Чулок

ЧУЛОК



          Розен Антонине Павловне, юристу, бухгалтеру и совладельцу фирмы «МАЛЫШ», исполнилось пятьдесят семь. Крупная, видная, с большим ртом и необычными глазами цвета фиалок, Антонина с достоинством принимала поздравления. Главный, Степан Аркадьевич, оставил на ее столе пухлый конверт без надписи, пересчитать содержимое коего она не удосужилась, небрежно смахнула в сумочку – знала, что не обидел. Рядовые сотрудники Тонечку уважали, боялись и недолюбливали, а вот поздравить спешили, едва перешагнув порог офиса. Повышенное внимание к своей персоне, желание прогнуться, отметиться, Антонина воспринимала как должное, а иной раз  раздражалась, могла и отбрить острым языком так, что мало не покажется. Все в «МАЛЫШЕ» знали, хочешь удержаться, получать приличную зарплату, найди подход к Тонечке, завоюй ее благосклонность. Положение свое и авторитет Антонина по праву считала заслуженными  и наслаждалась ими в полной мере. Она царила, ходила неспешно, величаво, чуть покачивая тяжелыми бедрами. Не ходила, плыла. Одевалась Тонечка строго, дорого, элегантно, духами пользовалась чуть, едва прикоснувшись к мочкам ушей. Чувство стиля, шика, изысканности было присуще ей с юных лет, она никогда не выглядела ни дешево, ни вульгарно.
Антонина всерьез и не без оснований считала себя особенной, избранной, ведь специалисты такого класса встречались нечасто.
Что касается личного, то не было  гладко, но многие жили куда как хуже. Муж ее года три как лег на диван и превратился в комнатное растение. Он поднимался только затем, чтобы достать из холодильника новую бутылочку пива. Поначалу Антонина жалела его, потом злилась, нервничала, орала, грозилась выгнать бездельника, но… не сработало. От родителей Николаю осталась премиленькая трехкомнатная квартира на Войковской, рядом с парком. Он не был бездомным, квартиру сдавали, жильцам можно и отказать. Они планировали подарить эту квартиру Оленьке, дочке, когда придет время. Антонине не удалось запугать внезапно изменившегося супруга, она еще пыталась что-то предпринять, но все безуспешно. В конце концов, ощутив бесплодность своих попыток, махнула рукой. Чтобы заставить его хоть как-то шевелиться, она не стала нанимать домработницу; в обязанности Николая входила уборка и готовка нехитрых ужинов для уставшей жены. Он был неприхотлив, для себя много не требовал, и Антонина привыкла , как  привыкают  люди ко всему. Кроме того их накрепко связывала дочь, нечаянная радость, явившаяся миру тогда, когда Антонина и мечтать забыла о детях. Оленьке шел пятнадцатый год. Антонина нарадоваться не могла на чадо свое. Делала все, чтобы ребенок ни в чем не нуждался, в том числе папашу ее непутевого  оставила в покое, в семье должно быть тихо, спокойно, уютно. По сути, она мало что знала о своей Оле, приходилось много работать и вникать в ее жизнь, по-настоящему интересоваться, чем живет отпрыск, попросту не хватало времени.  Предателем Антонина не была, порывам почти никогда не поддавалась, сначала все хорошенько обдумывала. Николай долгое время был ей хорошим мужем; и заботился, и любил, и желанен был как никто ни до, ни после. Они поженились немолодыми и были счастливы почти десять лет, Антонине казалось, что лучше и быть не может, а уж когда о беременности узнала и вовсе взлетела. Однако Оленьке лишь два исполнилось, с Николаем что-то произошло; словно подменили. С женой спать перестал, причем как-то вдруг, без видимых причин. Однажды вечером , когда дом уже спал, Антонина потянулась к мужу за лаской, а он вдруг вздохнул тяжело, мягко отстранил ее, ушел себе в гостиную и залег там. Ничего кроме недоумения она тогда не испытала, завернулась с головой в одеяло и спокойно уснула, кошки на душе не скреблись, обида не душила; мало ли, чего в жизни не бывает. Однако оказалось, что все серьезно. Николай возвращаться в супружескую спальню явно не собирался.  Антонина ничего понять не могла; думала, у него другая появилась, придется побороться. Наняла детектива, тот только руками развел – никого, дескать, у вашего супруга нет. Маршрут у него один: дом-работа-дом. Обескураженная Антонина совсем голову потеряла, металась, разговоры разговаривала, шелковые пеньюары демонстрировала. Вечерами она раздевалась догола и придирчиво осматривала себя в большом зеркале. Зеркало отражало все ту же Тоню, в которую совсем еще недавно Николай был так страстно влюблен. Антонина решила, что все дело в неуемном ее темпераменте, может она просто заездила немолодого своего мужа? Она пыталась осторожно выяснить, что же все-таки происходит, унижалась даже, на цыпочках кралась в темноте к нему на диван, прижималась тесно, жарко дышала, но Николай отворачивался и сонно просил ее идти спать.  Ничего не помогало. Николай и вовсе перестал женщинами интересоваться, замкнулся и в работе находил и упоение, и успокоение. А потом и работу забросил. Не подозревала его деятельная жена , что можно вот так бездарно проводить дни нестарому еще человеку. Скорее всего он растратил отведенную ему мужскую силу и не хочет это озвучивать, сделала вывод Антонина. Она горевала, конечно, Николай по-прежнему привлекал ее, и смириться с новым положением получалось с трудом. Но против природы не попрешь, надо жить дальше.
