de omnibus dubitandum 105. 76

ЧАСТЬ СТО ПЯТАЯ (1884-1886)

Глава 105.76. АЛЫХ РОЗ ВОДОПАД…

    Да, это было нечто вроде молельни. В этой комнате, бывшей когда-то спальней супругов Крупских, год тому назад умер молодой хозяин. Здесь стоял его гроб. Здесь молилась в порыве безысходного горя молодая вдова, горячо и нежно «любившая» (кавычки мои – Л.С.) своего Костиньку. Здесь и сейчас остались следы прежнего недолгого счастья, память рано угасшего подвижника.
   
    ...Дома Елизавета Васильевна наскоро сменила свой нарядный вечерний туалет на подчеркнуто скромный черный глухой халатик, род монашеской ряски, который она сшила когда-то в pendant к обстановке молельни по прихоти своего капризного Дикса, и пришла сюда.
   
    То была просторная, обтянутая по стенам сукном и крепом комната, с божницей старого толка, озаренной лампадою, с черным же сукном, покрывающим пол.
   
    В простенке между двух окон, также завешанных черным крепом, висел поясной портрет Константина Крупского, заключенный в траурную рамку и окруженный миртовым венком.
   
    Небольшая, обитая черным сукном, похожая на гроб кушетка стояла перед портретом. На ней после смерти мужа в дни скорби ночами простаивала на коленях и просиживала в слезах сломленная горем молодая вдова...
   
    Но молодость имеет свои драгоценные качества - залечивать раны. И неизлечимая, как ей, по крайней мере, казалось тогда, рана потери затянулась со временем. Она полюбила вторично. Если покойный муж, огромный рыжий богатырь с душой ребенка, вызывал у Елизаветы Васильевны обожание, восторг перед недюжинной талантливостью его натуры, то к Евгению Утевскому у нее было совсем иное чувство. То было опасное влечение, зажженное исключительной страстью.
   
    Сильная, гордая, она подчинилась всецело Диксу. Подчинилась ему настолько, что, когда он как-то, пресыщенный ее ласками, захотел поразнообразить впечатления, зная про существование черной молельни, потребовал у своей возлюбленной провести с ним в ней, в виду портрета покойного мужа, ночь любви, Лиз, скрепя сердце, согласилась и пошла на это.
   
    Она согласилась и нынче... Она почувствовала инстинктом прозорливой любовницы, что это кощунство должно будет усилить к ней влечение Евгения, а ради его ласк и любви она готова пойти на все.
   
    Высокая, стройная, в этом подчеркнутом одеянии монашки она казалась сегодня красивой как никогда. Ее бледные щеки рдели румянцем, а глаза горели молодым блеском, предвкушением радости любви. И только бросая взгляд на портрет мужа, улыбавшийся ей обычной своей добродушной улыбкой из траурной рамы, женщина вздрагивала и болезненно сжималась каждый раз.
   
    - Костинька! Ненаглядный мой! Простишь ли ты мне это! - шептали беззвучно ее горячие губы...
   
    Где-то далеко в гостиной пробило двенадцать ударов... Потом, после томительно протянувшихся минут, затихшая в ожидании Крупская уловила еще один... Вдруг она встрепенулась. Привычным ухом женщина уловила чуть внятный шорох шагов, заглушённых ковром.
   
    Она знала: то был Дикс, имевший свой собственный ключ от квартиры. Сердце остановилось у нее в груди... Сердце перестало жить в эти минуты, как будто...
   
    - Дикс! - произнесла она, рванувшись к нему навстречу.
   
    - Я здесь, дорогая Лиз...
   
    Он вошел, улыбающийся, спокойный, с букетом кроваво-алых роз в руках... И обняв одной рукой женщину, другой высоко подбросил свой букет кверху.
   
    Алые розы рассыпались и исполинскими каплями крови устлали черное сукно ковра...
   
    Вся дрожа от страсти, она обвила трепещущими руками рыжую голову возлюбленного... И дикая, страстная оргия любви началась.
   
    Уже брезжил рассвет, когда Утевский, крадучись, вышел из черной молельной, пропитанной сейчас запахом увядающих роз. Он знал хорошо, что там, позади него, на траурной кушетке распластавшись сладко спит сейчас убаюканная его ласками, обессиленная им женщина.
   
