Жилины. Том 2-11

              Глава 11. Художник, Малин Петр Васильевич, осень 1748 года.

     Вроде бы и недолго мы в детской просидели, а Люба нас уже обедать позвала. Доели мы вчерашний борщ, он, постояв в холодильнике, вроде ещё вкусней стал, а на второе Люба, и когда только успела, картошку почистила, да сварить успела, а самое главное котлеты из того мяса, что мы на рынке купили, накрутила и пожарила.
 
     Никто ко второму даже приступить не успел, когда дверной звонок раздался. Люба, она ближе всех к двери сидела, вскочила и пошла её открывать. Слышим разговаривает с кем-то, да вроде в коридоре они уже топчутся, ну мы все насторожились и головы в ту сторону повернули, а там дядя Ефим показался. Он прямо до самого пола согнулся, уличные ботинки на домашние тапки меняя.

     - Чувствовал я, что он не выдержит и придёт, - сказал папа, а ему тут же дядя Никита подпел: 

     - Действительно интересно, а о чём это наши сестрички думают? Ни Марфа, ни Матрёна свои физии нам не кажут, в рассказы наши не вмешиваются, то ли они что-то замыслили, то ли… Сегодня вроде воскресенье, самое время им завалиться сюда, да нам весь кайф сломать. Да и дочка моя глаза не кажет и ни разу, понимаете ни разу сюда не позвонила. Не пойму, к чему всё это?

     - Никита Фролович, не волнуйтесь, пожалуйста, - это моя жена слово взяла, - с Линой Никитичной я по нескольку раз в день по телефону разговариваю. Она абсолютно в курсе всех ваших дел. Специально не звонит сюда, чтобы вас не напрягать. Да и Мария Фроловна с Алевтиной Фроловной прекрасно знают, чем вы тут занимаетесь. Я домой чуть раньше, чем вы вернулась, да полчаса, наверное, с Марией Фроловной по телефону проговорила. Они решили вас всех от рассказов о прошлом не отвлекать. Договорились в четверг у нас собраться. У Вани партсобрание будет, в такие дни он всегда домой довольно-таки поздно возвращается, вот они и приедут вас развлечь. Да пообщаться на темы разные.
   
     - Ну, тогда ладно, а то я уже беспокоиться принялся.

     Я ему ответить не успел, поскольку дядя Фима на кухню зашёл. В одной руке он держал бутылку с какой-то самодельной ягодной настойкой, а в другой – хозяйственную сумку, по внешнему виду, довольно тяжёлую. Средний брат моего отца в знатного садовода на старости лет превратился. Да скорее не так садовода, это его супруга, а моя тётка Елена Павловна любит в земле ковыряться. А вот Ефим Фролович лучший из всех, кого я знаю переработчик, назовём это так, трудов своей жены. Он и варенья варит, и соки гонит, и настойки разливает, и солит, квасит, маринует, а также коптит всё, что шевелится. Какую рыбку он готовит - это же сказка. Вот и сейчас он нам много чего привёз – и грибов солёных с маринованными, и салатов разнообразных, и свининки горячего копчения, и ещё много чего собственноручного изготовления, в том числе, конечно, и пару карпов копчёных, которых он, казалось, только, что из коптильни достал, настолько она свеже выглядели.

     - Ты, что братец, - это мой отец к расспросам приступил, - специально на дачу что ли сгонял? Рыбка-то вроде вчера ещё плавала? 

     - Ну не с пустыми же руками ехать, тем более я знаю, что вы к моим карпам неровно дышите. У нас неподалёку от дачи озерцо небольшое имеется. Так вот там некие ловкие люди карпа с форелью разводить стали. Можешь с удочкой посидеть, всё, что поймаешь, взвесят, немного денег возьмут, много выгодней чем в магазине или на рынке покупать, а хочешь сами сеткой наловят и тебе прямо живёхоньких подадут, да ещё и спасибо скажут. Цену назовут повыше, разумеется, чем, если бы ты сам наловил, но безусловно дешевле нежели в другом месте, а уж где найти рыбу вкусней, не знаю, мне это не удавалось. Вот я, как узнал, что ты, Саша, сюда временно переехал, решил тоже на постой попроситься. А для того, чтобы хозяев задобрить, да шучу я, шучу, - заволновался дядька, увидев лицо моей жены, - я вчера на дачу съездил, рыбки накоптил, кое-каких консервов собственного производства набрал и к вам поехал. Меня Владик обещался с самого утра к вам доставить. Я же сам безлошадный. Да вот что-то у него не заладилось, и он с машиной провозился часа три. Сейчас привёз, высадил и умчался куда-то по делам. А так хотел к вам заскочить, но видать не судьба.