     Некоторое время спустя, завела Тонечка любовника, потом еще одного и покатилось. Молодые мальчики сменяли один другого примерно раз в несколько месяцев. С появлением Ильи жизнь ее наладилась, вошла в свою колею и Антонина была почти счастлива уже пять лет.
Илья подрабатывал моделью, но снимали его редко и потому большую часть времени он сидел в интернете, смотрел новинки, читал, наводил лоск и ждал звонков Антонины. Разумеется, по счетам платила она. Стоит ли говорить , что разница в возрасте была более тридцати лет. Будучи женщиной не только состоятельной, но и мудрой, Антонина на свой счет не обольщалась, жизнь принимала такой, какая она есть, без глупостей и прикрас. 
Предоставляя любовнику комфортную, вполне обеспеченную жизнь, Антонина драла с него, что называется три шкуры. Он обязан был ублажать ее так, как ей того хотелось, нимало не заботясь о собственном удовольствии. По первому требованию Илья сопровождал Антонину Павловну туда, куда даме требовалось; будь то выставка современной живописи, театр или казино. Мальчиков своих Антонина никогда не контролировала, ее не интересовала их жизнь без нее, но отказ немедленно явиться пред ясны очи, мог означать лишь одно – отставку. Она не вдавалась в подробности, дела персонала ее не касались. Головы она не теряла, молодых парней , охочих до кошельков увядших женщин презирала всем своим естеством. Она сохраняла неизменно холодный разум и получала от них все то, что этот сорт так называемых мужчин, способен был ей дать. Антонина, не смотря на возраст, оставалась довольно жадной до постельных удовольствий, и с ней приходилось нелегко, но кого это волнует? Кто платит, тот музыку и заказывает. Она использовала и отбрасывала тотчас, ощутив малейший дискомфорт, не зная сожалений и не сомневаясь; такого добра в Москве навалом. Илья оказался долгоиграющим, он подкупил ее своим тактом, терпением и предупредительностью. Она подцепила его в кофейне, куда пришла на встречу с подругой. Подруга застряла в пробке и Тонечка скучала. Вскоре она почувствовала на себе пристальный взгляд. У окна  сидел молодой , хорошо одетый мужчина. Длинные русые волосы собраны в аккуратный хвост. На мизинце изящное кольцо, а на щеках чудесный румянец. Парень был, вне всякого сомнения, альфонс, Антонина уловила это мгновенно, раньше, чем что-либо произошло. Долгие годы общения с подобного рода ловеласами даром не прошли. Он мнил себя охотником, ее вообразил дичью. Сомнений Тонечка не ведала, не более недели назад она распрощалась с одним зарвавшимся мерзавцем, у которого хватило «ума» представить, будто Антонина влюблена и готова плясать под его дудку. Вспомнив безобразную сцену, устроенную напоследок ее неудачливым любовником, она поморщилась. Тонечка усмехнулась про себя, молниеносно оценив стать и внешние данные мальчика. Она внимательно посмотрела на него тем особенным, не оставляющим сомнений взглядом, что заставил «охотника» сделать стойку и подсесть за ее столик. Новичком Илья не был, но и в законченного циника превратиться пока не успел. Не более пяти минут  потребовалось на то, чтобы выяснить у него  все необходимое, и отослать вон. С первых же встреч Антонина разъяснила, что именно от него ждут, каковы правила и кто здесь главный. Она недвусмысленно дала понять, что отнюдь не простофиля, обвести себя вокруг пальца не позволит, не советует питать иллюзии на ее счет и видеть в ней тупую дойную корову. Старую, тупую дойную корову. Они быстро поняли, что вполне подходят друг другу. Илья уважал ее, всегда хотел и даже гордился ею. Она разительно отличалась от тех жеманных, напудренных сверх всякой меры старушенций, с которыми ему приходилось иметь дело. Антонина находила его приятным во всех отношениях, и союз этот оказался на редкость удачным. Илья не давал Антонине ни единого повода для недовольства и, в конце концов, она перестала эти поводы искать.   Женщина элементарно устала от калейдоскопа молодых лиц алчущих лишь денег, от глаз, в которых зияла пустота и испытывала нечто сродни благодарности к Илье, который как-то незаметно успокоил ее душу. Особенно непросто ему пришлось в тот период, когда Николай прилип к дивану. Антонина рвала и метала, огонь полыхал, и искры неизбежно достигали Илью. Но пожар угас, как и следовало, -  воцарился лад и покой.

