Позывной 40. Сказание о БАМе

Некоторые  фамилии  изменены,  некоторые  оставлены,  некоторые  просто  забыты.
                Был  на  БАМе  гордись,  не  был - РАДУЙСЯ.

     Летели  в  самолёте  Рейган  и  Брежнев,  и  сел  им  чёрт  на  крыло,  и  начал  пилить.  Рейган  крикнул:  "Уходи,  я  дам  тебе  10 миллионов  долларов!"   Но  чёрт  пилил  дальше.  Подошёл  Брежнев,  что-то  шепнул,  и  чёрта,  как  ветром  сдуло.  "Что  ты  ему  сказал?"   спросил  Рейган.  "Я  ему  сказал,  хорошо  работаешь - на  БАМ  пошлю."   Травили  мы  с  ребятами  во  дворе  анекдоты.  "А  где  тут  смеяться?" - подумал  я,  и  побрёл  домой.               
     Через  неделю  у  меня  должен  был  состояться  18  день  рождения,  т.е.  пора  и  в  армию.  За  три  дня  до  даты  я  сам  пошёл  сдаваться  в  Военкомат.  Капитан  долго  искал  меня  по  картотеке,  но  так  и  не  нашёл. "Не  понял" - сказал  он  и  отодвинул  тумбу.  За  тумбой,  на  полу, лежала  моя  призывная  карточка.  "Когда  у  тебя  день  рождения?" - спросил  он,  Я  сказал: "13  мая."  " Вот  13 -го  и  пойдёшь."  "Но ,  товарищ  капитан,-   взмолился  я,  -  отмечу  день  рождения  и  14 -го  пойду."  "Нет." -  сказал  он  и  торжественно  вручил  мне  повестку  на  13--е.  Я  был  приписан  в  Морфлот.  Морфлот  это  три  года,  а  сухопутные  два.  Я  узнал,  что  работавший  там  старлей,  мой  земляк.  "Помогите!"-  взмолился  я.  Он  сказал: "Вот  сейчас  пойдёт  группа,  но  там - кирка,  лопата.  "Согласен."-  сказал  я.
     13  мая  1985  года,  мы  с  друзьями  и  родителями  прибыли  в  Военкомат. Сели  в  автобус.  Наши  мамы  всплакнули,  а  друзья  закидали  автобус  камнями,  как  это  принято.  И  мы  тронулись  на  центральный  призывной  пункт.  Там  сидели  "покупатели".  Один  меня  спросил: "Плавать  умеешь?"  Я  понял  о  чём  речь  и  сказал: "Только  собачкой".  "Пойдём  в  Морфлот?"  "Я  уж  со  своими" - сказал  я.
     Отъезжая  от  ж/д  вокзала,  мы  вышли  в  тамбур  покурить,  и  один  сказал:  "Э-эх,  уезжаю  от  семьи,  у  меня  дочке  уже  8.  месяцев.  Бывало  ляжешь  на  мягкую,  теплую  титьку,  и  хорошо  так,  хорошо".  До  конца  города  поезд  шёл  медленно,  км.  15  в  час.  Мы  сказали  ему:  "Прыгай,  и  иди  к  семье,  пока  не  поздно.  До  присяги  ты  не  виновен."   "Он  сказал:  "Нет,  я  буду  служить".  Вернувшись  в  вагон,  мы  достали:  кто  пирожки  с  самогоном,  кто  колбасу  с  портвейном.  В  общем,  хватило  всем,  Мы  праздновали  начало  службы.
    Город   Ижевск,  пару  месяцев  назад  был  переименован  в  г.  Устинов.  (По  просьбе  трудящихся) (?)   До  принятия  сухого  закона  Горбачёвым  оставалось  6  дней. 
     В  Свердловске  нас  разместили  в  палатках на  территории  военного  аэродрома.  К  нам  подошли  старослужащие  солдаты  аэродрома  и  попросили  нашу  гражданскую  одежду,  ибо  им  скоро  домой.  Я  выглядел  странно:  в  кирзовых  сапогах,  военных  штанах,  а  сверху -  гражданский.  Но  они  принесли  нам  три  ящика  портвейна.  Праздник  продолжался.
     Со  Свердловска  мы  летели  3,5 часа  до  Иркутска.  Нас  очень  вкусно  накормили  в  полёте  картофельным  пюре  с  жаренным  окорочком  и  чашечкой  кофе.  Пожалуй,  это  было  последнее,  покушать  очень  вкусно,  на  ближайшие  два  года.
     Приземлившись  в  Иркутске,  мы  сели  в  фирменный  поезд  "Комсомольская  правда"  Комсомольцем  я  никогда  не  был,  потому,  что  отказывался.  Но!  Фирменный  поезд ...   Мы,  как  обычно,  пошли  в  вагон-ресторан,  сели  покушать  и  заказали  выпить,  но  официант  нам  сообщил,  что  с  сегодняшнего  дня,  19  мая  1985 г.,  в  стране  введён  сухой  закон  и  выпивки  не  ждите.  "А  ты  солдат  или  гражданский?" -  спросил  он  меня.  "Пока  ещё  гражданский."  -  ответил  я.  "А  куда  вы  едите?"  "На  БАМ" -  сказал  я.  "А  за  что  вас  туда?"  И  тут  я  впервые  задумался.  Радовались  мы  не  долго.
     Где - то  по  дороге  нас  высадили,  и  поезд  пошёл  в  другую  сторону.  А  нас  посадили  в  "теплушку",  деревянный  вагон  без  кресел  и  без  окон,  для  перевозки  грузов.   По  дороге  поезд  остановился  и  мы  открыли  дверь,  чтобы  осмотреться.  И  первый  кто  выглянул  исчез  в  дверном  проёме.  Второй  который  выглянул чтобы  узнать  куда  делся  первый,  тоже  исчез  в  дверном  проёме.  Выглянувший  третий  тоже  исчез.  Выглянул  и  я.  Меня  схватили  за  грудки,  скрывающиеся  по   краям  дверей  два  солдата,  и  выдернули  из  вагона.  "Переодевайся!"  скомандовали  они.  Я  увидел  кучу  солдатской  одежды,  а  рядом  начинающуюся  кучу  нашей.  Я  переоделся.  Какая  разница!  И  поехали  мы  дальше  все,  в  солдатской  форме.
     Проехали  Тынду,  где  год  назад  был  забит  золотой  костыль,  ознаменовавший  завершение  Великой  Комсомольской  стройки.  Хм,  комсомольской.  Со  стороны  Совгавани  стройку  вели  ЗеКи,  а  со  стороны  Усть-Кута,  солдаты.  Когда  они  встретились  в  Тынде,  прибежали  комсомольцы  и  назвали  её  комсомольской.  Хотя,  даже  в  моё  время  среди  солдат  было  93%  ранее  судимых.  Ещё  в  1934  году,  т.  Сталин  приказал  организовать  БАМ лаг,  который  впоследствии  был  описан  Солженицыным  в  "Архипелаге  ГУЛАГ",  и  начать  стройку  железной  дороги  со  стороны  Совгаваны.  Золотой  костыль,  которым  прибивают  рельсы  к  шпалам,  громко  сказано.  Наверняка  это  было  обмеднённое  железо.  Рельсы,  грубо  говоря,  бросили  и  ушли.  Они  были,  как  бык  поссал,  влево,  вправо  и,  как  пьяный  лётчик,  вверх  и  вниз.  Поезда  ходили  в  пределах  20-30   км/час.  Наша  задача,  ж/д  войск,  была  сделать  рельсы  прямо.  Вверх,  вниз  выравнивал  специальный  локомотив  с  прицепным  оборудованием.  Это  называлось  "подбивка  балласта".  А  влево - вправо,  равняли  мы,  ломами.  Но  это  позже.   А  пока.  мы  проехали  станции  БАМа:  Дипкун,  Маревая,  Верхнездейск.  Стоп,  слезай.  приехали.
     Железнодорожные  войска  учредил  сам  Ленин  в  1919  году  для  ремонта  и  охраны  ж/д.  Автомат  за  спиной,  противогаз  на  голове,  лом  в  руках - вот  наша  форма.  "Строиться  в  три  шеренги!"  скомандовал  ст.  сержант  Овсиенко,  сопровождавший  нас  всю  дорогу.  Он  был  очень  крепкого  телосложения,  среднего  роста,  симпатичный.  "Уж,  не  у  певицы  ли  Татьяны  Овсиенко  брат?",  подумал  я.  "В  ногу,  шагом  марш!"  И  мы  двинулись.  По  дороге  он  вдруг  скомандовал:  "Смирно!  Равнение  на  право".  Мы  повернули  головы  на  право ...  Там  шла  девушка.  Далее  по  дороге  мы  увидели,  как  из  какого-то  клуба  капитан  и  майор  выносили  рядового  на  руках.  Поставили  на  ноги  и  открыли  шампанское.  Тут  мы  увидели,  что  на  груди  у  него  блестят  медаль  "За  строительство  БАМа"  и  орден  "Знак  почёта".  Овсиенко  сказал,  что  он  был  бульдозеристом.  Мы  долго  восхищались.
     Была  ночь.  Придя  в  какой-то  батальон,  нас  завели  в  клуб  и  включили  индийский  фильм.  Все,  конечно  же,  спали.  С  утра  мы  добрались  до  своего  батальона  и  нас  разместили  в  третей  роте.  Выдали  погоны  чёрного  цвета  с  буквами  СА,  и  мы  стали  их  пришивать  на  новенькую  форму.  Ремни  нам  выдали  белые,  парадные,  и  нас,  как  белых  ворон,  было  видно  издалека.   Батальон  состоял  из  трёх  рот,  столовой,  бани,  свинарника,  ну  и,  конечно,  штаб  с  флагом  Советского  Союза  на  крыше.  Огорожен  он  был  деревянным  забором,  как  в  деревне,  с  большими  щелями.  По  бокам  за  забором  стояли  другие  батальоны.  Причём,  четвёртого  забора  не  было,  а  было  Зейское  водохранилище. 
