Диктатор и палач. Глава пятая беседа-1

Правительственная "эмка" притоморзила у поста, въехала на территории Кремля и остановилась у Большого Кремлёвского дворца. Лейтенант Жмурик любезно вызвался сопроводить Трофима до кабинета вождя.

Доведя Трофима до кабинета, Жмурик так же любезно растворился - не смотря на юный возраст, в нём чувствовалась старая школа.

Приёмная была маленьким, светлым помещением. Ближе к окну стоял журнальный столик из музейных запасников, вокруг него разместились диванчики для гостей. Вплотную к стене стоял большой книжный шкаф, под завязку набитой марксистской литературой.

Другой стол, рабочий, стоял у кабинета и в данный момент пустовал: Афоня Петров и Шура Матюков, доросшие до личных охранников Емелина, сидели на низких диванчиках по разные стороны стола и играли в сянци. Рядом с ними шумело радио, женский голос из которого вещал об XI Олимпийских играх.

Когда Трофим вошёл в кабинет, сидевший к нему лицом Шура кивнул, давая разрешение пересечь порог главы партии и государства.

Член политбюро и ЦК СПР, председатель Совнаркома Лев Данилович Емелин оказался таким же, каким его  изображали на официальных портретах: среднего роста старик, превосходно сложенный для своего возраста, с седыми, но всё ещё густыми волосами, с седой клиновидной бородкой.

Одет он был в серые галифе, заправленные в узкие хромовые сапоги с высокими голенищами, и в старый, потёртый френч без знаков отличия.

Ему было шестьдесят семь лет, не на много младше Осипа Иванова, но для Осипа он всегда был несносным мальчишкой, выскочившим из ниоткуда, как чёрт из табакерки, и за каких-то несколько месяцев (!) вырвавший у него лидерство в русском социалистическом движении, которое Ося и собрал из разрозненных ячеек.

В дальнейшем их вражда превратилось в некое подобие дружбы, Емелин всегда уважительно относиться к Осипу, называл его своим учителем и ссылался на него в своих работах, но искорка уснувшей вражды ещё тлела между ними.

Емелин тепло приветствовал Трофима, пожал ему руку и заключили в объятия.

- Ну, Трошка, рассказывай, как сам?

Они сели напротив друг друга на стулья, диктатор и палач, два повязанных кровью жестоких человека, очень нежно относящиеся только к своим семьям. От голубых глаз палача веяло холодном, зелёные глаза диктатора извергали весёлые искорки.

- В Киеве человечек есть, Вася Блошкин, коллега твой. С самой революции врагов утилизирует и в ус не дует. Но подбирать людей, не в пример тебе, не умеет: одни сходят с ума, другие кончают с собой, третьи просто спиваются. Я с ним веду переписку, вот, прочти, это его последнее письмо.

Емелин достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его Трофиму.

"Дорогой тов. Емелин!

Пишет вам начальник комендантского отдела административно-хозяйственного управления НКГБ РСФР майор госбезопасности тов. Василий Михайлович Блошкин. Сегодня потерял свой рабочий инструмент - пистолет системы "вальтер", как раз перед казнью врага народа молчаковча Горшакова. Ни у кого пистолета системы "вальтер" не оказалось, другим огнестрельным оружием как рабочим инструментом не пользуюсь, не удобно. Прошу вас, дорогой тов. Емелин, доставить мне новый пистолет системы "вальтер". На счёт врага народа молчаковца Горшакова не беспокойтесь, капитан госбезопасности тов. Пьяных предложил разбить ему голову кувалдой, что я и сделал. Запачкал кожаный фартук. Надеюсь, отстирается.

Так же докладываю вам, дорогой тов. Емелин, что капитан госбезопасности Пьяных вечно пьян. Звучит как каламбур и было бы очень смешно, если бы не было так печально. В застенках меня окружают одни пьяницы и шизофреники. Тов. Емелин, где старший майор госбезопасности тов. Галин находит себе пригодных для такой работы подходящих людей? Прошу найти и отправить ко мне подобных людей или, на худой конец, маньяков и садистов.

С социалистическим приветом начальник комендантского отдела административно-хозяйственного управления НКГБ РСФР майор госбезопасности тов. Блошкин."

- Интересный тип. - заключил Трофим, возвращая письмо. - Надо бы с ним встретиться. И зачем ты ему дал эту должность, если не хочешь переводить его в Москву?

