Последние огни Искитима

Основано на реальных событиях. Некоторые имена, места и события изменены по тем или иным причинам, но суть осталась неизменна…

1. Далеко за Уралом
Территория нашей страны формировалась веками. Маленькое княжество ширилось и росло. Иван Грозный завоевал Казанское и Астраханское ханства, Ермак покорил или, как любят дипломатично поправлять современные ученые, освоил Сибирь. Процесс становления был не быстрым и уж точно не легким, но в конце концов государство разрослось до поистине колоссальных масштабов. Во время советской эпохи зашумели и загрохотали производственные механизмы. Из аграрной, сельскохозяйственной и в известном смысле отсталой экономики отчизна поднялась до невиданных ранее вершин. Вытянулись на горизонте сталинские высотки, взмыл ввысь первый спутник и космический аппарат, содрогнул планету взрыв АН602. Эпоха торжества науки и труда, казалось, приведет государство к славе и признанию, но как говорил классик: “Ничто не вечно под луной”. Голиаф пал, и вибрации от его краха сих пор оглашают порой территорию некогда великой страны. Города начали увядать, поселки и деревни приходили в запустение. Доживающие свой век старики влачили жалкое существование на осколках былого величия. Впрочем, даже деградация не может длиться вечно. Жизнь всегда берет свое, пусть и не сразу. Как трава пробивается весной сквозь оттаявшую землю, как солнце восходит после темной ночи, города начали приходить в себя. Энтропия, отбушевав, начала вновь уступать место цивилизации и прогрессу, но свет коснулся далеко не всех уголков нашей необъятной родины. И сегодня многие из них стоят, как мрачные памятники ушедшей эпохи, в напоминание о том, чего мы когда-то достигли и что так бесславно потеряли. Однако даже в таких, порой не отмеченных на картах захолустьях, иногда теплится что-то. Что-то совсем, совсем иное…
***
Эта странная история произошла в затерянном где-то в Сибири городе Новозарьевске в конце нулевых годов двадцать первого века — время настоящего расцвета субкультур и молодежных движений. Власть еще не успела закрутить гайки, поэтому в те далекие дни на улице царило что-то напоминающее свободу. Подростки пользовались многочисленными лазейками в законодательстве, в захудалых ларьках продавали алкоголь после заката всем желающим от мала до велика, а неформалы всех мастей упорно старались вернуть ненависть в хардкор. Страна совсем недавно оправилась от потрясений и только-только начала восстанавливать не то что былое величие, а хотя бы возможность нормально функционировать.
И в этот, с одной стороны, тяжелый, а с другой — неуловимо прекрасный период, совсем молодой парень по имени Виктор готовился вступить во взрослую жизнь. И для начала ему предстояло выбрать место, куда он отправится, получив среднее образование.
Когда в детстве нерадивый отец Витька ушел из семьи, мать и бабушка приняли, возможно, самое мудрое решение в своей жизни. Справедливо рассудив, что в таких условиях оказать позитивное влияние на мальчика и превратить его в мужчину будет практически невозможно, женщины посовещались и подписали все необходимые документы. Так что, когда закончилось лето, Витенька пошел не во второй класс привычной уже пригородной школы. Вместо этого его встретили распростертые объятия Новозарьевского кадетского училища им. Агафонова. Первое время учеба оторванному от уюта домашнему мальчику давалась тяжело. Нет, он не был совсем белой вороной и, несмотря на щуплый внешний вид и невысокий рост, в обиду себя не давал. Просто привыкший к дому и свободе семилетний Витя долго не мог свыкнуться с дисциплиной и муштрой, которым его начали подвергать с первых дней. Так или иначе, парень все же освоился. Со временем кадетский корпус, или как они называли его с друзьями “кадку”, Витя начал воспринимать не иначе как дом. Помимо патриотизма и веры в родину, там мальчику привили такие незаменимые качества, как чувство долга, братства, честь и способность бороться за правое дело. За десять лет учебы в кадке Виктор, может, и не стал еще мужчиной, но определенно приблизился к этому званию куда сильнее многих сверстников. Он не пил и не курил, активно занимался спортом и верил, что называется, в страну и царя.
Минусом такого образа жизни было лишь одно. Как это часто бывает, оттрубив от звонка до звонка десять классов в военном учреждении, где все по расписанию и графику, Витя, подобно индейцу в центре Нью-Йорка, оказался в мире, где царят развлечение и беспечность. И, что неудивительно, изголодавшийся по мирским утехам разум мгновенно подцепил в анналах социума тягу к простым удовольствиям и научился плохому.
После кадетского Витя по началу был намерен отдать долг родине на службе в армии, затем, если повезет, отправиться на границу или в какую-нибудь горячую точку. Однако мать парня не была так же заряжена патриотизмом и милитаристскими идеями, хотя страну любила. Она всеми силами старалась повлиять на сына. Отговорить его от этой затеи. И, на удивление, ей это удалось.
У Вити, помимо стремления в бой, было и еще одно увлечение. Парень любил рисовать, и получалось это у него, надо сказать, неплохо. Витя по настоянию мамы подал документы в художественный ВУЗ, но, к сожалению, пройти отбор на бюджет не смог. В борьбе с конкурентами ему не хватило всего нескольких баллов. Впрочем, несмотря на поражение в бою, парень решил, что война еще не проиграна. Он уже видел себя новым Микеланджело вперемешку с Пикассо. Мать связалась с парой своих старых знакомых и смогла пристроить сына в местный техникум, где, на счастье, еще и был факультет с художественным уклоном. Вдобавок к этому, каким-то чудом ей удалось добиться освобождения чада от призыва, так что теперь душа женщины была спокойна.
Конечно, знай мать Вити о том, каковы увлечения лишенных дисциплины и принципов подростков, она еще сто раз подумала бы над своим решением, но женщина хорошо помнила недавние военные компании, так что ее это не слишком беспокоило. Будучи человеком еще той эпохи, она не без причин полагала: “Лишь бы не было войны”.
На первое свое занятие в шараге Витя пришел, подготовившись. Он на всякий случай оделся в спортивки и держался уверенно. За время учебы в кадетском парень прекрасно усвоил повадки всевозможных гопников и задир, так что страха перед новым коллективом не испытывал. Они могли бы попытаться затравить низкорослого новичка, но Витя прекрасно знал, что такие быстро включают заднюю, если соперник демонстрирует силу и волю, а что одного, что другого у молодого человека хватало с запасом.
Парень уверенно прошествовал по зданию училища, но, когда он добрался до искомой двери кабинета, вся оборона затрещала по швам. Его группа состояла не из провинциального сброда и хулиганов, не поступивших в нормальный ВУЗ. К своему удивлению и некоторому страху, Витя обнаружил у дверей кабинета рисунка стайку эпатажных девушек, держащих в руках папки с бумагой и альбомы для эскизов. Начальная военная подготовка научила парня преодолевать многие трудности, но общение с противоположным полом было его ахиллесовой пятой. Большую часть сознательной жизни Витя провел в очень специфическом коллективе — сугубо мужской компании. Конечно, на сборах и выездах он не редко сталкивался с девушками, но те не многим отличались от его грубых, но наивных в этом плане друзей. Поэтому, оказавшись в окружении молодых вызывающе ведущих себя дам с разноцветными волосами и татуировками, красующимися на открытых, а возможно и не только, частях тела, Витя вдруг почувствовал, как колени задрожали, а изо рта вместо гордого и уверенного приветствия вырвалось лишь какое-то невнятное блеяние.
— П-привет… Я Витя… — промямлил парень. Несколько девушек посмотрели на него, игриво улыбаясь. Кто-то захихикал, другие продолжили отстраненно витать в облаках, не обращая на парня внимания.
— Здаров, братан! — раздалось сзади, и чья-то крепкая ладонь легла Виктору на плечо. — А я уж думал, буду единоличным вождем этого курятника. — Хохотушки вновь рассмеялись, кто-то обиженно цокнул, отреагировав на оскорбительный комментарий.
Витя повернулся. Перед ним, протягивая руку в знак приветствия, стоял коренастый молодой человек с длинными изжелта-белыми волосами до самых плеч. Виктор ответил на рукопожатие. Ладонь собеседника оказалась сухой и мощной.
— Витя.
— Клыкач.
— Эм-м. Фамилия что ли?
— Да не. Прозвище. Вообще — Максим, но как-то само прилипло.
— А если не секрет, почему… — начал было Витя. Макс лучезарно улыбнулся. Клыки хищно выступили над губой. Странно, но такая — в иной ситуации зловещая — особенность мимики в случае Максима выглядела скорее притягательно. Выпирающие во время улыбки клыки дополняли какой-то загадочностью и харизмой правильные и мужественные черты лица. Делали его еще более необычным и, несомненно, привлекательным для роящихся вокруг одногруппниц. — А, понял, — осекся Витя, искренне радуясь знакомству.
***
Учеба в шараге была, мягко говоря, ненапряжной. В общем-то, и учебой это назвать сложно. Преподаватели не многим отличались от студентов в плане дисциплины и организованности. Возможно, это особенность конкретного заведения, но, скорее всего, таковы все творческие личности — ветреные, непостоянные и, конечно, на дух не переносящие правила.
Совершенно пораженный таким ритмом Витя, впрочем, быстро втянулся и погрузился в пучину студенческих гулянок, прогулок по ночным крышам и прочих порицаемых общественным мнением поступков. Еще недавно собранный и волевой парень очень быстро начал неумолимое сближение с планетой под названием “Гедонизм”, и его сложно судить. Витю всегда учили, что главное в жизни это высшее благо, величие и процветание отчизны, но, оказалось, пока он с соратниками играл в войнушку, подростки жили в мире удовольствий и кайфа, выпивали дешевое пиво втайне от родителей и шалили по ночам с не вполне трезвыми подругами.
Жалел ли Витя о впустую потраченных годах? Нет. Конечно нет. Удовольствие и одурманивающее наслаждение — не единственные доступные человеку радости. Военное училище было бесценным и крайне увлекательным опытом, подарившим парню много запоминающихся моментов. Они верили в идею, грезили о подвигах и свершениях, не раз сидели с друзьями у костра, уставшие после изнурительного марш-броска. Не раз Витя вступался за товарищей и, даже порой терпя поражение в неравной схватке с обидчиками, чувствовал себя настоящим героем. Чувствовал единение с великими предками, разящими беспощадного врага. Чувствовал себя частью настоящего мужского братства. Конечно, Витя ни о чем не жалел. Просто теперь пришло время Торвальду повесить на стену свой меч и взять в уставшую руку чашу с вином. Ну, или с чем-то покрепче.
Да и тлетворная способная разложить любую дисциплину атмосфера в шебутной группе и, в частности, вечный балагур Клыкач, успевший стать Вите почти что лучшим другом, подавили последний рубеж возводившейся годами обороны. Так что Константинополь пал, Витя сложил с себя полномочия и пустился во все тяжкие.
***
Кроме Вити и Макса Клыкача, парней в группе не было. Оставшаяся часть коллектива была представлена девушками разной степени привлекательности. За полгода учебы застенчивый Витя ни с кем из них так и не сблизился. Даже простой диалог все еще давался ему с трудом. Парадокс состоял в том, что изголодавшийся по женской ласке восемнадцатилетний парень страстно желал внимания, но и так же панически его боялся.
Помимо пары эмарок и нескольких гламурных принцесс, в группе были две подруги-анимешницы, то ли в шутку, то ли всерьез изображающие из себя лесбиянок, прилежная и усидчивая девчушка в очках, непонятно что забывшая в этом задрипанном училище, нелюдимая и мрачная худощавая мадам, которую все называли просто Готесса, и, конечно, Вета.