     Туалет  был  деревянным  с  удобствами  на  улице  и  я  решил  сходить  по  малому.  Возвращаясь,  ко  мне  подошёл  солдат  с  тёмным  ремнём  и  спросил:                -  Давно  служишь?  Я  посмотрел  на  часы  с  олимпийским  мишкой  на  циферблате  и  сказал:                -  Уже  два  часа.  Он  сказал:                -  Подари  часы!?  Я  снял  и  подарил.  Зачем  они  мне?!  "Здесь  утром  встанешь  не  петух  прокукарекал,  сержант  поднимет,  как  человека."  Пропел  я  Высоцкого.  А  по  дороге  я  придумал  ешё  песню  на  тему  Вилли  Токарева ...  "И  там  человеком  был,  а  здесь  я  стал  солдатом,  своё  здоровье  за  копейки  продаю."   А  он  побежал  через  плац,  крича: "Духи  приехали!"   Нас  разделили  на  три  взвода  по  тридцать  человек.  Я  попал  в  первый  взвод.
     И  вот,  наконец,  22-00,  отбой  23-00.  Громкая  команда:  "Первый  взвод  подъём,  второй,  третий  отбой!"   Мы  спешно  построились.  "Вам  необходимо  загрузить  камнями  полувагоны,  а  потом  спать  - сказал  командир  роты -  вас  поведёт  лейтенант."  Идти  оказалось  шесть  километров.  Полувагонов  было  четырнадцать.  Не  сразу  мы  их  закидали.  Камни  были  везде.  В  четвёртом  часу  утра  мы  пошли  обратно.  Лейтенант  завёл  нас  в  соседний  батальон  прямо  на  кухню  столовой.  Там  стоял  повар - узбек.  Он  открыл  800 - литровый  котёл  и  из  него  повалил  пар  свежеваренной  гречневой  каши.  Мы  взяли  ложки  и  по  буханке  черного  хлеба,  и  стали  есть  прямо  из  котла.  На  вторую  ночь  команда  "подъём"  прозвучала  для  второго  взвода;  первый,  третий  -"отбой".  На  третью  ночь  для  третьего  взвода;  первый,  второй - "отбой".  Потом  это  прекратилось. 
     Место для  курения  находилось  на  улице,  сбоку  роты.  Это  были  три  скамейки,  а  посредине  стояло  ведро  для  окурков. Я  пошёл  покурить  и  увидел,  как  пять  армян  построили  десять  моих  земляков- удмуртов  и  бьют  их  в  челюсть.  Все  с  одного  призыва  со  мной.  Я  с  разбегу  налетел  на  армян,  двоих  сбил  с  ног,  троих  успел  ударить  не  слабо.  Один  схватил  сзади  за  руки,  а  другой  ударил  по  голове  двумя  руками,  как  кувалдой.  Когда  я  очнулся,  они  помогли  мне  встать  и  сказали:                -  Мы  тебя  уважаем,  но  уходи  и  больше  нам  не  мешай.                -  Что  ж  вы  стоите,  ведь  вас  десять,  а  их  пять?                -  Так,  ладно  уж,  перетерпим  два  года -то  как - нибудь.                -  Хорошо,    сказал  я ,  но  никому  не  говорите,  что  я  ваш  земляк.  И  ушёл.  В  дальнейшем  я  написал  им  песню  про  их  родимый  край  и  навсегда  уехал  из  Удмуртии.    В  другой  раз,  когда   вышел  покурить,  я  увидел,  что  пятеро  армян  избивают  одного  русского.  Пока  я  осматривался,  чем  бы  их  разогнать,  они  били  его  кулаками  и  пинали  ногами,  а  один  армян  повесился  ему  на  плечи  сзади.  Другой  ударил  его  в  живот  кулаком-  он  загнулся.  Третий  поднял  доску  так,  что  попало  по  лицу.  Парень  сильно  заорал.  Оказалось,  что  в  доске  был  гвоздь  остриём  вверх,  и  он  выбил  ему  глаз.  Так,  парень,  прослужив  пять  дней,  был  комиссован.  У  виновного  армяна  приехали  родители,  заплатили  кому  сколько  следует,  и  армян  исчез.  Или  его  перевели  в  другую  часть,  или  вообще  увезли  домой.
      Было  начало  лета.  Жара  +30  градусов.  Мы  шли  строем  в  столовую.  Я  увидел  лужу.  В  столовой  нас  постоянно  кормили  перловой  кашей,  пахнувшей  тушёным  мясом,  но  мяса  там  никогда  не  было.  Потом  я  увидел:  повар - узбек  разгребает  с  края  котла  кашу,  а  там - мясо.  Накладывает  "дедам"  в  тарелки  и  заваливает  кашей.  А  нам  кашу,  ешь  сколько  влезет.  Мы  вышли  из  столовой,  построились,  было  холодно,  Я  увидел,  что  солнце  зашло  за  тучи.  Проходя  мимо  лужи,  глазам  своим  не  поверил!  Лужа  была  подо  льдом,  т.е.  на  улице  ноль  градусов!  Вечная  мерзлота!   
     Перловка,  перловка  и  ещё  раз   перловка.  Сколько  же  можно  есть  одно  и  то  же!?  Утром  перловка,  стакан  бледного  кофейного  напитка,  кусок  чёрного  хлеба  и  20 грамм  сливочного  масла!  Ура!  В  обед:  щи  из  сушёной  картошки  с  тухлой  капустой  и  перловка,  стакан  бледного  почти  не  сладкого  чая,  два  куска  чёрного  хлеба.  Вечером:  перловка  и  варёный  минтай,  который  никто  не  ел,  ибо  варёный  минтай -  это  гадость.  по  субботам  и  воскресеньям,  в  обед,  куски  варёного  сала,  нарезанное  кубиками  по  20 грамм.  А  мусульмане  сало  не  едят,  забыли?  И  что  им  прикажете  кушать!?
     Мимо      проходивший  "дед"  позвал  нас  ближайших  троих.  Эй  "духи",  ко  мне!"  Мы  подошли  и  он  велел  нам  следовать  через  плац  к  свинарнику.  На  скамейке  возле  плаца  я  увидел  ст.  сержанта  Овсиенко,  который  пришивал  погоны  старшины.  К  нему  подошёл  "дед"  и  спросил:  "Ты  кто?"  Овсиенко  встал  и  сказал: "Гражданин  Советской  армии", т.е.  он  даже  не  военный,  он  уже  гражданский,  просто,  из  армии  ещё  не  уехал.  "Дед"  извинился  и  ушёл.  Подойдя  к  свинарнику,  нас  встретил  другой  "дед".  "Вот  вилы,  лопаты,  показал  он,  надо  навоз  почистить.  Припахали!  А  как  хотелось  посидеть  на  берегу  с  удочкой,  наверняка,  рыбы  полно,  и  не  минтай.
     Закончив  со  свинарником,  и  очень  устав,  мы  пересекли  плац  обратно  и  напоролись  на  прапорщика.  "Двое  ко  мне!",  скомандовал  он.  Одного  отпустив,  мы  пошли  с  ним.  Он  приказал  взять  бревно  и  идти  за  ним.  Бревно  было  короткое,  но  бесконечно  толстое.  Еле  дотащили  до  его  барака.  На  дрова,  догадались  мы.  Во  дворе  стоял  сколоченный  стол  со  скамейками,  длинный,  длинный.  Потом,  когда  у  нас  была  первая  зарплата  7  рублей,  командир  собрал  с  каждого  по  5 рублей  на  нужды  батальона,  ну  а  по  два  отобрали  "деды".  И  я  видел  этот  стол  заставленный водкой  и  закусками,  дымились  шашлыки  и  пьяные  офицеры  разговаривали  о  чём  придётся.
     Ночью  я  пошёл  в  туалет  по  малому,  и  за  забором,  сквозь  щели,  я  увидел,  как  два  грузина  бьют  русского.  Он  вскрикивал.  Один  схватил  его  сзади,  а  другой  взял  его  руку  и  сломал  об  своё  колено,  наоборот.  Раздался  дикий  крик.  Я  был  в  шоке,  забыл  куда  шёл,  развернулся  и  пошёл  обратно.  На  утреннем  разводе,  на  плацу,  командир  части  рассказывал  нам  о  случившемся  за  прошедшую  ночь.  В  соседнем  батальоне  повара  в  котле  сварили,  а  вот  у  нас  рядовой  Кук  украл  70  парадок (парадная  форма  одежды).  "Вернёшь  форму,  рядовой  Кук,  сказал  майор  Алмазов,  или  вернёшь  деньги  за  неё.  Понял?  А  пока  70  суток  ареста."  Более  10  суток  ареста  давать  не  имел  права  ни  один  командир,  но  он  мог  их  давать,  давать  и  давать.
     И  вот,  наконец,  стрельбы.  Мы  взяли  автоматы  АК-74,  нам  выдали  по  13  патронов,  и  мы  пошли  на  полигон.  На  полигоне  я  выбил  все  высокие  и  низкие  мишени  из  положения  стоя,  с  колена  и  лёжа.  Короткими  очередями.  Ещё  пять  раз  за  службу  я  чистил  автомат,  но  больше  ни  разу  не  стреляли.  Завтра  присяга.
      С  утра,  взяв  свои  автоматы  с  пустыми  рожками,  мы  построились  на  плаце.  Выходя  по  одному  из  строя,  мы  дали  присягу  на  верность  Родине,  Коммунистической  партии,  Советскому  правительству  и  своему  народу.   После  чего  нас  расформировали  по  разным  ротам  и  частям.  Я  и  ещё  четверо  попали  в  первую  роту  этого  же  батальона,  Там  было  днём  темно  от  чернокожих.  Таджики,  туркмены   и  несколько  белых,  русских.  Но  лучше  они  от  этого  не  были.  Нас  построили  в  шеренгу,  и  один  русский  прошёлся  каждому  кулаком  в  челюсть,  как  когда - то  в  концлагерях.  "А  теперь,  "упали"  на  полы...!"   До  присяги  мы  были  "духи",  после  - "гуси".  В  этой  роте  нас  было  5  "гусей"  и  55  "дедов".
