ЕО42 Пушкин. Онегин. Родословная Евгения

Пушкин. Онегин
 Родословная Евгения Онегина по историку В. О. Ключевскому

рис. ключевский василий осипович

В своей статье «Евгений Онегин и его предки», которую очень трудно, но необходимо изложить конспективно, русский историк Василий Осипович Ключевский раскрыл со-циальный тип Онегина как представителя конкретного поколения русского социума (см. Сочинения в восьми томах. Том XII. Исследования. Рецензии. Речи. (1866-1890)

Как, от кого и из чего, из каких стремлений и отношений в России произошли, выросли и образовались такие как Е. Онегин и за ним потом И. Обломов … «…кашляя и кряхтя, лез умирать на печку последний наиболее беспомощный питомец и представитель этих же чувств и отношений».

Вот пунктирный путь Е.О. в романе:

<<< 18-летний философ с охлажденным умом и угасшим сердцем, он начал жить, т. е. жечь жизнь, когда следовало учиться; приниматься учиться, когда другие начинали действовать; устал, прежде чем принялся за работу; суетливо бездельничал в столице, лениво бездельничал и в деревне; из чванства не умел влюбиться, когда это было нужно, из чванства же поспешил влюбиться, когда это стало преступно; мимоходом, без цели и даже без злости убил своего приятеля; без цели поездил по России; от делать-нечего вернулся в столицу донашивать истощенные разнообразным бездельем силы. И здесь, наконец, сам поэт, не кончив повести, бросил его на одной из его житейских глупостей, недоумевая, как поступить дальше с таким бестолковым существованием. Добрые люди в деревенской глуши смирно сидели по местам, досиживая или только еще насиживая свои гнезда; налетел праздный пришлец из столицы, возмутил их покой, сбил их с гнезд и потом с отвращением и досадой на самого себя отвернулся от того, что наделал. Словом, из всех действующих лиц романа самое лишнее - это его герой.>>>

I - Каким обнаружил Ключевский Онегина:

1. Е.О. - явление вымирающее, наследник беспотомственной смерти предшествующего поколения
2. Е.О. - не столько тип, сколько гримаса, не столько характер, сколько поза, и притом чрезвычайно неловкая и фальшивая, созданная целым рядом предшествовавших поз, все таких же неловких и фальшивых.
3. Е.О. - не был печальною случайностью, нечаянною ошибкой: у него была своя ге-неалогия, свои предки, которые наследственно из рода в род передавали приобре-таемые ими умственные и нравственные вывихи и искривления
4. Е.О. - тип не героя времени, а только сильно подчеркнутых отдельных его нумеров = несчастных жертв неудобных позиций
5. Е.О. - образ бестолкового существования, в котором художественно воспроизведена местная неловкость одного из положений или состояний русского общества. Это не общий или господствующий тип времени, а типическое исключение.
 
II - Историко-генетические предки Евгения Онегина

Историк заключил, что «...у такого образа могут быть только историко-генетические, а не генеалогические предки». Такую родословную он и прослеживает в своей статье от прадеда до отца Е.О. Исток явления Е.О. он находит в «… постановке нового образования, водворявшегося у нас приблизительно с половины XVII в. то новое образование шло к нам с Запада, как прежнее пришло из Византии. Первым восприемником и проводником этого нового образования стало дворянство, как носителем и провод-ником старого было духовенство». Я бы сказал, что это дворянство (его часть) стала жертвой этой задачи.
Прадед Е.О. был из промежуточного слоя дворянских фамилий, который вечно коле-бался между столичного знатью и провинциальным рядовым дворянством. Он служил, сторожа где-нибудь в глуши границу и получил за это в кормление какое-нибудь Не любово (или Красногорье как Ленские).
Его сын (дед ЕО) уже шел менее торной дорогой — солдатская рота с немецким офи-цером, учение «по латиням» и вдруг петровская реформа и он уже занят делом - «ме-ланхолический комиссар для приема и отправки в армию солдатских сапог».
Его сын (отец ЕО) подпал под действие закона 1714 г. об обязательном обучении дворянства, учился в цифирной школе местного архиерейского дома, женился и отцом семейства являлся на царские смотры дворянских недорослей и по разбору компа-ниями, покидая жен, отправлялись за море для науки под наблюдением комиссара с инструкцией, в которой за нерадение "рукою самого монарха писан престрашный гнев и безо всякие пощады превеликое бедство". Компании отцов онегиных рассеивались по всем важным приморским городам Западной Европы, где вроде бы д. б. обучаться «навигации в новой жизни» - наукам. Допустим отец ЕО не шлялся там по борделям и кабакам и не убивал на дуэлях соплеменников — он выучился, вернулся в СПб, успешно сдал экзамен членам адмиралтейской коллегии, определился к делам, служил усердно, чая воздаяния, и тут впервые заметил, что времена переменились: Петра то не стало… Наш @навигатор@ (отец ЕО), попав в общество своих сверстников, очутился между двух огней: одни, заболевшие тоской по родной старине, встретили его насмешками и ругательствами за привезенный им "европейский обычай"; другие, одержимые вожделением к новизне, преследовали его кличками неуча, деревенского мужика за недостаточный запас европейского обычая. Привезенные им из Голландии математические и навигацкие познания остались без употребления. К русской действительности этот ученый русский служака стал как-то криво, нечаянно и больно ушибся головой об ее угол и без особенной пользы, хотя и без вреда, всю остальную жизнь коптил небо, созерцая звезды.
 
