Палата 4

- Так, мои хорошие, ручки и другие части тела приготовили! – медсестра вошла в палату и мужчины дружно повернули головы. – Пошустрее, джентльмены, у меня таких красивых еще четыре палаты. Но, вы у меня, конечно, самые красивые и любимые! Давайте-ка, мои самые прекрасные в мире мужчины, ускоряемся!

Лизу любили. Легкая рука, неизменное чувство юмора, доброжелательность и умение располагать к себе самых сложных пациентов, делали свое дело. Когда она заходила в палату, на лицах начинали играть улыбки и даже самые капризные спокойно давали сделать все положенные процедуры, после того, как проводили хотя бы пару дней в отделении.

- Лиза, в чем секрет? Почему тебя больные любят? – медсестры с толикой зависти поглядывали на Лизу.

- Да нет никакого секрета. Жалею я их. Как любая русская баба. Им же больно, плохо, как к ним еще относиться?

- А когда он ругается и кричит, тоже жалеешь?

- А как же? Он же ругается не потому, что охота ему, а потому, что болит что-то.

- Да прям! Только из-за того, что болит?

- Ну, может и не только. Может быть, конечно, что человек он не совсем хороший. А какая разница? Он больным быть перестанет что ли? Или болеть у него меньше будет? Жалеть его не положено, потому, что он человек не самый приятный? Эх, девочки! Мы все не одуванчики!

Философию Лизы разделяли не все сестры, кое-кто над ней откровенно посмеивался, но она старалась не обращать внимания. Лиза жила по принципу: «Делай дело, караван должен идти! Остальное - неважно». Так, нехитро переделав известную поговорку, она сделала ее своим девизом.

Работа для нее была особым местом. Здесь был, по сути, ее второй дом. Более спокойный и желанный, чем тот, в котором она вынуждена была жить, уходя из больницы. Здесь ее любили, ценили, она могла чувствовать себя спокойно и свободно без ежеминутных тычков, подначек и претензий со стороны матери и бабушки.

Лиза вышла замуж совсем зеленой девчонкой. Мама настояла, как только Елизавете исполнилось восемнадцать.

- Хватит, голубушка, нечего сидеть на моей шее. Перебирайся на шею мужа.

Лиза, которая уже почти год работала санитаркой в больнице, не посмела возражать матери. Она вообще избавилась от привычки говорить что-то в ответ маме еще в раннем детстве. Ничем хорошим это не заканчивалось и вслух Лиза молчала, а про себя вела длинные диалоги, где давала отпор и приводила свои аргументы в пользу того или иного решения или поступка. Лучшая подружка Лизы, Аня, однажды спросила у нее:

- Почему ты мать так слушаешься? Вроде взрослая уже? Неужели не можешь просто сказать ей «нет»? Она же совсем тебя затиранила.

- Могу, конечно, а толку? Только поругаемся. А мамой от этого она быть не перестанет. Родителей не выбирают.

Аня тогда только покачала головой, не разделяя точку зрения любимой подруги, но промолчала. В конце концов в каждой избушке…

Единственным счастьем, которое выпало на долю Лизы за всю ее небогатую жизнь, она считала два момента: это то, что она окончила медицинский колледж и стала работать медсестрой, а это было ее самой заветной мечтой класса с пятого, а второй – то, что она встретила своего мужа, Сашу.

Врачом Лиза становиться не хотела никогда. У нее для этого были свои аргументы:

- Врач, ну, что врач? - говорила она Ане. - Он, конечно, и ответственность несет, и лечение назначает, и все прочее. А мне больше нравится действовать. Вон, бабе Маше, соседке, укол поставишь, и она от счастья чуть не плачет, что я в вену попала, да не больно сделала.

Лиза работала, чувствуя, что она совершенно точно на своем месте и занимается нужным делом.

- Лиза-Лиза-Лизавета… - запел дурашливо Андрей, самый молодой из мужчин в четвертой палате. – А мне сегодня на перевязку надо?

- А как же?! Даже не вздумай прогулять! А то Николай Палыч тебе устроит! – Лиза ловко поставила укол соседу Андрея, Михаилу Ивановичу и повернулась к нему. – Давай, дорогой! Ты, что это сегодня решил включить скромника? Мне некогда.

- Ну, а как не постесняться такой красивой, молодой и душой прекрасной женщины? Лизавета, замуж за меня пойдешь?

- Опоздал ты, Андрюшенька, - в шутку пригорюнилась Лиза, - замужем я! Мужа люблю и менять в ближайшие пару лет точно не планирую.

- Эх! А если я тебя увести захочу?

- Так я ж не коза на веревочке! Как ты меня уводить собрался? – Лиза хохотнула, попутно помогая привести Андрею в порядок одежду. Сам он этого сделать не мог, обе руки были забинтованы.

- Я подумаю! – Андрей повернулся на спину и игриво подмигнул. – Вдруг тебе понравится?

Андрей балагурил, но глаза у него оставались грустными. Он который день ждал жену, которая перестала отвечать на звонки сразу после операции, которую сделали Андрею неделю назад. От матери он знал, что с Алиной все в порядке, но понять, почему она не звонит и не навещает - не мог.

Глупая случайность стоила ему пальцев на руках, которые он отморозил, застряв на трассе возле сломанной машины. Уезжая в командировку, он совершенно не подумал, что нужно взять с собой более теплые вещи или хотя бы перчатки. Он как всегда надел легкий пуховик, считая, что этого вполне достаточно, ведь едет на машине. Больше часа он пытался сначала реанимировать автомобиль, потом голосовать, пока уже, окончательно не замерзнув, не решил идти пешком, пытаясь остановить попутку. К счастью, уйти он успел недалеко. Водитель какой-то фуры притормозил и, подсадив Андрея, спросил, куда ему. На первой же заправке, которая встретилась им по дороге, водитель высадил Андрея и попросил вызвать тому «скорую». Пока они ехали, он успел разглядеть руки пассажира и понял, что все плохо. Мороз в ту ночь обновил свои максимальные отрицательные значения за последние тридцать лет, но об этом Андрей узнал уже позже.

Это зимнее «приключение» стоило Андрею трех пальцев на одной руке и двух на другой.

- Думай-думай, мыслитель! А я пока… Сергей Валентинович, а вы что же? – Лиза обратилась к мужчине лет пятидесяти, который лежал с другой стороны от Андрея.

