Гетман Петр Кононович Сагайдачный

 Гулял Иван Заруцкий с батькой Митрохой, гуляло войско Запорожское, не спало всю ночь, шумело, пело и плясало у костров. По всему Чертомлыку слышались в ночи казацкие песни, крики, плеск воды - это запорожцы, чтоб протрезветь, окунались в воду.

  Не спал в эту ночь и гетман запорожский Петр Кононович Сагайдачный. Сидел он в своей гетманской избе с панами полковниками и куренными атаманами и держал совет.
Два дня назад пришел от короля универсал, в котором предписывалось гетману вывести из Молдавии казацкие войска.
Сражались запорожцы в этом княжестве за нового господаря молдавского Семеона Могилу. Но Семеон был отравлен супругою бывшего господаря Иеремии, и престол занял их третий брат - Константин, ярый сторонник Польши.
Сагайдачный понимал, что круль Зыгмунт и паны радные ведут сейчас борьбу за то, чтобы  помочь Константину удержаться на молдавском  престоле, и тем самым укрепить свое влияние в этом княжестве. Хотя Молдавия и находилась в зависимости от Турции, но поляки постоянно вмешивались в молдавские дела, стремясь превратить это княжество, если не в своего открытого сторонника, то, по крайней мере, не дать ему стать враждебным по отношению к Польше. Казаки могли помешать этим планам, изгнав Константина и посадив своего господаря.
Боялся круль и другого: казацкая вольница, озлобленная польскими притеснениями, с легкостью могла поддаться на уговоры рокошан и присоединиться к ним. Всего несколько переходов отделяло  казаков в Молдавии от сердца Польши - Кракова. Именно туда их настойчиво призывал  глава рокошан  князь Миколай Зебржидовский, краковский воевода. Если запорожские полки появятся у стен Кракова, то судьба короля будет решена...
-Батько! - кричали куренные  атаманы в гетманской избе, - поднимай Сичь!  Нехай ляхи наших сабель отведают! Отомстим за поругание нашей веры  и нашей земли!
-Татар поднимем, батько! К братьям донцам послов пошлем за помощью! Кто против нас устоит?
Верный помощник, войсковой писарь Стецко Мазепа, сидевший рядом с гетманом, наклоняется к нему, шепчет возбужденно:
-Батько, круль устоит! Только зазря силу казацкую погубим...
Кричат атаманы:
-Шли, гетман, нарочных в Молдавию, нехай заворачивают казаки коней на Краков!
-На Краков!
-А сами из  Сичи пойдем на Киев да на Львив!
-Рви, батько, универсал! Дулю с маком  крулю!
-На Львив!
Снова шепчет Мазепа, лихорадочно блестя глазами:
-Круль недаром отошел к Варшаве. Пока мы туда дойдем со всеми полками, он уже побьет рокошан и ударит по нам. А потом ударит по Малороссии... Кто тогда нам  поможет? Чи Болотников?.. чи Шуйский?.. чи татары?
Душно в избе.
Совет уже длится несколько часов, и все это время гетман что тяжесть непомерную несет: глаза запали, осунулось лицо, кожа посерела и как-то разом одрябла.
Никогда ему не было так тяжело - ни под пулями турецкими, ни под саблями татарскими. Знал гетман,  что одно его  слово бросит на весы  судьбы не только его жизнь и жизни его воинства, но и всю Малороссию.
Местью к Польше пылало все казачество , и если он, гетман, пойдет наперекор своему воинству, то не миновать смерти и ему. Если же он примет неверное решение, то смерть пойдет гулять  по родной Украйне, так как ляхи жестоко отмстят за вмешательство  в свои дела, и не видать ей  вольностей своих.
Что лучше- мечом ли добывать вольность, или службой верной крулю польскому?
Повесил голову Сагайдачный, обхватил широкой ладонью лицо, глаза закрыты - думает.  Со стороны кажется, что спит.
