Словесник Часть 2 Глава 1

Часть вторая. Соседи

Глава первая

Фаворит Королёвой. Инфаркт Королевича

Итак, в когда-то нашей собственной квартире появились новые люди, соседи. О них рассказ впереди. Но сначала давайте отступим назад и завершим повествование о тех уже известных нам персонажах, с кем мы расстаёмся на данном участке жизненного пути.
Начнём с Валентины Королёвой, которая во второй раз, по её словам, окончательный, прогнала Тонаканяна.
- Все армяне - приличные люди, тебе просто бракованный попался, - утешала соседку моя мама, - но ты, Валя, не сдавайся.
Королёва послушалась Марью Андреевну и предприняла очередную попытку заполучить мужа.
Появился в жизни Валентины бравый офицер из Министерства по чрезвычайным ситуациям Зайкин Филипп Леонтьевич. Мужчина в возрасте, но при этом подвижный, как подросток. Как-то, хлебнув лишнего и расслабившись, вместо того, чтобы приставать, на что рассчитывала хозяйка, он стал обучать её поведению в толпе.
- Вы можете оказаться на митинге, стадионе, рынке, магазине, - увлечённо инструктировал офицер МЧС, - одним словом, в толпе. От этого никто не застрахован. Надо знать правила поведения в местах, где твой манёвр ограничен. Толпа действует по своим законам. Основная опасность - это возникновение паники, которая делает толпу неуправляемой. Как уцелеть в толпе? Держитесь подальше от центра и от краёв, соседствующих с витринами и решётками. Не цепляйтесь ни за что руками – их могут сломать. Выбросьте сумку и зонтик. Если что-то упало, не старайтесь поднять – жизнь дороже. Руки сложите и держите на груди, защищая диафрагму. Главное - в толпе не упасть. Но если упали, то надо постараться немедленно встать, подняться. Это очень трудно, но удаётся, если применить такой вот приём. Быстро подтяните к себе ноги, сгруппируйтесь и рывком, как пружина попытайтесь встать. Надо резко разогнуться и обязательно, хотя бы одной ногой, упереться при этом в землю. Это трудно, но попытаться стоит. Я всегда, находясь на стадионе или концерте, намечаю для себя пути возможного отхода. Особенно позаботьтесь о детях.
- У меня нет детей, - напомнила Королёва.
Зайкин пропустил её слова мимо ушей и продолжал инструктаж.
- Ребёнка в подобной ситуации, следует посадить себе на плечи. Можно поставить на подоконник или передать людям, которые находятся в безопасной зоне. Но лучше всего на людные мероприятия детей не брать. И прежде всего, надо – думать! Думать, прежде чем соглашаться идти на подобные мероприятия, как митинги, футбол, хоккей и прочие. Где ожидается большое скопление людей. Низменные страсти которых могут подогреваться безответственными ораторами, а то и провокаторами. Не забывайте, что человеческая жизнь – это непрерывная цепь принятых решений. Постарайтесь меньше ошибаться.
Зайкин разделся до пояса, показал Королёвой свою широкую грудь, пресс, выделяющийся рельефными кубиками, бицепсы и трицепсы. Попросил Валентину потрогать их твёрдость. Королёва решила было, что вслед за рубашкой Филлип Леонтьевич снимет и брюки, а там, глядишь, и её разденет, о чём она в тайне мечтала. Но и на этот раз её мечтам не суждено было сбыться. Зайкин быстро надел рубашку и без объяснений убежал.
«Честное слово, как на пожар», - подумала Валентина.
Дело в том, что офицер МЧС не был её жильцом, а являлся обычным знакомым. Королёва сменила тактику. Она теперь знакомилась и приглашала к себе, справедливо полагая, что таким образом её шансы найти жениха увеличиваются. Не всякий мужчина способен снять комнату, но каждый может зайти «на минутку» и попить с ней чай.
Одним из таких, привлёкших к себе внимание Валентины, оказался бедный и обездоленный «романтик», как он сам себя называл, Каргин Олег Леопольдович. С ним Королёва познакомилась в парке и сразу же пригласила к себе на чашечку чая. «Романтик» гордился тем, что он бедный и обездоленный, а главное, умел об этом красиво рассказать.