- Я что-то неважно сегодня чувствую себя, Лизонька.

- Что такое? – Лиза встревоженно глянула на него. Сергей Валентинович ей нравился. Немногословный, очень вежливый, он никогда не жаловался, поэтому сейчас она не на шутку испугалась.

- Да, что-то «мотор» шалит.

- Позвать Николая Палыча? До обхода вашего еще час почти. Давайте-ка я схожу.

- Да чего его дергать, может само пройдет.

- Нет, так не годится! Меня ваша жена ой, как отругает, если я за вами не присмотрю. Она просила. – Лиза поймала мимолетную улыбку Сергея Валентиновича и, достав из кармана телефон, набрала дежурному врачу. – Николай Палыч, зайдите в четвертую. Хорошо, спасибо! Через минутку будет. – Лиза положила в карман телефон и поменяла перчатки. – Ну-ка, давайте теперь ваши обычные сделаем, а потом то, что назначат подколем еще.

Сергей Валентинович кивнул, поворачиваясь на бок:

- Спасибо, Лизонька!

- Не за что! Вот так! Все. Чуть позже тогда капельницу поставлю приду. Глеб Александрович, а вы? Ну-ка, не задерживайте самую занятую в мире женщину, дайте мне выполнить мои служебные обязанности. Вы же, не далее, как вчера так на этом настаивали, да?

Глеб слегка покраснел и молча повернулся на бок. Вчера ему популярно объяснили вечером мужчины в палате, что вести себя так, как он позволил себе при поступлении – здесь нельзя. Его перевели сюда из области и раздражение, которое накопилось за ту неделю, которую он провел в маленькой больнице в своем городке, вылилось скандал, который он устроил, когда его привезли сюда, в областную больницу. Крича и возмущаясь, он умудрился сбить капельницу у соседа по палате, опрокинуть бутылку с водой на кровать другого и ударить по руке медсестру. Не Лизу, она заступила на смену сегодня, но уже услышала с утра, что появился новенький сложный.

Глеб закатал рукав и Лиза нахмурилась. Вен не было видно за сплошными синяками. Она повозилась немного, пристраиваясь и пытаясь понять, куда колоть и, наконец, сделала уколы, получив в ответ удивленный взгляд пациента.

- Вот и замечательно! – Лиза поставила последний и внимательно посмотрела на Глеба Александровича. – Не больно было?

- Нет… Спасибо! – неожиданно улыбнулся Глеб.

- Всегда пожалуйста! – в ответ улыбнулась Лиза и повернулась к самому старшему из лежащих в палате, Игорю Ильичу.

- Как вы сегодня?

- Ничего, Лизонька, ничего! – еле слышно прошелестел восьмидесятилетний Игорь Ильич. – Поскриплю еще!

- Мы еще с вами вальс танцевать будем! Помните, вы мне обещали? – Лиза сделал уколы и легонько погладила сухие, как пергамент руки. – Отдыхайте! Я скоро еще приду. Поставлю вам капельницу, будете у меня огурчиком!

- Спасибо тебе…

- Не за что… Дочки-то придут сегодня? Обещали ведь.

- Не знаю, Лизонька, вот, жду…

Лиза обвела палату взглядом, поправила одеяло и пошла к выходу. Дел сегодня еще много, эта палата у нее не одна.

День покатился своим чередом.

Михаил Иванович помог Андрею с завтраком и развернул свою газету.

Глеб повернулся к окну и погрузился в свои невеселые мысли, которые не давали ему покоя с тех пор, как жена объявила, что уходит от него и забирает единственного сына. Почти два года прошло с того дня, а он все как сейчас помнит. Ася и слова плохого ему не сказала, только головой покачала, когда он кричал, что устал от всего, что захотелось новых впечатлений и он имеет на это полное право, что она совсем перестала быть для него желанной женщиной, с головой уйдя в проблемы ребенка. Как посмел он говорить ей такие вещи? Ведь в том, что случилось с Ваней, она точно была не виновата. Мало детишек с родовыми травмами? А сколько сил она положила на то, чтобы Ванечка поправился насколько возможно. Как плакала от счастья, когда его приняли в обычную школу. И как гордилась, что по результатам тестирования сын совсем не уступал другим детям. А у него совести хватило ее упрекать… Глеб уткнулся лицом в подушку и тихонько застонал. Это сейчас он понимал, какую женщину потерял, а тогда ему казалось, что мир снова обрел краски, когда появилась Яна. Такая яркая, броская, умная. Рядом с ней он чувствовал себя слоном в посудной лавке. Сколько изящества и красоты было в том, как она двигается, как говорит. Ася даже в молодости ничем подобным похвастать не могла. Всегда была очень простая, уютная, домашняя какая-то.

«Своя! Она была своя!»

А Яна была чужая. И сейчас Глеб понимал, что именно эта принадлежность кому-то, а не ему, и сыграла главную роль в том, что он очертя голову кинулся в этот омут, напрочь забыв обо всем хорошем, что связывало его с женой.

«Шампанского захотел… Рискнул… Вот и получи теперь. Один и никому не нужен. Где эта Яна? Кто ее знает… Он ей и нужен не был. Доказала, что сильна, как женщина, опробовала свои чары, а потом стряхнула его душу со своих изящных пальчиков, как ненужный мусор и пошла дальше…».

Глеб потер глаза, убирая непрошенные слезы. Что толку теперь уже жалеть? Все сделано. И Ася живет своей жизнью, хотя он и пытался ее вернуть. И снова она качала головой, когда он в суде кричал о том, что она не справляется с ребенком одна, что опеку нужно передать ему и только ему… Ни грубого слова, ни возмущения. Все тот же взгляд, в котором выжигающая душу жалость к нему что-то еще, чего он понять был не в силах, как не старался. Ему казалось, что разгадай он эту загадку и все встанет на свои места. Не получалось.

- Чай будете? – Михаил Иванович тронул его за плечо.

- Что? – Глеб не сразу понял, чего хочет от него этот человек в полосатой пижаме.

- Чаю, спрашиваю, хотите? Присоединяйтесь! Это у нас тут ежедневный ритуал.

- Ну, если ритуал… Спасибо! Не откажусь.

