Собаки

                Собаки

                1

  Никогда не видел зрелища более ужасного …

  Это не было реальностью, но и не являлось сном…  Скорее всего, происходило погружение моего сознания в иное пространство, в котором выражалась сущность нашего мира посредством символов и знаков…

  Сначала передо мной исчезло время, а затем и пространство. Я увидел себя в непрерывно меняющейся вечности, в которой не было объёмности.

  А потом исчез и сам, растворившись в не существующем пространстве и времени. И вот тройственное не существование меня, пространства и времени, слилось в единую суть. Нас не было, как объёмных форм, но в тоже время  мы существовали в виде непроявленной эфемерности.

   Хотелось заснуть в этом несуществовании навсегда, но неожиданно из нас стала проявляться жизнь. Увиделась тусклая пустота, которая стала заполняться туманом. В  расширяющемся пространстве появились расплывчатые формы. Где-то вдали обозначилось нечто похожее на дремучий лес. Деревья не выделялись, но лес казался живым и мыслящим. Он дышал, издавая тяжёлые вздохи, в которых чувствовались страдания и какая-то обречённость.

   Затем начала проявляться и моя суть. Себя  увидел в виде мыслящего эфемерного облачка. Такого же серого, как этот мир. И хотя я чувствовал себя в безопасности, до меня доходили страхи дремучего леса.

   Надо мной не было неба, потому что не существовало пространства и времени. Окружающий мир состоял из одного лишь тяжёлого дыхания дремучего леса. И это дыхание наверняка втянуло бы и мою эфемерную плоть и сделало частью жизни леса, но мне вдруг захотелось солнца. Простой искорки солнца. И какая-то небесная сила услышала мой зов.  Надо мной раздвинулась завеса из безпросветного мрака и там образовалось маленькое озерцо сини, через который блеснул тусклый луч солнца. Этот луч пронзил моё эфемерное тело насквозь и стал стрежнем, вокруг которого стала нарастать новая плоть. Я стал воспринимать себя в образе человека.

   А после того, как обозначились контуры тела, то и пространство вокруг также стало обретать более чёткие линии.  От дремучего леса веяло тревогой и безысходностью и эти тяжёлые чувства должны были поглотить меня и сделать неотъемлемой частью этого мрачного мира. Но всё моё естество затрепетало в нежелании быть поглощённым дремучим чудовищем, которым являлся этот мир. Мои мысли опять услышало небо, тело засветилось, обрело внутреннюю крепость, и я почувствовал в себе достаточно света, чтобы противостоять поглощающему желанию мрака.  Я оставался частью этого тёмного мира и в то же время мог жить вне его в соединении с солнцем. И это успокоило меня. Я одновременно был в этом мире и вне его.

   И хотя в этом мире не проявлялась синева неба и сияние солнца, их присутствие как-то ощущалось сквозь тёмную завесу, висящую вверху.  Она создавала объёмность пространства. Контуры мира стали проявляться всё чётче, он стал обретать структурность, и я увидел, что дремучий лес – это совсем не лес… а море.

    Да, передо мной было огромное колышущееся море.  Но не обычное водяное море, а нечто другое. Море имело свой разум и жизненное предназначение. Оно колыхалось не под воздействием ветра, его не было, а по внутренней необходимости. Каждый всплеск выражал определённое чувство, мысль или желание. Этот гигантский сверхразум словно говорил с собой о своей жизни. 

   По отношению к морю я был безучастен и смотрел на него со стороны. Но как только осознал непричастность, море обнаружило моё существование и проявило активность. На меня навалилась вся сила и мощь этого разума. Так как рыба заглатывает корм, так и меня пыталось заглотить море. В меня влилось чувство сладкой безысходности, которая втягивала в колышущееся пространство моря с необходимостью раствориться в нём и стать его пищей.

    Я  поддался этому чувству, видя в нём смысл жития. И так бы исчез в море, став частью его плоти, но произошло обратное. Я вознёсся вверх, в открывшееся озерцо небесной сини, где опять вобрал в душу глоток волшебного солнца. А оттуда вернулся на своё место, но уже с другим чувством.

   -Нельзя проявлять чувство жалости к безысходности моря, и нельзя реагировать на его втягивающие чувства – всё это ложь,- пришла мне спасительная мысль.

   И это утвердительное знание окончательно провело водораздел между нами: море – это одно, а я – это другое. И нам нельзя сливаться в единое. А когда эта определённость стала осмысленной, море стало обретать более резкие очертания, раскрывая свою внутреннюю суть.

   Также как любое водяное море состоит из безчисленного количества капелек воды, слитых воедино, так и это море состояло из огромного количества капелек жизни. Каждая капелька жизни стала проявлять всё более отчётливые очертания, и я увидел в них живое существо. Этими живыми существами были…собаки. Море представляло собой безчисленное количество собак. А когда эта картина проявилась полностью, меня чуть не взорвало от этого ужасного зрелища.