     Дядя Фима вздохнул, закончил в сумке ковыряться и ко мне обратился:

     - У тебя же Ванюша должна быть микроволновая печка, чтобы подогреть рыбку. Вот и хорошо. Сейчас будем пробовать или попозже?

     - Сейчас мы обедаем, - ответил его старший брат, и к моей жене обратился, - Любаша у тебя для этого типа тарелка борща найдётся?

     - Конечно, Никита Фролович, сейчас налью. Ефим Фролович, вам сметанку положить?

     - Да, я вроде есть пока не хочу, - начал отговариваться дядя Фима.

     - А тебя никто и спрашивать не собирается, - голос у дяди Никиты был абсолютно твёрд, - садись и ешь, пока борщ ещё горячий. Не съешь я его тебе за шиворот вылью. Тебя такой расклад устроит? – и он внимательно на брата посмотрел, а затем, как встрепенулся, и снова заговорил.

     - Вот за ужином, да ещё ежели в этом доме немного горилки найдётся, мы и отведаем всего того, что ты нам приволок. Правильно я рассудил? – теперь он на нас с папой посмотрел.

     Мы оба лишь головой кивнули согласно и всё.

     Когда дело до котлет дошло, дядя Никита долго кусок котлетины жамкал, потом проглотил его и к Любови обратился:

     - А скажи мне милая моя, из чего ты котлеты сделала?

     - В пакете, который нам Виктор Михайлович на рынке дал, лежало два килограмма говядины и килограмм свинины, и всё без костей. Я быстро мясо провернула, лука с чёрствым хлебом, в молоке размоченном, сколько надо добавила, пару яиц в фарш вбила и пожарила. А что, что-то не так получилось, Никита Фролович? - заволновалась моя супруга.

     - Нет, нет, Любочка, не беспокойся, всё было удивительно вкусно, вот я и спросил.

     После обеда мы привычно перебрались в детскую, и тут папа заволновался:

     - Всё это, конечно, хорошо, но ты же, Фим, на постой попросился, а здесь все койки заняты, где ты спать собираешься?

     - У нас только раскладушка свободной осталась, - развёл руками я.

     - Так это замечательно, я же на даче на раскладушке сплю, мне на ней удобней, чем на большой кровати, - обрадовался дядя Ефим.

     - Ну раз так, позвольте я продолжать буду, - сказал дядя Никита и вновь приступил к рассказу.

      До Петра Васильевича они добрались достаточно быстро, взвар действительно остыть ещё не успел. На подъезде к его дому Иван попросил Митяя остановиться, достал из одного из коробов приличную одежду, забежал в кусты, переоделся и вышел оттуда совсем другим человеком. Как обычно он постучал металлическим кольцом о металлическую пластинку, вделанную в калитку. Через несколько минут калитка приоткрылась. Арина, увидев его, радостно воскликнула:

     - Ванюша заходи, давненько ты нас не посещал, что-то забыл совсем.

     Рассмотрев рядом с ним Митяя и поняв, что они приехали на телеге, она с неожиданной ловкостью распахнула ворота, позволив им въехать во двор. Теперь ни телеги, ни Воронка с улицы не было ни видно, ни слышно. Художник встретил их, как самых дорогих гостей. Арина сразу же принялась на стол собирать, а Иван с Митяем и Петром Васильевичем в мастерскую пошли. Митяй не стал мешать их разговору, а направился к группе учеников художника, которые сгрудились в дальнем конце мастерской. Было их человек десять. Они по очереди крутили перед собой точно такую же крынку, что Иван от Марфы привёз. Наверное, Пётр Васильевич дал им крынку, чтобы каждый хорошенько её рассмотрел, а затем уже по памяти нарисовать смог. Иван при её виде ещё раз улыбнулся и счёл это хорошим знаком.

     - Пётр Васильевич, а мы вам презент небольшой, но вкусный привезли. Сможете угадать от кого? – спросил он, протягивая хозяину крынку со взваром.

     Пётр Васильевич поднёс крынку ко рту и сделал даже не глоток, а так прикоснулся краешком губ к её содержимому и всё. Но почмокав немного, припал к ней от души, сделав несколько больших глотков:

     - Марфутки-баловницы работа, - сказал и вопросительно на Ивана посмотрел.

     - Пётр Васильевич, как вы угадали-то?