- Сегодня мой голодный живот издал такой протяжный и заунывный стон, - улыбаясь, говорил Каргин, попивая чай с вареньем из фарфоровой чашечки, - что от этого внутриутробного плача завыла соседская собака. И выла долго, жалобно, до тех пор, пока побоями её не заставили замолчать. Я поднёс к глазам будильник – было пять часов утра. Встав с постели, я включил свет и достал с полки самую любимую книгу. Это книга, как вы могли догадаться, «О вкусной и здоровой пище». Она, родимая, в эти трудные времена заменяет мне всю мыслимую и немыслимую литературу. В ней есть всё! И романтика, и детектив, и любовь, и ненависть, и фантастика, и эзотерика, и картинные галереи, и те далёкие страны, в которых мне никогда не побывать. Вы не поверите, Валентина Семёновна, сколько в этой книге чудесных слов, ласкающих глаз голодного человека. Читать её мне интереснее любого бестселлера. Я с головой погружаюсь в написанное и вижу, как над огромными, блестящими в солнечных лучах котлами поднимается пар от кипящего бульона. Как под умелыми руками шеф-повара готовится уникальная заправка для борща. В такие минуты я задаю себе только один вопрос. Почему я, не глупый человек, не пошёл в своё время учиться на повара? И не нахожу на этот вопрос вразумительного ответа. Ведь я бы был сейчас при кухне. Допускаю, что хорошего повара из меня бы не получилось, но голодным бы я не был. Не страдал бы так.
Королёва была от счастья на седьмом небе. Она приготовила вкусный суп для голодающего Каргина. Рассчитывала поесть сама, накормить гостя и оставшуюся часть отдать Олегу Леопольдовичу домой.
Но тут, без предупреждения прибежал Зайкин и то ли от голода, то ли из духа соперничества, - взял да и съел весь её суп. Тарелку за тарелкой, к добавке прибавка, - и кастрюля пуста.
Филипп Леонтьевич снова разделся до пояса, дал потрогать Каргину твёрдость своего пресса, продемонстрировал бицепсы и трицепсы. И так же внезапно оделся и убежал. Следом за ним ушёл обиженный «романтик», на прощание проронив непонятную хозяйке фразу: «Уж не сектанты ли вы, часом?».
«Словно нюх у этого эмчээсника. Прибежал, как на жареное. А убежал опять, как на пожар», - думала Валентина о Зайкине, глядя в пустую  кастрюлю. – «Никакой определённости нет с этим человеком. Что за дела? И Олег Леопольдович ушёл голодный и злой, больше не придёт, зови – не зови».
В тот же день пришла Королёва к нам за солью.
- Марья Андреевна, - обратилась Валентина  к моей маме, - а кто такие сектанты?
- Это страшные люди, - стала просвещать её матушка, - они заставляют человека выпить зелье, а потом делают с ним всё, что задумали.
- А где можно их встретить? – насторожилась соседка.
- Везде, - ошарашила её Марья Андреевна, - ты их не ищешь, они тебя сами находят. Выходишь из подъезда и сталкиваешься с ними нос к носу.
Тем же вечером Королёва пошла в магазин за хлебом. Выйдя на улицу, увидела приятного для неё небритого мужчину в джинсах и красной майке с белой надписью «Фаворит». Незнакомец был слегка навеселе. В тот момент, когда она на него смотрела, он с шумом, при помощи двух пальцев освобождал свой нос.
Заметив пристальный взгляд Валентины, «фаворит» согласно закивал головой и извиняющимся тоном произнес:
- Правильно делаете, что осуждаете. Я и сам знаю, что категорически запрещается сморкаться на асфальт, только на матушку-сыру землю. И тогда, может быть, случится чудо, и на твоих глазах пробьётся росток, который в считанные мгновения превратится в дерево, исполняющее заветные желания. Но, как сами видите, сморкаюсь, где попало. А это значит, что утрачена последняя надежда.
- А какое у вас заветное желание? – поинтересовалась Королёва.
- В данный момент – простое. Купить в магазине зелье, да угостить им вас, - чистосердечно признался мужчина.
- Тогда я знаю, кто вы, - дрожащим от страха голосом произнесла Валентина, - вы - сектант.
- Для вас готов стать, кем угодно, - приблизившись, пообещал «фаворит».