Вета (вообще, ее звали Виолетта, но она требовала именно такого сокращения) была из тех людей, которые вечно всем недовольны и, естественно, вызывают тем самым раздражение и неприязнь у окружающих. Тучная и некрасивая, она была ходячим комком ненависти, истерик и проблем. Когда Вета говорила, из ее рта выскальзывали в основном претензии, упреки и оскорбления. Тем не менее она была девушкой гордой и самовлюбленной, поэтому то ли из-за скверного характера, то ли в силу понятных комплексов, старалась сосредоточить все внимание окружающих на себе. Вету многие не любили, а остальные попросту ненавидели. Ситуация была похожа на холодную войну. Никто не решался высказать что-то ей в лицо, так как за этим неизбежно последовали бы слезы, истерика и скандал. Ее неохотно, но терпели. Вета была всегда и везде, несмотря на то, что ее никуда не звали. Больше всего во всем этом цирке Витю удивляло, что при всех своих минусах и недостатках, Вета была девушкой не кого-нибудь, а Максима. Но что было хуже всего, так это ее безудержная и всеобъемлющая ревность. Максим, душевный и компанейский, не мог и шагу ступить без своей благоверной. Она, словно тоталитарный диктатор, стремилась контролировать буквально каждый его шаг. Куда бы ни отправился Клыкач, Вета была тут как тут. Впрочем, понять ее было несложно. Начисто лишенная изящества и привлекательности, она каким-то чудом сумела получить в свои руки парня, на атлетическую фигуру которого, облизываясь, поглядывала половина шараги. Витя в шутку думал, что, возможно, не только женская. Поэтому она с неотвратимостью дорожного катка пресекала даже гипотетические угрозы их нелепому союзу.
Витя никогда не спрашивал у Клыкача, зачем они встречаются. Чужая душа — потемки, да и получившему хорошее воспитание парню представлялось, что это в любом случае не его ума дело. К тому же испортить их дружбу вечная заноза в заднице не могла. Конечно, когда Макс приходил к Витьку в гости, с ним была и вторая половина, но чаще она просто молча сидела рядом с кислым видом, не создавая лишних проблем.
Что забыл в художке крепкий, похожий на молодого Тарзана, Макс? Ответ мог показаться сложным, но, на самом деле, все было на поверхности. Он был веселым малым, ничего особенного от жизни не ждал и плыл, что называется, по течению. После школы он понятия не имел, чем заняться дальше, поэтому решил повалять дурака пару лет в местной шараге. К тому же, как и у Вити, душа у Клыкача всегда лежала к искусству. Парни сблизились на почве похожих увлечений в музыке и простой русской натуры, свойственной обоим.
Дабы сохранить форму, оба записались в местную секцию бокса. Аборигены в паленых трениках, любители отжать мобилку и настучать по кумполу какому-нибудь домашнему мальчику, сперва даже пытались подшучивать над длинными патлами Клыкача. Впрочем, желание юморить и воспринимать друзей, как потенциальных жертв мелкого грабежа, развеялись после первых же спаррингов. Витя получил в кадке не только правильное военно-патриотическое воспитание, но и научился как следует исправлять лицевые дефекты разнузданного околокриминального отребья. А Клыкач… Что ж, он от природы смахивал на русского богатыря, так что и без изнурительной отработки приемов рукопашного боя мог, как всегда лучезарно улыбаясь, отправить в нокаут большинство соперников.
Одним словом, учеба в шараге представлялась Вите легким приятным бризом, вдруг наступившим среди грохочущего шторма. Они с Максом частенько зависали друг у друга дома, слушали Боба Марли, катались на великах по ночному Новозарьевску и попивали пивко на лавочке в парке, пока погода позволяла.
***
Осень быстро закончилась. За ней пришла холодная сибирская зима, которая тоже стремительно катилась к закату. Февральская погода была промозглой и непостоянной.
Друзья привычно сидели в кабинете рисунка и обсуждали преимущества Слаанеша над Императором.
— Да я тебе Витек, зуб даю, ты слаанешит. Посмотри на нас. Музончик слушаем расслабляющий, прибухиваем под рыбку да покуриваем втихаря. Точняк Властелин Удовольствий попутал.
— Не-не, Клыкач, это в тебе Ересь говорит. Я только за Императора. Там и порядок, и подвиги героические. А у этих что? Бардак. Ща я из тебя Хаос вытравлю! — торжественно заявил Витя и в шутку схватил приятеля за шею.
В этот момент кто-то тихонько кашлянул и обратился к друзьям вполголоса.
— Че делаете? — спросила Готесса. Ее настоящего имени никто так и не запомнил. Загадочная худая девушка была личностью странной и держалась особняком. Она иногда мелькала на совместных тусовках и вписках, но говорить с ней Витьку ни разу не доводилось. Единственное, что он подметил в первые же дни учебы, это ее нездоровый интерес к Максу. Впрочем, тут ничего удивительного не было. Она была лишь одной из многих его поклонниц.
— Да за Императора трем, — как-то глупо сказал Витя.
— М-м. Понятно. Бухать поедете?
— Спрашиваешь! Когда это мы отказывались от кутежа, да, Витек? — радостно воскликнул Макс.
— Так точно, товарищ Примарх!
— Да пошел ты в жопу, — хохотнул Клыкач и ткнул друга в бок.
— Отлично. Давайте тогда в пятницу после пар ко мне.
— Окей. Диктуйте адрес, мадам, — весело сказал Макс.
— Да забей, вместе поедем. Это в сторону Искитима на электроне.
— Ого. Офигеть. Ты че, каждый день в такую даль таскаешься? — удивился Витя. Готесса пропустила его реплику мимо ушей.
— Да мне хоть Искитим, хоть Нижние Обосратушки. Какая х*р разница, Витек? Или у тебя в субботу спецзадание какое-то?
— Не, мне тоже пох. Раз есть, где вписаться, я за любой кипиш, — согласился Витя.
— Значит, в пятницу, — холодно сказала Готесса.
Наблюдающая за происходящим из угла кабинета Вета, которая уже раскраснелась от злобы, в три шага подскочила к беседующим, в последний момент успев изобразить на лице доброжелательность.
— О! Туса чтоли? Ши-и-икарно! — мерзко проскрипела толстушка. Готесса еле слышно выдохнула и закатила глаза. Витя заметил ее выражение лица и понимающе хохотнул.
— Ну, ага… — сказал Клыкач, растеряв былой задор.
— При-икольно. Куда едем? — бесцеремонно вписала себя в список гостей девушка.
— В Искитим, — ответил Витя, еле сдерживающий смешок.
— Бли-и-ин. А че так далеко?
Воцарилось неловкое молчание. Через несколько мгновений Готесса, вновь обретя самообладание, оценивающе взглянула на Вету и холодно отрезала:
— В общем, в пятницу.
С этими словами она развернулась и вышла из кабинета. Подол длинной черной юбки волочился по полу, размазывая по паркету кусочки карандашного графита и ошметки ластиков. Вета обвилась вокруг шеи Макса и противно замурлыкала. Витя решил, что, пожалуй, он на этом празднике жизни уже лишний, поэтому парень встал и, несмотря на умоляющий взгляд Макса, которого покрывала слюнявыми поцелуями Вета, забрал с пола рюкзак и отправился домой.

2. Вокзал имени Юдина
Пара дней, оставшаяся до назначенной даты,  прошла быстро и незаметно. Раздолбаи Витя и Макс, естественно, даже не думали как-то готовиться к предстоящей поездке, привычно пустив все на самотек. Единственное, что сделали парни, это убедились, что в карманах хватит наличности на то, чтобы выпить, как-то закусить да доехать туда и обратно.
Пятница с самого утра была пропитана атмосферой веселья. Клыкач в принципе был рад любому поводу прибухнуть. Витя же, вдобавок ко всему, уже предвкушал интересное, хоть и не слишком длинное путешествие в гремящем вагоне. Перспектива железнодорожной прогулки радовала его едва ли не сильнее будущей попойки. Он всегда любил дорогу, а в компании лучшего друга она наверняка будет веселой. Вета, напротив, сидела на занятиях с как всегда кислым видом. Ее бесила наглая провинциальная профурсетка, которая посмела позвать ее парня в гости, не получив благословения, бесил Витек, в компании которого Клыкач проводил все свое свободное время.
Но больше всего Вета бесила себя сама. В перерыве между парами она закрывалась в женском туалете и горько рыдала, сокрушаясь над своей безобразной фигурой и лишенным всяких интересов внутренним миром. Вета могла врать окружающим, но с собой ей приходилось быть откровенной, так что девушка прекрасно понимала, что удержать рядом с собой такого парня, как Макс, у нее нет никаких шансов. И от этого осознания на душе у пухлой студентки становилось все гаже, и вместе с этим ее понемногу распирала злоба.
Готесса была как всегда холодна и безэмоциональна. Она безразлично сидела за последней партой, подложив под себя ногу, и рисовала в тетради какие-то одной ей понятные оккультные закорючки, слушая в пол уха лекцию.
***
Когда занятия наконец закончились, ребята облегченно рассовали тетради и ручки в рюкзаки и собрались у дверей кабинета.
— Ну че, погнали? — спросил Клыкач.
— Погнали, — томным голосом ответила Готесса. Она похотливо посмотрела на парня, отчего на лице у Веты загорелся румянец.
— Максим, может, не поедем? — предприняла толстушка последнюю попытку сорвать переговоры.
Витя, понимая мотивы девушки, поспешил вступить в диалог:
— Да вы че? Все веселье обломаете. Клыкач, ни шагу назад! За нами Москва!
— Витек дело говорит, Вет. Ты если хочешь, можешь остаться. Не вопрос, — ухватился Макс за друга как за спасительную соломинку.
— Ой, ладно. Уговорили. Поехали, — закатив глаза, проворчала Вета. Про себя Витя усмехнулся. Нафиг ты нужна кому-то, уговаривать. Готесса молча встала, как бы случайно коснувшись руки Макса. Вета заметила это, разозлилась еще больше, однако виду, как всегда, не подала.
***
Ребята покинули территорию училища и направились к остановке. Они дождались автобуса, который, прорываясь сквозь вечерние пробки, повез компанию в сторону вокзала. Витек включил на плеере музыку и передал один наушник Максу. На очередной остановке одно из мест освободилось, и Вета, не теряя времени, уселась на старый коричневый кожзам, расталкивая возмущающихся бабулек.
— Что за молодежь пошла, а? — возмутился какой-то мужчина средних лет в поношенной спецовке. Вета проигнорировала его слова и уставилась в мутное от налипшей пыли вперемешку со снегом окно.
Воспользовавшись моментом, Готесса протиснулась поближе к друзьям и бесцеремонно прижалась к Максу. За прошедшие со дня их знакомства полгода Витя неплохо узнал Клыкача. Он, в отличие от начисто лишенной эмпатии Веты, прекрасно видел, что Максим понимает и замечает подкаты Готессы. Впрочем, так же Витя знал, что Макс при всей своей безответственности человек не подлый и поступать нехорошо не станет даже с такой мерзкой истеричкой, как Вета. Ему, как и любому нормальному парню, просто очень льстило внимание такой эффектной и необычной девушки, как Готесса. На взгляд Вити, та была щупловата, да и весь этот мрачняк угорающий по регги и хиппанской эстетике Витек не понимал, но на вкус и цвет все фломастеры разные.
— Че там у вас? — спросила Готесса, уже почти касаясь носом шеи Клыкача.
— Led Zeppelin. Ramble on. Хочешь послушать? — ответил Макс. Готесса молча приняла наушник.
— Это ж вообще легендарная песня! Плант и Пэйдж записали ее в шестьдесят девятом, вдохновившись “Властелином колец”... — вдохновенно начал Витя. Джимми Пэйдж запел про то, как злобный Горлум в недрах Мордора похитил его сокровище. Девушка вежливо улыбнулась, послушала еще пару секунд и вернула наушник, совершенно не впечатленная старперским фолк-роком.
