Однажды летом. Глава третья

     В воскресенье после завтрака папа уговорил нас прокатиться до озера:

     - Ну, что мы тут всё купаться будем в карьере, да в карьере, прям караси какие-то. Вода в нём хоть и целебная, да мутная, глаза под водой открыть нельзя, а рядом озеро, одно из самых больших в предельной близости от Москвы, с чистой прозрачной водой. Поехали, пусть даже не искупаемся, так хоть на красоту полюбуемся.

     Решили и поехали. Я на раме папиного велосипеда, а Серёжка на багажнике у мамы. Рама на женских велосипедах отсутствует, зато взамен багажник имеется. До станции безо всяких проблем добрались, через пешеходный переход велосипеды пришлось руками катить. Вот, они, небось, в душе своей обрадовались, мол, не всё нам вас катать, вот теперь и вы нас хоть немного, но покатаете. Станция, что станция, так название одно. Когда мы зимой, да и недавно с мамой сюда приезжали, я её даже и не рассмотрел совсем. Думал, будет время, вот тогда…  А оказалось, что ни тогда, ни сейчас и смотреть не на что. Кассовый павильончик на платформе стоит, да навес от дождя над частью платформы на Москву, вот и вся станция. 

    Да, и на той стороне ничего интересного не было. Маленькая палатка с привлекательной надписью: "Мороженное", конечно не в счёт, но и удивляться или рассматривать эту палатку ведь не будешь, они на каждом углу, как грибы растут. Но, вот фанерка, на которой "Приём стеклопосуды" написано, со стрелочкой, указывающей куда-то вдаль по железнодорожной линии, меня заинтересовала. Что такое стеклопосуда, я, конечно, знал. У нас недалеко от дома такой пункт был. Я туда, как дома несколько бутылок пустых из-под лимонада набиралось, а денег на мороженное мне не дали, эти бутылки и нёс, да за них деньги получал, вот и мороженное потом ел в свое удовольствие. Ну, около дома ясно, такой пункт необходим, у всех ведь дома пустые банки и бутылки появляются, но здесь-то зачем?

     Я себе всю голову сломал, пока мы дальше по грунтовой дороге ехали, но так ни до чего и не додумался. А ведь моя наблюдательность позволила в дальнейшем решить одну очень важную проблему, можно сказать спасти мою честь. Но об этом чуть позднее. 

     Я на раме сидел, гордый, гордый. Головой во все стороны вертел, всё-то мне увидеть хотелось, а папа педали крутил и крутил без устали, поэтому мы очень быстро ехали, прямо как ветер, почти что летели, так мне казалось. Но я, как ни высматривал, ничего интересного не видел. Пыльная дорога, вся в каких-то выщерблинах, да буграх, особенно не разгонишься, а папа вдруг ни с того ни с сего заявил:

     - Ну вот, и озеро появилось.

     Я сразу же извертелся весь:

     - Где, где? А я, почему не вижу?

     А папа объяснил:

     - Потому, что ты направо смотришь, а озеро с левой стороны находится, вот тебе и не видно.

     - Я тоже хочу видеть, - кричу я, - дай посмотреть, или сделай так, чтобы я тоже видел.

     Пришлось папе остановиться, да меня на землю спустить, вот тут я воду вдалеке и увидел, а когда получше присмотрелся, то понял, что она ближе начинается, просто в ней трава растёт с острыми такими листьями, всю воду закрывает.

     - Это осока, - папа мне сказал, а сам не на неё смотрел, а назад, туда, где мама педалями крутила, - она ещё не выросла во весь свой рост, он у неё с тебя, наверное, будет. Скоро с этого места озеро и не увидишь совсем.

     Я тоже уже не на озеро глядел, а смотрел, как мама к нам приближается. Остановилась, наконец, и давай папе на Серёжку жаловаться:

     - Представляешь, совсем меня не слушается, ногами своими болтает и болтает, а я боюсь, что они в колесо попадут или ещё того хуже в цепь их затянет. Вот и пришлось еле-еле ехать.

