Подвал

               

На Тверском бульваре Гриша Батяйкин мнил себя полновластным хозяином всех скамей, мусорных урн, отхожих баков у торговых ларьков. Ежедневные обходы в поисках съестного, случайно забытого или оброненного добра позволяли ему считать себя везучей и независимой личностью. Палка от праздничного уличного флага с прикрученной к торцу медной ручкой, виделась ему антикварной тростью. Ей он легко, будто так, всего лишь от бесцельного любопытства, чуть склонив голову вбок, вальяжно копался в урне.

Батяйкин был всегда одет в одну и ту же одежду: темную  стеганую куртку, изнуренные от городской пыли и  времени черные джинсы, располневшие кроссовки с огромными, завязанными на бант, болтающимися шнурками. Все в меру опрятное. В заплечном мешке-рюкзаке лежал, но никогда не пристегивался к куртке капюшон.

Возраст неопределенный, на вид около пятидесяти, хотя можно дать и меньше. Наружность обычная, но чем-то вызывающе- настороженная. Взгляд живой, хитроватый, умудренный наблюдательностью и тяжелыми буднями. 

Стоял погожий день.Воздух был мягкий,по-настоящему летний, даже посыпанные мелким щебнем аллеи пахли по-летнему. Между высокими зданиями, окаймляющими бульвар, нежно золотилось небо и чувствовалось, что где-то совсем недалеко есть радость, душевный покой.
 Батяйкин собрался выйти из своего подполья в Козихинском,где ночевал в полуподвальном помещении жилого четырехэтажного дома с небольшими высоко отстоящим от пола окнами, в которые сверху светило солнце. В окнах мелькала обувь пешеходов. Среди поблескивающей девственностью вентиляционной системы, тряских сливных труб, издающих метаболические звуки,  путающегося под ногами  хлама  и сюрреалистического ковра мышиного помета он устроил лежак. Использовал тонкий от  ветхости матрац и вполне был доволен своим таежным местом.
 Недалеко от топчана, покрытая рваной паутиной, заряженная коркой хлеба, с длительным оскалом стояла мышеловка.
 Привычным движением рук, вздрагивая плечами,он напялил мешок-рюкзак, заглянул в подвальное окно, чтобы прикинуть прогноз погоды, увидел небесный свет и вышел наружу. Каждый раз у двери он оглядывался; ему виделась сиротливость и грусть, которая была в подвале. И каждый раз этот подвал тянул его к себе как к единственному другу.
 Обычно его путь начинался от Никитских ворот и проходил по правой аллее в сторону Пушкинской. Бульвар жил разнообразной жизнью, со всеми своими звуками, запахами, суетой, встречами, делами. И лишь плутливые бродяги отвлекали своей непредсказуемостью, дикостью, остап-бендерством. Батяйкин шарящим взглядом издали заметил скамью с лежащей фигурой. На ней был бездомный, который , поджав  ноги, скукожился то ли от ночной прохлады, то ли по привычке не занимать всю лавку.
 Хозяин подошел ближе, увидел изжеванное нуждой, с закрытыми глазами лицо, и аккуратно постучал антикварной тростью по подошве ботинка. Чужак, продолжая лежать, приоткрыл глаза. Сонный взгляд скользнул по физиономии, туловищу, деревянной палке неизвестного мужика.
– Чего надо? – мокрыми губами недовольно прошепелявил он.
– Откуда здесь появился? – не отвечая на вопрос, властным голосом произнес Батяйкин. Он, как стена, встал вплотную к изголовью, как бы возвысившись над  ним. Чужак интуитивно почувствовал власть и спустил ноги с лавки. Теперь в мужике, по нутру, он увидел собрата.
-Братан, выпить есть? – с тяжелым дыханием спросил он.
- С какого перепуга я должен тебя поить!- небрежно, с усмешкой произнес хозяин.
- Я оплачу,- ответил неизвестный и полез в наружный карман куртки, долго копался в подкладке, со второй попытки нашел карман, вытащил грязную тряпицу, схожую с носовым платком, и высыпал в оттопыренный подол куртки  мелочь.
 Батяйкин терпеливо ждал, на глаз прикинул сумму, мысленно добавил свою и, удовлетворенный подсчетом, сгреб монеты в карман.  Неспешно снял с плеча мешок-рюкзак, достал закрытую смятой жестяной крышкой бутылку и протянул незнакомцу. Она была наполовину заполнена пивом. Тот, не отрываясь от горла, мелкими глотками быстро выпил и звучно выдохнул едкий воздух. Бродяга еще был во хмелю, но встал бодро.
– Где бытуешь?- спросил Батяйкин и медленно продолжил свой путь,как бы призывая этим вопросом следовать за ним.
– На Леонтьевском, ответил бродяга и по ходу заглянул в мусорную урну. Мятый бумажный сор не привлек внимания.
- В чужие места забрел,- наставительным голосом,подчеркивая свое верховенство, сказал хозяин.
- Ты что,хочешь сказать, не всякий конь ко двору приходит? - задетый за живое, произнес незнакомец,остановился и посмотрел хозяину в глаза.
– Не кипятись,- примирительно ответил тот.- Вон какие поговорки знаешь! Пошли, пройдемся по моим местам, наберем на чекушку и потолкуем.