Он сел на кровати и принялся разглядывать соседей, на которых совершенно не обратил внимания вчера. Кажется, вот этому молодому человеку он разлил воду на кровать. И удивился, когда не услышал ругани, хотя видно было, что Андрей раздосадован, ведь самому ему не справится с тем, чтобы привести постель в порядок. Пришлось ждать медсестру, которая помогла.

- Вы простите меня. Я вчера натворил дел…

- Да уж, ваше появление было эффектным! – засмеялся Андрей, подмигнув Михаилу Ивановичу.

А тот заваривал чай с таким видом, словно священнодействовал в качестве жреца в каком-нибудь храме. Тщательно отмеряя заварку из красивой баночки, он что-то шептал себе под нос.

- Что он там шепчет? – тихонько спросил у Андрея Глеб.

- О! Это большой секрет. Но, результат того стоит, поверьте.

Невысокого роста, тщательно выбритый, из-за чего вставал он раньше всех в палате, чтобы привести себя в порядок, Михаил Иванович производил впечатление идеального джентльмена, только что сошедшего с обложки какого-нибудь английского журнала. Голова его была почти полностью лысой, а те тщательно лелеемые остатки когда-то буйных кудрей, были идеально причесаны и уложены. У Андрея в первый день в палате случилась форменная истерика, когда он увидел, как Михаил Иванович натягивает на ночь сеточку для волос на голову. На хохот Андрея, который не мог оторвать голову от подушки, пытаясь успокоиться, он лишь пожал плечами и улыбнулся:

- Смех – прекрасная анестезия. Видите, вы уже забыли, что минуту назад у вас очень болели руки.

Андрей еще долго не мог успокоиться, периодически похрюкивая от смеха, но позже, спустя несколько дней, когда познакомился с Михаилом Ивановичем поближе, невольно проникся к нему уважением, глядя, как спокойно тот реагирует на любые происшествия и проблемы, не изменяя своему чувству юмора. А, когда Михаил Иванович стал помогать ему, видя, как тяжело справляться с обычными повседневными делами забинтованными руками, совершенно невозмутимо оказываясь рядом всякий раз, когда Андрей не мог поднять чашку с тумбочки или поесть, используя приборы, и вовсе стал считать его лучшим человеком, который встречался ему до сих пор в жизни. Михаил Иванович молча и с неизменным достоинством брал в руки ложку и начинал кормить Андрея, совершенно не обращая внимания на его возражения, которые были поначалу. Их тандем неизменно удивлял врачей и пациентов, и только Лиза, похлопав по плечу Андрея, поцеловала в щеку Михаила Ивановича и сказала:

- Простите мне эту вольность, но мне так хотелось это сделать. Вы – прекрасный человек!

Михаил Иванович тогда зарделся, замахал руками, не зная куда прятать глаза.

Уже позже Андрей узнал, что сосед его по палате живет со старенькой мамой, которая уже дважды навещала своего сына, который восстанавливался после сложной операции. Первый раз вся палата, просто затаив дыхание следила, как эта крохотная, словно высушенная ветрами времени старушка, рассказывала своему Мишеньке, как дела дома, как безобразно ведут себя их коты и как она ждет-не дождется, когда же они смогут снова быть вместе и пойти уже, наконец, в театр. Столько любви и нежности было в этих разговорах, столько наполненного счастьем единения, что мужчины потом долго еще приходили в себя, понимая, что коснулись чего-то очень личного, но невыносимо доброго и прекрасного.

Про маму свою, Михаил Иванович рассказал Андрею после долгих уговоров, да и то, потому, что видел, как нужно тому отвлечься от собственных мыслей и переживаний.
- Андрей, к величайшему сожалению, иногда жизнь бывает крайне немилосердной даже к таким прелестным созданиям, какой была моя мамочка в свое время.

Зинаида Михайловна была актрисой. Когда-то, очень давно, она совсем молоденькой девочкой попала в один из известнейших театров, где ее увидел в небольшой роли какой-то партийный чиновник. Не то, чтобы сильно влиятельный, но очень злопамятный и не терпящий возражений. Зиночка его не подпустила даже близко, придя в ужас от намеков, которыми сыпал сначала он, потом его подопечные, которые были присланы за ней прямо к служебному подъезду. Она отказала. А еще через неделю ее забрали и почти десять лет она провела в далеком сибирском лагере. Как выжила, откуда взяла столько сил? На этот вопрос у Михаила Ивановича ответа не было. Подробностей того страшного времени мама рассказывала крайне мало. Больная, изможденная, она не вернулась домой, а уехала в глухую деревню, к бабушке, с которой думала уж не встретится в этой жизни. Та быстро сообразила, что внучка не жилец, если немедленно не принять меры и вспомнив все уроки, которые получила от своих бабки и матери, которые были первыми травницами на весь уезд, за полгода подняла Зину на ноги. А поправив здоровье внучки– выпроводила ее обратно. Не в столицу, туда ей путь был заказан, но хотя бы в город.

- Жизнь свою устраивай, девонька! Не написано тебе на роду тут промаяться. Что могла - я сделала. Даже родить сможешь. Вот и действуй!

И Зина действовала. Устроилась на работу, познакомилась с будущим мужем и родила Мишеньку. Больше детей у нее не случилось. Но, и этого малыша оказалось достаточно. Сын стал для нее самым главным лекарством, разом излечившим ее и от депрессии, и от хандры. Мужа не стало, когда Миша ушел в армию и Зиночка осталась совсем одна. Но, запретив себе унывать, она дождалась из армии Мишу, безоговорочно приняв его застенчивую невесту, которая, стесняясь поднять глаза на будущую свекровь, пряталась за спиной жениха, а потом с радостью взяла на руки первого и единственного своего внука, еще не зная, что всего пять лет отмеряно им на счастье, которое внезапно оборвется ранним осенним утром, когда невестка ее, Машенька, которая вдвоем с сыном полетит навестить родителей, навсегда останется там, в небе, накрепко обняв в последнюю секунду своего долгожданного мальчика.

С тех пор они с Мишей жили вдвоем, еще крепче спаявшись душами, понимая, что они единственное друг у друга, что держит их на этой Земле.

- Ну-с, прошу! – Михаил Иванович, закончив разливать чай, который наполнил палату совершенно невообразимым ароматом летнего луга, разнес кружки по тумбочкам.

- А что это так пахнет? Просто лето! – Глеб удивленно принюхался.

