Однажды в апреле и в Париже

                Дите фон Тиз
     Я увидел их смакующими абсент на застекленной террасе. Подошел и специально встал так, чтобы бросаться в глаза, " отсвечивать ", как называл это Карлос. Мона дернула было меня за руку, но натолкнувшись на мой яростный взгляд исподлобья, отошла к угловому столику. А я торчал занозой, мозоля бесстыжие зенки этих подонков, жалкующих поставить страждущему американцу бокал перно.
    - Слыхали новость - ту, - вяло бубнел Дягилев, бездумно перебирая засахаренные марципаны в хрустальной розетке, - Кокий Пармяныч ?
    Могучий бородач в бархатной поддевке щурил глаза и курил папиросу, злобно отстукивая пальцем какой - то ритм.
    - Говорят, что знаменитая Гюрлю, выступая в  " Абаж - студио ", надела полупрозрачные кальсоны, а на голой спине намалевала призыв к Черчиллю оставить зулусов в покое, распустить Парламент и покаяться перед Шендеровичем за явно агрессивное направление внешней политики фашистского государства Израиль.
    - Бездаря с козлиным тенором Гребенщикова им в поддувало, - отозвался, скучая, Губонин, впечатав массивный бриллиантовый перстень в лоб подскочившего гарсона. - Неси водки, мизерабль.
    Гарсон бросился к стойке. Бармен пожал плечами и выразительно посмотрел на Дягилева.
    - Ну откель у них водка ? - улыбнулся импрессарио, раздумывая про себя над дилеммой российско - японских отношений. С одной, конечно, стороны жалкие косоглазые и не стоят, но с другой, так сказать, как не изрыгнуть какую актуальную х...ню, ежели модно и тренд. Дягилев закашлялся, вспомнив, как гнусная лошадь Собчак выражала соболезнование холокостным армяшкам, аккурат между фоточкой в модном платьице и анонсом грядущей говнопередачи поместила злободневность потаскушка. " Жаль, что она не фоталась с волосатой мандой ", - почему - то подумал Дягилев, скривившись от столь мощного прилива омерзения, что Губонин, чихнув, ударил вздрогнувшего балетомана по плечу.
    - Плюньте, - посоветовал Губонин, нарезаясь перно. - Ежели так реагировать на промывку мозгов любой падалью этого мира, то, поверьте, и жить не стоит. Всем же насрать и на зулусов, и на буров, и даже на имперские помыслы бриттов, но свою навозную копейку не внести в копилку клоак - муветон. Еваропа, - презрительно протянул заводчик, неуверенно вставая. Коварная смесь перно и абсента опустилась в ноги и он рухнул обратно на стул из кагорской соломки.
    - Вон Миллер стоит, - вполголоса произнес Дягилев, не смотря на меня, - послушал совета Кронски и стал - таки сутенером. Продает свою Мону загулявшим матросам и черножопым беженцам.
    - Откуда у чурок деньги ? - удивился Губонин, с интересом разглядывая мой обтерханный пиджачок.
    - Ну, - зевнул Дягилев, - они ж не на пустое место едут, тут у них кланы, наркобизнес, терроризм. Бизнес, - опять зевнул почти засыпающий антерпренер, встряхиваясь, - все, короче.
    - А пожалуй, - опять попытался встать Губонин, - куплю я у него эту Мону на часок.
    Я подошел в упор и прорычал с бруклинским акцентом :
    - Три доллара.
    - Три рубля и я твоя, - захохотал кашалотом миллионщик, протягивая мне три доллара. - Давай прямо тута. Пусть сосет.
    Я подозвал Мону и показал ей на Губонина. Она, сопя и вздыхая, полезла под стол. А я пошел прожигать свою жизнь и три доллара в  " Ротонду ", куда, по слухам, должен был заглянуть Хэм.