- А если я куплю вам зелье, вы заставите меня его выпить?
- Никакого насилия. Конечно, в одно горло – не «комильфо», но если вы принципиально воздерживаетесь, то я готов всё уничтожить единолично. Да вы меня разыгрываете. Неужели случилось? Выросло моё волшебное деревце прямо посреди асфальта?
Пошли в магазин. Королёва заплатила за зелье, разделила его с мужчиной, приятным для неё, а потом предъявила счёт:
- А теперь ты должен сделать со мной то, что задумал.
У «фаворита» хватило сообразительности понять, что он задумал. А так же и сил на то, чтобы как следует отблагодарить женщину, устроившую ему праздник. Оба остались довольны.
Затем, познакомившись лучше, соседка вышла замуж за этого мужчину и уехала с ним жить в Краснодар. Московскую квартиру не продала и жильцов в неё не пустила. Что всех узнававших об этом чрезвычайно расстраивало. «Глупо! Могла бы деньги получать».
Перейдём к Тамаре Тихоновне Зозуле, тёще брата Андрея, помогавшей мне ухаживать за больной матушкой.
Как-то после визита врача к моей родительнице тётя Тома отозвала меня в сторону и молодым, счастливым голосом сообщила:
- Между нами говоря, твоя мать - уже не жилец. Рано Андревна собралась на тот свет, а главное, зачем? Ничего хорошего там нет. Я-то ещё поживу. У меня ещё лет на двадцать силёнок хватит.
Когда она произносила последнюю фразу, меня словно током ударило. Чем-то зловещим повеяло от этой её самонадеянности. И предчувствие меня не обмануло, - через три дня Тамара Тихоновна скоропостижно скончалась.
Похоронами тёти Томы пришлось заниматься мне. С отпеванием помог Ермаков Ерофей Владимирович.
Наталья на тот момент была вместе с детьми за границей, сообщила, что на похороны не успеет. А Андрей как-то вдруг подозрительно внезапно заболел и устранился от всех забот, связанных с похоронами, в том числе и материальных. Впоследствии, приходя на квартиру к больной матери под хмельком, ещё и ёрничал на этот счёт.
- На кладбище ты на тысячу лоханулся, - подсмеивался Королевич. - Да и поп тебя на сотню нагрел.
Сто рублей против воли священника я велел передать батюшке, о чём имел глупость сказать брату.
После смерти тёщи Андрей, не скрываясь, стал водить на квартиру матери женщин. Заваливался в двенадцать часов ночи с двумя, а то и с тремя «нимфами», как он их сам называл.
- Серёнь, в последний раз. Веришь, ехать не к кому, а бабу потерять не хочу.
- Запасные зачем?
- Она без них ехать не соглашалась.
Затем, видя моё недовольство, брат стал жаловаться, что врачами ему поставлен диагноз «частичная импотенция». И, приезжая с новой пассией, теперь он уже взывал к моему милосердию.
Королевича прогнала матушка, отчитав, как следует, в присутствии девушки, с которой он приехал. Это стало для брата настоящим сюрпризом, так как ко всем его проделкам мама всегда относилась более чем терпимо.
С тех пор Андрей у матери не появлялся, но с женой они затеяли недоброе.
Как уже упоминалось, сговорившись с отцом и обманом заручившись нашим с мамой согласием, они разделили квартиру на три комнаты и две из них продали. Якобы, одна из них по праву принадлежала отцу, Сидору Степановичу, а другая – Королевичу. Таким образом, мы с матушкой приобрели соседей, чужих людей, таких же, как и мы, бедолаг, по разным причинам выброшенных на обочину жизни.
Замечу, что к моменту раздела и продажи нашей жилплощади, у Андрея с женой было две трёхкомнатных квартиры, - одна в соседнем дворе, а другая, оставшаяся от тёщи, на станции метро «Сокол».
Но, как известно, чем больше имеешь, тем больше хочется.
Оставшись с больной матушкой вдвоём в одной комнате, я не раз вспоминал, как с бывшей женой мы подсмеивались над бедной вдовой Анной Ивановной Бирюковой, на чью квартиру положил свой глаз Андрей, оформив над ней опекунство. Мне казалось, не поощряй я брата в его хищнических наклонностях, - не случилось бы раздела нашей квартиры. Хотя, конечно, это всего лишь моя иллюзия.