     - Да что здесь угадывать, - даже удивился художник, - её ещё Марфа-старшая научила. Она какой-то корешок во взвар добавляла. Тот небольшой еле заметный привкус даёт. Не зная, не поймёшь, а узнав до смерти не забудешь. Вот Марфуша и выучилась точно такой же варить. Как она там? Детишки как? Николай?

     - Марфу видели, она, как обычно, благоухает, - улыбнулся Иван, - вся в цветах. Дети растут, если новые не появятся, наверное, как-нибудь к вам в гости выберется. По крайней мере, об этом разговор был. А вот Николая мы не видели. Приехали поздно, к ним заходить не стали, боялись разбудить. А утром, когда пришли, он уже убежал, где-то, Марфа сказала, избу ставит.

     - А я ведь к вам с просьбой, - подождав пока Пётр Васильевич ещё пару глотков из крынки сделает, обратился к нему Иван.

     - Ну, проси, что хочешь. Смогу, помогу. Да, а Тихона, что я не вижу, никак случилось что?

     Иван надеялся, что обойдётся и ему не придётся в очередной раз рассказывать, как же так получилось, что у Тихона удар был, но вопрос последовал. Пришлось ему снова рассказ свой повторить. Он уж даже вспомнить не мог, какой раз это было.
 
     Пётр Васильевич сидел молча, не перебивая, затем перекрестился и произнёс:

     - Все мы в руках Божьих.

     Если бы Иван уже не знал его достаточно хорошо, он решил бы, что рассказанное им совсем не задело сидевшего перед ним старого человека, но тонкая жилка, начавшая биться на сморщенной шее художника, говорила сама за себя. Она появилась при первых словах Ивана и продолжала пульсировать, когда рассказ давно был уже закончен. Явно сильно подействовало рассказанное Иваном на Петра Васильевича, он даже ладонью лицо своё вытер, что с ним бывало, когда он сильно расстраивался. Хорошо Арина позвала к столу. Выдержке Петра Васильевича можно было позавидовать.

     Накормили их как всегда очень вкусно и сытно. Но Иван не обедать сюда рвался:

     - Пётр Васильевич, я помню вы нам с Тихоном Петровичем рассказывали про постоялый двор, в котором вы работали в молодости, когда из монастыря ушли. Вы не знаете, он ещё до сих пор работает и, если работает, то принадлежит ли ещё тому старому хозяину, вашему знакомому? 
 
     Художник не только головой кивнул, но даже сказал, что с пару месяцев назад туда заезжал, чтобы обновить свои картинки по стенам развешанные.

     - Это совсем замечательно, - сказал Иван, - это как раз то что я хотел узнать. Пётр Васильевич мы с Тихоном Петровичем хотим к вам с просьбой не вполне обычной обратиться. Не могли бы вы нас с хозяином познакомить, да за нас поручиться. Есть у нас одна задумка, открыть при том постоялом дворе лавку, в которой мы бы торговать смогли.

     - Но я никогда не слышал, чтобы при постоялых дворах лавки работали, - недоумеваючи пробормотал художник.

    - Пётр Васильевич, - Иван решил немножечко надавить на него и начал говорить чётко и размерено, - вы знаете я тоже о таком не слыхивал, вот мы и хотим быть первыми, кто такую торговлю откроет. Вы сами говорили, что там постоянно люди толкутся в ожидании, когда им лошадей поменяют. На ночлег многие останавливаются. Да и в ресторацию иногда даже специально заезжают. Место очень известное. А вот представьте себе, что там ещё и лавка будет работать, где книжки разные можно будет приобрести, гостинцы прикупить, да и просто какие-нибудь вещицы, которые или в дороге, или в быту могут пригодиться.

     По мере того как он говорил, взгляд художника становился всё более и более заинтересованным, он даже начал одобрительно головой кивать, что вероятно означало его согласие с доводами Ивана.

     - Так, что ты хочешь Ваня, чтобы я туда с тобой съездил и тебя порекомендовал хозяину? А знаешь, мне твоя идея начинает нравиться. Одно плохо, там нет никакого свободного помещения, в котором можно лавку устроить.
 
   - Нет помещения, значит его надо построить. Самое главное, чтобы там было место, где эту лавку поставить можно будет.

     - Так, интересно ты мыслишь Ванюша, а что тебе Тихон на это скажет?

     -  Он сказал, что я могу делать, то что хочу, лишь бы это во вред общему делу не было, - Иван говорил это, а сам побаивался, не слишком ли он злоупотребляет доверием своего партнёра? Правильно ли поймёт Тихон его идею?
 