         


    Течение времени, свою зрелость, неизбежное увядание, Антонина принимала  достойно, без истерик. Особенно после бесславного окончания своей супружеской жизни, Антонина склонна была философствовать. Она тщательно следила за собой, но в маразм не впадала, не пыталась догнать ускользающий призрак. Тело ее оставалось крепким, ладным, ухоженным и она ничуть не стеснялась его. Антонина никогда не требовала погасить свет или задернуть шторы, она смело раздевалась, без кривляний и ужимок, а Илья искренне восхищался ее непринужденностью и простотой. В сексе она была неутомима, требовательна и поразительно бесстыдна. Как-то после особенно жарких объятий Илья готов был произнести нечто неуместное, нежное, то, что обычно слетает с языка само, без раздумий и подготовок. Она поняла это, угадала еще до того, как слова окончательно оформились, расхохоталась и зажала ему рот рукой. Отсмеявшись, приказала, потребовала, чтобы ничего подобного больше не повторялось. Илья замолчал, пристыженный, чуть обиженный и уязвленный. Со временем он понял, его отношения с ней  в корне отличаются от всего, что было с ним когда-либо прежде. Тем не менее, об этом они не говорили, то было табу. Так или иначе, это все же не мешало ему морочить голову юной девчонке двадцати с небольшим. Он кормил ее обещаниями, ловко напускал туману, говорил о своей работе так, словно он не больше, не меньше тайный агент. Все это Антонину не волновало, она платила, а потому разделяла и властвовала, потребляла и пользовалась. Будто мстила. И ведь действительно мстила за развалившийся брак, за то, что Николай, свет очей ее перестал видеть в ней женщину, а что может быть более оскорбительным?
И пусть сотни мужчин выстраиваются в очередь за право проникнуть к тебе в постель, чего это стоит, если единственный желанный отверг тебя раз и навсегда?
Антонина свято верила – все идет от головы. Именно голова первична, то, что между ног потом, потом. И в глубине души она не могла смириться, простить, понять и принять то, что случилось в ее семье.  Пусть ей удалось создать определенную иллюзию, пусть она перестала изводить Николая, рана не затягивалась, саднила, заживать не спешила. Говорят время лечит, но годы шли, а тоска  оставалась, неизбывно имела место: «а как было бы хорошо, если бы …» Мальчики призваны были пробудить в нем, в Николае хоть что-то, но цели своей Тонечка не добилась, потерпела сокрушительное фиаско. Антонина расправила плечи, распрямила спину, втянулась и жила так, как сложилось. Тонечка намерена была работать до гробовой доски. Если ей требовался отпуск, она договаривалась со Степаном и покидала родные пенаты так надолго, как ей того хотелось.
. Все школьные каникулы Антонина проводила с дочерью. Оленька сама разрабатывала план поездок, и они улетали. Антонина обожала эти путешествия вдвоем. Она наслаждалась каждым днем и ни за что не упустила бы возможность побаловать свою королеву. Николай оставался дома, она наказывала его, как провинившегося ребенка. Он молчал, не спорил, персону свою не навязывал и тем больше рвал ей сердце. О выходе на пенсию речи не шло. Слишком многое Антонина теряла, она привыкла не отказывать себе  ни в чем. Кроме того, все или почти все ее предки отличались завидным здоровьем и многие были долгожителями.
Жизнь могла  радовать и радовала Тонечку, ничего менять она не собиралась.



         В день своего рождения, Антонина сорвалась домой пораньше, ей хотелось поужинать в кругу родных.  Она планировала отвести Олю и Николая в хороший ресторан. Сегодня именинница мечтала отметить торжество с семьей, вернее с тем, что от нее осталось…Выпить шампанского, возможно потанцевать.
Открыв дверь, она внезапно ощутила тревогу, еще не понимая ее причины,  быстро скинула плащ и проследовала в комнату. Шкафы стояли раскрытыми, все полки Николая оказались пусты. Антонина грузно опустилась на кровать. Значит, это все-таки произошло. Он ушел. Сердце тяжело билось в груди, стало жарко.  Ни сытая беззаботная жизнь его не удержала, ни дочь-подросток. Не зря говорят, что насильно мил не будешь.
Антонина тупо вперившись в одну точку. Хорошо Ольги еще нет, но она должна с минуты на минуту вернуться, сегодня у нее танцы. Что  ей сказать? Как объяснит все это? Как отреагирует Олечка? Что с ними будет? Пожалуй, впервые в жизни Антонина растерялась. Она даже не подумала о том, как подло было бросить ее именно в день рождения, только мысль об объяснении с дочерью нещадно буравила мозг.
 Некоторое время спустя, Антонина взяла себя в руки и поднялась. Глубоко вздохнув, она переоделась в домашнее, сняла макияж, распустила волосы.  Решив не говорить дочери ничего, повременить, Антонина почувствовала облегчение. Прикрыв шкафы,  осмотрела комнату в поисках какой-то записки, хоть чего-нибудь, ничего не нашла  и отправилась на кухню. Плеснув в стакан изрядную порцию ароматного коньяка, Антонина включила телевизор и принялась ждать дочь.
