Пикничок под Киркенесом

Порт Киркенес в девяностых жил и дышал остатками промыслового флота Советского Союза. Произошла шахматная рокировка: траулеры северного бассейна “все и вдруг” переместились из клетки Мурманска на эту норвежскую тёмную клетку. Мой тип судов — транспортный рефрижератор. Что было делать нам в Киркенесе, ума не приложу. Тем не менее на Церковном мысу (Кирке — церковь, нес — мыс) потребовалось наше присутствие.

С моста открывался сюрреалистический вид на скопление потрёпанных промысловиков в бухте. Примерно такая картина: деревянный причал, к нему ошвартован ржавенький СРТМ-К, к первому — второй корпус, ко второму — третий, четвёртый, пятый, шестой… Второй и третий корпус ещё подали на берег продольные, остальные привязаны друг к другу. Вся эта “гирлянда” лениво изгибается в ту или другую сторону по воле ветра. Дали Сальвадор баловался живописанием такого мистического эффекта. У главного героя моего рассказа и фамилия практически, а уж инициалы в точности, совпадают с инициалами художника.

Как-то сразу вдруг выяснилось, что второй помощник с третьего корпуса  — Сергей. Да, тот самый Серёга с нашей первой роты. И стоит он здесь уже порядочно, почитай местный… Мы, конечно, пересеклись. А дело было летом. Солнце шпарило ночью задорнее, чем днём. И Серёжа предложил: “Не двинуть ли нам в сопки? Там озерцо, простор и природа!” — популярная триада, основополагающая “изм”(не подумайте, что коммунизм).

Мои сборы были моментальны, однако Серёжа уже меня ждал на пирсе. Мы, полные энергии, двинулись вглубь полуострова. Очень скоро путь нам преградил почти вертикальный скальный склон. Откуда-то сверху свисала верёвка. Она позволила не менять направление нашего похода. В самом деле, не обходить же скалу! Серёга ловко взобрался первый и сверху подбадривал. Уже оттуда мне открылся пленительный вид на бухту и море, темнеющее вдали! Развернувшись, я жадно рассматривал эти великолепные виды морского простора, единоборства двух стихий: суши и моря! Недолго мой попутчик позволил наслаждаться волнующими перспективами. Наша ближайшая перспектива имела противоположную направленность, что заставило меня поворотиться обратно на 180 градусов.

Мы стояли на внушительном уступе скалы, который некогда в прошлом являлся промышленной площадкой перед шахтой, ведущей вглубь, вглубь полуострова. Какой минерал добывали на той шахте когда-то, Серёга мне не мог сказать определённо. Зато он мне доходчиво объяснил, что наш дальнейший путь лежит через штольню, сквозь сопку. Это, дескать, самый прямой и короткий путь к тому озерцу, (простору и природе). “Там, кстати, и бухнём!” — добавил он.

Серёга, отправившийся в поход налегке, однако прихватил два маленьких фонарика, а вход в горную выработку, не используемую в то время, был загорожен. Загородка была норвежская, исключительно для норвежцев. Чьи-то сильные руки загодя “отремонтировали” её. Невольно мельком мой взгляд упал на Серёгины руки, которые молниеносной манипуляцией открыли нам проход внутрь. Не теряя времени, мы шагали вперёд, вверх, внутрь и сквозь. Для меня однообразие морских будней в короткий миг сменилось динамичным приключением, исследованием неизвестного.

Штольня плавно изгибалась и, как мне показалось, сужалась. Определённо сужалась! Я стал задевать курткой о нередкие выступы породы. Ладно б только она сужалась, высота прохода уменьшалась. Это уже был лаз, по которому я полз вслед за Сергеем, используя четыре точки опоры. Помню, что я тогда обратил внимание своего спутника на тот факт, что движение на четвереньках вперёд более быстро и удобно, чем то же самое движение назад. И ведь в нашем тесном лазе не развернуться. Это было то, что я озвучил, в мыслях я проклинал своего спутника, ибо внушительная сумка с припасами была на моём попечении, и я уже несколько раз застревал в штольне. Настроение моё становилось тревожным, я заподозрил, что Сергей просто недооценивает опасность подобных прогулок. А Серёга был спокоен и уверен  — просвет якобы уже скоро.

