У реки два берега. Глава 26

 
               
                В мире Разума.
         

     На небе разгоралась заря. Что нас ждёт там, куда предстоит идти? Мы спустили в лаз все вещи. Причём наш Боня, при всей своей трусости, неожиданно попытался спрыгнуть за мной. Иванов всё это время держал на руках спящего Андрюшу, словно боялся, что мы сбежим без него...

     Спустили тележку, на которой собирались перевезти сумки с одеждой и провизией. Собака всё время вертелась у меня под ногами, не давая возможности спуститься...

     Наконец Ольшанский не выдержал и сказал:

     -- Спускайте его вниз. Потом сходите и заберёте, если он останется в развалинах.

     Со спуском пса была целая эпопея. Пришлось мне с ним на руках сесть в  импровизированную  люльку, и нас с помощью ворота стали спускать в черноту ямы. Боня дрожал от страха, уткнув свою лобастую голову мне в грудь, но мужественно переносил этот спуск. А у меня от ожидания непредвиденного падения сердце укатилось куда-то в пятки и там бешено стучало... Но всё обошлось благополучно. Никогда бы не поверила, что такая большая собака, да к тому же очень темпераментная, смогла вытерпеть это испытание...

     Потом спустили Иванова с Андрюшей. Сын уже проснулся и ни в какую не хотел быть с Ивановым: просился к отцу. Еле его уговорили...

    Последним был Ольшанский. Он надел свою военно-полевую форму, словно опять отправился на задание...




     Путь до развалин по подземному ходу прошли довольно быстро. Впереди с мощным фонарём шёл Ольшанский, за ним я с сыном и псом, который благоразумно оставался рядом со мной. Замыкал шествие Иванов, тоже с фонарём. Он тянул тележку с вещами...

     В развалинах Ольшанский повёл наш отряд одному ему ведомой дорогой. Остановился на мгновение у полуразрушенной стены, ничем не примечательной, провёл рукой по кирпичной кладке. Мгновение спустя, часть кладки отошла в сторону, открывая пологий спуск вниз. Боня, отбежавший в сторону по своим собачьим делам, тут же рванул вниз, опережая людей.

    Все молчали, доверившись Ольшанскому. Каждый, ничего не говоря, хорошо понимал, что действиями его сейчас руководит Разум.

    ...У меня сложилось  впечатление, что по этому пологому спуску когда-то возили на тележках тяжести. Теперь тележку вёз Ольшанский, хотя и шёл впереди. Иванов был замыкающим. Однажды взглядом перехватила момент, когда он что-то шептал, уткнувшись в воротник куртки. Наверное, кому-то докладывал о маршруте. Я мысленно обратилась к Разуму, в курсе ли он. В сознании тут же появился отклик, что всё под контролем.

    Разум вёл нас таким образом, что спуск обошёлся без лестничных пролётов -- на всём пути были только пандусы. Это был долгий и утомительный переход. Мы шли вначале по старым, выложенным кирпичом, подземным ходам. Потом неожиданно оказались в белокаменном просторном круглом туннеле-трубе. Он явно предназначался для транспорта. И тут нас ждало первое потрясение -- мы остановились на площадке, врезанной в боковую стену туннеля. До его нижнего основания  от края площадки было где-то метра полтора. Спрыгнуть туда я ещё смогла бы, а вот забраться наверх -- вряд ли.

     И тут вдали замелькали огоньки, послышался шум, на нас пахнул горячий воздух. Приближалось что-то огромное и непонятное. Трусливый Боня тут же стал вдавливаться в мои ноги, норовя притиснуть к стене. И в этот момент напротив площадки остановился... вернее будет сказать, остановилась консервная банка, заполнившая собой весь объём туннеля. Посередине её, как раз напротив нас, разошлись в стороны двери не двери, а какие-то два обода, приглашая внутрь. На уровне площадки в этой консервной банке был пол, на котором располагались кресла. Собака первой вскочила внутрь и гавкнула призывно-приглашающе, следом, схватив Андрюшу за руку, туда заскочил Иванов. Я помогла Ольшанскому с тележкой.
 
     Едва мы устроились в креслах, как с боков кресел появились крепления, похожие на те, что бывают на воздушных аттракционах. Они плотно заблокировали нас на сиденьях. В следующее мгновение я почувствовала, как меня мгновенно вдавила с удобную спинку сиденья  какая-то сила. Пёс оказался тоже на сиденье и тоже заблокирован. Впереди плакал от страха Андрюша. Он ведь не видел меня. Я стала его успокаивать, говорить, что всё нормально, скоро мы  прибудем на место...
И действительно, вскоре движение прекратилось. Наш вагон-банка остановился, обручи-двери разошлись в стороны, ограничители движения на креслах раскрылись, выпуская нас на свободу.