     Папа на Серого посмотрел строго, строго, да сказал:

     - Придётся тебя, сын, забинтовать. Вот отсюда, - и он на пальцы ног показал, - до шеи и так на багажник положить, если ездить по-человечески не хочешь. Сейчас начнём или подождём, посмотрим, что дальше будет?

     - Подождём, подождём, - испугался Сергей, решил, что папа прямо сейчас бинт достанет и начнёт его забинтовывать, как мумию, которую я в книжке недавно видел, а ему показывал.

     Я и сам себе это так ярко представил, что тоже испугался, вдруг он с багажника скатится, да на землю грохнется.   
 
    А папа маме на высокий противоположный берег озера показал, там дома какие-то большие двухэтажные через деревья просвечивали:

     - Вон там товарищ Сталин разрешил для некоторых известных лётчиков участки выделить, да за государственный счёт дома поставить. Там и дача Водопьянова находится, одного из наших лучших полярных лётчиков, который в числе первых звание героя Советского Союза за свои подвиги получил.

    - Кто же тогда представить мог, - задумчиво произнёс Иван Александрович, в очередной раз от рассказа своего, отвлёкшись, - что пройдёт совсем немного лет, может пятнадцать, а может чуть поболее, и я там с Михаилом Васильевичем чай из самовара пить буду. Ну, да ладно, это совсем другая история, а я тебя всё к азарту подвести пытаюсь.

      Поехали дальше. Только теперь мама впереди, а мы с папой за ней едем, да за Серёжкой следим, будет он ногами болтать или нет. А мне интересно, если будет, то, где папа бинт возьмёт, чтоб его в мумию превратить? Но, тут я на Серого смотреть прекратил, потому что на озере, которое совсем к нам приблизилось, да и травы там всё меньше и меньше стало, что-то странное происходить начало.

     - Мама, папа, смотрите, - закричал я во всё горло, - там плоты плавают.

     И действительно, в озере штук десять больших плотов, на которых люди стояли и чем-то занимались, виднелось. А у самого берега ещё один стоял, большой такой квадратный, наверное, метра три на три будет, прикинул я. Прямо посередке в плоту была здоровая тоже квадратная дыра проделана, да со всех сторон досками обшитая, так, что бортики такие получились. На этот плот буквально на наших глазах какой-то дяденька только, что забрался. Он был в чёрных огромных сапогах, которые ему прямо под живот доставали, папа их "болотными" назвал, в зелёной куртке очень плотной, и в шляпе широкополой на голове. Родителям опять пришлось остановиться, и мы все начали этот плот рассматривать, а папа объяснять и что это такое, и зачем, да, что там эти люди делают. Он у меня всё-всё на свете знал, и я им очень гордился.

     А дяденька длинный шест в руки взял и им от берега оттолкнулся. А затем начал его в дно втыкать и снова отталкиваться, вот плот и поплыл очень быстро, да скоро почти на середину озера приплыл. Там дядя отталкиваться шестом перестал, и в дырку его со всей силы воткнул. Плот в шест упёрся и замер, я дядя большой сачок из очень плотной ткани в руки взял и начал в дырке им, что-то делать.

    - Это мотыльщики, - нам папа объяснять начал, - Бисерово озеро славится тем, что в нём огромное количества мотыля живёт, которым кормят аквариумных рыбок. Ну, ты Ваня, наверное, видел кучи мотыля, когда за белой мышкой на Птичий рынок с друзьями ездил? - с такой подковыркой меня спросил, что я прямо не знал, куда со стыда и деться.

    - Ну, эту историю, Люба, ты уже знаешь, повторяться не буду, - произнёс Иван Александрович, а сам дальше в свои воспоминания углубляться начал:
 
      - Вот мотыльщики по дну своими сачками поводят, там же мелко, может по пояс, а может вообще по колено, ил взмутят вместе с мотылем его населяющим, наверх то, что в сачке окажется, поднимут, да в решето перельют или переложат, это уж как получится. Вот тут самая сложная и ответственная операция начнется. Они этот мотыль, как золотоискатели песок промывают. Мелочь всякая, ил, да растительные остатки, уже практически в труху превратившиеся, через сито назад в озеро утекут, а мотыль, крупные щепки, веточки и прочий мусор в решете останутся. Дальше просто, надо мусор выбросить, а мотыль в какую-нибудь ёмкость переложить. Вот и вся забота, - папа ещё хотел, что-то добавить, но тут мы все увидели, как один плот прямо с середины озера на берег понёсся.