     - Ну, если так, то я готов с тобой туда отправиться. Здесь совсем недалеко. А ты, что на карете сюда пожаловал? – улыбнулся Пётр Васильевич.

     - Нет, Пётр Васильевич, пока ещё на телеге, но скоро надеюсь и на карете ездить буду.

     Художник только ещё раз улыбнулся и руку Ивану пожал. Крепко, по-мужски.

     - На телеге, так на телеге, - сказал он и пошёл на выход.

     Когда они проходили через большую залу с зеркалами, Пётр Васильевич подошёл к одному из них поправить свою причёску. Иван тоже взглянул в него и увидел там высокого молодого мужчину в камзоле из тонкого серого с отливом сукна, из-под которого виднелась тонкая белая полотняная сорочка, с небольшим кружевным жабо. Поколенные кюлоты, чулки и ботинки с застёжкой дополняли его костюм. Обычная повседневная одежда достаточно денежного человека.
 
     - И как же ты Иван в таком виде на телеге раскатываешь? - улыбнулся художник, вскарабкиваясь на повозку.

     - Кареты пока не имеем, вот и приходится так ездить, - последовал дающий надежду на лучшее ответ.

      Митяй взял в руки вожжи, и они поехали. Ехать оказалось действительно недалеко. Минут через двадцать Пётр Васильевич попросил остановиться у ворот, которые вели во внутренний двор.

      - Я думаю, что на телеге нам туда не след соваться, придётся тебе Митяй здесь, где-нибудь в сторонке поскучать, - улыбнулся Пётр Васильевич и открыв калитку прошёл вовнутрь.

     Иван с некоторым трепетом шёл за ним. Перед ними был большой внутренний двор. С правой стороны находилась конюшня, впереди и с левой руки был сам постоялый двор. Наверху было жильё, а внизу огромный трактир с двумя входами, чуть подальше для чистой публики, а неподалёку от ворот для ямщиков, прислуги и прочего простого люда. В разных концах внутреннего двора стояли две кареты. Одна, обогнавшая их несколько минут назад, только что въехала туда и из неё с трудом вылезала толстая пожилая дама в коричневом бархатном салопе, отороченном каким-то тон в тон пушистым мехом. Дама уставилась перед собой с брезгливым выражением лица, совершенно не обратив внимания на проходящих мимо Петра Васильевича с Иваном. Два лакея с усердием пытались ей помочь, но лишь мешали друг другу. Ей, по-видимому, надоело это, и она, оттолкнув их обоих, сделала шаг вниз на ступеньку, но промахнулась, нога соскочила, и она начала валиться на землю. Хорошо Иван успел подскочить и поддержать её:

     - Благодарю милейший, - проговорила дама, низким голосом, продолжая держаться за его руку.

     Затем, убедившись, что твёрдо стоит на ногах, в благодарность кивнула головой и пошла ко входу в ресторацию. Чувствовалось, что она здесь далеко не первый раз.

     Иван повернулся к Петру Васильевичу.

     - Ловок ты, однако, - проговорил художник, одобрительно кивнув головой, - самой графине Елисавете Феодоровне Прохиной не дал упасть. Удивительно сумасбродная особа. Она была близкой приятельницей моей матушки. Вот видишь, до сих пор ей верность хранит. Меня узнала, разумеется, но даже вида не подала, что мы знакомы. Сюда приезжает в карты играть. Опаздывает скорее всего, вот и решила поспешить. Я, уж точно на помощь ей бросаться не стал бы, ну а ты молодец, хвалю.

     Пока он всё это проговаривал, Иван не спеша успел весь двор оглядеть. Карета, которая за его спиной стояла, уже уехала, а карету графини в эту минуту заводили через большие ворота в конюшню, и двор казался пустым. Иван кивнул головой, и они зашли в трактир через дальнюю дверь.

     - Хозяина позови, - голос у Петра Васильевича, обратившегося к кому-то из половых, стал совсем другим, нежели дома.

     "Каким-то требовательным, барским, вот каким", - понял Иван. Понял и даже испугался слегка. Но немного подумав, решил, "ну и что случиться может, да в общем ничего. В крайнем случае не будет здесь лавки, вот и всё". Как только эта мысль в голову пришла, сразу же успокоился и мысли совсем другие начали в голове своё обычное мельтешение. 

     Откуда-то сзади появился хозяин, совсем уже старый человек, с трясущейся головой и дрожащими руками. Узнав Петра Васильевича, в поясе согнулся. Иван даже подумать успел, а вдруг не разогнётся, но нет разогнулся, хотя голову всё одно склонённой держал:

     - Ваше превосходительство, рад вас видеть. Что изволите?