     Иванов мгновенно схватил Андрюшу на руки, хотя тот протестующе закричал.

    Тут Ольшанский презрительно процедил сквозь зубы:

    -- И долго ещё ты будешь  ребёнком прикрываться? Не ожидал от тебя такой трусости...

    -- Не хочу быть раздавленным, как тот... под стеной, -- Иванов ненавидяще взглянул на своего совсем недавно казавшегося близким друга. Потом отпустил мальчика. Сын мгновенно кинулся ко мне в объятия.

    А Ольшанский меж тем продолжил:

    -- Неужели ты не понял, что Разум для каких-то своих целей позволил тебе сопроводить нас. Иначе бы ты просто не выжил в пути. Вспомни тех боевиков. Их банально умертвили, они даже не поняли этого. Так что не дёргайся по каждому поводу. Ребёнок тебя не прикроет и не спасёт. Веди себя естественно...

    За дверями вагона была такая же, врезанная в стену остановка, сверкнувшая искорками огоньков в полированных боках, когда банка-вагон, шумно вздохнув, исчез в темноте туннеля, а мы направились к выходу, который приглашающе распахнулся перед нами.

    За площадкой для посадки в этом метро оказалось большое пространство, великолепный мраморный зал, отполированный и идеально чистый... и пустой.

    Я шла за руку с Андрюшей, периодически подталкиваемая головой Бони, приходилось другой рукой поглаживать его, успокаивая, и рассматривала окружающее пространство. Оно было прекрасно освещено, хотя я и не видела источников света. На стенах между колонами были искусно вырезанные барельефы со сценками из жизни людей. Они были похожи и в то же время не похожи на нас...

     Мы пришли к краю этого зала, остановились перед большим, занимающим почти полстены,  барельефом с изображением лесной опушки, каких-то животных, вдалеке просматривались поля, на которых работали люди, а в небе двигались какие-то тарелкообразные аппараты... дальше я рассмотреть не успела, потому что барельеф разделился надвое и разошёлся в стороны, открывая проход.

     Я остро ощутила, что мы здесь посторонние, инородные существа в этом мире, где больше не было никого из живых...




    Ольшанский даже не понял, когда вошёл в контакт с Разумом. Просто вдруг осознал, что в голове зароились мысли, которых прежде он себе не позволял. Потом внутри его, где-то на краю сознания возник голос, который становился его вторым я. Это он руководил спуском в туннель через раскоп. Это он успокоил Андрея, когда тот в состоянии крайнего раздражения готов был проучить навязчивого бывшего приятеля. Это он вел по руинам бывшего центра, показывая, где можно пройти, как открыть очередной вход, куда повернуть...

     И вот путь пройден. Перед его взором барельеф разделяется посередине, разъезжается в стороны, открывая взору наполненное светом  круглое пространство. А потом в самом центре его начинает проявляться фигура, именно проявляться. Андрей в детские годы увлекался фотографией и сам готовил негативы и печатал снимки. И сейчас перед ним в воздухе точно так же, как на фотобумаге стали появляться контуры фигуры человека. И чем ярче и отчётливее становилась картинка, тем большее удивление охватывало Андрея. Уж очень это видение походило на одну из икон, стоявших в комнате бабушки, и в раннем детстве так волновавших его воображение.

    Фигура молодого мужчины в странном одеянии и со светящимся кругом над головой медленно спускалась по воздуху вниз, печально улыбаясь. Она казалась такой знакомой и в то же время совершенно неземной.

     Иванов судорожно сунул руку в карман и тут же медленно опустился на пол. Не грохнулся, а как-то замедленно опал... Ольшанский это отметил каким-то дальним подсознанием, потому что всё его внимание было захвачено этим необычным зрелищем...

    -- Приветствую вас, друзья! -- голос у спустившегося к ним был тихим, мелодичным и проникновенным, -- я благодарен вам за то, что поверили в меня, что откликнулись на мой призыв и пришли на помощь...

    -- Кто вы? -- почти одновременно произнесли Андрей и Ирина.

    -- Я тот, кого вы зовёте Разумом, я программа, я тот, как вы считаете, кого в своё время создали жители прошлого мира...

    -- А где они?

    -- Их уничтожили те, кто сейчас захватил власть на планете. Хищникам всегда нужна добыча. Они не любят сами творить, создавать новое, совершенствовать свой мир, они могут лишь отнимать это у других и властвовать над ними, потому что им доставляет удовольствие унижение себе подобных, но думающих иначе.

     -- Но... вы похожи на одного... его и сейчас почитают многие жители нашей страны...

    -- Ах, это... -- Разум печально улыбнулся. -- Нет, я не являюсь тем, о ком  вы все подумали... Я всего лишь отражение ваших мыслей и представлений...

    -- Но нимб? -- Ирина непонимающе посмотрела на парящую в воздухе фигуру.

