Восемь дней войны

В семь вечером слышались орудийные выстрелы в Сумах и тут же отключился свет. Исчез интернет. Отключили холодную и горячую воду. Звоню дочкам во Францию, сообщаю, что происходит, значит, связь может прерваться.
Дочери плачут. Они в отчаянии. И я успокаиваю девочек – нужно держаться, нельзя паниковать. Дочери спрашивают – как же теперь с запасами продуктов в холодильнике? Пропадут. Как же быть? Впереди голод?
Снова успокаиваю дочек – есть яйца. Их можно кушать несколько дней и сырые, если отключат газ. Есть консервы. А с телефоном – потерпите, рано или поздно выйдем на связь.
Прошу детей не плакать. Нужно сосредоточиться на внутреннем спокойствии и хладнокровии. Паника и слезы подтачивают энергию. Дети немного успокоились и согласились – спокойствие всегда и при самых сложных обстоятельствах.
Дочери сказали, что очень любят меня и попросили беречь батарею телефона. Слышу голос внука, он кричит почти без французского акцента: «Бабушка, я тебя люблю!». Моя ты прелесть! Хороший мой! Переживает за бабушку. И внучка переживает. Написала президенту Путину письмо на французском и русском. Упрекает его в нападению на Украину. И спрашивает, он хотел бы, чтобы кто-то бомбил его дом, семью? И почему же он бомбит Украину, где живут ее бабушка и дедушка.
Маленькая моя деточка. Как же жесток мир. Как защитить моих внучат от беды, разочарований, слез?
Дочь говорит, что Украина и Россия договорились о зеленом коридоре для гражданских лиц. Просит меня выехать из Сум и добраться до границы, а дальше – во Францию.
Зеленый коридор? О, мы помним зеленый коридор в две тысячи четырнадцатом для украинских военных, оказавшись в «котле» под Дебальцево. Российская армия бомбила наших военных, которые выходили по зеленому коридору.
Отвечаю дочери: это ловушка. Мирные жители будут выходить зеленым коридором, россияне разбомбят их, потом покажут картинку, что бомбили какие-то украинские фашисты.
Дочь соглашается – это ловушка. Я говорю, что если мы с папой захотим уйти из города, мы уйдем полями, лесами, тропами, которые знаем только мы, потому что это наша земля.
Спать еще рано. Выглядываю в окно – сплошной мрак, фонари отключены, ни одно окно в многоэтажках не светится. Необычно. Зато видно огромные звезды в небе.
Звонит муж. Бывший. Спрашивает – есть ли у меня свет. Успокаивает, мол, не волнуйся. Все будет хорошо.
Приятно, тридцать лет в разводе, а он заботится. Молодец. Вообще, надо заметить, люди стали за эти восемь страшных дней стали добрее, внимательнее, мне помогают нести тяжелые сумки с продуктами незнакомые мужчины, везде в магазинах придерживают  двери. Приятно.
Ложусь в постель, прислушиваюсь. Если начнется обстрел, куда бежать? В интернете рекомендуют прятаться в коридоре возле лифта – где нет стекол и несколько стен. Встаю и иду к старой бабе Рае – соседке. Она поначалу паниковала, но я влияю – и она уже в более боевом настрое.
Стучу, баба Рая открывает. Договариваемся, если будет авиа налет, будем пережидать в «предбаннике». Мы с ней уже согласились с мыслью, что лучше умереть дома, чем куда-то бежать по темноте – в подвал или бомбоубежище, где так неуютно и многолюдно.
Прощаемся. Я укладываюсь спать. Думаю. Если сейчас взорвется ядерная бомба? В принципе – смерть, это быстро и просто. Детей я немного настроила, что жизнь полна неожиданностей и неприятных сюрпризов. Но думать о бомбе не хочется. Лучше перед смертью думать о чем-то приятном. Жаль, что не успею дописать роман о Веделе. Осталось несколько глав. Финал близко. На данный момент работаю над двадцать шестой главой – Павел I панически боится покушения, предсказанное композитором Веделем, и обращается за помощью к финскому шаману.
Жаль, что читатели не прочитают мою версию гибели гениального украинского композитора.
И тут включается свет. Как? Я уже решила было, что начался коллапс военного времени. Откуда свет? Бомбили их «голуби мира», а наши хлопцы так быстро починили электростанцию?! О, уважуха, как говорят молодые.
Звоню дочкам. Они в восторге. Значит, связь пока есть! Самое страшное, когда нет связи с родными. Старшая дочь говорит, что в субботу идет на митинг в Париже, где будет присутствовать весь Париж, выступать будут ведущие политики мира. Младшая дочь говорит, что ее, актрису театра и кино, пригласили на концерт французских и украинских артистов, где она будет читать Сорочинскую ярмарку украинского классика Гоголя.
Иду ужинать на кухню. В двадцать три часа. Появился аппетит. Психологи говорят, что в момент стресса надо кушать. Что-то вкусненькое. Для меня вкусненькое это яичница. Просто, незамысловато, но любо душе. С корейской морковкой. И слабосоленой семгой. Легкий и изысканный ужин.  Завариваю зеленый чай и ухожу к телевизору. Слушаю пресс-конференцию президента Зеленского иностранным журналистам.
И понимаю. Мы воюем сами против страной, огромной, беспринципной армии. Небо над Украиной открыто для российских бомбардировщиков. Это катастрофа. Они просто так залетают и бомбят все города, запрещенными бомбами. Они уничтожают мой народ. И я остаются здесь.
Зеленский говорит умно. Особенно про беседу с Путиным, от которой тот постоянно отказывается.
«Давай сядем за стол переговоров, рядом, только не так, как с Макроном – за тридцать метров друг от друга. Чего ты боится? Я не кусаюсь!».
Война только началась. Зачем она? Когда конец?