Скоротечность — понятие относительное. Что до меня, мне показалось, мы ползли порядочно долго. Сказать прямо, я уже думал, что Серёга попросту болван, и зря я ему доверился. Но слабый свет в конце тоннеля всё ж показался. Правота Сергея восторжествовала, и мы выбрались наконец на поверхность.

Здесь в самом деле было обещанное озеро, сопки вокруг, голубое небо и красное солнце, невысоко стоящее над горизонтом. Время было ночное, но который точно час, не укажу. В руках у Серого уже была бутылка водки, мгновенно раскупоренная. Бутылка была больше, чем поллитра, но вроде меньше литра, хотя не поручусь… Пожалуй, это всё-таки была литруха.

Налили стопку (мне), Серёге лишняя транзитная ёмкость не потребовалась. Внимание моё было рассеяно на закуску и костерок, который я намеревался разложить. Я тщетно пытался заинтересовать Серёгу колбаской на хлебушке, другими камбузными щедротами. Он поспешно разоблачился и ринулся в озеро. Плеск, брызги и смех моего друга сдёрнули покрывало сонливости с озёрной глади. Наполовину опустошённая литруха покоилась на Серёгиной одёжке.

Эх, не чиста моя совесть! Должен был я проконтролировать дозу. Мысли ж мои были заняты костерком, руки — палками и хворостом, которые я в изобилии подкидывал в занявшееся бойкое пламя. Дым от костра столбом! А я упрямо подкидывал и подкидывал дровишки. Ибо знал особенность северных водоёмов. Вода вроде тёплая, а нырнёшь, ноги коснуться ила и упрутся в ледяную линзу вечной мерзлоты. Потому был озабочен тем, чтоб Серому была возможность согреться у костра. А Серёга тем временем беззаботно плескался в озере и отдыхал душой и телом. Моя стопка так и оставалась нетронутая.

Уважаемый читатель, чего, думаешь, не хватало в нашем Джуманджи?  — Ответ “очевиден”, правильно — вертолёта, конечно, вертолёта, чего же ещё. И он прилетел, споро так прилетел. Я даже не понял, откуда он взялся. А прилетев и зависнув над нами, вертолёт незамедлительно привёл в действие матюгальник. Что они там кричали нам, я упорно не воспринимал. Серый, тут надо отдать ему должное, проявил сообразительность и находчивость. Он выскочил голый из озера и в мгновение ока разметал мой костёр. Вертолёт улетел.

Что было дальше? Дальше я наслаждался потешным видом своего товарища, прыгающего на одной ноге и бесконечно попадающего другой ногой в одну и ту же неправильную штанину его трусов. Синего и дрожащего от холода. Наконец со смехом сквозь мат или с матом сквозь смех он одолел эту не так просто выполнимую в его состоянии миссию. Да, читатель, я вроде чуть ранее применил глагол “бухнуть”. Прошу прощения за дезинформацию. Серёга не бухнул, отнюдь! Он “нажрался конкретно”! Не рассчитал свои силы, понимаешь! Несчастный случай на производстве! Литруха в одно рыло!

Наконец мы поели. На ура ушли мои бутерброды с колбасками, сдобренные кетчупом! А наши посиделки на лоне природы необходимо было сворачивать. Бутылка водки пуста, я к стопке своей так и не притронулся. После полуночи становилось всё холоднее и холоднее, поднялся ветер. Надо было возвращаться. Тот путь через лаз-штольню сквозь сопку я интуитивно отверг. Мы просто не осилили б его без Серёгиных ног, которые уже не повиновались своему хозяину. Мы пошли другим путём — вокруг. Сориентировавшись, я понял, что сравнительно недалеко в стороне проходит шоссе, точнее местная автодорога. Прикинув, что дорога кратчайшим образом приведёт нас в Киркенес, мы тронулись в путь в направлении к этой дороге.