- А, это, друг мой, чабрец, мята, душица и еще кое-что. Мама сбор делала. Исключительно полезный для здоровья. Можете спросить у Николая Павловича, он подтвердит.

Глеб вдохнул аромат, идущий из чашки и внезапно вспомнил, как в детстве, в деревне, гостя у бабушки с дедом, ходил с ребятами в ночное. И сейчас запахи воскресили разом эти давно забытые воспоминания, колыхнув душу до самого донышка.

- Легок на помине! – улыбнулся Михаил Иванович, повернувшись к дверям, в которых стоял заведующий отделением, похожий на добродушного гнома. Эта видимость и неизменное добродушие, живо располагали к себе пациентов. Но, столкнувшись поближе с характером Николая Павловича, они понимали, что за этой внешностью скрывался отличный профессионал, четкий, цепкий, не упускающий ни малейшей детали и готовый на любые кардинальные решения.

- Доброе утро, господа болящие! Лечиться сегодня будем?

Выслушав приветствия, одновременно внимательно оглядев палату и отметив и бледность у Михаила, и нездоровые пятна румянца у Андрея, и красные глаза у нового пациента, Глеба, Николай Павлович подошел к Сергею Валентиновичу.

- Сергей Валентинович, зачем Лизу нашу напугали? Жаловаться-то на здоровье будем? Я же, мой дорогой, не бабка ясновидящая, мысли читать не умею. Что беспокоит?

- Сердце, наверное. Всю ночь не спал сегодня.

- Ясно. Давайте-ка я вас осмотрю, а потом пожалуйте на кардиограмму. Дальше посмотрим. Я уж думал вас выписывать, а вы вон что придумали! Фордыбачить изволите?

- Я?! – Сергей Валентинович так искренне удивился, что врач рассмеялся.

- Да шучу, я, шучу! Такого положительного пациента, как вы, еще поискать надо. Сейчас пришлю вам сестричку, поднимайтесь потихонечку и обследоваться, а потом поговорим.

Он осмотрел Сергея Валентиновича, а потом обошел палату, внимательно выслушивая жалобы. Возле Игоря Ильича задержался дольше обычного и, уже выходя из палаты, нахмурился.

- Лиза! – он остановил куда-то спешащую по коридору медсестру. – Пришли кого-нибудь, пусть Сергея Валентиновича на кардиограмму отведут, не нравится он мне. Хорошо, что заметила. Еще инфаркта нам не хватает! И еще! Игорь Ильич... Ты к нему Алексея Ивановича вызови, пусть глянет.

Лиза замерла на секунду, испуганно прихлопнув рот ладошкой.

- Не истери. Ничего уж тут не поделаешь, а облегчить надо.

- Анализы пришли?

- Утром. Жаль, конечно, но мы тоже не боги. – Николай Павлович вздохнул, махнул рукой и пошел по коридору, точно зная, что за ним семенят все, кто был с ним на обходе, ожидая дальнейших указаний. Сейчас он был похож вовсе не на гнома, а на какого-то древнего короля, который, не обращая внимания на свиту, погружен в мысли о будущем всего своего королевства. И эта ответственность не только добавляет величия, а тяжелым грузом давит на плечи, заставляя лишний раз выпрямиться, как Атланту, чтобы удержать эту ношу.

Лиза еще секунду постояла молча, пытаясь принять ту информацию, которую получила, и, тряхнув головой, окликнула молоденькую сестричку, отправив ее в палату, а сама побежала дальше.

Капельницы, перевязки, процедуры…

Но, пришло время посещений, и четвертая палата оживилась, приободрившись и ожидая.

Первой, деликатно постучав, на пороге появилась жена Сергея Валентиновича – Ольга, и испуганно замерла, не увидев мужа. Она так и не смогла привыкнуть к тому, что он может выйти куда-то из палаты, уверенная в том, что раз прописан постельный режим, то больной должен лежать, а не гулять по коридорам.

- Добрый день, Ольга Петровна! Проходите, он сейчас придет. На обследование отправили. – Михаил Иванович успокаивающе улыбнулся. – Что вы так перепугались?

- Здравствуйте! – спохватившись, кивнула всем Ольга, и, присев на кровать мужа, начала доставать из сумки принесенные гостинцы. – Сегодня – пирожки. Михаил Иванович, для вас специально, с яблоками, а для вас, Андрей, с грибами.

- Ольга Петровна, вы нас вконец избалуете! Спасибо! Давайте с нами чайку?

- А вот не откажусь! Я, после вашего «чайку», весь день потом, как заведенный веник. Откуда только силы берутся?! Ваша мама сегодня придет? Хочу у нее вымолить секрет этого сбора.

- Нет, тяжело ей так часто ездить, я запретил. А рецепт я вам и без нее дам. Даром, что ли, она меня заставила все основные сборы выучить?

- Прекрасно! Скажите мне, а что же все-таки случилось с моим Сережей? Почему еще какие-то обследования? Ведь, вчера Николай Павлович сказал, что выпишут его вот-вот.

- А он сейчас вернется и все вам расскажет. – Михаил Иванович строго глянул на Андрея, который открыл было рот, чтобы что-то сказать.

- Ну, хорошо! – тревога в глазах Ольги никуда не делась, напротив, они потемнели и стали похожи уже не на голубоватый чистый лед, а на серое штормовое море.

Такую способность менять цвет глаз, в зависимости от настроения или обстоятельств, унаследовал, в свое врем, и их сын, Костик. Когда мальчик была маленьким, Ольга часто смеялась, что по его глазам совершенно точно можно сказать – набедокурил он или нет. Костик поначалу злился, старался прятать своих «предателей», а потом научился так же, как и мама, хохотать над тем, что так предсказуемо можно определить все, о чем он думает. И только раз он не засмеялся, когда глаза его, как и мамины, сменили цвет на штормовое море. Тогда он стиснул зубы и вышел в рукопашную, прикрыв собой раненных своих ребят, когда они оказались в окружении недалеко от Гудермеса. На фотографии, которая висела теперь в гостиной, глаза у Костика были голубыми и ясными как небо. И Ольга хотела верить, что теперь уже ничто не заставит глаза ее мальчика потемнеть от горя.

- Олюшка! – Сергей Валентинович легонько сжал руку медсестры, которая поддерживала его, и кивнул ей, чтобы отпустила. – А я тут с молодыми девицами под ручку гуляю, видишь?