Девочка явилась в сопровождении подружки,  вручила матери красивый букет и тут же начала отпрашиваться на девичник к однокласснице. Антонина позволила, в глубине души вздохнула с облегчением, подумав о том, что подростковый эгоизм, даже некоторая душевная слепота, иной раз бывают как нельзя кстати.
Когда дочь упорхнула, Антонина набрала номер Николая. Абонент, как и следовало ожидать, оказался недоступен, изрядно отхлебнув из стакана,  женщина отложила телефон. Антонина знала, что звонка ее дожидается верный Илья, что стоит только свиснуть и он примчится туда, куда она скажет, но свистеть-то и не хотелось. Она вдруг почувствовала себя старой развалиной, заброшенной и никому не нужной. Захотелось плакать. Вот итог; одна за другой всплывали картины былой, счастливой жизни. Тоня поняла что если не сумеет взбодриться, дело непременно закончится пьяной истерикой. Она допила коньяк, наполнила ванну водой, душистыми маслами и солью, не спеша разделась и улеглась. Закрыв глаза, слушая как шумит в голове от выпитого, Тонечка расслабилась и погрузилась в приятную истому.
Отдохнув, Антонина ощутила в себе силы как-то действовать дальше. Она намазалась кремом, сделала маску из глины, оделась и позвонила старинной подруге Ирине. Дружили они едва ли не со школы, знали друг друга как облупленных, могли не стесняться ни чувств, ни выражений. Ирина была классической  женой; она работала, рожала, обслуживала мужа и тем была счастлива. Вырастила четверых детей, трижды стала бабушкой, но, невзирая на очевидные различия, дамы были по-настоящему близки всю жизнь. Много всякого довелось им пережить, их связывали и общие радости, и горести, и секреты, словом, все то, что делает подруг именно подругами, а не просто приятельницами.
Ирина Геннадьевна, подруга Тонечки, - всю жизнь проработала в МГИМО.  Преподавала французский и немецкий языки. Студенты Ирину любили, лекции ее старались без уважительных причин не пропускать. Ирина всегда отличалась редкой красотой и жизнелюбием, она привлекала к себе людей, мгновенно располагала к себе. Даже сейчас, разменяв шестой десяток, она буквально фонтанировала, искрилась жизнерадостностью. Это было именно то, чего не доставало Антонине в этот злополучный вечер.
Тонечка пригласила подругу в ресторанчик «Аруба» на Таганке; там всегда было шумно, громко пели кубинцы, сама атмосфера не позволяла раскисать.
Женщины прекрасно провели время, получили, впрочем, как всегда, удовольствие друг от друга, и разошлись чуть пьяные и удовлетворенные.
В подъезде, однако, Антонина вновь ощутила тоску, желание расплакаться. Ничего не сказав Ирине о поступке Николая, Тонечка упустила возможность выговориться, хотела сохранить лицо, а сделала только хуже.    
Дома Антонину буквально оглушила тишина, и она включила радио. Что-то нужно предпринять, но что? И вообще, почему он даже не удосужился объясниться? Многие годы вместе, разве это не дает ей права хотя бы знать заранее о планах своего номинального мужа? Антонина и не догадывалась, что реальный уход Николая настолько выбьет ее из колеи. Она так привыкла к существующему где-то на задворках мужу, что испытывала что-то сродни потери одной из конечностей. Несомненно, ей было очень больно. Ведь не смотря ни на что, ее не покидала уверенность, что им суждено быть вместе до самого конца. Можно ссориться, выяснять отношения, иметь любовников, но есть нечто гораздо более важное, значительное, то, ради чего и создаются семьи. Дети вырастают и неизбежно покидают гнездо, остаются двое, они вместе вянут, вместе доживают свой век. Тем, кому повезло стариться вдвоем не так страшно встречать неизбежное, если есть уверенность в том, что есть кто-то, кто будет держать тебя за руку. Что может быть хуже одиноких дней и ночей, когда так остро чувствуешь свою ненужность, непричастность? А за окнами жизнь, течет себе, как ни в чем не бывало и будет течь, не смотря ни на что.
Антонина прекрасно осознавала, что если мужчина шестидесяти лет вдруг покидает родной дом, на то должна, обязана быть причина. Мужчины ведь так привязчивы, так ленивы. Они редко стремятся круто поменять свою жизнь когда им сорок, а тут уж и вовсе беспрецедентный случай. Тонечка резко вскочила и зашагала в гостиную. Где-то в недрах шкафа хранятся запасные ключи от Войковской. Антонина Павловна твердо уверилась – не  гоже делать вид, будто ничегошеньки не случилось. Николаю не удастся просто вычеркнуть ее из своей жизни, стереть, будто ластиком и забыть. Не того она поля ягода. Объяснений не миновать. Неужели он думает, что все вот так просто; собрал вещички, прикрыл за собой дверь и… адью, поминай как звали?!
