1. 11 Ночь под мостом

Ведьмы гиблого леса

Часть I Кровь жертвы

Глава 11 Ночь под мостом

Покинув трактир, Адам холодной майской ночью брел по улочкам провинциального городка. Вдоль дороги жались друг к дружке приземистые домики с крутыми скатами крыш, дымящимися трубами от очага, закрытыми ставнями. На пути встречались калеки, пьяницы, такие же оборванные, как и он. В подворотнях воры подкарауливали подгулявшего зажиточного прохожего. Публичные женщины приставали, ласкались, вешались на шею и, отвергнутые, провожали отборной бранью.

Уставший, слегка захмелевший от кружки вина, Адам, наконец, добрался до каменного моста напротив церкви, который приглядел себе в качестве ночлега еще сегодня утром, когда пришел в город. Спустившись по берегу, он отыскал клочок сухой земли, уселся, подняв воротник рваного пальто, надвинув на глаза полинявшую шляпу, сложив на груди руки.

Сегодня ему удалось поесть досыта горячей пищи, и он чувствовал себя почти счастливым. И подумал даже, как все-таки заработанное чувство сытости на самом деле приносит необыкновенное ощущение благополучия и покоя! И как могут не понимать этого бездельники голубых кровей, праздные чревоугодники, тратящие на изысканные блюда годовой доход бедняка, объедающиеся деликатесами в посты, будни и праздники?.. Ну да черт бы их всех побрал, злых, жадных, лицемерных проходимцев, наживающих свое состояние на несчастьях и бесправии честных трудолюбивых добрых людей!.. Каждому за гробом воздастся по делам его, а здесь, на земле, нам отведено каких-то пятьдесят-шестьдесят лет сознательной жизни – что это такое по сравнению с вечностью? Что такое песчинка на берегу по сравнению с океаном; звезда, пусть самая яркая, по сравнению со всей Вселенной?
Адам понял, что хмель бьет ему в голову, и, чтобы не разразиться опусом на революционную тему, он, перебрав в голове события прошедшего дня, вспомнил девушку на этом мосту, которой он был очарован утром, потом охотника, которым была покорена она, наверняка, ее будущего супруга, и подумал: «Вам, печальная красавица, посвящается стих!» Начал сочинять.

Когда сердце растерзано в клочья,
Когда плакать устали глаза,
Приходи ко мне, милая, ночью,
Никому ничего не сказав.

Приходи, ты - мой ангел-хранитель,
Я с тобой отдыхаю душой.
Как вода нам в пустыне спаситель,
Так я счастлив, любуясь тобой.

Я люблю тебя крепко и нежно,
Твоих глаз безмятежный покой.
В одиночество брошен навечно,
В одиночестве буду с тобой.

Когда сердце разбито на части,
И глаза заболели от слез,
Приходи ко мне: ты – мое счастье.
Ты ведь знаешь, что это всерьез.

Из-за удачного выступления в трактире, которое в кои-то веки накормило его, он даже немного гордился собой и своим талантом. Но как же надоело спаивать тупиц и разгильдяев! Им нет никакого дела до высокого искусства, у них нет чувства прекрасного, нет понимания оттенков значений. Они не могут себе представить, что художественный текст – это настоящая цветомузыка. Топорная графоманская работа для них тоже бы сгодилась, и наверняка бы понравилась! Но, может быть, завтра, когда ему снова придется думать, как перехитрить голодную смерть, его творчество, наконец, услышат, примут, оценят. А когда-нибудь вдохновение принесет истинное бессмертие!

Ему становилось зябко и даже холодно, хотя порывы ветра под мостом на берегу реки его особенно не беспокоили. В небе ледяными искрами застыли звезды. Сон не шел из-за только что пережитых бурных эмоций, и Адам размышлял о своей жизни, печалясь о возможной близкой смерти. Иногда ему даже казалось, что лучше бы ему было, останься он в рабстве до сего дня, а, может быть, и до конца жизни. А тогда хотелось независимости, приключений… будущего. Свободной жизни, возможности собственного выбора, права голоса. И как все глупо обернулось! Его существование с тех пор – утомительная и безрадостная борьба за право прожить еще один день. Никто не слышит или не понимает того, что он хочет сказать. Можно, конечно, сколько угодно ссылаться на недостаток мастерства начинающего автора, но… Казалось, он вдруг очутился в новом Вавилоне, где каждый смотрит лишь на свою корысть, и от того все разговаривают на разных языках…

Он не нашел никого из близких в тех краях, где родился, и даже кого-нибудь, кто помнил бы о ком-то из них. И теперь вынужден скитаться нищим бродягой, промышляя мелким воровством, принимая подачки, копаясь в мусоре, согреваясь алкоголем.
«Если не голодная смерть, - думал Адам, - то, скорее всего, уныние-таки затянет в бездну: сопьюсь, как настоящий Хайям, или попаду на каторгу. Рассудком я все это понимаю, но сердце жаждет чуда. Однако, пора посмотреть правде в глаза…Выбрать между жизнью и смертью…Что уж тут скажешь? Может стихами…» - задумался он и снова решил сочинять.

Стихотворение вышло легко, непринужденно и искренне. Адам немного подумал, перед кем бы он мог излить душу, и решил, что перед Господом Богом. Больше было некому. И впервые за годы лишений после забитого озлобленного детства, он всю свою печаль, тревогу и слезы сердца решил разделить с Творцом.

Не хочу быть бесславно забыт…
Я для всех только шут и невежда,
Я осмеян, оплеван, избит,
И погибла слепая надежда!

Этот мир обречен и сгорит…
Я мечтал свое имя прославить,
И, покуда он небо коптит,
О себе людям память оставить.

Пролетели, пропели года,
Вот голодная смерть на пороге…
И как будто не жил никогда,
Я сгнию под кустом у дороги.

Быт, заботы, любовь, суета…
Новый день и без нас наступает.
И следы на песке навсегда,
Словно пена морская, истают.

Адам открыл глаза и посмотрел на беззвездный клочок неба, который только и был виден ему с его места, снял шляпу.

--- Господи! - беззвучно прошептал он. Только губы слегка шевельнулись. – Господи, слышишь? Если б только мне выжить, прибиться работником в поле к какому-нибудь дому на время лета. В той самой деревне, куда идти надо по торговой дороге. За скотиной ходить или копать огороды. Питаться картофелем вместе со свиньями… Перезимовать тогда можно будет на заработанные деньги. Новых сюжетов нахватаюсь… Только бы не попасться в руки констеблям за бродяжничество! Господи, «научу беззаконников путям твоим, и нечестивые к тебе обратятся». Только прости, не погуби, или позволь хоть причаститься напоследок, давно этого не было… Не счесть моих прегрешений…
Небо светлело, наступал рассвет. Адам сидел под мостом и уже спал. Он заснул так быстро и так крепко, что и сам не заметил; провалился в объятья морфея, как во все последние дни – как будто надолго потерял сознание.