     - Вот сейчас мы все и увидим, что, в результате такой ловли сачком, добыть можно, -  добавил папа, а мы с мамой начали спорить, остановится плот или врежется в берег.

      Мама, конечно, была уверена, что остановится, и именно в том месте, где дядей, который его до такой скорости разогнал, задумано было, но я настаивал, что никак такую громадину остановить невозможно будет.

     - С треском врежется и всё тут, - почти кричал я, так мне хотелось на кораблекрушение посмотреть.

     Ведь плот – это же настоящий корабль, а берег озера – это скалы необитаемого острова, где-то на самом краю света, там, где ещё не ступала нога белого человека. Корабль врежется и начнёт разваливаться. Брусья, из которых корпус собран, поползут друг на друга. Доски трещать будут, ломаясь на наших глазах. Мачты рухнут, круша всё, что окажется под ними. А, в конце концов, на берег выберется только один человек из всей команды, который вынуждено проведёт на этом острове долгие годы, прежде чем его спасут моряки, случайно занесённого в эти дальние края, большого парусника.

     Я понимал, конечно, что ничего того, что я так живо и явственно себе представлял, произойти не может, но так этого хотелось, что даже где-то в груди болеть начало. Но я никому об этом не сказал, а то, как всегда услышал бы в ответ:

     - Ну, и фантазёр ты, Ванька, - и всё.

     Фантазёром меня почти все мамины и папины родственники считали. Исключением как раз дядя Витя был, да сестра Валентина. Она старше меня намного, но, по-моему, она сама фантазёрка преотличная.

     В этот момент дядя тот, который на плоту стоял, шест так в дно воткнул, что плот остановился вплотную к берегу. Дядя на берег с ведром вышел и начал на пригорок, где мы стояли, подниматься. Тут я его рассмотрел, как следует. Высокий, очень сильный, вон он как ведро несёт, чуть ли не одним пальцем, и тоже в сапоги, прямо в живот упирающиеся, одет, значит тоже в "болотные", подумал я. Папа с ним поздоровался, и мы все тоже. Дядя на нас взглянул, буркнул что-то и хотел мимо пройти, но папа попросил, любопытства для, хоть чуточку показать, что он там намыл. Дядя крышку ведра приподнял, и мы увидели, что ведро почти до самого верха было заполнено копошащейся массой небольших ярко красных червячков.
 
     - Извините, - произнёс мужчина, - но я очень спешу, на поезд боюсь опоздать, - и буквально помчался в сторону станции.

     - Спасибо, - крикнули мы хором ему в след, но скорее всего он нас не расслышал, уж больно быстро шёл.

     - Вот то, что вы видели, и называется мотыль, - сказал папа, - Это личинка комара-дергуна или звонца, как его в народе называют, вы их часто видите, как они у реки или озера огромным роем с сильным звонким жужжанием вьются.

      Понравились мне эти червячки, и я решил, осенью попрошу, чтобы мне аквариум купили, буду рыбок таким вот мотылем кормить.

     Мама к велосипеду направилась, но папа её попросил немного подождать. Ему показалось, что, если ещё чуток пройти, буквально пару десятков метров, то вон в тех зарослях ивняка вниз спуск будет, а там ещё задолго до войны, во времена его юности, была лодочная станция, на которой работал дядя Паша, старый лодочник, ещё чуть ли не с дореволюционным стажем. Так вот этот лодочник сказочно рыбку коптил, да и сушёная у него всегда в продаже была. Мы с Серым не спеша шли вдоль дороги, папа и мама рядом катили велосипеды, а папа всё вспоминал, да рассказывал и рассказывал.

    - А ты-то, откуда всё это знаешь? – спросила, наконец, мама, пока папа дыхание переводил.