Самое трудное дождаться утра. Хотя зачем же ждать? Нет уж, поедем и разберемся прямо сейчас. Во всяком случае, ночью этот негодяй уж наверняка будет дома. Тут Антонина несколько засомневалась, ведь как показали недавние события, она не так уж хорошо знала собственного мужа. Тем не менее, решимости ей было не занимать. Она спокойно выкурила сигарету, заказала такси и сделала попытку еще раз дозвониться до мужа. Телефон по-прежнему уныло молчал. Тогда она поговорила с дочерью, выяснила ее намерения, уточнила место пребывания и позволила ей остаться в гостях до вечера следующего дня. Вскоре прибыла машина. Антонина бросила взгляд в зеркало, и осталась вполне довольна собой. Глаза горят, на щеках румянец, лицо гладкое, чистое, без морщин.
В дороге она не думала  о предстоящем,  не выстраивала разговор, не размышляла, с чего начать. Она совершала нечто, абсолютно ей не свойственное, поддавалась эмоциям, и это отняло у нее последние силы. Зато эффект внезапности обеспечен, грустно думала она.
Скорее всего, дело в женщине. Иначе и быть не может. Какая-нибудь молоденькая потаскушка вскружила голову  старому дураку. Придется  объяснить ей, что к чему. Он-то наверняка слюни распустил, уши развесил, размяк. Возможно, это амбициозная провинциалка, мечтающая зацепиться в Москве, Антонина рисовала себе ничем не примечательное молодое лицо, белокурые волосы. Эта тварь непременно блондинка, классика жанра. У нее длинные ноги, яркий макияж и полное отсутствие мозгов. Интересно, о чем они говорят? Впрочем, сама Антонина с мужем не разговаривала так давно, что и не помнила, когда это случалось с ними последний раз. Бытовые разговоры не в счет. А ведь когда-то они могли беседовать часами и беседы эти доставляли удовольствие им обоим. Они читали одни книги, смотрели одни фильмы, они жили на одной волне. Как давно это было, страшно подумать! Антонина не подозревала в себе такой сентиментальности. Она, продвинутая дама, пользующаяся услугами мальчиков альфонсов, и вдруг такой консерватизм, такая верность браку и давно исчезнувшим чувствам. Поистине, человек существо непостижимое. Казалось бы, давно пора перестать мусолить прошлое, надо распрощаться с ним и жить себе дальше. Ан нет, ушедшее не отпускает и именно тогда, когда этого меньше всего ждешь, оно подло выстреливает тебе в спину. Например, комнатный муж собирает вещи и уходит, не предупредив о своих планах ту, за чей счет он жил последние годы.  Такого неуважения она не заслужила. И потом, Антонина Павловна Розен сама, по собственному усмотрению строила свою жизнь. Именно ей принадлежало право решать, когда, по какой причине и как  исчезнет из ее окружения тот или иной человек. Николай ослушался, посмел поступить по-своему, это недопустимо! Антонина покупала ему рубашки, нижнее белье и галстуки. Она определяла, в каком ритме жить, с кем общаться, что смотреть, у кого бывать. Николай давно перестал хоть как-то участвовать в собственной жизни . Этот тюфяк не мог даже решить, кого пригласить в гости и какие подать напитки ! Он понятия не имел, какой неподъемный груз тащила на себе Антонина все эти годы! 


      

      Такси остановилось у подъезда, Антонина очнулась от размышлений; пришло время действовать. Она извлекла из кармана ключи и поднялась на второй этаж. Была глубокая ночь, дом безмолвствовал,  стояла тишина. 
Тонечка оглянулась на всякий случай и плотно приложила ухо к двери. В квартире определенно не спали, женщина уловила звуки тихой, нежной мелодии. Ну, надо же! Что-то не припомнит она,  чтобы Николай увлекался музыкой, тем более в ночное время. Антонина осторожно вставила ключи в замок. Ей хотелось застать голубков врасплох, огорошить их своим появлением, увидеть на лицах растерянность, изумление, испуг.
Как заправский вор-домушник Антонина проникла в квартиру без единого шороха. В прихожей перевела дух и вновь прислушалась, стараясь определить, где скрываются мерзавцы. В спальне  возились, слышался приглушенный смех. Антонина ощутила дрожь, ее охватило любопытство, желание увидеть то, что обычно надежно скрыто. Она на цыпочках прокралась к двери и заглянула в щелочку.
В первый момент женщина не смогла что-либо рассмотреть. Комнату освещал лишь тусклый свет  абажура. Этот безобразный красный абажур Антонина прекрасно помнила. Чудовище осталось со времен родителей Николая. Он не позволил ей избавиться от него, мол, мама очень любила его, и потому, абажуру надлежит остаться на своем месте. Они тогда здорово поругались из-за этого хлама, но, в конце концов, Антонина уступила.
              То, что все же увидела любопытная Тонечка, потрясло настолько, что будто парализовало. Дыхание перехватило, она не могла пошевелиться, рот ее непроизвольно открылся, глаза вылезли из орбит.