 Пока они шли в небе произошли изменения. Было солнечно, празднично, теперь немного потемнело, замерло. Запахло сыростью.
 Поход к отхожим местам  и пивному ларьку оказался удачным. Батяйкин собрал снедь и кучу бутылок, сдал в пункт приема стеклотары и на полученные рубли купил четвертинку водки.
- Пошли быстрее, попадем под дождь,- пряча пузырек в мешок- рюкзак довольным голосом предложил Батяйкин.
– Хоть становится холодно, да не будет голодно, - ходко отреагировал гость на успешную покупку.
- Ишь ты, Есенин! 
 Они дошли до расположенного сбоку дома входа в подвал, спустились по узкой, темной лестнице. Висячий замок, будто спросонья, недовольный от настойчивых дерганий, гремел петлями и не поддавался.
– Подержи мешок,- раздраженным на свою неуклюжесть голосом, сказал Батяйкин и протянул ношу.
 Послышалось лязганье петель. Пахнуло пылью и затхлым воздухом. Хозяин нащупал выключатель и зажег огонь. Вдали на длинных темных шнурах зажглась пара тусклых лампочек. Забрав мешок, он энергично пошел на свет. Под лампами стоял длинный стол, служивший, некогда, верстаком, к которому были прикручены тиски. Рядом лежали обрезки водопроводной трубы, ржавые гайки, погнутые гвозди, слесарный мусор, граненый стакан с засохшим суриком, разводной ключ с оторванной губкой.
Под верстаком валялась пластмассовая коричневая бутылка от "Останкинского" пива и вздыбленные осколки стеклянной банки.
 Гость был зачарован такой родной обстановкой. Вспомнилось прошлое,когда он работал в жилищно-эксплуатационной конторе слесарем- водопроводчиком и имел свое рабочее место, набор инструмента и закрывающийся на замок металлический шкаф для одежды.
 Подвал,словно наркотик,наполнил все тело тяжестью воспоминаний, об ушедшем счастливом времени...
 Рукавом куртки Батяйкин расчистил на столе место, поставил рюкзак- мешок; аккуратно вынул бутылку водки,  прочитал этикетку, проверил акцизную марку, интуитивно помедлил, проглотил слюну  и, для преодоления щербатости доски, с нежным усилием приложил донышко к верстаку. Вынул наломанные и нарезанные куски хлеба, стеклянную полулитровую банку, на дне которой в остатках маринада  плескался пупырчатый огурец, целлофановый пакет с кусочками колбасной смеси, с салатом  оливье и другой, перемежающейся с майонезом,  снедью. Растроганный неожиданным братаньем гость, полез в свой мешок и стал поочередно вынимать морщинистые, желто-зеленые яблоки. Чуть помелив, внезапно извлек спелый, ярко-красный помидор, который, словно солнышко, оживил верстак. Даже хозяин, равнодушно смотревший на доставаемую гостем еду, не скрыл удивления.
– Откуда такое добро?-  спросил он. 
– Что плохо положено, то брошено, - усмехнулся гость. – Позаимствовал в овощном,- пояснил он и накоротке перекрестился.
 Верстак к обеду был готов.
 Подвал выдержал не одно застолье. Сюда приходили сторожа,рабочие,дворники. Приводили знакомых,запасавшихся по дороге докторской колбасой,батонами хлеба.  Некоторые, чтобы перед мужиками выделиться, с бутылкой спиртного  приносили соления, репчатый лук, зелень.
 Принесли бумажные стаканы, которые служили исправно, не требуя мойки, сушки и собирались быстро один в один.
 Из ящика верстака Батяйкин с показным гостеприимством достал алюминиевые ложки, положил суповую - со стороны гостя, десертную - себе. Сияющий, он приподнял бутылку, осторожно отогнул металлический козырек пробки и потянул вверх. Раздалось басовитое пиано хлопка. Бережно, чтобы не опрокинуть  легковесные стаканы, тонкой струйкой по половинке заполнил их и завершил подготовку трапезы.
– Прошу к столу!- глотая слюну, коротким жестом показал он на  творение и, в ожидании похвалы, обеими руками оперся на край верстака.
 Голос хозяина заставил гостя очнуться, придти в себя. Во время подготовлений к еде он пытался вспомнить, когда еще о нем так заботились.В памяти возникали лишь приводы в милицию, бульварные скамьи, углы подъездов, кратковременные сны в вагонах метро, да стыдливое попрошайничество у дверей магазинов, сопровождаемое безразличием, осуждением, еще хуже - брезгливыми взглядами людей.
 Гость встал напротив, распрямил плечи, выпятив вместительный живот, и замер. Оба одновременно взялись за стаканы.
- Как тебя величать?- успел до тоста спросить хозяин.
- Грачев Павел.
- Я Григорий Батяйкин,- сообщил хозяин. – За знакомство! – и протянул через верстак руку со стаканом.
 Привычного звона посуды не раздалось. В голове мелькнуло воспоминание о скрытом распитие алкоголя на работе, когда для утайки от начальства чокались пальцами, держащими наполненные стаканы.
–За знакомство,- подтвердил Павел.- Кабы знать, да ведать, где нынче обедать. С богом,- добавил он, широко перекрестился, одним глотком громко хлебнул водку, смачно ахнул от восторга и  вытянутыми двумя пальчиками взял половинку огурчика. 
 Для поддержки духовности Григорий наложил на себя  короткий, торопливый крест, осушил стакан и с отвращением понюхал ржаную корку. Так обычно он отмечал полученное от спиртного  удовольствие.
- Ну, рассказывай о себе,- предложил хозяин, и хрустнул огурцом...