    Болезненно-страстная улыбка тронула его губы...
   
    Неслышно скользя по коридору, он пробрался теперь к крайней двери, белевшей на противоположном его конце.
   
    На минуту он должен был остановиться, так билось его сердце, так бурно клокотала волнением грудь... Остановился, отдышался и снова пошел на цыпочках к заветной двери.
   
    И вот он у порога ее... Дрожащей рукой нажал ручку... Она подалась.
   
    - Не заперта! - чуть не вскрикнул он, охваченный порывом радости. И открыл дверь.
   
    Наденька спала на своей девственно белой постели. Рыжие кудри были разбросаны по подушке. Перламутровый детский рот чему-то улыбался во сне. Совсем как драгоценная прекрасная жемчужина в глубине своей раковины.
   
    Утевский хищным прыжком зверя бросился к белой кроватке и, быстро склонившись над нею, как безумный, жадно впился губами в этот перламутровый детский рот...
   
    Она тотчас же подняла ресницы. Ее кошачьи глазки удивленно широко раскрылись... Еще туман сонного забвения застилал их.
   
    Наденька еще плохо, осознавала себя, находясь под властью сонных чар.
   
    Но вот она проснулась...
   
    - Дядя Дикс... ты?.. Здесь? У меня? О, Дикс! - вырвалось у нее прерывистым, полным невыразимого восторга и счастья шепотом... - О, Дикс... Наконец-то... Милый... Милый!.. Милый! Как я люблю тебя. Какое блаженство!
   
    - Моя маленькая Цирцея... Моя упоительная вакханка! Теперь я вижу... Да, я вижу, ты любишь меня.
   
    - Я люблю тебя, Дикс!.. Эта игра стоила мне так дорого... О, какая это была мука!
   
    - Детка, обожаемая детка! Зато теперь мы уже не расстанемся... Я не отдам тебя никому... Слышишь, никому, НадИн! Ты должна быть моею, моею маленькой женой.
   
    - О, Дикс!.. А maman?
   
    - Нам нет дела до нее!.. Мы слишком измучены оба, чтобы быть альтруистами. Нет, моя малышка. Отныне другая религия да послужит фундаментом нашей любви... Право сильного - вот что прежде всего входит в ее основу. Согласна ли ты следовать ей, моя маленькая язычница?
   
    - Как ты можешь меня спрашивать об этом, Дикс! Я отдам тебе себя всю в это утро. Отныне я твоя собственность. Делай со мной, что хочешь!
   
    Луч солнца проник в комнату и заиграл на белой кровати, на рыжей головке девушки, прильнувшей к груди своего возлюбленного.
   
    Евгению вдруг показалось, что что-то чистое и прекрасное вошло в его сердце в этот миг, - может быть, впервые за всю его тусклую, невыразительную жизнь.

* * *

    Люблю фруктовую помаду, такую жирную, от которой губы становятся призывно влажными. Какие у женщин возникают ассоциации, когда они красят губы? Я сразу вспоминаю своего любимого, люблю, когда он дотрагивается до них кончиками пальцев и говорит: "Тссс". С близкими людьми слова не нужны, здесь все понятно по жестам и по выражению глаз, а чужие, нас и со словами не поймут. Шепчу ему: "Я хочу слизывать ванильный крем с твоих губ…".
   
    Ответ: "А я с твоих".
   
    "С каких?"
   
    "А разве твои губки и верхние и нижние, не сестры-близнецы?"
   
    После стольких дней испытаний хочется залезть в горячую ванну и не вылезать оттуда, пока горячий мужчина не возьмет меня и, я расплавлюсь и потеку. Лёжа в ванной, в мыльной благоухающей пене, из которой предательски торчат мои темные соски, как маленькие островки. Заходит дядя Дикс, я показываю ногу из воды и, он начинает ее жадно ласкать, поднимаясь к животу, груди и соскам, я закрываю глаза а, он целует и вылизывает язычком соски. Я поднимаюсь, обвернувшись полотенцем, Дикс подхватывает меня на руки и, держа на весу, прижимает к стене, слизывая капельки воды с моей кожи.
   
    — Ты еще не влажная, ты хочешь жестко и быстро?
   