- Да уж, вижу! – в шутку приосанилась Ольга. – Безобразие! Глаз да глаз за тобой нужен! – она обняла мужа и с тревогой заглянула ему в глаза. – Что, Сережа?

- Да ничего! Не волнуйся так. Моторчик немножко барахлит. Николай Палыч сказал, что живо поправит. Поэтому не переживай!

Ольга прекрасно знала своего мужа и, поэтому, даже на минуту не поверила его уверениям, дав себе обещание непременно добиться приема у заведующего отделением, чтобы выяснить что и как. А пока, она усадила Сергея на койку и, бросив ему на колени салфетку, начала распаковывать контейнеры с едой.

- Оленька, неудобно! – шепнул он жене, показав глазами на соседей по палате.

- Все удобно! Я не только тебе еду принесла. Ешь!

Она быстро разложила по одноразовым тарелочкам горячее еще жаркое и разнесла всем в палате.

Глеб попытался было отказаться, но Ольга улыбнулась и, глядя на эту мягкую улыбку, так похожую на Асину, он машинально протянул руку и кивнул:

- Спасибо!

- На здоровье! Михаил Иванович, ешьте! Я помогу Андрюше.

Игорь Ильич был единственным, кто не притронулся к еде, и Ольга с тревогой посмотрела на него, двинув бровью в сторону мужа. Тот, так же без слов, тихонько пожал плечами, давая понять, что не понимает, что происходит.

Ольга помогла Андрею, который балагурил и нахваливал еду, но смотрел грустно и видно было, что переживает. Ольга, расспрашивая его о самочувствии, осторожно выведала, что жена его так и не объявилась.

- Ничего, Андрюша, ничего. Время все расставит по своим местам. Оно и самый лучший врач, и самый хороший советчик в решениях. Подождите.

Дверь в палату распахнулась, заставив всех вздрогнуть и вошла женщина, от одного вида которой все «старички» четвертой палаты подобрались, а Михаил Иванович, кивком поблагодарив Ольгу, отставил тарелку и приготовился. Если все пойдет, как обычно, придется снова идти за персоналом.

- Ну что, папа, как чувствуешь себя? – Алена оглядела палату и брезгливо наморщила нос. Стул ее не устроил, и она осталась стоять, глядя на отца с высоты своего немаленького роста.

Она всегда была высокой. Сказывались гены. Отец, дед, прадед – все были богатыри, да и мама тоже была настоящей русской красавицей – высокой, стройной, с косой до пояса, которая осталась только на старых фотографиях, где тоненькая, как березка, девушка застенчиво смотрела из-под густых ресниц в камеру, тая в уголках губ смущенную улыбку.

За рост в школе Алену дразнили «каланчой» и «дылдой», до того момента, пока мама, когда они приехали летом погостить к бабушке, не взяла в руки коромысло. Как-то получилось, что это этого девятилетняя Алена никогда не видела, как носят по старинке воду в деревнях. И, когда Галина, легко и привычно подняла полные ведра и поплыла по дорожке, которая вела от колодца к дому, Аленка открыла рот, замерла и в тот момент поняла, что никакая она не «каланча», если это может быть так красиво.

По возвращении домой, она попросила маму отвести ее в секцию баскетбола и уже через год ни у кого в классе язык больше не поворачивался назвать эту девочку обидным прозвищем. Она так и проиграла в любимую игру всю школу, а потом возглавила команду института, в котором училась. Нина пошла по ее стопам, правда, роста своего никогда не стеснялась. Она вообще к своей внешности относилась как к подарку, который ей перепал от природы и, возможно, именно поэтому все окружающие относились к ней так же.

- Ниночка у нас красавица! – с гордостью говорила мама и тут же поправляла себя. – Обе красавицы! Где еще видали такую красоту?

Окружающие, улыбаясь, кивали, а девочки привычно пожимали плечиком: «Подумаешь! Что есть, то есть!».

И, сейчас Алена стояла, глядя на своего, когда-то высокого сильного когда-то отца, который настолько изменился за эти пару недель, что она с трудом узнавала его, и вспоминала, как в детстве она сажал ее с сестрой на плечи и крутил, как на карусели, а она, замерев от восторга и ужаса, только визжали, закрывая глаза. А мама смеялась…

Алена тряхнула безупречно уложенной, как всегда, головой и прогнала непрошенные воспоминания. Нужно дело делать, а не ностальгировать.

Игорь Ильич молча смотрел на дочь, ожидая, что она скажет. Он прекрасно знал, что она уже была у заведующего отделением, и все знает. Знает то, о чем он сам еще не знал, так как ему толком ничего не сказали, но догадывался уже давно.

- Папа, нам нужно решить наши вопросы, наконец. Дальше тянуть уже невозможно. Ты подумал над тем, о чем мы говорили с Ниной?

- Подумал.

- И? Что ты скажешь?

- Нет!

- Господи, папа, ну почему? – Алена закатила глаза, а потом все-таки опустилась на стул, чтобы хоть как-то отгородиться от остальной палаты, которая немым укором застыла за спиной. Нет, они не молчали, тихо переговариваясь и допивая чай, но Алена чувствовала, что в этом маленьком мирке, где нет секретов друг от друга, ее приход не одобряют, а более того – осуждают.

- Я сказал – нет! Не будет этого.

- Да ты пойми! Ни я, ни Нина, не сможем ухаживать за тобой, а там прекрасный персонал, лучшие условия. И маме там будет очень хорошо. Там разные отделения, есть для больных, а есть для пожилых, нуждающихся в уходе. Вы сможете быть вместе каждый день. Да что я тебе опять все по кругу, рассказывала же уже! – Алена с досадой стряхнула с юбки невидимую пылинку.

- Я хочу… дома, хочу, дочь… - Игорь Ильич смотрел на дочь и в уголке глаз блестели непрошенные слезы.

- Папа! – Алена рассердилась, накрутила на палец прядь волос, а потом дернула, совсем, как детстве, когда мама отбирала у нее кончик косы, приговаривая, что это краса девичья и нечего ее уродовать.

- А Катю вы спросили?