Ребята притихли, погруженные в свои раздумья. Лишь покачивающиеся в такт басовой партии Витя и Макс продолжали самозабвенно подпевать “Дирижаблю”, держась за облезлый поручень. Набитый людьми, словно банка со шпротами, пазик наконец смог вырваться из гудящего клаксонами затора и покатил по центральной улице города. Грязный уже местами подтаявший снег серым месивом обрамлял проезжую часть. Мимо промелькнул Дом Советов, в котором теперь заседала городская администрация, все еще величественно возвышающийся памятник героям соцтруда и парк культуры и отдыха. Автобус минул станцию метро “Огонек” и свернул на финишную прямую. Спустя еще пару минут видавшая виды машина натужно докатилась до остановки “Железнодорожная” и извергла из своего чрева изрядно помятых пассажиров.
Макс достал из кармана пачку “Винстон” и закурил. Группа, не спеша, с шутками и прибаутками направилась к зданию вокзала имени Якова Федоровича Юдина — героя СССР, примерного работника железнодорожного транспорта и, судя по всему, во всех отношениях приятного человека. Не зря же в честь него назвали целый вокзал. Компания вышла на широкую площадь перед величественным зданием в духе сталинского ампира. Макс докурил сигарету и размазал окурок по асфальту.
— Ну ты, Клыкач, и свинья, — осудил приятеля Витя.
— А ты че, в радикальные экоактивисты записался? — парировал Клыкач.
Ребята остановились у киоска, где невзрачная женщина продавала сомнительного вида хот-доги.
— Можно нам два двойных из кошки, пожалуйста, — сострил Максим.
Усталая продавщица пропустила очевидную шутку подростка мимо ушей и приняла плату. Витя задумчиво смотрел сквозь маленькое окошко на то, как обрюзгшая женщина в грязном фартуке готовит незамысловатое блюдо, и отчего-то вдруг живо представил на ее месте Вету. Когда угощение было готово, вечно голодные студенты впились в него зубами и проследовали на вокзал.
Подойдя к кассам, ребята скинулись наличностью, и Готесса взяла на всех билеты. Витя предлагал попытаться проехать зайцем, но девушки, не разделяющие жажду приключений спутника, наотрез отказались. Компания пересекла линию турникетов и оказалась на заснеженном, продуваемом всеми ветрами перроне.
— Помнишь, на перроне, ты стоял в вагоне… — начал Витя.
— В небе парила перелетная птица… — смеясь, продолжил Максим.
Десять минут спустя на испещренный путями и заставленный вагонами вокзал, скрипя изношенными колесными парами, подъехала электричка. Ребята забрались в ее недра и уселись на твердые сидушки.
— Осторожно, двери закрываются! Следующая остановка: Прибрежная, — произнес голос из динамиков.
— В добрый путь, товарищи! — радостно продекламировал Витя, вытаскивая из рюкзака бутылку пива.

3. Последние огни Искитима
Двери вагона с шипением сомкнулись, и электричка, качнувшись, тронулась. Длинный состав начал набирать скорость, а ребята удобно устроились на своих местах. Максим извлек из сумки пачку дешевых сухариков, открыл и предложил присутствующим. Витя с радостью зачерпнул горсть и отправил закуску в рот, запив пивом. Готесса тоже для приличия взяла несколько химозных хлебных долек. Вета от угощения отказалась и демонстративно уставилась в окно, надев наушники. Друзья быстро опустошили бутылку и вынули на свет божий вторую. Повеселевший Клыкач обаятельно улыбнулся и проговорил:
— Ну что, Витек, расскажешь нам пару баек из своей нелегкой кадетской жизни?
— Макс, ну ты же их уже раз сто каждую слышал, — протянул Витя, явно не горящий желанием в очередной раз травить истории о своих “боевых” подвигах.
— Да ладно, не ломайся. Я-то слышал, но дамам вот интересно.
Виктор бросил взгляд на Вету. Та по-прежнему кисло сидела, уткнувшись пухлой щекой в оконное стекло. По ее виду было сразу понятно, насколько ей все это интересно. Витя в очередной раз внутренне обругал вечно путающуюся под ногами Максову пассию.
— Давай, Витя. Я жду, — томно сказала Готесса и чуть заметно улыбнулась.
— Ай, ладно, х*р с вами, — согласился парень. — Клык, дай тогда пивка глотну.
Витя сделал пару солидных глотков, отряхнул руки от хлебных крошек и пустился в повествование. Электричка минула центр города и устремилась дальше.
— Ну, историй-то у нас там много было, конечно, только они это… немного не для женского уха, так сказать, — начал Витя. Готесса молча смотрела на парней, ничуть не смущаясь. — Пох, кароч. Начну сразу с козырей. В общем, отправили нас как-то на сборы всем классом. То ли девятый, то ли десятый, уже не помню, да и суть не в этом. В общем, идет все чинно и благородно, как говорит один мой товарищ. Палатки, кухня полевая, всякие запрещенные к проносу вещества. Даже девчонок привезли из какого-то училища военного. Мы, кстати, тогда баб… то есть девушек, вообще толком вблизи не видели. А тут, прикиньте. Поле, природа, войнушка. Кровь кипит, ниже пояса дымится все, а тут еще и… ну вы поняли, в общем. Мы, надо сказать, тогда на теме военно-патриотических подвигов вообще сдвинутые были. У меня вся стена в комнате агитлистовками была завешана. Это сейчас мы с Максом два друга распиз… ну, растамана, скажем, а тогда… Только вперед, к победе! Да и офицеры наши были еще советской закалки. В общем, идеологически мы были заряжены так, что любому были готовы глотку рвать. Шутка ли, с семи лет, считай, в армии.
— Ох и долгая у тебя, Витек, подводка, конечно, — сказал Макс, передавая товарищу бутылку.
— Ты погоди. Это только преамбула. Чтобы, так сказать, понять мотивы. Ну и начались, значит, состязания. Всякие там подтягивания, бег, ориентирование на местности. Была и имитация операций в тылу противника. Камуфляж, перебежки от дерева к дереву, проникновение во вражеский лагерь и все такое. Отряд наш хорошо справлялся. Дело шло к победе в соревнованиях. Мы уже расслабились. Один фиг, победа наша, дак чего жопу зря морщить. Но, как оказалось, рано мы фанфары вытащили. Сборы к концу подходят, мы сытые, довольные, офицер наш гордостью пропитан. И тут ночью забирается к нам вражеский шпион — утырок из другого училища. Этот мудак со своей компанией, пока все дрыхли, взял да сп*здил наше знамя. И ушел, гнида, с ним. Утром просыпаемся, знамени нет. Все, позор. Как в глаза смотреть людям? А кореш мой еще и с девчонкой из бабского кадка мутить начал. Узнает, что честь отряда не уберегли, пошлет же. И не видать ему ее портянок как своих ушей. Надо делать что-то, а что сделаешь? Морду им бить идти? Не положено. Беспредел и трибунал.
— Витек, какой трибунал? Вы ж школьники были, считай, — перебил рассказчика Клыкач.
— Не, ну название такое просто. Понятно, что никого в клетку не посадят. Отправят на кухню картошку чистить вне очереди или еще что. Суть не в этом. Мы, значит, думаем, что делать. Понятно, что знамя уже не вернуть. Все, пропала гордость отряда. Но отомстить-то надо. Восстановить справедливость. Ну, и созрел у нас план диверсии. Санек, друг мой лучший, говорит: “Давайте им лодки заминируем”. Ну, мы посовещались, прикинули х*р к носу. А давай! Че терять уже? Себя не спасем, дак хоть им торжество испортим. В общем, после отбоя мы собрались, выбрались из палатки и к этим. А у них лагерь через речку. Там мостик маленький есть, но по нему нельзя. Охрана и пропускной режим, чтобы школьники по ночам не шлялись по расположению. Ну, мы, значит, лица глиной замазали и вброд. Прям как в кино про спецназ. По-тихому форсируем реку и выбираемся на той стороне. Стоят там три лодки надувные. А Санек, надо сказать, парень был вообще мировой. Вдобавок было у него одно невероятное качество. Мы даже его одно время бомбардировщиком называли. Уж не знаю как и почему, но он способен был такую кучу навалить, что любой медведь обзавидуется. Так что залез Санек в самую большую лодку, снял штаны и установил там заряд. Мы дождались отхода главного взрывника и засрали оставшиеся суденышки. Потом так же тайком вернулись к себе и спать завалились, заливаясь хохотом. Ох и ора с утра было. Это видеть надо было. Эти злющие, красные, а офицер их к нашему с предъявами. Добазарились они там до чего-то. Наш командир предписал в качестве наказания марш-бросок утренний, а сам довольный как слон и ржет, зараза. Короче, знамя не уберегли, конечно, но честь свою защитили, как могли. Из последних, так сказать, сил тужились.
Максим не удержался и залился смехом словно конь, расплескивая пиво. Готесса легонько улыбнулась и чуть слышно прыснула. Вета продолжала хмуро таращиться на проносящийся за окном индустриальный пейзаж.
Город скоро закончился. Пронесся за окном его последний, отделенный от основной части научный район, и электричка устремилась в заснеженный пригород. Солнце уже почти скрылось за горизонтом. Спустя некоторое время дома за окном исчезли, и состав покатил по безлюдным февральским полям. Рельсы тянулись по ухабистой насыпи, огибали покрытый коркой льда залив и скрывались где-то в сибирских лесах. Когда последний лучик света уже почти исчез из виду, за окном вдруг вновь начали мелькать жилые постройки.
Ребята продолжали непринужденную беседу, хотя справедливости ради поддерживали ее только Клыкач и Витек. Вета продолжала демонстративно игнорировать их общение, а Готесса вроде бы и принимала в нем участие, но скорее пассивное. Она иногда загадочно улыбалась, вставляла короткие реплики и время от времени тихонько хихикала, прикрывая тонкие губы изящной ладошкой. Динамики в вагоне вдруг ожили, издали негромкий треск, и из них послышалось:
— Уважаемые пассажиры, станция Искитим.
В сумерках зажглись уличные фонари, и состав начал замедлять движение.
— Ну че, выходим? — начал подниматься на ноги Витя. Макс последовал его примеру. Вета очнулась от своего стазиса и сняла наушники.
— Нет-нет. Нам дальше, — как всегда безэмоционально произнесла Готесса.
— В смысле? Ты ж говорила, в Искитиме живешь, — слегка удивился Витек.
— Не в, а за. Пара станций еще.
Вета немного напряглась, но видя пьяное безразличие со стороны парней, скрестила руки на пышной груди и вновь погрузилась в музыку.
***
Как оказалось, Готесса слегка лукавила. “Пара станций” растянулась на добрые полчаса. Пространство за окнами погрузилось в кромешную темноту, и единственное, что ребята видели в грязных стеклах, это свое мутное от осевшей на поверхность пыли и грязи отражение. Громыхающий поезд минул станцию Мраморная, затем Ложок. Вагон почти опустел, но Готесса по-прежнему задумчиво созерцала пространство, кажется, и не думая поднимать группу. Людей вокруг почти не осталось. На очередной станции поднялись со своих мест и покинули состав два бомжеватого вида мужичка, и подростки остались в полном одиночестве. Витя решил немного разбавить стремительно теряющую признаки веселья атмосферу и начал:
— А! Еще вот что вспомнил. Я вам про падение Куйгуса рассказывал? — парень хотел было начать очередную байку, но тут Готесса вновь ожила.
— На следующей выходим.
Рассказать душещипательную историю о крахе великого Куйгуса Витя не успел. Ребята собрали свои пожитки и направились в тамбур. Лязг металла уже почему-то не казался чем-то романтическим и интригующим. Вета еще не была по-настоящему испугана. Это пришло куда позже. Ребята же, пребывая в состоянии легкого подпития, воспринимали происходящее с известной долей пофигизма и были по-прежнему полны веселья.