     Сегодня  в  столовой  давали  всё  то  же,  но  -  белый  хлеб!  Когда  мы  вышли  из  столовой  и  построились,  я  получил  удар  по  почке,  сзади.  "За  что?" -  обернулся  я.  "Мы  тут  1,5  года  хлеб  чёрный  жрали,  а  вы,  суки,  только  пришли  с  маминых  пирожков  и  сразу  белый  хлеб  жрёте!  "Конечно  обидно",  подумал  я,  и  не  стал  возмущаться.
     После  отбоя, я только  уснул,  я  получил  удар  ногой  в  живот  и  проснулся,  тяжело  было  дышать. "Вставай,  работать  надо", - сказал  "дед".  Оказывается  пришла  водовозка,  и  надо  было  из  её  бочки  перекачивать  воду  в  роту,  в  бак.  Бак  вмещал  600  литров,  это  по  10  литров  каждому  в  сутки.  И,  не  дай  тебе  Бог,  когда  ты  намочил  зубную  щётку,  не  закрыл  кран,  или  пока  ты  мылишь  руки.  Твои - 10  литров.   Хочешь  пей,  хочешь  стирайся  или  мойся.  Насос  был  ручной,  и  надо  было  рычаг  насоса  дёргать  вперёд,  назад.  На  это  ушло  2  часа.  После  чего  он  отпустил  меня  спать. 
     С  утра  нас  подняли,  как  всегда,  "на  полы",  ибо  дежурному  по  роте  нужно  было  сдавать  дежурство.  Часто  мы  дежурили  ночами  вместо  них,  так  как  дежурный  спал  всегда,  а  дневальный  тоже  был  "дед"  и  имел  право  спать.  Так  прошло  пару  недель.
     Однажды  вечером,  проходя  мимо  меня,  какой -то  "чумазый"  ударил  меня  в  челюсть  для  острастки.  За  просто  так  я  стерпеть  не  мог.  Он  видно  забыл,  что  я  недавно  с  "маминых  пирожков",  и  хотя  "деды"  предупреждали  меня,  когда  бьёт  "дед" -  стой  смирно,  я  ударил  его  в  челюсть,  он  полетел  и  упал.  Подскочил  второй  "дед"  и  ударил  меня  в  лицо.  Я  ударил  его  ногой  под  дых.  Он  упал.  Подскочили  ещё  3  "деда"  и  начали  меня  дубасить  впятером,  но  я  не  падал.  Отбивался  как  мог,  руками  и  ногами.  И  тут  встали  все.  Они  быстро  уронили  меня  на  пол,  и  стали  пинать  по  очереди.  Более  6  человек  окружить  лежачего  не  могут,  поэтому  они  менялись  и  пинали  меня  везде,  кроме  лица.  От  ударов  по  голове  я  терял  сознание,  от  уларов  по  голове  я  приходил  в  сознание.  В  один  момент  в  роту  зашёл  какой-то  старлей.  У  меня  затеплилась  надежда,  что  он  остановит  этот  беспредел.  Но  он  сказал  сам  себе  "Молодого  учите?  Ну-ну."  И  вышел  из  роты.  Сучий  предатель,  коммунистический  прихвостень,  жополиз  и  ссыкун.
     Наконец,  они  остановились.  Я  пришёл  в  сознание,  всё  тело  болело.  Утром  я  увидел,  что  я - один  сплошной  синяк,  кроме  лица.  Я  ушёл  за  территорию  батальона  и  упал  на  поляну  цветов,  и  проспал  там  весь  день.  Вечером  я  вернулся.  "Ты  где  был?" -  спросил  дежурный  по  роте.  русский  "дед".  "Спал" -  ответил  я.  Я  думал  сейчас  он  ударит,  но  нет.  Они  думали,  что  я  дезертировал  за  вчерашнее - догадался  я.
     Пятерых  русских  "дедов"  я  выделил  для  себя.  Они  были  самые  жестокие,  тем  более  - русские.  Убью  их,  решил  я.  Удивительно,  но  на  следующий  день  на  территории  батальона  я  нашёл  хлебный  нож,  полностью  металлический  и  не  ржавый.  Я  долго  точил  его  об  камень,  пока  не  успокоился,  что  достаточно,  и  запрятал  его  в  землю,  возле  входа  в  ледник. 
     Внутри  этого  ледника  мне  довелось  бывать.  Там  лежали  ровно  вырезанные,  большие  параллелепипеды  льда,  а  на  них  полутуши  говядины  из  Франции,   в  одном  углу  сливочное  масло  с  Филлипин,  а  в  другом - тушёнка,  Н.З.  министерства  обороны  СССР  1947  года.  Как  будто  это  всё  в  Советском  Союзе  не  производилось.  Минтай  тоже  везли  с  Тихого  океана.   Как-то  работали   в  тайге  и  подошёл  обед.  Прапорщик  и  сержант  уехали   на  Зейское  водохранилище  покидать  спиннинги.  Через  час  они  привезли  22 щуки,  весом  в  среднем  по  2  килограмма.  И  нужен  был  этот  океан?
     После  отбоя  я  продумывал  план  действий.  Койки  стояли  в  один  ярус,  я  знал  где  спят  эти  пятеро.  Дежурный  по  роте  тоже  спит.  Дневальный  "кемарит"  на  стуле.  Чтобы  они  не  кричали,  их  надо  сначала  разбудить,  а  потом - нож  в  горло.  В  23  часа,  через  час  после  отбоя,  в  роту  зашёл  капитан  и  поднял  нас.  "Молодой  призыв,  подъём,  строиться!"  Он  объявил  нам,  что  мы  сейчас  же  уезжаем  учиться  на  электриков  ж/д  кранов,  в  Дипкун.  О,  Боже, -ты  есть!  Мне  не  придётся  сидеть  в  тюрьме,  а  они  будут  жить  дальше. 
     Поезд  шёл  20-30,  редко  40  км/час.  170  километров  мы  ехали  12  часов.  Приехав  в  Дипкун,  я  увидел  бетонную  лесенку  с  перрона  поднимающуюся  в  ...  тайгу.  Вокзала  там  не  было.  Было  уже  светло,  когда  мы  пришли  в  батальон,  я  сел  на  скамейку  и  рассматривал  местных  солдат.  Они  все  были  белые.  И  было  днём  светло  от  белых  лиц.  Грузины,  армяне,  казахи,  дунгане,  русские  все  были  белолицыми.  Слёзы  покатились  из  глаз,  "белые,-  шептал я, - белые!"  Говорил  же  нам  старшина  Овсиенко,  что  там  чёрные  батальоны,  я  ожидал  в  прямом  смысле,  но,  что  в  переносном,  не  ожидал.
     Комбат  призвал  строиться  прикомандированным  на  плацу.  И  он  обошёл  каждого  солдата.  Возле  меня  остановился.  "Подтяни  ремень,  солдат" -  сказал  он  мне.  Я  подтянул.  Он  сказал:  "Молодец,  солдат,  "центральным"  будешь!"  Я  парировал: "Рад  стараться!"  Учёба  на  электриков  у  нас  заняла  2  часа.  После  чего  нам  раздали  корочки  электриков  с  нормой  допуска  до  10 000  вольт.
     Нас  разместили  во  второй  роте.  Когда  пробил  отбой,  в  роту  пришли  "деды"  с  соседней  роты.  "Гуси",  строиться!"-  скомандовали  они.  Мы  построились,  и  один  "дед"  шёл  по  шеренге  и  стучал  нам  всем  в  челюсть.  Но  это  было  театрализованное  представление.  Удары  были  очень  слабыми.  Назавтра  меня  перевели  в  первую  роту.  "Поедешь  к  себе?"- спросил  командир.  "Нет"- сказал  я  и  остался.  В  роту  зашёл  Юзик  Иосиф  Иокубаускас,  увидел  меня  и  сказал: "центральным"  будешь."  Он  был  худой,  2 метра  2 сантиметра   ростом,  симпатичен.  Старший  сержант.   
     Первый  год  мы  таскали  рельсы,  шпалы,  кирпичи.  Двухэтажный,   двухподъездный   дом  построили  за  38  дней.  Мы  таскали  раствор,  а  8  каменщиков,  тупо,  выливали  его  на  стены,  и  "шлёпали"  8  кирпичей  в  минуту.   Рельсы  валялись  вокруг  ж/д.  Мы  их  складывали.  Однажды  н
несли  рельсу  22  м . (один  метр  рельсы - 65  кг.), а  по  дороге  была  яма,  а  "деды"  сказали,  кто  отпустится,  тот  по  морде  получит.  Двое  в  середине  -были  короткие,  и  они  просто  висели  на  рельсе.  Я  это  видел.  А  "деды"  сказали:  "А  что  так  тяжело  стало?"   Потом  меня  поставили  охранять  автопарк.  Ночью  я  сидел  в  кабине  какой- нибудь  машине,  а  днём  спал.  И,  однажды,  я  написал  записку:  "Зибар  ушёл  в  себя"  и  уснул.  Проснулся  от  дикого  хохота,  15  человек  хохотали,  что  "я  ушёл  в  себя"
     Юзик  работал  начальником  кочегарки,  он  пригласил  меня  к  себе  и  показал  пять  точек  торгующих  самогоном.  И  я  постоянно  уходил  из  батальона,  и  за  это  неоднократно  сидел  на  "губе".  Однажды  я  столкнулся  с  солдатами  на  мосту.  "Мостовики,-  представились  они -  мы  обкладываем  мосты  камнями,  на  каждого  парня  в  день  50  тонн.  Рукавицы  терпят  только  до  обеда."  Они  имели  право  увольняться  с  якорем  на  ремне.