     - Я в тридцатые годы, пока в институт не поступил, а учился на рабфаке имени Артёма, кровельщиком работал. Наша контора рядом с заводом "Серп и Молот" находилась, который когда-то заводом Гужона назывался. Было это в паре минут ходьбы от платформы железнодорожной. Нас там много молодых было. Вот мы иногда летом, если работы не предвиделось, брали с ребятами по паре бутылок пива, да в Купавну на пригородном поезде ехали, чтобы выкупаться, да рыбки дядей Пашиной поесть, пивком запивая. Не могу сказать, что это часто получалось, но каждое лето по паре, а то и больше раз случалось. Вон, – обрадовался папа, - съезд к лодочной станции показался.

     И точно, грунтовая дорога, по которой мы шли, разделилась на две. Основная продолжала идти всё также прямо, а вот отделившаяся от неё, небольшая, но в то же время явно наезженная грунтовка, уходила влево и вниз. Пошли по ней и мы. Дошли до дощатого забора, за которым действительно лодки около берега на земле лежали. Вот и здание с надписью: "Лодочная станция", общество ДОСААФ. Залаяла собака и из здания мужчина вышел, немолодой уже. Остановился и на нас вопросительно посмотрел.

     - Простите, - папа его спросил, - раньше здесь дядя Паша работал.

     - И, милый человек, кого вспомнил. Это мой отец, так он ещё до войны помер.

     - Жаль, хорошую он рыбку коптил, - это папа сказал, - до сих пор помню, да и человек хороший был. Вот и зашёл узнать, а сейчас такую рыбку приобрести нельзя ли?

     - К сожалению, запретили, и коптить, и сушить, и вялить. Санинспектора на всё свой запрет наложили. Постоянно приезжают и лазают везде, ищут. В магазине воблу купишь, а они запах унюхают и тут же штраф выписывают. В конец обнаглели, не знаем уж, что и делать.

     Покачали мы все головами, и обратно наверх направились. Там снова на велосипеды залезли да покатили. Растительность вокруг прямо на глазах меняться начала. Кустарник, первоначально нас окружающий, стал мельчать, пока совсем не превратился в небольшие кустики, разбросанные среди огромных дубов.

     - Какая замечательная дубрава, - восхитилась мама, - давайте попробуем вон того великана обнять, - и она указала на мощный и толстенный дуб, росший на нашем пути.

     Тропинка, по которой мы ехали, раздвоилась и обогнула его с двух сторон. Мы с папой поехали по левой её части, а мама с Сергеем – по правой. Там спешились, подошли к дубу-великану и, сцепив руки, попытались его обнять, но, без помощи Серого с его пусть и короткими ручонками, нам бы так и не удалось сомкнуть пальцы.   

     - Вот это, да, - пришли мы к общему мнению и осмотрелись.

      Озеро лежало где-то внизу, берег в этом месте оказался достаточно высоким и по самому краю заросший ивняком и красноталом. На достаточно больших пространствах между величественными дубами, лежали, сидели, играли в волейбол, или просто ходили люди. Компаний было много, в разных концах виднелись палатки. По-видимому, съезжаться начали ещё с вечера, после окончания рабочего дня, здесь же переночевали у костров, следы от которых виднелись на проплешинах, да так и продолжали свой воскресный отдых. Чуть дальше виднелся пляж. Берег в том месте постепенно опустился, и к воде можно было уже подойти совершенно свободно.

     - Вот здесь, где-нибудь давайте и пристанем, - предложил папа, и мы начали искать место, где можно расстелить наше покрывало. Задача оказалась не из лёгких. Все более или менее пригодные места уже были заняты. Свободными оставались лишь площадки с ямами, торчащими из земли корнями, и прочие неудобья. Наконец, смотрим под большим деревом какой-то мужчина начал вещи собирать, да с соседями прощаться.

     - Пошли скорее туда, пока нас никто не опередил, - сказала мама, и я, стремглав, помчался застолбить новый золотоносный участок.

     Я тогда северным циклом Джека Лондона зачитывался, все рассказы про Смока Белью и Малыша почти наизусть знал, вот и в лексиконе моём появились словечки из той поры. Подошли родители, вежливо осведомились, свободно ли здесь и не будут ли люди, рядом отдыхающие, возражать против нашего присутствия?  Радости особой, почему-то, никто не изъявил, но протестовать тоже не стали, головами мотнули, мол, хотите занять, занимайте, и всё, больше на нас даже не глянули.