Серый быстро потерял инициативность и энергичность, так ему свойственные. Его колотило от холода. Я его поддерживал всеми силами, тряс, растирал. Серёга ничего не соображал, прятался от меня за камнями и кустами, чтоб не идти. А идти надо — было очень холодно, выбора не было. Сумка с экипировкой тянула моё плечо. Ещё более напрягало Серёгино тело, наполненное романтическими фантазиями и восклицаниями “Я тут всё знаю, всё облазил!”.

Мы плелись низинкой между сопками. Здесь в небольшой теснине встретили стаю оленей. Мощный самец с здоровенными рогами стоял на нашей тропинке и бычил. В отдалении проходили самки с оленятами. Спрятаться негде. Если б кинулся, забодал бы. Серёга остатками разума сообразил и застыл на месте. Наконец стадо прошло, и самец ушёл. Я мысленно ещё раз проклял Серёгу, что затащил меня сюда.

Мы всё-таки дотелепали до шоссе. Стоять голосовать не имело смысла никакого. И движение машин отсутствовало, и казалось совершенно невероятным, чтоб нас, таких красивых, кто-нибудь пустил в свой автомобиль. Двинули вдоль шоссе к морю, показавшемуся в расселине между сопками. Серёга норовил прилечь отдохнуть. Я его будил, подымал и гнал дальше. Ох, эта ходячая авария, чтоб я ещё с ним связался!
В каком-то месте начиналась узкоколейка, которая тянулась дальше вдоль шоссе. В стороне валялась ржавая тележка с дощатым истлевшим верхом. Я водрузил её на рельсы и погонял взад-вперёд. Тележка двинулась и дальше пошла по рельсам легко. Подогнал её к Серёге, а тот уже сладко спал, уютно примостившись к валуну. Я положил друга на телегу, головой вперёд. Его ноги и голова немного свешивались. Естественно ничком, то есть лицом вниз  — таково правило. Чувства покинули тело Сергея. Зато наше движение вновь обрело стремительность и целенаправленность. Я просто толкал тележку вперёд и вперёд.

Местами эта заброшенная узкоколейка была проложена на стойках столбах, чтоб выдержать неизменный вертикальный профиль. Хотя она потихоньку шла под уклон, и это в большой степени помогало мне толкать тележку. Мы гнали и гнали. Дорога в обход сопки была значительно дальше. В какой-то момент, помню, Серый проснулся и заголосил, что у него в глазах рябит. Это шпалы бесконечной чередой проносились перед его лицом. Серёга пожаловался, что ему некомфортно от этого мельтешения. Я попросил его опять закрыть глаза. Вероятно, это помогло.

Нескоро, но всё-таки мы прибыли в конечную точку узкоколейного пути, и это оказался промышленный двор той самой шахты. Двор был огорожен внушительным забором с колючей проволокой, была и проходная, наглухо закрытая. Предприятие давно не работало. Внизу, совсем рядом, в пределах видимости стояли наши корабли. Мы стали искать какой-нибудь лаз, Серёжа слегка очухался за время железнодорожного вояжа. Ему, в ограниченной форме, вернулась способность передвигать ноги, при этом его сознание было герметично изолировано от общества и  реальности в целом.

Конечно, лаз нашёлся. Это был подкоп, углубив который, мы выбрались с территории шахты. Дошли до причала. Покорили полосу препятствий переходов с одного СРТМ-К на другой. Серый добрался до своей каюты. Расстались.

Выспавшись, я был у него опять. Серёжа спал в какой-то несуразной позе на втором ярусе в ящике — в позе креветки в собственном соку.
— Привет, Серёга!
— М-м-м-м-м…
— Что, сильно хреново тебе?
— Да… Я отравился кетчупом…
— Встать можешь?
— Не-е-е-т…
— Ну ладно, бедолага! Отдыхай, Серёга! Пойду… у меня отход. Ты это…прошу…с кетчупом будь осторожнее. Бывай!

Мы расстались на годы. Лишь впоследствии я узнал, что Серёга проявил тогда характер и завязал с алкоголем. Держался твёрдо, Земля успела сделать полный оборот вокруг Солнца. А там опять: озерцо, простор и природа… Про эти “три источника и три основные части алкоголизма” я вроде упоминал? — Такие дела.

27 февраля 2022 года.