Названия последних нескольких станций уже не объявлялись. Или они были совсем ничтожными, или кому-то стало лень записывать для них оповещение. Так или иначе, пункт назначения не стал исключением. Пустая и зловещая электричка остановилась и с шипением распахнула свои двери. В лицо сразу пахнуло морозным ночным воздухом. Лучики света, исходящие от тусклых ламп под потолком, разбивались о безграничный мрак станции. Готесса спокойно спустилась по металлическим ступенькам. Ее примеру последовали Максим и Витя. После недолгого колебания вагон покинула и Вета. Двери поезда захлопнулись, и трясущийся состав, гремя металлом колес и осей, унесся куда-то в ночь, оставив компанию наедине с холодом и пустынной платформой.

4. Добро пожаловать в Красные холмы
Ночь уже заняла свое законное место, и на мутном февральском небе засияли редкие тусклые звезды. Витя, успевший за свою жизнь побывать и не в такой глуши, все же был несколько удивлен гнетущей атмосферой вокруг — даже по меркам сибирского мухосранска станция выглядела не важно. Не сказать, что он был человеком суеверным, но все же сейчас в голову начали закрадываться старые байки о маньяках, оборотнях и прочих представителях ночной фауны.
Обветшалая платформа была покрыта толстым слоем подтаявшего снега. Кое-где в проталинах проглядывал растрескавшийся грязный бетон. Вокруг не было ни лучика света. Только где-то в отдалении угадывались дрожащие огни, судя по всему, в окнах жилых домов, а по ту сторону железной дороги не то крест, не то какая-то похожая конструкция, чернеющая на фоне ночного неба. Глаза немного привыкли к мраку, и зрачки парня уловили очертания фонарных столбов с разбитыми лампами и пару ветхих проржавевших скамеек с гнилыми досками вместо сидений. Витя вдруг не удержался и громко ухнул в звездное небо. От его возгласа с ближайшего дерева вдруг, протяжно каркая, сорвалась стая ворон, а уже порядком измотанная Вета, испугавшись, ойкнула и вжалась в могучее плечо Макса. Клыкач флегматично достал из кармана сигареты и чиркнул зажигалкой. Трепещущий на ветру огонек на мгновение озарил пространство тусклым заревом, отчего старая станция стала напоминать древнее захоронение.
Когда-то давно один мамин приятель рассказал маленькому Вите старую байку, которая уже сто лет ходит среди новозарьевской милиции. О таинственной фигуре, которая появляется по ночам на крышах домов и забирается иногда в квартиры к плохим детям, чтобы высосать из них душу. Витю тогда эта невинная городская страшилка изрядно напугала. Почему-то сейчас, вспомнив тот рассказ, он подумал, что будь этот монстр на самом деле в таком месте как это, он был бы в самый раз. Под стать антуражу, так сказать. На том месте, где когда-то, очевидно, красовалось название остановки, сейчас виднелись только едва различимые на побитом коррозией металле буквы. Витя приблизился и прочел:
— Станция Красные холмы. Это что, город так называется?
— ПГТ, — спокойно ответила Готесса.
— Ладно, народ, че стоим, кого ждем? Погнали, а то у меня бухло стынет, — нарушил тишину Клыкач.
Готесса молча повернулась, спустилась по скользким ступенькам и, шурша черной, как окружающая ее тьма, юбкой, двинулась вперед по тропинке, ведущей к теряющимся на горизонте домам. Ребята, не мешкая, отправились следом.
***
Путь до населенного пункта оказался не таким уж и длинным. Витя еще немного выпил, дабы унять смутное беспокойство. Вета выхватила у него бутылку “Жигулевского” и жадно прильнула к горлышку. Парень усмехнулся, про себя решив, что она, видимо, тоже решила утопить страх в алкоголе.
Через несколько минут дорожка привела ребят на улицу, в которой угадывались какие-то признаки цивилизации. Готесса, возглавлявшая шествие, молча вела группу по пустынным проулкам поселка. Вокруг стояли лишь покосившиеся бараки и жалкие лачуги. Кое-где глаза выхватывали из мрака силуэты обшарпанных пятиэтажек. Людей на улицах не было, да и в окнах свет почти нигде не горел. Впрочем, в этом ребята ничего удивительного не видели. Все же не у всех есть столько свободного времени, чтобы тратить его на ночные посиделки и пьянки. Компания весело брела по заснеженному безлюдному поселку, оглашая округу пошлыми шутками и смехом. Звук их голосов, отражаясь от окутанных холодным сумраком стен, эхом проносился по населенному пункту, растворяясь в пространстве.
Наконец, завернув за очередной угол, ребята увидели слабо сияющую неоном вывеску, под которой находилась дверь захудалого магазинчика. Компания радостно устремилась к нему и шумно ввалилась внутрь. Колокольчик над входом тихонько зазвенел. Хоть никто в этом и не признался вслух, теплое и светлое помещение воспринималось друзьями словно спасательный круг посреди бесконечного океана.
***
Готесса безразлично стояла у витрины с компакт-дисками, пока ребята выбирали алкоголь. Витя ухватил несколько банок с гадким на вкус коктейлем и подошел к прилавку. Сонная продавщица оторвалась от модного журнала, поправила поеденный молью свитер и пробила товар.
— Я тебе говорю, Максим, мне это все не нравится! Давай уедем, а, — шепотом уговаривала Вета своего подвыпившего парня.
— Киса, ну ты опять за свое? Как ты себе это представляешь? Бросим Витька и вернемся на станцию ждать с моря погоды? Я сомневаюсь, что мы сейчас куда-то сможем доехать, да и не хочу сливаться. Я уже на бухич настроился. Вон, полрюкзака синькой набил. Расслабься и кончай ревновать, малыш.
— Макс, да какая нах*р ревность?! Я говорю, валить надо! Тебя совсем что ли это место не смущает, дурака? Или ты уже шары залил до такой степени, что не видишь, в какой жопе мы находимся?
— Слушай, все я вижу прекрасно. Ты с самого вокзала мрачнее тучи. Я только одного не понимаю, если ты не хотела с нами, зачем поехала? Я уже сказал, Витька не брошу и портить тусу не собираюсь. Утром, обещаю, как проснемся — свалим. Расслабься, я тебя очень прошу.
Витя расплатился за алкоголь и повернулся в сторону активно спорящей парочки.
— Ну, вы как, идете, или всю ночь отношения будете выяснять?
— Погнали. Ща только сиг куплю еще, — ответил Клыкач, отходя от недовольной Веты. Витя с удовлетворением посмотрел на ее раскрасневшееся лицо. Судя по всему, в кои-то веки мымра не смогла достичь желаемого и обломать всем кайф.
***
Путешествие по ночному поселку закончилось спустя десять минут, когда компания подошла к подъезду мрачной окруженной непроглядным лесом девятиэтажки. Одинокое здание стояло на небольшом отдалении от панельных хрущевок. Заурядная в обычной ситуации постройка сейчас выглядела, словно Эпайр Стэйт Билдинг посреди садового общества “Колосок”. В доме горела всего пара окон где-то на верхних этажах. Остальные проемы были черны, под стать окружающей мгле. Готесса потянула на себя ржавую подъездную дверь и зашла внутрь.
— Нам на какой? — спросил Витя, оказавшись в темном тамбуре.
— Четвертый, — ответила хозяйка.
Макс проследовал к лифту и нажал на остатки расплавленной хулиганами пластиковой кнопки. Раздался металлический лязг, но кабина не сдвинулась с места.
— Не работает. Пешком давайте.
Клыкач отошел от исписанных ругательствами дверей лифтовой шахты, обнял нервничающую Вету, и компания начала подъем. Ребята минули пролет с растерзанными остатками почтовых ящиков.
В подъезде, к счастью, свет был. Не слишком яркий, но достаточный, чтобы видеть ступеньки под ногами. Тусклые мутные лампочки гудели в углах лестничных клеток, озаряя путь наверх. Витя, проходя мимо очередной двери, вдруг подумал, что за люди живут в этом поселке? Почему не продали свои хибары и не переехали куда-то, где есть хоть какая-то инфраструктура.
— Слушай, а почему вы тут живете? — спросил парень у Готессы.
— В смысле? — удивилась та.
— Ну, ты не обижайся, конечно, но выглядит ваш райончик говено. В новозарьевской промзоне веселее.
— А, да это все отец. Получил когда-то квартиру на работе. Если бы не она, бомжевали бы уже, наверное. Спасибо козлу и на этом.
Витя решил, что семейная драма Готессы не то, что стоит обсуждать в данных обстоятельствах, поэтому прекратил расспросы и продолжил безмолвный подъем.
Готесса остановилась на четвертом этаже и постучала в дверь. Пару мгновений не было слышно ни звука. Затем с той стороны старой покрытой черным дермантином и клепками поверхности раздалась какая-то возня, и грубый голос спросил:
— Кто, б*я?
— Открывай, — ответила Готесса.
Лязгнул замок и дверь начала отворяться. Макс озадаченно спросил:
— Ты ж говорила, что хата свободная?
Готесса проигнорировала реплику и обратилась к компании:
— Погодите секунду. Я быстро.
С этими словами девушка юркнула в квартиру, захлопнув за собой дверь. С той стороны тонкой преграды послышались голоса, перебивающие друг друга. Мужчина или, скорее, парень материл Готессу почем зря, называя ее шалавой и сатанисткой. Человек был явно недоволен тем, что она привела с собой компанию. Девушка тоже не осталась в долгу, оскорбляя обидчика в ответ.
— Че тут за говно происходит? — задал Витя риторический вопрос. Ответа на него не последовало. Ребята молча стояли на грязной лестничной клетке, слушая семейную перепалку, и удивленно переглядывались.
Из доносящихся из-за двери криков стало понятно, что собеседник — это не то брат, не то племянник Готессы. Он приехал в квартиру, где та жила с матерью, чтобы навестить женщину вместе со своей девушкой. Впрочем, судя по тону беседы, Витя сделал вывод, что провинциальный альтруист, так же как и они сами, просто нашел, где прибухнуть холодным зимним вечером.
— Ну. Теперь-то, может, свалим отсюда от греха подальше, а? — пролепетала уже не на шутку перепуганная Вета.
— Блин, ты права, похоже. Витек, ты что скажешь? — спросил Клыкач.
— Согласен. Мне этот сабантуй тоже не нравится. Только электрички-то уже, на самом деле, не ходят. Подозреваю, что наша была последней.
— Епт, ну тогда дойдем до трассы и тачку поймаем. Наличка есть?
— Наличка-то есть, только ты, Макс, уверен, что мы сейчас кого-то сможем остановить? В пятницу ночью в такой-то перди? Чай не май месяц. Если никто не подберет, че делать будем? В сугробе ночевать?
— Бл*ть. И то верно. И какой тогда план?
— Да какой тут план может быть? Перекантуемся у этих фриков, а утром свалим, как и собирались. Если у вас нет в рюкзаке складного вертолета, других вариантов я не вижу.
— Мальчики, мне это все не нравится… — жалобно начала Вета.
— Малыш, Витек правду говорит. Сама подумай, в какой мы сейчас глуши. Ладно бы лето было, а так замерзнем где-нибудь, и хрен кто найдет.
Звуки скандала затихли, и воцарилась тишина. Мгновение спустя дверь, скрипнув, распахнулась. На пороге, озаряемая коридорным светом, стояла Готесса, призывно приглашая друзей внутрь. Витя сглотнул и сделал шаг вперед.
