Пикничок под Киркенесом

Порт Киркенес в девяностых жил и дышал остатками промыслового флота Советского Союза. Произошла шахматная рокировка: траулеры северного бассейна “все и вдруг” переместились из клетки Мурманска на эту норвежскую тёмную клетку. Мой тип судов — транспортный рефрижератор. Что было делать нам в Киркенесе, ума не приложу. Тем не менее на Церковном мысу (Кирке — церковь, нес — мыс) потребовалось наше присутствие.

С моста открывался сюрреалистический вид на скопление потрёпанных промысловиков в бухте. Примерно такая картина: деревянный причал, к нему ошвартован ржавенький СРТМ-К, к первому — второй корпус, ко второму — третий, четвёртый, пятый, шестой… Второй и третий корпус ещё подали на берег продольные, остальные привязаны друг к другу. Вся эта “гирлянда” лениво изгибается в ту или другую сторону по воле ветра. Дали Сальвадор баловался живописанием такого мистического эффекта, а у главного героя моего рассказа инициалы в точности совпадают с инициалами художника.

Как-то сразу вдруг выяснилось, что второй помощник с третьего корпуса  — Сергей. Да, тот самый Серёга с нашей первой роты. И стоит он здесь уже порядочно, практически местный… Мы, конечно, пересеклись. А дело было летом. Солнце шпарило ночью задорнее, чем днём. И Серёжа предложил: “Не двинуть ли нам в сопки? Там озерцо, простор и природа!” — популярная триада, основополагающая “-лизм”, не подумайте, что коммунизм.

Мои сборы были моментальны, однако Серёжа уже меня ждал на пирсе. Мы, полные энергии, двинулись вглубь полуострова. Очень скоро путь нам преградил почти вертикальный скальный склон. Откуда-то сверху свисала верёвка. Она позволила не менять направление нашего похода. В самом деле, не обходить же скалу! Серёга ловко взобрался первый и сверху подбадривал. Уже оттуда мне открылся пленительный вид на бухту и море, темнеющее вдали! Развернувшись, я жадно рассматривал эти великолепные виды морского простора, единоборства двух стихий: суши и моря! Недолго мой попутчик позволил наслаждаться волнующими перспективами. Наша ближайшая перспектива имела противоположную направленность, что заставило меня поворотиться обратно на 180 градусов.

Мы стояли на внушительном уступе скалы, который некогда в прошлом являлся промышленной площадкой перед шахтой, ведущей вглубь, вглубь полуострова. Какой минерал добывали на той шахте когда-то, Серёга мне не мог сказать определённо. Зато он мне доходчиво объяснил, что наш дальнейший путь лежит через штольню, сквозь сопку. Это, дескать, самый прямой и короткий путь к тому озерцу, (простору и природе). “Там, кстати, и бухнём!” — добавил он.

Серёга, отправившийся в поход налегке, однако прихватил два маленьких фонарика, а вход в горную выработку, не используемую в то время, был загорожен. Загородка была норвежская, исключительно для норвежцев. Чьи-то сильные руки загодя “отремонтировали” её. Невольно мельком мой взгляд упал на Серёгины руки, которые молниеносной манипуляцией открыли нам проход внутрь. Не теряя времени, мы шагали вперёд, вверх, внутрь и сквозь. Для меня однообразие морских будней в короткий миг сменилось динамичным приключением, исследованием неизвестного.

Штольня плавно изгибалась и, как мне показалось, сужалась. Определённо сужалась! Я стал задевать курткой о нередкие выступы породы. Ладно б только она сужалась, высота прохода уменьшалась. Это уже был лаз, по которому я полз вслед за Сергеем, используя четыре точки опоры. Помню, что я тогда обратил внимание своего спутника на тот факт, что движение на четвереньках вперёд более быстро и удобно, чем то же самое движение назад. И ведь в нашем тесном лазе не развернуться. Это было то, что я озвучил, в мыслях я проклинал своего спутника, ибо внушительная сумка с припасами была на моём попечении, и я уже несколько раз застревал в штольне. Настроение моё становилось тревожным, я заподозрил, что Сергей просто недооценивает опасность подобных прогулок. А Серёга был спокоен и уверен  — просвет якобы уже скоро.