     - Послушай Савва Михайлович, у меня к тебе просьба небольшая будет.

     - Все, что в моих силах обязательно исполню Ваше превосходительство.

     - Вот это Иван Иванович Жилин, его батюшка, купец. Какой он гильдии, Иван?

     - На сегодняшний день – второй, - не раздумывая ответил Иван, - но к следующему лету надеется в первую войти.

    - Вот видишь Савва Михайлович, в первую рвётся, а пока во второй. Молодой Иван решил батеньке своему помочь по-родственному. Он надумал у тебя на постоялом дворе лавку для торговли открыть и всяческими товарами её наполнить. Надеется он, что хорошо здесь торговля идти будет и общий оборот позволит войти в первую гильдию. Ну, что? Поможем мальцу, ну а через него его батюшке. Глядишь, у того времени побольше свободного будет, и он ко мне в гости чаще заезжать примется. Мне, Савва Михайлович, очень нравится с его батенькой в шахматы играть. А сам я, ты же знаешь, страх как не люблю из дома выезжать. Сейчас только вот из уважения к его тяте к тебе в гости выбрался. Так как поступим-то?

     - Не знаю даже, что и сказать Ваше превосходительство, Пётр Васильевич. Я бы со всей душой, но нет у меня никакого помещения, где можно было бы, даже самую маленькую лавку разместить. Вы на меня только не серчайте, но вот Вам истинный крест — это так, - и он действительно размашисто перекрестился.

     - А мне и не надобно твоих помещений, Савва Михайлович, - решительно проговорил Иван, - я хочу новое построить. Здесь всё равно в торце, который соединяет конюшню с ресторацией, дверей во внутренний двор нет. Вот и давай, построим вплотную к нему новое помещение для лавки. Много места у внутреннего двора мы не отнимем, всё одно, там оно ничем не занято, да и не может быть занято. Узко там. А мы аккуратненько туда новую современную лавку поставим таким образом, что чистая публика будет иметь возможность заходить в чистую половину лавки прямо из ресторации, а чернь - с улицы, в ту часть, где товары по её потребностям продаваться будут.   

     - Ваше превосходительство, Пётр Васильевич, - явно игнорируя Ивана, взмолился хозяин, - где же я такие деньги раздобуду, чтобы строительство затеять?

     - Так в этом весь смысл, - Иван даже ладонями прихлопнул, - деньги наши будут. Всё наше и артель строительная, и деньги, и материалы. Повторяю, всё наше.

     - Так, а зачем же мне тогда всё это будет надобно? – задумчиво произнёс хозяин. Он уже перестал отказываться, а принялся разбираться, может зря он отказывался-то.

    - Савва Михайлович, ты меня ещё до конца не выслушал, а уже вопросы задаёшь. Для тебя очень даже не маленький резон имеется такую лавку заполучить. И прежде всего из-за платы за её наём. Она же на твоё имя будет оформлена. Первоначально мы мзду сделаем небольшой, пока строительство полностью не окупится, на это мы полагаем три-четыре года уйдёт, а затем уж мы полную сумму тебе платить будем, как положено. Ну, и наконец, нельзя не сказать, что, через год-другой, когда дела в лавке нормально пойдут, мы тебе часть лихвы от продажи положим.

     Иван помолчал немного, чтобы хозяин подумать над уже сказанным успел, а затем решительно продолжил:

     - О твоём трактире и так слава уже до Санкт-Петербурга и далее дошла. И заслуга в этом твоя, Савва Михайлович. Кормишь ты всех гостей своих отменно. Да и листки потешные, что для тебя Пётр Васильевич рисует, тоже свою лепту в славу заведения вносят. Сам знаешь, что количество путешествующих через эту ямскую станцию растёт, а будет ещё больше. Ведь, ежели мы с тобой такое намерение исполним, в газетах и журналах писать о твоём постоялом дворе будут и любопытствующие, те у кого других забот нет, сюда специально приезжать примутся. Подумай хорошенько Савва Михайлович, отказаться никогда не будет поздно. Я не говорю, что завтра я сюда артель мужиков пригоню, нет. Этот разговор я затеял загодя. Ты ответ нам положительный дашь, мы тотчас зодчего пришлём, он прожект нам представит. Мы вместе с тобой этот прожект рассмотрим и если одобрим, то затеем возведение самого здания, чтобы оно красивым и удобным было. Ну, вот я всё сказал, ты думай, а я сам через седмицу возвращаться буду, вот тогда и решим этот вопрос, а пока кофию нам с Петром Васильевичем прикажи подать, да мы дальше отправимся, - и он к художнику повернулся и беседу с ним продолжил.

