Крестники

Памяти
Геннадия Петровича Радченко

    В августе 1999 года началась вторая чеченская.
    По началу, с сопротивления народа Дагестана вторжению в республику бандитских формирований Басаева и Хаттаба, возмечтавших о кавказском халифате.
    Следом за народным ополчением, а потом и впереди него уверенные в поддержке тыла вступили в бой Вооруженные силы страны. Чеченские боевики и арабские наемники ожесточенно сопротивлялись, но армия России по сравнению с первой чеченской стала другой.
    Страна стала другой.
    Подыгрывать сепаратистам, как это было в первую войну, никто открыто не рисковал.
    Во главе правительства встал В.В. Путин, который запоминающе и крайне доходчиво пообещал уничтожать бандитов везде, где бы они не находились.
К январю были освобождены почти все города и поселения равнинной Чечни. Гудермес был объявлен временной столицей Чеченской республики. До февраля боевики ожесточенно, но безысходно сопротивлялись в окружённом Грозном.
    Сводные отряды наших омоновцев, «пэпээсников» стали выезжать в освобождённые районы для поддержания правопорядка, обеспечения общественной безопасности и борьбы с остатками бандформирований. Один отряд дислоцировался в г. Аргун, позже уже весной, другой появился в сельском поселении Комсомольском под Гудермесом, третий стал охранять мост через реку Джалка у селения с таким же названием.
    В последний день 1999 года В.В. Путин был назначен Б.Н. Ельциным исполняющим обязанности президента страны. Через шесть дней 5 января Совет Федерации объявил 26 марта днём всенародных выборов нового президента.
    Началась избирательная компания.
    Как будто в ответ на это 9 января крупные банды боевиков устроили нападения на освобождённые города Аргун и Шали, последний бандитам удалось захватить почти полностью. Наступление федеральных войск на Грозный и горные районы было приостановлено. Бои по разгрому звереющих боевиков и освобождению городов шли несколько дней.
    В результате нападения, в сводном самарско-тольяттинском отряде, дислоцированном в Аргуне, погибли командир взвода капитан милиции Федор Пеликсанов, инспектор по боевой и физической подготовке капитан милиции Сергей Банцер и милиционер-боец старший сержант милиции Владимир Кузнецов.
    Это были первые наши земляки, убитые на второй чеченской.

    В конце января, когда прошло почти три месяца моей работы в должности начальника вновь образованной в октябре 1999 года инспекции по личному составу, я неожиданно получил ошарашившее меня предложение.
    Геннадий Петрович вызвал меня по телефону в тот момент, когда я только что вошёл в кабинет инспекции после утреннего совещания с начальниками отделов у него же.
    - Есть, зайти, - произнёс я привычно.
На меня вопросительно взглянули мои сотрудники, все помещавшиеся вместе со мной в одном кабинете.
    - Радченко опять вызывает.
    Они только что настроились на планирование и раздачу поручений после ежеутреннего совещания у высокого начальства, но оказалось, что оно опять вызывает меня к себе.
    - Ща-ас чего-нибудь подбросит, - предположил Дима Федотов, улыбаясь.
    Войдя в кабинет, я полушутливо, будто не был только что, специально начал докладывать по всей форме, но Геннадий Петрович прервал:
    - Да перестань уже!
    Помолчал, посасывая негорящую трубку.
    В последние годы службы он с постоянной периодичностью бросал и снова начинал курить. То трубку, то сигареты, то иногда даже сигары.
    Впрочем, тем же, почти безнадёжным процессом, я тоже увлекался в эти годы. На тот момент мы оба были с куревом в «завязке».
    - Валерий Егорович, ты как смотришь на выборы Путина президентом? – вдруг официально, но, показалось, с лёгкой иронией, спросил Геннадий Петрович.
    Ничего себе, вопросик с притвором в лоб!? Я несколько стушевался. Чего это вдруг? Начальник решил политагитацией заняться или прощупать мои политические взгляды и убеждения?
    Тем более, что он их знал!
    - Нормально смотрю, народ поддержит, выберем Путина.
    - Нет, ну действительно. Для нас, всё таки, ближе он. Военный! По Чечне вопрос стал решаться, как надо… Об армии стал заботиться. Ну и вообще – мужик умный.
    - В принципе, так оно и есть, - смиренно поддакнул Геннадию Петровичу. Смысл-то возражать – не митинг!
    - Ладно, чего я тебя агитирую. Короче! Нам оказано очень высокое доверие. Поступило предложение, выдвинуть от нашего ГУВД доверенное лицо Путина. Ты понимаешь, какой уровень! Представлять по существу МВД страны и проводить агитацию за Путина и в нашей области, и в соседних. То есть надо предложить человека…
    Геннадий Петрович внезапно прервался, глянул в окно, казалось, задумался о том, какого человека и каких идеальных качеств надо выбрать.
    Я предположил, а что ещё я мог предположить? Сейчас даст задание проверить по нашей базе дисциплинарных взысканий наличие у намеченного кандидата на доверенное лицо самого будущего президента этих самых взысканий. Стал, было, в уме гадать на возможных кандидатов…
    - Есть мнение, - с многозначительной интонацией в чисто партийно-бюрократическом ключе, знакомом мне по прошлой работе в райкоме комсомола, продолжил Радченко с нажимом, - предложить ТЕБЯ, стать доверенным лицом Путина. Как ты на это смотришь?
    «Ну, Геннадий Петрович спросил… Как смотришь? Да я в той стороне на себя вообще не смотрел», - подумал я онемевший.
    «Блин! Что ж тут ответить можно?»- мысль заметалась, между соблазном согласится, личными политическими симпатиями, совестью, обманом, честностью, правдой…
    Много чего в голове проскочило мгновенно. Даже сердце заныло и учащённо забилось.
    - Геннадий Петрович, я, откровенно говоря, сейчас, прямо сказать ничего не могу. Вы, как… Как валенком по голове оглоушили! Надо же подумать.
    - Ну а чего думать? Нужен дисциплинированный, имеющий положительные личные качества, хороший семьянин, умеющий выступать с трибуны, говорить с людьми… У тебя всё это есть. Не выше полковника, не ниже майора. Ты как раз то… Чего ещё надо?
    Видя мои колебания, Геннадий Петрович продолжал убеждать и поддавливать:
 - Жена в органах внутренних дел служит… Двое детей. Тебя только что назначили начальником инспекции, «прогнали» на наличие компромата по всем учетам и параметрам в УСБ, ФСБ. Личное дело в Москве просмотрели, дали добро. Ну, кого ещё искать? Если дадим – не ошибёмся. Пройдёшь точно, я уверен!
    - Нет, Геннадий Петрович! Дайте подумать, дело-то серьезное!
    - Десять минут хватит?... Чего удивляешься? Нет времени думать. Не-ту! Надо вот прямо сейчас дать наверх ответ!
    Но видя моё замешательство, снизошёл: - Ладно, иди! Через пятнадцать минут жду согласия!
    Вышел в коридор, постоял минутку-две…
    Да чего тут раздумывать!?
    Соблазн, конечно, есть и велик! Это ж – ого-го! Я даже невольно на потолок глянул.
    Но Путин с «кочки» моих идеологических убеждений абсолютно антипатичен мне. Да ещё и приемник Ельцина! Правда, действительно, есть в нём что-то привлекательное, но ничего ясного и понятного. Я всегда голосовал и поддерживал коммунистов. Да и внутренне сам оставался им всегда. А теперь что? Славословить и петь прилюдно дифирамбы человеку, который изначально воспринят мною негативно?
    Соглашаться – значит врать самому себе и играть роль ради карьерных соображений. Это откровенно и без всякого пафоса. Но и отказаться надо без апломба, чтоб Геннадий Петрович не обиделся…
    Наверняка, он с кем-то обсуждал мою кандидатуру, кого-то заверил. С Владимиром Петровичем – обсуждал уж точно, тот может согласился… К чему бы он стал мне предлагать без его согласия?
    А может и не обсуждали, кто их знает?
    В памяти всплыло, как начальником пресс-службы отказался давать эксклюзивную информацию о «громких» преступлениях заместителю редактора скандальной самарской газеты, причём при условии, только ему, за Очень, по тем временам, большие деньги.
    Но взамен, с каким лёгким сердцем и даже с лёгким негодованием (попробовал бы с тяжёлым, ага!) я опровергал своего прямого начальника генерала Андрейкина, когда он «наезжал» и голословно обвинял меня и всю пресс-службу чуть ли не в предательстве, за то, что мы, якобы, за деньги продаём информацию «на сторону».
    Анатолий Иванович ну, оч-чень не любил, когда с ним не соглашались…
Геннадий Петрович, конечно, далеко не Анатолий Иванович. Но как раз его и не хочется серьёзно подводить и огорчать. Но ссылаться на свои политические взгляды и убеждения… Больно уж пафосно будет!
    Да и не тот это, впрочем, случай! Проще будем!
    Не стал я пятнадцать минут раздумывать. Снова зашёл к Радченко.
    - Геннадий Петрович! Я так не могу! Согласиться быть доверенным лицом, кого не знаю… Честное слово! Не могу поддерживать Путина… Только без обиды… Ей Богу!
    Геннадия Петровича даже в кресле слегка всплеснуло от досады. Явно был уверен в моём согласии, покрутил трубку в руке. Он не ожидал от меня отказа, был откровенно огорчён и раздосадован, хотел было что-то сказать, но я его опередил:
    - А почему Владимира Петровича не выдвинуть? Я уверен, он в данной ситуации - самая проходная фигура. Действительно весомая и авторитетная. Как я понимаю, нашему ГУВД дали право выдвигать доверенное лицо, как самым известным сейчас в стране, главным образом из-за пожара, как пострадавшим.
    Ну и кому, как ни начальнику, выступать от имени коллектива? Рушайло, мне кажется, поддержит его обязательно: он нам новое Знамя вручал и генерал-лейтенанта ему «присвоил»…
    По зданию быстро восстановились! Показатели по году у нас хорошие! Чего скромничать-то?
    Моя откровенно низкопоклонческая и внутренне противоречивая тирада мне самому была не по душе, но не хотелось мне в эти минуты быть доверенным лицом Путина. Не хо-те-лось! Не по душе он был мне. Совсем! Поперёк горла. Ну, не кривить же душой!
    Радченко смотрел на меня, склонив голову, молчал, а на лице его почти читались мысли: «Ну и дурак же ты, Егорыч». Потом, сожалеючи, покивал головой, будто говоря: «А я-то за тебя горой стоял, а ты?» - и вдруг сразу согласился:
    - Может ты и прав… Хотя зря ты отказался. Такое раз в жизни бывает… Ладно, иди работай.
    Вот тебе и на…!
    Вышел в коридор с засосавшей вдруг на Радченко обидой.
    В самом деле!
    Прям как… Баба с воза – кобыле легче?
    Так быстро?!
    И уговаривать больше не стал! Может я бы сдался!
    Я засомневался в своём поспешном отказе, даже в какое-то мгновение затосковал. Честно, муторно и мутно стало.Такое, действительно, бывает раз в жизни! Оказаться там… У вершины пирамиды...
    Конечно, может ещё и не утвердили бы наверху мою кандидатуру… Да, почему не утвердили?! Почти наверняка утвердили бы! Что я? Обсевок в поле? Косяков откровенных за мной нет, камней за пазухой не таскаю!
    А я обрубил концы сразу, даже не пытаясь туда забраться…
    Но и отступать уже поздно, не пойдешь же к Геннадию Петровичу снова и не станешь признаваться, что передумал, что чёрт попутал, отказавшись…
    Да и невозможно по-другому, в конце концов! Это тогда надо было б егозить, в первую очередь, перед Борцовым, Клименко - друзьями, сослуживцами, оправдывать отказ от своих же политических пристрастий, устоявшихся взглядов.
    Вчера говорил одно, а сегодня – пошёл в услужение, прилюдно кулаком себя в грудь бить за Путина-ельциниста!
    Либо, изощряясь, исхитряться! Выдавая (ага!) своё доверие Путину, как спецоперацию по проникновению в стан политических противников? Не слабО? Полная шиза!
    Смешно! Нелепо! Идиотизм!
    Но в душе всё смешалось…
    Просто гадко стало, под ложечкой даже засосало! Будто кого-то предал.
Или как будто наступил и что-то раздавил… Либо очень нужное… То ли напротив – вонючее и противное…
    «Правильно ведь сделал», - убеждал себя!
    НО!
    И хотелось, и кололось…
    Это ж!!!
    Такие перспективы не за понюх упустил!
    Вышел в коридор, прошёл в его конец к окну и несколько минут постоял, «переваривая» и глядя в сторону улицы Ново-Садовой.
    Всплыло в памяти, что напротив ГУВД, только наискосок, в метрах ста ближе к Волге на этой же улице Соколова, я жил со своим студенческим другом Володей Федосеевым на квартире у замечательной, добрейшей старушки, заботливой как родная бабушка, Полины Михайловны Никитиной, умудрённой тяжко прожитой и почти скрутившей её физически жизнью. В ветхом, как она сама, деревянном домике, поседевшем от въевшейся селикатной пыли рядом дымившего кирпичного завода.
    Надо же – почти 27 лет назад, осенью 73-го, опаздывая в кино, бежал вместе с Володей по этой самой улице Соколова в «Звезду», смотреть, как «Иван Васильевич меняет профессию». Песня тогда популярная была:  «Не надо печалиться, вся жизнь впереди! Вся жизнь впереди – надейся и жди!»
    Да-а-а! К чему это я вспомнил?
    Так вот же – дождался!
    Была возможность стать доверенным лицом кандидата в самого президенты страны… Да чего там! Фактически уже президента при нашей-то «абсолютно народной демократии»!
    Во качнуло! А в груди то ли жалость сосёт, то ли обида на себя самого!
Может, всё таки, действительно - дурак, что отказался?
    Наверно по аналогии с почудившейся было вершиной пирамиды, громоздящейся и сверкающей недоступными гранями и углами где-то там, в Москве, вспомнил стихотворение Сергея Орлова – поэта-фронтовика, горевшего заживо в танке…
Мне оно всегда вспоминается в отчаянные минуты досады и собственных провалов…
    …На вершинах я не бывал, /Мне они и сейчас не снятся,/Но встаёт на пути перевал,/Значит надо мне подниматься./По каменьям идти вперёд,/Не искать дороги окольной,/ Не вести пораженьям счёт,/Не прислушиваться к болям….
    Вспомнил стих и подумал, успокаиваясь: «Хрен ли теперь жалеть? Значит - то не моя вершина. Моя - вот тут вот пока, на четвёртом этаже ГУВД в Самаре. В кабинете с гер-роическим личным составом, отчаянно и безнадежно сражающимся с раздолбаями доблестных органов внутренних дел Самарской области.
    Слава Богу, что не в каком-нибудь подвале занюханном!
    Ну не дано, так и не дано попасть под бочок президента страны!
    Не тот для меня кандидат в президенты оказался! Не тот – и всё тут! Не подходит мне!
    Ещё несколько минут покрутил в мозгах свои пустопорожние сомнения, сгрёб их в маленькую кучку, помял в кулаке и зашвырнул в мусорную урну. Глянул для верности, как они там валяются скомканные и сморщенные, примирился с собой и пошёл работать.
    Мой верный и беспредельно преданный мне личный состав ждёт моего указующего перста на день грядущий! Вперёд и с песней!

    Геннадий Петрович  никогда не вспоминал и не заводил речь о том своём предложении, как будто его и не было. А мне спрашивать из-за любопытства, почему вдруг меня – стыдно и неловко… Его ли это была инициатива, советовался ли он с кем?
    Теперь и не спросишь…
    Может, и обиделся тогда Геннадий Петрович за свой напрасный душевный порыв и доверие ко мне? Прости меня грешного!
    Действительно! Он мне такой выбор «на ладошке» под самый нос сунул… Просто – лизни и наслаждайся!
    А я смалодушничал!
    Впрочем, оправдываясь, больше принципиальничал, конечно, если уж до конца быть точным.
    О реальной возможности попасть в число «приближённых к императору» я особо не распространялся. Чего воду в ступе толочь!
    Вскоре всем стало известно, что Владимир Петрович Глухов стал доверенным лицом Путина на выборах.
    Чем чёрт не шутит! Может быть, с моей лёгкой руки - что мне скромничать!
    Теперь-то! Ха-ха!
    Вспомнил я об этом, если серьёзно, не для самолюбования и похвальбы, а потому что именно доверенное лицо Путина в лице Глухова сыграло заглавную роль в реальных событиях из моих воспоминаний.

    Первого марта 2000 года с полудня по Главку покатился из кабинета в кабинет слух, обраставший противоречивыми подробностями, что наш ОМОН, выехавший в Чечню два дня назад, нарвался на засаду, был обстрелян, либо подорвалась на мине головная машина. Сгорели заживо два бойца.
    По другой версии, наш «Урал» с армейским кунгом-будкой, ехавший во главе колонны, выехал на встречную полосу движения(может пьяные были?), совершил ДТП, врезавшись во встречный КАМАЗ. Двое наших погибли, два раненых омоновца в больнице Хасавьюрта. ЧП грозит жесточайшими карами нашим командирам и начальству.
    Радченко вызвал в свой кабинет вечером, перед самым окончанием рабочего дня.
    - Завтра придется тебе со мной выехать в Чечню. Генерал приказал провести проверку по ЧП. Опасается, что там, прикрывая задницу, накрутят… Потом не отмоешься.
    Со мной - ты, из управления собственной безопасности – зам начальника отдела служебных проверок Лёша Бердин – ты его знаешь; из УГИБДД АлександрОв должен быть – начальник отдела дорожно-патрульной службы, поможет со схемой ДТП разобраться; может ещё следователя дадут - посмотреть уголовное дело – возбудили уже. Поедет ещё зам по тылу ОМОНа, но у него свои задачи по списанию оружия, боеприпасов, машины.
    Заключение по служебной проверке будешь писать ты. Фиксируй все детали, с самого начала. Возьми из дежурки копию спецсообщения. Накат там на нас! Заместитель Министра МВД И.И. Голубев, передают, грозился всё командование ОМОНа уволить и посадить.
    - Геннадий Петрович! Что, действительно, ДТП по нашей вине?
    - Да в том-то и дело, что непонятно всё!
    - Геннадий Петрович, а как двинемся? На автобусе?
    - Нет! Пойдем целой колонной. Я поеду на "Ниве" тридцать первой - ну, длинной, пятидверной. Вторым подменным водителем возьму своего – Славу Литвиненко; «газелька-похоронка» повезёт оттуда «цинки»; в омоновском "УАЗике-буханке", который останется в Аргуне, поедешь ты с Бердиным и Корнеевым – замом по тылу ОМОНа. Если дадут следователя, возьмёшь к себе. На «восьмёрке» ГИБДД - Александров со своими водителями. С автотранспортного комбината пойдет грузовой ЗИЛ, чтоб забрать и отбуксировать в Самару повреждённый КАМАЗ.
     Я, уже раскручивая в голове примерный план проведения проверки, спросил:
    - А от омоновского «Урала» что-нибудь осталось?
    Радченко сначала нервенно отмахнулся, но добавил примиряясь:
    - Откуда я знаю такие подробности? Думаешь, мне докладывали детали. Оттуда передали, что он выгорел полностью.
    Помолчал, взял из ящика стола трубку, постучал ею зачем-то по столу. Наверно хотелось курить, терпел, сдерживал себя, но легко раздражался по малейшему поводу.
    Помолчав какое-то время, взял себя в руки окончательно и стал по-свойски советовать:
    - Жене, детям пока не говори, что прямо завтра выезжаешь. Скажи лучше: - может, поеду, а может, и нет. Так потихоньку cвыкнутся с твоим отъездом. Будет меньше переживаний. Знаю по своему опыту. А завтра часам к двенадцати и сообщишь, если поедешь.
    Помолчал, а потом опять вспыхнул:
    - Да поедешь точно, чего уж тут гадать-то! Надо будет с утра получить командировочные, форму, оружие, сухпаёк. Забот будет много. Давай топай, отдыхать!
    Уже вслед добавил: - За себя оставь Федотова!
    Я вышел из кабинета Геннадия Петровича, мягко говоря, не в радужном настроении.
    Конечно, предполагал, что когда-то придется выехать в Чечню, но всегда лучше, когда готов морально к такой поездке и проверке. Когда успеваешь спланировать, как будешь её проводить: знаешь заранее, кого опросить, с кем встретиться, какие документы посмотреть, какие приказы и наставления подчитать предварительно, чтобы не выглядеть «верхоглядски». Вообще, как-то сгруппироваться.
    Здесь же всё выходило экспромтом, а проверку надо проводить по трагическому событию с гибелью наших сотрудников, со множеством неизвестных и непредсказуемых событий и последствий, которые произошли и могут ещё произойти в зоне боевых действий.
    В случае признания виновными наших бойцов, представлял себе, примерно, какие могут последовать выводы в отношении командиров отряда; наступить последствия для семей погибших омоновцев; понимал, какая ответственность за выводы заключения о проверке наваливается на меня лично.
    Конечно, прибавлялся и фактор возникающей реальной опасности для жизни.
    Там война.
    Неосознанная тревожность, а то и страхи тут же, показалось, где-то в загривке поселились и не отпускали. Выползали глупые мысли, предположения, неуверенность и разные страхообразы, которые, как фантомы, замаячили в сознании.
    Дома, как и советовал Радченко, сказал, что завтра, возможно, я отправлюсь в Чечню. 
    Рассказал, что произошло ДТП с нашим отрядом, что генерал принял решение провести проверку, чтобы избежать возможных искажений и неприятностей.
Заверил и успокоил, что событие произошло в местности, которая давно освобождена об боевиков и там никаких боевых действий не ведётся.
    Почувствовал сразу, что в семье поселилась тревога.
    Правда, она была без явных проявлений. Вроде бы всё было, как всегда, но напряжение возникло и заставляло по-другому, как бы «приободрясь», себя вести: говорить нарочито ни о чем, иногда не к месту, делать что-то, излишне суетясь.
    Будто над всеми обычными, ежедневно повторяющимися изо дня в день вечерними семейными делами появился тяжко нависнувший, знобящий всех вопрос: «А как всё дальше-то будет, а как мы будем завтра и после…?
    На него откровенно и определённо ответить было раньше времени нельзя, потому и говорить-то особо об этом не хотелось, но думалось и думалось.

    С утра я провёл со своими «бойцами», как обычно, совещание. С самого начала сообщил, что отбываю «вечерней электричкой» в Чечню.
    Ольга Анатольевна Бахарева тревожно глянула своими огромными выразительными глазами:
    - Ой, Валерий Егорович, а как мы без вас? И надолго?
    - Как-нибудь продержитесь с недельку под командой Дмитрия Анатольевича. Думаю, к восьмому марту вернёмся, если всё удачно сложится.
    Так, тебе Дима! На этой неделе у нас по заключениям контрольных сроков нет, насколько я помню. Работайте в обычном режиме. Никаких экстраординарных решений по проверкам не принимать. Просьбы и предложения отвергать на корню, если, конечно, они не будут исходить от самого генерала. Хотя вряд ли они будут. Понятно, да?
    Предваряя другие вопросы по поездке, рассказал, кто поедет и на чём. Руслану Пантелееву и Юре Костенко явно хотелось ещё порасспрашивать, что же произошло с отрядом, но я сам точно не знал всех обстоятельств ЧП, а гадать не хотелось, тем более, что меня ждали другие дела
    Весь остальной день был заполнен сборами.

    Получил тёплое бельё, полевую форму, новые берцы, тёплый комбинезон с курткой. Лямки комбинезона были узкими и коротковатыми, так что «резали» плечи, я для удобства вшил в них вручную широкие полоски кожи, вырезанные из своих старых «хромачей» - офицерских сапог, положенных по форме одежды в советское время.
    Кроме табельного пистолета Макарова выдали автомат АК-74 и два рожка с почему-то двадцатью патронами в каждом, бронежилет, сферу, противогаз, солдатскую фляжку.
    Глянул на себя в зеркало: вооружён и снаряжён прямо до зубов, только гранат на поясе не хватает да пулемётных лент крест на крест через грудь! Вообще лихо бы смотрелось!
    В старом гараже на улице Пионерской, переделанном тогда под склад, получили на всех сухпаёк: тушёнку, галеты, сгущённое молоко, что-то ещё в пакетах.
Запаслись, на всякий случай, спиртным. У Геннадия Петровича в кабинете появились для «общественных нужд» экспортные наборы от «Родника», упаковки с «полтарушками» минеральной воды и просто чистой питьевой воды.
    В общей слаженности нас насчитывалось где-то человек двенадцать, кроме гражданского водителя КАМАЗа, присланного автокомбинатом вместо намечавшегося вчера «ЗИЛа».
    После всех экипирований, свято выполняя наказ Радченко, уже одетый в «полёвку» явился в кабинет пенсионного отдела к Марине и сообщил, что уезжаю вечером в Чечню. Но для неё это уже не было новостью. Из бухгалтерии ей сообщили по свойски, что на меня выписан «расходник» на получение командировочных для поездки.

    Ближе к сумеркам весь транспорт, которым мы должны были выехать в Чечню, выстроился перед ГУВД. Водители сняли с машин госномера.
    Генерал вызвал офицеров в свой кабинет для инструктажа. Обведя нас хмурым взглядом и, кивнув головой в ответ на доклад Радченко, предложил сесть за стол заседаний.
    - Знаете, вероятно, некоторые подробности вчерашнего инцидента, произошедшего на территории Чеченской республики с нашим отрядом. Хочу ещё раз доложить, что известно на данный момент.
    Сводный отряд из бойцов самарского и тольяттинского ОМОНа следовал на смену в г. Аргун. Командир отряда - Константинов, его заместитель - Куклев. Сопровождающий от ГУВД - Рудаков.
Вчера в 6-00, при подъезде к Кизляру, отряд встретили на автомашине прибывшие из Аргуна начальник сапёрного отделения Илларионов с водителем.
    Илларионов убедил Рудакова и Константинова не заезжать всем отрядом в Кизляр, а разделиться: командованию ехать в Мобильный отряд МВД для постановки на довольствие и получения пропуска в Чечню, а личному составу во главе с Куклевым продолжить следовать в объезд Кизляра сразу в Аргун, чтобы прибыть туда раньше намеченного времени.
    Якобы, получена информация, что во время прибытия отряда, боевиками намечено нападение. Условились, что Рудаков и Константинов присоединятся к отряду у Герзельского моста на границе с Чечнёй.
    Прибыв к мосту, Куклев запросил по рации Константинова, который был ещё на подъезде. Решили, что отряд продолжит движение, а Константинов с Рудаковым присоединятся к отряду чуть позже по дороге.
    Между населёнными пунктами Герзель-аул и Кошкельды произошло столкновение передней автомашины «Урал» нашего отряда со следовавшим во встречном направлении автомашиной «КАМАЗ» с бойцами бурятского ОМОНа.
    Наш «Урал» загорелся. В кабине погибли, Илларионов и водитель Краснов, из кунга несколько бойцов успели выбраться, одного вытащили смертельно обгоревшего. Он скончался сегодня в больнице Хасавьюрта. Ещё один боец с ранением находится в той же больнице. У бурятского ОМОНа – два человека погибли, гражданский водитель ранен.
    На месте ЧП побывал руководитель группировкой подразделений МВД в Чеченской республике генерал-полковник Голубев Иван Иванович.
    В вашу задачу входит: организовать отправление в Самару тел погибших и провести служебную проверку ЧП, установить все обстоятельства происшедшего. Возбуждено уголовное дело по 264 статье УКа, расследуется временным Нижегородским ОВД в г. Гудермесе. Вот такая, вкратце, на сегодняшний момент информация.
    Помолчал.
    - У нас кто будет заключение готовить?
    Я хотел было встать и доложить, но Радченко опередил:
    - Корниенко.
    Я встал.
    - Садитесь!
    У Радченко спросил: - А почему не УСБ?
    - Мы с начальником УСБ Гадлиным переговорили, он выделил для участия в проверке заместителя начальника отдела служебных проверок Бердина, но решили, что заключение должна делать инспекция по личному составу. По положению именно на неё возложены проведения проверок по ДТП с личным составом. Следователя решили не брать. Александров изучит схему ДТП, заодно и посмотрит, что там, в уголовном деле имеется.
    Глядя на меня, Глухов согласился:
    - Ну, хорошо! Прошу разбираться очень тщательно. Судя по тому, что мне доложили, зная Ивана Ивановича Голубева, выводы МВД по ЧП, думаю, будут очень жёсткими.
    Для сведения: сегодня утром подмосковный ОМОН, следовавший, как и наш, на смену, недалеко от места дислокации попал в засаду. У них несколько десятков погибших и раненных.
    Обстановка, как видите, там раскалённая.
    Так что…, - не найдя, вероятно нужного слова, закивал выразительно, подтверждая «раскалённость».
    - Вопросы есть? – подождал секунду, - Нет? Счастливого пути!
    - Товарищи офицеры! – скомандовал Радченко, Владимир Петрович откликнулся, как положено, но ещё и махнул рукой: «Да идите уже без команд».

    Отъехали от ГУВД в глубоких сумерках.
    Первой пошла с проблесковыми «восьмёрка» АлександрОва. За ним – Радченко, мы затряслись в «буханке» следом, за нами - «газелька» и КАМАЗ.
    Я и Бердин расположились на передних сиденьях, а Корнеев заранее, по-хозяйски устроился на последнем – длинном, во всю ширину «буханки» и самом удобном. Там, если спать, вытянуться можно во весь рост. А чего ему стесняться-то? «Буханка» омоновская! А он – хозяин! Так в тылу своей «буханки» и ехал с «удобствами» всю дорогу.
    - Эй, мужики,- крикнул Корнеев водителям, - запалите у нас свет, надо рассовать всё.
    Вспыхнула тусклая лампочка.
    Повозившись на ходу с коробками сухпайка, упаковками с водой, теряя равновесие при торможении и чертыхаясь, решили, наконец, познакомиться поближе.
Корнеев снова по-хозяйски первым подал нам руку:
    - Николай.
    Я задержал его ладонь в своей: - А отчество?
    - Николаевич! Да ладно, без отчества, так короче.
    - Меня Валерий Егорович, но если короче, то лучше просто Егорыч!
    Алексей представился сразу коротко, по имени, без всяких условностей.
    - Вы раньше-то уже выезжали в Чечню? – обратился к нам Корнеев с явными нотками превосходства в голосе.
    Мы с Алексеем отрицательно замотали головами.
    - Ну-у! А я уже в который раз, начиная с 95-го.
    - Хорошо! Будем теперь за тобой держаться, как за самого опытного, - похвалил я Корнеева уважительно.
    Но при этом подумалось, что сейчас, принимая нас за «зелёных», непременно спросит, умеем ли мы обращаться с табельным оружием или стрелять из автомата, или что-то в этом роде. Я бы, наверно, на его месте, спросил.
    Корнеев не заставил себя долго ждать:
    - Вы давно из автомата-то стреляли? Вдруг понадобится! А то у нас некоторые в ОМОН приходят, а даже в армии ни разу толком не удалось пострелять.
    - Да нет, Коль! У меня некоторый опыт в этом деле есть. Вот летом прошлого года проводил сборы с вашими омоновскими снайперами.
    Корнеев некоторое время молчал, пытался уяснить себе что-то объёмное, не умещавшееся в голове, а потом всё же спросил:
    - Я чего-то не понял. А зачем начальнику инспекции по личному составу проводить сборы со снайперами. Учили правила применения оружия, что ли?
    - Не угадал. На «Вепрь» вывозил их, стрельбы проводил.
    Алексей добавил, поясняя:
    - Егорыч до октября прошлого года был заместителем начальника отдела профессиональной подготовки. Я вот давно не стрелял: ни из автомата, ни из Макарова.
    Я не стал дальше развивать тему с обучением снайперов, потому что непосредственно этим занимался Владислав Васиков. Он у нас спец по оружию. Я присутствовал как «свадебный генерал» - руководитель сборов. Даже позволил тогда себе вывезти на стрельбище своего десятилетнего Егорку. Он впервые пострелял из Макарова, Калашникова, РПК. Из СВД не разрешил, побоялся за него. Отдача у снайперской винтовки сильная, даже взрослому неопытному человеку с первого раза синяк запросто на плечо может поставить, а десятилетнему мальчишке и ключицу подломить.
    Корнеев, похоже, потеряв инициативу разговора, замолчал на какое-то время. А потом скомандовал водителю:
    - Потуши в салоне свет. Чего мы тут маячим, как…, - не найдя подходящего сравнения, отправился к своей «лежанке», а я добавил привычно для себя самого в таких случаях: «Три тополя на Плющихе».
    Замолчали надолго.
    Вспомнилось, как на этих сборах, инспекторша кадров из Сызрани, либо из Тольятти, привёзшая своих «бойцов», в ответ на наши язвительные замечания её подопечным, которые не могли попасть из автомата по мишеням из положения «лёжа», ворчала у нас с Владом за спиной, специально, чтоб нам было слышно: «Замечания всё делают, а сами-то, неизвестно, умеют ли стрелять? Сами бы постреляли, показали!».
    Владу это, наконец, надоело, и он предложил: - Валерий Егорыч, а давайте покажем сомневающимся - «из стойки».
    Я, если честно, опасался за свои навыки, но согласился и мы из Калашникова стрельнули стоя: Влад, демонстративно поддерживал автомат под рожок на щепоти ладони. Как всегда, стрельнул на «пятёрочку», а я и «четверкой» вполне удовлетворился. Но инспекторша теперь стала ворчать, что «да, конечно, вы тут каждый день тренируетесь, а наши - службу тащат». Ну, не угодишь!
    Но, вообще-то она была права! Владислав Васиков, действительно натренирован в своём деле - стрелок классный. Однажды на охоте, показал на стоявший в метрах ста от нас межевой столбик:
    - Видите у вершинки чёрную точку? Это глаз белки!
    А потом выстрелил из винтовки и пуля попала точно в цель! Но Влад ещё и обладает редким качеством. Умеет научать особо тупых и пугливых стрелять и попадать в цель из любого стрелкового оружия. Что он и проделывал на тех сборах чуть более полугода назад.
    Глянул в окно. Как раз проезжали по мосту через Самарку.
    У берегов её на белом фоне замёрзшей реки чернели силуэты и дежурные огоньки зимующих кораблей. На западе с моста была ещё видна над Жигулями едва заметная кроваво-красная полоска от закатившегося солнца.
На посту ДПС «Кряж» нас, а скорее всего автомашину АлександрОва, прощально поприветствовали жезлами сотрудники ГИБДД.
    Потом замелькали редкие фонари до «стошки», а следом навалилась в салон со всех сторон темнота, разгоняемая изредка фарами встречных автомашин, да промельками проблесковых огней александрОвской «восьмёрки». Впрочем, следом и они погасли. Чего в поле иллюминировать? Включались только тогда, когда впереди загорались огоньки фар встречного транспорта. Предупреждали их: «Не балуйте с дальним светом, на «встречку» - не выезжайте! Видишь, кто едет? То-то!»
    В «буханке» было тепло, благо печка гудела у наших с Алексеем ног, да и мотор машины дополнительно грел через железную перегородку водительской кабины.
    - Ну, что? Будем укладываться спать, - предложил я.
    Сидеть уже надоело, говорить при шуме двигателя особо не хотелось.
Снял куртку, свернул и уложил под голову, попробовал поместить себя на сиденье лежа. Но даже туловище без ног на сиденье не умещалось. Придётся видно «кемарить» полусидя, привалившись головой и спиной к окну.
    Снова надел куртку, шапку на голову и привалился к холодному стеклу окна. Долго устраивался, приноравливаясь к непривычному ложу. Левую ногу пришлось опустить с сиденья и опереться на неё. Когда водитель притормаживал, тело естественно тянуло свалиться с сиденья – это я ещё не сплю, а если засну – без её опоры упаду точно!
    Дремота, ещё пять минут назад навалившаяся было на меня, куда-то улетучилась. Достал из сумки термос с отваром шиповника, налил в крышку:
    - Лёш, будешь отвар шиповника?
    Отказался, Алексей – человек скромный и деликатный, может, постеснялся, а может просто не любит все эти народные заварки.
    Оглянулся, посмотрел в «тыл», окликнул Николая – тот не отозвался. Лежит на своём «царском ложе», уснул видно. А чего ему не спать, как фон барон устроился!
    Я выпил, тщательно закрутил крышку, отправил термос в сумку. Устроился поудобнее и стал пробовать думать о чем-нибудь нейтральном. Но куда и в какие бы «закрома» памяти не забредали мои мысли,  умиротворения они мне не выдавали. Спать расхотелось напрочь.
    Конечно, главной причиной бессонницы был мой неустойчивый и ненадёжный «насест», но что делать… Теперь усну, когда совсем край будет…
    Решил утомить себя рациональным способом: восстановить примерную картину ДТП и продумать, какие вопросы и кому надо задать, уточняя все неясности и «непонятки», вычитанные в спецсообщении, и услышанные от генерала о ЧП.
    Итак, первое.
    С чего всё началось? Илларионов убедил Константинова и Рудакова, а они согласились, разделиться. Аргумент для такого решения: возможное нападение боевиков в период замены отрядов. Позитив разделения, предположительно, в следующем: если новый отряд пребывает раньше, то оба отряда могут отбить нападение с бОльшими силами, с бОльшей огневой мощью, организованней. В принципе, рационально.
    Но подтвердить факт, якобы, предполагавшегося нападения вряд ли представится. Если информация поступила оперативным путём, её могут предоставить только следователю. Да и не оправдывает, в сущности, эта информация ничегошеньки.
    А возможно даже, что «нападение» придумано для «отмазки», а «по правде» - решили просто пораньше замениться, следовательно, уехать быстрее и засветло покинуть пределы Чечни!
    С другой стороны, есть ли вообще нарушение в разделении командования и отряда? Формально может быть есть, но это в ином случае несущественно. Если бы не случилось ЧП, то за рационализм можно и похвалить.
    Второе.
    Отряд у Герзельского моста не стал ждать отцов-командиров. Куклев, хотя и по согласованию с Константиновым и Рудаковым, проследовал с отрядом дальше. Вот здесь уже целый букет нарушений. Если в Мобильном отряде выдаётся пропуск на въезд, а наши въехали без него, то уже нарушение! Кто их в таком случае пропустил? Ещё одно! Наверняка у военных, есть и другие требования и условия при пересечении границы Чечни.
    Если бы впереди колонны следовала машина Константинова и Рудакова с проблесковыми… А она с проблесковым, на самом то деле? Чего я тут размечтался?
    Пусть без проблескового! В любом случае, это как-то дисциплинировало бы и водителя Краснова и старшего - Илларионова, да и водитель встречной был бы …        Чёрт! Каким он был бы – кто его знает! Ладно, дальше…
    Третье.
    Почему произошло столкновение? Спецсообщение указывает, что водитель Краснов совершил внезапный маневр на встречную полосу движения, как бы преднамеренно. Прямо перед КАМАЗом. Определенно ненормальное поведение, если поверить. Потому и пополз здешний слух, что были не трезвы.
    Но есть такой нюанс при движении в колонне. Автомашина, идущая во главе, должна держаться ближе к осевой, как бы прикрывая идущих следом, предупреждая опасностью сближения встречный транспорт, заставляя уступить дорогу, принять ближе к правой обочине. То же делает и последняя автомашина, не позволяя тем самым, обгонять колонну.
    Возможно, Краснов так и управлял своим «Уралом» - ближе к осевой. Увидел, что навстречу нахально двигается одиночный КАМАЗ, не сворачивающий к обочине, а это вполне возможно! Ехали тоже менты и решили не уступать. Сошлись два самонадеянных идиотских упрямства!
    Может Краснов, решил КАМАЗ пугнуть, вильнул на «встречку», а КАМАЗ не отвернул, а «Урал» возвратиться назад не успел, … Но этот вариант тоже - не нормальный. Ничего себе пугалки! К тому же, сам Краснов такое решение вряд ли мог принять, в кабине был старший – Илларионов.
    Что заставило Краснова выехать на встречную полосу? А откуда известно, что он выехал? Вот главный вопрос! Кто на это указал? Илларионов и Краснов погибли, посторонних на дороге не было. Значит, могли засвидетельствовать только омоновцы и водила встречного КАМАЗа. А их нам вряд ли удастся опросить. Да и что этот опрос даст? Они что, откажутся от своих показаний? Размечтался!
    Может что-то успел засечь наш гражданский водитель КАМАЗа, ехавший за "Уралом"… А что он мог засечь? Держал скорость и смотрел за стоп-сигналами!
Получается всё же: кто жив остался, а это буряты - тот и пальцем ткнул, кто виноват. Опять получается - наши виноваты!
    Четвёртое.
    В спецсообщении указывалось, что после ДТП произошла беспорядочная стрельба. Между кем и кем? У гражданского водителя КАМАЗа огнестрельное ранение в руку. У нашего омоновца, ехавшего во второй автомашине тоже огнестрел в ногу. Что? Наши и буряты между собой пострелялись? Бред! Нет, можно, конечно предположить, что кто-то из наших, в горячке резанул очередью из автомата перед бурятским КАМАЗом. Рикошетом ранило «водилу» в руку… А нашего омоновца кто? Фантазии, фантазии! Пошли дальше!
    Пятое.
    После столкновения произошло возгорание нашего «Урала». Огонь был такой интенсивности, что из кабины не смогли извлечь потерявших сознание, либо убитых Краснова и Илларионова. Не успели вовремя вытащить из кунга Филина. Он получил смертельные ожоги. Мало того, от столкновения по касательной загорелся наш КАМАЗ, следовавший вторым за «Уралом».
    Отчего происходило такое интенсивное и быстротечное горение? Как будто на них плеснули бензином… Об этом надо с пожарным дознавателем-экспертом переговорить.
    Шестое.
    Что у нас получается в итоге? Сплошной туман! Учитывая, что перестрелка была, вполне вероятно, был и обстрел колонны. Возможно, снайпер сработал! Первым же выстрелом, попал в Краснова. Сразу результат! Столкновение, загорание! Чем доказать? Только вскрытием трупов Краснова и Илларионова со следами огнестрельного ранения, осмотром транспорта со следами огнестрельного повреждения нашего «Урала» и КАМАЗа.
    Если осмотр сделали тщательный… Если-если и больше ничего, кроме если.
    Как заключение писать?
    Чёрт его знает! Ладно, будя! Чего заранее «мыслию по древу растекаться»! На месте должно как-то, что-то проясниться. Фантазии утомили.