 Грачев родился и учился в Москве, закончил техникум, быстро женился, но что-то не сложилось с  детьми. Не обремененный полнокровной, семейной жизнью, недостатка в зарплате не ощущал. Работал слесарем- водопроводчиком в ЖЭКе, ходил по вызовам жильцов и довольствовался беззаботной жизнью. Начал увлекаться посиделками, задерживался на работе, пристрастился к алкоголю; получка не доносилась до дома, таяла и вовсе исчезла, когда лишился работы. Жена отчаялась прощать и выгнала из дому. С разрывом  отношений жизнь утратила всякий смысл, докатилась до сомнительных друзей, уличного попрошайничества, мелкого воровства.

 На следующий день Батяйкин проснулся, как всегда, по своему желанию, в любое время.  Сегодня – поздно. Подвальное окно сквозь пыльное стекло светилось тусклым оранжевым светом. Где-то безнадежно жужжала муха. Среди остатков пищи на верстаке  что-то шуршало, затихало и вновь раздавался прерывистый шелест. Он скинул с себя байковое покрывало. Звук исчез. Со стола по ножке быстро спустилась серая мышь, пронеслась в противоположный конец подвала и исчезла за вентиляционной трубой. «Какая гадость,» - подумал хозяин и стал натягивать джинсы.
 Вспомнился вчерашний день, откровения гостя. Батяйкин сравнивал его рассказ со своей, во многом схожей, судьбой,  подумал о преимуществе своего высшего образования над его средним, добавил свой козырь во внешности, интеллигентности и успокоился, ощутив свое превосходство.
 Начался новый день с обычными заботами: поиском пищи, ожиданием приятных сюрпризов, солнышка.
 Уже в начале пути, у Никитских ворот,его ждала неожиданность: там установили металлическое ограждение, собравшее зевак. Толпа наблюдала за разбором палаток и вывозом имущества. Торгаши оживленно двигались, выкидывая хлам куда попало. «Такого не было,» - подумал Батяйкин. Происходящий кавардак вызвал смятение в душе, опасение за будущее Тверского бульвара. Он обошел ограждение и пошел мимо к Пушкинской, решив разобраться в происходящим на обратном пути.