     Трактирщик ушёл, и пока они ждали заказанный кофий, Пётр Васильевич Ивану рисунки свои показал, что на стенах в зале висели. Многие такими смешными были, что Иван чуть не обхохотался весь. Но тут им заказанное принесли, они пить принялись, а когда завершили, да домой собираться намерились, Пётр Васильевич сказал, покачав головой:

     - Я готов поднять перед тобой Ванюша руки, ты так мастерски разыграл эту партию, что я остаюсь в восхищении. Но ты скажи, зачем тебе надо такие деньги в эту лавку, да так надолго вложить, хотя я, например, совсем не уверен, что ты тут сможешь много заработать. Возможно, конечно, я не всё понимаю, но… - и он в недоумении всё продолжал и продолжал качать головой, затем спохватился и ещё один вопрос задал:

     - Да и вообще скажи, а где ты такие деньги возьмёшь?

     "Это было то, что волновало и меня", - вспоминал через много лет Иван Иванович. Он пересказывал все свои переживания, которые настолько засели в его памяти, что превратились в обычные вполне человеческие слова и он смог их повторить безо всяких затруднений:

     - Конечно, - рассказывал он потом своим внукам, - была надежда, что Феофан с Прохором построят его, также в рассрочку, как и дом для моей матушки с детьми. Но, это была только надежда. Хотя, если разбираться, то и у меня была только надежда, что лавка на постоялом дворе даст хорошую прибыль, быстро окупающую вложенные затраты. Но помимо надежды бывают ещё мечты, а эта лавка и была такой мечтой. Ведь это был мой первый, полностью мой от начала до конца, прожект. Потом их было много, но, когда я заезжал на тот постоялый двор и видел народ, входящий в лавку с пустыми руками, а выходящий оттуда с какими-то покупками, во мне поднималось чувство гордости, что я сумел свою ничем не подтверждённую мечту, просто мне показалось, что должно всё получиться, воплотить в реальность.

     Иван Иванович, к тому времени был совсем старым человеком и от дел почти отошёл, всем заправляли его дети и внуки, вот и занялся воспоминаниями. На них его натолкнул вопрос одного из его молодых и очень подающих надежды приказчиков. Вопрос оказался любопытным, вот Иван Иванович и решил вначале сам себе на него ответить, прежде чем начать отвечать на вопрос приказчика:

     - Когда Иван Иванович вы поняли, что реально сможете добиться успеха в жизни?

     Тогда, через много лет от начала его самостоятельной работы, он долго раздумывал над этим таким простым в сущности вопросом и сделал удививший его самого вывод:

    - Эта уверенность, наверное, вместе со мной родилась, мне оставалось лишь помогать ей осуществляться. Чтобы я не задумал, я всё пытался доводить до конца, ничего не бросал на полпути. Потом, уже через много лет я услышал одну фразу и понял, что, по-видимому, я знал её подсознательно, поскольку всегда её использовал: работай, как лошадь, крутящая мельничное колесо, ставь реально осуществимые цели и у тебя всё будет получаться. Ведь не зря девизом нашего торгового дома стала истина – "Только трудясь можно всего достичь". 
 
     Но всё это случилось, как мы уже упомянули, через много лет, а тогда они тряслись на обычной деревенской телеге по дороге, ведущей от постоялого двора до усадьбы Петра Васильевича. Там они расстались с художником. Иван долго его благодарил, когда прощался, но зайти и передохнуть категорически отказался и они поехали в сторону усадьбы Петра Петровича Гладышева, того самого книгоиздателя, с которым познакомились на первой для Ивана Фроловской ярманке.
   
     Пётр Петрович первым делом усадил их пить чай. Иван знал, что отказываться бесполезно.

     - Пока ты не выпьешь два, а лучше три бокала чая из самовара он с тобой ни на какие темы, кроме здоровья и погоды, разговаривать не будет, такой уж он человек, - объяснял Иван Митяю при подъезде к показавшемуся вдалеке высокому в три этажа дому.

