Акклиматизация

 .... В сознание я пришёл от громкого женского крика, вздрогнув от него, как от будильника, а затем, вместе с сознанием, ко мне пришла боль в руках.

- Да вы что, ироды, делаете!, - ахнула пожилая медицинская сестра, заходя в комнату и увидев происходящее в ней.

   Да и как ей было не ахнуть, видя мои окровавленные руки, кровь с которых тяжелыми каплями изредка срывалась и падала на пол, покрытый светлой кафельной плиткой, разлетаясь алыми брызгами по всей его поверхности, несколько заляпанных кровью шприцов, лежащих в эмалированном лотке на металлическом столе, открытые ампулы и множество ватных шариков, когда-то белоснежных, а сейчас густо пропитанных красным, в беспорядке валяющихся на всех горизонтальных поверхностях - от пола до столов.

- И чему вас в ваших институтах учат, бестолочи?, - запричитала она еще сильнее, подходя ко мне ближе. - Как же так можно над людьми издеваться?

- А ну, руки свои убрали и отошли от него все!, - она взмахнула, зажатым в руке, полотенцем в мою сторону, словно отгоняя назойливых мух, облепивших кусок свежего окровавленного мяса.

   Только, вместо мух, вокруг меня кружилось двое молодых лейтенантов, военных врачей, недавних выпускников Санкт-Петербургской военно-медицинской академии, пытавшихся оказать мне медицинскую помощь.

   Правда, сейчас они больше походили на мясников, а ещё больше на маньяков-садистов из фильмов ужасов - бледные лица, темные круги под глазами, дрожащие руки, кровавые пятна на белых халатах. Да и окружающая обстановка придавала этой картине соответствующий антураж - непроглядная чёрная ночь за окном, искусственное освещение, блестящие медицинские инструменты из нержавеющей стали, белый кафель, красная кровь... Единственное, что отличало их от маньяков-садистов, это выражение их лиц - на них, вместо получаемого от процесса удовольствия и наслаждения, явно читалась растерянность и испуг.

   Буквально недавно, каких-то три дня назад, я прилетел вместе с ними "бортом" военно-транспортной авиации в эту жаркую страну, в процессе ожидания посадки на который, мы и познакомились поближе. На скамейках "скотовоза", как между собой называли транспортный "Ил-76", мы сидели рядом, травя анекдоты и армейские байки, а затем, после приземления, разъехались в разные стороны: я - к себе в часть, они - к себе в медицинский батальон, для прохождения дальнейшей службы.

   И вот здесь, в процедурном кабинете медсанбата, в пункте его постоянной дислокации, мы и встретились вновь, только теперь не как старые знакомые, а как пациент, то есть я, и дежурные врачи, то есть они.

   Услышав окрик медсестры, лейтенанты послушно опустили руки в резиновых окровавленных перчатках и отошли на пару шагов в сторону, при этом один из них положил в лоток очередной шприц с бурой жидкостью в стеклянной колбе.

   Медсестра, оттеснив от меня подальше "молодых специалистов", приступила к внешнему осмотру, костеря их "в хвост и гриву", а затем, вдобавок ко всему заметив мою руку, уже начавшую синеть, и конец эластичного жгута, затянутого на бицепсе выше места инъекции, взъярилась ещё больше.

- Вы его совсем без рук хотите оставить, неучи?,- развязывая жгут для восстановления кровообращения, закричала она. - Да как вас земля носит, ..... !

- Потерпи, миленький, я сейчас, я мигом..., - уже обращаясь ко мне, ласковым голосом произнесла женщина.

   При этом она ловкими движениями рук пропитала чистую марлевую салфетку спиртом из флакона, стоявшим на столе рядом с ней, и наклонившись ко мне, нежно, но, в то же время, сильно и уверенно, начала обтирать мои руки от следов крови, постоянно охая и причитая.

    Под отмытой коркой засохшей крови ей открылась нерадостная картина - на моих руках не было "живого места", все вены на внутренней стороне локтевых сгибов были истыканы иглой практически целиком - от запястья до плеча, а сами вены, от такого обращения с ними, втянулись внутрь и на их месте стройными рядами начинали расцветать свежие кровоподтёки и образовываться шишки.

- Как дать бы вам...!, - разогнувшись, снова замахнулась медсестра, закончив обтирать мои руки, на врачей, при этом лейтенанты синхронно отшатнулись, вздрогнули и втянули головы в плечи.

   Затем, подойдя к раковине и помыв руки, спросила:

- Что кололи?

- ........................ три кубика внутривенно!, - чуть ли не хором ответили вчерашние выпускники.

- Так он же бесцветный и прозрачный!, - недоуменно глядя на валяющиеся в эмалированном лотке шприцы с мутной красной жидкостью внутри, произнесла она.

   А потом, поняв, что эта жидкость в шприцах не что иное, как лекарство, обильно разбавленное моей кровью, не сдерживая гнев, спросила:

- Вы что, вампиры.... ?