 Павел примкнул к зевакам, когда забор начала только устанавливаться. Благо метровое ограждение располагало к безмятежному наблюдению. Одну руку, для равновесия, он положил на забор, другой на него облокотился, собрал ладонь ковшиком, вложил в него подбородок и стал глядеть на суету.
 – Грачев, это ты? – впервые за долгое время услышал он свою фамилию. Не хотелось встретить кого-то из бывших знакомых. «Все таки, кто это?» - подумал он и нехотя обернулся. Рядом стояла бывшая кадровик ЖЭК. «Ну и что?»- глядя ей в глаза, равнодушно взглянул он.
– Не узнаешь?
– Узнаю, Клавдия Ивановна Зверева.
– Бродяжничаешь! Такие золотые руки были! Я даже помню твои остроумные реплики,- А сама подумала: «Настоящий бомж».
 Он проглотил упрек и опустил голову.
– Когда контору расформировали, остался без работы. Привык. Перебиваюсь что бог пошлет,- стыдливо произнес он.
- Вижу, ни работы, ни жены,- смягчившись, сказала Клавдия Ивановна. Она помедлила, открыла сумочку и достала какие-то бумажки. - От клуба ветеранов труда возьми талон в баню и в парикмахерскую,- и протянула два квитка. -Если
надумаешь, приходи в ЖЭК. Попробуем вернуть тебя к делу.
 Давно руки не держали официальные документы. Грачев перешел на Никитский бульвар, сел на лавку и принялся изучать квитки.
 "Ха,- появилась хитрющая мысль,- можно продать их за кругленькую сумму и накрыть ответный стол". Фантазия расцвела до получения там постоянного ночлега. Мысль бежала дальше. "Стоп, попадешь к Григорию в полную зависимость. Подожду другого случая",- убедил себя.

 В ЖЭКе он появился через два дня, постриженный и пахнущий одеколоном. Клавдия Ивановна встретила его официально, но приветливо.
 – Садись,- кивнула на рядом стоящий стул. –Что будем делать?
 – Не знаю,- чуть втянув голову и опустив глаза, стыдливо улыбнулся Грачев.
 - Начнем с подсобки. В трубах течь и засор. Приведешь в порядок, выдам тебе служебную одежду и небольшой задаток,- И внимательно посмотрела ему в глаза.
– Не подведи! Спиртного в рот не брать. Я позвонила в общежитие, тебя там приютят.
 «Большинство бродяг при оказанном им доверии чувствуют себя в окружении  людей равными, появляется ответственность»,- подумала она и решила рискнуть, спасти мужика.
 Из-за разучившихся рук «плевое дело» заняло полдня. Уставший от усердия Грачев возвратился в контору, доложил об окончании ремонта и получил обещанное вознаграждение: просторную куртку, широкие штаны, кепку и связанные шнурками ботинки на толстой подошве, заспешил во временное жилье и завалился спать. Утром, спросонья, подумалось: «Куда-то надо идти», вспомнил прошедший день, полученную одежду и десять рублей. Зевая и потягиваясь, он спустил на пол ноги, увидел принесенный сверток, решил облачиться и посмотреть на себя в новой форме. Казистый внешний вид разволновал его, он сразу почувствовался прилив сил, стремление жить по-новому, желание с кем-то поделиться радостью, а между тем рядом никого не было. Отправился в контору. Предстояло общение с жителями. Единственный водопроводчик они быстро оценится по достоинству. Грачев имел богатый опыт по прошлой службе, однако решил обсудить все хитрости напрямую с директором.
 Вновь его встретила Клавдия Ивановна, которая, бросив быстрый взгляд оценила его внешний вид. Предстояло разобрать с ним особенности работы с населением.
 – Клавдия Ивановна, - первым обратился Павел,- познакомьте с начальством и сотрудниками ЖЭК.
 - Грачев,- строгим голосом сказала она, продолжала сохранять дистанцию,- у нас всего три сотрудника: я, Наташа - секретарь-диспетчер и уборщица Рафида. Ты будешь четвертым. Давай поговорим о главном.
Она рассказала об обязанности работать по прейскуранту, о непременной выдаче заказчикам квитанции об оплате, использовании при ремонте запчастей,закупленных только на официальной базе.
 "Нужен ли начальству магарыч? – подумал он и смекнул: «Рука руку моет и обе остаются чистыми».