     Так действительно и получилось, поэтому Митяй скорее удивился не настойчивости Петра Петровича, а знаниям своего то ли хозяина, то ли товарища, он сам ещё никак не мог понять своё положение при Иване с Тихоном. После чая они долго рассматривали новые книги, изданные Гладышевым, при этом Иван больше внимания уделял не дешёвым книжкам для малограмотных крестьян, которые до того они покупали, а рассматривал книги в хороших дорогих переплётах с красивыми иллюстрациями и с такой ценой, что руки у него сами опускались и одна только мысль и была – "неужто это кто-то может купить?" Но Пётр Петрович в ответ на все его сомнения отвечал, что в Москве и в Санкт-Петербурге в книжных лавках эти книги вдвое, а то и втрое дороже продаются и он регулярно отправляет короба с подобными книгами различным своим торговым агентам.
 
     - Весьма выгодное это дело хорошими книгами торговать. Знаешь, иногда бывает и я ошибаюсь с тиражом, маленьким я его выпускаю, вот мне и приходится одну и ту же книгу по два, а то и три и более раз печатать. Правда, признать следует, что бывает и наоборот. И тираж небольшой, и книжка вроде бы в Европе знаменитая, а вот не находит она здесь своих читателей, так и приходится её за полцены отдавать, лишь бы место не занимала.

     Дорогие книжки Иван рассматривал, имея планы на будущее, а основной вопрос, с которым он приехал к Гладышеву, был о посуде металлической, которой он желал торговать в Холуе на ярманке, в обещанной Пожарской лавке. Пётр Петрович очень оживился, вспоминая годы, проведённые на Урале. Да, конечно, он там болеть начал, но создать большой завод, заставить его работать и оставить преемнику в целости и сохранности – это был практически весь смысл его жизни, которая резко разделилась на ДО и ПОСЛЕ. Разумеется, ПОСЛЕ тоже были свои, пусть и небольшие, победы и радости от них было много и чувствовал он, что пользу его деятельность несёт, но ДО всё было больше, весомей и пользительней.

     Пётр Петрович даже раздумывать долго не стал, что же посоветовать Ивану, он всё знал от и до. Он просто взял того за руку и повёл к себе на кухню, где, не обращая внимания на повара и прислугу, которые суетились там, сразу же подошёл к плите и начал показывать чугунные и стальные сковородки, кастрюли и прочие кухонные принадлежности, которые, как оказалось все были произведены на том самом Верхне-Исетском казённом Цесаревны Анны железоделательном заводе, который построил и где командовал когда-то Его превосходительство тайный советник Гладышев Пётр Петрович. Он, пока всё это выговаривал, опечалился слегка, но потом рукой махнул, как бы отгоняя дурные мысли прочь и даже засмеялся, покачивая головой:

     - Вон куда ты меня Ванюша мысленно загнал, снова на Урал. Я уж его забывать потихоньку начал, а ты мне всё так явно напомнил, что почти невтерпёж мне стало, захотело вновь туда к печам железоделательным, к огню в них горящему, - он замолчал на полуслове, а затем вновь махнул рукой и снова засмеялся, да задористо так, что все вокруг тоже улыбаться принялись.

     По-видимому, он вспомнил о чём-то, поскольку взял Ивана за руку и на второй этаж за собой повёл. Там они в большую комнату вошли, всю шкафами дубовыми заставленную от пола до потолка. И все эти шкафы книгами были заполнены. Пётр Петрович к одному из шкафов подошёл, что-то там поискал и, достав тонкую книжонку, протянул её Ивану:

     - Вот, Ванюша, мне мой преемник барон фон Берг Андрей Антонович недавно каталог заводской продукции, изданный им, в презент прислал. Вот полюбопытствуй, да как решишь, мне сообщи, что и в каких количествах ты желаешь для торговли на своём складе иметь. Я Бергу письмецо отпишу, а он воз или пару возов с заказанным товаром сюда ко мне доставит. Вот у тебя и появится, чем ты торговать сможешь. Я понимаю, что у тебя с деньгами не так хорошо, как хотелось бы. Так я сам за товар заплачу, а вы с Тихоном по мере того, как его забирать к себе будете, мне мои затраты возмещать примитесь. Все будут свой интерес иметь. Я заводу, в который жизнь вдохнул, с продажей товара помогу, вы свои мечты осуществите, покупатели продукцию высокого качества домой принесут. Понятно тебе? И учти лично мне никакие деньги за это не нужны. Даже не вздумай предложить когда, обижусь, тебе же хуже будет. Ясно? – и он так требовательно на Ивана уставился, что тому как-то не по себе стало.

    Они постояли так друг на друга посматривая, пока Пётр Петрович не улыбнулся совершенно открытой приветливой улыбкой и не предложил им пообедать, "а то уж скоро смеркаться начнёт, а они все голодными, аки звери лесные зимней порой ходят-бродят", - засмеялся он.

