1. 21 Потерянная сила

Ведьмы гиблого леса

Часть I Кровь жертвы

Глава 21 Потерянная сила

Прошло несколько дней.
Весна расцвела сиренью и черемухой. Дни стояли холодные, неприветливые, и как всегда, дождливые. Туман клубился над лесом, застилал площади города и деревенские поля, скрывал в своем тягостном унылом дыму башни замка.
Кристиан все это время бесился из-за укола на пальце. Ранка не причиняла беспокойства, но он сразу понял, что это не случайная царапина. Ни с одной ведьмой лицом к лицу он еще не встречался, но понаслышке знал о них немало. Во-первых, потому, что те торговали снадобьями в борделе, и тамошние девчонки кое-что по временам рассказывали, в том числе и об обряде любовного приворота. О том, что для этого нужна кровь любимого человека, о том, что непросто ее раздобыть незаметно, о том, что за иллюзию счастья дорого придется заплатить, и прочее, связанное с черной магией. Кристиан, потеряв любимую женщину, которой был верен, частенько одно время туда захаживал, пытаясь унять горе, и наслушался всякого. Но он совершенно не ожидал, что когда-нибудь сам окажется в этой дьявольской ловушке. И какой только дуре пришла в голову безумная мысль его себе зачаровать?! Молодой мужчина поначалу мрачно припоминал всех девушек, с которыми переспал за свою жизнь, но все они никогда ни на что не намекали ему сверх платы за ночь. А на Хелен он собирался жениться… Да и к чему тут Хелен, земля ей пухом и покой души…Но ранка на пальце, как заноза, впилась в сердце. В конце концов ему уже не была важна зачинщица преступления, он выходил из себя от того, что его кровь наверняка уже в руках ведьмы, под чары которой он может попасть очень скоро незаметно для себя, если этого еще не случилось…
И вот тут зашла коса на камень. Кристиан ненавидел это дьявольское отродье. Ведьма увела у его матери его отца, погубив их души, разрушив счастливую семью и его беззаботное детство; они голодали, родные тоже не в силах были помочь, мальчишкой он просил милостыню, а отроком уже работал, но это не спасло его мать от позора. Он тяжело заболел. Доктор стоил дорого, и мать продала себя. Он не знал наверняка, но всегда думал, что этому самому доктору. Мальчика вылечили. Но мама умерла при родах в том же году вместе с новорожденной девочкой. Таинственная смерть Хелен только подлила масла в огонь. Он не верил в то, что ее съели волки. Одна, без него, безоружная, она могла пойти в этот гиблый лес только под гипнозом. Кристиан достал из сундука ее крестьянское платье, которое нашел на опушке, и заплакал от бессилия, уткнувшись в него лицом, чего давно уже с ним не бывало.
 Потом от гнева у него потемнело в глазах, помутился рассудок, и по временам стало охватывать такое бешенство, что, попадись ему простая знахарка, он вполне перегрыз бы ей горло. Но Бог миловал, несмотря на то что охотник проводил часами время, напиваясь в кабаке публичного дома, пытаясь выследить торговок ядами, и как на зло, в эти дни в бордель торговать и развлекаться ходил Эндрю. О нем Кристиан не знал.
В конце концов, в полном отчаянии, обуреваемый непреодолимой злобой, он взял ружье и решил углубиться в лес, разыскать хоть одну любовницу сатаны, чтобы пристрелить на месте. Кристиан надеялся, что этот злой помысел приведет-таки его в их логово, но на деле все оказалось наоборот: лес вывел его на окраину.
--- Проклятье! Прячет, защищает своих чертовых жен! – выбранился Кристиан.
Он вскинул ружье и гневно посмотрел в чащу, но как будто заглянул в глаза бездне. Тьма словно раскрыла клыкастую пасть, желая поглотить его. Он вдруг всем нутром почувствовал, точно услышал, зов гиблого леса, казалось, самой преисподней. Страх смерти, который подстегивает инстинкт самосохранения, не имел сейчас над ним власти; еще шаг, и он сам, раскрыв объятия, бросился бы в эту чернеющую пропасть. Как жертва змеи, как мышь, влюбившаяся в кота и мечтающая быть съеденной.
Кристиан решил потом, что только молитвы матери спасли его в ту минуту. Он вовремя вспомнил о гибели Хелен, и это отрезвило его. Охотник опустил ружье, все стихло. «Перестреляю лучше всех волков, пожалуй, - подумал он, - исполню, как-никак королевский указ, Эдгар наградит».
