Мужчины в свой выходной

— Котя!

(Это я жене).

— Котя, — говорю. — Я схожу с Серёжей, пивка кружечку выпью?

Я ковырялся в палисаднике, делал вид, что пропалываю траву, а сам вертел головой по сторонам — вдруг кто появится?

Появился Серёжа, небритый по случаю выходного дня.

Жена как раз резала редиску на салат. Она стукнула наточенным ножом по доске и говорит:

— Ну, сходи-сходи...

А потом:

— Ты ведь всё сам знаешь, повторять не нужно?

Конечно, знаю! У меня правила воскресного пива с друзьями на печёнке написаны.

Типографским шрифтом.

Я вообще-то считаю, что мужик в свой собственный выходной день имеет законное право ударить кулаком по столу и сказать: «Жена! Брысь на кухню, а я пойду выпью с ребятами!»

Так должно быть!

Наверное...

Сам-то я ни разу не пробовал.

Ну, пошли мы с Серёгой и уже немного нам осталось, как он говорит:

— О, смотри!

Вижу — у Пахомовых створки гаража, что выходил со двора на улицу, распахнуты и народ там чего-то собрался. Всё наши мужики.

— Давай, — говорит Серёга, — посмотрим!

И пошёл к дому.

И я, дурак, за ним.

А там два пахомовских поколения пытались реанимировать 40-й «Москвич», что с застойных времён дожил до наших. Свободно-демократических.

А раз гараж смотрел на улицу, то у Пахомовых появилось много помощников.

Своих дел, ясно, ни у кого в выходной не было.

И все шумели, давали советы, а «Москвич» гыркал чем-то там у себя внутри, клацал, и ни в какую не желал заводиться.

Одни кричали:

— Давай-давай!

А другие:

— Подожди-подожди!

А я стоял чуть в сторонке и думал, что время идёт, а на свободе так и просто летит.

Тут мужики решили плеснуть бензина напрямую в карбюратор и посмотреть — что будет? И кто-то уже схватил литровую стеклянную банку, линул из неё и поставил на двигатель.

И после было уже не разобрать и не вспомнить, кто задел и опрокинул банку, а кто сунулся её ловить и уронил сигарету.

Только машина загорелась очень быстро!

Как в ладоши хлопнуть.

Все начали бестолково бегать, и одни выталкивали машину из гаража, другие черпали сухую пыль и мелкие камушки у себя из-под ног и бросали горстями на пылающий двигатель.

А с забора щурил жёлтые глаза сомлевший на солнце кот и думал: «Когда же вы, сволочи, уймётесь?»

На шум со двора выскочили Пахомова-старшая и собака. У Пахомовой-старшей руки по локти в муке и перекошенное лицо, как у оперной примадонны, когда та берёт высокую ноту:

— Вы ещё гараж спалите! — кричала она. — Ещё отец его строил! Райисполком снести хотел — и то отбили!

Один из «помощников» — Витька-штукатур, — посмотрел на неё осоловело и почему-то переспросил:

— Райисполком? Его что, при немцах строили?

Витька был уже хорошо наподдавши, но держался молодцом.

А пёс решил, что его хозяина режут и начал его защищать: метаться, кружиться волчком и громко лаять.

А потом, не разобравшись, вцепился в ногу Пахомова-старшего.

Решил со своих начать.

Тут сзади кто-то резко ударил по тормозам и из тентованной «Газели» выскочил водитель. Он на ходу выдернул чеку из огнетушителя, направил раструб и в секунду покрыл автомобиль белым углекислотным снегом.

Даже холодом потянуло.

Тут уж народу стало прибывать, и создавалась следственная комиссия, а я потихонечку улизнул.

Пришёл домой.

— Чего так быстро? — спросила жена. — Пива что ли не было?

Я вымыл руки и сел за стол есть борщ.

— Котя! — говорю. — Там за калиткой такое, что лучше со двора и не выходить.

А выходной катился к концу и завтра надо было идти на работу.