   И, повернувшись спиной к врачам, которые стояли, потупив глаза, как нашкодившие школьники, начала готовиться к инъекции.

..... Всё произошло банально.

   Накануне вечером командир части отдал мне распоряжение на получение боеприпасов с дивизионных артиллерийских складов. Подъехав к воротам территории складов на выделенном для перевозки боеприпасов КАМАЗе, выяснилось, что склады уже сданы под охрану и деревянные ворота, покрытые колючей проволокой, закрыты на замок и опечатаны, а по периметру поста, вдоль проволочного ограждения, патрулировали часовые, недобро косящиеся в нашу сторону.

   Возле ворот, в автомобильном кунге, установленном прямо на землю, нёс службу дежурный по складам, прапорщик, которому я и предъявил накладные на получение боеприпасов.

   Прапорщик, раздасованный тем, что его потревожили в неурочное время, постоянно недовольно бурчащий себе что-то под нос, дозвонился в караульное помещение, вызывая смену, а я отправился обратно к автомобилю.

   Ругаться мне с ним не хотелось, с самого утра мне и так было как-то нехорошо - учащение пульса, головокружение при физической нагрузке, слабость, повышенное потоотделение, которое я списывал на банальную жару, ведь даже сейчас, в середине августа, вечером температура была больше + 30 С.

   В покрытом тентом кузове КАМАЗа меня дожидалось четверо вооружённых солдат, приданных мне с двоякой целью: для погрузки боеприпасов и для охраны и обороны машины и груза во время их транспортировки. Дав разрешение солдатам до прибытия караула покинуть машину и проинструктировав, чтобы не приближались к границам поста, я направился обратно к автомобильному кунгу, поболтать с дежурным по складам и тем скоротать время.

  Прапорщик к тому времени уже успокоился и, с чисто восточным гостеприимством, уже кипятил чай и накрывал на стол. И так, попивая чай вприкуску с восточными сладостями, мы вели неторопливые беседы, а затем.....

   А затем я очнулся лежащим на обшитой коричневым дерматином кушетке, уже в этой комнате медсанбата, где мои старые знакомые сегодня приступили к своему первому самостоятельному дежурству.

   Они оживлённо переговаривались между собой, поглядывая на меня, но о чём был их разговор я не мог понять, их слова были неразборчивы, словно это была латынь или просто мой мозг отказывался воспринимать получаемую им информацию. Скорее всего, это был некий консилиум, на котором они обсуждали мой диагноз и необходимые методы лечения.

   Затем один из них, тщательно вымыв теплой водой с мылом и досуха вытерев руки чистым полотенцем, надел перчатки и, взяв чистый неиспользованный шприц, вставил иглу в ампулу с препаратом, оттянув поршень, набрал в шприц необходимую дозу какого-то лекарства.

  Подняв шприц иглой вверх, слегка постучал по боковой стороне шприца, чтобы пузырьки воздуха поднялись вверх, после этого нажал на поршень так, чтобы выдавить из шприца лишний воздух.

  Положив шприц на стерильную поверхность стола, он обернулся ко мне и, ободряюще что-то сказав, завязал эластичный жгут свободным узлом выше моего бицепса. Найдя вену, положил на нее один палец, слегка помассировал пальцем сверху вниз в течение 20–30 секунд, в результате чего вена расширилась.

   Довольно крякнув, протёр место инъекции ватным шариком, пропитанным спиртом и взял в руки наполненный шприц, поднося его к вене на моей руке.

"- Смотри, как чётко всё делает!, - наблюдая из положения лёжа за его действиями, порадовался я. - Как по учебнику, ни одного лишнего движения!".

   Но моя радость была преждевременной....

   Вставив кончик иглы в вену в том месте, куда хотел сделать инъекцию, молодой врач решил сделать "контроль", оттянув поршень немного назад и проверив, зашла ли в шприц кровь. В шприц кровь не проникла, значит, врач не попал в вену, и, вынув иглу, попробовал еще раз.

   На второй раз, произошло тоже самое, игла в вену не попала.

   Заметно занервничав, лейтенант ткнул иглой в третий раз и, видимо не рассчитав силу нажатия, проткнул вену насквозь. Из места укола потекла темно-красная кровь, увидев которую, "молодой специалист" вынул иглу и приложил к месту укола проспиртованный ватный шарик.

   Между лейтенантами возникла короткая, но очень жаркая перебранка, смысл которой сводился к одной-единственной фразе: "Если ты такой умный, то сам и делай!". При этом первый лейтенант демонстративно отложил уже использованный и, соответственно, нестерильный шприц в эмалированный лоток на столе и снял эластичный жгут с моей, предварительно согнутой в локте, руки, чтобы зажатая ватка быстрее остановила кровь.

   Оскорблённый в своих лучших чувствах, второй лейтенант, как по учебнику повторил все вышеописанные подготовительные действия, но только уже с другой моей рукой.