                2

  Как любое живое существо состоит из клеток, так и это огромное живое существо, которое я называл морем, состояло из множества собак. Море было объёмным и многоуровневым. Она расширялось на безкрайние просторы и углублялось вниз, в тёмные непроглядные глубины. И везде были собаки.

  Но не это было главным. Море жило своей жизнью, и этой жизнью было состояние сладостной безысходности и отчаяния. Живое месиво из собак колыхалось, дышало и источало состояние вселенской тоски и отчаяния. Это состояние всосало бы в себя и меня, сделав частью моря, но каким-то внутренним чувством понял, что нельзя поддаваться чарующему воздействия этого огромного разума. Но и нельзя противиться ему, ибо отторжение этой реальности тоже втягивало меня в жизнь моря и делало его частью.

   Спасло меня отрешение. Оно пришло ко мне сквозь тёмную завесу неба, в виде памяти о синем озерце неба с золотым лучом солнца. Я был дитём этого сине-золотого мира, неведомым образом спустившегося в мрачную реальность другого мира, чтобы исследовать его. Это оградило меня от поглощающего воздействия моря, и я с детским любопытством стал исследовать необычность это мира.

   Живое море собак неспокойно и размеренно колыхалось живыми волнами собачьих  голов, спин и хвостов. Шерстяная поверхность моря была не однотонной, а переливалась различными красками: чёрными, белыми, серыми, коричневыми, оранжевыми, пегими, и даже зелёными и синими цветами. Колыхание моря создавало шум прибоя, которое тоже состояло из собачьих голосов. Когда прислушался к его мелодии, то услышал различные тональности: от трусливого тявканья, до злобного рычания. Но между этими крайними нотами была целая гамма других голосов, которые сливаясь в единую симфонию, выдавали мелодию жизни этого моря.

   Вслушиваясь в песню, я научился выделять как отдельные голоса солистов, так и множество мелодий отдельных групп и областей моря. И хотя во всём чувствовался разнобой, но всё же выводилась единая мелодия жизни моря.  Единый огромный живой организм рассказывал о себе на незнакомом мне языке звуков.

  Постепенно стало приходить осознание и ко мне: а я здесь зачем? И для чего мне показывают картину моря? И хотя не получил прямых ответов на свои вопросы, сознание нацелилось на познание моря. Я стал изучать море, а море изучать меня. Оно также следило не только за каждым моим движением, но и за каждой мыслью и чувством. Если море для меня казалось необычным, то и я для моря тоже был такой же необычностью. Оно должно было всосать меня в свою плоть и сделать частью своей жизнью, но этого у него не получилось. И ему было непонятно: почему?

   Я со своей стороны понимал, что с морем надо вести себя очень аккуратно, неосторожная мысль или чувство может дать повод морю поглотить меня, ибо меня оно рассматривало как обыкновенную биологическую пищу. Поэтому  старался не проявлять ни положительных, ни отрицательных чувств и мыслей и держал строгую нейтральность по отношению к нему. Это стало моей защитой.

  А потом заметил, как между мной и морем установилась связь. Оно легко считывало мои самые незаметные желания. Стоило только захотеть повнимательнее рассмотреть тот или иной эпизод моря, как тут же моё желание материализовывалось. Ко мне приближался и увеличивался в размерах тот фрагмент моря, который вызывал любопытство.

   Так я заметил, что собаки были разнопородными, хотя и делились на группы. Я не особо разбирался в породах собак и отличал их друг от друга по внешним признакам. Так и здесь разделил собак на больших и малых, чистопородных и безпородных, длинноухих и короткоухих, длинношерстных и короткошерстных, хвостатых и безхвостых. Были среди них также жирные и тощие, здоровые и больные, сильные и слабые, ухоженные и неряшливые, властные и безвольные, ласковые и агрессивные.

   И лаяли они тоже на свой лад: слышалось рычание, гавканье, тявканье, скуление, визжание и так до безконечности. И отношение друг к другу у них тоже было разное: одни кусались, другие лаяли, третьи непрерывно дрались, четвёртые молчали, поджав хвосты, пятые подобострастно лизали всех, шестые прятались…  И этот ряд отношений имел безконечное количество оттенков.

  Я глубже и напряжённое вглядывался в это зрелище, пытаясь понять в хаосе собачьей жизни какую-то закономерность или осмысленность. Всё собачье море находилось в непрерывном движении и постоянно видоизменялось. Но меня не покидало ощущение, что в этом броуновском движении есть какая-то упорядоченность.

   И море, угадав моё желание, выявило из себя частицу своей сути и раскрыло передо мной в увеличенном масштабе. Мне увиделось, что каждая собака в этом невообразимом хаосе движется строго по кругу. Будто находится на привязи. Я пригляделся повнимательнее и увидел, что, действительно, каждая собака привязана к своему колу.

   Затем моё сознание перешло от частного восприятия к общему, и я увидел, что море образует единство потому, что все собаки привязаны к кольям. Не будь этой привязи, собаки бы разбежались, и море перестало существовать.