Молчит Мазепа, молчит кошевой атаман Наливайко, брат недавно убитого гетмана, молчат полковники, есаулы...
Храбр был гетман Сагайдачный, воин был неустрашимый, полководец доблестный, любимый всем запорожским рыцарством. И знал он, что по одному его слову пойдут казаки хоть на край света. Совершил он с ними уже немало славных походов, добыл и золота, и скарба изрядно, а еще больше славы казачьей! Верило ему воинство запорожское.
Сагайдачный был выбран кошевым атаманом войска запорожского в 1605 году. Происходил он из православных дворян города Самбора, откуда был и Ежи Мнишек, тесть царя Димитрия.
В первый же год своего избрания повел Сагайдачный запорожцев под турецкую крепость Варну, сжег ее дотла, разбил пришедший на выручку турецкий флот и захватил несколько галер.
С великой славой вернулось  войско запорожское. Первым среди кошевых атаманов  Сагайдачный был назван гетманом, в подражание польскому военному званию. И слово это прочно укоренилось среди запорожцев.
На следующий год повел гетман казаков под город Кафу в Крыму. Освободил множество пленников, разорил окрестности.
Этой весной вновь  совершил он поход к устью Днепра. Взяли казаки отчаянным приступом Очаков, потом повернули на Перекоп и там погуляли лихо. Слава Сагайдачного росла, и уже ничего не боялся  гетман запорожский: ни татар, ни турок, ни ногаев и черкесов...
Боялся гетман лишь Польши!

***
В то время была Польша самым обширным и самым могущественным государством во всей Европе. На востоке граница  ее владений шла от Лифляндии и, почти, от Пскова, захватывая так называемый Инфлянт с Полоцком, Витебском и Оршею, проходя рядом со Смоленском и Красным, а оттуда до Сум, мимо Северского Донца, вплоть до устья Дона и Азовского моря. Все, что находилось западнее этой линии, было Польшей. Белая Русь, Черная Русь, Малая Русь, Червоная Русь, так называемая Вольность Запорожская, Подолия, Волынь, Подлясье, Подляхия, Великое княжество Литовское, княжество Жмудское, княжество Курляндское, герцогство Пруссия, два поморских повета и сама Польша - Малая и Великая.
На юге  владения Польши соприкасались с владениями ханства Крымского и Буджакской орды, владениями Оттоманской Порты и ее вассальных княжеств: Молдавии, Валахии, Трансильвании.
На западе с Польшей граничила слабая Саксония, на севере  граница шла по  Балтийскому морю, за которым лежала Швеция, на чьи земли уже посягала Польша.
Вот что  вмещалось в этом гигантском роге изобилия, который назывался Речью Посполитой и из которого, по национальному девизу, должны были сыпаться на входящие в состав Польши  страны и земли  величайшие блага - рувносць, вольносць и неподлегносць!
Глядя на карты того времени, нельзя не поразиться обширности королевства Польского, какой-то безудержной шири ее границ. В этой обширности было что-то страшное! Океан польщизмы неудержимо заливал окрестные земли.
Отличалась эта обширность не только бескрайностью земель, но и ратной силой. Год назад Московское государство едва устояло от слабого удара польского рыцарства. А что будет с ним, если Польша нанесет удар всей своей мощью?

Внутри необъятных польских земель самый внутренний строй  представлял собою, казалось, несокрушимые гарантии вечного довольства и процветания. Самая идеальная свобода. какую только когда-либо видели люди, торжествовала в этой благословенной земле. Богатая природа, благодатная почва, казалось, гармонично сочетались с богатыми задатками  ее гордого своею вольностью и неподлегностью, даровитого населения лехитов.
Каждый благородный лехит имел право быть первым лицом в государстве, если только личные дарования , ум и государственные заслуги  ставили его выше других.