…
Ева потеряла способность видеть в темноте. Это первое, что она обнаружила, потому что в гиблом лесу стало ориентироваться гораздо труднее, а в сумерках – невозможно. Чтобы вернуть себе эту жизненную необходимость, она решила скинуться волчицей, но потерпела провал. Осталась в полном недоумении. Фазы луны никак не влияли на нее как на оборотня, это всегда было всего лишь театральным представлением для запугивания невежественных и суеверных людей. В собаку, змею или летучую мышь ей перевоплотиться так же не удалось. Ева была озадачена, и сильно обеспокоилась, потому что все это означало, что теперь охотиться она не сможет. И даже Сэм и Лилит ей дадут сто очков вперед.
Подняться в воздух она тоже не смогла. Это значит, она больше не сможет выбраться из топей без посторонней помощи, не сможет спастись от хищных зверей. А если ей больше не подчиняются бесы, что уж говорить о волках?..
Она сняла с шеи крестик, но чары не вернулись. Стало даже хуже. Теперь Ева услышала зов гиблого леса, который был знаком всем преступникам и разбойникам, и простым смертным грешникам, которые имели на душе нераскаянное. Девушка поняла, что если сейчас она не спасется благими намерениями, она обречена на гибель. Все, что она смогла придумать, это снова надеть крестик. Однако этого оказалось достаточно, зов смолк, и Ева перевела дух. Крестик она спрятала на груди под рубашкой. Но все равно почувствовала себя беззащитной, неприспособленной к жизни. Это ужасно пугало. К тому же, потеря даров ведьм была чревата, мягко говоря, неприятными последствиями. Конфликтами с Мэг и Эндрю, которые вполне могли закончится изгнанием, а еще хуже, ее смертью.
Ева всерьез не знала, что ей теперь делать. Она была растеряна, напугана, почти в отчаянии. Она раскаивалась в том, что поклонилась кресту, в том, что отреклась от своего прошлого. Существует такое трагическое безумие… Девушка злилась на Бога и негодовала от своего бессилия. Но если бы она могла заглянуть в глубину своего сознания, то поняла бы, что виной всему был страх смерти от рук родственников или в чаще гиблого леса, страх перед неизвестностью и неустроенностью нового будущего, скорее маловерие, а вовсе не преданность черной магии. Ибо в то же время, бывшая ведьма была благодарна за ту свободу от скотской похоти, которая последние несколько лет, казалось, на части разрывала ее плоть; свободу от чудовищной всепоглощающей ненависти почти к каждому живому существу в этом мире; от желания причинить зло, удовольствия от возможности соприкосновения с падшим потусторонним миром; желания насилия, мучительства, разврата и жажды крови, находившей свое облегчение в убийстве, травле, пожирании сырого мяса и вседозволенности власти над сознанием других людей и животных посредством гипноза. 
Ева была даже счастлива, что видит вокруг себя не только зло, но и добро. Поклонившись Кресту, она осознала необходимость самопожертвования во имя всеобщего блага; для нее стало настоящим открытием, что именно в этом и заключается выживание. Потому что каждая травинка, букашка, улитка, каждый малый зверек имеют, так же, как и она, живую душу, ибо так же, как Человек, созданы в дни сотворения мира. И наверняка, как и у нее, у каждого из них своя любовь и боль, и только нет свободы воли.
Жизнь согласуется с Божьим Промыслом, и потому прибывает в вечной гармонии бытия, которая сообразна со строгостью музыкальных законов, когда изменение одной ноты хотя бы на полтона неизбежно влечет за собой перестройку всей системы произведения. Подумать только, целая Вселенная горит, вращается и летит по законам всемирной, всеобъемлющей, мощнейшей симфонии! И даже некоторая доля вероятности, то, что называют случайностью, совпадением, случаем, способна расшатать основы, разрушить установившийся порядок, взорвать умы… Но на этом уровне атома и микрокосма всесилен только Бог!
Ева не знала ничего ни о музыкальных законах, ни об астрономии и астрологии того времени, имела смутное представление об атомах; но с теорией вероятности из самой жизни с ее парадоксами, совпадениями и иллюзиями обмана она была, конечно, интуитивно знакома, поэтому на уровне ощущений и душевных переживаний, эмоционально, если угодно, она почувствовала титаническую энергетику этого мира, с одной лишь разницей, что этот титан Жизнь не вступал в противоборство со своим Творцом! А раньше жизнь для нее заключалась лишь в интригах и страстях человеческих, в пожирании сильного слабым, когда сила подразумевала под собой злодеяние.