  - Но кто мог привязать такое огромное количество собак к кольям? – задал я себе вопрос, привычно думая, что море новой картиной даст ответ.

   Но ответа не последовало. Видимо вопрос был преждевременным. Море лишь перевело моё внимание с частной картины на всеобщую. В ней я опять увидел шерстяную поверхность моря с безчисленным количеством собачьих спин и голов, но с одним существенным дополнением. Каждая собака имела свою привязь. И поводки у собак были разными. У одних поводки были длинные, у других короткие, одни бегали внатяжку, другие, ослабив поводки. Одни бежали в одну сторону, другие в другую, третьи по кругу, одни быстрее, другие медленнее, одни весело, другие обречённо.
 
    Кроме того, поводки определяли смысл и характер поведения собак. Одни относились к поводкам как к неизбежности, другие пытались их порвать, третьи безуспешно грызли их, четвёртые скулили от безысходности, пятые кусали других от отчаяния. Причём гамма этих чувств у каждой собаки могла меняться в течение короткого времени на противоположное.

  Я не мог понять, как в этом хаосе движения поводки не переплетаются и не запутываются между собой? Ведь каждая собака, находясь на поводке, сохраняла определённую степень свободы движения. И море, повинуясь моему желанию, показало, что эти поводки с одной стороны условны и представляют собой некие энергетические нити, которые, даже в переплетении сохраняют автономность. Но для собак они являются реальностью, которая привязывает их к своему месту. И они через переплетения поводков создают сообщества, основанные на схожести интересов.

                3

   Из меня посыпался град других вопросов. Кто, зачем и как привязал это скопище собак к кольям? Что означают эти поводки и колья? В них тоже имеется какой-то мистический смысл?

   Но моё сознание пошло мимо этих вопросов и мысль застопорилась на другом, казалось второстепенном аспекте. Я увидел, что собаки, будучи привязанными к кольям, с одной стороны смиряются со своей судьбой, и в то же время страстно желают свободы. Освобождения от привязанности. Это становится смыслом их жизни.
  Но решают они эту задачу по-разному.

  Одни из них старались порвать поводки, другие грызли их, третьи, как безумные, метались по сторонам, четвёртые, видя несвободу не в поводке, а в коле, к которому привязаны, рыли подкопы под них, пятые от безсилия просто скулили, шестые, видя неудобство от скопления, кусали своих соседей, седьмые, поняв обречённость такого существования, продолжали смиренный бег по кругу.  И все оттенки борьбы со своей судьбой сливались в конечном итоге в одну музыку, одну мелодию – мелодию отчаяния от нелепости такого существования.

   Музыка вселенской тоски и отчаяния коснулась и моего сердца, заставляя понять, что другой мелодии жизни в этом мире просто не существует и мне тоже надо раствориться в ней и стать ею, чтобы не слушать её со стороны.  Но я устоял от этого притяжения и поглощения морем, неясно понимая, что в этой ситуации я не отстранённый зритель, а носитель какой-то миссии. И мне надо устоять от поглощающего воздействия моря. И чтобы сделать это, я ещё глубже сосредоточился на постижении сущности моря.

   И опять мне стали раскрываться новые детали жизни собак. Я увидел, что собаки привязаны к своим кольям по-разному. У одних были тощие и грязные верёвки, у других – толстые и ржавые цепи, у третьих – кожаные ремни, у пятых – золочёные и даже инкрустированные цепи… И разнообразие привязанностей давало такое же разнообразное отношение к ним. Одни яростно ненавидели свою привязанность, если она была неприглядного вида, а другие гордились ей, если она выделялась своей красотой и богатством. И между ними шла какая-то борьба за обладание более престижной привязью.

   Но и владельцы богато украшенной привязи не становились счастливее и свободнее, их тоже не обходила тоска от привязанного существования.

                4

   Все собаки понимали, что обречены на привязанность. И попытки сменить бедную привязь на богато украшенную, ничего не давали. 

   Некоторые наиболее сильные собаки стремились удлинить поводки, чтобы увеличить своё жизненное пространство, но натыкались на ожесточённое сопротивление тех, кому это грозило сужением своей сферы жизни. Поэтому сильные подминали под себя слабых, заставляя их довольствоваться скулением на одном месте, а сами обретали больший простор действий.  Но всё это вызывало неимоверную грызню и драку за свою сферу влияния.

   Более мудрые собаки, не склонные решать проблемы силовыми способами, старались из совокупности привязанностей создать свою свободу и этикет поведения. Некоторым это удавалось. Они создавали сообщества и договаривались о правилах поведения. И хотя это свободы не увеличивало, но позволяло избежать яростной грызни друг с другом, что происходило в других сообществах.

    Но и здесь не обходилось без противоречий. Сообщества враждовали друг с другом, считая, что их принципы свободы самые правильные, а остальные сообщества должны подчиняться их способу существования, и тогда всё море придёт к гармонии, а его поверхность не будет так сильно штормить, как сейчас.  Но при этом каждое сообщество считало, что другие нормы жизни являются ещё большим закабалением и потому яростно сопротивлялось всякому давлению. И море штормило ещё сильнее.

