответственность лежит на руководстве, которое не заботится об инструкциях для персонала. – ответила я.
Шеф-повар сначала слегка впал в ступор, так как фраза моя показалась ему слишком сложной, а потом, открыв один из «секретных» ящиков, стал кидать в меня лопатками. Чистыми. Они не долетали, падая на пол. А я как раз нагрузила огромный поднос.
Выкинув весь вышеуказанный инвентарь, красный, как рак, шеф чинно пошел к выходу из кухни.

В этот момент настала оглушительная тишина в помещении. Все повара были готовы спрятаться кто куда. Это ж грозное начальство! Оно орет и кидается предметами!
И тут раздался мой спокойный голос (не стану уточнять, скольких сил мне стоило это спокойствие):

- Прежде, чем кидаться лопатками для пирожных, стоило бы убедиться, не прилетит ли в ответ нечто потяжелее, например, вот этот поднос. Причем прилететь он может точно в наглую красную морду прямо сейчас.

Сказать, что все работники были в шоке – это ничего не сказать! Все просто впали в состояние паралича, ожидая реакции важного начальника.
- Что ты сказала? – шеф повар выпучил на меня глаза, будто был не в силах поверить своим ушам.

- Я бы могла повторить не словами, а наглядным действием, только мне профессоров жаль, которые торопятся на лекции и ждут свои заказы. – Подхватив поднос понесла его в сторону зала.

Что странно, никаких санкций не последовало. Шеф-повар на следующее утро подошел ко мне и пожал руку у всех на глазах. Теперь уже я была в шоке. Уставилась на него, обалдевая.
 - Мне никто никогда не давал отпора в этом заведении, никто никогда не смел мне перечить. А уж угрожать…Ты, по всей видимости, безбашенная. Поэтому, я считаю, что лучше мне с тобой дружить, а то еще прирежешь где-нибудь.

Так у меня появился, если не союзник, то хотя бы нейтрал. Подначивавшие меня коллеги резко присмирели. Провокации с их стороны прекратились. Маленькая, но победа!

Четыре месяца контракта были позади. Еще четыре месяца в этом гадюшнике, хоть и напрягали, но я успела понять, что выдержу. Однако злопыхатели не успокаивались. Если остальные официанты пошли на контакт, то кассирша меня люто ненавидела.
Кстати, в силу своих экстрасенсорных способностей, я поняла, что замужняя кассирша является любовницей администратора. Грозного Хариса. Конечно, я никак не показывала этого знания. Держала дистанцию. Наше общение сводилось к:
- Пробейте счет.
- Сдачу, пожалуйста.

В один из дней, как частенько бывало, полный зал посетителей. Профессора, кстати, со мной общались благодушно, вежливо. Я их обслуживала так, будто они мои дети, ведь видно, что это люди мало приспособленные к жизни. Ну а моя забота учеными личностями очень ценилась. Большинство предпочитало выбирать столик там, где моя сфера ответственности. Быстро, качественно, по-доброму.

И вот, в тот день один профессор очень торопился, просил побыстрее его рассчитать, мол, лекция, дети ждут. Прибегаю на кассу, а кассирша точит лясы с одной из поварих. Я сказала раз, я сказала два, я сказала три. Игнор. Пришлось включать тяжелую (для греков) артиллерию.

 - Элли, твоя работа - сидеть на кассе и выбивать чеки по счетам клиентов. Делать это надо быстро и без лишней волокиты, в силу того, что время посетителей ограничено, почему и просят поторопиться со счетом. Пожалуйста, будь добра, пробей счет для господина Сакелариадиса.

В этот момент профессор, видя, что я задерживаюсь у кассы, встает и идет туда сам. Не совпадение, что и остальные преподаватели встают и тоже идут к кассе, ведь видят, что кассирша очень занята беседой, а у людей лекции, их студенты ждут.
Пока все подходят, я уже заканчиваю свою вежливую тираду, которая доносится до ушей профессоров. Именно мои последние слова про «пожалуйста» и так далее. Посетители уже в паре метров от кассы. Я же видела, что народ приближается, потому и закончила свою фразу так красиво.

И тут Элли, кассирша, сидя спиной к залу, не видя, что мы с ней не одни, начинает грязно ругаться и оскорблять меня.
- Русская шлюха, ты мне тут еще будешь указывать, что мне делать, русская тварь, твое место в сортире, ты вообще не имеешь права ничего говорить, сука, вали в свою сраную Россию отсюда… – ну и все в таком духе.

Я мысленно позлорадствовала. Надо было видеть эту сцену! Профессора стоят в ступоре, уши у них потихоньку заворачиваются в трубочку, а Элли, не видя этого продолжает орать на весь ресторан! Зато я такая вся в белом, вежливо просившая до этого рассчитать людей, которые очень торопятся. Большой контраст, однако! И профессора - не дураки, сразу отметочку себе сделали мысленно, кто есть кто.
Продолжение сцены тоже классное! Элли видя ужас, на лице других официантов оборачивается и …упс!

Профессора, хмурясь, расплатились, ушли. И тут начался взрыв экскрементов! Кассирша просто озверела! Начала орать, как сирена, да все матом, да все на меня! Остальные работники вжали голову в плечи, ожидая, что будет дальше. А дальше…
- Элли, - мой спокойный, холодный голос достаточно тихий, - если ты сейчас не заткнешь свой воняющий рот, я возьму ножницы и отрежу тебе твой грязный язык, чтобы не пачкала помещение.

Ну да, греки, это вам не русские. Любая бравада с них слетает махом, если их сильно напугать. Элли заткнулась на полуслове.
- Вот и молодец, - я улыбнулась (знаю этот психологический прием) и продолжила нежным голосом, - можно сказать, тебе повезло, сразу поняла, что язык вещь нужная. А теперь в моем присутствии ВСЕГДА молчи, а то я девушка нервная, ранимая, мало ли. Ладно, разрешаю говорить «Доброе утро», «Пожалуйста» и «Спасибо».

Да, после этого случая Элли говорила при мне только эти три слова.
Ведь я, ранимая девушка, сходила в кабинет к ее любовнику и, по совместительству, администратору. Сказала ему, тоже ласковым голосом, тоже с вежливой улыбкой:

- Не люблю, когда ругаются матом, а еще больше не люблю, когда наш уважаемый ресторан университета – пример культурного общения – подвергается надругательству. Думаю, что директор не одобрит такое непристойное поведение сотрудника. А кассира нового найти очень легко, работа-то не сложная – нажимай на кнопочки, глядя на бумажку, и все! Я же, как человек дисциплинированный, считаю своим долгом поставить руководство ресторана в известность об этом прискорбном инциденте. Мы должны беречь чувства наших профессоров,  держать высокую культурную планку, быть примером для студентов и витриной университета! (Эх, спасибо Советским лозунгам). Думаю, что директор…

- Стоп, стоп, стоп! Подожди! Давай договоримся…

В общем, администратора я прогнула, он принял меры, заткнув рот своей любовнице-кассирше, но зато стал моим лютым врагом. Он затаился. Старался меня не нервировать, не отсвечивал, вообще, вел себя, как подобает. До поры до времени.

Продолжение следует.


Рецензии