- А зачем ее спрашивать? Она – ребенок! Пусть живет своей жизнью. Нина давно купила ей однокомнатную квартиру. Пусть переезжает. Папа, ну ты знаешь нашу ситуацию! У меня стройка стоит, а Нинка никак с кредитом не рассчитается за покупку дома в Испании. Нам нужны эти деньги. Мы же взамен сделаем все, чтобы вы с мамой не нуждались. Ты уйдешь, как мама потянет все это хозяйство?

- А это уже не ваша забота! – Игорь Ильич сердито отвернулся. – Иди-ка ты, Алена, на работу или куда там тебе надо!

- Снова-здорова… Ладно, папа. Пойду я. И правда, пора. А ты все-таки подумай, прошу тебя. Времени осталось совсем мало. Надо что-то решать.

Андрей на другом конце комнаты сжал кулаки, но Михаил Иванович легонько похлопал его по плечу и незаметно покачал головой.

- Всего доброго! – попрощалась Алена и даже не обратила внимания, что ей никто не ответил.

В палате воцарилась тишина, прерываемая только плеском воды. Ольга мыла в раковине фрукты и споласкивала чашки. Взглядом опросив разрешения у Михаила Ивановича, она налила в чашку горячего чаю, разложила на тарелке пирожки и подошла к Игорю Ильичу.

- Мой дорогой, позволите мне за вами поухаживать? Вы не обедали, а силы подкрепить надо.

Он не успел ответить, потому, что распахнулась дверь и в палату влетела Катерина.

- Дед! А я сегодня пораньше! Зачет сдала! Вот такая я молодец! Дед… Ты чего?! – Катя увидела, что Игорь Ильич поспешно отвернулся, пытаясь вытереть слезы, которые остались после того, как Алена ушла.

- А это я, Катюша, виновата. Решила поухаживать за твоим дедушкой, а он, видишь, какой верный! Нельзя, говорит! Тебя ждал. Давай-ка, я тебе тоже чайку налью, и ты перекусишь, да и деда поесть уговоришь. Голодная?

- А вы видели не голодного студента? – рассмеялась Катерина

- Вот и замечательно! Я сегодня на высоте, такие пирожки мне редко удаются.

Она быстро налила чаю Кате и поманила за собой мужа и остальных в коридор.

- Пусть поговорят. Явно, мы тут лишние.

Николай Павлович, который торопился куда-то по коридору, удивленно поднял брови:

- Что за столпотворение? В палате места мало стало? – он добродушно улыбнулся. – Сергей Валентинович, порадую. Все с вами хорошо, нет там ничего по сердцу. Пока еще я не зря свой хлебушек жую, не ошибся. А вот спину придется подлечить. Ну-ка, признавайтесь, голубчик, портили вчера себе легкие на лестнице?

Сергей Валентинович быстро глянул на жену и виновато опустил голову.

- Вот оно! Там окно вчера утром разбили на втором этаже и гулял дикий сквозняк. «Протянуло» вас. Ведь не одевались? Так и ходили в футболке?

Сергей Валентинович кивнул.

- Ничего с собой поделать не могу. Сколько раз уж бросать пытался, а все никак.

- Чем помочь ему, Николай Павлович? - Ольга устало махнула рукой, когда муж попытался оправдаться.

- А вот я пришлю Лизавету, она укольчик ему знатный поставит и скажет вам, какую мазь в аптеке взять. Не волнуйтесь только, обычная история. В острой фазе очень похоже на сердце, поэтому лучше перестраховаться, как мы сегодня.

- Спасибо!

- Так, а чего вы в коридоре-то?

- Там внучка пришла к Игорю Ильичу. Им поговорить нужно! - Андрей кивнул в сторону палаты.

- Ясно. Ну, недолго! Вам постельный режим тоже никто не отменял. Михаил Иванович, можно вас на минутку?

Мужчины отошли, о чем-то тихо переговорили и Михаил Иванович согласно кивнул.

- Хорошо.

- Вот и замечательно. Прошу вас! Ведь он еще меня учил…

Николай Павлович покачал головой и пошел по коридору, устало опустив плечи.

Постояв еще немного в коридоре, они вернулись в палату, где застали ревущую Катюшу, которая, совершенно не стесняясь своих слез, плакала совсем как в детстве, уткнувшись в руки деда.

- Не дам! Пусть, что хотят со мной делают! Не дам! Ни тебя, ни бабушку! Зря я, что ли, училась? Я справлюсь!

Игорь Ильич тихонько гладил по голове свою любимую девочку.

- Не реви! Слезами сама знаешь… Я тебе все рассказал. Ты уже взрослая. Бабушку не волнуй, поняла? И завтра, пусть приедет ко мне. У тебя же завтра ничего нет? Ни экзамена, ни зачета? Вот и привези ее.

Катя кивала, соглашаясь.

Обитатели четвертой палаты разошлись по своим местам и, когда час спустя, Катя и Ольга ушли, Михаил Иванович поднялся, сложил свою неизменную газету, и попросил Андрея и Глеба снова выйти в коридор.

- Нам с Игорем Ильичом необходимо пообщаться в приватной обстановке. Это важно. Спасибо вам за понимание!

Глеб и Андрей вышли, а Михаил Иванович подвинул стул поближе к кровати Игоря Ильича и откашлялся.

- Я сразу приношу свои извинения, так как вмешиваться в чужие дела не в моих правилах, но понимаю, что это вмешательство сейчас вам, возможно, необходимо. Если вы сочтете, что это неуместно – просто скажите мне, хорошо?

- Не совсем понимаю вас, Михаил Иванович, но продолжайте.

- Игорь Ильич, я не распространялся здесь, кто я и кем работаю, но Николай Павлович в курсе, поэтому и попросил меня поговорить с вами.

- А, Коля! Ясно. Добрая душа, никогда мимо не пройдет. Так, что же?

- Я – нотариус. И, как понимаю, у вас есть сейчас проблемы, которые могут быть связаны с моими прямыми обязанностями?

- Да… Есть.

- Наш разговор, разумеется носит сугубо конфиденциальный характер. Я как тот священник с тайной исповеди, - Михаил Иванович тихо рассмеялся, - и хотел бы рассказать кому, да нельзя.

Игорь Ильич улыбнулся.

- И это хорошо. Кто же захочет свои семейные проблемы на люди выносить? Хотя, тут вот получилось…

- Да, невольно мы все стали свидетелями ваших бесед с дочерями. Но, ведь о ваших отношениях мы ничего не знаем, поэтому судить можем только со своей колокольни. Позвольте задать вам прямой вопрос. Вам нужна юридическая помощь и совет?