     - Пётр Петрович, от всего сердца благодарим вас за ласку и заботу, - в ответ сказал Иван, - но мы вынуждены отказаться. Обещали дома, что не позже обеда вернёмся, да вот задержались совсем и надо домой как можно быстрее гнать, чтобы пусть в темноте, но сегодня приехать, а сами знаете, дорога нам ещё дальняя предстоит.

     Пётр Петрович пошёл провожать гостей, но вдруг себя по голове шлёпнул:

     - Ванюша задержитесь-ка на минутку. Я тут одну коллекцию затеял, надеялся многих собирателей опережу, да вот что-то не совсем так пошло. Может ты что, со своим свежим взглядом посоветовать сможешь. Но хоть пока не всё получается, как я думал, всё одно коллекция хороша. Зайдём на секундочку, порадуйте меня, дивясь на то, что я в коллекцию превращаю, - и он пошёл вместо выхода куда-то в сторону. Иван с Митяем, который от него не отставал, зашли в большую залу, где на застеклённых столах стояли… самовары. Рядом с каждым самоваром на столе находился такой же формы заварочный чайник. Самоваров было много. Иван считать принялся, но на двадцатом сбился и бросил этим заниматься.

     - А в них, что во всех можно чай варить, - чуть заикаясь от волнения, спросил он и с какой-то мольбой на Петра Петровича уставился.

     - Можно, конечно, можно, - даже удивился тот, - а что ещё на ярманке самоварами не торгуют? – и он даже замолчал в ожидании ответа.

     - Нет, конечно, никто об этом товаре ничего не знает. Я для дома давно купил бы.

     - Любопытно, любопытно, - как бы про себя в задумчивости говорил Гладышев, - так вот почему они не продаются? О них просто-напросто никто ничего не знает. Знаешь, друг мой, - обратился он к Ивану, - побудь здесь ещё чуток. Надолго я тебя не задержу, вижу и чувствую действительно спешите. Тут история любопытная произошла. Один достаточно близкий мне человек, не родственник, а скорее друг, мы с ним вместе на Урале на заводе трудились, тоже на пенсион решил уйти, но не по болезни, как я, а по старости. Было это три года назад. Он написал прошение и направил его Её Императорскому Величеству Елисавете Петровне. Государыня его просьбу удовлетворила, и он получил в качестве пенсиона деревню неподалёку от Тулы. Почему Тулы? Да батенька с маменькой его по соседству жили. Батюшка его владел заводиком, на котором катали тонкий медный или латунный лист. Спрос на него был небольшой, но на жизнь им хватало, а больше и не надобно было. Батюшка его скончался и производство это по наследству к моему другу перешло. Его такие малые объемы производства не устраивали. После многих тысяч пудов, что мы на Урале варили, это смех был, а не дело для солидного человека. Он ко мне приехал, с надеждой, что я смогу посоветовать, куда этот лист пристроить. Вот я и надумал, а пусть он начнёт самовары делать. Уж больно мне нравится чай из них пить. Он имеющийся у меня самовар изучил, мы ещё несколько моделей нарисовали, и он уехал. Человек он деловой, быстро мастеров нашёл и уже месяца через два он ко мне парочку своих самоваров привёз. Кстати, один я Тихону собирался презентовать. Сейчас распоряжусь, чтобы его нашли и в божеский вид привели, запылился он небось. 

     На звон колокольчика прибежал немолодой человек в потёртом камзоле. Пётр Петрович распоряжения все дал и свой рассказ продолжил:

    - Вот с того времени, он уже не знаю сколько этих самоваров понаделал. Разные формы попробовал, с различными кранами и ручками, не берут и всё. Мы даже не знаем, как их продавать. Мне казалось, что стоит самовар в какой-либо лавке показать – толпа соберётся, а оказывается никого он не заинтересовал. Вот такая история получилась. А я ведь целую залу под коллекцию отвёл.

     Иван усмехнулся и сказал, что попробует помочь горю, но при одном условии. Все права на продажи самоваров, выпускаемых его другом, должны принадлежать Товариществу "Тихон Жилин и сын".

     - Что и попытаешься продать, то что он наделал? – Пётр Петрович смотрел недоверчиво.

     - Попробуем Пётр Петрович. Я к вам или сам, или Митяй через седмицу заедем, но постараюсь, конечно, сам. Тогда и ещё один раз о делах поговорим, да некоторые вопросы утрясти попытаемся.

     Они распрощались и Воронок весело побежал по дороге в сторону дома.

     Продолжение следует…