Безмолвие. Глава 20. Тайный язык влюблённых

     Я проснулся рано утром от нежного поцелуя и от переполнявшего меня счастья. Открыл глаза и совсем близко увидел милую улыбку. В летней кухне было тепло-тепло, поэтому одеяло лежало на полу.

     Я поднял одеяло: вдруг мама зайдёт! Мы с головой забрались под одеяло и засмеялись. И обнялись.

     — Моя супруга, — сказал я громко и ещё крепче обнял Прасковьюшку.

     — Мой муж, — ответила Прасковья.

     Я несколько раз сжал ладошку девушки — на тайном языке влюблённых это означает «я тебя люблю!» Она тем же ответила мне.

     За окном я услышал бодрое «ах» и понял, что пора вставать: папа занимался утренней гимнастикой. Мы быстро оделись в спортивные костюмы и присоединились к папиной пробежке по лесной дороге… Да, я начал бегать. Неуклюже и медленно, но… Лиха беда начало!



     Утром раненько Степан отвёз на пасеку всю нашу семью.

     Мы угодили на трапезу. Большой круглый стол стоял в центре солнечной поляны, целый день прогреваемой солнцем. Мы наслаждались теплом сентябрьского солнца. На столе стоял самовар, ваза с мёдом, домашние пряники и горячие пироги…

     — Вчерашняя свадьба была безалкогольная и очень весёлая! Вот так и должны веселиться русские люди! Я вчера прихватил на всякий случай отборной медовухи, но никто даже не вспомнил про алкоголь. И правильно! — Василий показал нераспечатанную бутылку. — Если желаете, открою.

     — Зачем? Мы без вина счастливые!

     — Мы с Евдокией тоже счастливы! — глаза Василия стали вдруг грустными. — У нас к алкоголю особые претензии! Когда-то пьяный водитель стал причиной гибели нашего сыночка Павла и его жены — родителей Прасковьи. Нетрезвый водитель совершил лобовое столкновение. Прасковьюшка чудом осталась живой! — Василий рассказал, сколько семилетней девочке-сиротке пришлось скитаться по больницам и интернатам.

     Я, склонив колено, ласкал больную ножку Прасковьюшки и пожимал пальчики любимой. Прасковья в ответ сжимала мою ладонь. Что на тайном языке влюблённых…

     — Вы не думайте, что Прасковья бесприданница, — Василий обнял внучку. — Эту девчонку ждёт квартира в городе, от родителей досталась. Сейчас там живут квартиранты: договор заключили на десяток лет. Люди порядочные, платят исправно, так что в сбербанке накопилась кругленькая сумма.

     — Пусть живут, нам и здесь прекрасно! — я приобнял Прасковьюшку. — Правда, любимая?

     — Правда! Лишь бы с любимым Сашенькой! — девушка засмеялась. — Даже не представляю, как я без него жила.

     — Мы Сашу вылечим, — Василий уверенным тоном развеял сомнения насчёт моего здоровья. — Инсульт оставляет последствия на всю жизнь, но я знаю людей, которые после инсульта машину водят, на велосипеде катаются, по горам бегают, с парашютом прыгают. Живут полноценной жизнью!

     — Главное, что Саша настроен на победу! — смеялся папа.



     Родители прожили с нами почти месяц. Они специально оформили очередной отпуск, чтобы пожить у сыночка.

     Отец много времени проводил на пасеке. Была у него в детстве мечта: пчеловодом стать. Стал геофизиком. Не жалеет, но…

     …когда мы приезжали на пасеку, я видел задорные папины глаза. Он со смехом рассказывал о своих успехах в деле освоения пчеловодческой премудрости и показывал распухшие от пчелиного яда руки.

     — Выйдем на пенсию, завершим кочевой образ жизни геологов-романтиков, осядем где-нибудь в горной долине, буду пасекой заниматься, — смеялся папа.

     — Приезжайте к нам! — Василий засмеялся так заразительно, что мы поверили: скоро на этой пасеке будет ещё четыре пчеловода: папа, мама, Прасковьюшка и я!


     В солнечные дни всей семьёй мы убирали урожай: копали картошку, морковку, свёклу, чеснок. Шинковали капусту, замораживали на зиму тёртую морковь.

     Мама и Прасковья собирали и мариновали опята, заготавливали лекарственные травы. А то и просто бродили по осеннему лесу. О чём-то подолгу беседовали и заразительно смеялись.

     — Делятся женскими секретами, — улыбался я и шёл своей дорогой. — И ладно! Не буду их смущать.

     Частенько я видел их гуляющими под ручку.

     — Полюбили друг друга, — говорил я и присоединялся к их компании.

     В солнечные дни всей семьёй мы косили траву для подкормки обитателей заповедника. Здоровый крестьянский труд сблизил нашу семью.

     Тёплыми вечерами мы собирались во дворе у Степана. Мама с Валентиной и Прасковьей накрывали стол. После ужина все дружно пели под гитару. Молчала одна Прасковья. Но я никогда не замечал даже тени зависти в глазах девушки. Она радовалась! Радовалась нашей радости!