Обаяние этого строя были тем неотразимее, что Польша стала  носительницей культуры своего века. Для образованного поляка высшая европейская культура была доступна, и он черпал из нее все, что было в ней лучшего. Польша шла на одном уровне с Европою и во многом, хотя бы в применении гражданских свобод, далеко оставила ее позади. Замойские, Радзивиллы, Жолкевские и целый ряд их современников могли считаться  лучшими европейцами в лучшем и благороднейшем значении этого слова. Европейцами не только по образованию, но и по убеждениям и делам своей жизни. Ян Замойский был канцлером королевства Польского, но в то же время он был и ректором падуанского университета, одного из самых знаменитых учебных заведений того времени. В своем родовом имении он организовал и поддерживал за свой счет академию.
Злота  польщизма всех привлекала обаянием своим, своей вольностью и неподлегностью. Все народы и языки нашли свое место на ее бескрайних просторах: и поляк, и чех, и пруссак, и литовец, и еврей, и цыган, и армянин, и татарин... Не было места там лишь единокровным  братьям лехитов - русичам.
Все религии свободно славили своих богов в городах и весях Польши: и католики, и ариане, и кальвинисты, и иудеи, и мусульмане. Запрещалась лишь одна вера - православие греческого закона.

В  1595 году в польском городе Брест-Литовском, где впоследствии произошло много унизительных и скорбных для русского народа  событий, состоялся совет братерский, торжественно названный  Духовным Греческой Церкви Собором. Председательствовал на нем нунций папский со многими римскими священниками и призывал православных пастырей к единению с римским папским престолом, обещая православным иерархам за согласие подчинить свои церкви Риму, земли и деревни с крестьянами, а белому духовенству обещая по пятнадцати дворов с холопами во владение.
Восемь православных епископов  и один митрополит, не заботясь о своих обязанностях перед Богом и не думая о своих чадах духовных, подписали свое согласие на унию и подтвердили это присягою.
Только три епископа не соблазнились подачками и отказались признать унию. За это на совете Братерском они были подвергнуты оскорблениям, после чего им отрезали бороды, лишили их сана и должностей и изгнали из собрания. С этого религиозного унижения  началось горестное для украинского народа разделение православной церкви.
Тогдашний гетман войска Малороссийского Федор Косинский предупредил короля, что "перемена в вере и обычаях народных, в Бресте заводимая  духовенством без согласия народного, есть преткновение , весьма опасное и неудобоисполнимое... и он не надеется удержать в слепом повиновении духовенству и своевольно нововводимым  в церковь правилам, и просит правительство отвратить зло оное, или дать народу время на размышление".
Писал гетман и в Брест  собранию: "духовенство не имеет от чинов нации и от народа никакого полномочия на введение в их веру и обряды перемен и новшеств, а без того не имеет оно власти и сим обременяет народ своевольными их правилами и вымышлениями".
После этих посланий был вызван гетман в Брест. По прибытию туда был он арестован и осужден как еретик. Его замуровали в стене одного из монастырей, где он и умер.*  Это была первая жертва унии.

* Другие источники обвиняют в гибели Косинского Александра Вишневецкого, который объявил, что гетман с войском  тайна присягнул Москве и отдал под ее власть запорожские земли. На основании обвинения Вишневецкого Косинский был объявлен предателем и казнен.


Поднялись казаки на освобождения своего гетмана, разбили встретившиеся им польские войска, ворвались в Брест, но гетмана спасти не успели.
Местью запылало воинство и народ украинский. Религиозная буря поднималась в Малороссии.
Польские отряды заняли украинские города и местечки и саблями защищали униатских попов, предавая безжалостной смерти несогласных с унией.
Новым гетманом был избран Павел Наливайко, который страшно отомстил полякам  в битве на реке Тясьме за национальное унижение. Семнадцать тысяч их было без пощады перебито в этом сражении.
После этой победы двинулись воска Наливайко по малороссийским землям, изгоняя попов униатов и их сторонников.