    -- Это энергетический обруч для создания объёмной голограммы. Я голограмма, друзья, всего лишь голограмма, отражение вашего восприятия меня в качестве человека. А я им не являюсь... Я сложная коммуникационная система, призванная обеспечивать безопасность, надёжность и благополучие живших здесь ранее людей. Меня пытались уничтожить, как уничтожили и разграбили тот гармоничный мир...

     -- Но кто это они? Откуда появились?

     -- К несчастью, в любом открытом обществе при равных условиях воспитания и дальнейшей жизнедеятельности возникают отдельные особи, мнящие себя равнее равных. Они почему-то начинают считать себя выше остальных, умнее, хитрее... В результате обманом захватывают внимание окружающих, настраивают против верховного управления, а потом хитростью закабаляют... Для этого все способы хороши... Если наставники по каким-то причинам упустят из поля зрения дефекты развития личности на ранних этапах, она потом мимикрирует под идеального члена общества, а сама начинает искать себе подобных... К сожалению, мутации в генофонде, как у вас сейчас говорят, неизбежны... В результате, подобные индивидуумы начинают создавать свои сообщества... Придумывают в оправдание себе новые религии...
Приходит время, когда им становится мало выкрадываемых свободных жителей и превращения их в рабов... И тогда они устраивают войны, а с развитием знаний по управлению природными явлениями -- катастрофы. Им не нужно развитие науки, потому что оно начинает вредить их замыслам... им нужен неграмотный, зазомбированный религиозными догматами народ, который будет подчиняться их желаниям... Вначале они кучкуются где-то на окраине обжитого пространства, но потом, когда их критическая масса превышает его возможности, происходит всплеск... Начинается война на захват уже обжитых территорий и разведанных природных богатств, а больше всего на закабаление новых душ, которые должны добывать для хищников природные ресурсы, обеспечивать им комфортный уровень жизни... Но со временем эти захватчики стареют, их генофонд мутирует, изнашивается... И в головах их потомков начинают созревать мысли, противоестественные самому природному развитию любого живого существа... Обратите внимание на то, как в последнее время деградирует общество захватчиков... Какие противоестественные явления происходят в жизни подвластных им народов... Это конец, о котором они и не подозревают... они думают, что успеют вырваться из этого круга, обмануть мир, убежать в межзвёздное пространство, превратив свои тела в киборгов, чтобы существовать вечно...

    Разум покачал головой. Его лик был печален...

    -- Но зачем  они уничтожили тогда этот центр? -- Ольшанский подошёл ближе к голограмме Разума.

    -- Потому что они не могли воспользоваться теми способами управления, которые были разработаны для этого центра. Они совсем на другой основе, чем существующие сейчас на Земле, -- произнёс оживший Иванов. -- До этих знаний и до сих пор не смогли дойти наши учёные. Им всячески перекрывают пути развития заинтересованные в этом службы. Это совсем иной уровень познания мира... Они тогда не смогли перехватить управление системами, просто не поняли их сути, потому посчитали за лучшее всё уничтожить, зачистить всю планету, убрать тех, кто  мог знать о них и передать эти знания потомкам... Не понятно только, как смог сохраниться здесь искусственный интеллект?

    Иванов поднялся с пола и заинтересованно стал разглядывать парящую в воздухе голограмму. Ему представлялся убелённый сединами старец с посохом в руке, на котором сидел нахохлившийся филин... Что-то подобное он когда-то видел то ли на картине, то ли на иллюстрации...

    -- Всё очень просто, -- усмехнулось изображение на голограмме, -- я же самовосстанавливающаяся и саморазвивающаяся система. Да, центр был разрушен основательно, впрочем, как и остальные, этот же не единственный центр. Но требовалось время для того, чтобы разорванные связи были восстановлены, потом предстояло получить доступ к внешней информации. А её получить, кроме как от живых жителей планеты, неоткуда. А тут вдруг в подземных ходах верхнего уровня появились какие-то существа. Людьми в полном значении этого слова их сложно было назвать. Фанатики-убийцы и алчные захватчики... В них было столько ненависти ко всему живому, такая аура злобы, зависти и презрения к инакомыслящим, что почти уничтоженные мои связи стали восстанавливаться... Чем больше было в их мозгах чувства жестокости и какого-то животного превосходства над теми, кто был наверху и кого они хотели низвести до образа животного, запугивая взрывами домов, отрезанием голов, подлыми нападениями со спины, тем быстрее восстанавливалось моё сознание... И мои сети стали вдруг стремительно разрастаться. Я понял, что нужен тем, кто там, наверху, что их надо спасать... А потом пришли те, что теперь лежат в дальнем стволе, который вы называете метро. Обычные жестокие и ненавидящие друг друга и всё живое на планете нелюди. Их интересовало только, как они называли, бабло... И пришли они за мной. Им пообещали много, очень много денег, если они попадут внутрь моей системы и взорвут её... Но они были патологические трусы, очень высоко ценившие свою личную жизнь и откровенно презиравшие и ни во что не ставившие чужие... Потому они привели двух женщин и детей, чтобы с их помощью проникнуть в мой мир... Что из этого получилось, вы видели... А я подключился к женщинам и детям... И это дало мне ещё больший толчок к развитию...

