1. 6 День свадьбы

Ведьмы гиблого леса

Часть I Кровь жертвы

Глава 6 День свадьбы

Даже если бы Еве не надо было идти через несколько дней в город продавать корзины, она все равно подгадала бы время и улизнула из дома, чтобы посмотреть на свадьбу. Ей нужно было знать о возможных родах заранее, чтобы выкрасть ребенка. Они с Мэг давно хотели предложить на шабаше дитя благородной крови, но для этого нужно было просчитать много ходов: втереться в доверие к богачам, чтобы не пропустить день рождения, прокрасться в замок, вынести младенца незамеченной. Много сложностей, и успеть нужно было до того, как отец Говард проведет над маленьким обряд крещения, и это нужно знать наверняка, иначе беда…

Еще издали, за деревьями, не доходя до моста, девушка увидела перед церковью громоздкую парадную карету, и еще две поменьше, с гербами и коронами. Разряженные кучера на козлах, лакеи в расшитых золотом ливреях на запятках; придворная свита; лошади фыркали, переминаясь с ноги на ногу под праздничными седлами.
Ева, конечно, помнила, что на сегодняшний день назначено торжество венчания младшей дочери графа Чарльза Олдингтона, леди Эрнестины. Она остановилась на каменном мосту и принялась рассматривать экипажи.

«Только бы одним глазком взглянуть на невесту!» - в восхищении подумала она, уже представляя себе изумительный богатый свадебный наряд.
Из карет выходили гости: мужчины в камзолах из парчи и бархатных панталонах, атласных кафтанах с золотыми нитями. Женщины разодеты были в цветные шелковые платья с кружевами, рюшами, и поясами из жемчуга. Белели их обнаженные плечи, точно выточенные из слоновой кости; сверкали драгоценные камни браслетов, ожерелий, брошек и заколок в локонах, обсыпанных золотым порошком.

Жених уже ждал на пороге церкви. Это был молодой мужчина лет двадцати пяти-двадцати шести. Он был худой, низкого роста, но статный, с загорелым лицом. Высокий крутой лоб, создававший впечатление умного человека, прямой аристократический нос, острые выдающиеся скулы, верхняя губа скрыта вощеными усиками; густые русые брови, маленькие лукавые глазки. Он задумчиво разглядывал всех приезжих и спокойно ждал, пока из кареты появится его невеста.

Наконец, и она соизволила выйти.

Это была совсем юная девушка, лет восемнадцати, с большими красивыми зелеными глазами и длинными светлыми ресницами, маленьким ртом с пухлыми губками «бантиком»; худенькая, стройная; ее бледность скрывали обильные румяна, а светлым «безвкусным» чертам лица придавала яркость китайская тушь, которой были подведены глаза и брови.

Нищие на паперти запричитали, забожились, протягивая грязные руки разодетым господам, но последние прошли мимо, не взглянув, не подав ни пенса.
Ева не без зависти смотрела, как Эрнестина в пышном, богато расшитом золотыми нитками платье, с кружевными оборками, взошла по ступеням церкви и скрылась вместе со своим женихом за массивными дверями, как и другие гости.

И пока девушка слышала счастливый смех, радостные поздравления, шуршание роскошных нарядов, топот и ржание лошадей, слезы, горькие слезы подступили к горлу и полились по щекам. Она спряталась от посторонних глаз нищих и оставшейся снаружи свиты слуг под огромным, уходившим ввысь дубом, прижалась спиной к могучему стволу. Она рыдала, не закрывая лица руками, утирая сами собой катящиеся слезы рукавами бедного поношенного платья.

Конечно, как и любая другая девушка, Ева мечтала о счастливой свадьбе, но, к сожалению, ее мечтам, как она понимала, не суждено было сбыться. Ведьма. Вот что мучило ее. Это значит, никогда она не будет допущена к венчанию. Ее девичья святая мечта сбывалась на глазах у другой, совсем не знакомой девушки, до которой ей не было никакого дела, но которой от рождения почему-то повезло намного больше. А она, гнусная бесовская челядь, должна была теперь ждать, когда та забеременеет, чтобы пробраться в замок и выкрасть ее новорожденного, еще не окрещенного, младенца. Какая низкая, подлая, недостойная месть! И ведь совсем не месть на самом деле, потому что Ева не желала Эрнестине зла в эту минуту.
Девушка с трудом успокоилась, и как раз вовремя, потому что неожиданно дверь церкви с натугой подалась, и показалась Эрнестина, тоже вся в слезах. Нищие на паперти повернули головы, придворная свита, растерявшись уставилась на нее. Она поспешно сбежала по ступеням, подобрала юбки и бросилась к реке.