Николай стоял на кровати абсолютно голый, но в черных кружевных чулках с подвязками. На голове его красовалась какая-то нелепая розовая шляпа с лентами,  в руках он держал бокал и пошло виляя бедрами, раскачивался в такт музыке. Антонина видела его полный белый зад, мощные ляжки, обтянутые чулками, и не могла отвести глаз, но и это было не самым шокирующим.  У окна кривлялся, извивался, приплясывал молодой мужчина. Обнаженный, хорошо сложенный парень с полупустой бутылкой шампанского в руке.
Да… Антонина, почувствовав,  что с нее довольно, не дыша, крадучись, покинула квартиру, ничем себя не выдав. Под впечатлением от увиденного, она поймала машину и назвала свой адрес. В салоне автомобиля играла музыка, водитель курил, и Антонина тоже затянулась. Ну и ну! Ай да Николаша ! Ай да сукин сын !  Он дважды за сутки сумел выбить ее из колеи! Да чего уж там, он лишил ее почвы под ногами, а это еще ни кому не удавалось.  Нечасто давно знакомая, вдоль и поперек изведанная половина может так удивить, поразить, заворожить,  преподнести столь неожиданные сюрпризы.  Внезапно  Антонина громко, раскатисто расхохоталась. Она запрокинула голову, обнажив крепкие белые зубы, и смеялась так, как не смеялась уже  давно. Смех буквально рвал ее на части. Тонечка хохотала и хлопала себя по ляжкам, не в силах удержаться. Нет, ну все, что угодно! Но это… Не было у него никаких таких наклонностей, намеков даже.  Как  же я должно быть допекла этого недотепу! Вероятно, на баб он и смотреть-то никогда уже не захочет. Сколько ему голубчику резвиться осталось? Бедняга. Но, как же все-таки пошло, как безвкусно…
  Водитель сначала испугался, а потом тоже невольно заулыбался, с удовольствием поглядывая в зеркальце на странную ночную пассажирку. Вопросов он не задавал; повидал всякого и отчетливо видел – дамочка погружена в себя. Не до разговоров.
Смех очистил ее, омыл, словно освободил от непосильной ноши.  Сам того не подозревая, Николай избавил супругу от ответственности. Она больше не обязана заботиться о нем, не должна вообще о нем думать.  Да, она добровольно взвалила на себя эту самую ответственность, назначила его беспомощным и бесправным. Какое-то время это устраивало вялого  тюфяка  Николашу, но все течет, все меняется.  Она ощутила прилив сил, жажду жить.  Ею пренебрегли ради мужчины! Невероятно! Неслыханно! Вот ирония судьбы. Такого поворота ни в одном кино не увидишь. Несмотря на пережитое потрясение, Антонина не могла не оценить  смешную сторону случившегося. Она никогда не смогла бы построить свою жизнь так, как построила, не обладай она блестящим чувством юмора. Именно юмор помогал ей выстоять и не сломаться в самые трудные минуты.
   Вошла в свой дом Антонина обновленная, окрыленная, с надеждой на лучшее, с верой в будущее. Зрелище, открывшееся ей, примирило ее с жизнью, на Антонину снизошел покой и мудрость.   Мы кладем свои нервы, время и силы на то, чтобы изменить тех, кто рядом. Мы не хотим принимать людей такими, какие они есть на самом деле. Не желаем поверить -   самое неблагодарное занятие  из всех возможных, попытки перекроить человека, согласно нашим представлениям о нем. Антонина Павловна Розен, прожив лихую, яркую жизнь так и не поняла по-настоящему, не прочувствовала эту простую истину. Слишком привыкла она повелевать. Как любому опытному кукловоду ей не могло понравиться, когда одна из любимых кукол начала жить собственной, от нее независимой жизнью. Она упустила из виду то, что порой самые послушные куклы вдруг обнаруживают характер и выходят из-под контроля. И тогда уж никакая сила не в состоянии вновь обуздать ослушника.  Однако Антонина была сильной и отнюдь не глупой. Кроме того, она и сама не чужда порока и испорчена до мозга костей.  По этой причине  Тонечка вполне способна была принять  приключившейся в ее семье фарс. Она потратила годы на борьбу с ветряными мельницами.  Что ж, повернуть время вспять невозможно,  что сделано, то сделано. Остаток ночи Антонина посвятила раздумьям. Ситуация оказалась настолько нелепа, что она не могла злиться. Вся ее суть прирожденной властительницы требовала наказать  заблудшую овцу, но в то же время сердце когда-то глубоко любящей женщины, не лишенной сострадания,  настаивало на прощении.  Она боролась с собой, спорила, терзалась,  и итогом этой битвы  послужило ее твердое решение отпустить его. В конце концов, они жили вдалеке друг от друга многие годы.  Ничего не менялось. Вылетают из гнезда подросшие дети, так пусть и муж ее летит на все четыре стороны. Он отдал ей все, что мог.  Нельзя требовать с человека больше, чем у него есть.  Николай не давал ей возможности зацепить его, поставить на место и это было одной из причин, по которым ей все же хотелось подмять его.  Антонина с трудом переносила любого рода сопротивление. Казалось Николай смирился и о другом не помышляет. Так продолжалось достаточно долго, она ослабила хватку, да и надобность пропала. То, что начиналось как возможность отвлечься, стало ее истиной жизнью. В жизни этой Николаю не предусмотрено было место, его присутствие или отсутствие не делало Антонину более счастливой или несчастной.  Она держала его скорее по привычке. Он казался неуязвимым, безразличным,  как будто сознательно дразнил ее, испытывал. Однако и на старуху бывает проруха. 