***
О своем решении остаться ребята пожалели сразу же, как вошли в малосемейку. Под ногами хрустела грязь и пыль, толстым слоем покрывающая старый линолеум. Витя задел ботинком пустую бутылку, отчего та опрокинулась и покатилась по коридору. В углу, сваленная в кучу, валялась одежда и обувь. Рядом с ней лежало растерзанное тело старой советской куклы. По всему коридору были разбросаны руки, ноги и головы таких же жуткого вида пупсов. Один из них сидел на комоде, прикрыв правый глаз, словно игриво подмигивая ребятам. Ввалившийся в квартиру Клыкач огляделся и поднял глаза к потолку. Тот был отделан странного вида металлическим панелями с узором и рифлением. Подобные элементы декора вышли из моды, казалось, лет сорок назад. В мутном, почти ставшим матовым от грязи и времени материале, парень разглядел свое озадаченное отражение. В конце коридора находилась дверь, грубо покрашенная белой краской. Глянцевая поверхность была покрыта потеками и разводами. Прямо посередине, прилепленный на скотч, висел плакат с пушистыми котятами. Милая и добрая картинка смотрелась в этом клоповнике словно издевательство. За дверью слышался звон стаканов и пьяный галдеж. Готесса поймала взгляд парней и ответила на немой вопрос:
— Они нас не побеспокоят. Брат приехал в гости. Не переживайте. Пойдемте.
Рядом с комнатой матери находилась еще одна дверь, ведущая, очевидно, в обитель Готессы. Друзья сконфуженно разулись, повесили верхнюю одежду на торчащий из отслаивающихся обоев гвоздь и последовали за хозяйкой.
***
Если в коридоре было по большей части просто мрачно, то в комнате девушки царила поистине инфернальная атмосфера. Одинокое окно было занавешено огромным куском толстого черного войлока. У стены рядом стоял маленький письменный стол с компьютером. Возле него расположилась вычурная на вид двуспальная кровать, заправленная черным покрывалом. Витя перевел взгляд на стену напротив и обомлел: прямо на ней красовалась огромная аккуратно выведенная кистью красная пентаграмма, окруженная постерами готик групп, фотографиями и газетными вырезками. Несмотря на то, что комната выглядела как филиал сатанистской церкви, здесь было довольно чисто. Пол был тщательно вымыт, а мягкая постель пахла свежестью.
Парни, порядком измотанные дорогой и тревожным путешествием сквозь Красные холмы, плюхнулись на кровать и достали из сумок бутылки. Гнетущую тишину нарушил веселый смех и шипение пивной пены. Готесса налила в кружку хмельной напиток и уселась за компьютер, выбирая музыку. Из колонок раздался депрессивный индастриал. Испуганная Вета подошла к стене с пентаграммой и стала разглядывать вырезки.


“...жертвой неуловимого маньяка, продолжающего орудовать на севере Новозарьевска, стала очередная девушка. Первые слухи о жестоком убийце, начавшем свою деятельность в научном районе, поползли по городу еще двадцать лет назад. Сотрудники охраны правопорядка пока отказываются комментировать ситуацию, ссылаясь на секретность. Однако начальник милиции Новозарьевска заверил общественность, что следствие уже располагает всей необходимой информацией по делу и поимка преступника теперь вопрос времени…”


Девушка перевела взгляд на другую статью. На пожелтевшей бумаге красовалось потускневшее фото деревянного дома, стоящего на берегу какой-то реки.


“...отказалась называть конкретные причины этого загадочного происшествия. Напомним читателям, что деревню Порожняя новозарьевской области жители начали покидать в конце восьмидесятых. Некоторые связывают исход из населенного пункта с загадочным исчезновением жены местного начальника, однако проведенная проверка не выявила ни состава преступления, ни каких бы то ни было объективных факторов, вызвавших данные события. Конспирологи продолжают утверждать, что Порожняя является так называемым нехорошим местом. Нам удалось провести беседу с бывшим губернатором. Он называет слухи о проклятой деревне всего лишь свойственными сибирякам суевериями и подчеркивает, что запустение отдаленного населенного пункта явилось результатом тяжелого экономического положения страны в тот период времени, и, конечно, ни с какой паранормальной активностью это не связано. Тем не менее наш корреспондент решил провести собственное расследование и пришел к следующим выводам…”


Статья обрывалась на полуслове. Остаток вырезки был безвозвратно утерян, поэтому узнать, до чего же все-таки докопался отважный журналист, Вета не смогла. Она пробежалась глазами по другим клочкам бумаги. На одном из них была выдержка из репортажа о загадочных происшествиях в городском метро, на другом — слухи о неких существах, якобы таящихся в канализации. Рядом висели фотографии разных людей и мест. Судя по всему, Готесса, помимо своей очевидной страсти к оккультной эстетике, в качестве хобби развлекалась сбором баек и небылиц про оборотней. Вета совсем не была сторонником городских сумасшедших и в подобный антинаучный бред верила с трудом. Разве может что-то мистическое происходить в двадцать первом веке? Здесь и сейчас, когда у каждого в кармане лежит сотовый, а дома можно спокойно зайти в интернет. Девушка хмыкнула и, отвернувшись от стены, подошла к уже почти допившим первую полторашку ребятам.
***
Максим глубоко затянулся. По комнате распространился характерный запах. Вета помахала перед лицом пухлой ладошкой. Готесса отставила стакан и приняла тлеющий сверток из Максовой руки. Клыкач заметно повеселел, откинулся на мягкую поверхность кровати и глуповато захихикал. Спустя пару мгновений девушка улеглась рядом с ним, бесцеремонно прижавшись к крепкому плечу. Вета гневно посмотрела на представшую перед ней картину, но, взяв себя в руки, от дальнейшей эскалации воздержалась. Она была еще не настолько пьяна, чтобы не понимать — если она устроит сцену, и если их вышвырнут за дверь, ночевать придется в лучшем случае на лестничной клетке. Квартира Готессы, конечно, не многим от нее отличается в плане убранства, но здесь все же тепло и более-менее безопасно. Так что толстушка проглотила злобу и решила занять выжидательную позицию, намереваясь пресекать только совсем уж явные покусительства на своего благоверного. К тому же она не без удовольствия подумала, что чем больше дров сегодня наваляет обдолбанный Максим, тем больше репараций она сможет с него получить потом.
Витя, тоже изрядно повеселевший, глотнул еще немного пива и почувствовал зов природы. Он, слегка пошатываясь, вышел из комнаты и стал шарить рукой в поисках выключателя. Включив, наконец, свет, парень еще раз посмотрел на изрядно засранный пол, опасливо покосился на дверь с котиками и проследовал в туалет.
Уборная была в таком же плачевном состоянии, как и вся остальная квартира. Когда Витя шагнул внутрь, по полу в панике забегали два таракана. Насекомые отступили в тень и скрылись где-то в переплетении ржавых труб. Парень с отвращением оторвал кусочек туалетной бумаги и с его помощью поднял крышку унитаза с шоколадницей. Витя усмехнулся, пожалев горе инженеров, которые когда-то решили, что такая конструкция фаянсового трона будет практична и удобна. Сделав свое дело, он с помощью все того же клочка бумаги дернул смыв и отправил обрывок вслед бушующим в недрах канализации потокам.
Парень, насвистывая, вышел из отхожего места и юркнул в ванную. Он покрутил краники, и после недолгого гудения по трубам заструилась вода. Витя помыл руки, скептически посмотрел на грязное полотенце, висящее на крючке, и вытер ладони о футболку. Уже собравшись возвращаться к друзьям, он вдруг задержал взгляд на чугунной ванне.
Там стояла здоровенная желтая эмалированная кастрюля с крышкой. На боку красовался радостный медвежонок, сжимающий в лапках цветок. Сначала парень удивился — не самое подходящее место для посуды. Впрочем, он не придал этому особого значения. В таких емкостях иногда готовят суп в школьной столовой или кипятят воду, когда ЖЭК отключает горячую. Иногда в подобной кастрюле Витина бабушка квасила на зиму капусту и замачивала огурцы. Рассудив, что и в этой таре ждут своего часа какие-нибудь овощи, парень выключил в ванной свет и отправился допивать “жигуль”.
***
Через полчаса возлияний ребята окончательно дошли до кондиции. Витя вальяжно сидел в кресле с кружкой, а Клыкач валялся на кровати, покуривая самокрутку. С трудом, но парни все-таки смогли добиться музыкального компромисса с Готессой, и теперь замогильные индастриал запилы чередовались позитивными звуками регги и британского рока эпохи холодной войны. Вета все это время тихо сидела на кровати рядом с Максом, изредка робко прикладываясь к стакану с пивом. Нервы девушки были уже на пределе, и заглушить тревогу не мог даже алкоголь.
— Не, ты, Витя, все-таки пургу гонишь. При чем тут “Битлз”? — спросил Макс.
— Клык, ты че, правда не понимаешь? — ответил парень.
— Ну, объясни, раз такой умный.
— Тлетворное влияние. Что тут еще сказать? Это на западе они воспринимались нормально, а для советской молодежи это был тихий голос свободы. Запретный плод. Я не говорю, что во всем виноваты именно “Битлз”, но они уж точно свою роль в развале сыграли. Просто начали процесс разложения общества. Вся идеология ведь зиждилась на патриотических лозунгах, верности отчизне и все такое, а молодежи это все неинтересно. Тут проблема даже скорее в том, что руководство страны было уж слишком твердолобым. Никто ведь никакой альтернативы не предлагал толком. Вот если бы создали парочку своих групп, организаций, может, каких-нибудь оппозиционных кружков по интересам, было бы все спокойно. Жаждущие перемен просто сидели бы себе и сублимировали агрессию в творчество. Но нет. Типичное для наших стремление сначала все запретить, а потом разбираться.
— Бред, Витек.
— Почему же?
— Да потому. Что это за страна, которую могут расколоть несколько патлатых задротов?
— Ну, я же не говорю, что они прямо так раскололи. Просто посеяли зерно, которое проросло в отрицание отечественных ценностей. Типичная история. Культурная интервенция.
— Тебе бы с такими теориями на РЕН ТВ выступать. Да и к тому же, раз битлы это такой деструктивный феномен, что ж ты сам-то их тогда слушаешь?
— Ну, музыка-то хорошая. К тому же уже ничего не поделаешь. И вообще…
— Есть хотите? — вдруг прервала геокультурологический дискурс Готесса. Парни вмиг оживились и отбросили разногласия.
— Вот это другое дело! — воскликнул Макс, поднимаясь.
Как и любые студенты, ребята всегда находились в состоянии голода различной степени. Немногочисленные финансы, порой оседающие в карманах, они, естественно, тратили в первую очередь на алкоголь и прочие увеселения, так что в итоге денег на нормальную еду никогда не оставалось. Витя приготовился к вписке и взял с собой пару упаковок китайской лапши быстрого приготовления — дешево и сердито. Но, когда он услышал о возможности нормально поужинать, да еще и на халяву, все внимание парня сосредоточилось на этом пищевом везении. Так что, ни секунды не колеблясь, компания поднялась с насиженных мест и пошла вслед за Готессой. В коридоре Вета вдруг удивилась и подумала про себя, что тот факт, что вместо кухни девушка повела их в ванную комнату, выглядит как-то странно…
***
— Надо мясо помыть, — как всегда безэмоционально произнесла Готесса.
Уже порядком одурманенные парни не придали этому ее заявлению особого значения. Вета же, напротив — напряглась, терзаемая недобрыми предчувствиями. Готесса молча зашла в ванную, наклонилась над эмалированной кастрюлей и сняла крышку.
Все, что было дальше, казалось Вете дурным сном. В нос сразу же ударил железистый запах. Не помня себя от волнения и нарастающего страха, девушка подошла ближе и обомлела. Здоровенная металлическая емкость советского производства была заполнена какой-то пенящейся кровяной жижей. Готесса без малейшего колебания закатала рукав своей черной толстовки и запустила изящную руку прямо в кастрюлю. Мгновение спустя она достала на свет божий солидный шматок кровоточащей плоти и поместила его в заранее приготовленную тарелку. После этого Готесса так же спокойно закрыла кастрюлю и протянула тарелку Вете.
— На, помой на кухне пока. А вы картошку почистите.
Окончательно лишенная дара речи Вета словно на автопилоте приняла мясо и уставилась на него, выпучив глаза. Макс и Витя все еще стояли возле ванной, безуспешно пытаясь унять подкатывающие смешки. Впрочем, теперь это было скорее нервное.
