Урок 11 - Пионерия

                После войны в Ленинграде в моей школе октябрятских групп не организовывали, поэтому первым шагом на пути строительства коммунизма было вступление в пионеры в 1957 году. Принимали не всех сразу, а сначала только лучших – отличников и хорошистов, тех, кто не имеет замечаний по поведению и благонадёжен, то есть из порядочной лояльной к власти семьи, не верит в Бога и не ходит в церковь. Но таких отщепенцев было мало, практически единицы на всю школу, поэтому при приёме в пионеры ориентировались, в основном, на успеваемость. Я училась хорошо и попала в первоочередную группу из нашего класса.

Торжественный приём в пионеры проходил в Мраморном дворце, где тогда был музей Ленина. Во дворе у входа стоял броневик, на котором, как нас уверяли, Ленин выступал с речью у Финлянского вокзала по возвращении из эмиграции. Принимали к празднику Октябрьской революции, в ноябре. Мы все очень волновались. Нас выстроили в линейку в ярко освещённом зале, и мы хором повторяли за пионервожатой клятву: «Я, юный пионер Советского Союза, торжественно клянусь и обещаю горячо любить Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин…». Далее шли обязательства вести себя нравственно, быть смелым, бесстрашным против  врагов. Почему бороться? Против каких врагов? Естественно, против тех, кто не за коммунизм, не за партию. Бороться за правду, за ту правду, которую проповедуют коммунисты – они строят справедливое общество без угнетателей, светлое будущее для всего человечества. Я в это верила всей душой, до слёз и восторженного сердцебиения. Шелковый галстук на мне развевался как знамя, он сиял и горел, я гордилась тем, что меня приняли в  пионеры. Теперь я буду стремиться быть первой в учёбе, быть честной и смелой, защищать слабых, быть верным товарищем и другом. Как учит партия.

Потом был ещё приём в комсомол, но уже без такого благоговения. Учили кодекс строителя коммунизма – там всё хорошо и правильно сказано, потому что его постулаты списаны с библейских заповедей, тех, что дал Моисей еврейскому народу и тех, которые перечислены у Христа в Нагорной проповеди. В коммунистическую идеологию сознательно были включены религиозные элементы – кодекс составлен в 1961-и году.

В 11 лет во всё это верилось, в 14 возникли сомнения – действительно ли все коммунисты и комсомольцы следуют своим клятвам и ведут себя высоконравственно и морально безупречно. Преданы ли они идее коммунизма, или она для них просто слова, которые надо произносить, чтобы быть признанным окружающим обществом. Добросовестен ли их труд, честно ли и гуманно они относятся друг к другу, заботятся ли об общественном достоянии, или только о своей выгоде? В партию я не вступила, хотя меня не раз уговаривали. Не смогла идти против своих убеждений в утопичности провозглашаемой идеологии, в лживости большинства членов партии не следующих правилам составленного ими кодекса.

Но это всё было уже потом, а в 5-м классе мы всерьёз обсуждали, как надо правильно поступать в том или ином случае, что надо помочь товарищам в учёбе, стараться выполнять свои обещания и не бросать слов на ветер. На сборе пионерского отряда публично осуждались неблаговидные поступки, полученные пионерами плохие оценки и замечания по поведению. Кто с кем подрался, кто опоздал на занятия или прогулял уроки, кто не участвовал в сборе макулатуры или уборке класса, сбежал с работ по благоустройству школьной территории. Пионеры, которые учились на отлично, обязаны были заниматься с отстающими учениками, оставаясь в школе после уроков, помогая двоечникам выполнять домашние задания. И у меня была пара таких «прикреплённых», которых я «подтягивала» по английскому языку. Пионерами организовывались выступления в «Красном уголке» жилищной конторы с целью агитации жителей нашего квартала идти на выборы и голосовать за коммунистов. Мы устраивали там концерты – пели, плясали, читали стихи. Помню, читала стихотворение Эдуарда Багрицкого «Смерть пионерки» и сама переживала до спазма в горле. Что ещё можно сказать о романтической восторженности юной пионерки, если я писала в личном дневнике: «Я хотела бы раздать себя людям…».

Проходили годы, всё больше возникало вопросов о смысле происходящего, о поступках людей, размышления заводили в тупик, начиналось отрочество вместе с осознанием принципиального одиночества человека в толпе. Потеря наивной веры в честность и справедливость, в коллективизм и гуманные отношения между людьми, воспринималась как крах бывшего ранее устойчивым мира. Произошло разрушение  моего личного коммунистического мировоззрения. А другой идеи, которой можно было бы служить, не находилось.