    Сон был маятный, каждый раз от притормаживания «буханки», когда казалось во сне, что валишься куда-то с горы, просыпался, опять укладывался, проклиная, то ли дорогу, то ли водителя, то ли чёрт знает что!
    Проезжая саратовские Ивантеевку и Пугачёв, вообще невозможно было даже вздремнуть. Просто до хлюпанья всех внутренних органов тюлюпало! У них дороги и улицы - яма на яме.
    Глубокой ночью, переехав Волгу по мосту у Саратова, остановились заправить автомашины. Наш водитель предложил нам «отлить», а то следующая остановка будет под Волгоградом. Воспользовались советом с благодарностью и удовлетворением!
Волгоградские дороги оказались не лучше саратовских. Но подремать, всё же удалось.
    На рассвете, когда солнце только-только стало выползать из-за горизонта, остановились на ранний завтрак. Не доезжая до города-героя нескольких километров, увидели у обочины справа раскинувшееся перед нами придорожное стойбище со множеством будочек, сарайчиков, клетушек, навесов, зазывавших самодельными плакатиками и транспорантиками: насладиться, угоститься, попробовать, откушать: пельмени, манты, щи, борщи, котлеты, шашлыки, пловы и прочие изыски славяно-кавказко-азиатской кухни.
    Дополнительными зазывными возгласами и приглашениями на разный лад не совсем опрятных и, видно, недавно проснувшихся хозяек построек, весь этот пестрый и дикий городок общепита был похож на огромный цыганский табор. Он дымился и парИл, источая призывно крепкие ароматы и запахи разной снеди.
    Но я лично не соблазнился. Размявшись на улице, остался в «буханке». Вызвался, пока все будут трапезничать, поохранять автоматы, которые мне сдали.      
Вытащил остатки своих припасов, взятых из дома, отрыл банку тушёнки, сгушенки и плотно поел, запив остатками отвара шиповника.
    Жизнь показалась очень сносной и привлекательной для дальнейшего существования, несмотря ни на что!
    В сущности, для мгновенного ощущения сытного счастья не так много и надо, даже, если впереди реально ждут смертельные опасности и будут невольно наваливаться животные страхи!
    Вскоре подошли попутчики. Надо признаться, некоторые запунцовевшие лица народа, забиравшего у меня свои автоматы, тоже источали счастье, а поведение заметно взбодрено. Они были говорливы, нахваливая пельмени, закуски, компоты и прочую поглощенную снедь. Удивлялись показательно, что я не захотел испробовать местных изысков. Что скрывать, без грамм ста пятидесяти, как минимум, на брата, у них не обошлось. Да, можно, конечно, я тоже не чистоплюй! Главное - не водилы!

    Снова тронулись уже в направлении Будённовска.
    Прямо трущобы – фавеллы бразильские! До чего мы докатились… Я смотрел на проплывающие мимо лачуги и вспоминались пригороды Самары. У нас тоже есть такие же хибары на въездах и выездах из города, но вот так, чтобы целым городком-табором раскинулись…
    Хотя, понятно, Самара богаче! Кому сейчас нужны волгоградские трактора? А у нас тоже не только своя ГЭС, работает ВАЗ, «Металлург» трудится, нефтедобыча продолжается, заводы нефтеперерабатывающие не остановились, нефтехимия не вся встала, ТУ-154-й иногда собирают за год, космическое ракетостроение дышит ещё. Слышал, даже надумали памятник самарской ракете поставить… У Лиманского станется – лихой мэр! Если поставит, молодцом будет, несмотря на все свои замашки наполеоновские!
    А вот городские депутаты – угоревшие в перестройку, на гербе Самары козу затвердили, собаки! Это в городе – крупнейшем центре мировой авиакосмической промышленности! А кто ракетно-ядерный щит для страны поднял – Куйбышев! Р-7 – чья? Гагарин на чьей ракете полетел? С этим не посчитались!
    Ну что ты, это ж в советское время было! Коза нам дороже! Мы так историей с козой на гербе дорожим, так дорожим! Прям трясёмся! Коза на гербе – это святое незапятнанное прошлое! Аж, слёзы наворачиваются от умиления!
    А с возведением кукурузно-калибровочного завода в Безенчуке Титов, показушно радеющий за сельское хозяйство, станет прямо образцом губернатора для всей России. Ну, как же! Триста миллионов пуляют на завод! А у нас в области климат для кукурузы - почти северный полюс - она попросту не вызревает для калибровки. Откуда кукурузу возить-то будут? С Краснодара калибровать? Свои колхозы завалил, теперь кукурузу, как Хрущёв,  с тем же успехом выращивать будет! Как же – новатор рыночной экономики!
    Ещё некоторое время поизводил себя "прелестями" вступившей на путь капитализма страны, Самары и, выходя из обличительного пафоса, невольно матюгнулся вслух.
    Алексей недоумённо посмотрел на меня:
    - Ты чего, Егорыч?
    - Да вот думал, когда у нас бардак закончится, куда мы с Путиным забредём?
    - А вдруг его ещё не выберут? – под наивного усмехнулся Алексей.
    - Да, как же, - не выберут! Фээсбэшники за него любому, кто вверху против него потянет, рога скрутят и оторвут. Да и все военные за него, мне кажется, будут. Да и сам он, если честно, симпатии вызывает. В КГБ, всё таки, в советские времена давали системные знания. Думаю, дуростей, как Ельцин, он допускать не будет.
    Вот только, когда с Чечнёй закончится война? Живёшь уже столько лет с голой задницей, а поглядишь на соседей-волгоградцев, – вроде как, мы ещё терпимо.
    Услышав мою тираду, тут же подал голос, подтянувшись с тылов, наш тыловик Корнеев:
    - Так оно и есть. Это мы живём и не знаем, что о Самаре в России слух как о богатом городе. Я когда встречаюсь на сборах или в командировках с омоновцами из других областей, они так и думают, что у нас вообще кайф.
    - Николай, а сам как думаешь?
    - А что тут думать, так оно и есть!
    Молодец Корнеев – как всё у него хорошо! С чего бы это?
    - Николай, а вот твоё личное мнение… ты доволен как живёшь сейчас?
    - Да нормально я живу. На командировках поднакопил денег, квартиру обставил. Зарплата нормальная, платят более-менее без задержек больших. Чего жаловаться? Кто хочет, всегда найдёт, как подработать.
    - Николай, ты чего разоткровенничался? Ты начальнику инспекции по личному составу и замначальника отдела служебных проверок УСБ секреты о внеслужебных запрещённых подработках личного состава выдаёшь.
    - Да, ладно, выдаю! Секреты! А то не знаете, что подрабатывают почти все. А чего сидеть? Не в служебное же время.
    - А случится во время подработок ЧП, преступление – это же, как минимум, увольнение. Страха нет?
    - Вот когда случится, тогда и будете разбираться, а кому не повезёт – тот и ответит.
    Я заверил:
    - Ответит-ответит, но и ещё командиров своих подставит.
    - Подставит! Но командиру тоже люди нужны, просто так не выгонишь, нормальных мужиков в ОМОН не насобираешь с улицы.
    Алексей добавил:
    - Только информация достоверная имеется, что и командиры в строевых подразделениях свой процент получают от этих подработок, своё на карман собирают.
    Да так оно и есть, конечно. С другой стороны и понять можно! Доводы у Коли железные! Как и чем возразить ему? Что ему доказывать?
    Похвалить?
    Вспомнил своего армейского ротного старшину. Забыл уже, как зовут. Предлагал мне остаться на службе во внутренних войсках. Нахваливал, как хорошо он живёт, хотя только прапорщик, а тебе, говорил, - лейтенант через шесть месяцев светит!
    На глазах такой строевик, такой блюститель дисциплины был!
    А все знали! Вторые комплекты, положенных на два года службы армейских рубашек, он солдатам не выдаёт, а продаёт родителям старшеклассников для уроков начальной военной подготовки; бушлаты новые припрятывает и тоже сплавляет на гражданку. А спальные принадлежности, сухпайки солдатские – наверняка!?            
    «Свинопасы» с ротного свинарника говорили, что при забое свиньи для солдатской столовой старшина всегда забирает себе самый лакомый кусок мяса, а нам вместо мяса на второе – одни куски жира доставались! Опять же – это то, что на виду, что всем видно было!
    А чем наш зампотыла хуже того старшины! Тоже доволен и счастлив! Быть у воды да не напиться?!
    Вот так вот! Взял и сходу навесил на Корнеева всех собак. А чего он? Всем довольный! Пусть таскает на себе моих собак, как форму.
    Наконец бросил в пролетающую за окном придорожную канаву облепленную гневливыми мыслями тему бесплодной социальной справедливости и принялся просто глядеть в окно.
    Там проплывала под синим прозрачным весенним небом абсолютно плоская, кажется, бесконечная во все стороны света, Калмыкия.
    Калмыки калмыками, а отчаянные калмыкские казаки на своих лошадёнках до Парижа в 1814 году доходили. И в Великую Отечественную воевали – будь здоров! У них знаменитый генерал-полковник Городовиков – Герой Советского Союза был.   
    Правда, Иосиф Виссарионович с ними сурово обошёлся. Тоже выселял, как чеченцев.
    Отец рассказывал, как в конце тридцатых годов в декабре месяце из Оренбуржья ездил в Северо-Кавказский край заготавливать для колхоза солому. Свой урожай не выдался. Всплыло название колхозной молотилки той поры «Красный Аксай» - название, откуда-то, из тех мест. Рассказывал о Сальских, Ногайских степях. Голодной степи. О пронизывающих до самых костей ледяных ветрах.
    Проезжал здесь где-то… Вот тут, вероятно, на этой голой равнине, разбегающейся к горизонту во все стороны, он замерзал в товарном вагоне железной дороги, зарываясь как можно глубже, в ту же солому, чтобы согреться.
    Теперь здесь правит вундеркинд Кирсан Илюмжинов. В 29 лет стал президентом республики, а потом и президентом ФИДЭ – главным шахматистом планеты. Читал, - всю республику усадил в шахматы играть, дворец шахмат построил. Надо будет попросить Радченко, завернуть в Элисту, проехаться по городу.
    Так, что ещё помню? Калмыкия один из центров мирового буддизма, здесь хранятся мощи основателя буддизма, имени, правда, не помню…
    Потом подрёмывал у окошка под припекавшим солнышком.
    Поздним вечером, когда было уже совсем темно прибыли на Ставрополье в Будённовск. Оказалось, что нас там ждали. Встретили у въезда в город и препроводили до гостиницы, в которой для нас уже были заказаны места. Геннадий Петрович заранее созвонился и договорился о ночлеге, а попутно привёз в местный городской отдел какие-то документы, либо бумаги по запросу, я как-то не вникал, что именно.
    Утром к началу рабочего дня нас пригласили в горотдел милиции. Встретили очень доброжелательно и душевно, мне показалось, не только из-за простой милицейской солидарности, но ещё и как товарищей по несчастью. Они пережили трагедию нападения на город чеченских боевиков в 1995 году, когда у них погибло сразу восемнадцать сотрудников, а мы недавний – чуть больше года назад, пожар в ГУВД.
    Нас бесплатно, но вполне сносно покормили завтраком в столовой горотдела: яичницей, сарделькой, чаем, затем пригласили к начальнику, который рассказал, в каких условиях приходилось в последние годы нести службу милиции на Ставрополье.
Ставшая, по существу, независимой после первой 1994-95 г.г. войны Чечня превратилась в бандитскую территорию. Похищения людей для выкупа и содержания в рабстве насчитывались десятками тысяч. Особой статьей доходов было похищения иностранцев и журналистов, за которых платили больше и быстрее. Некоторые оставались в зинданах годами, нередко погибали там или теряли человеческий облик.
    При этом чеченских бандитов отличает исключительная жестокость в обращении с похищенными людьми. Выкрадывая не только взрослых, но и детей, требовали уплаты огромных денег, а чтобы не пытались тянуть с выкупом, сразу высылали отрезанный детский пальчик или ушко.
    Торговля наркотиками, изготовление фальшивых денег,  аферы с авизо на тогдашние миллионы и миллиарды рублей. Из-за ограбления сотен поездов и убийств десятков железнодорожников полностью остановилась работа Северо-Кавказской железной дороги.
    Чечню покинули все оставшиеся в живых, преимущественно русские, а также армяне и евреи, которые стали беженцами на территории Ставрополья.
Самыми безобидными считались набеги на приграничные станицы и села края, когда похищали и угоняли только скот.
    В силу этих чрезвычайных обстоятельств, вся милиция осуществляла, по существу, пограничные функции. Подразделения будённовской милиции в постоянном режиме все эти годы несли службу на границе с Чечнёй.
    На наш вопрос, имеется ли сейчас в освобождённых районах Чечни отряды милиции из Будённовска? Начальник ответил, что у них было много желающих поехать в Чечню для выполнения боевых задач, но личный состав из Будённовска запретили направлять, в силу возможных эксцессов личной мести за нападение на город в 1995 году.
    Поблагодарив за дружеский и теплый приём, мы двинулись в путь. Но прежде чем покинуть город попросили сопровождавшего нас майора порекомендовать нам кафе, где можно будет перед дорогой плотно и вкусно поесть. Он согласился и сопроводил почти до выезда из города, где кафе и располагалось.
    Геннадий Петрович, пребывая в благодушном настроении, расщедрился и заверил всех, чтобы особо не скаредничали в заказе еды, пообещав заплатить за всех из денег «общего благотворительного фонда». Предложил и майору отобедать, но тот отказался, заверил, что подождёт нас, а уедет после того, как укажет дорогу на Моздок.
    Мы, что называется, оторвались. Кроме полных порций борща со смальцем, картофельного пюре с огромной котлетой, заказали салаты из свежих весенних овощей, по стакану сметаны, булочки и бублики к чаю. Когда принесли счёт, я увидел, как у Геннадия Петровича, благодушие с лица медленно сползло.
    - Мужики, я, кажется, не рассчитал своих финансовых возможностей…
Все начали ворчать, что надо было не обещать, мы бы не заказывали столько, надо было поменьше жрать. Особенно огорченно выглядели водители, которые не стеснялись в заказах «задарма».
    Наконец решили, чтобы не обременять финансами водителей, дополнительно сбросятся только офицеры. На том и успокоились.
    Когда провожавший нас майор, с подробностями изложив наиболее оптимальный маршрут и показав направление на Моздок, расстался с нами, Геннадий Петрович, слегка матюгнувшись, оправдался:
    - Я ж думал он нас в какую-нибудь «милицейскую» кафешку привезёт, где нам подешевле цены выставят, а получилось, как в ресторан завёз.
    Я успокоил Геннадия Петровича.
    - Мы просили, привезти туда, где можно вкусно и плотно поесть. Мы же не просили, где дешевле кормят. Он добросовестно выполнил пожелания. Угощением все довольны!
    Легкомысленно добавил: - А деньги – что навоз! Сегодня – нет, а завтра - воз!
    - Да уж, - воз!
    - Ничего, ничего!
    Иронизируя, пропел есенинскую строчку: - Я теперь скромнее стал в желаньях…
    Дороги на Ставрополье оказались значительно ровнее и приятнее для езды в тряской «буханке». Во второй половине дня мы оказались на окраине Моздока.
Радченко запросил по рации Рудакова Николая Михайловича, тот должен был вместе со своим помощником Володей Пресняковым заниматься подготовкой для перевозки тел погибших омоновцев, которых привозили в морг военного госпиталя для вскрытия.
    После нескольких попыток запроса, Рудаков наконец отозвался и сообщил, что будет нас ждать у въезда на территорию госпиталя.
    АлександрОв, неоднократно уже бывавший в Моздоке, быстро довёл нас до цели - огромного госпитального комплекса, который по периметру охранялся нарядами омоновцев.
    У ворот нас встретили Рудаков с Володей Пресняковым. С выражением безнадёги на бледном исхудавшем лице, со впалыми щеками и огромными синими кругами под глазами в запавших глазницах, Николай Михайлович выглядел измученным.
    Ему досталось в эти дни, пожалуй, больше всех. Что не говори, а он был старшим начальником, ответственным за нормальную смену отрядов, именно он понесёт всю моральную и дисциплинарную тяжесть ответственности за случившееся, если мы не сумеем доказать, что ЧП произошло вследствие нападения на колонну боевиков.
    Рудаков передал Радченко копии всех объяснительных и рапортов, написанных, командирами и бойцами о ЧП, тот передал их мне. Я немедленно принялся их перечитывать, передавая прочитанные листы Алексею.
    А Рудаков на «газельке» въехал на территорию госпиталя для загрузки цинков, но через какое-то время, явно быстрее, чем предполагалось, выехал обратно.
    Три цинка в «газельку» не поместились, так как оказались дополнительно упакованы в стандартные деревянные ящики. Выкрашенные в защитный армейский цвет они были похожи на ящики для снарядов огромных калибров с маркировками «низ»-«верх». Были столь громоздки, что даже два таких ящика с трудом умещались в «газельку».
    Ситуация складывалась тупиковая. КАМАЗ, следовавший с нами, был предназначен для буксировки из Аргуна повреждённого и подгоревшего в ЧП КАМАЗа. Теперь волей-неволей наш КАМАЗ придётся отправлять в Самару с телами погибших.
    Радченко, явно раздосованный и раздражённый новой проблемой, решил выплеснуть на Рудакова накопившиеся за эти дни эмоциональные и начальственные претензии за случившееся ЧП. Начал занудно, с несвойственным ему матом, упрекать Николая Михайловича, что тот не проследил, чтобы груз «200» был соответствующего размера, потому что ему - Рудакову было известно заранее, что груз «200» нужно будет везти в «газельке» и надо было договориться, с кем надо…
    Николай Михайлович внешне физически и эмоционально выжатый до предела, не дожидаясь окончания обличительной речи Радченко, среагировал в «ответку» неожиданно бурно и жестко. Невзирая на чины, не выбирая выражений, «пояснил», что он, доставив тела Краснова и Илларионова в морг, договаривался о внеочередном вскрытии трупов, а тут их ежедневно десятками привозят, если не сотнями, затем мотался в Хасавьюрт за телом умершего в больнице Филина, привез его сюда, опять договаривался. Потом обивал пороги, чтобы ему снова вне очереди выдали цинки, упаковали тела, как положено. Последним был крик души, что тут некоторые неделю, а то и больше ждут, чтобы получить цинки.
    По лицу Радченко, вообще-то доброго, отзывчивого и совестливого по натуре человека, стало очевидно, что он и сам не рад, и готов почти извиниться за то, что затеялся со своими упрёками. Действительно, не уместными и не нужными в этой ситуации цейтнота.
    Всем было понятно, что Рудаков, даже, если бы бился, что называется, на смерть, не смог бы и в этом случае ничего изменить. Армейская похоронная служба явно выстроена так, чтобы любой упаковочный ящик подходил для любого цинка, в котором могло покоиться тело и убитого великана-воина и останки разорванного на части маленького солдатика.
    - Ладно, всё! Забирай под груз «200» КАМАЗ, сами поезжайте на «газельке», прервал Рудакова Геннадий Петрович.
На этом короткая, но бурная перепалка двух полковников утихла к нашему всеобщему удовлетворению.
    Подождали, ещё немного, пока из ворот госпиталя не выехал груженный КАМАЗ, распрощались с Рудаковым и Пресняковым и, следуя за машиной АлександрОва, поехали в гостиницу.
    На самом подъезде к ней едва не «вылетели» на пешеходную улицу, которая располагалась буквально в квартале от гостиницы. АлександрОв потом объяснил, что не заметил нового знака, появившегося после его последней поездки в Моздок.
    Разместив транспорт на стоянке, мы без проблем заполучили свободные койки в комнатах третьего этажа относительно небольшого кирпичного квадратного здания, выстроенного в стиле советского позднехрущёвского периода минимализма, относительно отсутствия архитектурных особенностей и излишеств, размеров и обстановки гостиничных номеров, но имевшего, очень кстати, небольшой буфет-столовую на первом этаже.
    Слава Литвиненко немедленно назначил здесь встречу через часа полтора-два после заселения, приглашая весь наш разношёрстный коллектив для празднования своего 40-летия со дня рождения, которое случилось ровно в этот день 4 марта.
Забросив свои вещи под, и оставив около занятой мной кровати у окна, я вручил Алексею под охрану свой АК-74 и отправился прогуляться по пешеходной улице Моздока.
    Южное уже довольно жаркое дневное солнце склонялось к закату, свежело. Но было ещё необычайно тепло, а после тесноты «буханки» особо просторно и вольготно для растрясённого дорогой тела и благостно для почти радужного состояния души.
Впрочем, чувство настороженности и ощущение близкой опасности присутствовало, вызванное невольно и нарядами усиленной охраны военного госпиталя; и стоявшими на перекрёстках магистралей и на въездах в город «бэтээров», с задранными в небо стволами крупнокалиберных пулемётов; и необычно многочисленными нарядами ДПС и ППС; и табельным Макаровым, висевшим у меня на поясе.
    Город был почти прифронтовой, здесь располагались штабные подразделения МО и МВД, что не говори. Он, как Будённовск, не хотел быть застигнутым врасплох.
    Но притягательность, почти очарованье южного городка, почти невероятность моего появления на его улице заставляли меня временами даже умильно улыбаться самому себе.
    Не прошло и двух суток, как я в зимней куртке и теплом на ватине комбинезоне был в холодной и снежной Самаре, а теперь одетый только в «полёвку» почти нежусь и наслаждаюсь теплом на этой симпатичной улице, с выложенными плиткой тротуарами. Тем более, что сама улица своими аккуратно подстриженными деревцами вдоль тротуаров и двухэтажными домиками с затейливой лепниной и красной кирпичной кладкой, напоминала мгновеньями наши карагачи и самарские дома на Куйбышевской.
    Вывеска с расписанными узорами кавказского орнамента и надписью «Вина и коньяки» над дверью в полуподвальчик немедленно привлекла моё внимание. Надо глянуть.
    В магазинчике было пусто: и в смысле отсутствия других покупателей, и в относительно небольшом выборе напитков. Вина какие-то незнакомые были, а коньяков – чем мне и хотелось шикануть - не было. Продавец с ниткой усов и в серебристой каракулевой папахе тут же, почти как родного, на моё «здравствуйте!» поприветствовал вопросом:
    - Ай, дорогой, чего желаешь? Выбирай!
    - Да что-то выбор не очень богат… Одно вино…
    - Так раньше приходить надо - разобрали! Вот завтра придёшь - увидишь!
    - Завтра! Завтра меня уже здесь не будет!
    - Ай, дорогой, для хорошего человека у меня всегда найдётся отличный коньяк. Тебе сколько бутылок?
    - Одной обойдусь!
    Продавец исчез в подсобке и вынес бутылку коньяка «КВВК». Почти прищёлкнув языком, начал захваливать напиток:
    - О! Пил такой коньяк? Возьмешь – не пожалеешь. Марка ещё довоенная. Ящик такого коньяка Сталин в войну каждый месяц посылал Черчиллю! Очень Черчилль его уважал. Бери!
    Я повертел бутылку в руках. Легенду о ящике коньяка для Черчилля я неоднократно слышал. Правда, там речь шла об армянском коньяке, а этот, судя по этикетке, дагестанский из Кизляра.
    - Сколько стоит?
    - Продавал днём за двести, - увидев на моём лице удивление неправдоподобностью такой цены и сомнение в приобретении столь дорогого напитка, продолжил, - но тебе, дорогой, как последнему покупателю в этот удачный день, продам за сто -  закрываться хотел!
    Понимая, что я ещё сомневаюсь, добавил: - Меньше просить – себя не уважать!
    Психолог, зараза! И себя уважил и меня подначил!
    Я, честно говоря, хотел купить максимум за пятьдесят, ну в крайнем случае, за восемьдесят. Всё таки мы в местах, где коньяк производят! Ну, да ладно! Отдал сто. Дюже расточительно, правда, но и так человек снизил цену вдвое, а я торговаться не умею и не люблю.
    Марка «КВВК» слышал, вроде бы, действительно, давнишняя и авторитетная. Может Сталин и угощал лорда, добиваясь лэндлиза. Привезу домой – буду хвалиться! А легенду про ящик коньяка для Черчилля можно же рассказывать по-другому, что армянский и кизлярский коньяки чередовались – будто бы они оба нравились знатному английскому алкоголику.
    Вечером, дождавшись, когда буфет покинет компания лётчиков вертолётной части – «определились» по шевронам на форме и фразам о виражах и заходах, собрались мы. Наши водители не пришли, Слава с ними уже успел посидеть наскоро в номере, АлександрОв не долго пробыл, только поздравить зашёл, выпивать не стал.
    Мы с тостами распили посудинку самарской беленькой, Геннадий Петрович проставил, всё извинялся, что забыл про день рожденья Славы и взял его в командировку, испортив юбилей.
    Попрекал, что тот не мог сам напомнить о дне рождения, а Слава, в свою очередь оправдывался, что был бы хорош – если б под видом дня рождения стал бы отказываться от поездки в Чечню, ещё бы подумали, что струсил.
    Потом проставил именинник…
    Слава – замечательно симпатичный, славный парнище, добродушный и красивый мужик! Богатырь! Свой человек! Молодец! И вообще! Все мои спутники классные. Жалко АлександрОв не остался посидеть с нами. Он тоже мне понравился своей аккуратной образцовой выправкой, отлично сидящей на нём формой и грамотной правильной речью. Показательный гаишник! Даже хорошим одеколоном пахнет. Чистюля в самом хорошем смысле слова!
    Наладилось такое душевное и сердечное единение…
    Ну чего я этот коньяк в Самару повезу, в самом деле! Захотелось угостить мужиков настоящим коньяком, который самому Черчиллю был по вкусу! Сбегал за ним в номер. 
    Заказали ещё чего-то съестного и разлили по первой, чокнулись за юбиляра и стали пробовать, подбодренные моими пересказами легенды о черчиллевских алкогольных пристрастиях.
    Не будучи великими гурманами в употреблении коньяков (ну, разве что Геннадий Петрович, может быть, чаще пробовал их, будучи для нас высоким начальством), все дружно почувствовали, что это не коньяк. Что-то вполне нормальное спиртное, но слабенькое и закрашенное растворённой жжёной карамелью.
    - Вот сволочь, абрек торговый, - заключил я, - испортил праздник!
    - И не боятся ведь, что придут и пристрелят когда-нибудь ненароком, - обострил оценку Слава.
    - А чего ему боятся, он меня «прокачал», говорит, приходи завтра, выбор большой будет. А я возьми и скажи, мол, меня здесь завтра уже не будет. Вот он и поймал момент, да ещё и лапшу навешал, уговаривая, что это любимый коньяк Черчилля.
    - Да ладно расстраиваться! Не отрава же, - стал успокаивать меня Алексей.
    - Стоп, мужики, по телеку, кажется, показывают про подмосковный ОМОН, прибавь-ка звук, - попросил Радченко буфетчика.
    В сюжете программы «Время», действительно, рассказывалось о гибели 22-х бойцов и 30-ти раненных сергиевопосадского ОМОНа. Показывали исполосованные очередями, с выбитыми стеклами и пробитыми колёсами подгоревшие «Икарусы». Тоже, как наши, ехали на смену отряда. Попали в засаду чеченских боевиков на подъезде к своей базе.
   (Так подавалась новость об этой трагедии тогда - 4 марта двухтысячного года. В действительности же, по ложной информации о том, что к базе для нападения будут ехать боевики в милицейской форме, свои встретили огнём из засады своих же. Повоевали, постреляли друг друга. Долго разбирались потом, кто виноват. А  об одном трагическом событии в тот момент страна ещё не знала вовсе. В Аргунском ущелье два дня назад героически погибла, почти вся, рота псковских десантников, не пропустив на г. Аргун двухтысячный отряд боевиков, уничтожив из них 400.)
    - Да, а вы что-нибудь в объяснительных вычитали? - спросил Радченко меня и Алексея.
    - Указывают, что перед столкновением слышали хлопок. Снайпер ОМОНа в окуляр прицела СВД видел, что от дороги, справа по ходу движения колонны, уходили два человека, несли что-то на плечах. Скрылись в складках местности. Стрелять он не стал, бесполезно, были уже далеко, свыше тысячи метров.
    О причинах столкновения машин, пожаре никто толком ничего не поясняет. Стрельба омоновцев была в сторону местности вправо от дороги по ходу движения, скорее всего, не прицельная.
    - Да, к месту столкновения, - добавил после меня Алексей, - со стороны Гудермеса подъезжала машина с военными, которые тоже залегли на обочине и стреляли в сторону от дороги… Кто это был - толком непонятно, надо выяснять.
    - Сложно будет разобраться, я с самого начала так и подумал - покивал головой Радченко. - Ладно, Егорыч, разливай остатки своего коньяка, помянем мужиков. Да пойдём спать. Завтра подъём без пятнадцати шесть.