 Спала она той ночью сном ребенка; спокойно и без сновидений.
 Утром  с аппетитом позавтракала и, не колеблясь, позвонила Николаю. На сей раз неверный ответил почти в ту же секунду. Она говорила ему о том, что ничуть не сердится, все понимает и не хочет, чтобы он вовсе исчез с их с Оленькой горизонта. Она напомнила ему, как хорошо им было вместе когда-то, упомянула, что они не молоды и не стоит разбрасываться близкими людьми.  При этом она не требовала, чтобы он вернулся, не настаивала на объяснениях. Николай, огорошенный,  приятно удивленный, слушал и поддакивал. Они много шутили,  и создавалось впечатление, будто общаются добрые старые друзья, позабывшие об этом на время в суете и заботах.
 


      Жизнь текла своим чередом. Антонина все так же неистово работала, встречалась с Ильей, воспитывала дочь. Время от времени она устраивала девичники, собирала подруг, чтобы с удовольствием выпить, посплетничать, позлословить и помечтать. Иногда они виделись с Николаем , непринужденно болтали о том, о сем, осушали бокал другой вина, вкусно ужинали и разбегались, довольные друг другом. Антонина простила его и отпустила без условий и оговорок. Она поглядывала на него с любопытством, изучала как насекомое. Выискивала некие едва заметные признаки изменений, природу которых она так и не сумела разгадать. Не находила ничего и не уставала удивляться.  То, что она посвящена, а он об этом не догадывается, щекотало ей нервы, волновало кровь. Общаться стало до странности легко, ничто не давило.  Николай перестал зажиматься, поверил, что худшее позади. Больше всего он боялся расспросов. Чтобы быть готовым, он выдумал стройную версию своего ухода. Он намерен был говорить об эмоциональном опустошении,  об усталости и затянувшейся депрессии. Ничего этого не потребовалось, и он утратил бдительность. Николаю оставалось только гадать, что же произошло с Тонечкой, отчего вдруг она так разительно переменилась по отношению к нему? Он словно слепой ощупывал почву и неожиданно для себя находил ровную дорогу там, где предполагал канаву или ров. Он был благодарен ей и за перемены, и за легкие приятные встречи, и за то, что не лезет в душу. Возможно когда-нибудь, когда они совсем состарятся, он откроется ей, расскажет о себе больше, чем она способна принять и понять сейчас.
Николай оберегал свою новую жизнь как зеницу ока. Он хорошо понимал, что узнай Антонина о том, что происходит с ним на самом деле, она растопчет его как таракана.
Многие годы Николаша  боялся жену как огня, она его поработила. Ему она виделась злобной валькирией, вампиром, который жадно высасывал из него все соки. Он уже не помнил и не понимал когда и как оказался подмят.  Не имея душевных сил противостоять ее напору, он малодушно покорился судьбе. Единственным разумным выходом для него, было принять ее правила, и затаиться. Как можно меньше обращать на себя внимание.
Он примерил на себя чужую шкуру, влез в нее и почти сроднился. Он словно и сам позабыл о том, что не просто кактус в комнате Тонечки.  Жил так, лишенный своего я, своего мнения и будучи слишком вялым, чтобы восстать. Справедливости ради надо отметить, что такая жизнь не лишена была для него приятности.
Николай был почти клинически ленив, начисто лишен амбиций и гордости.   Он и  предположить не мог, как круто изменил жизнь своей хозяйки, отказавшись спать  с ней.  Он элементарно не соответствовал и когда осознал что силы на исходе, ушел в гостиную на диван.  Для него это было защитной реакцией, способом поглубже спрятаться в свою раковину. Женившись, он не слишком отдавал себе отчет, какая жизнь его ждет с такой женщиной как Антонина. Он оказался не готов. Все пошло не так. Николай не имел сил изменить что-либо и завяз.  Бешеный темперамент супруги приводил его в ужас. Оставалось только диву даваться, как они вообще спелись. Она заблуждалась, полагая, что они дополняют друг друга и хорошо понимают с полуслова. Секрет заключался в том, что Николай всегда соглашался со всем, будь то книга, которую необходимо прочесть или частота занятий любовью у супружеской пары со стажем. Тонечка и не замечала, что Николая нет. Есть ее верная тень. Те беседы, что она упомянула по телефону как знак их взаимопонимания и беседами-то не были. То были страстные, нескончаемые монологи. Николай, идеальный слушатель.  Он не просто позволял жене высказаться, он слушал, слышал и говорил только то, что она хотела услышать.
Именно так у Антонины, которую занимала только она сама, и сложилось ощущение прекрасного прочного союза.