    Меня не покидало желание как-то помочь этим несчастным животным, и высвободить их из той кабалы, которую они для себя создали. Но как это сделать? И море, отвечая на мой немой вопрос, опять обратило внимание на привязь и кол.

   - Имеют ли они какой-то другой, мистический, подтекст? – спросил я.

   И море опять ответило на мой вопрос.

   Я увидел, что привязью собак являются их собственные чувства и мысли. Причём низменные чувства, такие, как: злобность, властность, жадность, безысходность, обречённость, уныние и множество других. Кто чем жил, тем был и привязан к своему колу. И даже те, кто искал свободы, сидели на поводках своей свободы, ибо стремились достичь её за счёт других. И все эти низменные чувства через кол уходили вниз, и как якорем привязывали  к своему месту.

  Моё внимание сосредоточилось на кольях: что это такое? Имеют ли они какой-то мистический смысл?

  Все они имели разное строение. У одних были простые деревянные колья, у других - крепкие металлические, у третьих - массивно бетонные, у четвёртых – богато украшенные. И отношение к кольям у собак тоже было разное. Одни не придавали им особого значения, другие, понимая неизбежность привязанности, старались всячески украсить их, и даже создавали предмет гордости. При этом всех не покидало желание избавиться от них.

   Но это была внешняя сторона кольев. Меня интересовал их сакральный смысл. И море дало подсказку. Кол являет собой смысл жизни каждого животного. Частный смысл жизни затем сливался во всеобщий, и это  создавало безысходность бытия. Колья, к тому же, являлись некой антенной, которая передавала смысл жизни каждого существа вглубь земли, туда, где находился единый центр, определяющий суть и смысл жизни этих животных. Собаки были внешней частью разума моря, а его центр управления находился в глубине земли. И осуществлялось это управление через колья.

                5

   Я почувствовал, что время моего созерцания и познания моря подходит к концу. Кое-что мне стало понятно в жизни моря и отдельных его составляющих в виде собак, и теперь наступает время действия. Я для того и проявился в этом мире, чтоб не только познать, но и воздействовать на него.

   Во мне забурлила целая гамма чувств от сострадания к этим животным, до полного неприятия  этого жуткого зрелища. Но крайности не годились для воздействия на море. Именно этой реакции оно хотело от меня, чтобы поглотить в свою утробу. И тогда во мне возник образ героя-освободителя. Все собаки, несмотря на их непохожесть в поведении, хотели одного – освобождения. Освобождения от привязанностей. Обретя свободу, они могли жить по своему усмотрению, не мешая другими. И тогда бы в этом мире утвердилась гармония.

   Мысль эта укрепила и восхитила моё сознание, и я решил действовать. Не знаю как, но в моей руке появился лучистый меч, как оружие освобождения. Я подошёл к краю моря и вошёл в него. Взмахнув мечом, я рассёк первые поводки привязи собак. Мой лучевой меч легко перерезал и тонкую верёвочную и толстую цепную привязь, ибо они были не материальными, а психическими. Собаки, почувствовав отсутствие натяжения, радостно взвизгнули, подпрыгнули от счастья и побежали прочь от ненавистного им моря.

   Радостная реакция первых освобождённых собак, подстегнула меня на дальнейшие решительные действия, и я начал упоённо размахивать лучистым мечом, освобождая несчастных животных от векового рабства. Несколько собак, выскочив из моря, неожиданно упали и застыли в неподвижном состоянии. Я не придал этому особого значения, поскольку другие собаки, находящиеся на привязи, видя реакцию освободившихся собак, рвались ко мне с надеждой на скорое освобождение. Их желание придавало мне силы и решимость, и я, размахивая мечом направо и налево, рассекал ненавистные собакам привязи.

   Их первые радостные визги освобождения пронеслись по всему морю. Оно заколыхалось, устремилось в мою сторону. Со всех сторон слышался призывный лай с просьбой освобождения. И я не жалея сил косил ненавистные поводки, прорубая для собак коридор свободы.

   Получившие свободу собаки бросались прочь из моря, но пробежав короткое расстояние падали замертво. И теперь в мелодию радостных визгов освобождения вплетались нотки посмертных криков. Они дошли и до меня. Я обернулся назад и увидел не менее грустную картину, чем впереди. Часть собак, выбежавшая на окраину моря, лежала мёртвой. Другая часть, видя такой неожиданный исход, приумерила радость освобождения, и недоумённо скулила, не понимая, что делать дальше.

    Я приуменьшил свой энтузиазм, не понимая, почему собаки, так жаждавшие освобождения, умирают от вожделенной свободы?  Вникая в причину гибели собак, увидел первое, что пришло в голову: собаки не могут двигаться по прямой. Привыкшие к движению по кругу вокруг кольев, они теряли ориентацию и не знали, как вести себя на свободе.