--- Она хочет утопиться! – выкрикнул кто-то из гостей, которые уже столпились у входа.
Молодой рослый охотник спрыгнул с лошади и побежал за ней, догнал, подхватил на руки, сжал крепко-крепко. Эрнестина вырывалась и рыдала навзрыд.
--- Пусти меня, Кристиан, пусти! В лес! Пусть волки загрызут, только не этот мерзавец!
--- Тише, тише, успокойтесь, мисс! – уговаривал охотник, неся ее на руках и сажая в карету. – Все будет хорошо, Вам только нужно успокоиться! Сейчас вернетесь в замок, сэр Эдгар пошлет за доктором.
Эрнестина упала на сиденья в карете и уткнулась лицом в подушки.
--- Боже! Никакие доктора мне уже не помогут! – прошептала она.
Из церкви спешили отец, братья, сестры, тетки, зятья и кормилица, схватившаяся руками за голову. Последним вышел жених, сосредоточенный, раздраженный, даже злой.
Родственники и гости расселись по каретам, и оборванец-мальчуган подбежал к одной из них, протянул маленькую худенькую грязную ручку:
--- Подайте, тетушка.
--- Какая я тебе тетушка! – возмутилась прекрасная дама в голубом, и села в карету. – Я – леди!
--- Подайте, леди! – снова попросил мальчик.
Из-за дверцы кареты она протянула изящную ручку в кружевной белой перчатке. Блеснул сапфиром крупный перстень, и золотая унция. Когда монета опустилась в ладонь ребенка, рука в перчатке, брезгливо исчезла за бархатом штор.
--- Понарожают, потаскухи, потом нянчись, - сказала дама в шелковом голубом другой леди в атласном зеленом.
--- Достойное подаяние, - ответила дама в зеленом, благочестиво опустив глаза в пол.
--- И молока, и масла купить хватит, - закивала голубая. – Мы не обязаны их содержать.
Кучер подобрал поводья, пристегнул лошадей, карета тронулась, и за ней две следом задребезжали вдоль по берегу реки, по дороге на рыночную площадь, к развилке на поворот к замку. Застучали копыта лошадей по мостовой, свита из слуг последовала за ними.
--- Спасибо, тетушка!  - прокричал им вслед мальчик. - Леди! Моя матушка за вас молиться станет.
--- Могла бы и одеть, и обуть, и накормить, а вместо этого купит себе еще один камешек, - сказал один пьяница на паперти сидевшему рядом с ним молодому человеку, пообносившемуся и исхудавшему. – Тьфу, суки все бабы!
Охотник, который подхватил Эрнестину на руки, проезжал как раз мимо и услышал эту реплику. Он отвязал от седла кнут и привычным, отточенным движением стегнул пьянчугу по левому плечу.
--- Зависть – смертный грех! – гневно крикнул он.
Адам еле успел увернуться, а у дерзкого пьяницы на плече пролег кровавый след. Он злобно выбранился.
--- Отложи всякую злобу и оставь ярость. Доколе будут гнездиться в тебе злочестивые мысли? – устремил на Кристиана слепец в лохмотьях невидящий взгляд.
--- Какого черта ты там сказал? – рыкнул охотник.
--- Подайте Христа ради, Который даже слепорожденным отверзает духовные очи!
--- Бог тебе ничего не должен, безродный ублюдок, - рявкнул Кристиан и хлестнул слепого кнутом. Удар пришелся по шее, кровь хлынула из сонной артерии, заливая грудь. Слепой упал на бок, захрипел и умер.
Адам повесил голову.
--- Пора напиться. Знаю я хороший кабак тут неподалеку, - снова обратился к нему пьяница, когда перестал ругаться. – Пойдем, брат, забудем свою вонючую жизнь и всех этих господ…

Он что-то еще говорил, но молодой человек его уже не слушал. К мальчугану, которому подали золотой, подбежал чумазый цыганенок, сбил того с ног и завязалась драка. И Адам смотрел, не вмешиваясь, угрюмо нахмурившись. В конце концов сбитый с ног мальчишка принялся кусаться, да так вцепился цыганенку в ухо, что прокусил до крови. Нахаленок взвыл и бросился бежать обратно к мамке. Мальчуган встал, отряхнул от дорожной грязи штанишки, которые уже были ему малы, и выносившуюся курточку, и с отвоеванным богатством что есть мочи припустил по дороге за церковь, домой.