- Да!

- В таком случае, я к вашим услугам. Единственный вопрос до того, как мы начнем беседу. Кате уже исполнилось восемнадцать?

- Да.

- Хорошо. Я вас слушаю!

Через двадцать минут Михаил Иванович выглянул в коридор и поманил своих соседей по палате. Извинившись, он попросил простить их и предложил компенсацию в виде неизменного «чайку», на что Глеб с Андреем с радостью согласились. Пока они слонялись по коридору, успели поближе познакомиться и что-то оживленно обсуждали, когда их позвали обратно в палату.

За этим занятием их и застала Лиза, которая пришла для того, чтобы сделать вечерние процедуры.

- Как настроение, самые мои любимые мужчины в этой больнице?

- Хорошо… - в разнобой протянули «мужчины» и переглянувшись, улыбнулись.

- Вот и прекрасно! Чем лучше настроение, тем быстрее выздоровление! Готовимся!

Она быстро обошла всех, чуть дольше задержавшись у Игоря Ильича.

- Ну вот! Теперь можете отдыхать. До завтра!

Еще немного вечерней суеты и вскоре палата погрузилась в тишину, изредка нарушаемую только похрапыванием Михаила Ивановича, который тут же поворачивался на другой бок, даже во сне, казалось, извиняясь за то, что нарушает покой своих сотоварищей.

А утро началось с того, что Михаил Иванович вызвал своих помощников, уточнив время посещения Кати, которая должна была приехать с Галиной. И вся палата затаила дыхание, ожидая развития событий, который не заставили себя ждать.

Глеб и Андрей в этот день безропотно покинули палату, как только приехали все, кого Михаил Иванович ждал.

- Пойдем прогуляемся, что ли? Там вроде не холодно сегодня. – Глеб нерешительно глянул на Андрея.

Но, тот с радостью согласился.

- Я почти три недели на улице не был. Пошли!

Они спустились на первый этаж и в дверях столкнулись с Алиной, женой Андрея.

- Алина…

- Что, жену родную не узнал? – усмехнулась Алина и кивнула Глебу. – Здравствуйте!

Глеб глянул на Андрея и махнул рукой в сторону выхода.

- Иди, я догоню потом.

Андрей с Алиной отошли к окну и тихо заговорили о чем-то.

Глеб вышел на улицу и полной грудью вдохнул свежий воздух. Голова немного закружилась, и он довольно улыбнулся. Лечение, которое ему здесь назначили было значительно серьезнее того, что он получал раньше. Болели руки от такого количества капельниц и уколов, но даже два дня спустя он понимал, что сдвиг есть. Мимо прошла женщина с маленьким ребенком, и он снова невольно вспомнил об Асе и о сыне. Как они?

Он, конечно не знал, что Ася, которая продолжала общаться с бывшей свекровью, привозя ей внука, чтобы повидаться, узнала, что он в больнице и сейчас мучительно решала, стоит ли его навестить.

- Жалеет он очень, Асенька, о том, что натворил!

Свекровь Аси натягивала на Ваню только что довязанную шапку и новый шарф, а тот смеялся, зарываясь носом в пушистую теплую шерсть.

- Теплый!

- И красивый! – Ася поправила шарф и улыбнулась. – Смотри, бабушка все твои любимые цвета собрала! И желтый, и оранжевый, и зеленый. Ярко! Хорошо!

Она обняла сына и неожиданно для себя приняла решение.

- Собираемся! До города почти час езды, а нам еще домой заехать надо.

Мать Глеба улыбнулась и пошла на кухню, чтобы передать с Асей приготовленные с утра гостинцы. Сама теперь точно не поедет. Пусть поговорят. Может что и срастется… Нет, не будет она пока загадывать, лучше помолчит, чтобы не сглазить…

Андрей же в это время внимательно слушал Алину. От него не укрылось, как брезгливо она передернулась, когда он взял ее под локоть забинтованной рукой. Поэтому, он тут же отпустил ее, прошел немного вперед и остановился у большого, от пола до потолка, окна, которое выходило в больничный сквер.

- Долго добиралась.

- Дела были. Андрей… В общем, не знаю, как тебе и сказать…

- На развод подать хочешь?

- Откуда ты знаешь?

- Тоже мне, бином Ньютона! – невесело усмехнулся Андрей.

- Я вещи уже к маме перевезла. Ты… прости меня, но не могу я… - Алина махнула рукой и пошла к выходу. Потом, спохватившись, вернулась, сунула в карман спортивной куртки Андрея ключи от квартиры и махнула рукой. – Прощай!

Он долго еще стоял, глядя на ворота, за которыми она скрылась и думая о том, что может оно и к лучшему, чем терпела бы, через силу давая к себе прикасаться и тихонько ненавидя его за то, что не хватило ума тогда правильно одеться, уберечь себя от травмы…

Андрей вышел в сквер и, найдя на лавочке Глеба, присел рядом.

- Поговорили?

- Ага… Вот и вся моя семейная жизнь…

- Любила бы, так бы просто не ушла, наверное? Для того, кто любит, какая разница сколько у тебя пальцев?

- Не знаю. Может ты и прав…

Они еще долго сидели на лавочке, изредка перебрасываясь словами. А когда заметили неподалеку Катю с бабушкой, поняли, что пора возвращаться в палату.

- Видимо все, решили свои вопросы. – Андрей поднялся первым. -

Хорошая девчонка. Видно, как любит своих стариков.

Глеб кивнул, соглашаясь.

Они пока не знали, что всего через пару дней Игоря Ильича не станет. И Катюша будет горько плакать, совершенно не обращая внимания на забинтованные руки Андрея, который обнимая ее, будет беспомощно смотреть на соседей по палате. А те, хмурясь будут отворачиваться, утирая скупые мужские слезы, не зная, как помочь этой, такой сильной, но такой хрупкой и ранимой девушке.