   Но это было лишь одной причиной. Другая причина была в том, что они избавились от прежнего смысла жизни, а нового не нашли. Свобода для них стала пустотой смысла жизни. Освободившись от старой привязанности, они не нашли нового вектора жизни. Или новую привязанность, которая бы давала возвышенный смысл жизни.

  Это, кажется, начали понимать и собаки. В освобождении от привязанностей они стали видеть ещё большее зло, чем на привязи. И отношение ко мне стало меняться. Восторженные визги приуменьшились, стало больше настороженности, а затем услышалось даже злобное рычание.

  Голова моя закружилась, в ней всё смешалось. Я вдруг понял, что попал в ловушку. Море просчитало мои мысли, возбудило чувство героя-освободителя и заставило войти в её пространство. Я оглянулся назад и увидел, что далеко ушёл от берега в пылу освобождения. Назад мне уже не вернуться. И ужас охватил мою душу.

   Отношение собак ко мне становилось всё хуже. Они начинали видеть во мне источник зла. Я не мог двигаться вперёд, был закрыт и путь назад. Кольцо собак вокруг сжималось всё больше. У меня оставалось два варианта выхода из этого положения. Либо смириться с судьбой и быть загрызенными собаками, либо вступить с ними в бой, и… самому стать собакой. Именно этого хотело от меня море.

   Ни тот, ни другой вариант не устраивал меня и вёл к гибели. И я выбрал третий. Вдруг вспомнив о кусочке небесной сини и золотом луче солнца, что проявилось надо мной при подходе к морю, я вопросил небеса о смерти.

   - Заберите меня ещё до того, как меня загрызут! – воскликнул я небу.

   И оно отозвалось на мою мольбу. На какое-то время я потерял сознание, а потом увидел себя в этом же собачьем море, в том же месте, но… на острове.

   Каким образом возник этот остров, мне было невдомёк. Но я почувствовал себя на нём в безопасности. Собаки до этого острова не доставали. Можно даже сказать, что не видели его. Они по-прежнему жили своей кусачей жизнью, а меня на острове как бы не замечали.

   И хотя я обрёл безопасность, сути проблемы это не решало. Я оставался один на своём острове посреди моря тоски.

                6

    Чувство безысходности проникло в мою душу, я даже заметил, как тело начинает обрастать шерстью, и недалёк тот момент, когда и я от безысходности и озлобления на свою судьбу, тоже превращусь в животное и стану неотъемлемой частицей этого живого моря.

   Но тут опять вспомнился кусочек небесной сини, который также реагировал на мои мысли и исполнял желания. Я поднял голову и в мольбе задал вопрос:

   - Что мне делать? Как жить в этой западне?

   В голубом оконце неба блеснул золотой луч солнца, который коснулся моей души, что дало  успокоение. Я не один в мире безысходности, там, наверху, всё знают обо мне и понимают моё положение. Надо просто сменить вектор внимания и создать новую линию связи человека с небом. Не интересы моря должны меня волновать, а создание прочной и устойчивой связи с небом. И тогда моя психика обретёт устойчивость.

   Многое стало понятным. Собаки, потому стали собаками, что оказались психологически привязанными к земле. А надо устанавливать связи с небом. И тогда картина мира начнёт меняться.

  Я всей силой души устремился к небесному озерцу сини. Оно не просто отреагировало на мои устремления, а обрадовалось, заулыбалось, и даже засветилось от смущения, и в ответ выдало такую порцию любви и радости, какое можно получить только от влюблённой подруги. Я вдохновился от такого посыла любви, словно заимел на небе ангельскую подругу.

   Мир вокруг стал меняться. Сплошная серость, окружавшая пространство моря, начала светлеть. Появились другие краски – голубые, зелёные, золотистые, красные. Безпросветно серый мир преображался в радужные цвета. Эти изменения заметили и собаки. Грызня между ними уменьшилась, они с удивлением смотрели, как в их чёрно-сером мире появляются цветные пятна, которые не просто дают другие краски миру, но изменяют сознание. У собак появляются другие оттенки чувств и другое понимание смысла жизни.

   Более того, новые краски мира раздвигали и видоизменяли пространство, в нём начали появляться новые предметы. Вдали увиделись контуры зелёных деревьев, да и среди шерстяного моря собак, появились острова с зелёной растительностью, и что самое удивительное, с цветами. В их безпросветно сером мире, появились живые огни красоты. И это ошеломительное открытие буквально заворожило сознание многих собак.

   Происходили изменения и во мне. Моё тело стало светлеть, всё больше наполняться небесной любовью. Солнце в небесной сини не просто пробивалось отдельным лучом света, а проявилось краешком диска. И светило это солнце не только светом, но и любовью. Непроглядная хмурь неба, какой она была раньше, стала таять, и превращаться в скопление густых облаков.  И хотя на небе было всё ещё пасмурно, но солнце раз за разом всё больше проявлялось на нём.