Емелин пожал плечами.

- Надо ж его как-то поощрять, такие люди на вес золота.

Трофим взял со стола первую попавшую под руку газету и развернул её. Пробежав глазами заголовки, он удивлённо поднял брови.

- На днях умер император Франции?!

Емелин усмехнулся и повернулся лицом к окну.

- Рыжего Наполеона V добил сифилис, на троне теперь его молодой и неопытный сын, Наполеон VI, в Британии продолжается политический кризис вокруг короля и его личной жизни, в Испании гражданская война и на фоне всего этого часть военных и эти чёртовы закостенелые догматики хотят пойти войной на всю Европу и это притом, что только в течение следующих шести лет страна будет полностью готова к ней! Мы им объясняем, а они не в какую!

Трофим, услышав как Емелин назвал уважаемых партийцев, по-привычке замотал головой, но уже через секунду оскалился.

- Забыл, Данилыч, что твой кабинет, как и наши квартиры, прослушке не подлежат.

Емелин протянул ему сигареты. Закурили.

- Мы семья, Трошка. Тебя не заберут, но болтать опять-таки не советую, не так поймут. Я для страны и для них гений во плоти, что-то вроде святого или даже бога, но сейчас, слушая на партзаседаниях и заседаниях Совнаркома выступления оппозиционеров, я чувствую себя этаким добрым королём, которого окружили злые бояре. Ну, не долго им осталось. Мой авторитет непререкаем, раз я сказал надо - значит, надо. Все эти оппозиционеры пойдут под нож как агенты империализма, которые толкаю свою Родину в бездну губительной для неё войны, что бы способствовать её поражению и оккупацией вражеской армией с целью расчленения РСФР и реставрации капитализма.
 
Трофим улыбнулся сквозь табачный дым.

- То есть, меня ждёт богатая жатва?

- Если враг не сдается, Трошка, то его уничтожают. Не обязательно в физическом, допустимо и даже желательно в моральном плане. Вспомни старую гвардию, которая в конце концов начала путаться у меня под ногами. Рыков, Бухарин, Томский, Радек - все они сидят на пенсии и бояться в лишний раз напомнить о себе. В общегосударственном смысле они, конечно, не враги, но в частном - ещё какие. Что же Трухича, то он высказал всё Евграфову, а тот передал всё мне... Сегодня-завтра Трухич встанет в оппозицию, став таким образом самым высокопоставленным оппозиционером и, не исключено, её лидером и знаменем. Через двенадцать дней, на пленуме, я сорву с него маршальские петлицы и отправлю руководить заштатным Приволжским военным округом. А будет бузить - пристрелим, как бешеного пса, без суда и следствия.

Трофим, не скрывая своего разочарования, тяжело вздохнул.

- Значит, жатвы не будет.

- Заладил, Трошка, будто и поговорить уже не о чем. Предлагаю сменить тему.

- А скажи мне, Данилыч, сам-то ты веришь в социализм, ради которого я положил на заклание биологического отца?

Емелин засмеялся и подавился дымом.

- Не смеши меня, Трошка. На самом деле я вижу в социализме легальный способ тотального контроля и абсолютной диктатуры.

- А эти, за дверью, нас не слышат?

- Стены звуконепроницаемые, даже если они будут специально прослушивать стены, то ничего не услышат.

- Слушай, не придешь завтра ко мне на ужин? Я как раз собирался готовить лазанью, да и дети давно не видели дедушку.

- С великим удовольствием, Трошка...

***

Перед тем, как вернуться в отел "Дессалин", подвыпивший Николай Иванович приказал везти его на стык улиц Племени Аррада и Семиста Папуасов, где стоял очень длинный (145 метров) двухэтажный дом номер пять, в котором размещалось с десяток посольств. Каждое посольство имеет свою лестницу на второй этаж. То есть, к примеру, на второй этаж посольства Перу вы попадаете только с первого этажа посольства Перу, с первого или второго этажа посольства, скажем, Мексики, вы не попадёте на второй этаж ни посольства Перу, ни посольства любого другого государства.

Странно то, что входы никто не охранял: заходи, кто хочет, бери, что хочешь. Николай Иванович беспрепятственно вошёл в здание.