Король Сигизмунд III, напуганный начавшимся казацким движением, даровал  войску и народу русскому - как называли украинцев в Польше - полную амнистию, обещав забыть на веки произошедшее, и подтвердил их прежние договора и привилегии.

В 1597 году намечался в Варшаве сейм вальный, или главный, на который выехал сам Наливайко со своим ближайшим окружением - полковником Лободой, судьей полковым Федором Мазепой и сотником киевским Яковом Кизимом. Все они надеялись на королевскую амнистию. Но в первую же ночь по приезде в Варшаву  они были схвачены. Спустя два дня все они были зажарены в медном быке на городской площади. Жгли их на медленном огне несколько часов, пока крики и стоны страдальцев были слышны. Эта казнь выдумана была римским духовенством по правилам  священной инквизиции.
После подобной варварской казни Наливайко, сейм вынес свой вердикт в отношении всего украинского народа, или же народа русского. Он был объявлен вероотступником, вероломным и склонным к бунтарству, а посему осужден на рабство, преследования и всемерное гонение.
Следствием этого решения сейма было отлучением навсегда депутатов русских от национального сейма, а всего украинского дворянства от выборов и должностей правительственных и судебных.
Рыцарство русское было названо "хлопами", а народ, отвергший унию, схизматиками. Во все правительственные и судебные органы Малороссии были направлены поляки, города и селения были вновь заняты гарнизонами и войсками. Им была дана власть делать с русским народом все, что им заблагорассудится.
И насилия вспыхнули с необыкновенной силой.
Поляки считали народ русский своими невольниками, а все его достояния  считали своим. Грабительство, насилие, побои, мучительства и убийства со стороны поляков  стали самым обыденным явлением. Церкви русские силой обращались в унию, священники изгонялись. Духовенство римское с триумфом разъезжало по Малороссии для инспекции и для расширения униатства. Доходило до того, что они запрягали в свои повозки людей, украинских холопов, тем самым как бы низводя целый народ, половину населения Речи Посполитой, до положения бессловесных скотов.
Церкви тех приходов, которые не принимали унию, были отданы в аренду евреям, которые назначали денежную плату  за все обряды, совершаемые в церквях: свадьбы, похороны, крестины, ежедневные богослужения...
Евреи с удовольствием приняли этот новый источник доходов, радуясь возможности  помыкать христианами. Ключи от храмов, веревки от колоколов, богослужебные книги и церковную утварь они хранили в корчмах, и только после того, как получали деньги, разрешали совершать обряды и требы, всячески глумясь и над верой христианской, и над христианами.
Страдания народа увеличивались и тем, что дворянство малороссийское. поддавшись слабости, или страшась за свои должности и поместья, стало переходить в униатство и католичество, оставив свой народ в муках унижения и религиозного преследования.
Подвергались всяческим утеснениям и преследованиям  казацкие реестровые полки, находившиеся в составе войска польского. Войсковая верхушка перешла в католичество, среди казаков началось шатание, и лишь одна Сечь Запорожская  свято блюла  свою православную веру. Но и здесь казачество начало понемногу уступать польскому нажиму.
После гибели Наливайко гетманом был избран  Гаврило Кортневич, вскоре павший в битве с поляками.
Выкрикнули тогда  запорожцы своего генерального  обозного Сагайдачного, славного воина. Много  ратных подвигов совершил самборский  шляхтич  Петр Конашевич, увеличивая  славу казачества.
Польша уже наложила руки на всю Малороссию и протягивала их дальше  - на Запорожскую Сечь. Не понравилось панам сенаторам, что новый кошевой атаман был поставлен без их согласия - это было открытое самовольство казачества. Нужны были  меры для обуздания запорожцев.
И они были найдены. Поляки выбрали  среди своих приверженцев нового гетмана Малороссийского - Костку.  Для увеличения свой популярности и славы среди казачества, двинулся  Костка со своими полками в Молдавию. Добыл славу гетман, но погиб во время этого похода.
