Семён, Лео, Василий. Часть 1

1. Семён

Семён жил с Зоей Витальевной, как ему иногда казалось всю свою жизнь. Чуть не самого рождения. Хотя это, конечно, уж никак не могло быть правдой. Да и если подсчитать, то строго астрономически, по годам, выходило не так уж и много. Просто встретились они, когда он был ещё совсем зелёным юнцом, но за эти годы заматерел, возмужал и, по крайней мере, внутренне их биологические часы не просто сравнялись, но его даже стали идти как будто с опережением.
Между тем, нельзя было сказать, чтобы Семёна это так уж заботило. Для подобных мелких переживаний и нервотрёпки, он был слишком уверен в себе, невозмутим и хладнокровен. Даже подруга Зои Витальевны, Анна, перманентно находящаяся в поиске своей второй половины, смеясь, говорила про него: «Характер спокойный, нордический». Хотя Семён совершенно не находил в этом ничего смешного, у него вообще не очень хорошо было с чувством юмора, вернее, наоборот, как он считал - очень хорошо. Он это самое чувство не признавал и игнорировал по причине полной для себя бесполезности.
Сёма морщился от чудовищного запаха духов Анны с феромонами и уклонялся от её горячечной, почти всегда влажной руки.
Боже милостивый! Кого надеется привлечь таким убойным ароматом эта несчастная? Крылатого грифона? - поражался он про себя и немедленно исчезал, чувствуя повышенное внимание к своей персоне и зная, что Зоя Витальевна, будучи дамой ревнивой, подобного не одобряет, да и он, собственно говоря, тоже.
Семён знал, что нравится женщинам. Особенно тем, кто уже приблизился или оказался за чертой пикантного возраста, и надо заметить, не без оснований. Он был действительно хорош собой. Рослый и вальяжный, гладко упитанный брюнет, с плавными движениями гибкого, сильного тела и внимательным взглядом зелёных глаз, может, согласитесь, привлечь внимание женского пола.
К Зое Витальевне он привык, хотя в глубине души прекрасно сознавал, что привык не к самой женщине, а к её дому. И если бы вдруг однажды утром он вместо своей Зои Витальевны обнаружил какую-нибудь Виталину Зосимовну, он, учитывая его характер, наверное, и это пережил бы довольно спокойно при условии неизменности всего остального.
Да, знаете ли… Потому что дом - это главное! Сначала дом с его привычной, почти родной обстановкой, а потом уже всё остальное.
Он привык к раз и навсегда заведённому распорядку и даже запаху дома Зои Витальевны. И это было важно, поскольку Семён не любил перемен. Он, например, не мог представить, как будет жить, случись что, даже без вот этого старого, невероятно удобного кресла у телевизора, которое она ему безропотно уступила. Причём в единоличное пользование.
Нет, что ни говори, а всё-таки его женщина - человек! А готовит как! Старается, радует его домашней кухней регулярно. Никакой тебе химии, никаких полуфабрикатов, никаких консервов. Это было тоже очень важно. Почти так же, как неизменность дома.
Хотя кое-что, присущее Зое Витальевне, ему активно не нравилось. Например, её очень высокий, часто срывающийся до визга голос, даже, когда она просто говорила по телефону, а так же неистребимое в своём упорстве стремление к какому-либо взаимодействию с ним, Семёном. И это притом, что с самого начала их знакомства, он неоднократно и к тому же разными способами давал понять, что ему это не просто не нужно, но даже весьма неприятно.
Несмотря на эти небольшие разногласия, стоит отметить, что сосуществовали они с Зоей Витальевной, в общем-то, достаточно мирно. И потом Семён ведь тоже способен на какое-то чувство благодарности и привязанности, он ведь не бесчувственный.
Так что всё шло неплохо, по крайней мере, в первые несколько лет. Хотя у Зои Витальевны было двое детей. И это до некоторой степени являлось проблемой для Семёна, поскольку он их не любил. Не то, чтобы конкретно этих, а вообще крайне предвзято относился к данной публике. Не слишком, будем говорить, ей доверял и даже опасался. Одним словом, предпочитал держаться подальше. Хотя конкретно эти были не самыми худшими представителями. Возможно, потому что к моменту заселения Семёна в дом Зои Витальевны, уже порядком подросли и активно начинали жить свою взрослую жизнь.
Но всё равно, их присутствие для Семёна было довольно обременительным и нежеланным. Но конечно, по причине своей сдержанности и знаменитого хладнокровия, он не выказывал слишком уж явно своего неудовольствия, тем более что эти взрослые дети, в свою очередь, тоже не слишком интересовались самим Семёном и его отношением к ним. Поэтому они жили вместе, но существовали независимо, как параллельные вселенные и это как-то примиряло его с действительностью.