     Закончились  первые  полгода.  Я  стал  "гусак".  И  Юзик  выпросил  меня  у  командиров  кочегаром.  Топили  углём.  Но  моя  основная  деятельность  была  сходить  за  самогоном.  Телефон  в  роте  по  военной  необходимости  имел  позывной  "40",  и  меня  так  же  называли  "сороковой".  "Здоров, "40!"  "Здоров, "77"-  это  был  Алик - айзер,  с  соседнего  батальона. "У  меня  есть  100  кг.  мяса, - сказал  он, - его  надо  продать,  а  мне  надо  телефон".  Я  зашёл  в  санчасть,  там  сидели  пятеро,  и  нюхали  ватку.  "Что  вы  делаете? " -  спросил  я.  "День  рождения  празднуем.  Понюхай" -  сказали  они.  "А  что  это?"  "Это  эфир."  "Нет"-  сказал  я.  Уходя  я  срезал.   телефон,  который  надо  Алику.  И  ночью  отнёс  его.  Он  сказал,  что  мясо  закопал  в  снег,  и  его  съели  собаки.  С  пустым  мешком  меня  поймал  дежурный  по  батальону.  Оставил  меня  солдату  дежурному  по  штабу.  Солдат  сказал:  "Беги!"   Я  побежал,  солдат  бежал  за  мной  крича:  "Стой!,  Стой!"  За  каких-то  4  минуты  я  пробежал  400  метров,  и  упал  спать.  Позвонил  тот  командир,  и  спросил,  сплю  ли  я.  Дежурный  по  роте  сказал,  сплю. 
     В  батальон  въехала  "жигули"  7-ой  модели  и  спросили  "сорокового",  опять  не  спать,  они  заказали  ведро  бензина  и  два  ведра  браги.  Один  сказал:  "Машине  ведра  хватило,  а  тебе  не  хватит  одного  ведра?"  Я  налил  им  бензина  и  взял  браги.  Они  просили  пить  вместе  с  ними.  Но  я  тогда  не  пил.  Только  пробовал  на  язык.  За  что  и  сидел  постоянно.  Спал  я  два  часа  в  сутки.  Сначала  "гусём"  был,  а  потом  самогоном  торговал.  Но  я  покупал  по  5  рублей,  а  продавал  по  10.  За  ночь  был  "навар"  от  50  до  150  рублей.  Папа  мой  получал  тогда  220  рублей  в  месяц.
     И  вот  я  в  кочегарке,  у  Юзика.  Юзик  притаскивал  каждый  день  по  собаке,  и  сдавал  их  в  Корейскую  трудовую  армию.  Они  стояли  рядом,  в  тайге,  километров  пять,  и  валили  лес  на  условиях, 40  вагонов  корейцам,  60  вагонов  Советскому  Союзу.  На  утренней  поверке,  комбат  сообщил  нам,  что  за  текущую  ночь  погибло  семь  человек.  Они  поехали  на  грузовике,  он  перевернулся  и  задавил  бортом  семерых.
    На  котельной  тоже  был  телефон  и  меня  вызывали: "Сорокового"  можно?"  Мне  выдали  корочки  кочегара,  с  которыми  я  свободно  гулял  по  всему  гарнизону.  Юзик  уже  меня  сделал  "центральным"  по  самогону.  Каждый  час,  или  два,  звонили  на  котельную:  "Сорокового"  можно?"   "Можно  Машку  за  ляжку, - говорил  командир, - а  остальное  разрешите".  Из  пяти  "точек",  самогон  был  всегда!   
     Мы  работали  месяц  в  день,  месяц  в  ночь,  и  мне  опять  приходилось  спать  по  два  часа  в  сутки.  И  опять  меня  вызывали  по  телефону.  Я  торговал  уже  на  восемь  батальонов  и  3000  гражданских  лиц.  Гражданские  одевали  меня  в  гражданскую  одежду,  и  мне  было  главное,  не  отдать  честь, в  гражданке.  В  котельной  меня  тоже  звали  "сороковой",  потому,  что  привыкли.  Каждое  утро  мы  должны  были  ходить  на  утреннею  поверку,  если  успевали  вообще  на  завтрак.  В  ночную  смену  нам  давали  "шмат"  солёного  сала  и  ящик  сардин  в  масле,  но  это  невозможно  было  есть  без  хлеба.  Сало  быстро  приелось,  а  от  масла  в  консервах  нас  просто  рвало.  По  большим  праздникам:  1  Мая,  7  Ноября,  Новый  год - нам  варили  гречку  и  давали  по  одному  варёному  яйцу.
    За  первый  год  я  был  на  девяти  судах  по  неуставным  взаимоотношениям.  У  всех  одно  и  то  же.  Ударил,  тот  полетел.  ударился  виском,  умер.  Всем  дали  по  девять  лет.  Потом  я  бросил  ходить.  Каждое  утро  комбат  рассказывал  нам,  что  за  текущую ночь погибло  5  или  7  человек.  Один  посветил  в  бак  автомобиля  спичкой,  обгорел,  жив,  в  госпитале.  Другой  сунул  лом  в  работающий  двигатель  автомобиля,  лом  вырвало  из  рук,  повернуло  и  раскололо  ему  череп  пополам.  В  основном  убивали  при  неуставных  взаимоотношениях.  Пятеро  дезертировали.  Однажды  в  котельную  в  гости  пришёл  узбек  с  нашей  роты  и  всё  приговаривал:  "Бишь,  бишь"  Я  понял,  что  "пять".  Потом  рассказал  по  русски - пять  молодых  узбеков  "получали"  столько  от  "дедов",  что  все  пятеро  залезли  на  чердак  и  повесились!   Однажды  к  нам  пришёл  молодой  солдат,  он  перешёл  границу  из  Монголии  к  нам.  Его  направили  в  нашу  роту.  Через  два  месяца  он  ушёл  дальше,  домой,  в  Москву.  Что ж,  всего  8100  км.!  Удачи  тебе!
     Витаминов  ни  в  перловке,  ни  в  сале  не  было,  и  у  меня  стали  слазить  ногти  на  руках.  Кожа  и  мясо  на  пальцах  кистей  рук  потрескалась.  Было  больно  носить  носилки  70  кг.  К нам  пришёл  замполит,  капитан Шкарупин.  Я  показал  ему  руки  и  попросил  две  недели  на  лечение.  "Иди,  работай" - сказал  он.  Это  меня  так  возмутило!!  Я  пошёл  в  роту,  попросил  у  дневального  штык - нож  на  30  минут,  а  ему  отдал  свой  ремень.  Замполит  жил  сразу  за  забором  батальона.  Я  пришёл  к  нему,  постучал,  он  открыл.  Я  ещё  раз  показал  руки  и  сказал,  что  болею.  Он  командным  голосом  сказал: "Иди,  работай".  Я  выхватил  штык - нож  и  потрясая  перед  носом,  сообщил  ему:  "Ты,  что,  не  понимаешь,  что  я  болею?"  Он  начал  заикаться: "Ты - ты - ты - чё?   Приходи  ко  мне - мне  в  кабинет."    "Через  полчаса" -  сказал  я.  Вернулся,  отдал  штык - нож  дневальному.  За  мной  пришёл  замполит.  В  кабинете  оказался  командир  роты  Санников. 
     Десять  суток  ареста,  сказал  командир.  Хорошо,  пусть  так!  "Губа",  гаубвахта,  была  недалеко,  семь  минут  на  УАЗ-ике.  Камер  было  девять.  Меня  закрыли  в  общую.  Как  мы  там  хохотали  от  анекдотов!  Кормили,  правда,  ещё  хуже.  Полтарелки  супа  даже  без  картошки,  одна  тухлая  капуста,  Две  ложки  перловки  и  тоненький  кусок  чёрного  хлеба.  Причитающиеся  нам  5 гр.  масла,  охрана  отдавала  своим  овчаркам.  Где - то  в  соседней  камере  запел,  от  скуки,  один  солдат.  Я  его  не  видел,  но  голос  был  настолько  звонкий,  будто  он  пел  мне  в  ухо:               
          Гвардии  майор 
          Ночью  безоружен, 
          Словно  в  вечный  плен 
          Ступит  за  порог. 
          Но  гвардии  майор 
          Здесь  никому  не  нужен, 
           Как  белая  сирень 
           Под  каблуком  сапог.
     Лишь  далеко,  после  армии,  мы  сидели  с  моим  старшим  товарищем  Володей  Пономарёвым,  и  он  сказал  мне:  "Эту  песню  написал  Олег  Макин,  с  Ижевска."  Оказалось,  это  мой  земляк!  "Мы  с  ним  работаем  в  Союзе  композиторов."
     Через  недельку  к  нам  в  камеру  зашёл  какой-то  лейтенант  и  спросил:   "Кто  хочет  на  воле   погулять?  Нужно  муку  выгрузить."  Из  десятерых  мы  вызвались  пятеро.  Мы  приехали  на  железную  дорогу.  Нам  открыли  вагон.  Три  грузовика  уже  стояли,  ждали.  Первый  вагон  мы  выгрузили  очень  быстро.  Но  нам  открыли  второй.   Второй  мы  уже  так  не  спешили.  Но  нам  открыли  третий,  Сберегая  последние  силы,  мы  выгрузили  третий.  Но,  нам  открыли  четвёртый  вагон.  И  тут  мы  поняли,  куда  попали.  Полвагона  мы  перетаскали  по  одному  человеку.  А  вторые  полвагона,  один  брал  мешок,  а  двое  его  самого  несли,  потом  менялись.  Нам  помогли  залезть  в  УАЗ-ик  и  довезли  до  костра.  Там  варилось  ведро  картошки,  без  "мундира".  Когда  она  доварилась,  в  неё  бросили  пачку  сливочного  масла.  Мы  поели.  Потом  нам  дали  по  банке  сгущёнки,  пакету  сухарей  и  по  пачке  сигарет  "Прима".  Веселись  мужичина!   