    Встали, когда чуть развиднялось. Утро было хмурым, туманным, казалось, скоро посыплется дождь.
    Стоя у окна, одевался. Внизу под окнами в метрах пятидесяти от гостиницы располагалось торжище - что-то вроде колхозного рынка.
    Какой-то старичок, видно приехавший на рынок в первый раз, всё метался от прилавка к прилавку, таща за собой тележку с поклажей. Пытался пристроится то там, то тут, но его ото всюду гнали, пока не отослали к человеку, к которому все поначалу подходили, спрашивали о чём-то, а некоторые и что-то ему совали, при этом слегка кланялись.
    Видно, старшой, «смотрящий» по рынку! Вальяжно оглядел старичка, что-то поспрашивал, и показал место у забора, в углу - невыгодное для продажи – кто туда подойдёт? Старичок глянул в сторону своего прилавка, оценил, что-то попытался было сказать распорядителю, но тот его уже не слушал, отмахнулся, и старичок уныло поплёлся в угол, таща за собой тележку. И во всей его походке была такая неудача, безысходность и безнадёга, что стало его жаль.
    Собравшись, мы вышли на волю, машины уже стояли неподалёку от входа в гостиницу.
    - Геннадий Петрович, - обратился АлексадрОв к Радченко, - предлагаю ехать не по трассе в объезд Чечни, а напрямик - просёлочной дорогой по самому северу её территории. Километров восемьдесят-сто, а то и больше сократим, потом выйдем на дагестанскую территорию и тоже просёлками доедем почти до Кизляра. Дорогу я знаю.
    - А не нарвёмся?
    - Это технологическая дорога для электриков и нефтяников, как мне говорили. Местность пустынная. Вряд ли сейчас там можно кого-либо встретить. Я уже раза два по ней проезжал.
    - Ну, если так, показывай дорогу.
    И мы двинулись в установленной первоначально последовательности.
    Туман стоял довольно густой и стойкий, видимость не больше ста метров. Воздух насыщен влагой и необычайно холоден. Я, едва приоткрыв окно, чтобы проветрить нашу «буханку», тут же закрыл его, стало неприятно от этой ворвавшейся промозглой, казалось, липнущей к лицу стыни. Даже не верилось, что вчера было так тепло.
    Из города выехали быстро, город-то небольшой. Вскоре свернули с асфальта на проселок и помчались по ровному и твердому песчанику либо солончаку.
    Примерно через полчаса по рации услышали сообщение АлесандрОва, что мы пересекли где-то здесь границу Чечни.
    Вроде бы ничего особенного и не произошло, но стало тревожно и где-то в солнечном сплетении появилось лёгкое, но тягуче-сосущее отчётливое ощущение. Страх пригрелся во всей своей красе, свесив ноги и вселяя лёгкую панику в мыслях. Уверен, что и Николай, и Алексей также затревожились. Лица у них подзастыли.
    Когда дорога влетела, кажется, в карьер и повела нас вперёд по его дну, вовсе поползли фантазии.
    Такая дорога была в моей жизни – раз в жизни.
Она была почти прямая с лёгкими поворотами. То ли этот, кажущийся бесконечным карьер прорыт специально, либо дно его укатано и продавлено так глубоко тяжёлыми автомашинами нефтяников. Временами его верхние края были на уровне крыши нашей «буханки» и даже выше. То есть со стороны степи нас не было видно вовсе. Это прогревало страхи и легонько рассасывало их.
    Действительно, ну кто там может следить за дорогой со стороны в эти часы, да в тумане, твердил я себе?
    Но мы же мчались в этом устрашающе узком пространстве. Если попадётся встречная автомашина, то мы просто не разъедемся. Если где-то впереди устроили засаду, то кинув гранатку перед машиной АлександрОва, и она застопорится, а наши две уткнутся в нее, нас всех даже из одного автомата сверху искрошат на мелкий салат, и выскочить не успеешь, а если ещё и РПК у них будет…
    Машины на очередном повороте довернули вправо, и в боковом окне мне стало видать, как сверху плотную серо-мутную мглу тумана начали прорезывать лучи солнца, и следом оно стало расползаться в огромное размытое жёлтое пятно с радужными кругами.
За окном началось какое-то совершенно, необычное, впервые увиденное мною и единственно в своём роде явление.
    Стылый туман на глазах стал выпадать из воздуха на стекла окон, на торчащие антенны, на сами машины, на стенки карьера, на веточки кустов, торчащие над его кромкой, плотными нарастающими крупицами инея в причудливых конфигурациях. В несколько минут всё мимо проплывающее за окном накрылось белым сверкающим одеянием.
    В это время из рации раздался вполне прозаический голос Геннадия Петровича:
    - Стефан Руфиныч, притормози, надо «отлить».
    Остановились, вышли из машин и, оправившись, заудивлялись происходящему вокруг. Я выбрался наверх карьера-дороги. Бескрайняя до самого горизонта Ногайская степь раскинулась необъяснимо и мгновенно сотворённым блистающим миром.
    Вспыхнула множеством почти идеальных шаров и клубков перекати-поле. Скудные кусты и степные ковыли превратились в сверкающие огоньками и лучиками всех цветов радуги роскошные букеты. Это было завораживающее зрелище. Небесное божество-светило явило всё это в один миг, совершенно и неповторимо. Я стоял потрясённый и понимал, что это уникально и незабываемо.
    Но буквально в течение нескольких последующих минут, прямо на глазах, под всё более разгорающимися лучами солнца, иней стал таять, исчезать, растекаться и повисать по всем поверхностям сверкающими бриллиантными капельками воды.
    - Егорыч, хватит любоваться, спускайся уже, - скомандовал Геннадий Петрович, и мы помчались дальше.
    Тревога и страхи отступили. Вскоре мы вырвались из карьера на простор и степную дорогу, которая явно повела нас к северу. И от этого стало вовсе покойно и хорошо, там ведь на севере Самара. Вот всего лишь на полсотни километров, но – всё ближе к ней! Вся в снегу, мёрзнет, дорогая наша! А там мои Манюня, Егорка, Мариша – спят ещё небось, в тепле, родные мои, любимые.
    Через несколько километров подъехали к селению, с казавшимися почему-то заранее очень бедными, сиротливыми и одинокими среди обширных просторов домами-мазанками и облезлыми сараями с калдами-загонами для скота, стоявшего в них унылыми гуртами с опущенными головами, будто не проснулись ещё.
    На краю села увидели толпу дагестанцев, одетых в какие-то непонятные то ли халаты, то ли зипуны и кожухи, стоявших к нам, издалека казалось, спиной. Как только до них донеслись звуки моторов наших машин, они как-то все дружно повернулись к нам лицами и стали дожидаться нашего приближения с явно напряжённым вниманием и опаской.
    АлександрОв съехал с просёлка и направился к ним, выйдя из машины, поздоровался видимо, так как впереди стоящие стали раскланиваться с ним. Следом подошёл Радченко. Мы, подъезжать близко и из машины выходить не стали.
    Геннадий Петрович после разговора с  местными подошёл к нашей «буханке» и, открыв дверь, спросил: - Как вы тут? Не растряслись?
    - Нормально, - заверил его ото всех Алексей.
    - А что это у них за «митинг» в столь ранний час? – поинтересовался я.
    - Это встретились… как сказать? Короче, ночная смена дежурных охранников села встретилась с дневной. Обсуждали обстановку. Они до сих пор дежурят, охраняют скот, опасаются набегов чеченцев. АлександрОв уточнил дорогу. Скоро выйдем на асфальт, следующая остановка будет в Кизляре.
    Проехав ещё с десяток километров по просёлку у какого-то теперь уже большого села выкатились на асфальтированную трассу.
    Дома здесь выглядели просторными, кое-где в два этажа. Сказал бы даже, что роскошными, вспомнив свою столетнюю избушку-хибарку и самодельную летнюю «халабуду» во дворе моей деревенской усадьбы в Винновке. Одна отрада – стоит она на самом берегу Волги – вода под моим огородом плещется.
    Проезжая мимо одного из строящихся домов, где видать с самого раннего утра уже шуровали строители, подсмотрел, из чего строили. Только фундамент был сложен из камней. Стены выкладывались из песчано-глинистых саманов, который тут же самими строителями и делались. Рядом со стройкой лежала очередная партия просыхающих.
    Но, судя по виду близлежащих кирпичных домов и этот строящийся из самана, потом обложат в полкирпича, чтоб выглядел богато и солидно, как все.
    Позавидовал, если честно. Давно задумался о строительстве нового дома в Винновке, сколько живу там и всё мечтаю построить. Непременно с балкончиком на втором этаже, чтобы вечерами пить на нем всем семейством чай, а может с Борцовым и Клименко принимать по рюмочке и смотреть на проплывающие теплоходы, восхищаться Волгой, петь под гитару либо баян песни и быть уверенным, что большего счастья нет на свете! Только вот, на какие шиши может быть это счастье?
    Разве что вот так же из самана.
    Вспомнил дом детства в Переволоцке, - тоже саманный был, пока не построили сборно-щитовой, «финский». Вспомнил себя голоштанного, маму вспомнил, сестру Лиду, ушедших так рано – в глазах защипало. Ну, будет уже! Чего раскисать-то…

    Где-то к часам девяти прибыли в Кизляр. Если бы ехали по трассе, то, вероятно, по времени к этому же часу и приехали. Зато сократили расстояние и набрались впечатлений. Адреналина, как сейчас говорят, опять же в кровь подпустили. Спасибо Стефану!
    Радченко и АлександрОв ушли в штаб Мобильного отряда оформлять разрешения и пропуск на наш официальный въезд в Чечню.
    Корнеев уговорил Алексея отправиться вместе с ним в известное ему кафе, чтобы прикупить расхваливаемый им местный очень дешёвый, но очень хороший коньяк, который он всегда заказывает своим омоновцам, либо покупает с запасом, когда удаётся здесь побывать самому. «Некоторые наши мужики, когда домой едут, канистрами закупают», - уверял он меня
    Я, наученный и разочарованный горьким моздокским опытом, категорически отказался испытывать судьбу на новый обман и остался у автомашин. Водители наши разбежались следом, по всей вероятности, тоже собрались прикупить второй после армянского любимый напиток Черчилля.
    Вот ведь гурман, и чего его шотландский виски не устраивал – ишь - тянуло на заморское, если это конечно так, в чём я всегда сомневался. Мог, конечно, Иосиф Виссарионович раз, ну два послать ему ящик коньяка, но чтобы каждый месяц… Это уж - враньё чистой воды и выдумка!
    Площадь перед штабом была почти полностью забита автомашинами. Неподалёку стояли группы местных милиционеров, оживлённо беседовавших в основном на русском и только несколько человек на местных наречиях. 
    Когда живут люди, разговаривающие на двадцати разных языках, только и можно что на русском переговариваться!
    Рядом был расположен городской отдел милиции и, возможно, только что прошёл развод на службу, ждут, когда их уже развезут по местам её несения, пока лялякают.
    Было в этом для меня всегда что-то разгильдяйское и беспечное. Уже почти десять часов дня, а они болтаются у отдела милиции. А ведь в 1996 году тоже трагически учены горьким опытом, как и Будённовск.
    Во времена замполитства в дивизионе милиции ОВО при Самарском РОВД, гонял своих «овошников», когда они после развода устраивали перекур возле райотдела. Выйдут, курят и лясы точат, а на маршрутах надо объекты под охрану принимать, хозорганы потом жалуются, что долго их ждать приходиться.
    Как-то их застал за этим стоянием начальник райотдела Дробинин. Сначала им «втык» утроил, а потом мне с командиром Александром Яковлевичем Гозданкером. А уж «втыки» делать Владимир Григорьевич умел, любил даже, да ещё и с подковыркой, с подъё…й.
    Подошли с коньяком Алексей и Николай. Корнеев похвалил ещё раз кизлярский натуральный напиток и заверил, что покупает у надёжных и проверенных продавцов, что я напрасно опасаюсь, здесь никто не будет рисковать, продавая отраву, или явную подделку, как в Моздоке.
    - Верю, верю. На обратном пути обязательно прикуплю для дома, - заверил я его.
    Из штаба подошли Радченко с Александровым.
    - Ну, мужики, - обратился ко мне и Алексею Радченко, - Тороп рассказал нам, как тут бушевал Голубев. Он сюда приезжал после выезда на место ЧП.
    - А кто такой Тороп?
    - Ну, ты Егорыч, даёшь! Заместитель начальника нашего Поволжского окружного управления матерально-технического и военного снабжения, Леонид Никитович. Он сейчас здесь  в командировке - замначальника по тылу Мобильного отряда МВД России.
    - Откуда мне его знать. Я туда ни разу не обращался. Так что? Голубев-то?
    - Собственно, он здесь разгон давал, что не проверяются, как положено, прибывающие в командировку. Матерился так, что… Тороп, говорил, просто первый раз слышал такое.
    - Ругается он изобретательно, мне пришлось однажды послушать, - поддакнул АлександрОв.
    - Будешь писать заключение - вопросу неправильной смены отряда надо будет дать соответствующую оценку.
    - Понял, Геннадий Петрович, - заверил я Радченко.
    -Ну, что, мужики? По машинам! Стефан Руфимович, давай, веди!
    Дорога до Герзельского моста проходила через Хасавьюрт, где в больнице лежит наш подстреляный омоновец Петин. По идее - надо бы, не откладывая, узнать, как его состояние, опросить, что он помнит, знает и видел. Он ехал пассажиром в кабине КАМАЗа вслед за «Уралом» Илларионова и Краснова. Должен был вполне определённо и четко увидеть, выезжал ли впереди идущий «Урал» на «встречку». Он может рассказать, как был ранен. Каким образом их КАМАЗ загорелся. Может, его показания что-то прояснят уже сегодня, но Геннадий Петрович решил сразу сделать бросок до Аргуна, в отряд. Узнать там всю обстановку у Константинова и Куклева, хотя они то могут пояснить ситуацию только после столкновения.
    Теперь придётся уже завтра, в следственном отделе Гудермеса просмотреть уголовное дело, затем заехать в больницу Хасавьюрта, а уж после него через Кизляр рвануть в обратный путь – напрямки через Элисту, Волгоград и Саратов - вот такой намечался завтра маршрут. Активно и скоренько надо будет работать.
    В пригородах Хасавьюрта и по дороге в самой Чечне взыграла гордость за родную Самару. На стоящих бензовозах, заправлявших топливом проходящий транспорт у обочин дорог; на редких стационарных автозаправках; у «диких» продавцов бензина из бочек различной конфигураций и объёмов, канистр и даже стеклянных двадцатилитровых посудин, заполненных мутной жидкостью, которая по внешним признакам напоминала самогон, имелись зазывные надписи мелом или расписанные краской плакаты незамысловатой, но вполне авторитетной рекламы: «Бензин самарский», «Бензин из Самары», просто - «Самарский», «Дизтопливо самарское» - часто с ошибками.
    На наши с Алексеем удивлённые возгласы Корнеев с сознанием дела отозвался:
    - Сюда поставляют бензин и дизтопливо с наших самарских заводов. Другие поблизости не работают или самим не хватает. Грозненский ещё в первую чеченскую раскурочили. На автозаправках государственных действительно есть самарский бензин. А это всё самогон. Сами «варят» дизтопливо и даже бензин. Плохой, - нужное октановое число не выгоняется, ну, какое есть, куда им деваться.
    - А из чего «варят»?
    - Ну, как из чего – из нефти. Воруют через врезки в нефтепроводы. Нефть здесь близко. Говорят в некоторых местах даже на поверхность просачивается. Собирают и «гонят». Наши, когда во время «зачисток» находят» такие самовары перегонные – взрывают.
    Подъехали к Герзельскому мосту, перед которым скопилось бесчисленное количество разнообразной военной, милицейской и гражданской автотехники, пешее население с мешками, сумками и прочей поклажей.
    - Да-а, боюсь ошибиться, но, по-моему, такое скопление, скорее всего из-за ДТП с нашим ОМОНом. Теперь проверяют пропуска и документы у всех подряд. Голубев, видно, и тут навставлял всем по самое - нЕкуда, - предположил я.
    - Ждут сопровождение, скорее всего! Военные колонны должны сопровождать БэТээРы впереди и в хвосте, а сверху вертолёт - по идее, прикрывать, - авторитетно добавил Корнеев.
    Глядя на скопище людей и техники вспомнилось из «Василия Теркина»: «От глухой лесной опушки/До невидимой реки / Встали танки, кухни, пушки,/ Тягачи, грузовики, /Легковые — криво, косо. /В ряд, не в ряд, вперед-назад…»
    - Если будем ждать своей очереди, - как раз к вечеру и переправимся на другой берег, - посетовал снова я.
    - Интересно, а в стороне, где-нибудь есть просёлки, что бы переправится через реку? - спросил в никуда Алексей.
    - Наверняка где-нибудь есть, но в пределах видимости в обе стороны от моста - нет. А дальше? Кто поедет или, тем более, пойдет? У моста для пеших гражданских есть такси, да просто водилы на легковых подрабатывают. С одной стороны дагестанцы, с другой – чеченцы, - снова прояснил Корнеев.
    АлександрОв, поначалу остановившись в хвосте скопища машин и людей, включил проблесковые огни и, хрипло повизгивая сиреной, нахально повёл нас по «встречке» к самому мосту. Стоявшие на проезжей части дороги милицейские и военные водители, явно демонстрируя недовольство, уступали нам проезд.
Некоторые, – видно было по движению губ, ругали нас матом, но перегораживать дорогу никто не рисковал.
    Наши машины были по внешнему виду приметно новые, к тому же, нас, вероятно, принимали за высокое начальство. Ну, да! Гаишник – сопровождение, вторая – само начальство, «булка» – личная охрана! А со снятыми номерами отличить и узнать, из каких мы краёв, было нельзя, чтоб просто, хотя бы, послать нас по адресу. А может мы из самой Москвы с особыми полномочиями!?
    У блок-поста при въезде на мост съехали с дороги, чтобы не мешать встречному транспорту. АлександрОв и Радченко с дипломатом в руке пошли к коменданту перехода, который располагался в прицепном кунге. С пристроенным к нему деревянным крылечком и навесом над входом он напоминал строительный балок.
    Через какое-то время появился АлександрОв и обрадовал нас, что договорились с проездом без очереди, даже дали сопровождение. На той стороне моста нас поведёт попутный БэТээР.
    Повезло нам! А Радченко наверняка подзадержался, чтобы отблагодарить за «везение», дипломат у него с собой. Ну а что? Вертолёт нам, что ли ждать? Дело у нас срочное! Одним БэТээРом обойдёмся и скромно потупим глаза. Инструкции и наставления почти соблюдены!
    Подошедший Геннадий Петрович сел в свою роскошнейшую пятидверную «Ниву», которая только что одним своим видом внушила авторитетный трепет злым водителям, не посмевших пресечь нам дорогу, и мы двинулись к мосту.
    Прочёл на дорожном знаке название реки: Аксай. Вот, оказывается, откуда название отцовской молотилки из тридцатых годов «Красный Аксай». Был, а то и есть может быть ещё сейчас, где-то здесь, на Северной Кавказе заводик, производящий сельхозтехнику.
    На другой стороне моста подъехали к БэТээРу, у которого сверху на броне сидели человека четыре. Кто это был, понять было сложно: на двоих были надеты омоновские пятнистые куртки, у других армейские бушлаты, на головах ни пойми что… У одного – вообще на голове бандана из, по всей вероятности, зелёной армейской майки, на ногах вместо берц – кроссовки, у одного, кажется, «татарские» калоши. Партизаны, прям, какие-то, или с гор альпинисты дикие спустились.
    Мы вышли из машин. К БТэРу подошёл АлександрОв, спросил старшего. Один из сидящих наверху махнул рукой куда-то неопределённо и сообщил, что командир обещал подойти через десяток минут.
    Мимо нас продолжали двигаться военные и гражданские автомашины. Легковые - больше подъезжали со стороны Гудермеса. Кого-то высаживали, водители искали пассажиров перешедших мост с дагестанской стороны, впрочем, их и искать особо не нужно было, и так толпами стояли. Легковые дружно и споро заполнялись пассажирами и отбывали в сторону Гудермеса.
    У военных автомашин боковые стёкла кабин были приспущены и на них через образовавшуюся щель навешаны бронежилеты – одна половина снаружи оказывалась, другая изнутри. Ну да, при обстреле поможет, но если останешься жив, вывалишься из кабины, а снаружи как будешь? Напяливать под обстрелом этот бронежилет, который с окна ещё надо будет снять? Правда, в кабине бронежилет висит на стекле высоко – голову прикрывает сбоку. Тут ещё Корнеев не советовал надевать на голову сферу. «Что толку, снайпер попадёт – все равно позвонки шейные переломает». Ну и как теперь быть?
    От нечего делать побродил взад-вперёд. Подошёл было к ближайшему от дороги дому, глянуть на огород, узнать, чего у них там произрастает, но из калитки вышел старик-чеченец: папаха, черкеска, сапоги-хромачи на тонкой подошве, палка с рукоятью отполированной ладонями за долгую службу.
Встретился со взглядом по-стариковски закатывающихся под веки, мутных и слезящихся глаз:
     - Здравствуйте, хотел вот глянуть, что у вас на огородах произрастает, можно?
Старик ответил что-то по-чеченски негромко, не отводя взгляда. Не то чтобы зло сказал, но явно стало понятно, что отказал, как отрезал. «Ну и хрен с тобой, не больно и надо», - подумалось, повернулся и пошёл к машинам. Вот теперь почувствовал его взгляд спиной. Вражина!
    Наши водители навешивали на окна свои бронежилеты. Я последовал их примеру, разложил, прислонил к окну и припёр плечом - не навесишь. Окошки в пассажирской будке «буханки» открываются, раздвигаясь только горизонтально.
Уселись на свои места, и тут Корнеев предложил, принять ещё по стопарику коньяка из своей купленной бутылки. Мы во время ожидания в Кизляре, если честно, уже воспользовались один раз его предложением, чтоб, как он уверял, не нервничать излишне. Опять же, для меня получилось «надармочка» раскушать чисто кизлярский. Хороший оказался, настоящий!
    Алексей смотрел на меня вопросительно. Типа, если я соглашусь, то и он не против. Возразить? Но у Корнеева, чувствуется, горит синим пламенем, а одному пить – показалось, видно, как говорят - западло. Ладно, ещё по пятьдесят грамм не помешает, правда особого расслабления я не почувствовал и после первой, а надо ли вторую – сомневаюсь. Да и не ощущаю я как-то потребности, и усугублять не хотелось. Чего расслабляться-то?
    Но, правда, выпили.
    Расслабление расслаблением, а на всякий случай, я решил действовать по моему опыту службы во внутренних войсках. Там, во время заступления на боевую службу в конвой на автодорожном транспорте, мы заранее загоняли патрон в патронник, потому что по правилам применения боевого оружия в случае побега заключённых с движущего транспорта, огонь открывался без предупреждения. Чего время терять, если что?
    Нарушали, нельзя заранее! А чем сейчас наше положение отличается от боевой службы? Тем более, случись чего, будут стрелять первыми по нам.
    Снял с предохранителя, оттянул затвор автомата и вогнал патрон в патронник, поставил на предохранитель, тоже сделал и с Макаровым, уложив его снова в кобуру. Алексей, увидев мои манипуляции, спросил, чуть растеряно и тревожась:
    - А разве можно, вот так без команды приводить оружие в боеготовность? По наставлениям и правилам применения этого нельзя делать.
    - Леш, ты можешь, конечно, действовать по правилам, но мы, считай, уже на войну приехали. Кто тебе будет командовать, если вдруг попадём под обстрел?
    - Ну и я тогда также, - и Алексей привёл своё оружие в готовность.
    - Только не забывай, что после прибытия до места надо разрядить оружие, помнишь как? Самое первое! Не забудь отсоединить магазин, потом извлечь патрон.
На то, что делал Николай, я внимания не обращал. Он человек опытный, ему, небось, не впервой.
    Наконец пришёл командир БэТээРа и мы двинулись.
    Вот же!
    Как я и предполагал! БэТээР пошёл не просто ближе к воображаемой осевой линии, он левыми колёсами явно ехал по «встречке». А встречный транспорт будет теперь либо останавливаться, дожидаясь проезда нашей колонны, либо двигаться по самому краю обочины. Мне это особенно хорошо было видно. Сидел слева у окна за водителем.
    Сзади к нам тут же пристроился чеченский «жигулёнок» с забитым пассажирами салоном. Попытался было обогнать, но парень в бандане, сидевший с левой стороны «брони», погрозил ему кулаком. «Жигулёнок» сначала отстал, какое-то время плёлся сзади, но потом, видно надоело волочиться за нами и он, набирая скорость, решительно пошёл на обгон.
    Когда его передние колёса оказались почти у наших задних колёс с левой стороны «буханки», с БэТээРа хлестанула в асфальт перед его капотом короткая очередь из автомата на патрона три-четыре. Прямо перед моими глазами пули высекли брызнувшие кусочки асфальта, застучавшие по боку нашей «буханки» и, кажется, взвизгнув  яростно, ушли в небо. Я отпрянул от окна, ужался весь от неожиданности, только и смог сказать:
    - Ни хера себе, врезал!
    Сердце бешено заколотилось. Жигулёнок тут же отстал и больше не приближался, а то и встал.
    Ну, ребята, вы уж как-то слишком!
    Могли нас посечь, пуля-то и в нашу сторону запросто срикошетить могла. Да и у обочины, недалеко стояли женщины-чеченки. Могло и их прихватить, шарахнулись в сторону. Находились мы к тому же в пределах населённого пункта. Справа по ходу движения дома Герзель-аула ещё не закончились. А тут стрельба!
    Ребята на «броне», чувствуется, к такому ходу событий привыкшие. Не в первый раз себе позволяют порядок наводить, особо не церемонясь. Вроде бы и правильно, но всё же, ну их на хер - таких старательных и расхристанных сопровождающих!   
    Можно же было в воздух дать очередь! Хватило бы наверняка!
    Корнеев, сидевший, а может лежавший, на своём месте в «тылу», ничего не видевший толком, одобрил развязано и нарочито показушно:
    - Молодцы, правильно врезали, не будут чечи соваться.
    - Конечно, тебе – молодцы! А от меня очередь в метре прошла!
    - Ничего, боевое крещение получил! – хмыкнул Корнеев довольный и даже хохотнул легкомысленно.
    Чего-то Николай уж больно геройски выглядит, хоть в бой бросай. Видать, добавил втихаря, уже без нас и расслабился до краю. Всё по хрен стало!
    Сразу вспомнилось подобное «боевое крещение» во время моей службы в армии.
Воскресный дежурный по батальону – молоденький прапорщик, по должности являвшийся освобождённым секретарем бюро комсомола батальона, благодушно предложил мне - своему заместителю в бюро, после недавнего дождя поискать в ближайшем сосновом бору грибы. «Уже должны выползти, только давай ещё кого-нибудь возьмём из местных».
    Решили, что для этого подойдёт Слюсарев, живший в Комсомольском районе Тольятти и который должен знать окрестности Фёдоровки.
    По его предложению двинулись в лес в направлении Зелёновки, мимо стрельбища учебного полка в/ч № 6622 нашей средневолжской дивизии внутренних войск. В этот воскресный день на стрельбище было тихо и лениво сонно, мы тоже, не трезвоня, проследовали мимо. Чего нам в нашей «самоволке» обнаруживаться.
Прошли ещё с полкилометра, погуляли между сосен из стороны в сторону, но кроме поднявшихся шляп грибов-дождевиков ничего больше не нашли.
    Решили возвращаться не солоно хлебавши, но ещё надеясь на грибную жарёху, пошли по неизведанному пути, пересекая лес прямо за стрельбищем. Когда мы оказались, примерно, на половине пути, с тыльной стороны многометрового по высоте и длине земляного вала, прикрывающего сектор стрельбы, на самом стрельбище раздались сначала автоматные, а потом и пулемётные очереди.
    Пули защёлкали и захлестали по стволам и веткам над нашими головами.
    - Ну, это они на излёте, - стал заверять нас прапорщик, - это неопасно!
    Рикошетя от толстых веток и стволов сосен, росших ближе к защитному валу, пули часто-часто стали врезаться в землю рядом. И нам чего-то перестало казаться, что пули на излёте и опасности нет. Они врезались с хрустом, ломая и отсекая ветки, и часто пролетали даже со свистом и резким звуком. Скорее всего, кто-то из не очень умелых стрелков «сандалил» очередями поверх защитного вала.
    Стало страшно не на шутку, просто в животе похолодало.
    Сообразив, что бежать нельзя, бросились на землю, прикрывая головы руками, уткнулись ими в стволы впереди растущих деревьев.
В мгновения, когда стрельба затихала, вероятно, стрелявшие меняли магазины, мы перекатывались, перепрыгивали, перебрасывались от сосны к сосне, стараясь, выбраться таким способом из сектора обстрела. Те метров сорок-пятьдесят, что таким червячно-легушачьим порядком мы преодолели, показались ну очень, очень длинными.
    Выбравшись из-под обстрела, скрывая свой страх, принялись хохотать, отряхивая себя и друг друга от налипнувших и вонзившихся в форму сосновых иголок. Не знаю, как я выглядел, но мой «генсек» был бледноват, а Слюсарев, без того худенький, похудел, кажется, за эти минуты ещё больше.
    Действительно, может рикошетившие пули и не убили бы, но покалечили бы изрядно, а какое бы ЧП было на батальон!
    А на стрельбище продолжали «шмолить» безостановочно ещё минут десять. Отрывались по полной.
    Прапорщик, пришедший в себя, самонадеянно хотел было пойти и разобраться, почему не выставили охранение, начав стрельбу, но я его образумил. Скорее всего, кто-то из военного начальства привёз в выходной на стрельбище гостей и позволил им поразвлечься. А в выходной на стрельбище оставались один-два-три солдатика. Один, как оператор поднимает-опускает учебные цели, другой – может боеприпасы раздает… третий на линии открытия огня для контроля. Кого выставлять в охранение? Вот гости и принялись долбить, как Бог на душу положит. Наверняка, могли ещё и под «парами» быть. Так что мы благоразумно и тихо удалились. И никому не распространялись про это «боевое крещение».

    В этот же раз мы с Алексеем геройством похвастаться тоже не могли, если честно. Бледный вид, может, и не имели, но крайне нервно стало. У меня даже ладони вспотели и несколько минут подрагивали.
    Чтобы не испытывать на себе избыточных стараний сопровождающих, я даже от окна отсел.
    Но, как выяснилось, у ребят с БэТээРа тоже не было большого желания нас вести далеко. Почти сразу за Герзель-аулом они приветливо помахали нам ручками, поулыбались на прощанье и свернули куда-то вправо по своим делам. Ну и, слава Богу! Счастливого вам пути дорогие охранники!
    Далее мы двинулись самостоятельно, прибавив значительно в скорости. Однако, буквально через несколько минут АлександрОв встал, а наш водитель сообщил:
    - Доехали, вон оно место.
    Вышли из машин. Закопчёные пятна на асфальте находились между проехавшей дальше машиной АлександрОва и «Нивой» Радченко. Они были почти на середине проезжей части, но бОльшая на этой – на нашей правой полосе движения и только, примерно, левое переднее колесо на «встречке». Больше на дороге ничего не было. Только пятна, только чёрные отметины, а скоро и они исчезнут, затёртые сотнями и тысячами колёс.
    - Сгорела вместе с резиной. Четыре следа от шин выделяются, пожарные тушили, наверно, уже одно железо - подал голос Слава Литвиненко.
    Я стал осматривать окрестности.
    Слева вдоль дороги была пашня, уходившая в сгорок, так что горизонт был выше полотна дороги и просматривался довольно далеко. С этой стороны нападения явно не могло быть, скрыться там негде.
    Сама дорога в этом месте делала легкий изгиб вправо по ходу нашего движения, а место столкновения как раз на пол-пути между Герзель-аулом и Кошкельды. Расстояние между ними небольшое: на глаз - километра три-четыре, как мне показалось.
    Справа у дороги растут редкие небольшие деревья. За ними поле с какими-то канавами и увалами, напоминавшими каналы с отводами. А дальше к северу на расстоянии нескольких километров, у подножия пологих лесистых всхолмлений, отдалённо напоминающих наши Жигули, пролегало полотно железной дороги – видны ровные нитки столбов.
    Вот с этой стороны колонну было обстрелять вполне возможно, а затем и незаметно по арыкам, увалам скрыться. У края проезжей части нашли гильзы от АК-74, ржавые - явно не четырёхдневно назад отстрелянные.
    - Интересно, где наш сгоревший «Урал»? – спросил себе под нос, - как было бы хорошо его осмотреть тщательнЕе. Многое было бы сразу ясно.
    - Наверно в Аргун или в Гудермес отбуксировали, услышал меня АлександрОв.
    - Завтра заглянем в уголовное дело, думаю, что-то проясниться,- откликнулся Радченко, - давайте по машинам.
    В начале Кошкельдов нас встретил войсковой блок-пост.
Военные проверили у АлександрОва и у Радченко въездные документы, заглянули к нам в салон, подняли шлагбаум. Водитель, заглушивший зачем-то мотор перед шлагбаумом, стал гонять стартёром двигатель, а он не заводился. Попробовав раза три, поднял кожух на двигателе и стал в нем ковыряться, подкачивать что-то в ручную, и двигатель вскоре вновь ожил.
    Поехали.
    Как только закончились с правой стороны дороги дома Кошкельдов, вдали слева показалась водонапорная башня и чем ближе она становилась, тем четче и отчётливей вырисовывалась на её боку огромная рваная дыра от снаряда. Такое впечатление, что он её насквозь прошил, не разорвавшись. Крупнокалиберные пули и мелкие оставили множественные вмятины на её боках. Зачем по башне-то нужно было стрелять. Может наверху снайпер залегал? Вряд ли, что он? Может наблюдатель, скорее всего!
    На въезде в Верхний Нойбер нас встретил новый блок-пост. Снова проверка. Наш водитель на этот раз мотор глушить не стал, но как только он дал мотору бесконтрольно поработать на холостом ходу, не поддавливая на акселератор, тот снова заглох.
    Стало тревожно. А если где-нибудь на дороге у зелёнки заглохнет?
    Оба водителя снова начали копаться в моторе, что-то в нём, то ли переполнялось, либо не заполнялось, и они не стесняясь, сочно расписывали вслух все достоинства двигателя, который надо было сначала отремонтировать, а потом снаряжать в Чечню, а теперь здесь придётся с ним коноё…ся.
Корнеев, восприняв дружную критику мотора на свой счёт, воодушевлённый отличным кизлярским, заорал: - Если знали, что с двигателем не всё в порядке, надо было в Самаре об этом говорить, а не здесь выё…ся.
    Через минут пять двигатель завелся, стоило ли так сочно переругиваться.   
    Опять тронулись, но отъехав от блок-поста метров сто - сто пятьдесят, Радченко дал команду остановиться, а у нас двигатель снова заглох. Наверно, с карбюратором снова случился затык. Пока водитель снова подкачивал что-то, а Корнеев продолжил нравоучения, мы решили выйти из машины, подышать.
    День был солнечный, без ветра, тёплый-тёплый, будто блаженного в Пасху на паперти обогревал, хотелось за себя порадоваться и поулыбаться. Нехорошо испытывать в такой день страхи и унылые мыслишки раскачивать.
    Но нервы-то всё равно где-то в загривке легонько подрагивают. Здесь у села можно быть уверенным, что вряд ли попадёшь под обстрел. А если где-нибудь между селеньями, да ещё, если зелёнка рядом с дорогой… Правда, сейчас она ещё без зелени, но «лес за деревьями как раз виден» и он довольно густой местами, спрятаться и скрыться можно надежно...
    Геннадий Петрович, воспользовавшись остановкой, решил спуститься с дороги в придорожный кювет или даже перебраться через него на другую сторону, где в метрах десяти чахлая лесопосадка. Вероятно, чтобы не на виду у села и всех нас, оправиться захотелось деликатно, но в это время мы вдруг услышали отчаянные крики с блок-поста.
Военные что-то орали и кричали нам, поднимали руки сложенные крестом и показывали на идущего Радченко. Я перевёл взгляд выше Геннадия Петровича и в метрах в десяти от него, может и меньше, как раз туда, куда он направлялся, увидел  скромный столбик с табличкой и чёткой надписью на ней «МИНЫ».
    - Геннадий Петрович, стоять! Заминировано!
    То же заметили и стали кричать все.
Геннадий Петрович застыл, сначала оглянулся на нас, не понимая ещё ничего. Вероятно, подумал, что мы шутим, но убедившись по лицам, что это не так, посмотрел снова перед собой под ноги, потом поднял голову, увидел табличку, прочитал, плюнул и повернул назад, не захотев, либо забыв о том, чтО же он хотел сделать и зачем он направлялся в ту сторону.
    В это время мотор нашей «буханки» взревел.
    Геннадий Петрович выбрался на дорогу и растеряно с кривой полу улыбкой сказал:
    - Надо же, чуть на минное поле не зашёл. Вот бы пописал…
    Мы облегченно хохотнули и начали удивляться и тыкать друг друга и укорять, что, надо же, никто не заметил этой надписи. Вот военные - следили за нами, предупредить успели, а мы, как лохи – рты раззявили.
    В сущности, за этими шумными и бестолковыми возгласами скрывался наш собственный, внезапно проявившийся у всех страх. И попытка скрыть свою беспомощность. Каждый наверняка подумал, что вот ещё полдесятка шагов и случилось бы непоправимое. Радченко мог действительно влететь на мину, либо растяжку. И что бы тогда было, а? Могло ведь и нас за компанию посечь?
На удивление, но мотор больше не глох. Верно тоже, как и мы, здорово «трухнул» и наладился впрок.
    Проскочили ещё несколько поселений. Показались пригороды Гудермеса. Пытался увидеть нечто необычное, значительное. Что не говори, а столица нынешней кадыровской Чечни!
    Но ничего своеобразного заметно не было. У дороги раскинулся базар. Он, да и весь Гудермес в этом месте был как бы ниже полотна дороги, и было видно, что в основном торговали женщины, чем попало, но больше всего консервированными продуктами. Подъезжать и останавливаться мы не стали, не было нужды. Завтра, ради любопытства, может быть, да и то на вряд ли.
    Стоявшие у дороги хрущёвские пятиэтажки все были с выбитыми стеклами, со стенами иссечённые пулевыми сколами, с проломами в некоторых местах от снарядов и гранатометных выстрелов, с задымленными до черноты от пожаров проемами окон. Что удивительно, в этих, на первый взгляд безлюдных и не пригодных для жилья домах, на некоторых балконах уже висели простыни, одеяла. Кто-то начинал возвращаться в покинутое жильё. А чего им было ждать? Сейчас здесь вполне можно уже жить и без центрального отопления, а скоро вообще наступит благодать летняя… А там и ремонт сделается.
    Жизнь у них начинала налаживаться.
    Да нет! Круто замешанной ненависти я лично не чувствую. Просто у меня понимание и ощущение, что чеченский народ захлебнулся в собственной гордыне и в своей прошлой обиде. Уверился, что имеет право за страдания и лишения, что испытали их предки в прошлом, мстить сегодня и доказывать правоту силой оружия и ненависти. Это полная потеря чувства ответственности за своё собственное будущее, восприятие не только федеральной власти как врага, но и всего народа России.
    Молодёжь лютует – понятно - бестолковая, но и старики не отстают в воинственных танцах на крови и костях. Где ваша-то мудрость и осмотрительность, старичьё вы моё?
    Воспринимаю всё окружающее меня здесь, как враждебное и чужое. Доверие отсутствует, симпатий никаких. Всё разрушенное, взорванное, сожженное, нашими военными воспринимаю, как заслуженную всем народом Чечни кару. Выбираться из ямы, в которую они попали, должны сами, своим трудом и своими страданиями. Хотя понятно, что как только закончится война, вся Россия начнёт помогать, чем может. Народ же в Чечне не виноват! Это всё бандиты сделали! Ну да! А народ протестовал, возмущался?
    Добренькие мы, добренькие…
    Смотрю, по дороге встречаются грузовики с рабочими-чеченцами, ремонтирующими дорожное покрытие. И никакого за ними досмотра. А если по обочинам взрывчатку позакладывают? Вполне же может быть! Странная беспечность с нашей стороны. Такие работы позволять делать без надзора ни в коем случае нельзя. Позволяют! Хотя, конечно, у военных на всё рук не хватает, война ещё в горах идет во всю… Да и тут постреливают… А судя по нашим потерям – очень успешно с их стороны!