Все было ложью от начала и до конца. Он прожил чужую жизнь и на склоне лет, когда не за горами закат, он с горечью понял что времени жить почти не осталось. Он впервые вздохнул свободно и выпустил своих демонов, которые не просто дремали, но спали мертвым сном. Его не пугали собственные желания и наклонности, он боялся только Антонины, того, что она узнает и… Что следовало за этим «и» Николай не решился бы и подумать.
Если раньше он был погружен в полусонное состояние недочеловека, то теперь, наконец, вкушал прелести жизни. Несчастный разрешил себе расслабиться и заново, а возможно впервые, открывал себя, свою сущность. Не исключено, что эти его эксперименты с мужчинами, нижним бельем, чулками и шляпами, были следствием долгого пребывания в тюрьме. В тюрьме, где строгий надзиратель по имени Антонина, не давал ему сделать хотя бы вздох. Все это не имело для Николая никакого значения. Он не любил заниматься самоанализом, искать причины и следствия. Он просто наслаждался, и наслаждение это всегда было приправлено изрядной долей страха, отчего становилось еще более острым, почти нестерпимым. Собирая вещи, он боялся, как бы  Тонечка не нагрянула раньше времени. Впервые приглашая мужчину, он боялся, что ему не понравится. Потом он испугался того, что понравилось, и даже слишком.  Привык, вошел во вкус и обнаружил буйную фантазию, словно бы вдруг открылись невидимые шлюзы. Теперь страх быть раскрытым преследовал его круглосуточно. Всякий раз, встречаясь с благоверной, он съеживался в комок и ждал удара.
Трус буквально видел,  как уста Антонины начинают извергать яд. У него щемило сердце, перехватывало горло, но остановиться Николай уже не мог.
Несколько лет назад Антонина позаботилась о том, чтобы благоверный ежемесячно получал энную сумму. Сумма была небольшой, но вполне достаточной для того, чтобы не бедствовать и не чувствовать себя на задворках. После случившегося потрясения, Антонина благородно не стала перекрывать подлецу кислород; оставила все, как есть. Во время одной из посиделок, она сама подняла эту тему, и уверила бывшего, что опасаться ему нечего. В конце концов, он давно уже жил на облаке и реалии жизни могли убить его раньше положенного срока. Выслушав повелительницу, вершительницу его судьбы, коварный  покорно склонил голову, выражая бесконечную признательность. Стыд был ему неведом. Он знал о существовании сего понятия, но не более.


     Миновало несколько месяцев с той самой ночи, что так круто изменила отношение Тонечки к мужу. Близился Новый год. Пришло время покупать подарки. Антонина бродила по городу в поисках радостей для близких, друзей и сослуживцев. Когда подарки всем были куплены, упакованы и ожидали дня X , Антонина вздумала похулиганить, и сделать особый подарок Николаю. Она направилась в магазин дорогого женского белья и накупила ворох чудесных шелковых, атласных и кружевных вещичек. Здесь были не только разноцветные чулки и подвязки, но комбинации, грации, пеньюары. Антонина упаковала подарок в красивую коробку, вложила внутрь записку и перевязала все это великолепие белой широкой лентой.
      


     Он получил коробку с посыльным аккурат 31 декабря. Николай догадывался, подарок от Антонины. Супруга славилась щедростью, получать ее дары всегда было огромным удовольствием. Николай расплылся в улыбке и проследовал в комнату, где горели свечи, стоял накрытый праздничный стол и сидели несколько нетрадиционных пар. Играла музыка, искристое шампанское лилось рекой. В комнате стоял гул  веселых голосов. Николай многозначительно замер на пороге, привлекая к себе всеобщее внимание.
Гости послушно затихли, проникнувшись моментом и настроением хозяина, а он, тем временем,  принялся бережно открывать коробку. Лицо счастливца радостно сияло и лоснилось в предвкушении.  Он небрежно отбросил тонкую бумагу, и взгляд его остановился на записке. «В ДОБРЫЙ ПУТЬ, НИКОЛАША. НЕЖНО ГОЛУБОЕ ТЕБЕ К ЛИЦУ. НОСИ НА ЗДОРОВЬЕ» - гласило послание. Почерк принадлежал Антонине. Догадка поразила его. Ужас сковал бедолагу по рукам и ногам.
Игривые строчки расплылись в пятно. Он рассматривал содержимое коробки, сомнений не осталось. Вот оно. Свершилось. Антонина знает. Николай пытался вздохнуть и не мог. Что-то теперь? Он почувствовал жар, кровь будто забурлила, закипела. Николаша издал хриплый сдавленный стон и мешком рухнул на пол.
Ему чудилось, будто многотонная свинцовая плита придавила его к полу. Откуда-то издалека он смутно слышал чьи-то голоса, крики. Пальцы горе супруга судорожно сжимали злосчастный листок, он пытался пошевелиться, что-то сказать и не мог.  Затем наступило безмолвие и темнота.

 «Скорая» в эту ночь приехала на удивление быстро.  И хотя врачи  оказались почти трезвыми и честно старались - реанимировать Николашу не удалось. Он умер от страха, так и не примерив подарок..