     Десять  суток  прошли.  За  десять  суток  я  потерял  шесть  килограмм.  Призываясь,  я  весил  83 кг.,  а  сейчас,  я  весил  60 кг.  Старший  прапорщик  увёз  меня  в  батальон,  откуда  я  ушёл  на  работу  в  котельную.  Идти  было  метров  600.  И началось!  Позовите  "сорокового",  "сорок",  "это  "44" -  нам  надо  браги."  Я  пришёл.  Мы  с  двумя  вёдрами  и  двумя  солдатами  разместились  в  кузове  машины коменданта гарнизона, майора  Малаховича.  На  борту  была  красная  полоса.  Я  в  середине  лавочки,  а  два  солдата  с  автоматами  Калашникова  по  бокам.  За  машиной  бежал  майор  Малахович,  но  мы  уехали,  как  бы,  его  не  заметив.  Этот  комендант  мог  посадить  любого  офицера,  не  то  что  солдата.
      В  апреле  1986  года  бабахнкл  Чернобыль  Зима  в  тот  период  принесла  мороз -  57  градусов.  Роты  неделями  не  работали.  зато  мы  пахали  неделями  до  последнего  пота.  В  ротах  было  +3,  а  мы  потели.  Сильно  разжарившись  мы  выбегали  на  улицу.  с  голым  торсом  и  падали  в  снег.  Всё  тело  и  лицо  у  нас  было  чёрное  от  сажи,  и  местные  гражданские  называли нас  "русские  негры".  Забегая  вперёд;  после  армии  я  отхаркива  золу,  уголь  8  месяцев.  Котлы  давно  не  чистили,  и  когда  мы  бросали  уголь,  из  котла  вылетала  зола,  дышать  было  нельзя,  хуже  будет.  Мы  работали  в  смену  по  трое   на  четырёх  котлах  и  то  хорошо,  что  меня  вызывали  периодически. Позовите  "40"  к  телефону.  Котлы  прогорали  за  4-5  минут  и  приходилось  бегом  бегать  с  носидками  70  кг.  что  уголь,  что  зола.   Кошмар  это  или  нормально,  судите  сами.  Каждое  утро  комбат  объявлял  всё  так  же:  за  прошедшую  ночь  5-7  погибших.  как  будто  идёт  воцна  Война  шла  в  Афганистане.       
     К  нам  в  батальон  поступили  15  афганцев,  их  поместили  в  3-ю  роту.  Они  были  в  своей  афганской  форме,  песочного  цвета,  в  шляпах.  Им  оставалось   дослуживать  полгода,  но  они  больше  не  работали.  Все  сидели  в  роте  и  пили  водку  за  погибших  товарищей.  Сходить  в  магазин,  за  забор,  не  составляло  им  труда.  Патруль  они  раскидывали  легко!  Пришёл  лейтенант:  "Подъём  на  работу!" - скомандовал  он.  "Пошёл  на  х...!" - сказали  ему.  Пришёл  старлей.  "Пошёл  на  х...!"-  сказали  ему.  Пришёл  капитан,  то  же  самое.  Пришёл  комбат!  "Батя,  мы  своё  отслужили" - сказали  они.  И  он  ушёл.  Больше  их  не  трогали  до  конца  службы.
      И  вот  бабахнул  Чернобыль,  а  тут  мороз  -57  градусов,  а   зима  здесь  девять  месяцев.  Первого  сентября  выпадает  снег  и  тает  только  31  мая.  Солдаты  запросились  у  командира:  "Командир,  поехали  в  Чернобыль!  Там  тепло."  "Приказ  будет - поедем."-  отнекивался  он.  А  вот  майор  Малахович  как  раз  собирался  в  отпуск,  и  как  раз  на  Украину,  и  он  как  раз  был  майором  химических  войск.  По  дороге  в  отпуск,  поезд  остановили  между  станциями,  и  раздалась  команда  в  мегафон:  "Майор  Малохович,  выйти  из  поезда!"  Он  забрался  на  третью  полку,  но  его  всё  равно  нашли  и  отправили  в  Чернобыль.
     Через   месяц  он  вернулся.  Морда  красная.  Злой  на  всех  и  на  весь  мир.  В  свежей  местной  газете  вышла  статья:  "Чуешь  сын?"  "Чую  батько,  чую."   В  общем  -  герой! 
     Но  я  все  равно  пользовался  его  ЗИЛ - ом  130,  когда  надо.  Он  снимал  водителей  5  или  6  раз,  но  они  сами  звонили  мне: "Сорок",  машину  надо?  Звони - номер  такой-то."  Меня  ловили  с  запахом,  я  тогда  не  пил!  Я  пробовал  на  язык  и  даже  на  палец  поджигал.  Постоянно  я  сидел,  то  в  комендатуре  1-3 дня,  то  на  "губе"  3-5-10  дней.   В  комендатуру  приходили  гражданские  и  приносили  покушать  и  звонили  пацаны:  "У  вас  там  "сороковой"  сидит,  накормите  его."   А  двести  метров  от  комендатуры  находился  хлебозавод  и  охранники,  такие  же  солдаты,  ходили  туда  и  приносили,  разрезанную  вдоль  пополам,  буханку  белого,  свежайшего  хлеба,  помазанную  подсолнечным  маслом  и  посыпанную  солью.  Я  съедал  сразу  полбуханки.  Это  было  божественно!  Вторую  половину  я  отдавал,  если   кто-то  был,  а  если  нет - на  потом. На  "губе"  это  не  прокатывало.  Там  работали  казахи  толстые,  наглые,  съедающие  наше  масло. 
     На  "губе"  я  услышал  интересную  историю. Длина  БАМа  в  то  время  составляла  3901  км.,  в  настоящее   - 4300  км.  На  станции   БАМа  Алонка,  это  далеко  от  нас,  в  Восточной  части  БАМа,  служили  тоже  солдаты  и  они  тоже  хотели  выпить  и  у  них  в  тайге  тоже  стояла  Северо -  Корейская  трудовая  армия,  которая  валила  лес. 
И  они  ездили  к  ним  за  водкой,  и  меняли  продукты,  которые смогли  достать.  Один  раз,  бухали  30  человек,  и  они  попытались  поменять  у  корейцев:  дублёнку,  тушёнку,  сгущёнку  -  мало.  Сдавать  было  нечего.  Тогда  они  насыпали  в  несколько  мешков - земли,  а  сверху,  сантиметров  двадцать,  муки.  И  поехали  поменять -  мало.  Что  то  нашли  ещё,  приезжают,  а  им  корейцы  набили  морды   Они  сильно  обиделись.  Вернулись  в  роту,  вскрыли  оружейную  комнату,  взяли  автоматы,  патроны  и  поехали   обратно.  Начали  стрелять  над  головами  корейцев.  Те  звонят  в  Пхеньян,  нападение  Русской  армии  на  Корейскую  трудовую  армию.  Пхеньян  звонит  в  Москву,  что  это  за  война  началась?  Из  Москвы  вылетают  восемь  вертолётов  с  генералами.  Не  знаю  сколько  им  дали,  но  смешно!
     В  конце  весны  у  нас  кончился  уголь,  и  одна  смена  топила,  а  другая  искала  дрова.  Потом  наоборот.  А  я  ещё  бегал  за  самогоном.  Приехала  машина  УРАЛ,  северный  вариант,  а  в  купе  несколько  человек.  Купа  упакованный  для  жизни  на  морозе,  печка - буржуйка,  спальники,  телевизор  на  батарейках.  Колёса  огромные,  широкие,  хоть  по  болоту  езди.  Юзик  сказал: "Сходи  до  машины."  Машина  стояла рядом  с  котельной,  а  двери  были  открыты.  Я  подошёл,  меня  спросили:  "Ты  "сороковой?"  "Я."  "Почём  продаёшь?"  "По  десять  рублей."  "Принеси  нам  двадцать  бутылок."  Я  ошалел  от  радости  и  скоро  принёс.  В  этот  день  я  не  спал  уже  третьи  сутки.  Всего  я  не  спал  девять  суток ,  не  было  угля.  Или  работал  или  искал  дрова  или  бегал  за  самогоном.  Я  чувствовал  себя  дельфином.  Пол - мозга  спит,  а  другая  половина  нет.  После  очередной  смены  я  зашёл,  сел  на  кровать  и  так  и  сидел.  Ребята сказали:  "Мы  пошли  в  батальон,  а  ты  спи  уже."  Когда  они  пришли  я  так  и  сидел  на  кровати  и  тупо  смотрел  в  никуда.  Юзик  меня  толкнул,  я  упал  на  кровать  и  уснул.
     На  летний  период  нас  перевели  в  батальон,  Но  корочки  кочегара  не  изъяли,  и  я  свободно  мог  ходить  по  всему  гарнизону.  Я  уже  был  знаком  с  восьмым  батальоном  и  тремя  тысячами  гражданских  лиц.  Это  около  9,5  тысяч  людей.  И  опять  началась  работа.  На  зарядку  утром  мы  никогда  не  ходили.  Итак,  работа  была  тяжёлой;  рельсы,  шпалы,  кирпичи,  брёвна.  Единственный  раз  командир  Санников  попросил  нас,  без  команды:  "Выйдите,  пожалуйста,  на  зарядку,  генерал  приехал."