   Внешний облик собак тоже начал изменяться. На лицах появилось более осмысленное выражение, и что удивительное – даже некоторые человеческие черты лица. Сияние солнца оказывало преображающее воздействие на эту планету.

   Но потом внутри моря что-то задвигалось. Откуда-то из глубины пошло шевеление и даже грозное недовольное рычание. Собаки вмиг притихли и даже поджали хвосты от страха. У меня создалось впечатление, что в глубине моря находится некое чудовище, которое и является хозяином, разумом или даже богом моря. Собаки чутко уловили это шевеление, и в мистическом ужасе застыли перед волей своего властелина.

   Тёмному чудищу моря явно не нравились те изменения, которые происходили на поверхности. Свет солнца и особенно свет любви был неприятен ему. Более того, этот свет выводил собак из повиновения, позволяя им видеть мир вне дозволенных рамок.

   Но картина мира уже изменилась, и причём, необратимо. Мне стало ясно, что собаки, через воображаемую привязь и колья связаны с внутренним чудовищем моря. Они являются его частью и сутью. Более того, собаки являются его пищей. Но не столько физической, сколько духовной. Через грызню собак, вражду, взаимную ненависть, это чудище собирает негативные энергии и питается ими. И тем самым укрепляет власть не только над собаками, но и усиливает себя. Напитавшись ненавистью и страданием собак, это чудище бросает вожделенные взгляды в пространство космоса, чтобы набраться сил и поработить другие миры и планеты.

  Но вот на пути этих вожделенных мечтаний появилось препятствия в виде моего соседства.  Поначалу это чудище хотело всосать меня в своё собачье море и сделать частицей своего существа. И в какой-то мере ему удалось это, и я бы погиб в море, но небо спасло меня, создав неприступный остров. И вот теперь чудище явно указывало собакам, что причиной их несчастий, является моё присутствие на острове посреди моря. И меня необходимо уничтожить.

    Собаки, повинуясь интуитивному приказу, разом рванулись на мой остров. Привязи для них уже не были помехой. Ради этой цели, чудище позволило им немного свободы. И они бы мгновенно разодрали меня в клочья, но я уже был учёным и имел небольшой опыт понимания разума моря.

   Меч по-прежнему был со мной. Но я его воспринимал по-другому. Не как оружие защиты и убийства, а как Луч Любви. Подняв лучевой меч вверх для защиты, я увидел, как он мгновенно превратился в Луч Солнца.  В ослепительно золотистый луч.  Свет озарил пространство острова, создав невидимую солнечную защиту. Собаки бросались на стену света, и натыкаясь на невидимую твердь света, отскакивали от неё.  Кроме защитных свойств, стена обладала и преображающими качествами. Собаки мгновенно теряли злобность, психологическая связь с чудищем обрывалась. Они сначала непонимающе смотрели вокруг, а потом в глазах появились искры надежды.  Они стали смотреть на меня, как на освободителя. Более того, прежняя привязанность к чудовищу через поводки и колья стала растворяться от сияния света, и от них потянулись ко мне золотые нити доверия.

   Небо спасло меня в очередной раз. И я послал ему за это импульс благодарности. Мне стала приоткрывать миссия в этом мире, я понял, что моё дело не завершено, и необходимо заключительное действие.

                7

    И этим заключительным действием должна стать битва с морским чудовищем. Поняло это и само чудовище. У него тоже не было выбора. Либо оно сокрушает меня и превращает в животное на привязи, либо я изменяю его мир, освобождаю всех животных, и создаю новые условия бытия на этой планете.

  Такая же безальтернативность ситуации сложилась и для меня. Либо я погибаю на своём одиноком острове, либо освобождаю себя и всех животных. Я не знал, каким оружием и как смогу победить это чудище, но чувствовал, как во мне крепнут и дух, и силы. Более того, я понимал, что не один, за мной, а точнее, над головой есть кусочек небесной сини с золотым лучом солнца, за которыми в свою очередь, стоит всё мироздание. Вся Вселенная собирала и концентрировала свои силы в моём хрупком человеческом теле.

  Но и чудище, рассвирепев от моей наглости, тоже стало выпячивать свои силы. Где-то там, в глубине моря, мне увиделась всё расширяющееся воронка, уходящая глубоко в землю – в центр планеты. Там было лежбище этого чудища. Оттуда оно безчисленными нитями, которые наверху моря понимались как поводки, управляло собаками. 

   - Как оно там появилось? – задал я немой вопрос небу.

   И небо показало мне частицу тёмной части Космоса, которое принадлежало  демоническому миру. Оттуда пришло это чудище и как паразит вцепилось в планету, порабощая её и высасывая энергию жизни.

