Cнег и война

Просыпаюсь, смотрю в окно – снег! Напротив моих окон банер с объявлением конкурса Мисс Сумы. На днях должен был проходить. Но все красавицы уехали из города. Осталось много пожилых людей, и мужчин призывного возраста.
Вчера был зеленый коридор для иностранных студентов. Многие горожане на автомобилях так же выехали в колонне, во главе которой была машина красного креста. Организовывал, говорят, президент Франции Макрон.
Моя подруга выехала на машине окольными путями и доехала уже до Умани. Дальше – в сторону границы. Есть информация, что выехало уже семь миллионов из страны за рубеж.
Вчера приходил друг, журналист Леша, сказал, что из страны никуда не уедет. Останется в городе. Чему быть, того не миновать.
Накормила его холодцом из индюшатины. Великолепный вкус. Никогда раньше не готовила.  Поговорили о новостях, о том, что за два месяца до войны командир Ярош говорил о скором нападении России. Его разведка видела не только скопление войск у наших границ, но множество госпиталей, которые предполагаются только для войны. Рассуждаем, почему в нашу страну так легко вошли российские войска, так просто разбомбили наши города, бомбят Харьков и Киев. Восемь лет идет против нас война на Донбассе. Как же так? Вот Израиль вооружился и обезопасил себя так, что ни одна ракета со стороны Палестины не долетает до их территории – ее сбивают. Леша говорит, что после войны со всеми предателями и демагогами во власти разберутся. Я возражаю – нет, спрячут концы в воду. Я знаю наш народ. Он слишком незлобивый.
Леша уходит – работать над моим романом. Осталось редактировать семь глав. Иду его немного провести. В микрорайоне гуляют мамы с колясками. Кто-то уехал, кто-то остался. Я говорю Леше, что лучше уже умереть в своей квартире, чем скитаться где-то по чужим углам. И призналась, что очень люблю свой унитаз. Не люблю чужие туалеты. Никуда не еду. Привязана к своему унитазу. Холодильнику. Кровати. Компьютеру. Роману. Картинам.
Позвонила вчера приятельница Шура из Черкасс. Рассказываю, что у нас прошлой ночью разбомбили жилые дома. Что разбомбили  жилые кварталы в Харькове и Чернигове. Она реагирует странно. «Да какие телеканалы ты смотришь? Украинские? Они работают на картинку для Европы. Не бомбит города российская армия, там все тихо». Ужасно. Решаю больше никогда не общаться с этой глупейшей дамой. Как сказала Черниговская – не общайтесь с дураками.
Дети звонят из Парижа, просят ехать зеленым коридором – его продлили еще на два дня. Созваниваюсь с знакомым, он в курсе всего, что происходит. Он говорит, что город скоро будут бомбить до полного разрушения, как Харьков. Надо уезжать. Задумываюсь. Не боюсь бомб. Боюсь другого. Видеть, как уничтожается мой город. Как захватчики устраивают беспредел над гражданским населением.
Слышится звук самолета - сейчас полетит бомба. Кого-то убьют. А Шура скажет – какие телеканалы ты смотришь?
Звонит Мила, говорит, что никуда не уедет – не может оставить своих кошек, собак и кур Петю и Петрушу.
Звонит поэтесса Надежда, говорит, что был сигнал тревоги, чтобы я пряталась в коридоре или туалете. Я не прячусь.
По телевизору передают перехваченный разговор мародера-оккупанта со своей женой. Говорит «Мы тут под Киевом зашли  опустевший квартал элитных коттеджей. Добра - навалом. Тебе взял две шубки из соболя». На том конце радостно отвечают: «Вау! Соболя! Мой ты котик. Класс!».
Еще голос говорит о находке возле коттеджей  – убитых гражданских с мешками на головах. Скорей всего – грабители коттеджей убили сторожей, оказавших им сопротивление.
Бомбы пока не летят. Тихо, слава Богу. Зачем эта война? Нажива? Страсть к уничтожению и деспотизму?
Звонит консерваторская подруга Наташа. Она за городом в своем коттедже с семьей. Говорит, что никуда не едет. Муж строил десять лет дом, теперь все бросать? Лучше оставаться и будь что будет. Оставшиеся в городе еще на что-то надеются. На чудо. На Бога. А что еще остается делать?