Выбрали поляки другого гетмана - Бородавку. Принялся он разъезжать по всей Малороссии и поднимать казаков против Сагайдачного, но был схвачен запорожцами, предан суду и расстрелян пред всем войском как изменник.
Судьба, казалось, хранила гетмана Сагайдачного, готовя его для неведомых свершений.
Польское правительство, несомненно, нашло бы способ устранить неугодного ему человека, но неожиданно в королевстве начался рокош, и действия  по устранению Сагайдачного  были временно прекращены. Более того, король решил привлечь его на свою сторону и прислал ему универсал со своими требованиями. Выполнить их - значило стать на сторону короля.

***

... Спорят кошевые до хрипоты, призывают к войне с Польшей.
Молчит Сагайдачный, думает.
Снова шепчет Мазепа, казак осторожный и расчетливый:
-Сломят, нас батько, ляхи! Не удержать нам всю Польшу в своей власти. Сила нам нужна союзная - да где она?
Предлагая объявить войну Польше, верили  атаманы лишь своей сабле острой, да верной руке. Но Сагайдачный смотрел дальше. Хорошо помнил он судьбу тех кошевых атаманов, что с горячим сердцем  нетерпеливо бросились  на защиту своего народа. Где они нынче? Четвертованы, сожжены, казнены, пали в боях с поляками...
Одним казакам не устоять против Польши. Даже вмешавшись в рокош, мало чего можно добиться. Скинуть короля польского - это всего лишь полдела. Но кто бы ни был новым королем -  то ли Зебржидовский, то ли Радзивилл, то ли герой шведской войны Ходкевич, то ли принц из дома Габсбургов - не согласится он дать свободу Малороссии. Не позволят ему этого сделать ни сенаторы, ни Польша, ни гетманы польские. Просто так позволить отделиться  богатейшим и обширнейшим землям своего королевства?..Не бывать такому никогда!  Страшная война ждет Малороссию, и в этой войне ей нужен сильный и надежный союзник.
Во всем божьем мире нет у нее  иного союзника, кроме государства Московского. Только оно может спасти  многострадальный народ украинский от  польских и католических притеснений. Московский царь вывел к окраинам своего государства огромное войско. Скоро оно разобьет мятежников, возьмет последние их оплоты . И вот здесь надо успеть  убедить царя повернуть это войско на Польшу. Вместе с казаками обрушится оно могучим валом на Речь Посполитую, пройдет ее от восточных границ до западных, сокрушив на веки вечные этот оплот папского престола.
Слать нужно спешно  послов к царю Василию, убедить его начать новую войну и заключить с ним военный союз. Помочь ему добить мятежников, а затем повернуть с московским войском на Польшу. Казаков из Молдавии не выводить, держать их наготове, чтобы они в любое время могли ударить по Кракову. Иль послать их на помощь рокошанам - пусть сильнее разгорается в Польше огонь взаимной войны. Тем временем звать терцев и донцов, что болтаются сейчас по всем мятежным окраинам Руси,  вразумлять их отечески и побуждать идти на Польшу. Поднять Крым, орду Кан-Темира, буджаков. Кто устоит против такой силы?
...Поднял голову гетман - взгляд тверд, властен, нет в нем сомнений. Будущее видится ясно - война и победа. Да поможет ему в этом Бог!
-Готовь, пан писарь, мой гетманский универсал, - Сагайдачный расправил  усы, повернул голову в сторону атаманов, - повелеваю я своей властью  завтра всему войску запорожскому...
Лица у всех напряглись. Решалась не только их судьба, но и всего народа малороссийского.
Договорить гетман не успел. За стеною гетманской избы  раздался конский топот, шум, неразборчивые крики.  Кто-то с топотом взбежал по ступеням крыльца. Дверь  палаты отворилась, и есаул  личной гетманской  стражи , день и ночь охранявшей Сагайдачного, встал на пороге:
-Батько, гонец до тебя!