     Через месяц, проводив родителей, я лёг в областную больницу. Прасковья жила у подружек-одноклассниц — тех самых, что смеялись над Прасковьей, когда она подкладывала под подушку книжки со сказками. Каждый день я с нетерпением ждал встречи с любимой.

     Вынужденное больничное безделье обнажило некоторые проблемы в моей душе. Я был счастлив, но иногда…

     … думал, что между нами есть тоненький барьерчик. Я полагал, что причина в несходстве характеров или в том, что я слышу, а Прасковья — нет.

     Однажды я со всей очевидностью понял причину неудовлетворённости: я хотел видеть в супруге воплощение МОЕЙ мечты о безмолвии, МОЕГО стремления к идеалу. И я с моими глупыми мечтами чуть не просмотрел Прасковью. Где его взять, абсолютнейший идеал?

     Я мечтал обмениваться записками, несмотря на то, что она вполне понимает по губам, да и говорит достаточно хорошо. Но мне нравилась эта игра, сказка о безмолвной царевне и непризнанном рыцаре-гении. Она, подчиняясь моему капризу, тоже жила этой сказкой, но Прасковья — не сказочный персонаж. В редкие моменты ей необходимо было стать простой девушкой, я же настойчиво лишал её этого права, пусть даже в мыслях.

     В больнице я жил ожиданием встречи с любимой. Благо, дни были солнечными и тёплыми. После тихого часа мы подолгу гуляли по аллеям парка, беспрерывно говорили и читали самые лучшие книги.

     После выписки из больницы я познакомился с одноклассницами Прасковьи и увидел: здесь, в отличие от меня, безмолвия никто не ищет. Здесь живут, как все простые люди, лишь с небольшой особенностью, но это их обычная жизнь.

     Быть может, подозревал я, пока я лежал в больнице, приезжал одноклассник, который ещё тогда, в школе, видел в Прасковье не воплощение мечты, а банальную сексуальную партнёршу и домохозяйку. Но когда я увидел слезинки в глазах Прасковьюшки, я отбросил глупые мысли, как совершенно пустые и постыдные.

     Мне стало стыдно, что я мог обидеть любимую подозрениями. Я встал перед девушкой на колени и, целуя ей ручки, просил прощения.

     — Прости меня, Прасковья! — громко говорил я.

     — За что?

     — Просто так!

     — Единственный… любимый… самый лучший!

     Одноклассницы зааплодировали и стали водить вокруг нас хоровод. Потом и мы присоединились к весёлому девичьему хороводу.

     Несколько часов до приезда Степана я общался с подругами Прасковьи. И удивлялся, насколько это отзывчивые и добрые девушки. Насколько они любят свою подружку Прасковью.


     Зазвонил телефон.

     — Саша, через десять минут подъеду! — услышал я голос Степана.

     Мы попрощались с девушками и выбежали на улицу, где нас ждал Степан. Мы с Прасковьюшкой забрались на заднее сиденье.

     — Что, молодожёны, соскучились? — смеялся Степан. — Неделя показалась месяцем?

     — Показалась, хоть мы часами гуляли по парку.

     Проезжая мимо речки, Степан спросил:

     — Пообедаем? Посидим на берегу, на солнышке? Через два-три дня начнутся дожди, придётся дома загорать!

     Мы высадились на пологом песчаном берегу. Степан собрал походный столик, расстелил скатерть и принёс из машины домашний обед.

     Прасковья разложила на тарелочки домашние пироги и налила из термоса горячий чай. Степан прочитал молитву и благословил стол. Мы наслаждались осенним теплом, ели пирожки и неспешно беседовали.

     — Саша, тебе полагается премия за добросовестное несение службы. Ещё будет путёвка в санаторий, здоровье поправить. В Белокуриху. Я попросил, чтобы дали две путёвки.

     После обеда я пел для любимой самые лучшие песни. Прасковья смотрела на меня, беззвучно повторяя слова песен. Я любовался её милыми глазами и был необыкновенно счастлив. Я всматривался в губы любимой, пытаясь разгадать тайну, позволяющую глухонемым понимать речь.

     Я запел песню, любимую с раннего детства. Прасковья вдруг громко запела. Она немного съезжала с тональности, но я быстро подстраивал второй голос. Так мы и пели дуэтом до последнего куплета.

     — Певица твоя Прасковьюшка! — Степан долго аплодировал. — Дуэтом у вас хорошо получается. Уже спелись!

     Вот это открытие! Прасковья может петь! Быть может, в школе их учат петь, так же, как учат понимать по губам речь и даже говорить?

     Всю дорогу до дома мы слушали симфонии Мендельсона. Я наслаждался прекрасной музыкой. Лишь жалел, что Прасковья не может слышать такое чудо. Одному радость не в радость! Поэтому я порадовался, когда симфонии закончились. В моей душе без того звучала самая лучшая музыка. Мы любовались осенним пейзажем: золотым убранством осени, скалистыми склонами и нашей вершиной.

     Мы пожимали друг другу руки, что на тайном языке влюблённых означает «я тебя люблю»! И смеялись.