     Пока мама расстилала покрывало, а папа пристраивал к ближайшему дубу велосипеды, мы с Серым уже в воде плескались. Я не мог оставить брата одного, мал он ещё, утонуть ненароком может, поэтому тоже вынужден был рядом с ним находиться. Но вот появился папа и я тут же глубоко нырнул, чтобы под водой уйти, как можно дальше от берега, ведь под водой я плавал намного быстрее, чем на поверхности. Буквально через пару минут я оказался почти на середине озера. Дух захватило, когда я оглянулся и осознал, насколько далеко я от берега отплыл. Один в безбрежном океане, тут же в голове возникла картинка, я перевернулся на спину и, лениво подгребая, то одной, то другой рукой придумывал необычайные приключения, которые со мной вот-вот произойдут.

     Но все мои мечты рассыпались на мелкие осколки, как гигантская океанская волна, врезаясь в скалистый риф, взметается над ним мелкими брызгами – это я услышал мамин голос:

     - Ваня, сейчас же возвращайся на берег!

     Ну, не люблю я это короткое имя – Ваня, и всё тут, сам не знаю почему, но не люблю, и ведь она это прекрасно знает. Специально так называет, когда досадить хочет. Ванька, да, это здорово, Ванюшка тоже ничего, Ванечка, а лучше всего Иван. Такое по-настоящему русское, мужественное, конкретное имя. Ведь не зря большинство героев русских сказок Иванами звали. Пусть дурачками первоначально считали, но ведь потом они, как правило, всех побеждали. Да и цари у нас были, которых Иванами звали, и один был очень даже. Его все боялись, не зря Грозным прозвали. Вон он какую страну сумел создать. Но, Ваня…  Вот с такими мыслями я, перевернувшись на живот и расставшись со своими радужными мечтами, медленно плыл к берегу. 

     Мама стояла по щиколотку в воде:

     - Ванюш, посиди здесь, последи за Серёжей, в воду его не пускай, он только, что выкупался, пусть погреется. Да смотри, чтобы он на солнце не обгорел.

     - Мам, а ты что, до вечера собираешься там, в воде находиться?

     - Да, нет. Я только немного поплаваю. Вон до тех зарослей кувшинок доплыву, - и она показала на большие темно зеленые листья, распластавшиеся по воде, – и, сразу назад. А почему ты так спросил?

     - Ты мне столько заданий поназадавала, что я решил, надумала мама до вечера в озере плескаться. А папа-то где?

     - Язвочкой ты оказывается становишься, - ответила мама, сделав вид, что обиделась, а потом всё-таки и про мой вопрос  не забыла:

     - Ну, а папа на поляне, в волейбол решил поиграть, молодость вспомнить, - это она уже прокричала, прилично отплыв от берега.

     Я оглянулся. Папа стоял под самой сеткой спиной к ней, и как раз в ту секунду, когда я оглянулся, принял мяч и, не глядя, мягко перебросил его на половину противника. Этого, конечно, никто не ожидал, и мяч без помех плюхнулся на площадку.

     - Ура!!! – как бешеный, завопил я, и ещё не один раз повторил – ура, ура, ура!!!

      Серёга спокойно ковырялся в песке, строя настоящий дворец из явно привезённого сюда песка. Какой-то толстый дядя решил не выйти, а выбежать из воды и этим поднял такую волну, что она махом смыла половину дворца. Естественно, что ребёнок заплакал, а дядя, не обратив на него никакого внимания, довольный пошёл к своей семье.

    - Извиняться надо, когда детей обижаешь, - громко, так что люди начали оглядываться, произнёс я, когда он проходил мимо. Но, ему было на всех наплевать, он даже ухом не повёл, - скотина какая, - опять же громко, крикнул я ему вслед. И опять ноль внимания.

     - Ваня, это тебе надо извиниться перед этим мужчиной, - услышал я негодующий мамин голос.

     Оказывается, она уже выбралась на берег, и стояла рядом со мной, обнимая Сережку, который продолжал всхлипывать.

     - Ты посмотри, он же глухонемой. Видишь, они все там, на пальцах переговариваются? – сказала мама.