     -- Это ты потому и вырубил Иванова? Побоялся, что он взорвёт тебя? -- Ольшанский с любопытством взглянул на голограмму.

     Разум покачал головой:

     -- Этого желания у него даже в подкорке не было. Он хотел запечатлеть меня на память... Только моя голограмма и действие его аппарата построены на разных принципах -- при вспышке в момент съёмки мог произойти взрыв, пострадали бы вы, вернее, ваше зрение... Иванов... он, конечно, не Иванов, работает в секретной службе, он ярый государственник... это похвально... Вот только для достижения своих целей он может идти по трупам простых людей... А это уже отрицательная черта... Но в настоящий момент он наш единомышленник... А если его желания вдруг окажутся противоречащими нашим, я его поправлю...

    Иванов смотрел на изображение старика на голограмме, которое всё сильнее напоминало ему его прадеда на старой фотографии, и внутри себя удивлялся столь интересному сочетанию старческого образа с его представлениями о том, что в руководстве державы должны быть люди почтенного возраста, умудрённые опытом и утратившие тягу к накоплению личных богатств. Главное -- багаж знаний...




    Люди из спецслужб, как предположил Щеглов, прибыли буквально через час-полтора после ухода Ольшанского с семьёй и Иванова. Щегловы как раз собрались завтракать, когда возле их дачи остановились несколько джипов и из них выскочили мужчины в камуфляже. Затем из неприметного среди крутых тачек автомобиля вышел старик, такой же неприметный, но его тут же окружила охрана.

     -- А где же ваши друзья? -- спросил старик доброжелательно после обычного приветствия у Щеглова.

     Тот удивился этакому простецкому вопросу, потому что внутренне ждал приезда спецслужб. Андрей ему почти открыто намекнул на такой возможный  исход ситуации и даже посоветовал не ерепениться, а сразу же показать лаз в подземелье. Потому и ответил честно:

    -- Они ушли в развалины...

    -- Может быть вы покажете, каким образом? Мне доложили, что вы умудрились прорыть колодец, соединяющийся с каким-то туннелем, ведущим в развалины...

    -- Да ради бога, идёмте, покажу, -- Щеглов приглашающе указал рукой в сторону домика. Охрана старика мгновенно ринулась в том направлении, по пути обследуя все закоулки двора и строений. Они первыми вошли в домик и сняли крышку с кольца колодца, заглянули внутрь... потом непонимающе оглянулись на старика...

     -- В чём дело? -- осведомился он с явной долей неудовольствия. Потом подошёл к горловине колодца. Один из охраны услужливо включил фонарь, хотя и без него было видно, как буквально метрах в пяти от края в колодце плещется, успокаиваясь, вода...

     -- Что это значит? -- повернулся старик к Щеглову.

      -- Вы о чём? -- спросил тот и по приглащающему взмаху руки подошёл к колодцу. Он тут же уловил запах речной воды в колодце и заглянул внутрь: вода тёмной маслянистой рябью отсвечивала в глубине лаза... Больше хода в развалины не существовало.
 
     -- Итак, -- осведомился старик, глядя немигающими глазами, -- как вы объясните появление в колодце воды?

     -- Только тем, что произошёл прорыв в потолке туннеля как раз под руслом реки... Больше у меня предположений нет...

     -- Иванов ушёл с ними? -- это уже старший охраны уточнил.

     -- Да, с ними. Но они должны быть давно в развалинах. Я думаю, они не пострадали, успели подняться на холмы...

     Старик кивнул головой на какой-то вопрос охраны, повернулся в сторону Щеглова и предупредил:

     -- Если появятся вдруг ваши друзья, не советую распространяться о нашем визите...

     Странная кавалькада быстро ретировалась с улицы, породив массу вопросов у соседей. Но на них у Щеглова был один ответ. Он каждого проводил к колодцу, демонстрируя водную гладь внутри. А причину появления столь представительной комиссии объяснял именно появлением ночью воды в колодце...

     Щеглов понимал, что от него визитёры не отстанут. Допрашивать, конечно, не станут, и так всё понятно, он ведь не скрывал наличие лаза, но следить будут в надежде, что скоро беглецы появятся вновь. Вот  только Щеглов знал, что Ольшанский сюда уже в любом случае не вернётся. Ни к чему... Друзей он всегда берёг...

    Юхнов, июнь 2021 г.