Скоротечность — понятие относительное. Что до меня, мне показалось, мы ползли порядочно долго. Сказать прямо, я уже думал, что Серёга попросту болван, и зря я ему доверился. Но слабый свет в конце тоннеля всё ж показался. Правота Сергея восторжествовала, и мы выбрались наконец на поверхность.

Здесь в самом деле было обещанное озеро, сопки вокруг, голубое небо и красное солнце, невысоко стоящее над горизонтом. Время было ночное, но который точно час, не укажу. В руках у Серого уже была бутылка водки, мгновенно раскупоренная. Бутылка была больше, чем поллитра, но вроде меньше литра, хотя не поручусь… Пожалуй, это всё-таки была литруха.

Налили стопку (мне), Серёге лишняя транзитная ёмкость не потребовалась. Внимание моё было рассеяно на закуску и костерок, который я намеревался разложить. Я тщетно пытался заинтересовать Серёгу колбаской на хлебушке, другими камбузными щедротами. Он поспешно разоблачился и ринулся в озеро. Плеск, брызги и смех моего друга сдёрнули покрывало сонливости с озёрной глади. Наполовину опустошённая литруха покоилась на Серёгиной одёжке.

Эх, не чиста моя совесть! Должен был я проконтролировать дозу. Мысли ж мои были заняты костерком, руки — палками и хворостом, которые я в изобилии подкидывал в занявшееся бойкое пламя. Дым от костра столбом! А я упрямо подкидывал и подкидывал дровишки. Ибо знал особенность северных водоёмов. Вода вроде тёплая, а нырнёшь, ноги коснуться ила и упрутся в ледяную линзу вечной мерзлоты. Потому был озабочен тем, чтоб Серому была возможность согреться у костра. А Серёга тем временем беззаботно плескался в озере и отдыхал душой и телом. Моя стопка так и оставалась нетронутая.

Уважаемый читатель, чего, думаешь, не хватало в нашем Джуманджи?  — Ответ “очевиден”, правильно — вертолёта, конечно, вертолёта, чего же ещё. И он прилетел, споро так прилетел. Я даже не понял, откуда он взялся. А прилетев и зависнув над нами, вертолёт незамедлительно привёл в действие матюгальник. Что они там кричали нам, я упорно не воспринимал. Серый, тут надо отдать ему должное, проявил сообразительность и находчивость. Он выскочил голый из озера и в мгновение ока разметал мой костёр. Вертолёт улетел.

Что было дальше? Дальше я наслаждался потешным видом своего товарища, прыгающего на одной ноге и бесконечно попадающего другой ногой в одну и ту же неправильную штанину его трусов. Синего и дрожащего от холода. Наконец со смехом сквозь мат или с матом сквозь смех он одолел эту не так просто выполнимую в его состоянии миссию. Да, читатель, я вроде чуть ранее применил глагол “бухнуть”. Прошу прощения за дезинформацию. Серёга не бухнул, отнюдь! Он “нажрался конкретно”! Не рассчитал свои силы, понимаешь! Несчастный случай на производстве! Литруха в одно рыло!

Наконец мы поели. На ура ушли мои бутерброды с колбасками, сдобренные кетчупом! А наши посиделки на лоне природы необходимо было сворачивать. Бутылка водки пуста, я к стопке своей так и не притронулся. После полуночи становилось всё холоднее и холоднее, поднялся ветер. Надо было возвращаться. Тот путь через лаз-штольню сквозь сопку я интуитивно отверг. Мы просто не осилили б его без Серёгиных ног, которые уже не повиновались своему хозяину. Мы пошли другим путём — вокруг. Сориентировавшись, я понял, что сравнительно недалеко в стороне проходит шоссе, точнее местная автодорога. Прикинув, что дорога кратчайшим образом приведёт нас в Киркенес, мы тронулись в путь в направлении к этой дороге.