 Прошло несколько недель. Сдавая в очередной раз в конце дня заработанные деньги, Грачев положил на стол директора завернутый в обрывок газеты сверточек. Клавдия Ивановна, пересчитав наличность, увидела кусок сложенной газеты, собралась было выбросить его в мусорную корзину, как вдруг на стол выпали несколько пятидесятирублевых купюр.
 – Грачев, что это? – удивленно спросила она.
 – Это нам благодарность за хорошую работу,- не задумываясь ответил он и застыл в ожидании ответа.
 Впервые Павел услышал ее возмущенный, осуждающий голос,грозивший при повторении подобного рассориться навсегда.
 - Если деньги, как благодарность, отдают за добротный труд, можешь поступить как заблагорассудится. Я к этом не имею никакого отношения,- более тихим голосом добавила она:- Не забывай о договоренности.

 Утром по обыкновению Наташа передала список заказов. В нем обнаружился знакомый адрес, вызвавший у Грачева смятение. Заказ был из его бывшей квартиры  Волнение усилилось при мысли о ее жильцах.
 Дверь открыла жена, Татьяна, которая, увидев яркой униформы и бодрое лицо Павла, застыла в дверях, спохватившись, неуверенно поздоровалась и направилась вглубь квартиры на кухню. Небольшой засор в трубе был быстро устранен.
 - Сколько я должна?
 - Рука не поднимается взять  деньги, фактически работы кот наплакал, - стоя в проходе заметил Павел.
 Татьяна задумчиво посмотрела на яркое пятно одежды.
 – Не спешишь?
 – Нет,- с печальным равнодушием ответил он.
Сели за кухонный стол и молча посмотрели друг друга в глаза. Каждый видел перед собой давно знакомое, чуть смущенное лицо.Они расстались несколько месяцев назад, но до сих пор числились мужем и женой. Павел вспомнил, как, любя, ненавидел: любил тело и ненавидел безмерное любопытство и извечное верховенство.
 – Расскажи, как жил и где сейчас обитаешь?
 Стыдно было вспоминать трудную жизнь . . . Теперь положение стало нормальным: работа, приют, складывающийся быт. Хотелось разговор о себе быстрее перевести на Татьяну.
 – Как ты? У тебя есть кто-то? – стараясь казаться равнодушным, спросил он.
 Таня посмотрела куда-то вдаль, обдумывая ответ, словно боялась откровения. Безмолвие поглотило все звуки, растянуло напряженность.
 «Зачем спросил,» - с разочарованием подумал он . . . 
– Я остаюсь тебе верна,-  последовал ответ, после которого трудно было сдержать копившиеся эмоции.
 Павел взял ее руку и поцеловал долгим поцелуем. В ответ она склонилась, щечкой прижалась к его кудрявой голове. Замерли. С одинаковыми чувствами распрямились и вдруг стали целоваться, как когда-то. Долго. Молча.

 В контору Павел возвратился в конце рабочего дня.
- Звонками оборвали линию,- встретила секретарь. – Клиенты ждали выполнения заказов, ругались, обзывали бездельниками. 
 Павел положил сумку с инструментом, снял куртку. Сконфуженное лицо. . .
 – Как прошла встреча? – поинтересовалась она, показывая осведомленность.
 – Все в порядке.
 – Клавдия Ивановна переживала, когда по телефону уговаривала клиента сделать этот заказ. У нее самой давние невзгоды. Муж азартно играл в карты, надеялся на крупный выигрыш. Пошла полоса невезения. Постоянные проигрыши. Залез в крупные долги. Клавдия Ивановна не стерпела и, в канун его проигрыша квартиры, ушла к родителям, а муж исчез. При гражданском браке легко было разорвать отношения.
 Павел внимательно выслушал Наталью. Он вспомнил подвал и похожий рассказ Григория о картах, проигрыше, скитаниях. Тронутый чужой заботой о себе, он решил встретиться с Григорием и попытаться чем-то помочь ему.

 Павел встал, чтобы опередить уход Батяйкина на промысел,пораньше Приготовил бутерброды, купил две бутылки пива, настроился на разговор.
 По знакомым ступенькам он спустился вниз. Дверь подвала была покрашена и сверкала точеной ручкой. Сам подвал сиял вымытыми  окнами; верстак был прибран; всюду сновали людьми в форменной одежде,занимающиеся какими-то делами. При появлении Павла все замерли.
 - Где можно увидеть Григория?- обратился он ко всем присутствующим.
 Кто-то оказавшийся рядом, на незнакомом языке громко что-то произнес. Показалось – все перестали дышать. Переводчик повернулся к нему:
 - Батяйкина больше нету. 
 - Где он? 
 - Он больше не живет,- сказал рабочий и снял кепку.
 Люди последовали его примеру и чуть склонили головы. 

 В руке у Павла остался не распакованный пакет.