   Добравшись до моей вены, он, перед тем как воткнуть в неё иглу, посмотрел на своего напарника и с видом, как бы говорящим: "Учись студент, пока я жив!" , вставил кончик иглы в вену.

   Результат укола иглой превзошёл все их и мои ожидания - "студенту" с одной стороны стало не так обидно, что он здесь не один такой "криворукий", с другой стороны у них обоих появился повод для паники.

   Ярко-красная кровь зашла в шприц под заметным давлением, наполняя его колбу и образуя пену, а вокруг иглы газовым гейзером запузырилась кровь.

- В артерию, ты вставил иглу в артерию!, - заверещал первый лейтенант. - Немедленно вытягивай иглу и прикладывай к месту укола давление в течение хотя бы 5 минут, чтобы остановить кровотечение!

    Мне и так, скажем, было не совсем хорошо. А увидев этот, как выражается моя давняя знакомая, "кровавый трэш", я благополучно вырубился опять, уйдя в благословенное забвение.

   Не думаю, что они оттачивали свои навыки, тренируясь на моём бесчувственном теле, предполагаю, что они долго и упорно, пока я был в забытье, пытались сделать мне внутривенную инъекцию, но это у них раз за разом не получалось.

   Спасибо опытной медсестре, которая проходила мимо и, заметив это, решила вмешаться.

  Быстро и чётко сделав мне укол, накрыв место инъекции свежим стерильным бинтом и закрепив его на месте с помощью лейкопластыря, она погладила своей ладонью мои истерзанные руки и сказала:

- Всё будет хорошо, касатик, спи. Завтра утром будешь как новый! Это просто акклиматизация, тепловой удар!

  И я снова закрыл глаза, теперь уже погружаясь в сон.

   Проснувшись утром, я почувствовал себя намного лучше и, поднявшись с кушетки, вышел во двор медсанбата.

   Под стеной здания стоял мой КАМАЗ, загруженный боеприпасами, рядом на земле, подстелив какой-то кусок брезента, вповалку спали мои солдаты.

- Бойцы, подъём!, - скомандовал я.

   Пока солдаты поднимались и приводили себя в порядок, я зашёл в приёмный покой попрощаться и сказать "Спасибо" всем, даже лейтенантам, которые чуть не залечили меня до смерти. Ведь, самое главное, что делали они это из лучших побуждений, пытаясь мне помочь.

- Как мы здесь вообще оказались?, - задал я водителю давно мучающий меня вопрос, когда, выехав с территории медсанбата, мы направились в сторону нашей части.

- Да вы, товарищ лейтенант, как только последний ящик загрузили, так и упали! Смотрим - живой! Так уложили вас быстренько в машину и сюда, в медсанбат, хорошо, что почти по дороге!, - затараторил словоохотливый младший сержант.

Странно, но то, как получал боеприпасы, пересчитывал, грузил в машину, я абсолютно не помнил, но благоразумно об этом умолчал.

"- Скорее всего, на морально-волевых, раз дождался окончания погрузки." - подумал я.

- В части нас уже потеряли..., - озвучил я мысль, зудевшую во мне.

- Нет, товарищ лейтенант, не потеряли! Мы, когда приехали в медсанбат, попросили их дежурного по части позвонить нашему дежурному и доложили, а заодно договорились, что бы нас пустили переночевать на их территорию!,- развеял мои сомнения водитель.

- Молодцы!, - искренне похвалил я его.

   Всю оставшуюся дорогу я думал о том, какие испытания, "благодаря мне", пришлось перенести моим солдатам сегодняшней ночью. Как они в растерянности грузили меня в машину, как решали, что важнее - возиться со мною дальше или выполнять приказ о доставке боеприпасов, как, наплевав на все подстерегающие на пути опасности, мчались по ночной горной дороге в медсанбат, как договаривались со всеми и что-то им объясняли....

   А утром даже не подали вида, что что-то произошло, как будто так и должно было быть. Да, по большому счёту, так оно и должно было быть, ведь для нас в этой стране слова "взаимопомощь", "взаимовыручка" не были пустым звуком.

   Через пару часов я стоял перед командиром части и докладывал ему о выполнении приказа и прибытии.

- И сколько там?, - спросил он, кивком головы показывая на фиолетово-лиловые следы на моих руках, которые не могли прикрыть завёрнутые рукава камуфлированного кителя.

- Около тридцати, точно не смог посчитать!, - ответил я, поняв, что речь шла об уколах.

- Если бы я не знал правды, то подумал, что ты героиновый наркоман со стажем!, - усмехнулся командир части. - Иди, отдыхай!

  Я вернулся к машине, которую в моё отсутствие уже закончили разгружать, подошёл к стоящим рядом солдатам и пожимая им руки, от чистого сердца поблагодарил:

- Спасибо! Спасибо вам за всё, ребята!