— Б*я, Витек, походу человечину хавать будем, — выдавил Макс сквозь приступ смеха.
— Ага, походу, — подтвердил Витя.
— Ну вы помогать будете, нет? — раздался немного раздраженный голос хозяйки.
***
Вета с трудом преодолела первый шок и медленно поплелась на кухню. Здесь было так же грязно, как и в коридоре. Девушка подошла к раковине и, подавляя наворачивающиеся слезы страха, включила воду. Струя холодной жидкости хлынула из крана и потекла в покрытый слизью и пищевыми отходами слив. Вета с отвращением подставила тарелку с мясом под поток. Кровь вперемешку с бурыми сгустками начала понемногу утекать вместе с водой.
— Эм-м, а че это за мясо такое, а? — спросил немного пришедший в себя Витя.
— Не знаю. Вроде свинина. Или говядина, может, — флегматично ответила Готесса.
“Или заплутавший турист”, — подумала про себя Вета, продолжая омовение.
Готесса вдруг вытащила откуда-то нож и подошла к Максу. На мгновение все замерли, ожидая страшного. Но девушка перевернула орудие и, взявшись за клинок, протянула инструмент парню рукояткой вперед. Затем она достала из-под стола ящик с картошкой, выложила на стол несколько клубней и оставила друзей на время одних.
— Ребята, я это есть не буду. Это же реально человечина! — пролепетала Вета трясущимся голосом.
— Вет, не пори чушь. Какая человечина? Просто какую-нибудь тушу купили по дешевке и все. А в холодильнике не помещается. Да и будь это человечина, нафига бы она нас звала тогда в гости?
— Хороший вопрос, — задумался Витя. — Может, чтобы и нас в эту кастрюлю упаковать?
— Витек, и ты туда же? С чего вы вообще все это взяли? Лично я видел, да, мерзкую, но обычную кастрюлю с мясом.
— И с каких это пор кастрюля с мясом в ванной для тебя обычное дело? — прошептала Вета.
— Блин, я согласен, что у Готессы семейка, похоже, прип*зднутая, но это же не значит, что они людей жрут. Вы че ужастиков насмотрелись? Да и даже будь это так, мочить своих одногруппников да еще у всех на виду, это уже полный бред. Тут ведь уже завтра маски-шоу будут тогда, и все мордой в пол лягут.
— А ты, Макс, вспомни, кто знает вообще, что мы тут сейчас. Лично я никому ничего не говорил. Мать не знает даже, что я сегодня дома не ночую, а уж про то, что поехал в какие-то еб*ня х*р пойми с кем, и подавно. Вы с Ветой вообще вдвоем живете. А в шараге тем более не в курсе. Знают, что мы вместе с Готессой выходили и все. Думаешь, из-за трех студентов-бухариков план перехват по области введут и войска выдвинут? Нет, друг мой дорогой. Нас вообще никто даже искать не будет.
— Витя, это уже какая-то шиза, если честно. Тебе бы завязывать надо с травой, а то мозги поплавились, — ответил Клыкач, но уже без былой уверенности.
***
Когда через несколько минут в помещение вернулась Готесса, ребята уже обо всем договорились. Вета так и не смогла убедить парней в необходимости срочной эвакуации, но компромисс они все-таки нашли.
Девушка в шутливой форме объяснила Готессе, что она ужинать не будет, сославшись на свою диету. В правдивость этой версии поверить было нетрудно. Взглянув на угрожающе нависшие над поясом джинс бока девушки, Витя подумал, что ей и правда не мешало бы задуматься о подобных мерах. Парни, в свою очередь, включив дурочка, тоже начали отнекиваться, но в итоге с трудом сошлись на том, что будут только картошку.
Ребята помогли с подготовкой ингредиентов для блюда и вернулись обратно в комнату, оставив заметно обиженную Готессу готовить еду. Тревога как-то незаметно отступила. Они еще какое-то время продолжали обсуждать творящиеся в этой странной квартире события, но разговор, подогреваемый спиртным, быстро перетек в русло шуток и совсем уж фантастических теорий, постепенно скатившись в традиционное обсуждение городского фольклора, Витиных рассказов про кадку и пьяного обсуждения политики.
Через некоторое время Готесса позвала всех ужинать. Ребята вновь отказались от мяса, но вкусную жареную картошку умяли на раз.
Веселье в затерянной где-то за Искитимом квартире девятиэтажки продолжалось до поздней ночи. Впрочем, весельем это назвать было сложно. Несмотря на выпитое и выкуренное, ребята все-таки были в некоторой степени на нервах. Уже перед самым завершением банкета Готесса отлучилась из комнаты, и Вета, воспользовавшись моментом, внесла на рассмотрение предложение по обеспечению безопасности группы. Договорившись, друзья решили, что ночью будут по очереди дежурить и контролировать ситуацию, ибо перспектива спать в этом злачном месте пугала не только пухлую девушку Макса. Витя завел на телефоне будильник и вызвался быть первым.
Готесса, вернувшись, расстелила постель и уложила компанию. Она настояла на том, чтобы лечь между Максом и Ветой. Последняя, на удивление, не стала противиться. Вета уже была слишком вымотана сегодняшними приключениями, так что на приступы ревности и защиту чести сил у нее уже не осталось. Даже когда лежащая рядом ненавистная провинциальная неформалка без какого-либо стеснения обняла Клыкача и закинула ему ногу на бедро, Вета думала только об одном. Она, убежденная атеистка и прагматичный подросток эпохи интернета, мысленно молилась всем богам, чтобы эта невыносимая ночь поскорее закончилась, чтобы они наконец смогли покинуть это проклятое место, чтобы наступил новый день, а вместе с ним спокойствие и уверенность. Вета решила, что больше никогда, ни при каких условиях не поедет загород, и уж тем более в компании малознакомой ненормальной шизофренички. С этими мыслями она, незаметно даже для самой себя, погрузилась в сон.
Витя лежал на боку с открытыми глазами, ожидая конца дежурства. Он договорился с Максом, что тот будет хранить покой группы следующим. Оставаться в сознании было все сложнее. Слабость и кружащиеся в голове вертолеты давали о себе знать, но Витя держался. Держался из последних сил, но в какой-то момент граница между сном и бодрствованием размылась. Парень попытался оторвать голову от подушки, чтобы вернуться в реальность, но тяжелые веки неумолимо опустились, зашторив уставшие глаза, и одинокий часовой, провалив задание, захрапел, пуская слюни.
В полной тишине Готесса поглаживала могучее плечо спящего Макса, загадочно улыбаясь.

5. Новая заря
Девушка проснулась от давящего рвотного позыва, тяжело перевернулась на другой бок и соскользнула с кровати на пол. Комната была погружена в непроницаемый мрак. Тишину время от времени прерывали тихие посапывания мирно спящих ребят и завывания ветра за окном. Вета тяжело поднялась на ноги и, из последних сил сдерживая подкатившую к горлу тошноту, пошатываясь и опираясь о стену, проковыляла в коридор.
Времени на то, чтобы искать в темноте выключатель уже не было, поэтому девушка наощупь, запинаясь о разбросанный по полу хлам, с трудом добралась до спасительной двери, с грохотом ворвалась в туалет и, упав на колени, прильнула к фаянсовому трону, извергая из себя все лишнее. В голове все еще царил полный хаос. Опьянение почти отступило, но на его место пришла апатия и душевные страдания. Спустя десять бесконечно долгих минут желудок Веты окончательно очистился, но голова все еще шла кругом. В ушах словно били в набат. Она дрожащими руками оторвала кусочек бумаги, тяжело дыша, вытерла взмокшее от пота и натуги лицо и выползла из туалета.
Привалившись к стене, Вета зажгла свет в ванной, зашла внутрь и включила воду в раковине. Девушка сперва жадно прильнула к ледяной струе губами, утоляя невыносимую жажду, а затем, подумав, сунула под свежий поток голову целиком. Приятная прохлада окутала лоб и шею, немного оживила затуманенный мозг. Вета какое-то время стояла недвижимо. Покачиваясь и наслаждаясь журчанием влаги. Немного придя в себя, она еще раз умылась и выключила воду. В этот момент девушка вдруг заметила все еще стоящую в ванной кастрюлю. Крышка была слегка сдвинута, и в жерле зловещей посудины поблескивала бурая жижа. Вета, сама не зная зачем, подошла ближе и тихонько приподняла крышку.
Там, в темной глубине, что-то явно шевелилось и извивалось. Девушка неосознанно задержала дыхание и неотрывно таращилась округлившимися глазами в хтоническое мясное чрево. Чем дольше она смотрела в толщу кровавой воды, тем больше ей казалось, что она слышит какой-то далекий голос, звучащий словно прямо в голове. Вдруг кастрюлю тряхнуло, и на поверхность ванны выплеснулась часть содержимого, вмиг превратив простой постсоветский санузел в какую-то кошмарную сцену из фильма ужасов. Разлившаяся повсюду склизкая субстанция попала Вете на одежду, отчего девушка вскрикнула и, потеряв равновесие, повалилась на спину.
Не помня себя от паники, она, словно каракатица, выкарабкалась из комнаты и захлопнула ногой дверь. Возможно, это был плод еще не вполне трезвого воображения, но Вете почудилось, что в самый последний миг, когда дверь уже почти отрезала от затуманенного взора окровавленную ванную, на месте кастрюли начала подниматься фигура, словно сотканная из лохмотьев плоти.
Вета, стараясь не издавать ни звука, лежала на полу, уперев ноги в дверь. Она боялась, что как только отпустит, жуткое существо тут же набросится на нее и совершит что-то страшное. Впрочем, тянулись мучительные минуты, но ничего не происходило. Немного успокоившись, девушка внимательно прислушалась. В ванной царила полная тишина: ни хлюпанья, ни влажных звуков шагов по растрескавшемуся кафелю — ничего.
Однако кое-что Вета все-таки услышала. Правда, шум, который донесся до ее ушей, исходил совсем из другого помещения и вызывал не страх, а злобу, ненависть и дикий приступ ревности. Девушка уловила тихие постанывания Клыкача и мерзкий, довольный смех Готессы. Забыв обо всех своих переживаниях, Вета вскочила на ноги, не обращая внимания на тошноту и головную боль, и, уже готовясь отделать проклятую шалаву-неформалку как бог черепаху, ворвалась в комнату, трясясь от ярости.
Боевой раж и жажда крови растаяли, словно эхо, как только девушка переступила порог.
Совершенно темная еще полчаса назад комната сейчас была озарена странным, каким-то неестественным алым сиянием. Небрежно выведенная на стене пентаграмма, казалось, пульсировала и бугрилась. По неровным линиям краски пробегали огненные всполохи, сопровождаемые глухими ударами. Лица с газетных вырезок смотрели на девушку с неподдельным интересом и будто бы голодом.
На кровати, оседлав Максима, сидела перемазанная чем-то бурым Готесса. С каждой звуковой волной она вкладывала в рот, словно пребывающего в трансе, парня небольшой кусочек сырого мяса, сопровождая это истерическим смехом. Клыкач лежал недвижимо, но активно шевелил челюстями, довольно причмокивая. С уголков его рта стекало красное. Очередной громоподобный импульс пробежал по светящемуся символу, сопровождаемый нечеловеческим грохотом, и вдруг все затихло.
Вета, ошарашенная сюрреалистической картиной, просто стояла с открытым ртом, не в силах пошевелиться. Она безвольно смотрела, как Готесса медленно слезает с Максима, демонически скалясь, как вальяжно, словно в замедленной съемке, приближается. Когда безумная сектантка была уже в шаге от скованной ужасом Веты, последняя нашла в себе силы и вдохнула полной грудью, чтобы истошно завопить, но крик застрял где-то в горле, после того, как Готесса, схватив девушку за шею и не прекращая инфернально улыбаться, вложила ей в рот небольшой кусок мяса и зажала сопротивляющиеся губы своей изящной окровавленной рукой.