    К базе наших омоновцев в Аргуне подъехали через минут двадцать-двадцать пять, может быстрее. Оказалось он недалеко от Гудермеса и вообще, Чечня – маленькая, в три с лишним раза меньше, чем наша Самарская область. Мал кавказский конёк, да норовист!
    Отряд располагался в нескольких десятках метров от дороги, на территории бывшей базы какого-то предприятия. В самом ближнем от ворот корпусе на втором этаже.
    Встретили нас все командиры. От самарского отряда здесь было почти всё командование: сам Юрий Викторович Константинов, его зам Килин Александр Игоревич, зам по кадрам Владимир Леонович Савинов, да мы ещё и зампотыла подвезли. В Самаре один Олег Николаевич Неткачев – начальник штаба остался на хозяйстве.
    Как только вышли из машин, огляделись и поздоровались, я шепнул Геннадию Петровичу, что надо бы дать команду «разрядить оружие», наверняка не только я и Алексей привели оружие в готовность.
    - Да, мужики! У кого оружие заряжено – разрядите!
    У меня за время работы в отделе профессиональной подготовки и особенно прошлой службы во внутренних войсках выработался инстинкт по обязательному и неукоснительному соблюдению всех правил безопасности при обращении с оружием. Такая простецкая команда Радченко вызвала у меня почти зубную боль и раздражение.
    - А где у вас место для разряжения оружия? – спросил Константинова.
    - Да, собственно, специально нет такого места. Обычно к стене перед входом ребята подходят и разряжают. «Не порядок», - отметил я про себя. «В таких условиях, скорее всего, если ещё и командиры не командуют и не контролируют, вовсе могут не разряжать, но чревато это, ой, чревато». 
    Вслух не стал ничего говорить. И так уже, вероятно, боевые отцы-командиры посчитали меня занудой и «тыловой крысой», выискивающей, где бы и за что укусить.
    Подошёл к стене и «разрядился», тоже сделали остальные.
    Геннадий Петрович, вероятно, вспомнив, что разряжение оружия – это вещь, всё таки серьёзная, «исправился»: - Так, в следующий раз команду на разряжение оружия дает Корниенко и осуществляет контроль исполнения, как положено.
    Вот так вот!
    Инициатива всегда плодотворна и наказуема для инициатора. Отцов-командиров улыбнуло и доставило, наверняка, глубокое удовлетворение.
    Корнеев, проявляя служебное рвение, а, вероятно больше, желание скрыть своё «радужное» настроение, тут же отпросился по своим тыловым делам у Радченко. Константинов, который поглядывал на него, будто поначалу хотел что-то спросить, не возражал, и Корнеева до момента нашего отъезда я лично больше не видел.   
    Понятно, что у него было много срочных забот по списанию утраченного имущества.
    Константинова я знал чисто номинально ещё со времён его работы в отделе общественного порядка УВД г. Самары. Он всегда казался мне человеком с эдаким снисходительным высокомерием. Может из-за того, что над ним возвышался и маячил лично для меня достопочтимый авторитет его отца.
    Виктор Тимофеевич был до 1982 года начальником Самарского РОВД, куда я пришёл на службу в том же году. С ним я контактировал четыре последующих года, уже как с пенсионером и членом партийной организации отдела, в которой я стал с первого года службы заместителем секретаря, а затем и секретарем партийной организации. По служебным делам имел с ним взаимоотношения и как с работником райисполкома Самарского района, в котором на пенсии он стал работать то ли инструктором, то ли инспектором, ответственным по взаимодействию с правоохранительными органами района.
    Руководство в течение долгого времени отделом, который считался в органах внутренних дел Куйбышевской области как базовый и показательный, даже само по себе создало Виктору Тимофеевичу высочайший авторитет. Это не считая того, что Виктор Тимофеевич - из фронтового поколения, можно сказать, сталинского призыва.
    В Самарский райотдел внутренних дел всенепременно завозили всё московское начальство, инспектирующее УВД области. В том числе было и знаменитое, но для Виктора Тимофеевича лично не совсем благоприятное, посещение отдела первым заместителем министра внутренних дел генерал-полковником Ю. Чурбановым – зятем Леонида Ильича Брежнева. Виктор Тимофеевич всего лишь не успел, так сложились обстоятельства, лично встретить дорогого гостя у входа в райотдел.
    Это единственное, что и было собственно неблагоприятным, но то же самое стало триумфальным для его зама по политико-воспитательной работе Петрова, который сумел таки первым встретить великого московского гостя, лихо поприветствовать и рассказать так ярко и убедительно о всех достоинства и успехах РОВД, за что Чурбанов, почти как «шубу с плеча накинул», досрочно присвоив ему капитана, тогда как Петров и «в старшем лейтенанте» не проходил даже полсрока. По положению о службе не положено такое, но кто ж будет возражать Чурбанову.
    В Самарский райотдел направляли всех пребывающих для обмена опытом; здесь была не только лучшая наглядная агитация, но и раскрываемость тяжких преступлений в райотделе - всегда у ста процентов, и лучший, оборудованный по уровню, конечно того времени, класс службы, правда, ко времени моего поступления уже основательно подразоренный и раздолбанный.
    Внешний облик, поведение и манеры Виктора Тимофеевича, что называется, внушали подчинённым трепет и вызывали неизменное служебное рвение. Звался он тогда в милицейских кругах «чёрным полковником» – такую кличку он получил не только за жёсткий характер, но большей частью за то, что внешним обликом походил на двух греческих полковников, устроивших военный переворот в Греции в 1967 году.
    Он был похож на них поразительно: небольшого роста, неторопливый, вальяжно уверенный в движениях, плотно сбитый, с короткими, черными с проседью волосами, в тёмных очках, с узкой полоской аккуратно постриженных усов над тонкими губами.
Так и вижу Виктора Тимофеевича в полдень, прогуливающегося неторопливо по «куйбышевскому Бродвею», после административных трудов в райисполкоме и последующего обеда в ресторане «Жигули». Благоухающего одеколоном, в безупречно сидящем костюме-тройке, начищенных туфлях, напоминающего всем внешним обликом «барина на водах». Меня, одетого по форме, торопящегося для проверки службы милиционеров дивизиона в здании Госбанка на улице Куйбышевской, непременно останавливал и, легонько похлопывая по плечу, улыбаясь, снисходительно спрашивал: «Ну? Как служба?» Не дожидаясь моего ответа, добавлял: «Служи, служи!»… 
    Довольный, в отличном настроении, наслаждаясь своим благодушием, кажется, смакуя слова, аппетитно заканчивал; «Отобедал вот в «Жигулях», принял пятьдесят грамм коньячка. Да-а! Для сердца, говорят, полезно, да и от давления помогает, гуляю себе. А как наши партийные дела? Ты там, если начальство-то нынешнее зажимает(а в это время начальником в Самарский пришёл Дробинин В.Г.), шепни мне, я всегда подскажу, посоветую, как быть. Ну, бывай!» И следовал себе неторопливо дальше.
    Колоритный, незабываемый и почти легендарный по-своему человек!
Мне всегда казалось, что Юрий Викторович что-то от него перенял в чисто внешнем поведении и манерах. Наверно, это-то мне и не нравилось в нём. Как говорится, не по Сеньке шапка!
    Когда его назначили командиром ОМОНа, я был удивлён, так как образ командира «забронзовел» для меня именами, непререкаемым авторитетом и внешним обликом первого командира отряда Александра Васильевича Аргасцева, либо первого командира спецназа «Дельта» Владимира Николаевича Самохвалова. Людей с неизмеримо большим служебным и военным опытом.
    Но прошло время, отряд выполнял возложенные обязанности, как положено, и, значит, командир оказался подходящим. Поэтому мои предубеждения и эмоциональную предвзятость сейчас надо оставить при себе или просто засунуть в одно место, а в этом расследовании особенно. Собака здесь явно не зарыта. Причина беды не в командире.
    Килин круглолицый, уверенно лыбящийся, мощно и крепко собранный, явно бывший спортсмен, небольшого роста, с наголо обритой головой произвёл впечатление отчаянного оптимиста и весельчака. Однако потому, как он с мгновенно изменившимся лицом, проходя мимо, сделал замечание какому-то бойцу, судя по всему не в первый раз, стало понятно, кто в отряде «плохой командир». Наверняка в кабинете один на один такому бойцу, не усваивающему после первого раза замечания, Килин воспитательную беседу второй раз проводит редко, может просто кулаком под ребро для профилактики врезать.
    Савинов внешне находился в роли виноватого во всех бедах. В этом не было для меня ничего нового. Сам всегда себя так чувствовал после каждого ЧП в самарском дивизионе. Казалось, что это ты виноват во всех бедах и проказах своих милиционеров, сам не воспитал этих великовозрастных балбесов, не вынянчил их, не вдолбил, что такое хорошо и что такое плохо и как правильно вести себя на улице.
    Замполитовский комплекс неполноценности!
    Первым замом Константинова в объединенном отряде – Куклев Иван Иванович. Человечище под два метра ростом и весом килограмм 130, а то и больше. Ладонь – моей двумя хвататься. Кулак верно, как кувалда. Командиром в тольяттинском ОМОНе он стал, по свидетельству кадровиков, после участия в пресечении националистических беспорядков в почти всех «горячих» точках на юге Советского Союза во времена перестройки. Опытный и авторитетный командир.
    Гостеприимные хозяева сразу же предложили присоседиться к столу. Время было уже послеобеденное. Отказываться нам было конечно не с руки, ну не грызть же свой сухпаёк. А на вопрос, где помыть руки, предложили либо выйти на улицу, где из водопроводного колодца торчала труба с непрерывно льющейся водой, либо пройти в сооружённую на этом же этаже самими омонавцами баню. Кто-то пошутил, что лучше не заморачиваться и протереть водкой.
    Кушанье было самое простое: суп с консервами и макароны с тушёнкой, компот.
    - Скоро появятся свежие овощи. Будем закупать. Мясо появилось свежее. Торговля потихоньку оживает. – рассказывал Константинов.
    - Ты скажи Корнееву, чтобы он наш сухпаёк вам в общий котёл передал. Мы, я думаю, на обратном пути обойдёмся без него, - решил благодушно Радченко.
    Как-то незаметно, откуда-то появилась на столе водка. Может из наших запасов, либо хозяев – не будешь же спрашивать. Главное, никто не возражал.   
    Правда, Геннадий Петрович кивнул всё же для порядка, как старшой, что можно.
    Все присутствующие, кроме принципиальных Килина и АлександрОва, приняли за встречу, за помин погибших ребят.
    Константинов рассказывал, чем занят отряд: проверки безопасности проезда на закреплённом участке дороги Аргун - Гудермес, осмотры зданий, предприятий, сапёрные работы, зачистки.
    Основательно укрепили свою базу. По сведениям местных жителей, до освобождения здесь находилось отделение  шариатской безопасности, в подвале людей пытали. Сейчас он водой залит полностью. Пока прохладно, а по ночам и лёгкие морозцы случаются, никаких подозрительных запахов нет, а потом воду надо будет откачивать. Не дай Бог, вдруг трупы остались.
    Перед воротами положили два ряда блоков так, чтобы въезжающие машины двигались «змейкой» из стороны в сторону, максимально сбросив скорость, и сходу не могли попасть на территорию базы.
(Может это обстоятельство стало для наших ребят спасительной причиной того, что в июне месяце водитель-смертник выбрал для нападения не базу нашего ОМОНа, а направил начинённый чуть-ли не полу тонной взрывчатки грузовик, сбив на скорости шлагбаум, на территорию базы челябинского ОМОНа и взорвался. А их база располагалась рядом с нашей, буквально через забор. Челябинцев погибло тогда около 20 человек.)
    Над въездными воротами на крыше бывшей будки охраны сделали укреплённый пост с крупнокалиберным пулемётным гнездом. Окна здания заложили мешками с песком, оставили небольшие бойницы-щели, из поста на крыше сделали тоже нечто подобное доту.
    Со стороны глухой стены здания и остальной территорией предприятия поставили растяжки и заложили свето-шумовые гранаты. Уже бывало, что несколько раз ночью рвались: толи собаки бегали, толи кто-то пытался подойти.
    После этих случаев для усиления охраны «тыловой» стены, прямо напротив коридора проломили её и, занавесив от дежурного света горевших ночью в помещении электролампочек, у пролома, который снаружи оказался на уровне второго этажа, выставляется для контроля дополнительный пост. Чем черт не шутит, вдруг снимут растяжки, да заложат под стену взрывчатку. А с этой стороны к стене примыкают спальные кубрики.
    - Молодцы, правильно сделали! – одобрил Радченко Константинова, - А как настроение в отряде после гибели ребят?
    - Нормальное настроение, боевое, рабочее. Жаль мужиков, но подавленности, страхов не наблюдаем. Никто домой не просится и от службы не отказывается. Мы тут решили во дворе небольшой временный мемориал-памятник ребятам поставить. И нашим самарским, и тольяттинцам, что в январе погибли. Приказ о заступлении на боевую службу будем объявлять личному составу у этого памятника.
    - Хорошо задумали, достойно, - снова одобрил Геннадий Петрович.
    - Командир, разреши о мерах безопасности предупредить? – вступил в разговор Килин
    - Давай!
    - Так. Во дворе, где вы видели торчащую из колодца трубу с водой, справа от неё долго не рекомендуется стоять. Это место просматривается с верхних этажей аргунского элеватора. Мы там зачистку проводили, обнаружили лежку снайпера. Хотя далековато, но чёрт его знает!
    Через час-два будет темно. Курить на улице, обязательно прикрывать огонь сигареты. Напротив смотровых щелей в окнах долго не маячить. Через дорогу от базы – зелёнка. Снайпер может в прицел поймать и огонёк сигареты, и свет в щели и, как только произойдёт затемнение в ней, откроет огонь. Прогуливаться можно только перед входом. Здесь «мёртвая» зона. По другой территории можно ходить только с провожатым.
    - А лучше нашим никуда и не ходить по территории, - добавил почти категорично Радченко.
    - Ночью, если проснётесь от взрывов, - продолжил Килин, - не пугайтесь. Артиллерийская часть у Гудермеса для профилактики часов с двенадцати ночи из гаубиц регулярно обрабатывает по квадратам зелёнку, бывает и прямо напротив нашей базы.
    - А что-то новое по ЧП появилось? – обратился Радченко к Константинову.
    - А вам Рудаков передал копии объяснительных и рапортов, которые мы сдали в инспекцию по личному составу Мобильного отряда МВД?
    Мы кивнули.
    - Всё! Больше ничего нет.
    - А известно, что за военные подъезжали и вместе с вами стреляли в сторону поля по ходу движения, - спросил Алексей.
    - Это эмчээсники из Гудермеса, командированные из Москвы, по–моему.
    - Валерий Егорович, надо завтра будет их найти и взять объяснение,- дал указание Радченко. – Понял! Мы их найдём? – посмотрел на Константинова
    - Я знаю, где они располагаются, подскажу, - заверил меня Юрий Викторович.
На мой вопрос, где сгоревшая автомашина и произведён ли её осмотр, Константинов ошарашил: - А машины нет!
    - Как нет?
    - Так! Поехали на следующий день отбуксировать на базу, а её за ночь чеченцы спёрли. Я передал рапорт в Гудермесский ОВД, пусть ищут.
    - А сами не пытались найти?
    - А какое я право на это имею? У отряда ежедневно свои боевые задачи.
    - Но хотя бы первоначальный осмотр машины успели сделать?
    - Это надо у следователя спрашивать. У нас никаких данных нет.
    Настроивший в уме планы проверки через непременный осмотр сгоревшей автомашины, я понял, что все мои умозаключения повисли в воздухе. Опровергать выводы спецсообщения о виновном совершении ДТП нашими омоновцами почти нечем. Опрашивать нового человека из числа омоновцев имеет ли смысл? А кого? Если они собрали все объяснения. Всё!
    Вот и приехал к финалу. На сегодня почти никаких реальных зацепок для меня не осталось. Может побеседовать ещё раз со снайпером, видавшим в поле двух неизвестных? Что они несли на плечах, почему он не написал, на что этот груз похож?
    Только и остаётся, что предположения предполагать!
    Народ за столом после съеденного и выпитого был расслаблен и благодушен. Геннадий Петрович стал рассказывать, как это он всегда делает в компании, новые услышанные им анекдоты, собравшиеся дружно заулыбались, кто-то стал припоминать остроумные фразы и выражения, казусы и юморные ситуации на службе.
    Настраиваться на соображения и думы о планах дальнейшей проверки никто явно не собирался. Даже спрашивать их не имеет смысла, глянут, как на ненормального!
    Честно признаться, мне и самому не хотелось кого то дёргать, задавать вопросы, искать призрачные факты для прояснения картины происшествия.
Но им-то хорошо – заключение писать не надо! А у меня гиря на шее. С ней можно и притонуть. Совсем кисло стало на душе…
    С другой стороны, если ничего не остаётся большего, чего сиднем сидеть?
    - А где у вас снайпера располагаются? Хочу побеседовать с давшим объяснение. Уточню, всё таки, что же он видел в прицел СВД, - обратился я к Константинову.
    - Савинов, проводи!
    Тот повел меня в направлении выхода из помещения. На улице начало смеркаться, а в бывшем производственном цехе с заложенными мешками с песком окнами стоял и вовсе полусумрак.
    - Вот они справа, наверно ужинать начали.
    Савинов указал место снайперов размашистым жестом, говоря при этом заметно громче, чем нужно.
    Глянув в направление его руки, мне стало понятно, почему. Один из пяти бойцов, сидевших за невысоким столиком, услышав возглас Савинова, понял его, что-то быстро убрал со стола. Да бутылку, что ещё это может быть, - гадать нечего! Ну, и что теперь делать? Выяснять и делать замечание за распитие, когда сам только что принял. Или устанавливать, как у них тут полагается: можно им распивать или нет, когда они видят, как командиры выпивают вместе с прибывшим начальством? Идиотизм полнейший!
    Ладно, чего гадать? Спрятали – ну и спрятали, ещё значит стесняются! Уже это хорошо! УвАжили!
    - Вот товарищи, начальник инспекции по личному составу ГУВД проводит проверку по факту ЧП. Хотел побеседовать с вами.
    Я представился, извинился, что прерываю их ужин. Ребята стали было приподниматься, но я остановил:
    - Сидите-сидите!
    Савинов, решил не стеснять подчиненных своим присутствием, отпросился: - Ну, я наверно, не нужен?
    - Да, спасибо!
    Сидящий напротив меня, тот самый, что спрятал бутылку, прапорщик предложил:
    - Присаживайтесь к столу, товарищ подполковник. Как говорится, чем богаты!
    - Нет, спасибо, я сам только что из-за него же. Я ненадолго.
    - Да вы хоть присядьте, а то неудобно как-то разговаривать.
    - И то, правда!
    Бойцы потеснились и я угнездился.
    - А кто из вас давал объяснение для проверяющего из Мобильного отряда МВД?
    - Я и писал, - заявил прапорщик, пригласивший меня за стол
    - Я читал ваше объяснение. Вы написали, что видели через оптику двух неизвестных, которые несли на плечах что-то длинное. А что это могло быть?
    - Товарищ подполковник, как я могу сказать конкретно, что это было?…
    Вот зачем начинать разглагольствовать? Я не спрашивал «конкретно». Цену что ли набивает на глазах у своих подчиненных? Не надо было со всеми вместе опрашивать. По опыту – всегда начинают на публику играть. Хотя и понятно его выкаблучивание – это результат того, что я злостно прервал душевное застолье. Понимаю, что не к месту припёрся, но я же по делу.
    Закипает раздражение, но «давить» сейчас не к месту, начал подстраиваться:
    - Я же не прошу вас сказать определённо и точно, что именно. В прицел вы видите на значительном расстоянии двух неизвестных, удаляющихся от дороги, где только что произошло столкновение автомашин. Кто-то стреляет. Слышатся команды «К бою!», а вы видите неизвестных, несущих на плечах нечто длинное и, вероятно, тяжёлое. Несут-то вдвоём. Не бревно же! Видно в оптику? Вероятно, для себя вы же что-то предположили, что это? Могло это быть оружие?
    - Конечно, могло!
    - А как вы считаете, что именно?
    - Товарищ подполковник, вы извините! Мы тут ТОЖЕ собрались помянуть ребят… Если не возражаете, конечно…
    Ну вот, начальник инспекции – блюститель дисциплины! Ты нарвался! Ведь была мысль отказаться от опроса, когда увидел, что ребята ужинают и выпивают. Нет полез! Теперь придётся лично легализовать распитие спиртного. А, с другой стороны, если опять же трезво глянуть - куда деваться?
    - Конечно, конечно…
    Прапорщик достал заветную бутылку и стал разливать по кружкам.
    - Товарищ подполковник, может и вы с нами?
    - Нет, ребята, спасибо, мы уже помянули…
    Снайпера опрокинули и принялись закусывать.
    Конечно, подождал немного и, тихо ненавидя себя, прервал трапезу:
    - Ну, так как с грузом-то на плечах?
    Прапорщик, дожёвывая закуску, кивнул головой, что слышал вопрос, но отозвался обстоятельно после того, как неторопливо проглотил пищу.
    - Ну, что могло быть? Крупнокалиберный пулемёт мог, к примеру. ПТРД времен Отечественной войны. Представляете, что это такое?
Кивнул: «Противотанковое ружьё Дегтярёва представляю».
    - А могла быть и новая снайперская винтовка.
    - А что это за винтовка?
    - Я её в натуре не видел, но у военных в спецподразделениях на боевом испытании уже, говорят, есть. Прицельная дальность стрельбы полтора километра. Патрон 12-го калибра. Но не вериться, что такая винтовка уже и у чечей имеется.
    Один из снайперов, слегка захмелевший, вмешался в разговор с возражением:
    - Да чё эт, не может быть, могли же им за бабки подкинуть, - но тут же замолк под выразительным взглядом своего командира.
    - То есть, из неё МОГЛИ совершить обстрел колонны?
    - Ну, могли… И из пулемёта крупнокалиберного, но вряд ли. А может звук выстрелов совпал с моментом столкновения и… Всё может быть…
    - Та-ак… А как, по вашему мнению, возгорание автомашины произошло? Возможно из-за выстрела бронебойно-зажигательной пулей?
    - Наверняка.
    Ну, вот и всё собственно, что ещё может он сказать? Сразу уйти или по прошлой замполитовской привычке за жизнь пооткровенничать с народом. А то как-то неудобно получается: пришёл, помешал, получил своё и отпрыгнул. А поговорить… Надо же народу выказать уважение.
    - А вы все снайпера?
    - Ну, в общем-то, да. Отделение.
    - А чем вы занимаетесь, какие у вас основные боевые задачи? Где вы службу несёте?
    - Да какие задачи? Командиры приказывают…
    - Ну, вот завтра чем вы будете заниматься?
    - Подъём в шесть, завтрак, сборы, формируются боевые группы человека четыре-пять: снайпер, сапёр, боец, может ещё кинолога с собакой подбросят и в дозор - на осмотр обочин дороги, например, в направлении Гудермеса на предмет обнаружения закладок мин, боезарядов, растяжек.
    - А какие чаще всего встречаются закладки?
    - Ну, какие угодно… Да разные. Но редко. Мы же ежедневно осматриваем.
    Я поделился своими опасениями, что закладки могут производиться во время производства дорожных работ, которые ведутся чеченскими рабочими без всякого контроля.
    - Это может быть…
    - И как далеко распространяется зона досмотра?
    - До моста через речку, Джалка называется. Вы проезжали по дороге к нам. Да тут недалеко. Там находимся до проезда военных автоколонн, либо наших эмвэдэшных подразделений.
    Я решил поумничать и знатоком сапёрного дела продемонстрироваться: - А осмотр вы делаете визуально, миноискателем, щупом?
    - Товарищ подполковник, вы завтра уезжаете?
    - Да, утром?
    - А во сколько?
    - Точно не могу сказать, но наверно, часов в восемь, в девятом. Нам надо заехать в Гудермес, потом в хасавьюртскую больницу навестить раненного Петина. А зачем вам? Хотите что-то передать в Самару?
    - Да нет. Мы с базы выходим раньше. Если вам интересно, как мы несём службу, предлагаю с нами пройти это расстояние до речки и там вместе с нами подождёте своих. Они вас и подхватят?
    Прапорщик с предложением явно подначивал. Типа думал наверно: «Чего расспрашиваешь-то? Так ли уж тебе хочется всё знать, или играешь роль задушевного начальника? Завтра пройдёмся вместе с нами. Чего здесь торчишь, мешаешь принять по глоточку? Ковыряешься в делах наших. Щупом, визуально?! Нашёлся тут специалист! Сам протопай!»
    От я побеседовал! Как пескарь на раскалённую сковороду попал! Отказаться бы надо. Если честно, рисковать как-то не с руки и не радует меня такая прогулка, тут я не особо любознательный…
    - А разве мне – постороннему, можно?
    - Ну а чего ж нельзя? Вы – начальники, проверяющие – чего ж вам нельзя, всё можно!
    Мысль путалась в поисках весомого отрицательного аргумента, но причин отказаться не находила. Наживку заглотил! Попятиться не получиться. Если откажусь, конечно, подумают, трухнул. В лично своём лице весь авторитет втопчу в одно место. За одно, всё гувэдэшное начальство подставлю!
    - Хорошо! Во сколько выходите?
    - Около 7-00 собираемся.
    - Ну, всё! Добро! Спасибо, мужики, за информацию. Извините, что помешал вам с ужином, до завтра!
    Мужики, чувствовалось, давно ждали этого момента, распрощались с энтузиазмом. Руку трясли преданно и с удовольствием. Показалось, готовы были меня, если б позволил, даже потискать в прощальных объятиях.
    Двинулся к командирскому столу. Вот и получил дополнительную информацию. Напишу справочку беседы, подколю к его же объяснительной и что? Да ничего! Что это доказывает? Можно было и самому такие предположения выдвинуть.
    Теперь ещё и в дозор напросился. Творческое воображение, спутавшись со страхом, тут же выдало картинку, как непременно именно за мной, топающим по дороге, из зелёнки следит ствол чужой снайперской винтовки… И хлоп! Дорасследовался паренёк! Куда тебя, родной, понесло? Чего тебе не сиделось в командирской компании?
    Сейчас Радченко сказать или уж до завтра отложить нежданно-негаданное для него известие. Решил, что лучше завтра. Спать спокойнее будет, в отличие от меня, наверно.
    За командирским столом никого не было.
    На мой вопросительный взгляд и разведённые руки, повар, угощавший нас обедом, пояснил, - А все уже давно разошлись. Ваши, кто в душ сходил, кто во двор прогуляться. Вещи в командирском кубрике, там вам койки на ночь освободили, - указал на дверь.
    На входе Алексей встретил меня вопросом, в котором угадывалась скептическая интонация, которая предрасполагала знание им заранее того, что я отвечу: - Ну, и чего же они там, Егорыч, разъяснили?
    Я безнадёжно махнул рукой: - Где вы меня определили?
    - А вон в углу.
    На железной раскладной кровати был настелен спальник, в головах стояла моя сумка, автомат, брошена куртка.
    - Что они могли сказать? Что и я думал: стрелять могли из СВД, из пулемёта крупнокалиберного и какой-то новой снайперской винтовки 12-го калибра. Подожгли машину и свалили. А где Геннадий Петрович!
    Ответил Килин, сидевший на своей койке:
    - Он с Константиновым и Куклевым ушёл. Наших срочно вызвали к соседям-челябинцам. Ну и он пошёл. Приехал комендант города с информацией от командования группировкой. Вот ждём, что там доведут.
    Алексей похвалился: - Александр Игоревич устроил прогулку по территории предприятия, показал, где и что, как растяжки установлены.
    - А мы с Геннадием Петровичем душ успели принять, рекомендую, - продолжил благоухающий Стефан Руфинович.
    Я хотел было в ответ стукнуть себя эдак в грудь. Сообщить, что соизволил дать согласие своей собственной, вот этой вот грудью героически обеспечить им безопасный проезд в Гудермес, но подумавши - воздержался. Будет похоже на стих Сергея Михалкова: «А у нас в квартире газ, а у вас?».
    От душа тоже решил отказаться. Умываясь перед обедом, увидел, как вода стекает через первый этаж прямо в подвал через проломленное в полу отверстие, а после рассказа Константинова о шариатских пытках и возможно оставленных там трупах у меня не то, что предубеждения проснулись, но как-то не по себе на душе стало.
    Решил, что обойдусь без омовения, а поваляюсь на койке. Так и лежал минут тридцать-сорок в полудрёме, с всплывающими в сознании картинами обстрела, пожара, гибели в огне ребят, перестрелки нашей колонны с невидимым врагом.
Снулые думы мои прервал Радченко.
    - Саш, - обратился он с порога к Килину,- Константинов собирает всех командиров, совещание будет проводить.
    - Понял! - Килин поднялся с кровати и вышел из кубрика.
    - Так, мужики! В Аргунском ущелье произошел тяжёлый бой наших десантников с крупной бандой боевиков. Вызывали огонь артиллерии на себя. Часть банды двигается по ущелью к Аргуну, имея намерения повторить январскую операцию по захвату. На выходе из ущелья наши войска устроили заслон. Комендант сказал, что вряд ли они прорвутся, но эмвэдэвским подразделениям в г. Аргун быть в постоянной готовности, до особого распоряжения, рекомендую спать, не раздеваясь, оружие держать при себе. Вот так вот.
    -Да-а-а, - неопределённо протянул Бердин.
    - Так что, мужики, ночь беспокойная может быть, - успокоил нас Радченко.
    - Вообще-то, не хотелось бы, - подал я голос. Настроившийся на своё завтрашнее «геройство» на шоссе, мне хотелось более-менее нормально поспать.
    - Ну, тут как придётся, - определил перспективу Геннадий Петрович, бросив на меня взгляд, пригласил, - А пойдём-ка, Егорыч, курнём перед сном.
    - Мы же бросили, Геннадий Петрович!
    - Ну, один-то раз…
    - Подмывает? С этого всё и начинается. Недаром Марк Твен говаривал: «Бросить курить очень легко. Я сам раз сорок бросал» Но заметьте, не я это предложил. Надо «стрельнуть»?
    - Я уже сам «стрельнул», угощаю.
    - Не могу отказать!
    Спустились во двор. Стояла черная чеченская ночь с сияющими, будто умытыми, звездами и почти звенящей тишиной по сравнению с шумливой ночной Самарой.
Огней в городе мало. Да нам их здесь собственно и не видно. Уличные фонари почти все расстреляны во время боёв. Там, где в зданиях горит свет, окна наверняка плотно занавешены или, как у нас, заложены мешками с песком, забиты щитами и досками. Город замер настороженный и ощетинившийся воинскими и милицейскими подразделениями.
    После теплоты весеннего дня заметно посвежело. Было даже зябковато. Я вышел без куртки и временами поёживался. Стояли у входа на лестницу второго этажа. Здесь «мертвая» зона, но курим после предупреждения, зажимая сигарету в кулаке невольно. Несколько месяцев не курил и после первых затяжек никотин сразу «ударил» в голову, в ноги. Стало противно, зачем согласился? Зря покурил, зря, но теперь-то - чего ж сетовать?
    - Снайпера сказали что-нибудь толковое?
    - Да что они могут сказать… Предположили, что и мы предполагали. Для заключения фактической информации - ноль. Машину спёрли. Если её и встречный КАМАЗ не осмотрели в день ЧП, то остаётся надежда на результаты вскрытия, огнестрельные ранения на трупах должны же остаться. Может показания Петина дадут что-то.
    Хотел было сообщить, что завтра собираюсь со снайперами в дозор, но снова промолчал, не решился. Посчитал, что утро вечера, как известно, мудренее.
Постояли, продышались.
    - Весна! Скоро здесь всё начнёт зеленеть. На месяца полтора раньше, чем в Самаре. Вот так бы и у нас! Всегда хотелось, чтоб лето было длинное. В мае, как в июне, а в сентябре, как ещё в августе. А? Геннадий Петрович! Это какая бы красота была! Лето – это маленькая жизнь! Правильно Митяев поёт.
    - А мне теперь, когда летом сильно жарко бывает, чувствую себя хреново.
    - Это вы хандрите просто, перевалили полувековой рубеж. Очередной возрастной криз - явление временное.
    - Вот сам перевалишь, я посмотрю на тебя… Геннадий Петрович помолчал и, глянув в небо, продолжил: - Думаю… Выслуга есть, здоровья служба не прибавляет. Да и, честно сказать, надоело уже.
    - Перестаньте, Геннадий Петрович! Ещё года четыре-пять вполне можно протянуть.
    - Не-ет, ты что? Как только появиться на гражданке более-менее подходящая должность – уйду и перекрещусь.
    Лично мне не хотелось менять Радченко на другого начальника. Более близко мы познакомились, когда он был ещё замом в «семёрке», а пресс-служба располагалась в ополовиненном новодельной стеной кабинете бывшего парткома УВД, на третьем этаже, как раз напротив помещения кассы. Заходил к нам едва ли не всегда, когда бывал в здании УВД, любил посидеть в нашем кресле у столика со стоящим на нем разлапистым цветком, покурить, рассказать пару анекдотов.
    Когда Андрейкина назначили начальником УВД, он сделал его своим замом по кадрам. Они вместе раньше в Советском РОВД работали почти в тех же должностях: начальник и замполит.
    Геннадий Петрович - оптимистичный, позитивный человек. В меру чистолюбив, но без видимой зависти.
    Уверен, по-большому счёту, не имеет «двойного дна». Когда возникает противоречивая ситуация и приходиться идти на компромиссы, объясняет по-честному, не юлит, не изворачивается, по крайней мере, со мной.
    Знаю, конечно, один-два случая, когда он шел на компромиссы в отношении себя лично, но это было не за счёт кого-то другого. Именно этим искупаются для меня все его редкие прегрешения. Всегда считал «подставу» подчиненного и выгораживание себя любимого - сродни предательству.
    А самое главное! Именно он после нелепого и душевно болезненного для меня отстранения от должности начальника пресс-службы в январе 1998 года взял меня к себе в управление в отдел профессиональной подготовки. Поначалу я, в пику абсурдных обвинений Андрейкина, горделиво собрался в Самарский РОВД возвращаться участковым.
    А уже через… Сколько же прошло? Да осенью того же года, в ноябре выдвигал меня в заместители начальника УВД Самары по кадрам. Владимир Петрович сначала, по его словам, чуть ли не согласился, а потом предпочёл Журкина. Через год доверил воссоздать инспекцию по личному составу. А как тем же доверенным лицом Путина поманил! Жалко будет, если он уйдёт.
    - Ладно, Геннадий Петрович, пойдёмте, подремлем, а то, может действительно, ночь будет беспокойная.
    - Подожди, послушай анекдот на ночь.
    - Давайте!
    «Молодой доктор пришел устраиваться на работу в дурдом. Спрашивает главврача, а какой у вас критерий для выписки.
    – Очень простой. Мы наливаем полную ванну воды, кладем рядом чайную ложечку и большую кружку, предлагаем вылить из ванны воду. Молодой доктор обрадовался и говорит:- Фу-ты, как просто! Любой нормальный человек возьмет кружку. – Э-э, нет, - говорит главврач, - нормальный человек вынет пробку.
Ухмыльнулись и двинулись спать.
    Спал, на удивление, крепко и до самого утра, проснулся даже не самым первым.
    - Утро доброе! От, я спал сегодня! Просто без задних ног! Даже обещанных Килиным гаубиц не слышал.
    Стефан Руфинович успокоил: - Да их никто не слышал. Наверно ждали нападения из Аргунского ущелья, не хотели зря снаряды переводить.
    Облегчение от несостоявшейся ночной канонады заполнилось тревожной мыслью о своём обещании пойти в дозор на осмотр дороги.
    Ополоснул лицо, встряхнулся, почистил зубы. Не то чтобы страх начал утаптываться где-то под ложечкой, но никакой героики и горячего желания рвануть в дозор не почувствовал. Скорее наоборот. Сейчас придётся ещё отпрашиваться, объясняться с Геннадием Петровичем…
    Зашедший в кубрик Килин выдал, что угроза приближения к городу банды боевиков миновала. Получены сведения, что они повернули в горы. Ну, и, слава Богу!
    - Геннадий Петрович! Разрешите с нарядом по осмотру дороги пройтись до моста через Джалку, они скоро выходят. Вы попозже выезжать будете и там меня заберете. Посмотрю, как они работают.
    Радченко, укладывавший в сумку свои вещи, поднял на меня глаза и несколько секунд глядел, не отвечая.
    - Ты это ЩАС серьёзно? –  выразительно сказал, мне сразу стало ясно, что я очень нехорошим впечатлил Геннадия Петровича.
    Попытался обосновать свой благородно-познавательный, так сказать, интерес.
    - Я после разговора о ЧП поинтересовался, чем они занимаются, как осмотр трассы делают. Ну, они и пригласили.
    - И ты согласился?
    - Что ж мне, отказываться?… Куда мне было деваться, подумали бы, что испугался.
    - Нет, ты понимаешь, что выход на боевую службу отдаётся приказом! Письменным! Ты что не знал! Да и вообще, ты подумал, что может произойти, - Геннадий Петрович замолчал, показалось, задохнулся в своём негодовании, - чёрти чё может возникнуть! Что за мальчишество! Твою мать!
    Нет, ну, вы подумайте! А если под замес попадёшь? Мне что ещё один труп везти в Самару? Приехал расследовать ЧП и хочет нарваться на новое. Всё! Никуда ты не пойдешь, закончили!
    - Геннадий Петрович, разрешите, я хоть скажу им, что мне запрещено, а то будут потом за глаза хрень разную говорить обо мне.
    - Хорошо, иди, скажи. Ишь, чего задумал, погеройствовать захотелось? Не ожидал от тебя такого! Детство какое-то!
    Действительно, нехорошо вышло, согласен, что-то я тут накуролесил со своим честолюбием. Правда, угнетавшее после подъёма внутреннее напряжение, после радченковских нагоняя и запрета отпустило. Геройствовать мне, честно, не хотелось. Надо было, конечно, вчера сказать Геннадию Петровичу. Облагоразумил бы ещё накануне.
    А с порядком издания письменного приказа о назначении на боевой выход вообще позорно получилось. Стыдобище! Наряды на службу, точно, ещё вчера формировались. Они, конечно, это знали и меня чисто специально подначили, подкольщики! На трезвую голову надо опрашивать людей и не заморачиваться с «политбеседами о житии да бытии». Ладно, проехали, перетерпим.
    Командир снайперов стоял со своей группой на улице в полной готовности, увидел меня и стал поджидать моего приближения, улыбаясь. Доволен, наверно… Ладно, ладно! Я демонстрировать начальственность, и позёрствовать не собираюсь. Сам лоханулся.
    - Доброе утро, мужики!
    - Здравия желаем, товарищ подполковник!
    - Вы меня… Короче так сложилось, моё начальство категорически запретило мне идти с вами, так что, при всём моём… желании, не смогу вас поддержать. Так уж получилось… Прощаться не будем, я думаю, ещё свидимся на Джалке.
Розыгравший меня прапорщик всё понял, улыбаться перестал, даже замялся.
    - Товарищ подполковник, да вы не обижайтесь. Мы же знали, что вас не отпустят. Немного подшутили, думали, что вы не согласитесь. Извините.
    - Ладно, забыто! Ни пуха вам на маршруте!
Собрался с духом и каждому всё же пожал нормально руку. Хорошо, что не стал скоморошничать с попрёками.
    За завтраком Геннадий Петрович сообщил Константинову, что Корнеева придётся оставить в отряде, свободных мест в наших двух машинах нет. В пятидверной «Ниве» - полный комплект. Александрову придётся забрать в первую очередь подменного водителя с «буханки» и гражданского водителя подгоревшего КАМАЗа, у которого уже закончился срок командировки.
    Юрий Викторович легко согласился: - Ну и хорошо! Позанимается с обеспечением отряда, наведёт порядок в своём хозяйстве. Проветрится. Потом как-нибудь попутным транспортом отправим. За КАМАЗом всё равно, я думаю, скоро пришлют другую машину. А я с вами тоже съезжу в Гудермес, узнаю, что там с моим рапортом по розыску. Следователь говорил, что мне надо ознакомиться и подписать акт осмотра места происшествия и схему ДТП.