     Работали  по 14  часов  в  сутки  с  одним  выходным  в  месяц.  Не  это  ли  четыре  года  за  два?  Может  нужно  было  идти  в  морфлот,  где  вкусно  кормят  и  есть  адмиральский  час,  спать  после  обеда  и  всего-то  три  года!   Сегодня  вышли  на  трассу.  Рассредоточились  вдоль  кривой  рельсы,  воткнули  ломы  возле  рельсы  и  стали  её  выправлять:  раз  два  взяли,  ещё  взяли.  Медленно  проехал  локомотив  с  оборудованием  для  подбивки  балласта.  Он  то  и  дело  останавливался  и  опускал  прессы  между  шпал  вдавливая  насыпь.  Я  не  считал  сколько  дней  и  километров  мы  прошли.  Я  захотел  пить.  Фляжка  была  пуста.  Я  увидел  родник  почему - то  вверху,  а  не  внизу  небольшой  сопки.   Взобрался,  вода  была  красная(?)  Выпил  два  литра,  не  напился,  набрал  фляжку  с  собой.  В  другой  день  мы  пошли  на  пилораму. Нужно  было  поднести  корабельную  сосну  длинной  метров  50.   Как  мы  не  пыжились  не  смогли  поднять.  Вокруг  стояли  три  автокрана,  почему  мы???  Командир  приказал  распилить  её  на  несколько  частей,  тогда  получилось.
     На  пилораме  жил  и  работал  Коля  Чупраков,  хороший,  весёлый  парень,  качок,  крепыш,  моего  роста,  кандидат  в  мастера  спорта  по  самбо.  Кроме  того  он  писал  картины  акварелью,  с  точностью,  как  карандашом.  Пока  писал,  что  видел.  Но,  как-то  раз,  ему  заказал  наш  командир  портрет  своей  жены,  с  фотографии.  Надо  сказать,  что  портрет  в  акварели  он  писал  за  два  часа.  Он  сделал  портрет,  причём  за  ней  была  белая  тюль,  а  за  окном  день.  В  общем  белое  на  белом.  И  он  смог.  Но  жене  этот  портрет  не  понравился,  хотя  он  был  один  в  один  с  фотографией.  Тогда,  Коля,  проанализировав  женский  разум,  написал  её  похудее,  ибо  она  уже  была   толстой.  И,  о  боже,  как  понравился  ей  потрет!  Командир  принёс  Коле  денег,  что  он  купил:  двухкасетный  магнитофон,  спортивный  костюм  и  ещё  осталось.
     Он  рассказал  мне,  что  отца  тоже  зовут  Николай  Чупраков  и  он  капитан   дальнего  плавания,  а  мамы  уже  нет,  и  поэтому,  время  до  армии  он  провёл  в  детдоме.  Там  было  жёстко!  Однажды  его  посадили  в  тумбочку  и  сбросили  её  со  второго  этажа  ...   
     Раз  весовые  категории  у  нас  были  одинаковые,  Коля  попросил  меня  быть  ему  "спортивным  снарядом",  отрабатывать  приёмы  самбо,  чтобы  не  забыть.  Я  согласился.  Понемногу,  понемногу,  и  я  запомнил  эти  приёмы.  Внутренние  подножки,  наружные  подножки,  бросок  через  бедро,  бросок  через  плечо.  Так  же  он  показал  несколько  болевых  приёмов  относящихся  к  боевому  самбо.  Я  конечно  сопротивлялся  как  мог,  и  однажды    провёл  ему  бросок  через  бедро  и  уложил  на  лопатки.  Он  удивлённый  встал  и  говорит:  "Ну  ни  фига  себе,  ты  Ка  Мэ  эСа  "завалил!"
       Я  любил  приходить  к  нему  по  вечерам,  пожарить  картошку  на  тене,  когда  выдавалось  затишье.  "Приду  из  армии,  сделаю  выставку" - сказал  он.  через   5-6  лет  после  армии  я  услышал  в  новостях.  что  в его  городе  прошла  выставка  молодого  художника...
    Сегодня  я  был  дневальным  по  роте.  Дневальных  обычно  двое  и  один  дежурный.  Стою  на  "тумбочке",  а  на  ней  как  раз  телефон  № 40.   На  боку  штык - нож,  за  спиной  оружейная  комната.  Подошёл  ко  мне  "Не  Федя",  "русский"  еврей  и  говорит:   "Сорок",  работа  есть  на  полчаса.  Только  уйдём  и  придём.  Я  поставил  второго  дневального,  и  мы  пошли.   Вышли  с  территории  батальона  через  КПП  и  пошли  в  гражданские  бараки.  Зайдя  в  один  барак,  он  показал  на  дверь  и  сказал;  "Ломай  штык - ножом"   Я  сделал  вид,  что  не  получается,  догадавшись,  что  он  ждёт  моих  отпечатков.  Он  взял  нож  и  легко  открыл   дверь.  Мы  зашли  внутрь.  Он  разбросал  по  комнате  тряпки,  вещи,  стулья,  уронил  аккуратно  телевизор,  взял  самое  крвсивое  и  блестящее.  Набил  рюкзак  и  сказал  мне:  "Иди  в  батальон".  Я  ушёл.  Он  был  клептоман.  Больной,  который  не  может  не  воровать.  В  обед  он  пришёл  к  своему  товарищу,  которого  обворовал,  и  соболезновал  вместе  с  ним!  "Друг  мой,  дорогой,  какая  жалость,  тебя  обокрали!"  К  вечеру  его  вычислили.  Он  отдал  всё,  что  украл.   Сняли  с  дежурства  и  меня.  И  меня  "застучал". 
     Нас  увезли  в  комендатуру.  На  допросе  офицер,  из  особого  отдела,  показал  мне  его  признания  в  письменном  виде,  и  я  написал,  как  было.   Время  было  час  ночи,  я  поставил  наступавшую  дату. Офицер  сказал:  "Переписывай"  и  поставь  вчерашнюю  дату,  ибо  ты  останешься  виноват.  Я  переписал.  До  утра  мы  просидели  в  "любимой"  "моей"  камере.  Солдаты - охранники  сходили  за  хлебом.
      Я  разломил  буханку  пополам  и  отдал  половину  "Не  Феде",  потому, что  он  был  "петух" и  кушать  с  одной  "миски"  с  ним - запрещено.  Он  и  сам  говорил:  " А  мне  это  даже  нравится -  быть  женщиной."   В  бане  я  видел  какой  размер  у  него  пропадает!  Скольких  ты  обделил,  урод!  Пацаны,  которые  не  пили  в  столовой  чай,  а  в  него  медбрат,  узбек,  подливал  каждое  утро  лекарство,  за  что  неоднократно  получал  по  морде,  таскали  "Не  Федю"  частенько  в  сушилку.  Там  было  темно  и  тепло.   
     За  самовольную  отлучку  во  время  дежурства,  командир  дал  мне  пять  нарядов  вне  очереди  по  столовой.  А  "Не  Федя",  откупился  от  него  полным  собранием  книг  В. Пикуля   и  70  рублей  наличными. (50  рублей  стоил  мешок  сахара)   Дежурство  по  столовой  оставляло  желать  лучшего.  Картофелечистка,  видно  так  давно  не  работала,  что  даже  заржавела.   Вместо  ножей,  нам  дали  железные  бруски,  замотанные  изолентой.  шириной  два  сантиметра,  толщиной  три  миллиметра.  Лезвия  не  было,  были  четыре  угла,  которыми  хочешь,  тем  соскребай.  Наскрести  картошки  надо  было  ванну  с  верхом.  Это  мы  закончили  в  пять  утра. 
     Потом  меня  поставили  "шлёпать"  сливочное  масло  по  20  грамм,  а  кого  то  открывать  тушёнку  и  сгущёнку.  Когда  я  доделал  все  порции,  у  меня  оставалось  грамм  250  сливочного  масла,  я  брал  его  руками  и  ел,  ел,  ел.  Без  хлеба,  без  чая,  такая  была  нехватка,  просто  авитаминоз.  Ногти  у  меня  выросли  другие,  но  я  был  такой  тощий,  мама  не  горюй!  Я  видел,  как  повар - узбек,  завалил  с  края  котла  тушёнку  кашей,  но  тут  пришёл  офицер,  дежурный  по  части,  и  хорошо  кашу  перемешал.  Он  Знал!  А  вот  повар  только  рот  открыл.  Сегодня  ему  придётся  получать  по  "морде".
     На  днях  у  меня  заболели  сразу  двадцать  два  зуба,  я  спать  не  мог  от  боли  и  куда  бежать,  что  делать?!  Утром,  я  попросился  у  командира  в  госпиталь,  к  зубному.  "Иди  работай" - сказал  он.  Я  встал  в  строй.  Когда  строй  сворачивал  налево,  я  спрятался  за  углом  направо.  И  пошёл  в  госпиталь,  будущее  меня  не  волновало.  Врач  залепил  мне  сразу  три  дыры.  "Так  будем  лечить -  сказал  он -  по  три."  Вернувшись  в  роту,  командир  дал  мне  десять  суток  ареста.  "Есть  10  суток!" -  Сказал  я  и  поехал.    Десять  суток  мы  сидели  вдвоём,  в  двухместной  камере,  один  метр  на  два.  Лежаки  на  день  пристёгивались  к  стенам  и  мы  сидели  на  голом,  бетонном  полу.
     "Я  ушёл  домой, - рассказывал  мне  сосед, -  Это  называется  дезертировал.  Я  дошёл  до  Иркутска,  это,  кстати,  500  км.   По  дороге  люди  одели  меня  в  тёплое  гражданское  бельё,  кормили  меня  и  давали  денег.  В  одном  доме,  помню,  пригласили,  на  столе  были  конфеты  разные,  печенье,  пряники.   Я  сначала  поел  плов  с  мясом,  а  потом  налёг  на  чай.  Печенье  и  пряники  я  макал  в  сгущённое  молоко  и  закусывал  шоколадными  конфетами."  Я  чуть  не  захлебнулся  собственной  слюной,  услышав  этот  рассказ.  Так  хотелось  сладкого.  За  эти  десять  суток  я  похудел  на  шесть  килограмм.  Когда  я  вышел,  я  зашёл  к  повару  и  купил  у  него  один  килограмм  сахара- рафинада.  И  сразу  его  съел.  Нет,  я  не  отравился.  Мне  было  в  самый  раз.   А  потом  я  купил  ящик  сгущёнки  (48  банок)  и  ел  по  три  банки  в  день  и  поправился  за  месяц  на  шесть  килограмм.  Так  что,  наши  без  ваших  не  пляшут.