***
Вета открыла один глаз и сощурилась. Комната все так же была темна. За окном, очевидно, уже светало, но непроницаемая войлочная занавеска не пропускала ни единого лучика, поэтому сиянию утреннего солнца приходилось пробиваться только по ее краям. Впрочем, даже этого жалкого контурного освещения было достаточно, чтобы разглядеть окружение. На полу валялись пластиковые бутылки и упаковки от чипсов — руины вчерашнего веселья.
Готесса непринужденно сидела за компьютером и рубилась в какую-то стратегию, не обращая внимания на гостей, Витя развалился в кресле и попивал из кружки горячий чай, а Максим мирно спал возле Веты, повернувшись на бок. Все еще пребывая под впечатлением от ночного кошмара, девушка вдруг встрепенулась и рывком перевернула Макса на спину. Витя и Готесса оторвались от своей утренней нирваны и удивленно посмотрели на девушку. Вета со страхом уставилась на Клыкача. Тот осоловело разомкнул слипшиеся веки и непонимающе взглянул на свою пассию.
— Ты чего? — спросил Макс через мгновение.
— Да ничего. Сон приснился дурацкий, — ответила та, убедившись, что ни кусков мяса, ни кровавых разводов нет ни у Максима на лице, ни вообще где бы то ни было в комнате.
— Че, Вет, белочку ищешь? — ехидно поинтересовался Витек, наблюдая, как девушка осматривает помещение. Та не удостоила его ответом и, оглядев всю комнату, немного успокоилась.
— Вы бы хоть окно открыли, а. Дышать невозможно, — проворчал Клыкач, поднимаясь с постели.
— Да, это дело, — согласился Витя и протиснулся к форточке, за которой уже пели февральские птицы.
***
Спустя полчаса ребята попрощались с разочарованной Готессой и покинули стремную квартиру. Макс и Витек, в общем-то, были не против продолжения банкета, но Вета наотрез отказалась оставаться в этом злачном месте еще хоть одну минуту. О своих ночных переживаниях помятая девушка решила не распространяться, так как справедливо полагала, что всерьез ее все равно никто не воспримет. Да и смысла в этом уже не было, ведь темнота наконец-то рассеялась, и ребята могли спокойно добраться домой и забыть все это раз и навсегда. Вета не стала ни завтракать, ни, тем более, принимать душ. Перспектива еще раз зайти в ванную комнату вызывала у нее легкий тремор, поэтому девушка ограничилась лишь умыванием в раковине на кухне.
— Нормально так посидели, — улыбнулся Готессе Макс, когда ребята уже стояли в прихожей.
— Ага. Скоро увидимся, — проворковала та и обняла друзей на прощанье. Вета, с трудом подавив недоверие и страх, позволила заключить себя в объятия.
Ребята покинули облезлый подъезд и вышли на улицу. Раннее утро сопровождалось легким ветерком, ворочающим по земле разнообразный мусор. В небе и на деревьях кружили стайки ворон, оглашавшие округу своим зловещим карканьем. День обещал быть пасмурным и хмурым, но хотя бы светлым. Впрочем, даже несмотря на свет, поселок не стал выглядеть менее мрачно. Заметенные снегом постройки и улицы стояли так же безмолвно. Не было слышно ничего, кроме шума покачивающихся деревьев и щебета редких птиц.
— Так, нам туда вроде, — сказал Витя, немного подумав.
— Ты уверен? — спросил его Макс.
— Ну, похоже на то. Тут один хрен три с половиной дома. Рано или поздно выйдем к станции. Забей.
— Хм, лады, — с сомнением ответил Максим, и группа двинулась в путь.
***
Витя быстро утратил уверенность в своих способностях ориентирования на незнакомой местности и уже просто бесцельно плутал по одинаковым улицам в надежде найти хоть какие-то запомнившиеся объекты. Вета, измотанная переживаниями и неспокойной ночью, исчерпала все свои эмоциональные силы и просто шла следом. Беспокойство передалось даже вечно спокойному Максу. Тот с сомнением комментировал маршрут и предлагал пересмотреть тактику.
— Витек, б*я, я тебе говорю, мы не туда идем. Нам надо выйти к частным домам, а тут только какие-то пятиэтажки раздолбанные.
— Я, Макс, в кадке был лучшим по прокладыванию пути, так что не бубни под руку.
— Не бубнил бы, если бы мы понимали хотя бы, где находимся. Ты нас, Сусанин хренов, куда завел вообще?
Витя вдруг остановился и огляделся. Он подошел вплотную к Клыку и тихо прошептал на ухо:
— Ты не поверишь, конечно, но это совсем не та местность, что была вчера. Я даже не знаю, как сказать. Похоже, изменился город. Я уверен на сто процентов, что мы шли этой дорогой, — произнес парень вполголоса, чтобы не напугать Вету. Впрочем, та и так натерпелась настолько, что сейчас не удивилась бы ничему.
— Че ты мелешь, а? В Сайлент Хилл переиграл что ли? Это не город изменился, а у тебя в мозгу что-то с похмелья отпаялось. Давай-ка не наводи тут панику. Я поведу, — резко отрезал Максим и оттолкнул друга в сторону.
Пустынные улицы сменяли одна другую. Ребята шли по незнакомому поселку в надежде увидеть наконец очертания станции или, на худой конец, того магазина, где вчера закупались. Пейзаж был таким же безжизненным, что и накануне. Свет в окнах почти не горел, транспорт не двигался. Кое-где стояли занесенные снегом автомобили, но создавалось впечатление, что никто ими не пользовался уже пару недель. Несколько раз парни замечали бредущих куда-то людей, но те всякий раз исчезали за поворотом, стоило попытаться их догнать.
Впрочем, если отбросить мистические суеверия, все эти события легко укладывались во вполне рациональную картину мира. Все-таки в субботу утром даже в большом городе не слишком оживленно, а уж в таком Устьпердищенске, как этот, народ наверняка до сих пор валяется на диване перед телевизором или спит, отдыхая от тяжелой рабочей недели. Да и неудивительно, что никто не горит желанием общаться с сомнительной залетной помятой компанией подростков, слоняющихся по городу. Витя, несмотря на весомые аргументы Макса, все больше склонялся к версии о том, что они невероятным образом проснулись в иной реальности или в параллельном измерении. Впрочем, даже он сам считал это мнение полнейшим фарсом.
Спустя некоторое время Вета вдруг воскликнула что-то и показала пальцем в сторону. Парни мигом проследили взглядом за направлением руки девушки и с облегчением заметили небольшую группу людей, идущих по запорошенной тропинке в сторону леса. Друзья чуть ли не бегом понеслись вслед за ними, но, когда завернули за угол, людей уже не было.
— Какого х*ра? — удивленно выпалил Клыкач. — Они же только что тут были. Куда делись, б*я?
— А я говорил! Жопу ставлю, тут какая-то паранормальщина творится.
— Ты, Витек, погоди своими сокровищами раскидываться. Вон там видишь? — проговорил Макс. Метрах в двухстах от ребят, теряясь среди густых деревьев, возвышался купол, украшенный крестом.
— А я помню эту церковь! — воскликнула Вета. — Она же у самой станции стояла.
— Вот-вот. Так что, походу, выбрались мы, наконец, — довольно сказал Клыкач и зашагал по снегу.
***
Ребята, расслабившись, добрели до церквушки. Храм представлял собой печальное зрелище: краска с деревянных стен порядком облупилась, обнажив испещренную кавернами поверхность. Один из куполов отсутствовал, крест на другом был накренен под таким углом, что, казалось, вот-вот рухнет вниз. Несколько окон были забиты досками, пара других потрескалась и готова была вывалиться в любой момент. Дверь собора была слегка приоткрыта. Изнутри доносилось тихое церковное пение, и где-то в глубине еле заметно брезжил свет.
Максим шагнул в сторону входа, но Витя резко схватил друга за руку.
— Совсем е**нулся? Хрен я тебя туда пущу.
— Витек, хорош х*рней страдать, отпусти. Надо дорогу у них спросить, — ответил Клыкач. Витя еще сильнее сжал его предплечье.
— Максим, Витя дело говорит, — вклинилась в разговор девушка. Витя впервые за долгое время был рад, что она открыла рот. — Я, конечно, в мистику не верю, но вот туда точно идти не надо. К тому же мы и так знаем, что станция рядом. Пошли, а.
Клыкач с сомнением посмотрел на Вету, но все-таки согласился с девушкой и отбросил желание познакомиться с местной паствой. Витек облегченно выдохнул, радуясь верному решению товарища. Ребята прошли мимо зловещего вида храма и наконец увидели вдали долгожданные очертания станции. Друзья вышли через полусгнившую калитку на лесную тропинку и заспешили вперед.
— Я только одного не понимаю, когда мы вчера приехали, церковь определенно находилась с другой стороны железной дороги. Как мы тогда до нее дошли, не пересекая полотно? — начал вслух размышлять Витя.
— Ну, может, тут не один храм. Как тебе такой вариант, а? — съязвил Макс.
— Да я че-то сомневаюсь. В поселениях такого размера редко делают по несколько соборов. Да и никакой другой церкви мы вчера не видели.
— А хрен его знает. Я не знаю, как ты, а я был такой бухой, что и первую не заметил, так что делать выводы на основании пьяного блуждания впотьмах такая себе идея. Может, пути проходят в каком-нибудь тоннеле, или в городе какое-то депо. Куча разных вариантов может быть, но ты, друг мой, естественно сразу выбрал паранормальный. Даже если это и так, какая теперь разница? Станция впереди. Сейчас уедем из этих еб*ней к чертовой бабушке и все.
Ответа не последовало. Ребята молча волочили ноги по тропинке, стараясь ни о чем не думать. Слева показалась небольшая стела с названием населенного пункта. К щербатой поверхности была прикреплена доска почета с именами видных деятелей поселка. Рядом с ней висела побитая временем, но все еще сохранившая опрятный вид табличка с исторической справкой и солнечной фотографией ПГТ с высоты птичьего полета. Друзья, не сговариваясь, подошли к ней и молча начали читать выцветшие буквы:


Поселок городского типа Красные Холмы был основан в 50-е годы двадцатого века. В 1952 вокруг эвакуированного во время войны горнодобывающего комбината “Маяк 4” рабочие образовали небольшую деревню, которая в 1958 получила статус рабочего поселка. Название населенного пункта происходит от реки Красная, протекающей на западной окраине. В 1960-м на ее берегу был заложен памятник воинам-сибирякам, павшим во время Великой Отечественной войны. 413 бойцов красной армии захоронены в братской могиле, напоминающей курган или холм и являющейся центром памятника. В 1972 году, по случаю двадцатилетия ПГТ и по многочисленным просьбам жителей, был основан Краснохолмский собор в честь Николая Чудотвоца. Храм является местом паломничества жителей окрестных деревень и главной гордостью жителей поселка. На сегодняшний день население населенного пункта насчитывает более 10000 человек. В поселке работает 9 общеобразовательных школ, две из которых с инженерно-техническим уклоном и одна с декоративно-прикладным. Население обслуживает две поликлиники, автовокзал и железнодорожная станция. Инфраструктура активно развивается. Так за первую половину 1997 года было возведено три автобусных остановки, пять пятиэтажных кирпичных домов и один крупнопанельный девятиэтажный. Жители Красных Холмов преимущественно заняты на градообразующем предприятии, однако вместе с этим в ПГТ развивается сельское хозяйство и художественная самодеятельность. Местные жители занимаются разведением скота, сами пекут хлеб. Особенной популярностью среди гостей пользуется местный целебный травяной чай, секрет которого хранится в тайне. К услугам посетителей города гостиница, несколько кафе и сувенирные лавки. Мы гордимся своими успехами и уровнем жизни и надеемся, что вы у нас задержитесь и оцените гостеприимство.