   И вот теперь, когда я потревожил его паразитический покой, оно поднялось с лежбища непроглядной тьмы. Увидев перед собой противостоящего крохотного человека, оно просто дохнуло на меня своими ядовитыми испарениями. Меня обволокло мертвенно-чёрным туманом, который был ядовитым не только для тела, но и для души.  Для этого чудища не было такого существа во Вселенной, которое бы не смогло  отравить своим ядом, подчинить и превратить в управляемое животное существо. И моя человеческая душа должна была задохнуться от этих испарений, признать свою слабость, ничтожность и зависимость от демонической силы этого чудища, и стать скулящим животным существом.  Но луч света, пришедший с небесной сини, сверкнувшей молнией разметал чёрную тучу, нейтрализовал всю её ядовитость, и она каплями дождя осыпалась на землю вокруг меня.

  Я снова предстал пред чудищем в ещё большем сияющем свете. Крепость маленького человека изумило мерзкую тварь, которая могла подчинять своей власти многие миры Вселенной. Чудовище взвыло, подняло невообразимый вопль и вихрь, с целью напугать и вымести эту маленькую человеческую соринку с моря её деспотического владения. И действительно поднялся свирепый вихрь, который вздыбил поверхность собачьего моря.  Многие собаки срывались с привязи и их, как пылинки, носило ураганными ветрами над поверхностью моря.

   Но меня эти вихри не затронули. Я находился в световом коконе, который защищал от порывов ветра, и просто наблюдал за безрезультативной свирепостью чудища.

   И когда оно поняло своё безсилие перед хрупким сиянием света маленького человека, то решилось на последний чудовищный акт: если эта планета уходит из-под её влияния, то пусть она не достанется никому.  Чудище сконцентрировало в себе последние силы, призвало все демонические силы Космоса, чтобы взорвать отдаваемую планету, и…

    Теперь наступил мой черед действия. Я до конца не знал, каким будет мой ответ, но слившись с сияющим разумом Космического Солнца, знал, что это будет правильное решение. И действительно, вдруг в моём сердце вспышкой молнии раскрылся Цветок Блистательной Красоты, и я этот Цветок преподнёс чудищу.

   Мне самому было интересно знать, откуда взялся этот Дар, и что он собой являет?  Повинуясь моему желанию, Цветок раскрыл передо мной свою внутреннюю суть. Я увидел в нём сияние Сердца самой Матери Вселенной. Всю силу Её Любви и Жизни. Через Огонь Жизни, которым сиял Цветок, Мать- Вселенная говорила, что Свет сильнее тьмы, Любовь сильнее ненависти, Сила Жизни сильнее силы смерти. Во Вселенной есть только одна несокрушимая Сила Любви, на которой строится всё Мироздание, и нет такой силы, которая, могла бы её подавить.

   Через моё маленькое человеческое сердце Мать- Вселенная сконцентрировала  всю силу Любви и Красоты и предстала перед чудищем в виде Цветка.

   И оно взвыло от этого дара. На время потеряло память, ориентацию и забыло, что хотело делать. Свет Любви, исходящий от этого Цветка был настолько нестерпим и ядовит для этого чудища, что оно, как ошпаренное, вырвалось из своего земного логова. И в тоже время, будучи живым существом, чудище тосковало по материнской любви Вселенной и потому приняло этот Дар. Но не способное само источать любовь, оно воспринимало её, как отраву. Я увидел, как из моего сердца выделилась копия Цветка Матери-Вселенной и утвердилась в сердце этого чудища. Раздираемое противоречивыми чувствами, оно унеслось прочь в самые тёмные глубины Космоса, в свои демонические миры. Я только увидел, как два ангела, подхватившее это чудовище с двух сторон, сопроводили его, в уготованное ему место.

   Из моего сердца выделилась другая копия Цветка Матери Вселенной и утвердилась в том месте, которое недавно занимало чудовище. Я понял, что в этом Цветке заложены программы новой жизни для всех живых существ планеты. Она начнёт развиваться по божественным законам.
   
                8

   Пока я занимался чудовищем, в море произошли существенные изменения. Тучи на небе поредели и сквозь них пробивались прямые лучи солнца. Под воздействием света мир начал изменяться. Появились природные ландшафты – леса, поля, реки, озёра, горные массивы. Сильно изменился и облик собак. На лицах появилась осмысленность, а некоторые даже превратились в людей. Последние недоумённо оглядывали себя и подобных себе, не понимая сути преображений. Потом до них стало доходить, что они всегда были людьми, но чудовище, поработившее  планету, низвело их сознание до животного уровня. И уже не злоба и остервенение становились смыслом их жизни, а стремление к любви и красоте.

   Но большая часть всё ещё оставалось в облике животных. Но и они, видя, какие преображения происходят в недавних собратьях, тоже стремились к обретению человеческого облика.

   Самые осмысленные люди обратили свой взор ко мне, узрев причину произошедших преобразований.

  - Смотрите наверх! – сказал я им. – Создавайте новые небесные связи. Там, в небесах, ваш дом, там ваше будущее. Живите солнцем и сияйте солнцем.

   И действительно, они почувствовали, что от солнца идёт не только тепло и свет, но и осветление души. Оно формирует новый смысл жизни, и побуждает к созидательной деятельности. И уже не грызня друг с другом, а сотворение нового мира для всех, наполнило их души.