-Откуда?
-От донских казаков прискакал, говорит, что татар видел...
-Татарва, - небрежно отмахнулся рукой Мазепа, -экая невидаль! завтра примем гонца.
Есаул посмотрел на гетмана, ожидая его последнего слова. Сагайдачный уже хотел было кивнуть, подтверждая решение кошевого писаря, а самому продолжать оглашать свою волю  войску запорожскому, но в последний миг что-то остановило его...
Судьбы многих стран и многих сотен тысяч людей в это мгновение, незримо для смертных, качнулись, и стали столь неустойчивыми, что их  могло поколебать самое ничтожное обстоятельство. И судьбе было угодно найти его.
-Гонца сюда!- неожиданно распорядился Сагайдачный.
Есаул побежал за гонцом.
-Батько требует! - слышно было, как он кричит с крыльца.
Скоро ввели и гонца - небольшого казака в запыленной серой свитке. Лицо его в свете свечей казалось неживым - так оно потемнело от пыли и усталости.
-Откуда идут татары? -спросил Сагайдачный.
- С под Тулы идут, - ответил казак, облизнув пересохшие губы.
- Царь побил мятежников?
- Про царя не знаю. То царский шурьяк утекает с под Тулы.
-Какой шурьяк? - не понял Сагайдачный.
-Урусов князь, что женат на вдове царского брата.
Гетман впился глазами в казака:
- С кем же Урусов утекает?
-Со всей силой татарской, что служили царю: идут и татары, и ногаи, и черемиса, и мордва... По пути разоряют казацкие станицы.
-Много ли их?
-Тысяч с двадцать будет. Да многие другими дорогами пошли. Должно быть, тысяч за тридцать наберется...
Лицо у гетмана вмиг посерело. Он помял виски, с трудом разжал губы:
-Царь разбит?
-Должно быть так. Чего же Урусову утекать?
Казак переступил с одной ноги на другую, снова облизнул губы.
Гетман молчал...
Все рухнуло в один миг. Все полетело к чертям - и война, и свобода... Одна осталась Украйна, что сиротинка... Нет больше Московского государства!
Атаманы молчали. Татары уходили с Руси, а какое дело  запорожцам до Московского государства? Связалась Москва с татарами, так сама пусть и расхлебывает  свою кашу.
Ослаб разом гетман. Руки тяжело положил на стол, плечи обвисли, мысли невеселые о Руси думаются - разнес ее в клочья окаянный Ивашка Болотников, чернь злобная, да огромная мрачная тень  Димитрия. Пусто там сейчас.  Ивашка,  должно быть, уже к Москве идет, добивать государство свое будет. Когда теперь возродится страна? Да и возродится ли? Рухнула последняя опора, на которую могла опереться Украйна! Теперь осталось одно - крулю польскому служить верно...
Поднял запавшие глаза на гонца:
-Ступай. Утром придешь снова, а сейчас ступай...
Гонец вышел
Обвел гетман потухшим взором полковников, сдвинул брови:
-Воля моя такая будет... Полки казацкие  повелеваю вывести из Молдавии.  Гонцов слать сейчас же, не медля ни часу. Послать гонцов к крулю, чтобы уверить его в преданности и усердии казаков. Войску Запорожскому  разрешаю гулять до  Петрова мясопуста. Кто более этого дня будет бражничать, того  бить батогами.
Все,  атаманы и полковники, ступайте в курени.
Атаманы выходили из гетманской избы нахмуренные. Не последовал гетман их воле, не повелел войску  готовиться на проклятых ляхов. Так жди, гетман, круга казачьего - там мы спросим с тебя за многострадальный люд православный, за который ты не пожелал заступиться.
На востоке небо уже прояснялось.  Наступало новое утро.