   Я  снова  обратился  к  командиру,  когда  вышел:  "Командир,  мне  надо  зубы  лечить!"  "Иди  работай!" -  сказал  он.  Я  снова  встал  в  строй  и  на  повороте  спрятался  за  угол.  И  пошёл  в  госпиталь.  Снова  залечил  три  зуба.  Когда  я  вернулся,  командир  снова  дал  мне  десять  суток.  И  я  поехал.  Командир,  к  слову  сказать,  к  этому  времени  сделал  из  нашей  роты  отдельный  батальон.  И  к  нему  все  батальоны  присылали  людей,  самых  отморозков,  лентяев.  алкоголиков  и  чморей.  ЧМО -  человек  морально  обиженный.  Так,  что  на  гауптвахте  у  всех  батальонов  держалось  одно  место,  а  нашей  роты -  два!
     Отсидев  десять  суток,  я  опять  подошёл  к  командиру.  "Командир,  мне  надо  зубы  лечить."   "Иди  работай!" -сказал  он.  Как  всегда  на  повороте,  я  спрятался  за  угол.  Залечил  ещё  три  зуба.  Когда  я  вернулся  в  роту,  командир  пригласил  к  себе  в  кабинет,  и  старлей -  зампотех,  сунул   мне  чистый  лист  бумаги.  "Плюнь" -  сказал  он.  Я  плюнул  на  чистый  лист,  там  была  кровь.  "Так  у  тебя  серьёзно,  что ли,  зубы  болят?" - спросил  командир.  Я  не  ответил,  итак  все  видели.  Следующих  несколько  дней  он  давал  мне  увольнительные.
     "Не  Федя"  появлялся  только  на  утренней  и  вечерней  поверке.  Где  он  жил,  шлялся,  одному  Богу  известно,  но  ясно  было  одно -  он  воровал.  Каждый  день  он  приносил  командиру  всё  новые  и  новые.  красивые  и  популярные  книги.  И  за  это  командир  давал  ему  увольнительные  на  один,  а  то  и  три  дня.  Один  раз,  днём,  он  занёс  книги  и  вышел  на  крыльцо,  его  догнал  дембель  и  предъявил:  "Где  ты  шляешься,  почему  не  работаешь!  Я,  дембель,  что  ли  должен  за  тебя  работать?"  Дембель  взял  камень  и  ударил  "Не  Федю"  по  черепу  сверху,  брызнул  фонтан  крови.  "Не  Федя"  приложил  руку  и,  увидев  кровь,  сказал:  "Ты  чо?  Убьёшь  же!"  Я  и  не  знал,  что  он  совсем  не  ощутим  к  боли.  Уходя,  он  сказал  мне:  "Когда   я  освобожусь  от  армии,  я  украду  картину  в  музее.  Я  её  давно  присмотрел  в  г.  Череповце."
     Через  четыре  года  после  армии  я  услышал  в  новостях,  что  а  г.  Череповце  из  музея  украдена  картина.  Ну,  "Не  Федя",  ты  дал...
      Другой  раз  мы  стояли  на  вечерней  поверке  пока  ждали  одного  отсутствующего.  Ждали  до  23 - 00  стоя  в  строю.  И  вот  он  пришёл!  Он  держался  за  живот  и  прохрипел:  "Пацаны,  простите,  меня  зарезали." Подошли  несколько  дембелей  и  запинали  его,  чуть  не  насмерть.  Потом  положили  на  носилки  и  понесли  в  госпиталь.  Остальные  легли  спать.    Оказалось,  что  он  ходил  к  какой - то  молодой  жене  офицера,  офицер  их  "застукал"  и  ударил  его  ножом  в  живот.  Он  убежал,  но  по  дороге  потерял  сознание  и  упал.  И  вот  встал.  когда  пришёл. 
     Ара  Ашот  тоже  жил  в  роте.  Он  жил  у  молодой  женщины,  но  стабильно  появлялся  на  утренней  и  вечерней  поверке.  Родители  присылали  ему  денег,  которыми  он  и  откупался у  командира
     Однажды  командир  пропал  без  вести  на  десять  дней.  Оказалось.  он  сидел  на  гауптвахте  в  Тынде.  Приехал  злой.  Заставил  нас  одеть  противогазы  и  бегать  по  кругу,  по  плацу.  Потом  приказал  поставить  палатку,  бросил  туда  дымовую  шашку  со  слезоточивым  газом  и  сказал  заходить  по  двое.  Два  противогаза  оказались  дырявыми.  Заодно  и  проверили...   Единственное,  что  я  хотел  и  не  успел,  поставить  перед  ротой  знак  "Земля  Санникова".
     Я  ходил  по  бичам,  т.е.  гражданскими  лицами,  снабжал  их  самогоном.  Они  одевали  меня  в  гражданку,  кормили.  Одному  бичу,  временно  не  работающему,  я  сам  таскал  хлеб,  ибо  на  хлебозаводе  меня  знали.   Как-  то  я,  взяв  три  буханки,  подошёл  к  нему.  Пришёл,  постучал  и  отошёл  в  сторону,  чтоб  не  мешать  открывать  дверь.  Тут  раздались  друг  за  другом  два  выстрела  из  охотничьего  ружья,  дробью.  В  двери  зияла  дыра  с  полметра  диаметром.  Он  открыл  дверь  и  сказал: "А  Славян?  Заходи!  Я  думал  Колян  пришёл."  Я  зашёл,  передал  ему  хлеб,  присел.  На  полу  стояло  три  литра  самогона.  Бутылочку  он  допивал.  Выпить  я  отказался.  Он  предложил  таблетки,  с  повышенной  дозой  кофеина.  Я  съел  три.  Здорово!  Я  три  дня  не  спал  и  четыре  дня  не  ел,  и  ничего  этого  уже  не  хотелось.  Я  взлетал,  руки  были  крылья,  и  мне  плевать  было  на  самогон,  стоящий  на  полу,  и  на  то.  что  он  только  что  меня  не  убил.
    Вечером  меня  попросили  продать  дублёнку.  Белую,  некрашеную,  солдатскую,  хорошей  выделки.  Я  отнёс  её  деду.  Дед  вечно  учил  меня  жизни,  приговаривая:  "Я  хоть  на  два  дня,  но  старше  тебя!"  Ему  было  65  лет.  На  дублёнке  я  "наварил"  50  рублей
     Была  осень,  с  сентября  шёл  снег.  Мы  приближались  к  званию  "дедов".  Юзик,  почти  дембель,  созвал  обе  смены,  шесть  человек,  и  сообщил:  "Хотите  стать  "дедами",  нужно  пройти  испытание:  один  раз  ковшом  экскаватора  по  заду  или  14  раз  лопатой?  Мы  тоже  через  это  прошли."  Ковш  кости  переломает,  а  лопата  в  самый  раз  посоветовались  мы  и  встали  в  очередь.  Я  надеялся,  что  бить  будут  в  полсилы,  но  я  ошибся.  Били  со  всего  размаха  и  изо  всех  сил.  Слёзы  шли  из  глаз  произвольно,  но  мы  улыбались,  Мы - "Деды".  Полтора  года  службы.
     Как-то  я  пришёл  в  роту  и  дембель - таджик  заставил  меня  мыть  пол.  Я  сказал:  "Мне  не  положено,  во  первых  я  "дед"  во  вторых -  я  кочегар,  это  не  моя  территория."  Он  ударил  меня  в  челюсть,  я  ударил  его  тоже,  он  ударил  сильнее,  мне  было  больно  и  противно,  что  меня  бьёт  "кусок  чёрного  мяса"  похожего  на  обезьяну.  Я  схватил табурет  и  ударил  его  со  всей  силы  по  голове.  Думал  он  потеряет  сознание,  но  он  погладил  голову  и  сказал: " Ты  сделал  мне  больно!"  И  ударил  меня  так,  что  я  улетел  на  семь  метров  и  потерял  сознание.  Когда  я  очнулся  он  дежурил  на  тумбочке,  я  ушёл.
     Выходя  из  батальона  в  дыру,  так  было  ближе,  меня  поймал  патруль,  вечно  дежуривший  за  забором.  Я  показал  удостоверение  свободного  хождения  по  гарнизону  и  пошёл  дальше.  По  дороге  передо  мной  шёл  пьяный  солдат  с  петлицами  стройбата.  Стройбат  стоял  со  стороны  трассы.  Он  был:  в  парадной  фуражке.  китель  ПШ,  повседневный,  чёрные,  рабочие  штаны  и  белые  красовки  "Адидас".  Правда  ремень  со  звездой.  Навстречу  шатающемуся  солдату  шёл  подполковник.  "Почему  честь  не  отдаёшь?"  -  спросил  подполковник.  "Ты  не  моих  войск."-  икнул  солдат.  Мы  же  с  подполковником  поприветствовали  друг  друга.
     Придя  в  котельную  я  увидел,  что  все  кровати  первого  яруса  заняты.  Там  сидели  гости,  а  в  тёмной  каптерке  кто-то  стонал.  Скоро  оттуда  вышел  биджо.  С  облегчением,  брат,  спасибо,  брат,  обменялись  они  любезностями.  Пошёл  другой.  И  сюда  добрались,  пойду  я  лучше  в  гости.  Выбрав  направление  я  пошёл.  Добравшись,  постучал  в  окно.  Выглянула  жена  хозяина,  прикрываясь  шторой.  "Его  нет,  но  заходи." -  сказала  она.  Тут  штора  оборвалась  и  она  не  знала,  как  уйти.  Я  отвернулся.  Когда  я  зашёл,  она  присела  на  кровать  рядом,  потом  прилегла.  Я  понял,  что  под  платьем  ничего  нет,  но  ведь  я  целенаправленно  пил  по  утрам  чай  с  отравой,  так  что,  мне  не  было  до  неё  дела.  Полежав  немного,  она  предложила  чай.  Вскоре  пришёл  хозяин.  Я  у  них  поел,  посмотрел  телевизор  и  пошёл  восвояси.