    — Нет, я хочу сначала очень долго ласкать тебя, пока ты не кончишь, я хочу видеть твое лицо в этот момент, как ты дрожишь, такой горячий и чувственный…
Я наклоняюсь и целую Дикса в шею, за ушком, рука ложится на его внушительный бугорок на брюках, расстегаю их, освобождаю его член и начинаю гладить его от основания по всей длине, задевая все самые чувствительные точки. Его глаза туманятся, на щеках появляется румянец, приоткрытые губы подрагивают.
      
    Я наклоняюсь, мои губки жадно втягивают в себя его член, такой тёплый и трепетный, язык порхает по головке, не останавливаясь, узкая кровать сковывает движения, а хочется сделать минет очень качественно.
   
    — Милый, тебе хорошо?
   
    — Да, а ты, что ты чувствуешь моя нежная прелесть?
   
    Я сама уже от возбуждения теку, соски напряглись и трутся о тонкую ткань рубашки. Его твердый член почти упирается мне в горло, я ускоряю темп, Дикс замирает, его бедра напрягаются, меня так возбуждает его запах, учащенное дыхание, что начинает кружится голова. И вот тугая струя извергается в рот, я не прекращаю движений, чтобы продлить его оргазм.
   
    Мы еще в постели, я лежу на животе и Дикс делает мне массаж всего тела, руки скользят по плечам, спине, я чувствую его нежные прикосновения всей кожей, внизу живота начинается томительное покалывание. Его руки сжимают ягодицы, массируют ноги, особенно стопы, такая расслабляющая нега, заставляющая забыть обо всем на свете.
   
    Я переворачиваюсь на спину, Дикс стоит на коленях между моих раздвинутых ног, это предвкушение в ожидании удовольствия заводит меня больше всего. Его рука ложится на мой клитор, палец надавливает на самое чувствительную точку, проникает внутрь, целует, заглушая мои стоны. Приятно чувствовать тяжесть его тела, ласкать широкую спину, вдыхать его запах, когда его мягкие, нежные губы начинают меня страстно целовать, язык проникает в мой рот. Потом целует мою шею, грудь, его лицо между моих раздвинутых ног, я чувствую его горячее дыхание на моих бедрах. Дикс целует мои ножки снизу вверх, пока его губы не доходят до моего клитора, проворный язычок начинает ритмичные движения, проникает внутрь, вылизывает каждую капельку с моей вульвы. Жар невыносимого удовольствия заставляет извиваться, словно в конвульсиях. Я принимаю коленно-локтевую позу и, я уже настолько возбуждена, что мне все равно куда он войдет. Дикс гладит мою спину, пытаясь войти в мою вагину, но я успеваю перехвать его твердую плоть и направить в норку, уже достаточно увлажненную моими выделениями и позволяю входить в меня как можно глубже. Он, просовывает руку под мой живот, пальцы настойчиво скользят по клитору, я задыхаюсь и постанываю, совершая возвратно-поступательные движения моих бедер навстречу его лингаму. Он убирает руку, теперь начинаются беспощадные толчки в анус, истекающий любовным соком, такой бешеный ритм заставляет испытать умопомрачительный оргазм.   

    Дикс резко опрокидывает меня на живот, берет мои волосы, слегка натягивая на себя, руки сильно сжимают ягодицы. Смазывает мой анус своей спермой, без прелюдии входит в него сильными толчками. Я не была готова к этому, закусываю губу, чтобы не закричать от боли, на глаза наворачиваются слезы. Его член, как мощный поршень, тысячами пожаров выворачивает меня наизнанку.
   
    — Дядя Дикс, пожалуйста, это уже чересчур, — взмолилась я.
   
    Его движения становятся более медленными и плавными, но всё равно это болезненное удовольствие, от которого не все получают кайф. Он кончает в меня и осторожно вынимает свой член, руки очень нежно гладят мои волосы и спину, боль потихоньку утихает, но какой-то неприятный осадок в душе остаётся. Я не против того, чтобы поиграть в изнасилование, когда оба партнёра готовы к этому и доверяют друг другу.
   
    Этот случай не испортил наших отношений, может где-то глубоко в своих фантазиях я даже хотела этого, просто в реальной жизни всё не так, как мы это представляем.