Королевича несло в пропасть, близким людям это было особенно заметно. Несмотря на видимое благополучие, - Андрей не нуждался ни в денежных средствах, ни в жилплощади, - наблюдалась деградация личности. Дошло до того, что брат угодил в больницу с инфарктом и сообщил мне об этом только после выписки. Я тотчас поспешил к нему в соседний двор.
- Что ты с собой делаешь? Мне страшно за тебя, - сказал я ему с порога.
- Не бойся, - самодовольно ответствовал Андрей, приглашая к накрытому столу. – Всё нормально. Мир меняется, и люди меняются. Ты не думай обо мне плохо, а главное, не обижайся на меня. Помни, что обида – это главная причина всех заболеваний. Я в последнее время много думаю, и о себе в том числе. И эта история с инфарктом… Всё это из-за того, что ничего не делаю в творческом плане. Мне правильно сказали: «Зря ты бросил театр. Ты вкладывался бы в роли, тратил энергию, и со здоровьем ничего бы не случилось. Знаешь, что мне сказал заслуженный артист Шпаков, после моего премьерного спектакля? «Мне кажется, что вы всё можете сыграть». И действительно, тогда, в той постановке, мне что-то открылось, в плане взаимоотношения актёра с ролью, с текстом, со смыслами. Такое, что давало возможность сыграть практически всё. И это было основано на осознании себя частицей большого и важного процесса под названием «спектакль». Я просто шёл тогда вперёд и  получалось. Такого больше никогда не было. И Наталья верно подметила: «У тебя, Андрей, в профессии интересные крайности. Ты или гениально играешь или провально, середины не бывает». Это она меня надоумила мамкину квартиру раздербанить. Она и отца каким–то образом нашла, меня научила, как вас обмануть, теперь уже ничего не исправить.
- Расскажи, как в больницу попал? – краснея за брата и отводя от неловкости глаза в сторону, осведомился я.
- А что тебе интересно?
- Всё. Вот пришёл ты в больницу с инфарктом…
- Так я же не знал, что с инфарктом пришёл, - стал с готовностью рассказывать Королевич. – Я думал, что у меня с лёгкими что-то. Когда начинаешь идти или наклонишься, то какая-то боль, даже жжение. Я именно в лёгких всё это ощущал. Потом выяснилось, что это и есть симптомы инфаркта.
- Как лечили? Ты по телефону говорил, что положили в палату, где песни блатные на всю громкость с утра до ночи звучали.
- Нет-нет, сначала нет. Короче, так. Пошёл я в поликлинику к терапевту, говорю: «Так и так. Какие-то симптомы непонятные». – «Ну, хорошо, зайдите в понедельник, будем анализы сдавать. А сейчас сходите, снимите кардиограмму». Я спустился на первый этаж, снял кардиограмму. Эта тётка меня ещё и поругала за то, что я неправильно лежу. А потом посмотрела кардиограмму и говорит: «Посидите здесь, я сейчас вернусь». Ушла. Прибегает уже с женщиной-терапевтом, которая меня осматривала. Та уставилась на меня выпученными глазами, эдак ласковенько со мной рядом присаживается, трогает за плечико. «Вы хорошо себя чувствуете?» - «Нормально». – «У вас какие планы на вечер?». – «В театр собирался бежать». Она берёт меня за руку и сообщает: «Да, но у вас инфаркт, только вы не бойтесь. Сидите здесь и никуда не уходите». – «А что вы задумали?». – «Вас надо положить в больницу». – «Как положить? Может, я в понедельник приду?». – «Что вы, что вы? Вы умереть хотите?».
- Ну, что ж, молодцы. Неравнодушные, - похвалил я врачей, зная и другие примеры.