А потом Катя, при помощи Михаила Ивановича, со временем, отвоюет себе право заботиться о бабушке, не меняя ее жизнь. Галина уйдет только спустя несколько лет, совершенно здоровой для своего возраста. Очень тихо, во сне. Катя, зная, как она ждала встречи со своим «Игорьком», поцелует ее на прощанье с улыбкой, как просила бабушка, и только потом будет долго плакать, прижимая к себе дочку, которой еще успела так порадоваться Галина. И муж ее, Андрей, обнимет ее, как когда-то в палате больницы, только теперь уже точно зная, что сказать и сделать, чтобы слезы у его настоящей «половинки» высохли поскорее.

Все это будет позже, а пока...

Почти через две недели после того, как Андрей с Глебом гуляли по парку, Лиза сменилась вечером и устало побрела в раздевалку. Какой длинный день, столько суеты. Но, и радости тоже хватало. А она всегда радовалась, когда выписывался очередной пациент и она понимала, что ее работа выполнена, ведь человеку стало легче. Сегодня же это был не один человек, а сразу трое оставшихся пациентов из четвертой палаты, так как Сергея Валентиновича выписали чуть раньше.

Быстро переодевшись, она распрощалась и выскочила за дверь. Ей нужно было торопиться. Сегодня день рождения у мамы, а значит, что Лиза сегодня как в детстве будет «стоять на стульчике и читать стихи», то есть развлекать маминых приятельниц тем, что будет весь вечер выслушивать, какая прекрасная у нее мама и как непутево сложилась ее собственная жизнь, а ведь могла бы стать прекрасным врачом…

- С ее-то способностями! – передразнила тихонько почти про себя Лиза бабушку и улыбнулась.

Подумаешь! Один вечер! Зато потом можно будет выйти погулять с Гретой, а Саша составит ей компанию. И пока собака будет делать свои дела, они вволю нагуляются, наговорятся, и все эти беседы дома покажутся пустыми и ненужными, а главное для нее будет идти рядом, и она прижмется к его плечу, согреется от его тепла и жизнь снова станет прекрасной.

Лиза в который раз остановилась на секунду, сжала кулачки, прикрыв глаза, и тихонько выдохнула: «Спасибо тебе, Господи, за моего мужа!»

С Сашей они познакомились, когда она училась в колледже. Здание колледжа было старым, еще довоенным, чудом уцелевшим. Студенты колледжа часто на переменах выскакивали в небольшой садик, который таким же чудом сохранился рядом, чтобы подышать воздухом. Именно там Александр ее и заприметил. Почти два месяца ходил мимо туда-сюда, карауля, когда она появится. Выучил наизусть ее расписание и схлопотал замечание за пропуски занятий от декана своего факультета, где учился тогда. И только потом набрался храбрости, чтобы подойти. А дальше все закрутилось стремительно. И мама, которая, как не странно, обрадовалась и быстро согласилась на то, чтобы Саша, который обитал в общаге, жил с ними. И бабушка, которая смотрела на Сашу сначала чуть ли не как на спасителя. И скромная их свадьба. И первые три беременности… ни одна из которых не окончилась желанным событием…

Лиза открыла глаза и вздохнула. Не всем же дается это счастье – быть матерью. Зато у нее есть муж, который готов был на все, чтобы ей было легче вынести эту странную несправедливость, которую Лиза никак не могла и не хотела принимать.

Она переоделась, попрощалась и вскочила на улицу, поглядывая на часы и прикидывая, сколько у нее времени.

- Лиза! – голос мужа пригвоздил ее к месту.

- Сашенька! А ты почему здесь? – Лиза встревоженно нахмурилась. – Случилось что? Мама? Бабушка?

- Лизавета, ты начальник паники! – рассмеялся муж, крепко обняв ее. – Ничего не случилось! У меня для тебя сюрприз!

- Какой? Мы же опоздаем! Мама…

- Все порядке с твоей мамой и с бабушкой тоже. В данный момент они осваивают мой подарок, а именно – гуляют со всей компанией в ресторане рядом с нашим домом.

- В ресторане? – Лиза удивленно уставилась на мужа. – Ничего себе! Умеешь ты тещу задобрить! Как догадался, что она об этом мечтала?

- Очень сложно было, ага! Особенно после того, как ее ближайшая заклятая подружка Ирочка в прошлом году юбилей там отмечала, – расхохотался Саша.

- Постой! А мы?

- А мы подъедем позже, после того, как я тебе наш сюрприз покажу.

Отнекиваясь и посмеиваясь над супругой Саша усадил Лизу в машину и через несколько минут высадил в тихом зеленом дворе, недалеко от больницы.

- Идем!

- Куда?

- Вот неугомонная! Увидишь!

Они прошли через двор и, поднявшись на третий этаж, Саша открыл дверь в какую-то квартиру и неожиданно подхватил жену на руки.

- Сашка! Что ты делаешь, сумасшедший?! – Лиза ухватила мужа за шею и невольно рассмеялась.

- Ну, так положено же! – ответил он и шагнул через порог.

- Что положено? – Лиза огляделась. – Где это мы?

- А мы, Лизавета, в нашей с тобой квартире! – Саша поставил жену на ноги и гордо выпрямился. – Что скажешь?

Лиза ошеломленно молчала, когда муж потянул ее за руку, показывая, как включать свет и открывая двери в комнаты. Небольшая уютная двухкомнатная квартирка сразу покорила ее. Собственный дом…

- Сашка… - Лиза разревелась, даже не замечая, как текут по щекам слезы. – Это же мечта!

- А то я не знаю! Ты прости меня, что так долго. Я очень старался, чтобы побыстрее. Зато район хороший и с работой рядом.

Лиза вытирала слезы и думала о том, что от счастья тоже можно очень даже запросто потерять и дар речи, и все выученные за жизнь слова и останется только чувство невыносимой почти радости, которое поднимет тебя над землей, как пушинку и оставит только желание тихонечко, а может и не совсем тихонечко, завизжать от восторга. Что она и сделала, чем снова насмешила Сашу, который не смущаясь присоединился к ней.

И они переедут в свою квартиру, а спустя год, Лиза с удивлением узнает, что снова ждет ребенка и в этот раз все пройдет настолько легко, что она будет каждый день, удивляясь, благодарить небо за все. И родится их сын, Максим, который совершенно точно станет самым любимым ребенком, которого только ждали в этом мире.

Но, это потом. А пока…

На следующий день Лиза снова войдет в палату, где ее уже будут ждать новые пациенты, и снова зазвенит ее бодрый ласковый голосок:

- Доброе утро, мои хорошие!