     Каждый  вечер  мы  вызывали  водовозку  и  скачивали  с неё  в  бак  системы  12  тонн  воды  ежедневно.  Куда  девается  вода?  Придя  зимой  за  самогоном,  хозяин  пригласил  меня  в  дом,  и  я  увидел  внизу  батареи  врезан  кран  и  жена  наливает  тазик  горячей  воды  и  спокойно  стирает. А  нам,  чтобы  разогреть  эту  воду  до  80 градусов  нужно  было  сильно  попотеть  и,  причём,  бегом,  система  водоциркуляции  шла  через  многие  дома  и  бараки,  и  чтобы  всем  было  тепло.
     Дембеля  готовились  к  поезду.  Нам,  свободной  смене,  позвонили,  чтоб  мы  пришли  в  роту.  Сегодня,  кого  изобьют,  а  кого  и  убьют,  решили  мы,  и  уедут.  И  пошли.  Дембеля  построили  нас  в  шеренгу  и  каждый  шёл  и  обнимал  каждого  из  нас: "Не  серчай,  не  держи  зла,  нам  тоже  доставалось"- говорили  они.  И  сердце  моё  оттаяло,  правда! 
     Юзика  мы  проводили  с  горечью;  это  был  огонь,  зажигала,  деньги  делал  из  "воздуха",  из  собак  (корейцы  их  ели),  из  мыла,  из  мяса,  из  тушёнки,  из  сгущёнки,  из  дублёнки.  Кроме  того,  ему  присылали  родители,  раз  в  неделю  н-ую  сумму,  что  водку  он  пил  ежедневно.  Он  говорил.  что  они  высылают  ему  его  деньги,  которые  он  заработал  до  армии,  в  Питере,  на  фарцовке  из  Финляндии.  Мы  тебя  помним,  Юзик!  Как  ты  лез  голыми  руками  в  кипящую  воду,  когда  ломался  насос,  вода  была  120  градусов.  А  один  раз  дошла  до  180,  мы  думали  котлы
 взорвутся,  но  пронесло.
    Я,  как  и  прежде,  торговал  самогоном,  спал  два  часа  в  сутки.  По  прежнему  комбат  объявлял  от  5  до  7  "двухсотых",  в  основном  по  неуставным  взаимоотношениям.  Видимо.  это  по  всему  БАМу,  т. е.  по  всему  корпусу.  Как-то  позвонили  "бичи":  "Сорок"  браги  надо  два  ведра."   Мы  встретились,  взяли  браги  и  пошли  в  одном  направлении.  По  дороге  я  захотел  пить,  но  кроме  браги  пить  было  нечего.  И  я  её  попил.  Нас  остановили  два  милиционера.  Их  отпустили,  а  меня  задержали.  Меня  привели  в  участок,  где  я  сразу  же  лёг  спать.  Спать  хотелось  всегда.  Один  сказал: "Видно  ничего  не  натворил,  раз  так  спокойно  спит!"   Так  я  познакомился  с  милицией. Пришла  весна  и  поставщик  самогона,  видно  где-то  прослышал,  поднял  цену  до  десяти  рублей,  скотина!  Я  не  подал  виду  и  продолжал  торговать  по  "нолям".
    Месяц  май,  Наконец-то  приказ  о  дембеле.  Командир,  когда  домой?"- спросил  я  Санникова.  "Иди  работай!"- сказал  он.  Я  развернулся  и  пошёл  сдаваться  в  комендатуру.  Я  знал,  что  за  забором  дежурит  патруль.  Я  вышел  в дыру  и  меня  схватил  патруль.  Камера,  родимая  моя.  Я  даже  знал,  что  железная  решётчатая  дверь  снималась  с  петель.  Можно  было  снять  и  уйти,  когда  все  спят.  А  спят  они  всегда.  Я  же  закрытый  на  замок!
     Мама,  моя  дорогая,  прислала  мне  на  дембель  200  рублей.  Доллар  тогда  стоил  99  копеек.  В  общем,  бешенные  деньги.  Утром  я  сказал:  "Открывайте,  я  пошёл  в  столовую  покушать"  "Как  так  пошёл? - удивился  дежурный  офицер, -  а  сам  убежишь!"  "А  ты  посмотри  военный  билет,  я  дембель,  куда  мне  бежать?!"  Он  посмотрел  и  отпустил,  одного,  без  конвоя.  Я  сходил  в  гражданскую  столовую  и  вернулся.  "Закрывайте!"   Меня  закрыли.  Потом  офицер  передал  по  смене,  этого  отпускайте  покушать,  он  не  убежит,  он  дембель.  Так  я  просидел  10  суток. 
      Пришёл  из  роты  за  мной  прапорщик.  "Тебя  командир  зовёт" - сказал  он.  Мы  пришли.  Командир  говорит: "Иди  работай!".  Я  развернулся  и  ушёл  в  комендатуру,  сам.  Там  я  просидел  ещё  10  дней.  Пришёл  прапорщик:  "Тебя  командир  зовёт."  "Зачем?"-  спросил  я.  "Увольнять."  "Слышишь,  если  опять  врёшь,  я  тебе  зуб  вышибу." -   сказал  я  ему.  Командир  действительно  меня  уволил  домой.  А  капитан  Шкарупин  спросил:  "А  ты  комсомолец?"  Я  сказал  нет.  Всё,  медаль "проехал".  Медаль  "За  строительство  БМАа"  я  "проехал"  за  то,  что  не  комсомолец!   Судите  сами.  Я  не  судья.   
     Пока  я  собирался  на  поезд,  ко  мне  подошёл  Сашок  по  прозвищу  "Бацила",  он  был  здоров,  на  голову  выше  меня,  потому  и  "микроб".  Он  возил  командира  на  УАЗике.  "Оставь  нам  хоть  одну  точку," -  взмолился  "бацилла",  и  хоть  командир,  слёзно,  просил  меня  не  оставлять,  одну  из  пяти  точек,  я  ему  оставил.
     Не  все  дембеля  с  прошлого  увольнения  уехали  домой.  Пятеро  остались  поработать.  Когда  стройку  века,  типа,  закончили,  зарплаты  упали  от  1300-1700  рублей  до  400-700  рублей  в  месяц.  Но  это  всё  равно  было  больше,  чем  дома.  Эти  пятеро  нашли  сначала  брошенный  дом  и  вселились  туда.  Домов  и  квартир  пустовало  много.  Многие  уехали  домой,  на  машинах,  с  деньгами.
     Они  боялись  за  самозахват.  К  ним  подошёл  участковый,  переписал  их,  потом  рассказал  им  какие  квартиры  пустуют.  "Только  сообщите  мне,  какую  квартиру  заняли,  я  запишу,  и  живите,  за  квартиру  платите."  Они  выгружали  уголь  и  получали  за  это  по  400  рублей  в  месяц  каждый.  Это  страшно  слышать,  но  легко  сделать.  Ставили  вагон  над  ямой.  Внизу  вагона  нужно  открыть  14  люков  и  уголь  ссыпается  в  яму  сам.  В  яме,  по  транспортеру,  его  выносит  наверх,  на  гора.  Через  месяц  они  уже  жили  в  4-комнатной  квартире,  почти  без  мебели,  но  сколько  места  и  балкон  с  видом  трассу  и  тайгу.
     Я  купил  рубашку,  костюм,  туфли  и  дипломат.  Из  армии  взял  только  зубную  пасту  и  щётку,  и  одну  фотографию  с  новогоднего  чаепития.  По  пути  на  вокзал  мне  навстречу  попался  командир  Санников.  "Домой?"  "Так  точно".  "Может  водки  выпьем?"  "Никак  нет" - отвечал  я,  хоть  был  уже  в  гражданской  одежде,  гражданином  Советской  Армии.  По  дороге  на  вокзал  меня  догнала  милицейская  машина,  остановилась.  "Домой?"-  спросили  мои  знакомые.  "Да."  "Зачем  ты  туда  едешь?  Ты  всё  равно  вернёшься,  только  уже  по  этапу!"  Они  нажали  на  клаксон  и  дудели,  пока  не  скрылись  за  поворот.  С  почестями,  догадался  я.  На  вокзале  я  встретил  земляка  с  Ижевска.  Через  шесть  дней  мы  были  дома.  Выпили  пива,  обнялись,  пожелали  друг  другу  всего  самого  хорошего  и  разошлись.
    Через  две  недели  после  моего  приезда.  г.  Устинов  (по  просьбе  трудящихся (?))   был  переименован  в  г.  Ижевск.  Водки  мне  так  и  не  продавали,  она  стала  с  21  года.
      Началась  гражданская  жизнь...

     Р.S.  К  слову  сказать,  в  2014  году,  я  снова  был  в  войсках,  в  Московской  области,  батальон  спецназа.   Как  спецназа - собаки - сапёры.  Я  работал  гражданским,  помощник  повара,  каждое  утро  я  выкидывал  30-36  буханок  чёрного  хлеба  и  60-90  шт.  вареных  яиц!  Помните,  нам  давали  варёное  яйцо  по  великим  праздникам.  В  понедельник,  строго,  пельмени.  В  обед  щи  или  борщ,  на  выбор,  каша  и  пюре  с  куском  говядины  или  курицы,  на  выбор.  Шесть  салатов,  на  выбор.  Кусок  белого  и  кусок  чёрного  хлеба,  и  булочка.  На  ужин  кета  жареная!  Никаких  притеснений.  Служба  один  год,  и  ещё  они  жаловались,  как  дотянуть  этот  го!!!