- Короче, говорю: «Дайте хотя бы сходить за бельём, за зубной щёткой». – «Ни в коем случае». Терапевт уходит, и через три минуты влетают две женщины-санитарки в тёмно-синих комбинезонах. А я сижу, нога на ногу, и даже о чём-то постороннем успел задуматься. Они влетают, смотрят на меня и вопрошают: «Где больной?». – «Не знаю». Зашли в соседнюю комнату, слышу, крик оттуда: «Не знает, что он – больной!». Выбежали, хвать меня под руки с обеих сторон и потащили, кинули меня в кресло на колёсах. Спустили в этом кресле по лестнице - пять метров. Я с инфарктом две или три недели спокойно гулял по всему городу, а тут – в кресло. Закатили кресло в машину, провезли на машине сто пятьдесят метров до больничного корпуса, и так же аккуратно сгрузили и сдали. Потом по этому корпусу, по первому этажу, я два часа шлялся на своих ногах. В-общем, всё это как-то смешно. Потом кровь у меня брали, какие-то вопросы задавали.
- И ты попал в реанимацию, там полежал, - стал поторапливать я.
- Не просто полежал. Перед тем, как определить в реанимацию, они меня полностью всего раздели.
- Догола?
- Оставили трусы и майку, а всё остальное забрали. Это было в пятницу вечером. Она на втором этаже, эта реанимация. Большая комната, просто большущая. И там человек семь ещё было. Из них половина – женщины. Из четырёх женщин две – огромного веса. Просто великанши. Мне приказали ни в коем случае с кровати не вставать. Если захочу по нужде, то пользоваться судном. Ну, и тут сразу – капельницы, уколы, таблетки. И лежишь. Ещё недавно ходил, даже бегал, и вдруг оказался на койке. Думаю, как интересно судьба складывается. Кормежка там три раза в день. Катают тележку с едой от койки к койке. «Будете вы то-то и то-то?». Я говорю: «Спасибо, я чего-то не голоден». Через полчаса, как в самолёте, опять заезжают: «Будете кофе или вы чай будете?» - «Да нет, спасибо, ничего не хочется». Тётки же огромные хорошо покушали. У них был излишний вес и проблемы с сердцем, дышали примерно так: «Кх-х-х, ух-х-х. Кх-х-х, ух-х-х». А потом привозят кофе и чай. «Что будете?» - «Кофе будем». И после этого кофе они стали дышать примерно так: «Кх, ух. Кх, ух». Короче, смешного мало. На второй день своего там лежания, или как уж это назвать, такая тоска меня обуяла, что просто невозможно. У меня голова к окошку, и оно приоткрыто, а там – какая-то площадка типа навеса. А дальше, смотрю, липы растут.. И неизвестно, сколько всё это будет продолжаться. Я так и не понял, насколько они меня в реанимацию определили, сколько там предполагали держать. Неопределенность очень сильно тяготила. Думаю – убегу, ей-богу, убегу. Обмотаюсь простынью и как-нибудь спущусь по этой липе. А потом стал размышлять: «Ну, допустим, спущусь, а как же дальше я буду передвигаться? В таком виде до дома незамеченным добраться не получится». В-общем, терпел я, терпел, и через двое суток пришёл врач-кардиолог, «светило» там какое-то с целой свитой и стали вопросы задавать: «Когда боли появляются? При каких ситуациях?». Что-то я «светиле» говорил, они записывали. Запомнил одну фразу, услышанную от него: «Это тоже нестандартный случай». Он пообещал, что к обеду меня в общую палату переселят. Ну, думаю, слава богу, хоть какие-то перемены. А было это в воскресенье. Почему запомнил? Потому что сказали: «Переодеться тебе можно, но ключница будет только в понедельник». Так что в трусах и майке отвезли меня на девятый этаж, там уже было веселее. В палате люди разные.
- Это были те самые, что громко матом ругались и на всю мощь слушали блатные песни?
- Ну, это – да. Да, нормально. Человека два очень громко ругались. Один – по-доброму, а другой – с чувством отчаяния и безнадёги.
- Ну, ты там почувствовал, что больница – это прообраз ада, то есть, что грешники там в основном?
- Нет, ты знаешь, не совсем. Просто несчастные люди, как и все мы. Но добрых людей много. «Сердечники», оказывается, люди с добрым сердцем.
Растрогать доброе сердце брата мне тогда так и не удалось. Андрей всё валил на то, что жена раздел задумала, она всё уже оформила и даже продала, ничего изменить или вернуть не получится.
Я даже говорить ему на этот счёт ничего не стал. У Андрея же было больное сердце, а у меня - здоровое. Следовательно, Королевич прав и мы с мамой должны были теперь  как-то приспосабливаться к новым соседям.