    После завтрака уложили свою поклажу в автомашину. На пятерых багажник оказался забит вещами и снаряжением под крышу. Наконец забились в машины и мы. Геннадий Петрович впереди, Алексей, Слава и я на заднем сиденье. Теплые куртки сняли, но всё равно было тесно. Мы с Алексеем более-менее худосочные, зато Слава - мужик по-настоящему крупногабаритный, плечистый и мощный.
    В серединке сидеть особенно неудобно. Мы постоянно менялись местами на остановках. Но Алексей – добрая душа, чаще других вызывался сидеть в середине. Слава всю дорогу порывался подменить нашего водителя Сергея, чтобы облегчить неудобства и самому порулить, но это ему удалось всего на часа два, где-то чуть ли не в Волгоградской области. Сергей неустанно и ревностно крутил «баранку» всю дорогу сам.
    Уже выезжая через ворота, глянул назад. Чуть позади провожавших нас вполне оптимистично настроенных Куклева, Килина и Савинова стоял откровенно разочарованный Корнеев и с отчётливо заметной на лице тоской и завистью смотрел нам во след. Я его вполне понимаю. Угодил в лишние! А старался! В пол суток провёл ревизию, всё пересчитал, подготовил документы на списание, а тут и подстерёг его невезун. Правда, незадача случилась и со сгоревшим «Уралом». Увидеть воочию и подтвердить его непригодность к использованию не представилось возможным. В этом была наша общая печаль.
    Около уже дошедших до моста на Джалке наших омоновцев останавливаться не стали. Помахали друг другу ручками, вполне хватило.
    - После восьмого марта на Джалку наш сводный отряд из пэпээсников заступит. Заменит, по-моему, пермяков, - сообщил Радченко, - командиром Галлямов будет с городского полка ППС. Тут недалеко слева их блок-пост, а за зелёнкой село, тоже называется, как речка - Джалка.
    - Совсем у нас в Самаре на улицах патрульно-постовой службы не останется. Как бы свои баньдюганы и халюганьё не разгулялось, - вставил Слава свои претензии.
    - И не говори, - откликнулся Радченко, - а куда деваться? По плану ещё один сводный отряд будет. Другие службы тоже выборочно отправляем: уголовный розыск, ОБЭП, следователей, «гибэдэдэшников». В министерстве, слышал, намечают отправлять в командировки сюда на полгода. Вот это будет тяжко. Набирать-то нам «добровольцев».
    Доехали до Гудермеса быстро и в районе того самого базара, который мы видели вчера, вслед за машиной Константинова, ехавшего впереди, свернули в город. Разбитая дорога повела в низину. Как я уже заметил вчера, город действительно был несколько ниже полотна дороги. Видно, это уже было начало долины реки Сунжи.
    Здание временного органа внутренних дел города Гудермеса оказалось недалеко от трассы. Подъехать вплотную мешали не только расставленные вокруг бетонные блоки, но и из-за необычайно большого скопления транспорта вокруг. Четыре-пять «Икарусов», несколько «газелек», грузовиков, две машины сопровождения ДПС.
    В сопровождении дэпээсовской иномарки подъехала сверкающая полированными молдингами черная «Волга», из которой выбрался генерал.Нам пришлось попридержаться не ближе, чем в метрах пятидесяти.
    Солнышко, вроде бы и не жаркое ещё, но, как остановились, стало прогревать крышу нашей «Нивы». Для продыху мы открыли двери, но выходить не стали, не хотелось рядом с машиной топтаться, подождали, пока рассосётся многолюдность у входа во двор отдела.
    - Кажется, попали как раз на замену составов. Суета здесь будет, - предположил подошедший к нашей машине Константинов - вряд ли до меня сегодня следователю дело есть, я только напомню о себе, да и назад, в отряд. В другой день приеду, как утрясётся.
    Подошёл и АлександрОв.
    - Стефан Руфиныч, давай-ка вместе с Юрием Викторовичем ступай. Выясни, как и когда мы можем встретиться с новым следователем – кто дело забрал. Нам обязательно нужно поговорить с ним, а тебе посмотреть уголовное дело.
    Константинов и Александров ушли, а мы принялись коротать время.
После нескольких минут молчания и разглядывания невзрачных полупустынных окрестностей отдела внутренних дел я запустил тему для обсуждения:
    - Это ж за сколько дней, интересно, горьковчане сюда добираются?
    - Если наши отряды до Кизляра – две ночи - день, то из Нижнего Новгорода сюда не меньше, чем двое суток. Это как минимум. Такой большой колонной – ещё медленнее. Целый орган внутренних дел со всеми службами меняется! - предположил Геннадий Петрович.
    - Скорее всего – около трёх суток. К нашим километрам от Самары ещё километров семьсот набирается, - отозвался Сергей, - я в Горький мотался за запчастями.
    - Да, так и есть, - подтвердил Слава.
    - Интересно, а что это за генерал был? Неужели ответственным сопровождающим сам начальник ГУВД приехал? – подал голос Алексей.
    - Это вряд ли! У них начальник – генерал-лейтенант, а это генерал-майор! Да и не даст сейчас Москва разрешение начальнику отлучаться на столько дней из области.  Это же – целая неделя набирается!
    - Богатенько горьковчане живут. В Чечню на сопровождение дэпээсные иномарки посылают, - позавидовал Слава.
    - Ну, так генера-ал же ответственный по смене, - съехидничал Сергей.
По ассоциации продолжил на своём коронном коньке Радченко: - А хотите анекдот про генерала? Но, только начав рассказывать, прервал его сам: - О-о, вон мужики наши из ворот вышли.
    Мы выбрались из машины.
    - Ну, что скажите? – спросил подошедших Константинова и АлександрОва.
    - Как я и думал. Генерал из «Волги» – замначальника Нижегородского ГУВД по следствию. Собрал оперативное совещание по подведению итогов работы отдела и следователей, в частности. Пока новый следователь ознакомиться с нашим уголовным делом, пока вызовет… Если я Вам больше не нужен, поеду к своим. Не возражаете, товарищ полковник?
    - Давай. Позванивай, сообщай, как обстановка, какие проблемы… Не забывайте про Петина в больнице. Навещайте. Заберём его немного позже на «скорой» медотдела. Григорьев Сергей Сергеевич обещал недели через две машину прислать. Раньше, сказал, нельзя рану тревожить. Давай, счастливой дороги, Юрий Викторович! Личный состав берегите!
    Распрощались, пожали друг другу руки, посмотрели вслед константиновской машине, поднимающейся на шоссе мимо многочисленного пёстро-разношёрстного народа, толпящегося на базаре у дороги.
    - Забыли у Константинова спросить, где «эмчээсники» располагаются, - вздохнув, вспомнил Алексей. Радченко махнул рукой: - Спросим в дежурной части. Стефан Руфинович, а ты что скажешь? Когда мы сможем встретиться со следователем?
    - Сказали, что освободится через часок, - глянул на часы АлександрОв и добавил, - теперь уже через минут тридцать-сорок. Я договорился, можно подождать в кабинете следственно-оперативной группы при дежурной части, чтоб здесь на улице не маячить. Пойдёмте. Как только совещание окончится, нам сообщат.
    Двинулись в отдел вчетвером: Радченко, Александров, Бердин и я. У железной двери - входа в каменном двухметровом заборе двора ОВД, «украшенного» поверху густыми мотками «Егозы», предъявили удостоверения. Дежурный постовой, предупреждённый АлександрОвым, что приведёт полковника и двух подполковников, бросил на удостоверения взгляд мельком, для порядка.
    Оперативный дежурный – чистенький и наглаженный, в белой рубашечке доброжелательно поприветствовал нас, услужливо показывая дорогу, проводил в комнату СОГ, даже предложил чаю. Предупредил, что известит нас, как только оперативное совещание у генерала закончится.
    Когда он ушёл, ткнув пальцем ему вослед, Радченко, привычно склонил голову набок и одобрительно, почти, восхищаясь, указал нам с Бердиным: - Вот так бы вся милиция граждан встречала и разговаривала.
    - Ну, да! Ну, да! Ещё бы и граждане-посетители были типа нас. А в каждом отделе по генералу в это же время!
    - Корниенко, прекрати умничать! Всё равно же приятно!
    - Да кто бы возражал!
    Чувствовалось, что отдел к смене прибран, вылизан. Личный состав почти на пределе сил, оставшихся на конец, как минимум, 45-тидневной командировки, настроился вынести все капризы посетителей, лишь бы без лишних мелочных помех, замечаний и неприятностей, как можно быстрее смениться и уехать домой.
- Кстати, новая смена ждала въезда в Чечню почти сутки. Генерал сам не разрешал въезд, пока не обеспечили колонну охранением из двух БэТээРов и вертолёта. Мы их вчера наверно у моста обогнали, - сообщил АлександрОв.
    - Это наши и сергиевопосадские ЧП на них так воздействуют. Значит, Стефан Руфинович! Окончится совещание, ты идёшь, смотришь уголовное дело, возвращаешься, сообщаешь своё мнение, чтоб у нас были основания для разговора по уголовному делу, а потом выскажем следователю наше мнение о причинах ЧП и что надо бы установить следствию в связи с этим.
    Ждали ещё минут пятнадцать, может и больше. Услышали шум множества шагов и возбуждённые голоса в коридоре. Народ явно расходился с совещания. Дожидаться вышколенного дежурного не стали.
    - Я пошёл,- АлександрОв пропадал ещё минут десять-пятнадцать.
Пришёл расстроенный.
    - В уголовном деле кроме осмотра места происшествия, схемы ДТП, нескольких объяснительных ничего нет, криминалист осмотра автомашин не производил, автоэкспертизы не назначены, актов вскрытия нет. А главное, следователь, сдавший дело, приписал, что есть перспектива его прекращения по пункту четыре части первой двадцать четвертой УПК. Если и этот пойдёт на поводу у «старого» – капец.
    - Да ладно! Не может быть, - возмутился Геннадий Петрович.
    – Товарищ полковник, ну я, что? Врать буду? Приписано карандашом на последнем листе материалов.
    - А ты можешь принести уголовное дело сюда, или попросить его самого с ним прийти?
    - Попробую, но не уверен, что даст.
    - Тогда скажи ему, что мы к нему все четверо заявимся.
    Александров ушёл.
    К своему стыду я не помнил, что означает этот пункт статьи УПК. Да как-то и не надобилось мне раньше. Напрямую признаваться в этом не хотелось, и я неопределённо пристроился к мнению Радченко и АлександрОва: - Да-а! Ничего себе! И что же теперь будет?
    - Что будет, что будет… Хреново будет! – глянул на меня Геннадий Петрович.
    - Хотят «сплавить» дело в архив, толком не расследуя. Получат из инспекции Мобильного отряда МВД заключение по ДТП, утверждённое Голубевым, подошьют к делу. А в нем уже заранее, судя по спецсообщению, выбрали виноватыми наших и прекратят дело за смертью виновника ДТП, то есть Краснова, - дал примерный расклад Алексей.
    - Но нет актов вскрытия погибших, осмотра транспорта, -  попытался я отогнать предположения, - без них как он сможет делать такие выводы!
    - В нормальных условиях нельзя. А здесь война! Вполне смогут не заморачиваться. ЧП с военными. Прокурору накрутят мозги выводами командующего группировкой МВД о виновных в ДТП, подробности ему станут «до лампочки», постановление о прекращении уголовного дела утвердит запросто, не изучив его толком, - поддержал Алексея Радченко, – генерал, как в воду глядел, что могут накрутить с этим ДТП. Следователя нового надо предупредить. Если он пустит это дело на самотёк, либо сфальсифицирует материалы следствия – нарвётся на крупные неприятности.
    Давно я не видел Радченко в таком грозном негодовании. Одно хорошо, что Глухов решил провести свою проверку ЧП. Есть возможность повлиять на объективность расследования и уголовного дела. Правда, фактов, подтверждающих нашу версию, пока нет, как нет.
    Зашёл АлександрОв с делом: - Вот выдал под залог моего удостоверения.
Стали просматривать. На последней, на половину исписанной странице имелась приписка простым карандашом: «Перспектива прекращения по п. 4 ч. 1, ст. 24 УПК РФ.»
    Помолчали. АлександрОв первым прервал наши невесёлые думы:
    - Может, мы преждевременно паникуем. Вроде он нормальный мужик. Когда я ему показал запись, он полистал дело и сказал, что это предварительная оценка, которую делают специально при передаче дел, а для выводов о виновности - тут ещё пахать и пахать.
Лицо Радченко, имевшее до слов Стефана вид человека, готового топать ногами и рвать следователя на части, помягчело:
    - Да? Может, действительно, преждевременно? Просто по-человечески попросить поработать, найти машины, провести экспертизы. Объективно! Не поддаваться эмоциям заместителя Министра. Но объяснить ситуацию. Неверное решение, мол, отразиться на отряде, людях, пострадают родственники погибших… Как вы думаете, мужики?
    - Мне кажется, сейчас это будет самым правильным, - поддержал его Алексей. А мы со Стефаном закивали головами.
    - Ладно, всем гамозом идти к нему - смысла нет. Пойду я и АлександрОв.
Я попытался всё же добавить более весомую аргументацию:
    - Геннадий Петрович, может всё таки ему и начальнику следственного отделения сообщить, что наш Глухов – доверенное лицо Путина и в случае чего…, - дальше я нужных слов не искал, но Геннадий Петрович понял.
Призадумался было, но на выходе отверг мои радикальные угрозы:
    - Этим козырять не будем.
    Ждали мы наших парламентёров довольно долго.
Радченко внезапно открыл дверь и почти весело нас упрекнул, махнув головой на выход: - Что расселись тут! Поехали дальше!
    Заглянули в комнату дежурной части, спросили, где располагается прикомандированное подразделение МЧС Гудермеса. Оказалось совсем недалеко.
    Пока шли к машине, я поинтересовался, как прошла встреча со следователем.
    - Нормально прошла. Следователь молодой, ещё не испорченный опытом работы. Мы всё объяснили. Попросили по-человечески. Загорелся, вроде. По делу обещал сделать всё возможное. Как землякам-волжанам не помочь в добром деле!
    За время нашего отсутствия на воле погода испортилась. Небо затянулось облаками, в воздухе появились то ли лёгкая дымка, то ли туман, наплывающие с юга, со стороны зелёнки и гор.
    У эмчээсников повезло, сразу наскочили на подполковника, который возглавлял группу, подъехавшую к месту боестолкновения на шоссе. Собственно рассказывать ему было особо нечего, что было бы для нас новым. Наш «Урал» горел, кто-то пытался вытащить из кабины водителя. Омоновцы заняли оборону по левую сторону шоссе, если от них смотреть, стреляли куда-то в поле. Они тоже залегли и не прицельно, на всякий случай, тоже открыли огонь. Но стрельба быстро закончилась.
    Попросили набросать объяснение собственноручно. Пока он писал, я отпросился у Радченко и вышел из здания подышать. На моё везение в это время в прогал облаков показалось солнышко. Весна здесь уже такая, как у нас к середине, апреля. Почки наклёвываются.
    Через минуту-две мимо меня вразвалку прошел худенький капитан. Остановил чуть впереди и в стороне. На поясном ремне кобура с табельным оружием.
    Есть люди, по движениям которых и поведению сразу угадываешь, что они о себе воображают. Этот демонстрировал бывалого бойца. Бросил на меня снисходительный взгляд, закурил, через три-четыре затяжки, попытался эффектно цыкнуть слюной. Плевок получился не очень – часть зацепилась за нижнюю губу.
    Отвернулся от него и стал рассматривать, растущие в метрах десяти на газоне у дороги ели. Уже довольно высокие не на первом десятке лет, у вершин висят шишки, золотятся под солнцем. Вдруг среди ветвей одной из них увидел белочку. Удивился и залюбовался юрким зверьком. Боковым зрением увидел, что капитан лапнул кобуру и вытащил Макарова. Да он в белку стрелять собрался. Удумался! Охотник, блин, выискался.
    - Капитан, вы, что решили в городе стрельбу устроить? Рядом жилые дома, тут же на выстрелы выскочат ваши сослуживцы. У вас здесь что, тир? Капитан стушевался, но, поддерживая свой гонор, попытался оправдаться.
    - А чего она тут шныряет!
    - Капитан, уберите оружие. Она тут не шныряет, она тут живет.Подчинился.
    Из здании вышли Радченко и Бердин. Расселись по стоящим недалеко машинам и поспешили на Хасавьюрт.
    - Геннадий Петрович, видели рядом со мной капитана? Вышел покурить, увидел на ели белку и собрался её расстрелять. С мозгами что-то у мужика. Или уже приехал такой, или здесь перехлёстывает.
    - Постоянное ношение оружия придаёт самоуверенность. Мне всё можно – и никак иначе. По идее, в каждом подразделении должны быть психологи. Наблюдали бы за людьми. Предупреждали…
    - Думаете, здесь их нет? Психологи, психологами, а командиры, начальники на что?
    Впрочем, о чём мы спорим! Этот вечный вопрос – кто виноват, если что-то случается…
    Когда машины поднимались из города на шоссе, я вдруг заметил, что ещё несколько часов назад многолюдный рынок-базар у дороги пуст совершенно. Нет ни одного человека. Хотел поделиться увиденным, но Радченко меня опередил:
    - Мужики, обратите внимание! Куда люди исчезли с базара?
    - Да! День ещё не кончился, а никого уже! – поддакнул я ему.
    - Нехороший знак. Ой, нехороший! Местные пропали, значит, их или предупредили, или они о чём-то узнали, боюсь даже предполагать о чем. Стефан Руфинович, - вызвал Радченко по рации переднюю машину, - прибавьте скорость. В это время из зелёнки в направлении шоссе, в метрах ста-ста пятидесяти впереди нас в небо взвилась и пошла над дорогой зелёная ракета, исчезнувшая в несколько секунд то ли в низких облаках, то ли в тумане. Что бы это значило?
    - Не по нашу ли душу? – нервно со смешком затревожился, Радченко.
    - Геннадий Петрович, передайте АлександрОву – пусть держат сто сорок, - потребовал Сергей, - чем быстрее - тем лучше.
    - Ходу, ходу, Серёга, - занервничал Слава, - ещё прибавь!
    Невольно пощупал кобуру пистолета и вспомнил, что не взвёл его, ладно автомат не стал укладывать в багажник. Хотя мужики предлагали. Все молчали, но ощущалось затылками, что всем хочется ещё чтоб и крылышки сбоку, и взлететь в нашей и без того ревущей на предельной скорости машине.
    Бешеная гонка длилась минут десять, пока справа не кончилась зелёнка, и мы не влетели в селение, раскинувшееся по обе стороны шоссе, но имевшее два названия: справа от дороги Верхний Нойбер, а слева - Нижний Нойбер. Только здесь и притормозили. Дальше ехали медленнее, приглушился мотор машины, и сами успокоились.
    Снова проехали злополучное место между Кошкельды и Герзель-аулом. На мгновение представилось, как столкнулись тяжёлые машины. Первая пуля выбрала Краснова. От её удара его валит влево, руки, вцепившиеся в руль, тянут туда же колёса, и машина ныряет на встречку.
    Корёжится металл, вторая пуля высекает пламя. Свирепый Молох начинает принимать жертвоприношения. У только что живых людей, неспособных защитится от чудовищной инерции удара, сминаются тела, хрустят кости, рвутся мышцы, истекает кровь. Они перестают существовать почти мгновенно, расставаясь со всем своим счастливым и несчастным настоящим, прошлым и будущим. Вздуваемое пламя, пожирая их тела, довершает расправу.
    Пули, посылаемые в ту сторону, откуда пришла на дорогу смерть, летят, теряя свою мстительную энергию, зарываются на излёте в землю, так и не отомстив за погибших.
    Темное пятно пожара почти не видно. По мокрой обочине угадывалось, что здесь недавно прошёл небольшой дождь. Природа и снующий транспорт быстро затягивают и стирают следы трагедии, случившейся пять дней назад. Ещё один дождь и всё напоминающее о гибели наших и бурятских омоновцев исчезнет. Если когда-либо ещё придётся здесь побывать, узнается ли это место? Абсолютно ничего приметного.
Герзельский мост проехали, практически, беспрепятственно. АлександрОв только притормозил, показав пропуск. Со стороны Дагестана транспорта и людей по-прежнему много. Строгий режим действует.
    В Хасавьюрте без помех нашли больницу. В палату к раненому инструктору по боевой подготовке Петину пошли Радченко, я и Алексей, в сопровождении с лечащим доктором.
    Петин в палате лежал один. Раненая нога в «вертолёте» на растяжке. Поздоровались, представились все. Радченко тоже, хотя ему это можно было не делать. Наверняка Петин знал его в лицо. Попросили рассказать, что он помнит о том, что же произошло с ним в день трагедии.
    - Ехали, как обычно. Я и КАМАЗа встречного не видел. Агриков – водитель мой, вдруг стал тормозить, уходить влево, объезжая наш «Урал», который остановился внезапно вместе с сильным звуком удара, его назад и влево откинуло, а меня вперёд-вправо потащило, въезжаем в левую сторону кабины «Урала». От удара я на какое-то время терял сознание. Очнулся, «Урал» горит, меня зажало, форма начинает дымится. Сильная боль в ноге, меня вытаскивали Тесленко и водитель Агриков. Укладывают на обочине. Агриков заводит и отгоняет свой «КАМАЗ» от «Урала». Слышал, что стреляют. Наши все выскочили из машин, заняли оборону. Стреляли в направлении поля, вправо по ходу движения. Вот и всё.
    - А какое у него ранение,- спросил Радченко доктора.
    - Перелом голени, небольшие ожоги и сотрясение головного мозга.
    - Точно перелом? А то нам в отряде сказали, что пулей кость перебита. А можно посмотреть снимок?
    - Да! Посмотрите, товарищ полковник! Наш доктор, когда перевязывал у дороги, сказал, что пулевое, - попросил и Петин.
    - Пожалуйста, пожалуйста! Пройдёмте в ординаторскую.
    На рентгеновском снимке с размашистой надписью «Петин» на фоне света из окна был виден резкий контур остроконечного разлома кости.
    - А почему нам сказали, что снаружи была входное отверстие, рана, кровь.
    – Перелом характерен при получении травмы во время ДТП. От столкновения конечность зажимает, либо происходит внутренний перелом. Неопытные спасатели, не освободив ногу от зажима, начинают вытаскивать потерпевшего из транспортного средства, сильно повреждают поверхностный слой кожи, тканей и даже ломают кость. Внешне может создаться впечатление, что у потерпевшего даже открытый перелом. А в данном случае подумали, что это пулевое ранение. Пуля, действительно бывает, перебивает кость и ломает её, но при этом края кости в месте входа имеют чёткие овальные контуры. А здесь обычные оскольчатые.
Радченко ещё раз пристальнее вгляделся в снимок: - Доктор, а вот в этом месте, по-моему, как раз овал.
    Я посмотрел и тоже подтвердил. Врач снисходительно улыбнулся, - Этот овал не подходит даже под малокалиберный патрон. Можете мне поверить, я достаточно насмотрелся на пулевые ранения. У нас в августе раненых с пулевыми в ноги-руки много было, это перелом. А что? Вам нужно, чтобы было пулевое ранение? Парень сам переживает, что у него просто перелом.
    - Да, нет, что вы! Мы служебную проверку проводим, хотим убедиться в точности диагноза. Вы нам справку с диагнозом выпишете, пожалуйста.
Снова вернулись в палату к Петину.
    - Ну, что боец! Пулевого ранения нет, это перелом. Получил или во время столкновения, или когда тебя вытаскивали из кабины. Петин огорченно замотал головой и почти застонал. Радченко стал его успокаивать:
    - Да, не переживай так, ранение всё равно получено в результате боевого столкновения. Мы тебя перевезём в Самару через недели две. Будешь там долечиваться. Ребята из отряда обещали тебя навещать. А как тут к тебе относятся?
    - Хорошо! Чуть позовёшь – сразу бегут. Кормят отлично.
    - Ну, что? Давай выздоравливай, нам надо выдвигаться.
    - Счастливой дороги! Вы прямо в Самару?
    - Заедем в Мобильный отряд в Кизляре и домой.
    - А можете захватить письмо? Я тут набросал коротко. В Самаре, в отряд передадите, а там они моим отвезут.
    Взяв письмо, пожали Петину руку, ещё раз пожелали ему выздоровления. Он смотрел на нас повлажневшими глазами и поблагодарил за посещение.
    Шагая впереди по больничному коридору, Радченко обернулся к нам и спросил:
    - Ну вот, оказывается ранение у Петина не пулевое и что это нам даёт? Я пожал плечами, а Алексей заулыбался и как истину в последней инстанции выдал:
    - Это и даёт, что в Петина, точно, никто не стрелял.
    Геннадий Петрович, обернувшись снова, глянул на Бердина, будто хотел убедиться, он ли сделал этот глубоко-мудрый вывод и кхекнул.
    На улице небо очистилось от облаков, а выглянувшее солнце уже скатывалось ближе к закату.
    АлександрОв, как и вчера, предложил путь от Хасавьюрта до Кизляра проехать просёлочными дорогами - напрямик. Согласились легко и без опаски. Здесь уже Дагестан - земля и люди за наших.
    Просёлочные дороги снова повели круто на север. Вокруг поселений, что мы проезжали, были нарыты окопы для защиты от нападения чеченских боевиков.
    - Молодцы, дагестанцы, не предали Россию! – оценил Радченко, - а в августе прошлого года, когда СМИ передали, что Басаев пошёл на Чечню с предложением объединиться и кавказский халифат образовать, я подумал даже, что придётся нам и из Дагестана уходить, как из Чечни в 96-ом. Но простой народ сам поднялся и отбил нападение.
    - А мне кажется, что дагестанцы поднялись не только, чтобы Россию защитить. Басаев не учёл одного! Полез нагло, да ещё и арабских наемников с собой притащил. Кавказцы все гордые, но Дагестан – это особая, самая многонациональная, самая большая республика по территории и по населению на Северном Кавказе. А тут её захотели себе подчинить какие-то чеченские и арабские бандиты. Гордость за свой Дагестан, его особенная роль на Кавказе, мне кажется, прежде всего, подняла народ, а потом уже преданность России, - предложил я.
    - Ну, так-то правильно ты говоришь, но у дагестанцев национальный герой был - имам Шамиль, который в 19 веке поднял восстание против русских. Когда его захватили в плен, поклялся, никогда не воевать с Россией и призвал народ Дагестана никогда этого не делать, - удивил Геннадий Петрович своими историческими познаниями. Уж не коллега ли он мой по образованию?
    Я, правда, помню о словах Шамиля в другом изложении по книге Расула Гамзатова «Мой Дагестан», которую читал в школе. Она ещё тогда поразила меня необычным взглядом.
    В отличие от школьного учебника истории СССР, в котором Шамиль рисовался, как английский шпион, который во время восстания пользовался финансовой и военной поддержкой нашего извечного врага – Великобритании, Гамзатов писал о восстании, как о национально-освободительной борьбе народа, а о Шамиле как о герое - гордости всего народа Дагестана.
    Проделав долгий путь с Кавказа до Санкт–Петербурга в качестве пленника, увидев необъятные просторы, бесчисленные города и поселения России, обласканный императором российским, его подарками, Шамиль заявил:  «Если бы я знал, как огромна и сильна Россия, я бы никогда не стал воевать с ней».
    Спорить с Геннадием Петровичем не стал. По сути-то он правильно сказал. Чего мне умничать?
    У одной из развилок полевых дорог АлександрОв остановился без предупреждения.
    - Стефан Руфиныч засомневался видно, не знает, куда ехать, - прокомментировал остановку Радченко. По рации запросил: - Стефан, правильно едем?
    - Да вроде правильно, - отозвался Александров, но не очень уверенно и двинулся дальше. В очередном поселении, уже на закате, остановился и у стариков с палочками, сидящих на скамейке у ворот дома, точь в точь, как в русских селеньях, стал выспрашивать о дороге на Кизляр. Они что-то долго объясняли ему, наверно не совсем правильным русским языком, поскольку АлександрОв несколько раз переспрашивал. В конце концов, ему ещё и палками показали направление.
    Радченко, наблюдая эту сцену, усмехнулся: - Как в том анекдоте про чукчу и капитана подводной лодки. «Ты не умничай, ты пальцем покажи!».
    АлександрОв после консультаций аксакалов подошёл к нашей машине и признался:
    - Немного я напутал дорогу. Скоро будем на месте.
    - Быстрее надо ехать, - ответил Радченко, как бы деликатно попрекая тем самым, - скоро темнеть будет, а здесь темнеет быстро. Совсем не заблудиться бы.
    - Не заблудимся!
    Тронулись, поспешая, но в Кизляр въехали, когда было уже совсем темно. Подъехали к зданию Мобильного отряда МВД. Радченко и Александров ушли отмечаться, а мы вышли из машин размяться, подышать, кто-то закурил.
В отличие от Аргуна, наступивший глубокий вечер в Кизляре был светлее и шумливей, не было тревожности, но всё равно чувствовалось – неродной город. Поделился своим загорчившим настроением с Бердиным:
    - Эх, Алексей, не повезло мне, магазины закрылись, и коньяк накрылся кизлярской ночью! Зря Корнеева вчера не послушал.
    - В Самаре он тоже продаётся, только дороже.
    - То-то и оно! Там покупать точно не буду, «жаба» замучит, да и не интересно там покупать, хотелось привезти как экзотический продукт. Друзей угостить. Теперь, когда ещё придётся сюда приехать...
    - Да, ладно вам, - встрял в разговор Сергей,- с вашей-то должностью, в какой райотдел с проверкой ни приедете - любой начальник не то, что кизлярский выставит, хэнеси не пожалеет.
    - Любой может и выставит, но с любым, во-первых, пить не будешь а, во-вторых, бывает, что и дружба дружбой, а коньячок - врозь. Как говорил Иван Васильевич: «Меня царицей соблазняли, но не поддался я». Сергей, а ты откуда про хэнесси знаешь, уже пробовал?
    Вопрос остался без ответа.
    Вышедшие из здания Александров и Радченко, подошли скорым шагом и прервали наш задушевный разговор.
    - Так, мужики, давайте по машинам. Сейчас Стефан Руфиныч нас до кафе доведёт, перекусим и домой.
    Когда уже разместились в машине, Радченко доложился:
    - Оказывается, нас тут разыскивали. Примерно в то время, когда мы уезжали из Гудермаса, чеченцы из «зелёнки» совершили нападение на воинскую колонну. Обстреляли. Недаром весь базар заранее разбежался и ракета взлетала. Может, предупреждали, что мы не те, кто им нужен.
Когда сюда сообщили о нападении, Тороп подумал, что нас могли заодно прихватить, начали обзванивать посты. Пока до Герзель-аула не дозвонились, дёргались. Да мы ещё, спрямляя дорогу, подзадержались.
Я уже прозвонился в нашу дежурную часть, сообщил, что мы выезжаем  из Кизляра.