Удовлетворенный результатами боя без правил, молодой человек вдруг обратил внимание на девушку с плетеными корзинами, которая шла по мосту со стороны леса. Она провожала взглядом чинно удалявшуюся свадебную процессию. Девушка была худенькая, хрупкая, стройная, с заплетенными в косу длинными русыми волосами, в черном плаще со откинутым назад капюшоном и бедном крестьянском платье.

С ним что-то случилось в эту минуту, когда он ее увидел, что-то изменилось в его душе, но он не сразу это понял. В тот момент она была очаровательна, нежна, загадочна и волшебна. Ее заплаканное лицо было трогательно и прекрасно!

«Печальная красавица… Утеха очей и «music to hear». - подумал он. – Но что именно так приковало ее внимание? Как там у Шекспира? «Why lov’st thou that which thou receiv’st not gladly, Or else receives with pleasure thine annoy?»*- он проследил ее взгляд.

Молодой охотник прилаживал обратно к седлу злосчастный кнут. Он был высок, плечист, с сильными руками и ногами; каштановые волосы, карие глаза, узкая переносица. Он был одет в новую чистую куртку, обут в начищенные сапоги. Адам, по сравнению с ним, был очень худ, но крепок, с черными кругами под глазами на сером лице, ввалившимися от голода щеками, с длинными тонкими пальцами рук художника или музыканта, которые все были в ссадинах и грязи. На нем поверх изношенных в лохмотья штанов и рубахи, было потертое черное пальто, на голове – полинявшая шляпа с оборванными полями, на ногах – дырявые, грязные ботфорты.

Кристиан стегнул лошадь и припустил галопом за удалявшимися каретами, девушка с корзинами поспешила в том же направлении.
«Ага, понял», - подумал он и снова внутри что-то изменилось, на этот раз вызвав досаду и раздражение.
--- Ну, так ты в деле? – спросил его, вырвав из задумчивости, пьяница, который успел уже посвятить своего неблагодарного слушателя в некое воровское мероприятие.
--- Послушай, друг, нет, я не в деле, - посмотрел на него молодой человек. – И никогда не буду. Я так решил, - он поднялся, давая понять, что ему пора.
--- Ну и ступай, оборванец, может сдохнешь сегодня!
--- Лучше сдохнуть, как человек, чем превратиться в такую скотину, как ты, - не оборачиваясь, сказал молодой.

Пьяница плюнул ему в спину.
Адам поплелся за девушкой с корзинками. На дороге свадебная картера разминулась с телегой с усопшим, и девушка остановилась, посмотрев вслед траурной повозке, на которой сидели, роняя слезы, Тревор и Лаура, и еще молодые мужчина и женщина.
Адам глянул в ту же сторону и подумал, ощутив в пустом желудке голодный спазм, что в замок он не попадет, в отличие от его зазнобы, которая, конечно, идет продавать корзины, а вот на поминках можно урвать кусок, особенно если на похоронах выступить со слезным реквиемом. Конечно, могут и побить, как-никак у людей горе, но чем черт не шутит. Пока он так размышлял, девушка ушла далеко вперед, и когда он вспомнил о ней и обернулся, она уже успела затеряться среди прохожих.

Он жадно искал ее глазами. Но мешали сапожники, латавшие подошвы, и мальчишки, начищавшие туфли зажиточным горожанам; кожевенники, выделывавшие шкуры зверей, бабы с корзинами и пекари, спешащие на рыночную площадь сбывать свой товар. И везде – давка, толкотня, шум, гам, брань и иногда оживленное милое щебетание юных барышень где-нибудь рядом с галантерейной лавкой. Но среди них той, которую он потерял из виду, не было. Молодой человек расстроился, вздохнул, сунул руки в дырявые карманы и, пиная мелкие камешки, поплелся на кладбище обратно к церкви.   
_________________________
*Шекспир У. Сонет 8:
«Why lov’st thou that which thou receiv’st not gladly, Or else receives with pleasure thine annoy?”
«Почему же ты любишь то, что принимаешь неохотно, Или же принимаешь с радостью то, что тебе досадно?»