     Я посмотрел, и мне стало стыдно. Так вот почему он ни на что не обращал внимания – он ничего не слышал. Но, извиняться я всё равно не пошёл. Вот ещё. Он не слепой и должен был понимать, что делает, когда выбегал на берег, где несмышлёный малыш в песке ковыряется.

     Я ещё несколько минут посмотрел, как папина команда проигрывает, в ней половина пузатых было, которые толком ни одного мяча поднять не могли. В одиночку папа чудо сотворить не мог. В общем, проиграли они, и мне сразу же стало скучно.

     - Мам, я пойду, погуляю здесь немножечко? – спросил я, и, получив согласие, пошёл вдоль поднимающегося вверх берега, туда, где под большой плакучей ивой, растущей на самой высокой точке и опускавшей свои ветки прямо в озеро, столпилось много народа. Я по своей всегдашней привычке решил посчитать, сколько же народу может поместиться на таком маленьком пятачке?

     Там на нависающем над водой деревянном помосте у его самого края стояло двенадцать человек. Крепкие деревянные столбы, поддерживающие навес, уходили вглубь воды, так что обрушение этому сооружению не угрожало. Вот народ и набился туда сверх всякой возможности. Я забрался на помост и попытался пробиться вперёд, но куда там, люди стояли как скалы, не сдвинешь. Попытка пролезть между их ног тоже не увенчалась успехом, поскольку на самом краю ещё какие-то люди сидели.

     - Что Ванечка никак не можешь увидеть, как кто-нибудь рыбку поймает? – услышал я папин голос.

     Я повернулся, а он рядом со мной стоит. Прямо, как индеец какой-нибудь подкрался, я и не услышал совсем.
 
     - Здесь ты ничего не увидишь. Пойдём вон на тот мысок. Оттуда всё можно разглядеть, – и он пошёл прямо по высокой траве к густым пышным кустам, которые выросли на самом краю.

     Некоторые растения даже на обрыве прижились и наверх свои ветки тянули. Папа их раздвинул и в самые кусты залез, одна только голова его виднелась. Я бегом за ним припустил, решил догнать. Думал, что через кусты сложно пробираться, всё поломаю, да сам искорябаюсь. А у них ветки мягкие и хоть и длинные, очень гибкие, и совсем не колючие. А, когда их отгибаешь, они даже не ломаются. Пролез я через первый куст, а за ним второй стоит, почти вплотную. Я через второй, а там третий. А папы не видно совсем, ну тут я решил, что в дикие джунгли попал и сейчас на меня какой-нибудь хищник набросится, тигр или леопард, а может даже сам лев, царь зверей это будет. Я хотел палку побольше, да потолще найти, но ничего подходящего не увидел. Пришлось, на свой страх и риск вперед ещё немного пролезть и тут я на берег выбрался, да чуть с откоса в воду не грохнулся. Вернее, там не вода была, а трава с острыми такими листьями. "Вот попал бы" – подумал я и опять представил себе, как я на эту траву падаю, и она меня насквозь пронзает, и я на ней как бабочка на булавке вишу. Папа мне руку подал, он, оказывается, там, в сторонке стоял, я его сразу и не увидел. Так вот, он меня за руку взял и к самому краю обрыва подтянул:

     - Учись Иван, как рыбу ловить надо.

     - Папа откуда здесь рыба? Это же не море или океан.

     - А ты, что думаешь, рыба только в морях водится?

     - Ни в одной книге про то, что рыба в каком-то озере живёт, не читал. Про китобоев читал, про сейнеры с траулерами знаю, ну так они специально, чтобы рыбу в море или океане ловить, построены. Вот недавно рассказ классный прочитал, как старик рыбу в несколько метров длиной поймал, так-то в море было, а тут-то озеро…

     В этот момент один из тех рыбаков, которые на помосте стояли, какую-то рыбёшку небольшую из воды вытащил, но никто в его сторону даже не посмотрел. Они все вниз на воду глядели, а там разноцветные симпатичные игрушки плавали, яркие такие, и синие и жёлтые с красными, да все ещё кольцами совсем другого цвета перепоясанные.  Я смотрел, а одна игрушка вдруг задергалась и под воду сама нырнула. Тут дяденька на помосте стоящий, палку, которая у него в руках была, дёрнул и вверх её поднял, а из-под воды рыбка покрупнее, чем первая, вынырнула, тоже вверх подлетела и прямо на помост угодила. Мне это так понравилось, что я даже в ладошки захлопал, а папа сказал:

     - Вот видишь, как рыбу на удочку ловят. Это конечно, не море-окиян, и здесь двухметровую акулу поймать невозможно, но в Бисеровом озере рыбы живет очень много. И окунь, и плотва, и щука. Да и других здесь хватает, но вот эти три породы преобладают. Да и чего им здесь не водиться? Озеро большое, пропитания, кому что нужно, ешь, не хочу, вода чистая проточная. Вон туда речушка небольшая утекает, – и он куда-то в самый дальний конец озера показал, но не откуда мы пришли, а дальше, куда мы ещё не добрались, - а на дне родники бьют. Дно илистое, для плотвы это очень хорошо, а для всех прекрасно, что трава в озере растёт и её там много. Значит, есть к чему икру прикрепить, чтобы она развивалась нормально. Да и рыбакам здесь особо не разогнаться, поэтому и рады они были бы рыбку половить, да проблемно это. Сам видишь, какие здесь берега, к воде подобраться, если ты не профессионал или такой любитель рыбалки, что на всё готов, лишь бы рыбку половить, тяжело. Вон видишь, на том берегу два человека стоят по пояс в воде. Это настоящие рыбаки, фанатики рыбной ловли. Да и на этой стороне, гляди, вон там большой дуб видишь, так, если от него линию точно перпендикулярно в озеро провести, там тоже рыбак в болотных сапогах в воде стоит. Видишь?

     Но, как я не пытался увидеть того рыбака, о котором папа рассказывал, ничего у меня не вышло. Не понял я его объяснений. Что такое перпендикулярно, я не понял, а спрашивать жуть как не любил, сам до всего хотел дойти. Зато три лодки с рыбаками в том конце озера, какое ближе к станции, и на которые мне папа указал, разглядел. Понял также, почему на тот помост, где народа много стояло, рыбаки разных возрастов так рвались. Для тех, у кого сапоги до живота отсутствуют, а лодку взять негде, этот помост единственное доступное место, где можно ноги не мочить, а рыбку ловить. И про снасти для ловли рыбы я много чего узнал, может не про все, конечно, но уж про поплавковую удочку, мне папа всё рассказал. Поэтому я стал считать себя большим специалистом по поплавкам с грузилами, да крючками.

     Посмотрели мы, на то, как рыбаки на помост то по очереди, а то и сразу по двое или трое, рыбёшек вытаскивали, клёв был просто отличным, да к маме с Серым пошли, они нас, наверное, потеряли совсем, а куда искать отправиться, не знают. Пока назад шли, я папе сказал, что теперь каждый день с самого раннего утра на озеро ездить буду и всю семью рыбой обеспечу. Ну, а он пообещал, меня удочками снабдить, а перед мамой слово замолвить, чтобы та отпускала меня на рассвете на рыбалку, ведь в это время рыба лучше всего клюёт.
    
     Мы шли, разговаривали, а мама нас ещё издали увидела, да крикнула, чтобы мы подождали, а она к нам велосипеды подвезёт. Вот мама у меня, всем мамам мама, как она ловко два велосипеда рядом с собой катила, я просто залюбовался. Серый впереди шёл, сопел, а мама, знай себе, велосипеды вперёд подталкивала.

     Пока мама к нам подходила, я, конечно, не на неё одну засматривался, посмотрел чуток и хватит, ведь вокруг столько интересного творилось. Вот тут мой зоркий глаз и заметил в кустах, рядом с которыми люди все ещё на различных подстилках лежали, да загорали, валяющиеся пустые бутылки, да не по одной, а кое-где по несколько штук. Я на всё это посмотрел, да решил запомнить. Сам даже не знаю для чего, но память у меня хорошая, вот до сих пор и помню.

     Обратно в тот дом, где нам все лето жить предстоит, мы ехали без остановок, я так есть захотел, что ни о чем другом даже думать не мог.   