    В кафе сначала зашел АлександрОв, а появившись оттуда, махнул нам рукой и повёл через «заднее кирильцо». В небольшом полусумрачном зальчике мы оказались за длинным столом одни. Наш предводитель по дорогам пояснил, что в этом кафе привычно всегда питаются наши «гаишники», приезжающие сюда в командировку.
Заказать нам ужин доверили, конечно, Стефану.
    Женщина принесла две большие тарелки горячего, пахучего только что сварённого большими кусками мяса; миски с говяжьим бульоном; тарелки пышных - чуть ли не в пол ладони, клёцек, несколько пучком зелёного лука и небольшие чеплашки томатного соуса с запахом чеснока. Это было что-то!
Радченко попросил принести стаканы или кружки, а Слава по его команде выставил на стол литр самарской беленькой:
    - Только, мужики, сразу предупреждаю! Водителям за рулём и подменному не наливаем.
    Наш Сергей от щедрот своей широкой души разрешил Славе принять и за него: - Я до утра сам буду за рулём.
    На всех пьющих пришлось чуть больше, чем сто «фронтовых сталинских». За благополучный въезд и выезд из опасных пределов прошлись они до желудка бодряще и горячительно. Сразу сбросилось напряжение, ушли неясные тревоги и страхи, которые, как не подстраиваясь, не скрывая их, маячили в сознании каждого во всё время пребывания в Чечне.
    Хинкал оказался необыкновенно вкусным и сытным. Ели и то один, то другой - нахваливали. Хорошо вываренное, свежее и сочное мясо впитывалось, казалось, прямо во рту – можно было не жевать; нежные почти воздушные клёцки таяли на языке, а пахучий сам по себе сытный обжигающий бульон заглаживал и рассасывал остроту и жжение приправы. Ужин претендовал на то, чтоб остаться в памяти на всю жизнь.
    - Стефан, как ты нам угодил с этим ужином, давно не ел с таким удовольствием, - обобщил Геннадий Петрович чувства всей нашей жующей, причмокивающей и булькающей бульоном братии: - Да, да, да! - только и подгалдели все дружно..
    АлександрОв, польщённый единогласной оценкой, решил подчеркнуть достоинства изысканного блюда: - Кстати, я не только в этом кафе ел хинкал. Его на Кавказе везде готовят, но именно здесь, мне кажется, готовят лучше всех. Мясо, в принципе, везде одинаково, но вот тесто варёное – клёцки эти – здесь лучше, чем где либо. Мне говорили, что так готовится хинкал по-аварски. А женщина - хозяйка кафе, как раз аварка. Так что, если придётся побывать в Кизляре ещё раз, рекомендую - сюда.
    Ах, Стефан, ах гурман! Ах, наш путеводитель по Кавказу!
    А вслух сказал: - Всенепременно, адресок запиши на память.
    Рассчитались, воздали должное хозяйке, раскланялись и двинулись до дому.
    На выезде из Кизляра АлександрОв, как всегда, ехавший впереди, остановился у шиномонтажки и нам, подъезжающим, по рации доложился, что остановится на минут десять, подкачать колёса, а мы можем следовать дальше, догонит.
Сергей надавил по газам. Но Радченко предупредил его, чтобы не спешил.
    - Геннадий Петрович, да ладно вам. Они нас враз догонят, у них машина намного быстроходней.
    Через минут десять Радченко вызвал Александрова по рации. В ответ было молчание. Вызвал ещё раз – то же самое.
    - Сергей, сбрось скорость.
Поехали медленнее. Радченко каждую минуту вызывал, но второй экипаж молчал.
    - Давайте остановимся, - предложил Слава, - может у них аккумулятор у рации «сел». Остановились на обочине. Постояли минут пять. Радченко вызывал и вызывал. Мимо прошла колонна из четырех-пяти рефрижераторов.
Снова молчание в эфире. Заволновались и затревожились. Что могло случиться? Конечно, вполне возможно, что разрядился аккумулятор рации, они у нас были переностные, заряжались ещё в Аргуне, но прошло уже достаточно много времени, александрОвский экипаж мог нас уже просто догнать, тем более, мы стоим.
    Поругали Сергея, что он спешил всё.
    – Сглазил ты их Серёга, догонят, догонят! Ага, догнали! – упрекнул его Слава.
    - Да я-то тут при чём! Не гнал я особо! Как Геннадий Петрович сказал, сбавить скорость, я и сбавил, - оправдывался тот.
    Решили возвращаться. За минут пятнадцать доехали до шиномонтажки. Сергей и Слава выскочили и стали барабанить в уже запертые ворота. Вышел рабочий, на расспросы наших водителей, видно было, недоуменно пожал плечами и что-то ответил.
    - Как Александров и говорил, пробыли они минут десять, подкачали все колёса, проверили масло и уехали, - пояснил Слава.
    - Аккумулятор рации сел, или завалились под откос, или обогнали нас, когда  нас объезжали рефрижераторы, - выдал авторитетно Сергей.
    Решили до места нашей стоянки обследовать обочины. Не верилось, конечно, что могли слететь с трассы, но вдруг… Тревожно было и неприятно о таком думать.
Особенно нервничал и был раздражен Геннадий Петрович. Ехали чуть медленнее, чем раньше и внимательно осматривали в свете фар обочину дороги, а он всё ворчал: - Не дай, Бог! Что-либо случилось?! Поехали, называется, - расследовать ЧП! И сами  в него вляпались! Не дай, Бог! Вот будет беда и позорище! С самими бы, что не случилось!
    Доехали до своей прежней стоянки, поняли, что под обочину никто не завалился, с этим всё в порядке, а значит, они нас просто обогнали. Сергей ударил по газам…
    У границы Ставрополья остановились на посту ГАИ. Местный гибэдэдэшник был один и выглядел почти испуганным, когда Сергей подлетел к нему, резко затормозил, и мы выскочили из машины. Увидев Радченко, поприветствовал, козырнув. На наши расспросы доложился:
    - Да, проезжала «восьмерка» ДПС без госномеров. Нет, не останавливал, и они сами не остановились. А зачем останавливать, я один. Кто в ней едет? Бандиты? Если бы бандитов остановил, могли пристрелить и дальше поехать. Почему один дежурю? Напарник заболел, а другого - некого выставить. У нас больше пол состава в Чечню угнали на охрану общественного порядка. Счастливого пути!
    Когда отъехали, Радченко посетовал: - Вот такие они - наши заслоны на дорогах бывают. Что они могут сделать, даже вдвоём! Тут на каждом посту должен БэТэР с пулемётом крупнокалиберным стоять, как у нас на ГЭС.
    - Да уж! Под дулом пулемёта ни одна тварь не дёрнется, -  поддержал его Сергей.
    - Давай-ка Сережа, погнали! А потом, беспокоясь по-прежнему о нашем первом экипаже, продолжил: - Вот почему АлександрОв здесь не остановился? Спросил бы, проезжали, не проезжали, и подождал бы нас. Нет, упёрся дальше. Где он теперь? Чёрти знает, где!
    Началась бешеная гонка. Благо, хоть дорога здесь была более-менее хорошей.
    Все замолкли, заворожённые скоростью, задремали. А мне всё не засыпалось. Сергей давил и давил на газ. Я посматривал на спидометр, а его стрелка редко опускалась ниже сотни. Можно было только надеяться на хорошее знание Сергеем дороги, когда известен каждый поворот и рытвина на ней, да на его крепкие руки. Надо бы окликать его периодически, а то, не ровен час, заснёт завороженный летящими перед глазами асфальтом, и полетим мы, действительно, черт знает куда!
    Где-то далеко впереди всё время маячили огоньки стоп-сигналов идущих машин, и временами казалось, что мы летим за ними, будто спускаясь с гор, куда-то вниз, вниз и никак не можем догнать, почти физически ощущая, что вот-вот врежемся в землю.
    Сидеть было неудобно, тесно. Хотелось поискать, куда приклонить голову, деть куда-то руки, вытянуть ноги, но каждое шевеление могло разбудить сидящих вплотную Алексея и Славу, пришлось терпеть пока они не заворочаются…
    Вдруг магнитола, до этого мгновения молчавшая - то ли Сергей тронул ручку настройки, то ли антенна машины самопроизвольно поймала летевшие где-то в пространстве звуки волны, вдруг тихо затосковала голосом известной певицы. Она пела и жаловалась красивым грудным голосом, что уходит любовь, укрываясь первым сентябрьским седым инеем разлук и расставаний, неверностью и обманом. А дрожащий в проигрыше баян, переливаясь в гармонии щемящими звуками, вторил певице, добавляя тоски и разочарования самой жизнью, которая обманывает и обманывает, не спрашивая о наших желаниях, не жалея уходящей любви.
    Заслушавшись, я вдруг подумал, что мы живем с ощущением всё более и более безнадёжно отстающего бегуна-мечтателя за счастьем. А этот удаляющийся, как тот стоп-сигнал впереди, фантом счастья, убегает и убегает, растворяясь и теряя очертания. Но мы бежим следом, спотыкаясь, падая, но не теряем надежду, догнать.  В какой-то миг вдруг понимаем, что всё! Почти нет сил гнаться за неуловимым. А фантом просто маячит впереди, скрываясь иногда, снова выныривает, но бледнеет, блекнет, пока не поймёшь окончательно, что впереди ничего нет. Всё самое большое, яркое и удивительное, на самом деле, в жизни – за спиной, в прошлом проскочило.
    Действительно, стукнуло сорок пять. Что ещё ждёт впереди? Три года и будет срок выслуги. Как Геннадий Петрович, стоит подумывать о «выкинштейне»? «Выкинь камень!» Хватить его тащить на гору! Подъём кончился, сплошное плато впереди, а может и спуск близко! Надо уже налегке ковылять. В сущности, начальником инспекции можно дожидаться крайних сроков и некуда больше не дёргаться. А там другие думы будут одолевать.
    Жаль, что пришлось уйти  из пресс-службы. Вот там бы я точно никуда не рвался. По большому счёту – это было то, что по моей душе прошлось, как поёт певица, пунктиром и очень жирным. Если вспомнить себя с момента поступления на службу, каждое изменение приводило к осознанию того, что все переходы я выбирал сам, надеясь, что это моё, но что-то ещё ждал впереди. А на пресс-службе пришло понимание, что это МОЁ окончательно, тем более, когда в 1996 году образовался самостоятельный отдел общественных связей(пресс-служба) и я стал его начальником. Пресс-секретарем генерала – солидно звучало! Нос можно было задирать.
    Когда самоуверенно посчитал, что всё сорганизовалось, утряслось в отделе, покатилось, наметились и стали осуществляться творческие задумки, планы. По результатам за девяносто седьмой год, телегруппа и вся пресс-служба стали лучшими по МВД, собрал материал, хотел книжку дописать по профилактике преступлений, выпустить в девяносто восьмом…
    НО! Анатолий Иванович молниеносно сыграл в блиц-криг, срубил… Как шашкой смахнул. Ладно хоть топтаться не стал… И за то спасибо! Впрочем, чего на судьбу сетовать! Сам виноват! Просто соразмерность собственных ошибок всегда осознаётся намного меньшей, чем её воспринял тот же Адрейкин, накрученный слухами и сплетнями. Даже знаю кем, они нашептаны, но что это даёт?
    Сознание вдруг зацепилось за что-то промелькнувшее за окном машины, увиделось что-то явное не то, что должно было бы быть, и я понял:
    - Сергей, ты не туда свернул!
    - Куда не туда? – переспросил, встрепенувшись, задремавший Радченко.
    - Всё я правильно еду, я что, в первый раз! - уверенно возразил наш водитель. А видно всё же, засомневался, скорость сбросил, но продолжал ехать выбранной дорогой.
    - Сергей, я точно запомнил этот трёхсторонний перекрёсток, третьего дня мы ехали в Моздок и здесь повернули направо на Будённовск. Теперь мы едем из Кизляра на Самару с другой стороны, должны повернуть снова направо, а ты повернул налево.
    Сергей безапелляционно отверг мои доказательства: - Это не тот перекрёсток.
    - Как хочешь, но через километра два будет дорожный щит с указателем километража до населённых пунктов и на нём будут указаны Будённовск и какой-то ещё город.
    Через несколько минут под фарами фосфорически засветился синим фоном с белыми буквами надписей дорожный щит. Сергей, молча, развернулся, и мы погнали обратно.
    Гонка длилась уже часа три, а то и больше.
    Наконец у очередного придорожного кафе и гостиницы увидели стоявшую александровскую «восьмёрку». Догадался-таки, наконец, остановиться.
    Из машины вышел один Радченко. Стоял со Стефаном у его машины минут пять. Слышно не было, о чём они говорили, но было почти понятно, что в таких случаях можно говорить.
    Радченко, садясь в машину, матюгнулся и пояснил: - Когда остановился у шиномонтажки, рацию он, оказывается, выключил, подумал, зачем она нужна? Догонят и так, надеялся, быстро! Мастера вождения, твою мать! Спрашиваю, почему не остановился на посту ГИБДД? Молчит – сказать нечего! Самонадеянность! Чего эт они на посту будут останавливаться? Отругал я его, наверно, обиделся. Ладно, пускай пообижается на себя самого. Попереживает! Полезно! Подумает в следующий раз, что надо о других думать.
    Мы молчали. Мне тоже хотелось укорить Стефана, что рацию выключил, но, в сущности, произошла досадная случайность. Мы остановились на обочине, мимо нас шла колонна машин, которую АлександрОв в это время обогнал. Один его щелчок тумблером, а для нас -  три-четыре часа нервных гонок. Хотя, если бы мы излишне не дергались сами и продолжали движение, он нас нагнал бы вскоре. Стефан догадался щёлкнуть тумблером обратно, когда был уже далеко впереди. Запросы наших раций уже не сцеплялись в эфире. Он наверно тоже переживал и волновался, как и мы.
    Мне стало жалко Стефана. Ему эта ночь тоже стоит больших нервов. Едет теперь - виноватый с ног до головы. А хотел, как лучше! У меня лично досада на него прошла и Геннадий Петрович, знаю, скоро будет сам жалеть, что наговорил Стефану неприятных слов. Знакомое чувство - наорёшь на человека, а потом сам мучаешься: «Чего орать-то было, проблема, чаще всего – яйца выеденного не стоит, а мы друг другу сердце надрываем. Главное! Скверно - самому же, в первую очередь!» Правда, у толстокожих, говорят, всё по-иному. Им в кайф! Ну, крокодилы – они и есть крокодилы!

    Сергей вел машину тем же темпом, когда догоняли АлександрОва. Под утро я забылся, скованный теснотой, и очнулся от морока сна, когда было уже светло. Волгоградскую и Саратовскую области проходили днём, останавливались один раз, чтоб отзвониться в нашу дежурную часть.
    Дороги у наших соседей совсем некудышние, даже днём не удавалось увернуться от частых ям и выбоин. Сергей ехал и ругался сквозь зубы. Слава периодически клянчил у него руль, но тот отвергал и игнорировал все просьбы. Наконец, Радченко приказал Сергею на очередной заправке сесть на заднее сиденье и отдохнуть. Однако, после следующей остановки по нужде он успел первым запрыгнуть на переднее сиденье и больше руль из своих цепких пальцев не выпускал.
     Во второй половине дня, в Саратовской области, на подъезде к нашей, остановились у придорожной кафейни. Захотелось по-серьёзному, есть. Просто невтерпёж! - Как из пушки, - буркнул, кажется, Сергей. Сладостные воспоминания о дагестанском хинкале маячили в памяти, но желудок был давно далёк от восторженных эмоций вчерашнего вечера. Категорически не захотел дожидаться домашнего ужина, о котором, мы поначалу, уговорились несколько часов назад на предложение Радченко, остановиться на обед в кафешке Волгоградской области.
    Расположились, стоя у круглых высоких столиков, компаниями: водители себе, Радченко я и Алексей – себе, вошедший АлександрОв стал устраиваться за отдельным столиком. – Обиделся, - шепнул нам Геннадий Петрович, - надо помириться, чего он, как огрех – один. Подойдите,пригласите.
    Начали с Алексеем поочерёдно негромко, чтоб не привлекать внимания водителей, уговаривать: – Стефан Руфиныч, чего один-то, идём к нам.
    - Да ладно, я уже тут всё поставил.
    - Обиделся на Радченко? Чего в сердцах не бывает. Но согласись, на посту ГИБДД тебе надо было остановиться… Мы тоже все испереживались. Сначала думали, с вами что-то случилось, представляешь. Все обочины обсмотрели, думали, что вы с трассы слетели.
    - Что, серьёзно?
    - Серьёзно … Ну, а ты как думал? Во все овражки у дороги заглянули. А Радченко, подумай, каково ему было, если б что-то случилось?
    В это время подошёл сам Геннадий Петрович!
    - Стефан Руфинович, давай не будем перед водителями демонстрировать наши разборки. Может, я действительно не очень вежливо тебе высказал всё, что я в этот момент думал, но, согласись, ты виноват, что мы пол ночи были, как кипятком ошпаренные. Мир? – и подал Александрову руку.
    Молодец, всё таки, Радченко, не стал начальственно лелеять своё честолюбие. АлександрОв получил взбучку за свои ошибки и разгильдяйство. Как человек дисциплинированный и восприимчивый, понял их и сделал выводы. По-человечески, конечно, обиделся на Радченко на какие-то грубо высказанные оценки, но и Радченко тоже понимает, что обида Александрова, которую он будет носить, неприятна самому, и он пошёл на примирение. По существу извинился за свою грубость. Конфликт исчерпан.

    Где, какие дороги, мы буквально и окончательно убедились, когда пересекли границу между Саратовской и Самарской областью. Только что тряслись, бились, раскачивались, сквозь зубы матюкались и вдруг машина покатилась, шепча шинами от удовольствия. Мы закричали ура! Мы дома! Там дальше, конечно, будут ямы и бугры, но это наши ямы и бугры – мы им простим неудобства.
    У Марьевки на встречных курсах встретились с внушительной колонной нашего нового сводного отряда пэпээсников, следовавшего под командой Галлямова на Джалку.
    Остановились, пообнимались с командирами. Гакиль Галлямов рассказал, как прошли сегодня торжественные похороны наших погибших омоновцев, весь отряд был там. Мы поделились кратко результатами нашей проверки и распрощались, пожелав им счастливого пути.
    К ГУВД подъехали, когда рабочий день закончился, тем более, что он был предпраздничный, да ещё и пятница. Женщин отпустили пораньше в честь праздника, да и мужики, как всегда, в основном, все разбежались по-тихому. Начальство, может, только ещё и оставалось.
    Здание было почти пустым, бОльшая часть окон уже не горела, и редкие сотрудники, спешащие до дому, выходили на крыльцо ГУВД, останавливались и некоторое время с недоумением наблюдали нашу выгрузку - откуда мы под женский праздник такие боевито выглядящие, вооруженные до зубов бойцы.
    Радченко вручил нам для сдачи в оружейку свой автомат, пистолет, прочее снаряжение и пошёл искать руководство – кому бы доложиться о прибытии.
    Когда поднимались в оружейку дежурной части, на лестнице на встречу попался спускающийся с верхнего этажа молодой и весёлый Алексей Макаров, назначенный после пожара заместителем начальника отдела в управлении обеспечения общественного порядка под командой Яханова. Алексей, увидев нас, остановился сначала, как пораженный, потом заулыбался так счастливо и влюблённо, будто мы чуть ли не с того света вернулись, а ему самому удалось уже при этом, очень кстати, восьмое марта отметить.
    - Вернулись уже? – спросил почти в восхищении.
    А мы на последних метрах пути, возвратившиеся из дальнего похода ну, не меньше, чем за тридевять земель, заверили и успокоили его:
    - Вернулись, прибыли, Леш, нормально всё, - и проследовали себе разоружаться. Было приятно, что о нас думали и переживали не только родные, но вот и в УООП нас вспоминали, а Алексею довелось и встретить лично. Может и Володя Пресняков вспоминал, Ваня Яханов, глядишь, за своими заботами, тревожился о нас. Мы одно время на службе приятельствовали с ним. Трогательные мысли у меня проснулись. Удачно Алексей на пути попался!
    На базарчике улицы Челюскинцев купил цветы для Марины и влез в тесный ЛиАЗ второго маршрута. Мест свободных не было, стоял в проходе в своём тёплом комбинезоне и куртке, громоздкий и неповоротливый, затянутый поясным ремнём с пустой кобурой на нём, оберегая свой букет белых хризантем от протискивающихся к дверям на выход пассажиров. Поймал на себе ироничный и насмешливый  взгляд молоденькой девицы с ярко накрашенными губами. Для неё выгляжу наверно смешно, как старый двугорбый верблюд с ромашками в зубах. А вот и наплевать мне на тебя и что ты там думаешь!
    Сейчас зайду домой, а из залы выскочат Егорка, Манюня. Бросятся на шею, а из кухни выйдет Мариша, с чуть влажными ладонями – только что помыть успела, что-то готовила, будет стоять и ждать, и улыбаться с сияющими глазами, пока вокруг меня будут резвиться дети. Такие большие уже совсем. Дорогие мои, любимые! Хорошо!
Позвонил в дверь и долго ждал.
    А дома-то никого и не было.
    Даже лёгкая обида проснулась. Я тут из дальних странствий возвратился, а меня дома никто не ждёт… Открыл дверь своими ключами.
    Но пока разоблачался, в замок двери стал кто-то скрести, открыл, Егорка бросился на шею, из школы вернулся, а вскоре и Маша подошла. А наша мама, оказывается на процедуры ушла, спина заболела и скоро придёт. Она вскоре и пришла
    Потом был шумный разговор за ужином. Егор всё рассказывал, как они девчонок поздравляли, а Маша, как мальчишки её класса - девчонок. Я попытался вставить свои впечатления о поездке, но совсем чуть-чуть. Они были слишком угловатыми и колючими для семейного ужина, а в этот  вечер и вовсе мало нужными.
    Решили, что отметим 8 марта завтра на природе. Поедем к Петр Николаевичу – отцу Марины. Он на Сухой Самарке охраняет дебаркадер байдарочников и каноистов и завтра утром заступает как раз на сутки. На том восторги встречи и предпраздничные страсти улеглись.

    В понедельник рабочий день начался с совещания у Радченко. Если Геннадий Петрович уже несколько раз выезжал в Чечню на сопровождение сводных отрядов, и в этом было уже что-то привычное, то моя командировка за время второй чеченской войны была одной из первых из числа остальных сотрудников управления кадров, потому я невольно чувствовал себя героем дня. Снисходителен ко мне был, пожалуй, только Саша Хазанов. Он в Чечне побывал в 1995 году во время первой чеченской.
Впрочем, почивать на лаврах мне особо не пришлось, да и какие тут могут быть лавры, строго и чинно говоря. Геннадий Петрович сразу настоял на том, чтобы я, отложив все дела, взялся за написание заключения по служебной проверке.
    – Инспекция Мобильного отряда МВД, думаю, может утвердить своё заключение на днях. Командующий группировкой вряд ли дал им для подготовки больше десяти дней. Правда, они, наверняка, проводят проверку и по ЧП с сергиево-посадским ОМОНом, а она, пожалуй, важнее нашей, но нам расслабляться не стоит, надо спешить. Я генералу доложил основные результаты, с упором на то, что окончательные выводы можно сделать только после завершения расследования уголовного дела. Неделя тебе хватит на заключение?
    Неделя, так неделя. Что? Не будешь соглашаться?
    Но неделя оказалась бешенной.
    Сидим в одном кабинете впятером на семи квадратных метрах. Только у Ольги Анатольевны нет на исполнении материалов по проверкам, она занимается делопроизводством инспекции, работы много, но у остальных сотрудников проверки по нескольким материалам и по ним требуются советы, обсуждения, выводы. По очереди печатаем, потому что компьютеров всего два, сроки, как обычно, поджимают. Даже лично у меня, кроме этого заключения по Чечне, имеются на текущем исполнении один-два материала. В Сызрань надо выехать. А мне думать, формулировать, печатать, переделывать текст заключения, оставаться в курсе проверок, проводимых моими «орлами»…
    Попробовал получить консультацию у пожарных о возможных, хотя бы чисто теоретических причинах и закономерностях интенсивного горения «Урала» с кунгом.
    Квинтэссенцией этого разговора стало то, что загорание машины не имеет строго ограниченных закономерностей его распространения, и не зависимо от источников его загорания. Фантастика! Для примера непредсказуемости распространения огня привели пожар здания ГУВД! Очень наглядный пример по сравнению с автомашиной! Словом, получить более-менее точный ответ на вопрос, почему горение автомашины происходило с такой интенсивностью? – объективно! - можно только после соответствующего осмотра сгоревшего объекта специалистами воочию и проведения экспертиз. Ну, да! А то я думал по-другому! Но хотелось выжать из консультации прямо сейчас хоть совсем малую информацию, подтверждающую наши выводы. Увы!
    Заключение писалось с большими мучениями. При всех моих попытках установить причинно-следственные связи между объективно установленными фактами и моей верой в то, что на шоссе случилось нападение и обстрел неустановленными боевиками нашей колонны, ничего не получалось. Причинно-следственная связь возможна только между фактами и фактами. Вера не доказывается фактами, которых, тем более, недостаточно, будь они даже бесспорно объективны. Фактами доказывается истина.
    Попытался свалить на военных, пропустивших нашу колонну через Герзельский мост без пропуска и без сопровождения военной техники. Принёс текст Радченко. Он посмотрел и отверг такую трактовку.
    - Мы в заключении нашей служебной проверки не можем ссылаться на нарушения, которые допустили военнослужащие Министерства обороны, мы должны установить нарушения с стороны наших сотрудников, если они есть.
    - Геннадий Петрович, а нет чётких инструкций и приказов, как должны производиться замены сводных отрядов в Чечне. Какое нарушение в разделении командования и отряда? Какое нарушение в том, что они не остановились перед Герзельским мостом, если их беспрепятственно пропустили. Они действовали, исходя из обстановки. Там, по существу, идёт война! Следствием чего, каких нарушений явилось это чрезвычайное происшествие? Находясь в здравом уме, как можно подумать, что Краснов выехал на «встречку» из хулиганских побуждений или ещё чего-то субъективного? Бред же?
    - Ну, это мы так думаем, Голубев, судя по спецсообщению, так не думает. А если представить себя на его месте, когда первого марта - ЧП с нашим отрядом, а второго - с ещё более тяжёлыми последствиями с сергиево-посадским ОМОНом, как он должен поступить? По головке погладить. Люди-то погибли! Москва, ты думаешь, его не спросит, что у него творится. Он отвечает за всю группировку. Надо выстроить в заключении нашу позицию в максимально объективном и корректном ключе.
    Ушёл от Радченко в раздёрганных чувствах и мыслях: «Понимаю, понимаю – «надо выстроить», а как их выстроить, если всё строится только на здравом смысле, который доказать нечем. Как там наш следователь-горьковчанин? Нашёл сгоревшую машину? Хватит у него терпения и профессионального опыта доказать истину? На него вся надежда.»
    Выстраивал заключение больше недели. В Сызрань отправил для проверки вместо себя Руслана Пантелеева.
    Успел выцарапать у моего бывшего начальника в Самарском РОВД Дробинина, а теперь начальника Промышленного РУВД, кандидата на вакантную должность старшего инспектора по особым поручениям - по существу, своего заместителя в инспекции.
    Порекомендовали мне командира подразделения отдела вневедомственной охраны при Промышленном РУВД Копылова Виталия. Пробеседовал с ним, поизучал. Дом построил свой где-то на поляне им. Фрунзе. Увидев в моих глазах немой вопрос, заверил, что жена, работающая в банке, взяла кредит. Водолей рыжий.   
    Самонадеянный, не обломанный молодой майор. Мудрости служебной ещё не набрался. Показалось даже, что похож этим на меня в недалёком прошлом. Научать и поучать его ещё надо, но понравился уверенностью, откровенностью, желанием работать и чем-то неуловимо комплиментарным, может тем, что просто выходец из вневедомственной охраны, как и я…
    Когда позвонил заму по кадрам Промышленного Александру Беззубенко, выяснить, почему они по запросу ГУВД личное дело Копылова не передают в управление кадров на ознакомление? Оказалось, что Дробинин взял его на просмотр, узнать, кого это у него собираются забирать, потом запер личное дело в свой сейф и не отдаёт.
У Владимира Григорьевича есть ревнивая привычка, не отпускать сотрудников на повышение в городское и областное управление внутренних дел. Только не говорите ему про сейф, он меня потом затравит или перегрызёт.
    Позвонил Дробинину, узнать, почему он не даёт своё согласие на рапорте Копылова о переходе в ГУВД области с повышением. Владимир Григорьевич, в своей манере вечно торопящегося куда-то, ничего не стал особо объяснять - «самому нужен» и прервал разговор, сославшись на занятость. Меня это «заело», хотя полагаю, что и его в своё время, 14 лет назад, могло «заесть», что я ушёл в политотдел УВД области без его согласия.
    Мурыжит меня из-за того, что «гложет» давняя обида? Вряд ли, но чем только обуявшие нас страсти не шутят, обнявшись с чёртом?!
    Попросил Радченко позвонить Дробинину.
    - Не буду и не собираюсь. Ты начальник инспекции по личному составу! По своему должностному статусу ты с ним на одном правовом уровне. Ломай сам. Нечего поощрять его анархизм. Можешь делать всё, что захочешь, только к генералу не ходи.
    - Что захочешь! Компромат на него что ли накопать, тем более что почти все начальники с богатой биографией! Анонимку левой рукой сочинить и самому же приехать с проверкой?
    - Ну, ты уж совсем нафантазировал! Иди, думай!
    А Дробинин, меж тем - то ли ждал, что я о Копылове забуду, то ли сам за личным делом приеду. Хорошо! Я не гордый, забыть не забуду, а поехать - поеду сам.
    Начал я с того, что спросил, почему он по запросу управления кадров не даёт команду о направлении личного дела Копылова для ознакомления. Это по приказу МВД должно было быть сделано. Владимир Григорьевич выразил удивление на лице и, подняв трубку, спросил: - Беззубенко, а почему вы не направляете личное дело Копылова в управление? Выслушал и снова сыграл в удивление: - Да? У меня? А что ж ты не напомнил?
    И уже мне: - Оказывается личное дело Копылова у меня. Открыл сейф и вынул дело. Полистал и заявил, что отпускать его не хочется.
    Долго уговаривал. Заходил с разных сторон, ссылался на приказы МВД по кадровым вопросам, взывал к мудрости, заботе руководителя о росте профессионального мастерства его же сотрудников, но Владимир Григорьевич упорно ссылался на то, что у Копылова есть перспектива роста у него в райуправлении, а в ГУВД он, якобы, затеряется.
    Я уже и себя вспомнил, как уходил из Самарского при нём и не затерялся. Напомнил, что и сам Дробинин, в своё время, перешёл в областное УВД из Ленинского РОВД - не пропал, а вернулся на начальственные должности.
    Теряя терпение, упрекнул, что несерьёзно Владимир Григорьевич ведёт себя. В своих каких-то не понятных( на самом деле вполне понятных!) личных целях, лишает лучших сотрудников перспектив роста, а своего зама по кадрам ставит в очень неудобное положение по линии кадровой службы.
    - Ну, и что мне делать остаётся? Начальнику УВД города или генералу жаловаться? Мол, Дробинин забрал себе и прячет личное дело сотрудника в своем сейфе, чтоб не отпустить на повышение. Смешно это и нелепо будет выглядеть, Владимир Григорьевич, согласитесь.
    Наверно, последний аргумент всё же подействовал.
    – Ладно, перешлём дело. Не ожидал, что сам приедешь. Обычно все отступались. Поднял трубку: - Александр Станиславович, забери дело, отсылай.
    На прощанье пожали друг другу руки - крепко. Нормально всё получилось.

