Как я отчаялась найти украденную сумку

       Сначала, как говорил Райкин, о чуйствах. Вот если подумать, то каким гигантским спектром эмоций мы обладаем! Еще говорят: «Целая гамма чувств». Это значит, что чувства могут быть неявные, неясные, смутные, смешанные. То есть как в гамме, полутоновые, не ярко выраженные. Но всё-таки полутона организованы в музыкальный лад. А может случиться, как в современной музыке, додекафония или просто какофония звуков, когда в мыслях, чувствах, переживаниях, ощущениях совсем запутаешься. Полутона мы осязаем зрительно и на слух, в живописи и музыке.
       А что такое смешанные чувства? Напомню вам эпизод из встречи Эльдара Рязанова со студентами СПбГУ. Было это лет двадцать, если не больше, назад, и его спросили об отношении к Алле Пугачёвой. Смешанное чувство, ответил он, и, раздосадованный молчанием аудитории, не пожелавшей узнать, что же всё-таки стоит за этим чувством, он пояснил, что смешанное чувство — это то, которое возникает при виде своей тещи, летящей с обрыва в твоей новой машине. Как видим, смешанное чувство -- это клубок глубоких противоречий.
 
       Сейчас расскажу драматический эпизод с неожиданной концовкой. Она-то и побудила меня попытаться понять, что же движет человеком, совершающим поступок.
       Зима. Суббота. Работа. Вторая пара. К счастью, вроде уже рассвело, но всё равно темно. И очень холодно. Суровый минус, что теперь редкость. Зато опять же редкая возможность надеть новую, дорогую норковую шубку — не чета той, что ездила  со  мной  в  Рим.  И  было  это  года  четыре назад.
       Пришла на 10-ю линию Васильевского острова, в свой университетский корпус. Ключ брать не пришлось: уголок, где расположилась кафедра с преподавательской и двумя аудиториями, которые обычно заперты, уже открыт: в одной комнате идут с утра занятия. Эти же студенты через пятнадцать минут перекочуют ко мне, на английский.
       В здании, кроме нас, похоже, ни души — суббота, утро. В коридоре, ведущем к кафедральному отсеку, темно, хоть глаз выколи. Никто не удосужился в начале коридора щёлкнуть выключателем.
       Вхожу в преподавательскую, ставлю на ближайший стол маленькую сумочку и пакет с книжками. В "предбаннике" открываю правую половину шкафа и вешаю там шубку. Какой-то разумный внутренний голос посоветовал мне сдвинуть шубку влево, за закрытую створку двери, чтобы не маячила. Что ещё оказалось потом гениальным предвидением, было то, что ключи от квартиры были не в сумке, а в кармане шубки.        Проделав эти две несложные операции, неожиданно испытываю острое желание заскочить на минутку в соседнюю со входом на кафедру дверь, в туалет. Оставив ровно на две минуты пустынное помещение открытым, возвращаюсь за вещами в преподавательскую и — о ужас! Вижу на столе только пакет с учебниками. Первым делом с беспочвенной надеждой оглядываюсь по сторонам и потом кидаюсь к шкафу — шубка на месте, фу-у-у…
      Бросаюсь в соседнюю аудиторию, где мои студенты уже собирают вещи после конца лекции, и задаю им вопрос. Нет, никто ничего не видел, не брал и т. п. Но ведь больше некому! И как меня выследили? Кто это сделал? Это один из двух вопросов, который я, кстати, припасла на конец, но сейчас понимаю, что второй оставшийся вопрос намного интереснее… А в сумочке всё: паспорт, кошелёк с деньгами, пенсионное удостоверение, дебетовые карты, транспортная карта и прочее. Студенты быстро меня, полубессознательную, берут в оборот, я блокирую карты… Ну что? Конечно, ни о каких занятиях не может быть и речи. А меня больше всего мучает вопрос: как мне дальше с ними общаться, если кто-то из них всё-таки украл мою сумочку. Других вариантов просто не может быть. Вызвала, конечно, милицию-полицию. Приехал на своей,  как потом оказалось, машине следователь — молодой, умный, красивый, с хорошей речью. Он мне что-то целый час талдычил: я, конечно, не помню ни слова. Но в конце часа я всё-таки поняла его «месседж»: всё будет так длительно, мучительно, запутанно, что мне лучше написать заявление о том, что на самом деле, я сумочку сама потеряла. Как видите, моя милиция меня действительно бережёт!
       Вскоре он отвёз меня в отделение, где я и написала требуемое заявление, и меня отпустили на все четыре стороны.
       «Но помилуйте, — воскликнула я, — у меня нет ни копейки, чтобы доехать домой!» «Ах да, — согласились они, — сейчас подадим Вам машину». И вот картина маслом: аккурат возле моего подъезда, под удивлёнными взглядами соседей  и прохожих, из занюханного алкашно-бандитского воронка вылезает дама, вся из себя, в норковой шубке и шляпке!
       Открываю ключом дверь и рыдаю в квартире, сколько душе угодно. А только представьте себе ситуацию, когда бы в дом было не попасть!
       Прорыдала я нон-стоп три дня, потому как никакие документы восстановить не могу: все доки с фото похищены.
 
       Полное отчаяние. Хотя народ пытается утешить, говоря, что, мол, жди, через некоторое время документы подкинут. Говорят, существует такая гуманная (!) практика у воров — ведь тоже люди, с понятиями!
       Жду. Параллельно делаю какие-то шаги. Успокаиваюсь, хотя вопросы всё равно остаются…

       Думаю, вы помните, что кража произошла в субботу. Шесть дней прошло в тишине. И вот, в четверг, к вечеру, раздаётся телефонный звонок: «Это говорят из отделения милиции номер… Тут нам Вашу сумочку принесли. Можете забрать. Когда она пропала? В субботу? Да-да, в субботу нам её и принесли. Два таджика нашли её на помойке за универсамом на 17-й линии, что между Большим проспектом и набережной. Почему раньше не сообщили? Да как-то так… Сначала были выходные, потом, знаете, столько работы! Можете забрать в любое время...»

       От счастья и, как сейчас понимаю, сдуру, на следующий день я помчалась в отделение, купив по дороге две коробки конфет — таджикам, если они ещё придут…
Кто они, что они там делали — этого я никогда не узнаю. И что ими двигало, когда они этот шаг совершали? Вот это и есть мой вопрос.

       А в отношении наших чиновников и вопросов нет — одни буквы, и их немного…

       P.S. Да, всё было на месте. Кроме денег в кошельке.