                Администрация ПГТ Красные Холмы

— Мда-а, — протянул Макс, обернувшись на виднеющийся позади поселок. — Потрепала их жизнь, конечно.
— Да уж. Но это уж точно не наше дело. Спасибо за прием, но я нагостился. Пора и честь знать, — иронично проговорил Витя.
— Пойдемте уже, — раздраженно бросила Вета, и компания продолжила путь к железнодорожной станции. На этот раз ни на что не отвлекаясь.


6. Куда уходят поезда
Вьюга пронесла над перроном ворох неизвестно откуда взявшихся мерзлых листьев. Ржавая табличка с названием станции качнулась от налетевшего ветра и тихо скрипнула в студеном пространстве. Ребята взошли по скользкой лестнице и огляделись. Днем пункт остановки электричек, как и весь остальной поселок, выглядел так же плачевно, как ночью. Теперь друзья смогли получше рассмотреть все детали. Станция была достаточно короткая и аскетичная, если не сказать ущербная. Весь ее вид кричал о том, что сооружение давно заброшено. Впрочем, на просторах огромной страны так традиционно выглядело многое, а на деле оказывалось, что все работает, просто выглядит неважно. В дальнем конце перрона располагалась небольшая постройка — очевидно, административное здание. В бетонное основание платформы было вмонтировано несколько рядов примитивных скамеек. Часть из них была лишена деревянных сидушек, так что остался только ржавый остов. Над путями тянулись бесконечной черной струей провода линии электропередач, а за железнодорожным полотном стояла непроглядная стена густого хвойного леса. Витя недоуменно посмотрел на, по-прежнему висящую на честном слове, табличку с надписью “Красные Холмы” и проговорил:
— Вот теперь я точно ничего не понимаю. Я уверен, что вчера видел крест именно с той стороны. И уверен в том, что это та же самая станция. Как так? Они что, за ночь церковь перенесли?
— Витек, ну ты уже заманал со своим расследованием. Пошли за билетами, — проворчал Макс.
Друзья, ежась от холодного ветра, проследовали по обледеневшей поверхности станции и подошли к зданию. При ближайшем рассмотрении оказалось, что строение пустует. Сквозь лишенные окон проемы внутрь намело толстый слой снега, а дверь была наглухо заперта. Максим растерянно обошел кирпичную коробку по периметру и, не найдя ничего полезного, вернулся к ребятам.
— Нифига.
— Мда, похоже, придется зайцем. Ну, ничего не поделаешь…
— Витек, а че там за дед? — перебил товарища Клыкач.
Оглянувшись, Витя и правда увидел на одной из потрепанных скамеек фигуру сидящего мужчины неопределенного возраста в простом, но теплом на вид пальто. Собственно, в этой ситуации не было ничего сверхъестественного, если бы не тот факт, что это был первый человек за долгое время, которого они смогли разглядеть настолько близко. Витя неуверенно подошел и окликнул незнакомца.
— Здравствуйте.
— И тебе не хворать, сынок.
— Меня Витя зовут, — произнес парень, протягивая ладонь.
— Алексей Петрович, — ответил старик, потирая бок.
— Вы в порядке?
— Ага. Желудок сводит, зараза. Ты чего хотел-то, боец?
— А, да это, нам бы до Новозарьевска добраться, а расписание не знаем. Не подскажете, когда следующая электричка?
— Эх, молодежь. Тут на расписание полагаться бесполезно. Я-то сам тоже из Новозарьевска.
— А здесь почему остановились?
— Да надо было отдохнуть перед дорогой. У меня жена там дальше. — Старик неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. — Вот к ней тороплюсь. Она захворала чего-то, везу ей гостинцев. Алька у меня сладкоежка та еще, — с легкой улыбкой произнес Алексей Петрович. Витя покосился на стоящую у ног старика сумку. В ней виднелись апельсины и коробка конфет.
— Понял. А когда хоть примерно поезд до города, не знаете? А то даже непонятно, сколько ждать.
— Знаю, конечно. Чего же не знать? Скоро, сынок, скоро. Вы присядьте на дорожку. Успеете еще натрястись в дороге. Глядишь, и ваш подкатит.
— Эм, ясно. Ладно, спасибо. Пойду я к друзьям, — протянул Витя, отходя от странного старика.
— Давай, сынок.
Витя подошел к оставшимся у постройки товарищам и сообщил им полученную скудную информацию.
— Да уж, жди с моря погоды. Может, они тут по выходным вообще не ходят.
— Не паникуй, Макс, ходят. Куда они денутся? Раз в час точно должны ходить, а мы тут уже минут двадцать тремся. Как бы то ни было, должна электричка какая-то приехать.
— Ну, будем надеяться. У тебя бабло осталось?
Ребята сбились в кучку и стали проводить ревизию карманов. Денег у группы оказалось не много, но на проезд хватало с запасом. Даже оставалось на то, чтобы откупиться, если их вдруг сцапают контролеры. Удовлетворившись и еще раз скрупулезно обойдя здание в поисках хоть какой-то информации, друзья вернулась на перрон.
— Стоп, а дед где? — удивилась Вета.
— Уехал, может? — предположил Макс.
— На чем? На сумке с апельсинами? Я лично прибытия не слышал.
— Ну, свалил, значит, обратно. Тебе не все равно?
***
Ребята сидели на скамейке уже пятнадцать минут. Замерзшая Вета вжалась в плечо Макса, а Витя ютился рядом, растирая немеющие пальцы. Железная дорога была пуста и безмолвна. Ветер утих, и с неба начал опускаться крупный снег.
— Окочуримся мы тут с вами к едрене фене, — сказал Макс.
— Не окочуримся. На улице день, не так холодно, ты в куртке, а в пятнадцати минутах населенный пункт. Тут специально не замерзнешь. Даже если сильно захочешь.
— Мне бы твою уверенность, — проворчал Клыкач.
— Ну, если не дождемся, поймаем на трассе попутку. Денег хватит.
— Ага. Только вот где она, твоя трасса?
— Ребят! — пролепетала Вета.
— Чего ты, Макс, такой негативный с утра пораньше? Узнаем у местных. Если что, уговорим кого-нибудь подбросить. На худой конец…
— Ребят! — повторила девушка еще громче.
— Ну чего тебе? — выпалил Витя, недовольный тем, что его перебили.
— Пути одни!
— Ну да, а тебе сколько надо? Десять? Думаешь, на одних не уместишься? — гневно обрушился на Вету Витек, не в силах больше сдерживаться.
— Да пошел ты! Пути, говорю, одни! Сам посмотри! — взъерепенилась девушка, злобно смотря на парня.
Витя недоуменно взглянул на железнодорожное полотно и с удивлением понял, о чем говорила спутница. Пути, и правда, были одни. В прямом смысле этого слова. Железная дорога вела только в одну сторону — из Новозарьевска через Искитим и дальше, но никак не обратно. Парень встал и недоуменно подошел к краю платформы. Витя посмотрел направо, затем налево, после чего озадаченно уставился на рельсы.
— И что ты по этому поводу думаешь? — спросил подошедший Макс.
— Х*р его знает. Бред какой-то. Система ниппель. Туда дуй, оттуда… ну ты понял, в общем.
— Да уж. Че делать будем? Может, есть другая станция какая-то? В обратную сторону.
— Понятия, Макс, не имею. Я ж тебе не железнодорожник. Должны же люди как-то обратно ехать?
— А ты в этом уверен? — как-то помрачнев, задал риторический вопрос Максим.
— В смысле?
— А может, ты был прав? Может, мы правда в какой-то лимб попали? И теперь нам только одна дорога. Слишком уж странно все.
— Ты, смотрю, проникся, да? — с вымученной усмешкой сказал Витя. — Пес его знает. Если и так, то хуже уже точно не будет. А вообще, думаю, надо доехать до следующей станции. Там видно будет.
— Хах. Звучит как план.
— А что остается?
***
Гремящий состав, натужно скрипя, остановился. Раздалось громкое шипение, и двери вагона распахнулись. Ребята обреченно встали и подошли к электричке. Вопреки их ожиданиям, из темных недр поезда не вышел ни один пассажир — перрон был по-прежнему безлюден и пуст.
Друзья неуверенно, с опаской приблизились и, решившись, вскарабкались в темный тамбур. После того, как они пролезли в вагон и уселись на сиденья, из динамиков разнесся невнятный голос, заглушенный помехами. Разобрать что-либо в этой шумной какофонии не представлялось возможным. Электричка плавно качнулась и пришла в движение.
Витя устало облокотился на неудобную спинку и подмигнул друзьям. Вета хмыкнула и включила в плеере музыку, нацепив наушники. Максим обнял девушку и прижал ее к себе. В какой-то момент он почувствовал дискомфорт и стал флегматично елозить во рту пальцем, стараясь выковырять застрявший между зубами кусок мяса. Этот начисто лишенный такта жест вызвал у девушки отвращение, поэтому она цокнула и отвернулась к окну, уставившись на проносящийся за окном заснеженный пейзаж.
— Ну че, думаешь, доедем домой сегодня? — спросил Витя.
— Даже и загадывать не буду, — ответил Макс, улыбнувшись и выставив по привычке клыки.
— Тогда катим дальше и надеемся на лучшее, — произнес Витя, ответив на улыбку.
Состав, скользя по бесконечной ленте железнодорожного полотна, пронесся вдоль векового леса, минул границу Красных Холмов и, подгоняемый вновь разбушевавшимся ветром, устремился куда-то дальше, сам не зная, что ждет впереди. А где-то далеко, за непроглядной завесой снежной метели, начали просыпаться ничего не подозревающие горожане, и гаснуть последние огни Искитима.


Послесловие
Что это было? Как, зачем и почему? Не так уж и важно, на мой взгляд. Большая часть произошедшего — правда. Впрочем, истина всегда субъективна. Это очень тонкая материя, которая, будучи пропущена сквозь чересчур впечатлительное сознание, может принять поистине невероятные формы и, порой, способна поразить своей фантастичностью даже самого закоренелого мистификатора. Человечество на протяжении тысяч лет было уверенно, что земля плоская, но потом вера в одночасье рухнула, и истина оказалась мифом.
Произошло ли в тот февральский вечер что-то сверхъестественное? Несомненно. Только зависит от того, что понимать под этим словом. У каждого свои пределы того, что он готов принять как данность. Была ли Готесса служителем древнего культа или оккультистом-одиночкой? Откопала ли она останки древнего демона или, быть может, установила телепатическую связь с самим Лучезарным? А может, Виолетте действительно все это приснилось по пьяной лавке? Может, она просто перебрала сверх меры, и затуманенный алкоголем рассудок при поддержке душной квартиры, мрачного интерьера и общей нервозности ситуации сублимировал свои переживания в странный сон, наполненный кошмарами неуверенной в себе девушки? Был ли Алексей Петрович блуждающим в междумирье духом, пытающимся, словно Зигфрид, пробиться к своей возлюбленной сквозь тьму чистилища? Или, быть может, он был просто мирным стариком, возвращающимся к приболевшей жене и не знающим, что чуть больше чем через десять лет наткнется на холодный нож оборотня в погонах? И наконец, была ли провинциальная одноколейка закономерным техническим решением проектировщиков, вызванным незначительной интенсивностью движения на данном участке дороги, а долгое ожидание поезда — всего лишь результатом упадка транспортной системы середины нулевых? Или, может, это и вправду был состав, безликий машинист которого, словно Харон, переправляет души куда-то в безвременье? Ответы на эти вопросы каждый должен дать себе сам.
Единственное, что можно сказать однозначно, таких странных затерянных на бескрайних просторах страны поселений было немало тогда и немало осталось сегодня. Большинство из них представляют собой всего лишь опустевшие пространства, потерявшие смысл существования, лишенные энергии и сил, но некоторые по-прежнему загадочно молчат, храня в себе что-то. И это “что-то” — совсем, совсем иное…