   - Ты останешься с нами? – с надеждой обратились ко мне самые просветлённые. – Ты будешь творить с нами новый мир?

   - Нет, - ответил я. – Моя миссия выполнена. Я возвращаюсь домой, в свой небесный мир. Смотрите! – показал я рукой наверх.

   В прозрачной сини неба проявился сияющий золотым светом Небесный Город. Великолепные храмы, прекрасные ландшафты, ангельская аура радужными сиянием, исходящая от этой красоты, изумила сознание людей. Красота неба была намного завораживающей красоты земли.

   - Я улетаю, - сказал я своим новым друзьям. – Мой дом ждёт меня.

   Я не заметил, как за моей спиной выросли ангельские крылья, и одного взмаха ими было достаточно, чтобы  преодолеть земное притяжение и исчезнуть в радужном сиянии Золотого Города.

  - Всё! – со вздохом облегчения произнёс я. – Моя миссия завершена. Тяжесть притяжения Земли позади, и впереди ждёт необъятная свобода Космоса.

   Я не знал, куда меня несут ангельские крылья. Пролетая между звёзд и сквозь созвездия, я летел всё дальше и дальше, какая-то музыка несла меня к неизведанной цели.  И в тоже время я знал, куда лечу. Знал, что впереди ждёт долгожданная встреча.

  И вот я почувствовал приближение цели. Вырвавшись за пределы звёздных образований, я увидел перед собой огромное звёздное  море. Им являлось Солнце Вселенной, состоящее из безчисленного количества сияющих звёзд. Они соединились в единое световое море, чтобы мощно сиять на раздробленные звёздные скопления.

   Здесь, в Солнце Вселенной, был мой дом. Здесь проявлялась моя истинная суть. Я потерял свой ангельский облик и стал плазменной капелькой  огромного солнечного моря. Ах, какая это сладость! Избавиться от формы человека и стать капелькой в едином организме живого солнца. Я ощущал себя и капелькой маленького разума, и всеобъемлющим Разумом Солнечного Моря.  Сливаясь своим маленьким сиянием со всеобщим сиянием Солнечного Моря, я наполнял и насыщал Любовью и Жизнью целые миры.

  Мне нравилась моя работа. Нравилось наполнять пока ещё тёмные миры, светом божественного совершенства. Нравилось видеть, как тёмные планеты, начинают излучать солнечный свет и сами становиться солнцами.

   И вот однажды в необъятных просторах Космоса, я увидел тёмную планету. Среди других планет она выглядела беспризорницей, лишённой материнской любви. Я приблизил своё внимание к ней и… узнал в ней ту самую планету, которую освобождал от чудовища. Да, она была спасена от порабощения, но не обрела света Материнской Любви Вселенной.

  Подавляющее число собак обрели человеческий облик и выстраивали на планете общество гармонии и социальной справедливости, но подходили к пику своих возможностей и не знали, как развиваться дальше. Память обо мне у них сохранилась, и когда я каплей Материнской Любви приблизился к ним, они узнали меня. И узнали по тому Цветку Любви и Красоты, который сиял как в моём, так и в их сердцах. Наши энергии слились воедино. Это была такая же радостная встреча, какую я испытал в момент слияния с Солнечным Морем.

   Но я был не только человеком. Я мог быть и каплей плазменной любви Матери Вселенной. И это определило моё место на этой планете. Я вошёл в недра планеты, в её сердцевину, где сияла копия оставленного мною Цветка. Будучи частью Солнечного Моря, я стал внутренним солнцем планеты и мог питать  Цветок Любви и Красоты огнём плазменной Любви Матери Вселенной. Так я стал божественным разумом и внутренним солнцем планеты.

   Если чудовище вытягивало из людей жизненную энергию и превращало в животных, то теперь начался обратный процесс. Сохраняя связь с Солнцем Вселенной, я из центра планеты направлял солнечные нити, которые  питали людей  Любовью Матери Вселенной, что давало им возможность развиваться по божественным законам. Люди осознали новый смысл жизни и новую траекторию развития. Их сообщество представляло не море грызущихся собак, а преображалось в огромный Божественный Цветок Любви, тот самый, прообраз которого находился в центре земли. Как внутри, так и снаружи – гласит космический закон.

   Этот Цветок был не только красив сам по себе, он благоухал любовью. Люди называли его Цветком Божественного Счастья. Каждый человек, как и клетка в организме, был частью этого Цветка и одновременно всем его целым. Вся планета превращалась в Цветок Божественного Разума, чем вызывала интерес и восхищение у других планет. Проделав сложный путь развития от животного сознания до сознания Человекобога, она давала пример эволюции для других миров.

   Люди знали, какое их ждёт будущее, и даже дали название своему будущему миру. Планета Ангелов – так она будет называться и таковой станет в сообществе человеческих миров в нашем уголке Вселенной.


                1998г -  Февраль 2022г.