Ей показалось, что она вдруг слышит печальные вздохи каждого живого существа, преданного рабству инстинктов за преслушание первых людей. В ее сердце тоже было стенание о собственном падении, она была раздавлена осознанием совершенных грехов, и эта плита ответственности, как крышка гроба, теперь легла на нее, похоронив заживо надежду на спасение души. Каждый разбойник должен поднять свой крест и должен быть распят, чтобы кровью смыть свои преступления. В душе ведьмы заговорила нечистая совесть, которая потребовала искупительного подвига.
Прошлое уступило место новому самосознанию незаметно, кротко и покорно, но привычку делать неправильные выводы еще предстояло искоренить, ибо Ева совершенно не понимала, как законы добра применить к реальной человеческой жизни, тем более, к ее жизни среди демонов преисподней. 
Поглощенная своими страхами, сомнениями и поисками, она забылась, как ведьма, которая всегда чувствовала себя в безопасности под защитой гиблой чащи, и не почувствовала, даже не догадалась, что на нее охотятся.
Огромный косматый волк вдруг вырос перед ее взором на расстоянии одного прыжка, и сердце девушки сжалось в комочек, кровь ударила в голову, ноги подкосились, она упала и попыталась отползти прочь, но тут волк прыгнул, и в это же мгновение раздался выстрел. Зверь рухнул, захрипев, к ногам Евы и испустил дух. Девушка обернулась на звук оружия.
Кристиан сидел в седле, опустив ружье, сдерживая беспокоившегося вороного жеребца. Шторм становился на дыбы и бил копытами, но охотник привычными рассчитанными движениями, то натягивая, то ослабляя поводья, смирял его.
Ева увидела широкий уродливый шрам через все предплечье левой руки Кристиана.
 --- Повезло мне, что схватка с волком для Вас не впервой! – крикнула она ему, поднимаясь с земли.
--- Отрезали омертвелую плоть! – похваляясь, воскликнул Кристиан.
В свою очередь он обратил внимание на крестик у нее на шее, выпавший из-за ворота, и с обеспокоенным видом сказал:
--- Слава Богу, что Вы не далеко зашли в лес, но если кажется, что заблудились, то Вам нужно идти на север, тут рукой подать до торговой дороги. А по ней уже держите путь, куда Вам необходимо. Собирайте хворост в следующий раз поближе к дому. Этот лес опасен даже для праведного христианина, а уж грешников он живьем ест.
Ева смотрела на него во все глаза, понимая, что Кристиан не узнал ее, забыл, что она как-то раз угостила его выпивкой. И все же она решила сделать новую попытку:
--- У меня просто ноги подкашиваются после встречи с этим чудовищем, - указала она на волка. – Будьте так добры, сударь, увезите меня отсюда.
Она подошла, он подал ей руку. Кристиан думал, что девушка сядет впереди, боком, как леди, но Ева, поставив ногу в стремя, прямо в платье уверенно запрыгнула позади него на лошадь по-мужски, поправив юбку, чтобы сидеть было как можно удобней.
--- Вы, наверное, только для предлога выезжаете охоту, а сами, как странствующий рыцарь, отправляетесь спасать всех, попавших в беду, - зачирикала она, обнимая его и прижимаясь щекой к каменному плечу. – Вам просто необходим оруженосец…и прекрасная дама, чтобы посвящать ей подвиги!
Кристиан ничего не ответил, даже не улыбнулся. Шторм вынес их на торговую дорогу в каких-то пять минут, и охотник помог ведьме спуститься. Но больше ничего не случилось. Молодой мужчина снова вскочил в седло, поворотил коня, попрощался и вмиг скрылся в лесной чаще с ружьем на плече, а Ева осталась стоять на дороге, потерянно глядя ему вслед, как в прошлый раз, одиноко посреди шумной толпы. Тогда он принял ее за публичную девку, теперь увидел перед собой беззащитную женщину, но ей все равно не удалось его даже заинтересовать. Ева вспомнила тот разговор между ним и Джеком на конюшне, когда она ластилась к нему, скинувшись собакой, и когда ясно поняла, что сердце возлюбленного рыцаря давно присягнуло прекрасной даме, что оно все еще, спустя три года, безраздельно принадлежит трагически погибшей невесте Хелен.