Сквозь весь дом, как хребет, шёл коридор, с туалетом и ванной на обоих концах. Это родило кучу проблем и сотрудники посольств неоднократно просили свои правительства найти другое здание, но отношения с Гаити мало кого интересовали, так что просьбы не были услышаны.

По обоим сторонам коридора были двери. Каждому посольству отводился участок коридора длиной плюс/минус одиннадцать метров и коридор каждого посольства окрашивался в свой цвет. К примеру, у Испании это был оранжевый, у Франции - синий, у Перу зелёный, а коридор посольства Руси был окрашен в красный. И чем значимее было положение страны в мире, тем ближе её посольство располагалось к туалету и ванне. Да и в целом коридор этого посольского здания мало чем отличался от коридора обычного жилого дома или общежития: развешенное на бечевке бельё, коврики у дверей...

Николай Иванович не твёрдой походкой шёл по оранжевому коридору, как перед ним распахнулась дверь, выскочила, неистово матерясь на своём родном, прачка и с размаху кинула на пол бюст короля Амадеоса II из цветного фарфора, который разбился вдребезги. Вслед прачке выскочил напомаженный испанский посол и истерически закричал:

- Este es un regalo del propio rey!

В ответ прачка огрела его мокрым полотенцем по спине. Посол развернулся и с такой скоростью вбежал обратно, что за ним захлопнулась дверь.

Николай Иванович равнодушно прошёл мимо, под ногами хрустнули осколки фарфора. Вошедшая в раж прачка собиралась огреть мокрым полотенцем и бестактного незнакомца, но тот бросил на неё такой страшный взгляд, что прачка окаменела от ужаса.

Наконец, Николай Иванович добрался до русского посольства. Здесь очень сильно пахло кислой капустой, а на мешке с картошкой у одной из дверей сидел голый по пояс понурого вида мужик с лысой головой, седыми вислыми усами и тоскливо бренчал на балалайке. На против него тоже была дверь, и к ней был приклеен лист бумаги, на котором на четырёх языках - русском, английском, французском, креольском - значилось: "тов. посол".

В приемной не было секретаря (или секретарши), но сам посол, Август Матвеевич Вильбоа, был на рабочем месте и работал с бумагами.

Вошедший без стука не удивил Августа Матвеевича, удивила его форма офицера госбезопасности, неожиданная в этой глуши. Посол сглотнул: визит офицера госбезопасности не предвещал ничего хорошего.

Николай Иванович подошёл к столу и наклонился к Августу Матвеевичу; того обдало запахом элитного алкоголя и дорогого шоколада.

- Август Матвеевич Вильбоа, как понимаю?

Август Матвеевич кивнул.

- Август Матвеевич Вильбоа... А не из тех ли вы Вильбоа, что составляют цвет бретонского дворянства?

Не успел посол открыть рот, как Николай Иванович очень громко стукнул кулаком по столу и заорал:

- Молчать!!!

И начал сверлить Августа Матвеевича взглядом. А надо сказать, что от прямого взгляда Николая Ивановича падали в обморок не только женщины, но и многие далеко не слабонервные мужчины.

- Август Матвеевич Вильбоа... "Бывший", значит. А не тот ли вы Вильбоа, что владел кондитерской "Remontel" на Баденской улице? Тот, тот. Никаких взглядов на политику не имел и не имеет, революцией при монархии не занимался, выходит, ты мерзкий приспособленец, попутчик...

Грозный шипящий голос и взгляд василиска заставили Августа Матвеевича вжаться в кресло, а в кабинете повисло напряжение.

- Знаешь, что у нас делают с попутчиками и "бывшими", которые не перевоспитались?

Август Матвеевич знал и начал медленно сползать с кресла.

- Депортировать тебя обратно было бы слишком милосердно. Мы отдадим местным. Они положат тебя в лодку, зажмут двумя досками и насильно будут кормить молоком и мёдом, чем мы их обязательно обеспечим. Ты будешь ходить под себя, в твоём дерьме заведутся личинки, которые будут жрать тебя заживо и ты умрешь в страшных муках...

Август Матвеевич тяжело рухнул под стол - Николай Иванович довёл его до инфаркта. Николай Иванович, вполне довольный собой и своей шуткой, пошёл обратно, насвистывая какой-то весёлый мотив.

Примечание. Всё вышесказанное является вымыслом автора и не относится к реальной истории. Произведение является представителем жанра "альтернативная история"