    Между тем, события развивались стремительно и противоречиво.
    Наше заключение, признавало, что гибель сотрудников объединенного ОМОНа произошла в результате нападения неустановленных боевиков.
    Командирам ОМОНа указывалось на то, что в условиях выполнения служебно-боевых задач на территории проведения контртеррористической операции в Чеченской республике ими не было в должной мере обеспечено и организовано необходимого уровня безопасности в пути следования отряда. Вопросы привлечения их к дисциплинарной ответственности отложить до момента завершения расследования уголовного дела.
    Примерно в это же время, из Чечни поступила информация о заключении, которое было подготовлено инспекцией Мобильного отряда МВД и утверждено командующим группировкой генерал-полковником милиции Голубевым И.И.
    Заключением признавалось, что чрезвычайное происшествие с гибелью сотрудников самарского и бурятского ОМОНов произошло в результате дорожно-транспортного происшествия, совершённого погибшими водителем самарского ОМОНа прапорщиком милиции Красновым А.В. и не предотвратившим его старшим сопровождающим автомашины подполковником милиции Илларионовым В.А.
    Командиру самарского объединенного ОМОНа  полковнику милиции Константинову Ю.В. и ответственному за смену отрядов от руководства ГУВД Самарской области полковнику милиции Рудакову Н.М. предлагалось объявить о неполном служебном соответствии.
    Полковника милиции Куклева И.И. – командира тольяттинского ОМОНа – уволить из органов внутренних дел с унизительными формулировками об неудовлетворительном исполнении им служебного долга и о его низких профессиональных качествах как командира. Это Куклева-то!
    Заключение было зубодробительным в аргументации и непонятно на каких, конкретно, нормативных документах МВД основывалось.
    Что было делать? Сначала решили с Радченко подготовить письмо на имя Голубева И.И. с просьбой отложить исполнение приказа по заключению до завершения расследования уголовного дела.
    Геннадий Петрович понёс письмо на подпись к генералу, только что прибывшему из командировки по выборным делам президента.
    Вернулся грустный, объяснил: - Отказался подписывать, так как официально находится в отпуске по исполнению обязанностей, как доверенное лицо Путина. А если подписывать так, как есть, то фактически он будет использовать своё настоящее политическое положение. Это, типа, как использование привилегированного положения в отношении старшего начальника Голубева Ивана Ивановича, которого он очень уважает как человека и однополчанина по Афгану. В общем, как-то так объяснил. Да и доказательства наши – квёлые! В этом, мне кажется, главная причина
    Грустно стало совсем и запахло полной безнадёгой. Но что-то надо было делать. Чем-то надо придержать исполнение заключения и приказа! Радченко предложил за его подписью написать письмо в Москву на имя начальника инспекции по личному составу МВД, с просьбой перепроверить выводы инспекции Мобильного отряда МВД в Чечне. Так и сделали, услали фельдъегерской связью. Стали ждать ответа.
    В один из этих дней мне позвонил Саша Евсеев – зам начальника отдела управления кадров и пригласил зайти. У него в кабинете сидела незнакомая женщина, поздоровался с ней и вопросительно взглянул на Александра Владимировича.
    - Валерий Егорович, это вдова погибшего в Чечне подполковника Илларионова. Интересуется, как и при каких обстоятельствах погиб её муж. Я объяснил, что Вы ведёте проверку по данному факту и можете наиболее понятно и объективно осветить все обстоятельства гибели наших омоновцев.
    - Извините, но достаточно подробно и обстоятельно рассказать я пока не готов.
    - Валерий Егорович, дело в том, что до меня дошли какие-то непонятные слухи, что мой муж не погиб в бою, а вместе с водителем попал в ДТП. Это правда? У нас растёт сын и мы должны знать правду. Наш отец – герой или, действительно, произошла случайная трагедия на дороге…
    «У кого-то язык, что помело, сволочи! Уже родным погибших гадости нашептывают» - подумалось.
    – Нами проведена проверка с выездом на место чрезвычайного происшествия. Выводы однозначны: на нашу колонну произошло нападение неустановленных боевиков с применением огнестрельного оружия. Водитель головной автомашины, в кабине которой ехал и ваш муж, был убит и машина, потеряв управление, выехала на полосу встречного движения, где столкнулась с другой машиной, двигавшейся по встречной полосе. Инспекция по личному составу группировки МВД в Чечне безосновательно сделала вывод, что наш водитель самопроизвольно выехал на полосу встречного движения. Мы эти выводы опровергли, написали письмо в Министерство. В Чечне продолжается расследование уголовного дело, мы собираемся повторно выехать в Чечню для проведения дополнительной проверки. Вот пока такие сведения. Будем доказывать свою точку зрения и добиваться объективного расследования.
    - Спасибо, Валерий Егорович.
    Я попрощался и вышел.
    Через несколько минут у меня в кабинете раздался звонок. Евсеев спросил:
    - Егорыч, это ничего, что я пригласил тебя к себе? Я подумал, у вас теснотища, а самому говорить неудобно? Чего я с чужих слов буду. А ты что? Действительно опять собираешься в Чечню?
    - Честно, пока не знаю, но чувствую, что скоро поеду. Надо и со следователем встречаться, да и с инспекцией в Моздоке было бы не плохо, поговорить. Как они удумались, в заключении так написать.
    С поездкой я, как накликал.
    Сначала из Москвы пришёл ответ, что инспекция МВД России провела проверку фактов, изложенных в нашем письме, пришла к выводу, что инспекция группировки МВД в Чечне провела проверку объективно и наши доводы безосновательны. Кто бы подумал другое?!  Как можно! Как инспекция МВД в Москве сделает другие выводы, в отличие от своих сотрудников МВД в Чечне! Надежды рухнули. Похоже, было на отписку, но куда будешь жаловаться на инспекцию Министерства?
    Уверенность в правильности наших выводов неожиданно подкрепили Володя Пресняков и Николай Михайлович Рудаков. Принесли Радченко фотографии, которые были сняты на месте происшествия, а потом выяснилось, что есть и фотографии трупов погибших, сделанных Пресняковым в морге госпиталя Моздока.
    На фото с места происшествия было четко видно: наш выгоревший автомобиль стоит, почти, весь на своей стороне движения. Сразу возникли вопросы, а выезжал ли Краснов на встречную полосу, вообще? Конечно, вполне можно предположить, что «Урал» снова откинуло от удара на свою полосу движения после столкновения. Но это говорит и о том, что выезд на встречку был настолько внезапен и краткосрочен, что водитель бурятского КАМАЗа, вообще не успел среагировать. Опять же и его автомобиль откинуло к обочине его полосы дороги. Кто здесь выехал на встречку?
    Самое важное обнаружилось на снимке чудовищно обгоревшего трупа водителя Краснова. На его черепе, с правой стороны ближе к затылку просматривалось четкое круглое пятно, очень похожее на входное отверстие пули. Будь на фото рядом линейка, смогли бы определить калибр пули. Понятно, что эту фотографию можно приобщить к уголовному делу с большими оговорками, но она должна будет однозначно подтвердиться актом вскрытия трупов, не заметить повреждение черепа было нельзя.
    Володя Пресняков вселил в нас полную уверенность именно в наших выводах. А мне видно, недаром, привиделась на дороге картина гибели Краснова и Илларионова.
    Сразу после триумфальных выборов Путина Президентом в первом туре, из Чечни пришли тревожные вести. Тольяттинская часть омоновцев, узнав о выводах заключения инспекции Мобильного отряда МВД в отношении их командира, заявила, что в случае исполнения приказа об увольнении Ивана Ивановича Куклева, тольяттинцы в полном составе снимутся с боевой службы и уедут домой.
Радченко вызвал к себе в кабинет: - Слышал новости из Аргуна? А ведь запросто снимутся и уедут.
    - Да, ладно, Геннадий Петрович, пугают просто! Они всё таки люди служивые!
    - Нет! Это вполне серьёзно может быть. В Чечне, по слухам, уже был такой случай с ОМОНом, не могу сказать какого УВД, широко не афишировалось, сам понимаешь, но это скандал на всё Министерство. Тоже допущена какая то несправедливость к командиру.
    Представляешь, если у нас случиться? Как Глухова при его нынешнем положении подведут перед Министерством, да и кадрам оплеуха - будь здоров!.
    Придется тебе снова ехать со мной. Первого апреля наш отряд отправляется на смену в Комсомольское под Гудермесом. Я назначен сопровождающим от ГУВД, моим стажёром будет Митрюхин Виктор Иванович – начальник отдела по организации работы участковых,
    - Да знаю я его хорошо. В Самарском вместе начинали. Во время подготовки и проведения парада в 1998 году он командовал парадным расчётом ГУВД. Общаемся от случая к случаю.
    - Кстати, отдел участковых намечено в управление преобразовать. Его специально назначили «натаскать», чтоб в следующий раз уже самостоятельно ездил на сопровождение. Помощником беру Володю Преснякова – он от УООП всегда ездит и там знает все ходы и выходы. А ты поедешь, чтобы новое заключение подготовить, уже с учётом наших новых выводов и результатов расследования уголовного дела. Мне ещё надо в Ногайский РОВД заехать. Из МВД переслали их жалобу, что наш отряд из пэпээсников, державший заслон на блок-посту дороги вокруг Чечни в Ногайском районе Дагестана, что-то набедокурил с имуществом.  Надо уладить. Так что, собирайся. Заодно и в Моздок заскочим в инспекцию.

    Весна пришла и к нам в Самару. Сугробы под солнцем, покрывшись слоистыми проталинами, щетинились и осыпались, шурша, как мыши в старом доме. Белизна снега, тая, зачернилась. Всё запорошённое нАчало дружно вылупляться из под него, как из яичной скорлупы.
    Не заметили когда, и как вскрылась Волга.
    Ночью примораживало, а днём дружно барабанила капель, и солнце слепило глаза. Тротуары и дороги нагревались, парили исчезающим ночным ледком и вытекающими из газонов ручьями. Люди на тротуарах шарахались от падающих с карнизов сосулек и от проносившихся по лужам на дороге машин.
    Весна блудила в заскорузлой памяти, раскачивала её, будоражила запахами и мелодиями подзабытых ощущений, слегка зачищала до проблесков давно застывшие в памяти образы и картины, заставляла взгруснуть или, напротив, вспомнить весёлые «былое и думы» молодых и даже юных лет.
    Команду на сбор для поездки в Чечню воспринял совсем по-другому, чем это было в начале марта. Без острой тревожности. Как будто ждал эту команду и даже желал.
    Когда слышал от тех, кто неоднократно бывал в зонах боевых действий, что появляется своеобразный азарт и желание ещё раз испытать остроту чувств, подкреплённую вполне прагматичным желанием подзаработать - не верилось. «Чтоб тянуло, даже за большие деньги, туда, где тебя могут убить – ну, кто в это поверит», - думалось мне.
    А теперь на собственном мизерном опыте смог убедиться, что всплеск испытанных эмоций проявляется действительно. Они будто вытягивают желание вновь оказать в том месте, где ты испытал стресс, преодолел его и поверил в то, что можно не просто дрожать и трястись. Это, конечно, никакое ни геройство, не хвастовство, а последствие тех самых выплеснутых в твою кровь гормонов жизни, которые придают тебе новые эмоциональные качества, позволяют по-новому взглянуть на себя, открыть новые черты характера, повысить чувство собственного достоинства. Не уверен, что так бывает у всех, но у меня лично что-то похожее, вероятно, проявилось.
    Экипировался по облегченному варианту. Тёплое бельё поддел -тельняшку, от комбинезона отказался, но куртку прихватил - неизвестно на чём и как там спать придётся. Геннадий Петрович на время поездки задарил свою лишнюю разгрузку, придававшую мне вид крутого спецназовца. Сферу решил не брать – всё равно прошлый раз ни разу не надевал. На голову – кепку вместо неё.
    Уезжали первого апреля в день смеха.
    Как все предыдущие отряды да и мы сами в прошлый раз - вечером. Для нашей группы выделили почти новую «газельку». Водителем оказался опять наш старый знакомый и, видно, незаменимый Сергей, а его подменным – Виктор, который в прошлый раз был подменным в нашей «буханке». Их опыт настраивал на уверенность, что поездка будет вполне нормальной без всяких неожиданностей и эксцессов.
Незадолго перед назначенным часом сбора всего отряда я зашёл  к Геннадию Петровичу в кабинет, доложиться, что всё готово. Наша «газелька» загружена, продукты сухпайка получены и рассованы под сиденья, экипировка и оружие при нас.
    - Хорошо, - одобрил Радченко, потом почти извиняясь, склонив привычно голову набок просительно произнёс, - Егорыч, я вот думаю, что там всё равно не выдержим, придётся «стрелять». А сделай-ка доброе дело, сходи, будь другом, купи сигареты, - и подал сторублёвку.
    - Геннадий Петрович, ведь так опять начнём курить! А куда денег так много?
    - Возьми сразу блок «винстона: кого-то угостим, кому-то подарим – так и разойдётся.
    Колонна около ГУВД собралась солидная: автобусы, грузовики, машины сопровождения ДПС. Владимир Петрович Глухов отсутствовал, находился, кажется, в Москве. Вероятно, как доверенное лицо президента задерживался до официального объявления итогов выборов. Провожал нас Петр Ильич Чипура - заместитель начальника ГУВД.
    Пригласил в кабинет нашу группу сопровождения и командиров отряда. Был доброжелателен и оптимистичен, просто обоял нас своим душевным настроем. Наговорил множество пожеланий и сожалел, что его самого не отпускают съездить и посмотреть, в каких условиях несут наши отряды боевую службу. Но всё равно пообещал вырваться. Командирам нового отряда задарил литровую бутылку какого-то импортного коньяка, а Радченко вручил бутыль с краником, наполненную то ли  коньяком, то ли виски на литров пять для передачи командирам ОМОНа в Аргуне для замирения тревожных мыслей и придания уверенности в благополучном исходе всех передряг, связанных с ЧП: - Я им давно обещал задарить. Только пусть не перебарщивают!
    Это было неожиданно, очень удивило, но своей непосредственностью вызвало одобрение и развеселило всех. Петр Ильич шутливо разрешил попробовать экзотический напиток в пути следования, но слишком не увлекаться. Радченко в ответ заверил, что рисковать не будем, а то вдруг привезём в Аргун для подарка уже пустую посуду.
    Выйдя на наше гувэдэвское крыльцо, напоминающее церковную паперть, Петр Ильич с душевным подъёмом пожелал выстроившимся бойцам благополучной дороги. Пожелал достойного и без потерь, выполнения всех служебно-боевых задач в сложных условиях проведения контртеррористических мероприятий в Чеченской республике, дал команду на погрузку.
    Дорога в Чечню во второй раз не вызвала больших отличий от первого. Условия в «газельке» были, конечно, более комфортными. Двигались по существу с тем же темпом, с остановками примерно в тех же местах, что и в первый, с той лишь разницей, что теперь после Калмыкии мы поспешали прямо в направлении Кизляра.
    На раннем завтраке под Волгоградом принимавшие нас хозяйки самодеятельного придорожного стойбища общественного питания удивили своей осведомлённостью. Хотя, на наш взгляд, внешне мы ничем не отличались от «эмвэдэшников» других областей и регионов, следовавших в Чечню, а номера на наших автомашинах были сняты, они нас встретили вопросом: - А-а, самарцы! Что-то вы припозднились? Мы вас вчера ждали, а сегодня пораньше приготовились вас встречать, вода для пельменей уже кипит.
    А, действительно, колонна первоначально должна была выехать 31 марта. Вот кто им сообщил? В первый раз, когда мы выехали спонтанно, таких вопросов не было.
    Теперь я не стал отказываться от горячего завтрака, позволил себе вместе со всеми, кроме водителей, полстаканчика нашей «Самарской». Ну, а что нам в пути делать? Книжку читать – глаза быстро устают от тряски, а торчать всю дорогу с наушниками от мини-проигрывателя дисков в ушах мне никогда не грозило – не имею и не люблю.
    Дремал, переговаривался с Митрюхиным, вспоминали сослуживцев по Самарскому, он делился своими воспоминаниями о трудностями при переезде с грузинских югов родственников, где он и сам родился и жил до переезда в Куйбышев - Самару.
    Экзотично выглядела остановка отряда на трассе в Калмыкии для отправления естественных надобностей. Обычно остановки для этого делали через каждые три-четыре часа. Ночью – никаких проблем., а днём старались на заправочных автостанциях, где имелись какие-никакие туалеты. Что ни говори, добрая сотня, а то и больше мужиков одновременно оправляются по очереди.
     В Калмыкии приспичило, а заправок нет и нет. И вот в чистом поле почти вся наша боевая рать выстроилась на обочине, шокировав проезжающий народ. Подколки и шутки неслись вслед тем, кто, стесняясь, бросился в чахлую лесопосадку вдоль дороги, деревья которой напоминали в степи жалкие кустарнички, тем более сейчас без листьев. Всё равно не скроешься!
    Дагестан, а потом и Чечня встретили тёплой солнечной погодой.
    В Кизляре у Мобильного отряда МВД поджидал Килин, специально приехал сопроводить нашу делегацию до Аргуна. Обнимались, как с давним другом. Володя Пресняков своим неизменным фотоаппаратом зафиксировал встречу для истории.
    Спросили о настроениях в отряде. Заверил, что пока всё нормально. Константинов ездил к следователю, тот его заверил, что нашёл и наш «Урал», и бурятский КАМАЗ. Чеченцы наш «Урал» успели разобрать. Сняли мотор, подмарафетили его и загнали кому-то, но он и мотор выискал. А КАМАЗ нашёл аж где-то в Дербенте – дожидался своей  очереди на ремонтной базе. Назначил экспертизы. На днях обещал дать ответ, что там вышло окончательно.
    Колонну на Герзельском мосту ждали БэТээРы.
    Как только свободно пересекли Герзельский мост, ко мне на сиденье подсел Митрюхин:
    - Валерий Егорович, а давай прикроем Геннадия Петровича нашими бронежилетами. Он, всё таки, начальник, беречь его надо. Вдруг обстрел. Мне неудобно предлагать, давай ты! Он же твой непосредственный начальник.
    Честно, не ожидал такого предложения от Виктора Ивановича. Конечно, возникали мысли, что может случиться нападение. Даже продумал, как я лично буду действовать, если оно случится. Останусь жив после первых выстрелов либо подрыва: бросаюсь на пол и как можно быстрее выбираюсь из машины, а там уже действую, как сложится ситуация. Что ещё можно тут сделать? О своих спутниках даже не думал, как они будут себя вести и как действовать. Хотя по тактике, договариваться, конечно, надо: кто дверь открывает, команды подаёт. А тут!   
    Прикрыть своими бронежилетами Геннадия Петровича. В сущности, мы все одинаковы для смерти в случае нападения. Возражать не стал, но что-то меня в этом предложении смущало, какая-то червоточинка в душе зудела.
    Переместился в конец «газельки. – Геннадий Петрович, Виктор Иванович предложил, вас, как нашего отца-командира, защитить дополнительно бронежилетами.
    - Вы чего, мужики, выдумали! – отказался Геннадий Петрович.
    – Возражения не принимаются, - заявил подошедший Виктор Иванович и стал укладывать наши бронежилеты на сиденье слева и справа от Радченко, подперев их рюкзаками и коробками с сухпайком и бутылками с минеральной водой. Подошёл и Володя Пресняков и уложил свой бронежилет за спиной Геннадия Петровича. – Вы даёте, мужики! Я как в коконе!
     С чувством, похожим на исполнение сыновьего долга перед родителем, вернулись к своим сиденьям впереди. Доехали мы без приключений, но этот поступок Виктора Ивановича в памяти. Что это было? Как судить? А надо ли? Предложил, сделали!

    Комсомольское - не доезжая до Гудермеса, направо по путепроводу через железную дорогу, потом ещё просёлком километров пять.
Менявшийся отряд размещался на въезде в Комсомольское на территории сельхоздвора когда-то существовавшего колхоза. Здесь располагаются местная мельница, складские помещения, разгрузочная эстакада для машин с зерном, конвейеры зерноочистки, механизированный ток с загрузочными бункерами. Здесь же на зимнем отстое различная сельхозтехника. Из села ходят механизаторы, ремонтируют её, сев заканчивается. Личный состав живёт в здании конторы. Весь двор окружен трехметровым бетонным забором.
    Командир сменяемого отряда порекомендовал нашим свою дислокацию постов по охране и защите территории сельхоздвора; рассказал о контактах с местным населением.
    Оказывается, собрал стариков, администрацию посёлка, предложил жить дружно. Предупредил, что если со стороны села будут в отношении отряда какие-либо провокации: в виде обстрела - в ответ открывается пулемётный огонь по селу; в виде обнаружения растяжек гранат, закладки взрывчатки – в селе проводится зачистка.
    Однажды, стрельба случилась. В ответ  долбанули в сектор, откуда она велась, по крышам без разбора – теперь пусть ремонтируют. Зато тихо! Жаловались, говорили, что это чужие приходили и стреляли. Вы хозяева – следите! А вот со стороны гудермесского элеватора, бывает, снайпер работает, но расстояние большое. Свыше километра. Прицельно стрельбы не получается, а дёргаться заставляет. Проводили зачистки. Хотели засаду сделать, а потом решили не рисковать. Порекомендовал и нашим периодически делать зачистки. Это успокаивает на несколько дней, а то и на неделю-другую.
    После подписания приемо-сдаточного акта мы двинулись в Аргун. Геннадий Петрович снова решил в Гудермес не заезжать, а переговорить сначала с Константиновым, узнать настроения в отряде, а уж потом разбираться со всем остальным.

    В отряде нас встретили как родных. После крепких рукопожатий и приветствий подошли к сооружённому, как и обещал Константинов, мемориалу-памятнику погибшим.    В торце здания отряда под деревьями прямоугольная железная плита, православный крест, на столбиках по углам со всех сторон цепь. Венок из искусственных цветов. На плите шесть фамилий с инициалами: Ф.А. Пеликсанов, С.Г. Банцер, В.В. Кузнецов, В.А. Иларионов, А.В. Краснов, И.А. Филин..
    Постояли. Помолчали. Будем помнить.
    Устроились с вещами в кубрике. Расположились за обеденным столом, Радченко вручил Константинову чипуровский подарок, вызвавший благодушное одобрение. – Только Пётр Ильич просил,не перебарщивать, - передавая подарок, предупредил Геннадий Петрович и подал команду, - Товарищи офицеры! Отозвались троекратным ура!
    Во время обеда Константинов рассказал о своей встрече со следователем. Уголовное дело, возбужденное первоначально за нарушение ПДД, практически завершено. – Следователь оказался въедливым, загонял уголовный розыск. Нашли обе машины, нашли мотор, который чеченцы соседней деревни сняли и успели продать. Заверил, что уголовное дело о ДТП будет переквалифицировано.
    - А акты вскрытия из Моздока получены?- спросил Радченко, - Мы на фото из морга, которое вон Володя сделал, обнаружили на черепе Краснова след пулевого ранения.
    – Да-а? Но мне следователь об этом ничего не говорил, сам я не читал акты вскрытия. Он ждёт официальных результатов экспертиз по машинам.
    - Понятно… Иван Иванович, а как твои тольяттинцы, волнуются? Довёл информацию? Нам по новой встречаться с ними не надо?
    Монументальный Куклев заверил:
    - Товарищ полковник! Да всё уже нормально. Я сам им всё рассказал. Никаких нарушений дисциплины с нашей стороны не будет – железно!
    - Ну, что Валерий Егорович, - обратился Радченко ко мне, - нам завтра в Гудермесе остаётся ещё раз убедиться в правильности наших выводов.  Обратиться с письмом на имя командующего группировкой И.И. Голубева с просьбой об отмене заключения инспекции Мобильного отряда и своего приказа о привлечении к дисциплинарной ответственности командования отряда. Конечно, если потребуется, предоставим копию постановления о прекращении или переквалификации уголовного дела.
    Стало понятным, что по большому счёту, оставшееся время в отряде нам делать нечего. Можно расслабиться совершенно. Добились своего. Завтра следователю ещё и фото из морга предоставим. Пусть приобщит к делу. Что сегодня остаётся поделывать?
    Решили, что перво-наперво надо отметить командировочные удостоверения. Но не ехать же толпой! Передали все удостоверения Геннадию Петровичу. С ним, конечно, «увязался» знакомиться с военным комендантом города «стажёр» Митрюхин – куда же без него, надо всё узнавать и всему обучаться. Может в следующий раз придётся новую смену в Аргун везти.
    Нам с Пресняковым оставалось располагать своим временем расточительно. Володя ушёл к знакомым поболтать, а я завалился на кровать подремать. Разбудили меня вернувшиеся Радченко и Митрюхин. Виктор Иванович уже разведал, что продается в магазинах, попытался побеседовать с местными чеченцами, но более-менее откровенного разговора с ними видно не получилось.
    Вышли с Радченко покурить. Остановились привычно у входа в «мёртвой зоне». Поговорили об обстановке, которая сложилась в Чечне. Согласились с тем, что с момента разгрома отряда боевиков в Аргунском ущелье крупных боёв не ведётся. Стало спокойнее, но такое впечатление, как будто затаились. Партизанить будут и теракты устраивать. До мира ещё далеко.
    Радченко одобрил омоновцев за сооружение в углу между бетонным забором и сторожевой будкой под маскировочным тентом летней столовой с несколькими сколоченными из досок столами и скамейками. Правильно! Скоро будет совсем тепло, а то и жарко, а на воле принимать пищу приятнее.
    В следующий раз, когда я вышел во двор подышать, было уже темно. В летней столовой при свете маленького фонаря, да света, падающего от лампочки над входом в казарму, сидели за столом Константинов и Митрюхин. Пили чай. Беседовали тихо и умиротворенно. Вечер хороший, на душе спокойно. Я позавидовал и подошёл:
    - Разрешите присоседиться?
    Предложили чаю.
    Юрий Викторович рассказывал о взаимоотношениях с местными жителями, с которыми стали налаживаться постоянные контакты по закупке продуктов. О судьбе людей, которые сотрудничали с федеральными войсками и милицейскими подразделениями во время первой чеченской войны. Сотрудничество было по тем же бытовым вопросам: женщины-чеченки работали поварами, стирали бельё, кто-то из мужчин занимался ремонтом техники, снабжением продуктами.
    Когда федералы ушли, многие из них попали под расправу. Некоторых просто убили, даже женщин. Сейчас, конечно, совсем другие настроения. Всем понятно, что Чечня никуда больше не уйдёт на сторону.
    Вдруг над нашими головами на крыше будки дважды ударил короткими очередями пулемёт. От мощного звука, возникшего внезапно, буквально в двух метрах от нас, мирно беседующих, так что зазвенело в ушах, мы с Митрюхиным вздрогнули и невольно вжали голову в плечи, как будто придавило. – Что-то случилось? – глянули не без испуга на Константинова. А он заулыбался: - Это ваш водитель упросил разрешить дать очередь из пулемёта. Не стрелял ни разу из крупнокалиберного.
    Кивнув на сотовый телефон, лежащий на столе, сказал: - Сейчас звонить будут или из комендатуры или из Гудермеса, они чётко отслеживают шумы.
Как в воду глядел, через секунд двадцать раздался звонок: - Слушаю. Константинов. Звук из мембраны телефона был сильный и четкий, слышный и нам с Виктор Иванычем: - Это у вас стрельба? В чем дело?
    - Так точно, у нас! Часовой-пулемётчик на посту у ворот заметил в зелёнке какой-то огонёк. Решили дать очередь. Я рядом как раз был.
    - Понял, обработаем квадрат попозже.
    - Из Гудермеса звонил, в полночь покидают из гаубиц.
    Появился спустившийся с крыши будки наш сияющий и гордый Сергей, - Спасибо, товарищ полковник! А то езжу, езжу сюда, а из автомата даже ни разу не стрелял.
    - Да, молись Богу, что не стрелял! Сплюнь, а то сглазишь, гляди! – пожурил я Сергея.
    - Ну, ты и жук, Серёга, - одобрительно добавил Митрюхин во след уходящему водителю, - Надо же! Додумался! Почему я раньше не сообразил!
    Честно говоря, и я позавидовал Сергею. С каким удовольствием жахнул бы в темноту чеченскую.
    Кхекнули, хмыкнули с Митрюхиным от разочарования да и разошлись по своими спальным местам.

    Ночь снова прошла спокойно, обещания артиллеристы не выполнили. Я даже пошутил, что никак комендант города позвонил артиллеристам и попросил не беспокоить наш чуткий сон.
    Перед самым отбытием Радченко предложил, встать у мемориала в прощальном карауле. Вместе с нами в караул встали командир отряда Константинов и зам по кадрам Савинов.
    Стоял, задумавшись, вдруг пришла мысль: «Вот уедут наши, а что будет с этим памятником? Ведь разорят, а то и надругаются».
    Оказалось, Радченко о том же думал, отходя к машине, сказал Константинову и Савинову: - Если отряд перебросят, переведут в другое место, памятник не бросайте здесь, заберите с собой, а то и в Самару отправьте.
    За мостом через Джалку свернули в хозяйство Галлямова Гакиля Галимзяновича. Находился на блок-посту сам. Всё строго по уставу. Скомандовал личному составу: «Смирно!» - доложился по всей форме. Строевик! Стал подробно рассказывать и показывать, чего понастроил и проделывал за прошедший месяц.
    - Приехали, а на здании под блок-пост крыши не было. Получил шифер, перекрыли. Как они ночевали без неё? Всё переломано, никаких заградительных работ не проводили. Представляете, уезжали, даже свои растяжки не все сняли. Наши чуть не нарвались, посекло бы! Не боевые потери бы получили! В яму туалета гранату бросили, сволочи. То ли пошутили так, то ли схулиганили. Пришлось всё по новой делать.
    В колхозе взял бульдозер, капонир вырыли для БэТээРа. Земляные валы вокруг здания подняли. По зарослям вдоль речки сторожевая тропа у них была. Мы по ней нарыли окоп, перед ним наставили растяжек. Со стороны реки постоянно боевики подбираются. Постреливают чуть ли ни каждую ночь. Хотите, покажу?
    Прошли. Извилистый окоп вырыли, почти в полный профиль. Но почва здесь рыхлая песчаная, корни деревьев торчат, стенки осыпаются, окопы потихоньку «мелеют», надо постоянно копать, выбрасывать землю на бруствер.
Идем по окопу, вокруг заросли, вдруг кто-то рядом притаился? Всё может быть, а деревья и кустарники зазеленели первыми листочками. Пахнут незнакомо, свежо и остро. Рядом слышно речка переливается.  Птичка какая-то цвикает беспечно. Солнце греет ласково, благодать на свете весенняя!
    Привел в стрелковое «гнездо» - самое оконечное. Одиноко тут службу нести. Ночью, думаю, страшно по полной. Гакиль показал на неразорвавшийся выстрел из подствольника, лежащий в метрах трёх от окопа, а то и ближе.
    - Сегодня ночью стрельнули навесным. Знают, что здесь окопы. Первое время пытались пробраться через кусты, но пару раз нарвались на растяжки. Остались пятна крови. Попросили местных жителей не пускать скот пастись вдоль речки. Тоже бродят по кустам, кормятся. Могут на растяжку нарваться, погибнут, жалко.
    - А почему не обезвреживаете выстрел?
    - Подумали, подумали – решили – пусть лежит себе. Расстреливать его из автомата – сам далеко не отойдёшь, мешают кусты, бруствер. Гранату набрасывать – тоже опасно, вдруг окоп завалится, себя зацепишь. Чего рисковать?
    Показал баню, вырытую в речном берегу. Молодец Галлямов! Просто – золото командир!
    Вернулись в блок-пост. Выпили чаю. На прощанье сфотографировались у АГС - 17 «Пламя» - гранатомёта. Мощнейшее оружие. Видел однажды на полигоне в Черноречье, как он палит. Хотелось бы стрельнуть. Да неловко просить. Да и куда стрелять? В поле посевное - всходы испортить? В столбы вдоль дороги? Там и так у дороги – чего только не увидишь…
    Двинулись в Гудермес.
    На свидание к следователю пошёл Радченко и Митрюхин, как опытный следователь в прошлом. Детально и профессионально просмотрит дело. Меня опять оставили на подхвате –  типа, чего толпой идти. Ага! А справку мне писать с их слов. Ладно, признаюсь, юридического образования у меня нет. Что я, по сравнению с Митрюхиным! А помниться, собирался даже в аспирантуру планового института поступать, кандидатскую готовить по истории государства и права. Но за курсы по подготовке к сдаче кандидатского минимума надо было платить, а зарплату выдавали изредка и не всю. Здоровье тут ещё в 1997 году у меня подкачало. Так и бросил. Все мои юридические знания из практики. Правда, в начале 90-тых целый учебный год преподавал основы административного и уголовного права в частной школе охранников. Некоторых из выпускников потом видел уже сотрудниками милиции. Агитировал потихоньку.

    Вернулись Радченко и Митрюхин.
    - Ну, что?
    Митрюхин доложился без эмоций: - По результатам проведения экспертиз повреждений водительских кабин автомобилей «Урал» и КАМАЗ установлено: в верхней части кабин обнаружены отверстия, идентифицированные, как отверстия, полученные от пуль 12-го калибра, из чего сделаны выводы о нападении неустановленными боевиками и на головную автомашину, в которой следовали сотрудники самарского ОМОНа, так и на КАМАЗ бурятского ОМОНА. Следователь направляет дело в общую, так называемую папку «Война», в которую поступают все нераскрытые уголовные дела, возбужденные по фактам гибели военнослужащих в результате боевых действий на Кавказе за время проведения контртеррористических мероприятий. Короче, закончит дело, прокурор подпишет, нам пришлёт копию постановления.
    - А вот по акту вскрытия повреждений черепа у Краснова не обнаружено, -  сообщил мне Радченко разочаровано, - выходит, мы ошиблись. Может, действительно, это фотографический эффект, как следователь сказал.
    - Геннадий Петрович, мы собирались завтра в Моздок ехать в инспекцию Мобильного отряда. А давайте и в госпиталь заедем, найдем патологоанатома, который вскрытие делал. Спросим, как он не заметил пулевое отверстие на черепе? Покажем снимок, «наедем» слегка. Как такое возможно?!
    Виктор Иванович вернул нас к актуальности момента: - Геннадий Петрович! Может, как-то поощрим, отметим следователя. Честно признаться, отработал мужик добросовестно. У нас есть что-нибудь существенное.
    - Егорыч, доставай набор «Посольской». Я его как раз для следователя приберёг. Виктор Иванович, как думаешь, нормальный подарок?
    - Отличный! Что может быть здесь лучше!
    - Тогда, Виктор Иванович! Сходи, вручи своему коллеге, а я уже не пойду, ладно?
    - Ну, хорошо.
    Я передал ему красиво и со вкусом оформленную картонную коробку.
    - Ну, как? – спросили мы у вернувшегося Виктора Ивановича.
    - Да, в восторге был. Я расхвалил «Посольскую» - как самый лучший продукт самарского «Родника». Два литра! Не сомневайтесь, я бы сам от такого подарка не отказался.
    - Ну, что, мужики, вперёд - на Кизляр! Сергей, трогай! -  дал команду Радченко.