Тогда Семён даже не предполагал, что настоящая проблема кроется не в присутствии этих молодых людей, а в их отсутствии! Сначала исчез из дома младший и получая изредка от него короткие письма, Зоя Витальевна почему-то считала необходимым, глотая слёзы, зачитывать их Семёну вслух своим скрипучим, визгливым голосом. Хотя тот ни звуком, ни намёком, ни единым движением своего красивого, гладкого тела не давал к этому ни малейшего повода.
- Армия, - всхлипывала Зоя Витальевна, тыча Семёну под нос фотографию младшего, стоящего в окружении таких же великовозрастных детей в странной, одинаковой одежде, - вот до чего она довела его, гляди, одна кожа да кости…
На поверхностный взгляд Семёна изменения не были столь уж кардинальными, как считала мать, но в знак уважения к дому Зои Витальевны и сострадания к ней лично, Семён вздыхал, произносил что-то невнятное, но утешительное и даже допускал по отношению к себе некоторые частные вольности, связанные со столь ненавистным ему тесным взаимодействием.
Семён надеялся, что скоро всё войдёт в свою колею, но стало только хуже. Он никогда бы не подумал, что связано это будет с тем, что старшая из детей, выйдя замуж, тоже покинет дом. Но Семёна удивило вовсе не это. Такой поворот событий, как раз можно было предположить, а то, что вот так вот запросто и добровольно, можно взять и покинуть свой дом. Этого Семён никак не соглашался понять. Но на подобные размышления, как выяснилось, времени у него не было. С отбытием последнего из детей, Зоя Витальевна ушла в себя, затосковала и совершенно расстроилась, как их старая, забытая на даче радиола.
К тому же, заботливо приготовленная домашняя еда, как и мясо с рынка стали появляться нерегулярно и уже далеко не в том изобильном великолепии, как раньше, да, признаться, и не в том качестве.
Но неприятнее всего было то, что Зоя Витальевна теперь с гораздо большей настойчивостью требовала внимания и ласки. Семён буквально задыхался в прочных тисках её женской невостребованности, одиночества и избыточного количества свободных вечеров.
Весь нерастраченный жар своего сердца Зоя Витальевна обращала теперь на Семёна. Она с ним советовалась, она ему жаловалась, она поверяла ему какие-то свои секреты, которые вовсе таковыми не являлись и самое ужасное, она ещё больше нуждалась в его ежеминутном присутствии рядом.
Она теперь редко выходила из дома, а быстро покончив с нехитрыми, домашними делами и почти утратив интерес к приготовлению пищи, устраивалась перед телевизором поближе к Семёну, в ожидании звонка от старшей или перечитывая в десятый раз весточку от младшего. И выносить ему это было всё тяжелее, и хотелось убежать, но бежать было некуда. От безысходности он стал выскальзывать по вечерам на улицу, туманно объясняя Зое Витальевне, что ему надо пройтись, хотя оба они знали, что он терпеть не мог праздношатания и вообще был домоседом. Но Зоя Витальевна, не отдавая, естественно, себе в этом отчёт сама спровоцировала его на это своим неразумным поведением.
Так рассуждал Семён, несколько задерживаясь с возвращением или вовсе даже загуливаясь до ночи. Он вздыхал и размышлял о превратностях жизни и о том, в частности, что в самом страшном сне не мог представить, что настанет время, когда он совершенно искренне станет жалеть об отъезде взрослых детей. Разве мог он хотя бы предположить такое?
Он вспоминал уютный полумрак в доме у Зои Витальевны, своё любимое, продавленное в нужных местах кресло, мягкий плед в углу дивана, светящийся экран телевизора и лучший звук в мире, - мерное постукивание ножа о мясную, разделочную доску, доносящийся из кухни. Но одновременно с этим, Семёну представлялось скорбное лицо Зои Витальевны, её сжатый в куриную гузку рот, резкий, визгливый голос, и стоны, и жалобы, и внедрение на его частную территорию. Например, в последнее время, она возымела привычку даже усаживаться к нему в кресло…
И много чего ещё неприятного, лишнего, тягостного… Семён грустил, всё глубже погружаясь в эти размышления, снова вздыхал и, глядя на свои тускло светящиеся окна, всё оттягивал момент возвращения.
Именно в один из таких вот славных вечеров в самом начале весны, он и встретил Шуру.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...