     Ужинать сели буквально через полчаса после возвращения. Оказывается, мама всё приготовила ещё вчера вечером. Папа слазил в подпол, выполнявший в то далёкое время роль холодильника, и достал оттуда две кастрюльки. Их оставалось лишь поставить на керосинки, да подогреть. Кашу гречневую с тушёнкой я очень любил, вот и уплетал её вовсю с большим удовольствием, поэтому даже не заметил, как папа сходил в комнату и принёс оттуда длинный зелёного цвета брезентовый чехол, набитый чем-то до самого предела.

     - Выбери себе, что понравится, - услышал я папин голос и обернулся с полностью набитым кашей ртом.

    - А что это? – кое-как, проглотив большую часть каши, неразборчиво пробормотал я.

     - А вот открой и сам посмотри, - тон в тон ответил мне папа.

      - Дай доесть-то, - протянул я.

      - Доедай, конечно, но учти, долго ждать я не собираюсь. Подожду немного, да назад уберу.

     Но я уже с кашей справился, поэтому протянул руки к чехлу и начал распутывать длинную веревку, которой он был завязан. Папа с любопытством наблюдал, как ловко у меня получалось развязывать многочисленные узлы, от нечего делать накрученные кем-то на веревке. Я до сих пор люблю разбирать запутавшиеся верёвки. Бабушка меня к этому приучила. Долгими зимними вечерами мы с ней распускали какие-нибудь старые вязаные вещи, сматывали нитки в большие клубки, а потом она вновь вязала из них одежду для меня, Серёжки, Натки и других внуков, и внучек, которых у неё было больше десяти человек.
 
     В чехле лежали удочки. Было их там много, я насчитал шесть, но тогда я еще не мог понять, удилище это или одно из колен от складной удочки, поэтому, скорее всего, их было меньше. Но для меня в то время даже пять или, пусть на крайний случай, четыре удочки, было уже много.

     Я их перебирал одну за другой и никак не мог прекратить этим заниматься, потому что представлял, возникающие в моем воображении картины. Вот я в бушующем океане, когда на судне закончилась еда и команда, обессиленная от голода, лежит в своих гамаках, поймал гигантскую рыбу и, благодаря своему мастерству, сумел в одиночку, а не как тот старик из недавно прочитанной мной книги, затащить её на борт, тем самым спася всех от голодной смерти.

     - Выбирай поскорее, да давай спать ложится. Мне завтра вставать рано, чтобы на работу в Москве не опоздать, – отвлёк меня от моих мечтаний папа.

     - Ты лучше посоветовал бы ему сам, - сказала мама, и я с благодарностью на неё посмотрел.

     - Думаю, вот эти два удилища тебе будут в самый раз, - папа держал в руке две небольшие, такие красивые, удочки, которых ни у одного местного мальчишки быть не может.

     - Я согласен, согласен, - буквально задыхался я от счастья.

     - Теперь слушай внимательно, я повторять больше не буду, - это был такой метод обучения у моего папы.

     Он действительно ничего второй раз не повторял. Я до сих пор не знаю, что лучше? Вот так как папа, один раз объяснить и всё, или десяток раз вдалбливать в тупые головы, не желающим ничего понимать студентам, одно и то же, в смутной надежде, что кто-нибудь их них что-нибудь запомнит.

     Но я был из понятливых учеников и, если не погружался в свои фантазии, то все понимал с одного раза.

     Сложнее всего, оказалось, научиться привязывать к леске крючки. Они ведь такие маленькие, а леска такая упругая и непослушная, что у меня долго ничего не получалось. Головой-то я всё понимал, но вот леска и крючок никак моих рук не слушались. Вроде всё завязал, и торжествующе, протянул папе привязанный крючок, но стоило слегка потянуть за него, как эта мерзкая леска развязывалась, и крючок оставался в папиной руке, а эта предательница гордо покачивалась на весу.

     Но наступил такой момент, когда папа, как не тянул крючок, не мог его оторвать, леска держала его крепко накрепко.

     - Всё сын. Молодец. Теперь без моей помощи справишься. Давай ложиться.

     Продолжение следует...