Серый быстро потерял инициативность и энергичность, так ему свойственные. Его колотило от холода. Я его поддерживал всеми силами, тряс, растирал. Серёга ничего не соображал, прятался от меня за камнями и кустами, чтоб не идти. А идти надо — было очень холодно, выбора не было. Сумка с экипировкой тянула моё плечо. Ещё более напрягало Серёгино тело, наполненное романтическими фантазиями и восклицаниями “Я тут всё знаю, всё облазил!”.

Мы плелись низинкой между сопками. Здесь в небольшой теснине встретили стаю оленей. Мощный самец с здоровенными рогами стоял на нашей тропинке и бычил. В отдалении проходили самки с оленятами. Спрятаться негде. Если б кинулся, забодал бы. Серёга остатками разума сообразил и застыл на месте. Наконец стадо прошло, и самец ушёл. Я мысленно ещё раз проклял Серёгу, что затащил меня сюда.

Мы всё-таки дотелепали до шоссе. Стоять голосовать не имело смысла никакого. И движение машин отсутствовало, и казалось совершенно невероятным, чтоб нас, таких красивых, кто-нибудь пустил в свой автомобиль. Двинули вдоль шоссе к морю, показавшемуся в расселине между сопками. Серёга норовил прилечь отдохнуть. Я его будил, подымал и гнал дальше. Ох, эта ходячая авария, чтоб я ещё с ним связался!
В каком-то месте начиналась узкоколейка, которая тянулась дальше вдоль шоссе. В стороне валялась ржавая тележка с дощатым истлевшим верхом. Я водрузил её на рельсы и погонял взад-вперёд. Тележка двинулась и дальше пошла по рельсам легко. Подогнал её к Серёге, а тот уже сладко спал, уютно примостившись к валуну. Я положил друга на телегу, головой вперёд. Его ноги и голова немного свешивались. Естественно ничком, то есть лицом вниз  — таково правило. Чувства покинули тело Сергея. Зато наше движение вновь обрело стремительность и целенаправленность. Я просто толкал тележку вперёд и вперёд.

Местами эта заброшенная узкоколейка была проложена на стойках столбах, чтоб выдержать неизменный вертикальный профиль. Хотя она потихоньку шла под уклон, и это в большой степени помогало мне толкать тележку. Мы гнали и гнали. Дорога в обход сопки была значительно дальше. В какой-то момент, помню, Серый проснулся и заголосил, что у него в глазах рябит. Это шпалы бесконечной чередой проносились перед его лицом. Серёга пожаловался, что ему некомфортно от этого мельтешения. Я попросил его опять закрыть глаза. Вероятно, это помогло.

Нескоро, но всё-таки мы прибыли в конечную точку узкоколейного пути, и это оказался промышленный двор той самой шахты. Двор был огорожен внушительным забором с колючей проволокой, была и проходная, наглухо закрытая. Предприятие давно не работало. Внизу, совсем рядом, в пределах видимости стояли наши корабли. Мы стали искать какой-нибудь лаз, Серёжа слегка очухался за время железнодорожного вояжа. Ему, в ограниченной форме, вернулась способность передвигать ноги, при этом его сознание было герметично изолировано от общества и  реальности в целом.

Конечно, лаз нашёлся. Это был подкоп, углубив который, мы выбрались с территории шахты. Дошли до причала. Покорили полосу препятствий переходов с одного СРТМ-К на другой. Серый добрался до своей каюты. Расстались.

Выспавшись, я был у него опять. Серёжа спал в какой-то несуразной позе на втором ярусе в ящике — в позе креветки в собственном соку.
— Привет, Серёга!
— М-м-м-м-м…
— Что, сильно хреново тебе?
— Да… Я отравился кетчупом…
— Встать можешь?
— Не-е-е-т…
— Ну ладно, бедолага! Отдыхай, Серёга! Пойду… у меня отход. Ты это…прошу…с кетчупом будь осторожнее. Бывай!

Мы расстались на годы. Лишь впоследствии я узнал, что Серёга проявил тогда характер и завязал с алкоголем. Держался твёрдо, Земля успела сделать полный оборот вокруг Солнца. А там опять: озерцо, простор и природа… Про эти “три источника и три основные части алкоголизма” я вроде упоминал? — Такие дела.

27 февраля 2022 года.