Смерть Григория и его славной тещи

На одной из множества подмосковных дач, в тридцати примерно километрах от кольцевой, Григорий сжигал листву.

Ольга Александровна, славная его теща, шарила граблями в осевшей клумбе, сдирая с нее щетину отмерших стеблей. Еще, кажется, вчера она была расписной, пенным озерцом георгинов и хризантем. Время, время… Как же ты быстро мчишь!

Поначалу все шло как положено. Листья пожирал пламень. Дым вился над жаркой кучей, жаля в глаза и ноздри. Какой-то особенно едкий дым. Григорий от него щурился и вертел лицом, будто от пощечин.

Затем что-то изменилось. Тонкой кисеей принакрыло небо. Замолкли в дурнине птицы. И старый ленивый пес, звавшийся одновременно Тузом и Борькой, с забытой щенячьей ловкостью юркнул под крыльцо, что-то своротив по дороге.

Ольга Александровна обернулась на песий шум, явно собираясь что-то сказать, но вместо этого вдруг неловко дернулась и осела.

Григорий, бросившийся к ней было, вскрикнул от резкой боли. Чтобы не упасть, привалился к яблоне, ничего буквально не понимая. Когда в глазах перестали пляски, посмотрел на ногу, определив, что стопа пробита вместе с сапогом. Ровное по краям отверстие, и через него уже течет кровь.

По алому на платке он понял, что теще повезло меньше – нечто, чем бы ни являлось, прошило ей настежь голову.

Григорий поставил ногу, с перекошенным лицом шагнул, но никуда в итоге не дошагал, а свалился брюхом в костер, слыша напоследок, как громко и деревянно стукнуло и как с крыши дома скатился мусор, и пес под крыльцом завыл.

Небо закрылось ставнями, родив тьму. Но внешняя темнота отступила перед вязкой и вечной внутренней, в которую проваливался Григорий, так и не узнав, что случилось.