    Всё бы ничего, но вскоре задний мост машины начал неприятно скрипеть, щёлкать и завывать с увеличением скорости с такими модуляциями, как будто железом по стеклу кто-то водит специально, со зла. Волосы на загривке привставать стали. Градация звуков начинала варьироваться с увеличением скорости от двадцати пяти-тридцати километров в час и выше. До этого предела слышался шум, но его вполне можно было терпеть.  Взвизгивание нашей машины привлекало к нам всеобщее внимание. Даже щипавшие первую травку на обочинах дороги овцы и коровы поднимали недоумённо головы, поинтересоваться, что это за монстр такой их пугает.
    Показалось, все в округе и за его пределами узнали, что по дороге едут самарские менты, едут очень медленно, их хочется и можно легко чем-нибудь по голове настучать. Тревожно стало, неприятно. К скорости восьмидесят  километров в час вой заднего моста достигал такого накала и предела, что казалось мы на старте космического корабля. Начинала, кажется, вибрировать вся «газелька».
    Сергею пришлось всё таки снизить скорость до минимальной. Крестовина заднего моста могла от большой скорости вообще рассыпаться и задний мост заклинить. Водители машину останавливали, то один, то другой ходили и щупали коробку крестовины – не перегрелась ли.
Стало, конечно, спокойней, когда переехали Герзельский мост и поехали по территории Дагестана. Через несколько километров заметили в метрах четырёхстах от дороги скопление военных машин. А на обочине дороги самодельный указатель с надписью «Автохозяйство в/ч…».
    - Сворачиваем, то, что нам нужно, - обрадовался Сергей, - Может, разживёмся мостом.
    Подъехав, мы застали солдатиков за каким-то непонятным занятием. Человек двадцать явно не первогодков стояли полукругом и что-то командовали маленькому худенькому солдатику, по пояс обнажённому, перемазанному мазутом. Тот кривлялся перед ними, подскакивал, чуть ли не плясал и что-то изображал, как быковский скоморох из «Рублёва» Тарковского. Дембеля, тоже грязные, ржали.
    Остановились и подошли к развлекающимся солдатикам я и Виктор Иванович. Митрюхин, одетый в армейскую форму с подполковничьими звездами, по старой следовательской привычке сразу, что называется, погнал козу на баню: - Кто старший? Ко мне!
    Ускоренным шагом подошёл старший сержант, тоже чумазый, но почище, доложился. Виктор Иванович напористо начал его давить вопросами, не выслушивая полностью ответов: - Где у вас офицеры, почему такие грязные воины, чем занимаетесь, почему нет постовых по охране части, какие машины ремонтируете? Уралы, КаМАЗы? А «Газели»? А запчасти к ним есть? Нету? Плохо!
Митрюхин глянул на меня: - Товарищ полковник, у вас есть вопросы?
Моих погон под разгрузкой не было видно, и я, подбодренный присвоением мне полковничьего звания, охотно продолжил исполнение роли больших начальников: - Сержант, позовите вон того бойца, голого по пояс.
    Подбежал, прижал худые руки вдоль туловища и доложил о прибытии. Мальчишка совсем, губы трясуться.  – Сколько служите, воин? – Осенью призвался! – То есть полугода ещё нет? – Так точно! – А что вы там изображали сейчас. – Да это так, пацанов смешил.
    – Заставили смешить? – Да нет, что вы! Я сам!
    – Били? Рукоприкладством, кто занимается из дембелей?
Солдатик смешался, заморгал глазами, растерялся. Сержант вмешался: - Товарищ полковник! Нет у нас такого.
    Митрюхин опять «наехал» на него: - Вас кто спрашивал, покрываете издевательство над молодыми? Почему воины такие грязные, я вас спрашиваю? Когда последний раз мылись в бане? Бардак! Воды нет? А где у вас бойлер химической очистки воды? Нет?
    Значит так, прибудут командиры, скажите, что были два полковника и подполковник из штаба группировки войск. О всех ваших безобразиях, что мы здесь видели, будет доложено командованию и в военную прокуратуру. Наведите порядок, пока хуже не стало. Глядите у меня. Всё! Свободны.
    Мы отправились к своей машине. Радченко, Пресняков, водители, слышавшие обрывки разговора, оценили наш артистизм. Посмеивались.
    Но солдатиков, действительно, жалко. Грязные, кормят, наверно, не ахти как. По существу, в тылу находятся, никаких боевых действий сейчас не ведётся. Можно же наладить более-менее нормальную жизнь и службу. Что у них за командиры? Уехали куда-то, а на личный состав наплевать. Таких командиров надо гнать из армии. Только, где других брать? Перестройщики – сучьи дети, развалили армию! А теперь который год бедуем. Это ещё ко второй чеченской она подтянулась, построжела, но как видно по этому автохозяйству – до порядка далеко.
    Больше всего огорчились наши водители. Бесполезно свернули с дороги! Уже б, куда уехали!
    Ничего другого не оставалось делать, как ползти километров двадцать-тридцать в час – не больше. Уже и на этой скорости крестовина моста повизгивала, скрипела и продолжала греться. Всю остальную дорогу молились Богу, чтобы крестовина совсем не рассыпалась и не заклинила, тогда совсем стало бы худо.
    Молились не зря! До Кизляра потихоньку дотащились уже в темноте. Переночевали на квартире у Леонида Никитовича Торопа. Он в Кизляре находился несколько месяцев и снял квартиру у местной жительницы. «Где вы теперь гостиницу найдёте»? Предложил переночевать у него, а завтра с утра пообещал дать свою машину, чтобы наши водители съездили на автомобильный рынок в Махачкалу и закупили крестовину либо весь задний мост.
    Как удачно, при нашем-то горе, заместителем начальника Мобильного отряда МВД по тылу оказался наш земляк. Вечером поужинали, выпили по грамм сто и улеглись. Для Радченко нашлось место на кровати, а мы спали на полу, жестковато, конечно. Но лучше, чем в машине на сиденьях.
    Мы с Виктором Ивановичем проснулись позже всех. Разбудил нас Геннадий Петрович. Утро было замечательным. В окно заглядывало солнце, и его лучи уже основательно нас пригрели на полу. Мы разомлели и вставать не хотелось. Из соседней комнаты на завтрак нас позвал Леонид Никитович. По его просьбе хозяйка приготовила еду и для нас.
    Наши водители трудились ударно. Встали утром часов около шести вместе с Володей Пресняковым. Сначала намечали выехать только в Махачкалу, но там не нашли необходимых деталей. Пришлось ещё съездить и в Дербент. Вернулись, отремонтировали нашу «газельку» и предстали перед нами в полном боевом облачении.
    На Моздок мы отправились после обеда, но прежде пришлось заехать в Ногайский РОВД. Делать большой крюк. Сначала из Кизляра на север, а потом возвращаться.
    За месяц до нашей поездки в этом районе на дорожном блок-посту стояли наши пэпээсники. Для несения службы местный райотдел, оказывается, обеспечил их различным имуществом: спальным, кухонным, шанцевым, другим необходимым. Уезжая, всё побросали, попортили, поломали, утратили. Словом нанесли имущественный ущерб. Начальник написал жалобу в МВД, а Министерство переслало её к нам, чтобы провели проверку и доложили. Глухов отписал Радченко, разобраться заодно во время очередной поездки по сопровождению отряда в Чеченскую республику.
Ногайский район – это голая степь, весной, когда ещё не появилась растительность, выглядит особенно пустынно. Лишь соляные пятна-озера, отсвечивающие солнечные лучи, являются единственным её украшением. Поначалу мы их приняли за нерастаявший снег.
    Подъехали к самому блок-посту – грубому сооружению из бетонных блоков со щелями-бойницами. Понятно, наши милиционеры приезжали сюда на смену из близлежащего села, стояли на постое там. Жить здесь невозможно.
    Проехали в райотдел. К начальнику вновь отправились Радченко и Митрюхин, мне там делать нечего. Уселся на скамеечку под дырявой тенью осыпавших липкую шелуху почек тополей. У проходившего мужчины спросил:
    - Извините, вы местный житель?
    – Да! А что вы хотели?
    - Я в этой местности первый раз и, если честно, даже не знал, что у нас в России есть такой район - Ногайский. Здесь что? Живут потомки тех самых великих завоевателей ногайцев, что совершали набеги на русские княжества?
    Мужчина вздохнул: - Да это те самые ногайцы. Но тогда территория Ногайского ханства была огромной: от Волги и до Сибири. Ногайцы стали постепенно слабеть после нашествия Тамерлана, когда он шел на Русь в конце 14 века и, проходя, разгромил и вырезал жителей столицы ногайцев города Сарайчика на реке Яик. Город восстановили, но ваш Ермак опять разорил город, после этого бай Ногайской Орды признал власть Ивана Грозного. Когда Ермак разгромил Кучума, тот сбежал и скрывался у нас, ногайцев. Потом у Волги стали хозяйничать сильное племя калмыков. Они нанесли окончательное поражение Орде, и оставшиеся ногайские племена переселились на Северный Кавказ. В голые степи и стали постепенно терять свою численность.
    - Вы случайно не учитель истории? – Нет не учитель, просто историю своего народа в школе учил.
    - Скажите, а здесь действительно мало воды, почему подземной добычи  не ведётся.
    - Вода есть, но она во многих местах солёная. Вся степь солончаковая.
    - А эти тополя? Ведь тополь – растение влаголюбивое.
    - Тополь здесь сажается, но только там, где есть вода. В девятнадцатом веке в ногайские края был выслан генерал польской армии, участвовавший в восстании против России. Он и стал первым бурить здесь скважины, добывать воду из-под земли и сажать тополя, как у него в Польше. К сожалению, фамилию я его не помню.
    - А численность ногайцев большая?
    - В районе проживает где-то 22 тысячи, из них почти 90% ногайцы.
    – А русских много? – Нет, совсем мало. Но здесь живут люди других наций. Кроме ногайского и русского языка у нас считаются государственными ещё двенадцать языков.
    - Ничего себе! ЗдОрово! Спасибо вам огромное  за такой подробный рассказ.
Мужчина ушёл. Я был удивлён. Сам историк по образованию, знаю и помню, конечно, больше историю русского народа. А ведь у каждой даже самой малой народности нашей страны есть своя история и она полна не меньшими для них великими событиями.
    Дома читал подаренные мне на сорокапятилетие книги Льва Гумилёва. О теории пассионарности, развитии народов и этносов от зарождения до своего величия и побед, о закономерностях их падения, схода со сцены мировой истории. Этот ногаец с его рассказом подтвердил путь своего народа от величия до упадка. А вот почему так происходит – загадка! Гумилёв пытается объяснить это, очень талантливо, кстати. Читать его книги одно удовольствие!
    Невольно подумал и о нас, русских. С проклятой перестройкой и безоглядным бегом, «задрав штаны» за капитализмом, мы теряем по миллиону в год своего населения. А не ждёт ли и нас через сотню лет такая же бесславная судьба, как ногайцев?
    Радченко и Митрюхин вышли вместе с начальником райотдела - молодым майором, представили меня. Ногайский начальник на обед пригласил, проехали в кафе.
    Майор весь обед находился в почти восторженных чувствах. Только представьте! На его жалобу в Москву, на которую он, как сам сказал, не ждал даже отписки, к нему являются смиренно с поклонной головой, аж! заместитель начальника главного управления Самарской области - полковник, да ещё и два подполковника, которые проводят служебную проверку, заверяют его в полном почтении, даже  обещают, возместить нанесенный ущерб.
    - Да какое там возмещение! Не надо! Белье постельное - уже старое - спишем, посуда была – алюминевая, вся погнутая и отслужила своё. Наши же сами наверно, когда принимали от ваших, сдали в металлолом, а свалили на ваших, что те потеряли. Лопаты переломали – мало ли что! Какой-то котёл чугунный раскололи. Обойдёмся!
    Да и вообще написал жалобу больше от обиды. Уехали, не простившись, не поговорив. Не уважительно, по отношению к хозяевам, а у нас так не принято!
В МВД можете ответить, что конфликт исчерпан. У меня никаких претензий.   
    Командование отряда наказывать не надо, чего нам ссориться, Аллах простит!
    Узнав, что мы сегодня собираемся ехать по северу Чечни в Моздок – отговаривал и  предостерёг: - Засветло не успеете. А по ночам на дорогах у нас разбойничают и чеченцы, и наши местные. Разницы никакой, останавливают и грабят. Как правило, вооруженные. Так что будьте бдительны. Если какие-то подозрительные менты или военные, не говоря о гражданских, будут останавливать, держите оружие в готовности. Лучше всё же ехать утром, безопасней!

    Наша поездка из Терекли-Мектеб в Моздок прошла без эксцессов.
    В город въехали в полной темноте. Володя Пресняков предложил сразу заехать в военный госпиталь Моздока. Там дислоцируются два экипажа самарских гибэдэдэшников, которых он знает. Если не найдем место ночевки в помещении, загоним машину на территорию госпиталя. В крайнем случае, в ней и перекемарим. В гостинице вряд ли найдутся сейчас для нас места. А с утра начнём искать патологоанатома.
    На том и порешили. Остановились перед въездными воротами и Володя, показав постовому удостоверение, ушел договариваться. Вернулся через минут двадцать. Въехали на территорию, машину поставили на площадку для «скорых», а нас Володя повел в караульное помещение московского ОМОНа, охраняющего госпиталь.
    Под караулку омоновцы забрали то ли подсобное помещение, то ли приёмный покой одного из госпитальных корпусов. В центре под потолком горела одинокая лампочка, оставляя углы комнаты в полумраке. Стояло штук двадцать старых железных кроватей с безнадёжно провисшими до половины расстояния от пола железными сетками. На половине коек лежали старые, в жёлтых разводах неизвестно от чего, завёрнутые в колбасу матрацы. Столик, представлял собой сооружение из нескольких сдвинутых вместе тумбочек.
     Москвичи приняли нас радушно, их было человек 10, другая половина находилась на постах. Узнав, что мы, можно сказать, только что из Чечни, глянули на нас уважительно. Стали расспрашивать, как там обстановка? Не обстреливали ли нас по дороге, как относятся к русским и тому подобное. Начальник караула приказал бойцу сбегать на кухню и узнать, когда будет пожарена картошка, что было как раз, кстати, и для нас.
Мы выставили банки с тушёнкой и под картошечку пообещали угостить «фронтовыми». Москвичи пришли в радостное возбуждение, на халяву-то, все горазды!
Геннадий Петрович спросил у начальника караула, знают ли они патологоанатома полковника Н-ского.
    - Мужики, кто его знает? - обратился начальник к своим. – Ну, я знаю, - отозвался один из бойцов, - да многие его в лицо знают, мы же морг тоже охраняем, а зачем он вам?
    - Месяц назад наши ребята из самарского ОМОна попали под обстрел. Машина загорелась. Двоих не успели вытащить из кабины, они страшно обгорели. Привозили их на вскрытие сюда, он его делал. Наш сотрудник перед вскрытием сделал фотографию трупов. У одного на фото просматривается входное отверстие пули в черепе, а в акте вскрытия его нет. Хотели узнать, как это могло произойти. Можем мы его найти?
    - А чего его искать? Он сегодня дежурит, я только что сменился у морга - отозвался тот же боец.
    - А можно его позвать, командир? – обратился Радченко к начальнику караула.
    – Вперёд, боец, - приказал москвич, - пригласи полковника на жареную картошечку и сто грамм. Я думаю, он не откажется. Скажи у нас гости.
    Пока омоновец ходил за патологоанатомом, принесли жареную картошку. Запах поплыл божественный. – Мужики, охолоните, оставьте свободное место, - прикрикнул, на придвинувшихся вплотную к столу бойцов, - придёт полковник, тогда начнём.
    Вскрыли банки с тушёнкой, порезали хлеб, слюни у всех просто потекли. Приготовили ложки, кружки.
    Ждали не долго. В распахнутом белом халате пришёл пожилой, лет под шестьдесят, поджарый, очень красивый мужчина-кавказец, совершенно седой, с усами, как и положено кавказцу.
    Все поприветствовали его: Здравия желаем, товарищ полковник! Кто сидел - встали.
    - По какому случаю торжественный ужин? – спросил полковник, присаживаясь на указанное начальником караула место. По едва заметному неверному движению мне показалось, что он слегка под хмельком.
    - К нам на ночлег прибыли, однополчане из Самары, только что выехали из Чечни. Попросили вас пригласить
    - О! Из Самары? У вас очень хороший медицинский институт, у нас некоторые медики осетинские учились там. А долгое время нефтедобычей в Куйбышевской области командовал наш знаменитый земляк Такоев Дзандар Авсимайхоевич, потом был заместителем министра министерства нефтяной промышленности СССР. Раз к вам москвичам такие боевые однополчане из Самары приехали, разрешите и мне к вашему столу преподнести свой кубок, -  вынул и кармана халата и поставил на стол маленькую плоскую фляжку. – Это спирт, воды надо бы, запивать. – Вода есть, - вытащил я из сумки бутылку с минералкой.
    - Тогда за встречу однополчан! - провозгласил тост полковник. Налил себе в кружку спирта и опрокинул, запив водой. - Мне он привычнее, кто желает, плесну. Все отказались и предпочли водку.
    - Так из-за чего я вдруг понадобился однополчанам из Самары?
    - Товарищ полковник, - начал Геннадий Петрович, - в начале прошлого месяца вы подписали акт вскрытия тел погибших бойцов самарского ОМОНа. Они погибли в результате нападения на автоколонну.
    - Ну так и что? Ох, сынки! Я вскрывал столько трупов, погибших на дороге… Иногда такие травмы, что…
    - Товарищ полковник! – перебил слегка как-то сразу захмелевшего врача Геннадий Петрович, - дело в том, что наш сотрудник сделал фотографию трупов перед вскрытием и на черепе одного из них, было входное отверстие от пули, а в акте это отверстие не было указано. Вот мы хотели бы узнать, как это могло случиться.
    - Стоп, стоп! Вы хотите сказать, что я подписал акт, но не обнаружил входного на черепе? Быть этого не может. Значит, его и не было.
    Я достал фото. – Товарищ полковник! Вот то фото. Правда, света здесь мало, но входное отверстие можно увидеть.
    Полковник приблизил фото к глазам и повернул его на свет, даже не вглядываясь, воскликнул: - А-а! Так это те обгоревшие трупы. Так что ж вы сразу не сказали. Я их вообще не вскрывал. Там вскрывать было нечего. Почти полное выгорание до костей, на конечностях осыпались. У меня в то дежурство было около сорока трупов. Привезли милиционеров человек двадцать, десантников – не меньше. Я посмотрел ваших, трупы были идентифицированы, устанавливать личность не надо, велел помощнику составить акт, указав причину гибели, по моему, - полное выгорание тканей. Там даже на гистологию взять было нечего. А что? Я оказался в чём-то виноват?
    - Нет, товарищ полковник. Автомобиль нашего водителя, который был убит, потеряв управление, выехал на полосу встречного движения и столкнулся со встречным автомобилем, в котором ехали тоже работники милиции. Возник пожар. В результате столкновения погибло пять человек, ещё двое ранены. В течение месяца, первоначально считалось, что наш водитель выехал на встречную полосу чуть ли не из хулиганских побуждений.
    - Да-а! Что же вы теперь эксгумацию будете делать?
    - Нет! Проведены технические экспертизы, обнаружены пулевые повреждения автомашин.
    - Ну, слава Богу! Вы уж простите меня. Просто работал в те сутки на износ. Даже не думал, что так может получиться. Простите старика. Давайте помянем. Молодые ребята-то?
    - Молодые, а один подполковник – афганец, два боевых ордена Красной Звезды и Мужества.
    - Земля им пухом! Я тоже был в Афгане. Насмотрелся на наших ребятишек там. Простите, что так получилось. Пожалуй, я пойду. Я всё таки на дежурстве.
    - Боец, проводи полковника, - приказал начальник караула. Полковник явно опьянел, даже пошатывался.
    После ухода патологоанатома мы допили остатки спиртного, дошкрябали сковороду с картошкой, омоновцы аккуратно мякотью хлеба «протёрли» изнутри опустошенные банки из под тушонки.
    Настроение у меня было на подъёме. Одно дело в Моздоке мы порешали, теперь с утра надо вытрясти из инспекции Мобильного отряда МВД сведения, каким образом они сделали из одних и тех же рапортов и объяснительных, как и у нас, такие живодёрские выводы о виновности наших командиров и бойцов.
    Утром хорошего настроения у меня не было. Злой и невыспавшийся был. Пришлось укладываться спать на голой железной сетке кровати. В первые полчаса - был благодарен хозяевам. Но потом сетка окончательно провисла, и тело стало упираться в поперечный железный прут под ней. Спишь на спине - прогибаешся в пояснице, как гимнастка на подиуме; ляжешь на бок, железный прут забирается под рёбра, на животе – перекрывает в кишечнике всё движение и он начинает активно протестовать. Промучился полночи, пока не занял полусидячую позу, но и тут будили меня прибывающие с постов омоновцы, которым нужно было обязательно выяснить, что это за посторонние у них ночуют. Бдительные они, видите ли. Карацупы на границе!

    К начальнику инспекции Мобильного отряда МВД мы с первого захода не попали. Пресняков разведал, что с утра тот на оперативке у заместителя Министра. Ждали недолго, около получаса. Не в тягость было.
    Остановились недалеко от модульного вагончика, в котором инспекция располагалась. Прямо из своей «газельки» следили за дверью. Как только её открыл ключом подполковник внутренней службы, за ним двинулись и мы. Втроём. Геннадий Петрович заранее предупредил, что с подполковником буду говорить я: - Он твой прямой коллега, мы вмешаемся, исходя из обстановки.
    Войдя, козырнул, представился сам, показал удостоверение и назвал своих сопровождающих. Объяснил, по какому вопросу мы прибыли к нему. Подполковник заметно заволновался. Его руки стали самопроизвольно перекладывать бумаги на столе. Стало понятно, что работает в постоянном стрессовом состоянии. Проверок много, начальство высокое рядом, а подчиненных - с гулькин нос, как, например, и у меня.
    Появляется невростенический синдром, когда сложно решить: ЧТО прежде всего делать, КУДА или от КОГО, в первую очередь, бежать. Выбор очерёдности убивает нервную систему. Плохо Ленина изучал. По Ильичу – прежде всего надо определить, выделить и выдернуть основное звено цепи проблем.
    - Дело в том, товарищ подполковник, что мы параллельно с вами провели свою служебную проверку чрезвычайного происшествия с нашим ОМОНом на дороге между Герзель–аулом и Кошкельды. Предварительно,  до завершения уголовного дела, пришли к выводам, что ДТП произошло в результате обстрела и нападения на колонну неустановленных чеченских боевиков. Предложили начальнику нашего ГУВД генерал-лейтенанту В.П. Глухову – доверенному лицу Президента В.В. Путина, вопрос о привлечении к дисциплинарной ответственности командования отряда отложить до завершения уголовного дела. К примеру, у нас имеются фото, свидетельствующие, что наш «Урал» стоит на своей стороне дороги.
    Подполковник тут же понял, что мы выбиваем его из «проложенной колеи», не выдержал, перебил: - Да его после столкновения туда откинуло! А про обстрел боевиками? Ваши сами устроили беспорядочную стрельбу, я полцинка гильз набрал.
    Подполковник вдруг выбрался из-за стола и, чего мы никак не ожидали, неожиданно полез под стоявшую в кабинете кровать. Радченко, посмотрев на шарящего под ней подполковника с торчащим наружу задом, покачал без слов головой. Виктор Иванович закатил глаза под потолок.
    Выбрался из под кровати с покрасневшим от натуги лицом, показал нам цинк с несколькими десятками гильз калибра 5,45.
    - Вот посмотрите, ваши настреляли без разбора.
    - Товарищ подполковник, а почему гильзы, собранные вами, не переданы следователю, они должны были быть приобщены к уголовному делу, - задал резонный вопрос Виктор Иванович. Подполковник смешался,  не зная, что ответить. - Теперь они потеряли для уголовного дела какое-либо значение, - добавил Виктор Иванович.
    Я продолжил: - А таких гильз, в принципе, на дорогах Чечни можно насобирать сколько угодно. Мы были на месте ЧП через четыре дня после происшествия и тоже нашли несколько гильз, но они по внешнему виду были далеко не четыре дня назад отстрелянные. Наши омоновцы, действительно, стреляли в правую сторону от дороги по ходу движения, то есть, предположительно туда, откуда велась стрельба боевиками. Вместе с омоновцами стреляли в ту же сторону, подъехавшие со стороны Гудермеса эмчээсники.
    А в сущности, что доказывает эта стрельба? Нас интересует, на основании чего сделаны вами жёсткие дисциплинарные выводы? Полковник Куклев, которого вы предложили уволить из органов внутренних дел прошёл все «горячие» точки Союза, а вы обвинили его в трусости, в потере руководства личным составом и самоустранении от исполнения служебного долга.
    Геннадий Петрович, почти жалеючи, добавил: - Товарищ подполковник, может у вас есть какие-то другие документы, подтверждающие такие выводы? Чьи-то объяснения, рапорта, свидетельства? Каких нет у нас?
    Подполковник как-то весь сразу сдулся и притих: - Нет у меня других доказательств. Я первоначально понёс командующему заключение с такими же выводами, как и у вас. Но тут такое творилось после сергиевопосадского ОМОНа… Выгнал он меня. После этого появился на свет второй вариант. Куда мне было деваться…
    - Товарищ подполковник, а к вам кто-либо приезжал из инспекции по личному составу МВД, по этому же вопросу, спросил снова я.
    - Присылали запрос, я ответил и выслал копию заключения.
    - Товарищ подполковник, вчера мы были у следователя, который ведёт это дело. Могу вам сообщить, что уголовное дело по данному ДТП фактически закончено, оно будет переквалифицировано и передано в общую папку «Война» - свод уголовных дел, возбуждённых по преступлениям в отношении наших военнослужащих в Чечне.      
    Экспертизы показали, что на кабинах обоих автомобилей имеются пулевые отверстия 12-го калибра. На снимке черепа нашего водителя имеется пулевое ранение, не выявленное патологоанатомом, потому что он, фактически, (вчера мы взяли от него объяснение) вскрытия не делал, а подписал акт по внешним признакам обугливания трупов.
    Довожу до вашего сведения, что мы будем писать повторное опровержение и просить об отмене выводов вашего заключения и приказа о привлечении к дисциплинарной ответственности наших командиров.
    - Ваше право, ваше право, - поднялся из-за стола подполковник. Я сам запрошу горотдел Гудермеса о высылке нам копии постановления по уголовному делу и доложу И.И. Голубеву.
    На том и распрощались.
    На улице, где было солнечно и тепло, Радченко вдруг улыбнулся и спросил:
    - Ну, что, мужики? Теперь до дому с чистой совестью?
    Что на это ответишь? Домой в любом случае хорошо возвращаться, а с хорошей вестью вдвойне приятно.
    Обратная дорога домой не осталась в памяти целостной.
    Поздним вечером, когда на границе Ставрополья и Калмыкии поперёк пути вдруг задул сильный боковой вечер, на дорогу перед нашей машиной выдуло из какого-то оврага либо низины огромное «стадо» степного полукустарника - круглого, пересохшего за зиму катуна – перекати-поле.
    В свете фар возникло множество плотно, почти без просветов,  катящихся клубков, напоминавших мгновениями спины отары овец, бегущих куда-то безоглядно, уткнувшихся своими головами вниз себе же под ноги. Наша «газелька» несколько минут летела сквозь эту лавину, круша и разрезая её.
    А мне картинкой из детства вспыхнуло моё пастушество  над маленьким стадом своих и соседских овец на пойменных полянах за Самаркой в родном Переволоцке. Они также прятали свои головы от зноя, уткнувши свои головы в подбрюшье  друг друга, понурые и беззащитные от палящего солнца.
    Днём где-то в далеке проплыли разноцветия буддийских храмов Элисты, сверкающее стеклом и линиями современной архитектуры здание Дворца шахмат.
    По Волгограду проехали по центральным улицам с самого юга и до самого выезда из города на севере. Геннадий Петрович созвонился со своим волгоградским коллегой и тот назначил встречу в пути на одном из перекрестков города.
    Остановились в виду Мамаева кургана.
    Радченко общался со своим коллегой минут пятнадцать.
    В Волгограде в самом разгаре была весна. По улицам ещё текли ручьи. Синее небо без малейшего облачка было высоко, а ощущения безмятежности в душе и близкой встречи с родными настраивали на радужные размышления.
    Смотрел на монумент Родины-матери, вспомнил рассказ ногайца и подумал, что народ, воздвигнувший такие мемориалы в память погибшим предкам, жить будет ни одну сотню лет. Да и Лев Николаевич Гумелёв обещал нам ещё лет пятьсот, мы нация  молодая. Нам рано сдаваться на милость кого бы то ни было. Надо жить. Закончить с войной в Чечне и выстраивать страну по новой. Наигрались в перестройку, в дикий капитализм - дальше некуда.

    По приезду и после выхода на службу стал готовить новое заключение по проверке. Однако, буквально через день, Геннадий Петрович вызвал меня к себе и приказал написать на имя И.И. Голубева письмо, содержащее все основные выводы, которые нам известны на данный момент по нашему чрезвычайному происшествию.
    - Владимир Петрович едет в Москву. Путин собирает своих доверенных лиц на подведение итогов выборов, после встречи генерал намечает встретиться с И.И. Голубевым. Переговорит о результатах расследования уголовного дела и передаст ему письмо с просьбой отменить заключение инспекции Мобильного отряда и приказ о дисциплинарных взысканиях. А новое заключение, если понадобиться, потом напишешь.
    Это было конечно проще. Письмо генерал подписал с первого раза. Поставили исходящие управления кадров, упаковали в конверт и Радченко передал письмо В.П. Глухову.
    Через несколько дней Владимир Петрович вернулся, собрал личный состав управления и рассказал о встрече с Президентом, показал его подарок – наручные часы. Слушал Владимира Петровича и невольно подумал, точно без зависти и сожаления подумал, что была возможность оказаться на его месте. Просто мысль проскочила такая. На коротке.
    Геннадий Петрович после совещания вручил мне нераспечатанный конверт с нашим письмом. У меня сердце оборвалось…
    - Что, не удалось вручить И.И. Голубеву? Надо новое заключение готовить?
    - Генерал сказал, что письмо не понадобилось, рассказал Голубеву о проведении нашей проверки и результатах расследования уголовного дела.
    - А как же заключение и отмена приказа?
    - Сказал, что Голубев отменил и заключение и приказ.
    - Что теперь дальше делать?
    - Тебе - ничего, отпишу в отдел прохождения службы Писареву - готовить на погибших представления о награждении.

    Спустя месяц, о нашем чрезвычайном происшествии мне неуклюже и отчасти обидно напомнили в середине мая на недельных курсах повышения квалификации в учебном центре МВД в Домодедово. Тогда там собрали со всей страны начальников вновь образованных инспекций по личному составу.
    Читались лекции по юридическим, правовым вопросам, методике проведения проверок и расследований, организации и оформлению документооборота, созданию электронных баз данных, о военно-политическом положении в Чеченской республике и прочему.
    Перед нами выступил «мой старый знакомый» по трагическим дням похорон погибших в пожаре 1999 года первый заместитель Министра, пресс-секретарь Министра генерал-полковник Фёдоров Валерий Иванович. Очень толково разъяснил все причины и цели воссоздания инспекций по личному составу, которые были ликвидированы после образования подразделений собственной безопасности.   
    Настойчиво потребовал не увлекаться оперативными разработками личного состава, которые нам не положены и не подменять работу структур собственной безопасности.
    Уже в завершающий день курсов сотрудник инспекции МВД подполковник, курировавший организационные вопросы нашего обучения, провел неформальное общение с участниками. Возник живой обмен опытом первых месяцев работы инспекций на местах.
    Многих интересовал вопрос участия личного состава в выполнении контртеррористических мероприятий в Чеченской республике и возможности проведения проверок с выездом, в случаях каких-либо происшествий. Как оказалось, для проведения собственных проверок никто из присутствующих начальников инспекций в Чечне не бывал, я приготовился было выступить и рассказать о нашем опыте. Но кто-то задал вопрос руководителю дискуссии, а выезжает ли для проверок в Чечню сама инспекция МВД?
    Подполковник рассудительно ответил, что в Моздоке уже работают на постоянной основе сотрудники инспекции и проводят такие проверки, так что надобности для отдельных выездов из Москвы нет.
    - Кстати, месяца два назад к нам поступала жалоба на действие инспекции в Моздоке, расследовавшей причины ДТП. Не помню точно из какого УВД… Какого-то волжского, кажется саратовского. Они сами выезжали на место ДТП и выяснили, что было нападение боевиков на их колонну, а инспекция в Моздоке установила, что это было именно ДТП и омоновцы сами устроили беспорядочную стрельбу. В результате командиров отряда, якобы, наказали несправедливо. Мы послали запрос, получили заключение и направили ответ на необоснованные претензии данного УВД.
    Я слушал его и понял, что это речь о нас. Сначала возмутился и хотел опровергнуть, а потом подумал-подумал, а надо ли? Тем более, что подполковник свалил свои неверные выводы на саратовчан, которых среди нас на тот момент не было, а значит - возмущаться некому. Чего его конфузить лишний раз. Начальство-то московское! А я со своим честолюбием перетерплю!
    Главное! Мы правы!
    Только вот откуда у москвичей плохое знание географии? Как можно путать Самару и Саратов? «Огней так много золотых на улицах Саратова» и «парней так много холостых».
    А девушки, самые красивые всё-таки в Самаре!

    Геннадий Петрович ушёл на пенсию через год с небольшим после совершения наших памятных поездок. Через два года и я его «догнал».
    Уже будучи на пенсии мы встречались с ним два раза в год: 28 мая - в день поминовения нашего товарища Юрия Макаровича Черныха и 12 октября – в день образования кадровой службы МВД. Иногда и на других торжественных мероприятиях.
Почти всегда вспоминали наши поездки в Чечню. Геннадий Петрович о главном так и говорил: «Отстояли честь и доброе имя наших ребят». Всё сетовал, что не запомнили мы имя и фамилию того молодого следователя из Нижнего Новгорода, который поверил нам, исполнил свой профессиональный долг добросовестно и честно. Когда писал это повествование, попытался найти материалы той служебной проверки, но безуспешно. Оказалось, что они утеряны после многочисленных кабинетных переездов нашей инспекции по личному составу.
     С Геннадием Петровичем последний раз виделись в мае 2019 года. Я вручил ему свою книжицу о родителях «Отец мой и мать…» Сообщил, что начал писать рассказ о расследовании гибели наших омоновцев в Чечне. Пообещал, что буду беспокоить его звонками, уточнять детали.
    – Беспокой, разрешаю! Ты знаешь, Валера, я тут как-то задумался… Что я самое главное за время и годы службы сделал? И вдруг понял! Вот  по-человечески - это и было самое, что ни на есть, главное! Доброе мы тогда дело сделали! Доброе! Добились своего! - и голос у него дрогнул…
    Я начал писать, как и обещал, а потом вдруг вспомнился трагический пожар 1999 года, и что-то меня переклинило на воспоминания о нём. В 2020 году начался проклятый ковид, в мае я на встречу не попал, а в октябре встречу отменили.
    В ноябре я опубликовал рассказ о пожаре в ГУВД Самарской области «Если вспомнить» на своей странице литературного портала «Проза.Ру». Звонил Геннадию Петровичу несколько раз, что бы он прочитал рассказ, для меня это было очень важным, он в нём был один из главных действующих лиц, даже рукопись-распечатку готов был ему передать, но трубку никто не брал. Потом мне позвонил Юрий Борисович Костенич – многолетний начальник секретариата ГУВД - мой добрый товарищ и сообщил, что Геннадий Петрович болен, а 6 января 2021 года его не стало.

    Когда бываю у мемориала погибшим сотрудникам органов внутренних дел на улице Куйбышевской 42, вновь и вновь перечитываю безмолвный список имён. Он становится всё больше. Останавливаюсь взглядом на тех именах, кого я знал. Лица их всплывают в памяти, встают из глубин небытия и, кажется, годы отступают.
    Вижу эпизоды встреч, общение, помню некоторые их поступки, отношение ко мне. Меня связывали с ними служебные, человеческие контакты. С иными я пил чай, с другими водку, хохотали вместе над новыми анекдотами. Кто-то удивлял меня своим неожиданным  своеобразием характера. Так или иначе, но их я знал по живому общению.
    Но вот эти три фамилии: Илларионов, Краснов, Филин всегда дольше обычного останавливают мой взгляд. Сразу всплывает картина, когда-то давно и неожиданно вспыхнувшая в моём воображении на чеченской дороге между Герзель-аулом и Кошкельды. Картина их гибели. Как потом выяснилось, она оказалась почти до мелочей достоверной.
    Помню их лица только по фотографиям из личного дела, опубликованным в последней Книге Памяти, составленной Галиной Павловной Шараповой-Сокольниковой – бывшей коллегой по политотделу и пресс-группе.
    Ничего не знаю об их жизни до трагической гибели. Не было у меня во время проведения расследования такой задачи. Но впечатались они в память, кажется, до века. Когда бываю на «Рубёжном» невольно подхожу и к их могилам.
    У меня нет ощущения, что восстановление их доброго имени и чести стало главным для меня за годы службы, но незримая, неразрывная связь остаётся все эти годы, как будто моя память покрестилась с их трагической судьбой и не даёт возможности забыть.