рис. Л. Пастернак. На лекции профессора Ключевского (1909)

III - Типовой отец Онегина

Отцы Онегиных начинали свое воспитание при императрице Елизавете, кончали его при Екатерине II и доживали свой век при Александре I. Типовой путь такого отца: «… покинув службу в гвардии, он занял административную должность, но не мог привык-нуть к делам, переехал в свою губернию; задумав служить по выборам, был выбран в дворянские заседатели совестного суда, но соскучился, дожидаясь дел, которых в три года поступило ровно три и не было решено ни одного, пробовал заняться сельским хозяйством, но только сбил с толку управляющего и старосту, хотел по крайней мере пожить весело, окружил себя шутами и шутихами, составил себе выездную свиту из арабов, башкир и калмыков, потчевал гостей частыми обедами, балами и псовою охо-той с дворовою музыкой и цыганскою пляской и, наконец, устав и заглянув в долговую книгу, махнул на все рукой и окончательно переселился в деревню доканчивать давно начатую и сложную работу изолирования себя от русской действительности. Здесь он вечно пасмурным брюзгой уединился в своем кабинете: С печальной думою в очах, С французской книжкою в руках ...». Усвоенные им манеры, привычки, симпатии, понятия, самый язык - все было чужое, привозное, все влекло его в заграничную даль, а дома у него не было живой органической связи с окружающим, не было никакого житейского дела, которое он считал бы серьезным. Он принадлежал к сословию, которое, держа в своих руках огромное количество главных производительных сил страны, земли и крестьянского труда, было могущественным рычагом народного хозяйства; он входил в состав местной сословной корпорации, которой предоставлено было широкое участие в местном управлении. Но свое сельское хозяйство он отдавал в руки крепостного приказчика или наемного управляющего немца, а о делах местного управления не считал нужным и думать; ведь на то есть выборные предводители и исправники. Так ни сочувствия, ни интересы, ни воспоминания детства, ни даже сознание долга не привязывали его к среде, его окружавшей. С детства, как только он стал себя помнить, он дышал атмосферою, пропитанною развлечением, из которой обаяниями забавы и приличия был выкурен самый запах труда и долга. Он, помышлявший о «европейском обычае» и «просвещенном обществе» старался стать своим между чужими и только становился чужим между своими. В Европе видели в нем переодетого по-европейски татарина, а в глазах своих он казался родившимся в России французом. Отцы Онегиных — дворяне в положении «культурного межеумка и исторической ненужности». Они проникались "отвращением к нашей русской жизни", их собственное будущее становилось им противно по своей бесцельности, и они предпочитали "бытию переход в ничто", от непонимания переходили к равнодушию. Поселившись в этой уютной пустыне, природный сын России, подкинутый Франции, а в действительности человек без отечества, как называли его жившие тогда в России французы, он холодно и просто решал, что порядок в России есть assez immoral, потому что в ней il n'y a presqu'aucune opinion publique, и думал, что этого вполне достаточно, чтоб игнорировать все, что делалось в России. Так незнание вело к равнодушию, а равнодушие приводило к пренебрежению.

IV - Поколение Онегина

Но в отличие от своих детей он заурядный еще «оставался добр и весел, не скучал и не тосковал». Тосковать будет его сын при Александре I в лице Чацкого, а скучать - его внук в лице Печорина при Николае I. Часть этого поколения поняла, что нежны рев. перемены и пошла в тайники. Онегины же на это не решались, но они также поняли — нужны перемены, но при этом чувствовали и то, что они ничего не могут сделать, что для этого нужны не та подготовка, не такие знания и навыки, какими обладали они и их отцы, что надобно переучиваться и перевоспитываться. А на это не было сил — была лишь привычка смотреть на Европу «сибиритски». Это было крушение. Они проходили школу тогдашнего столичного света с его показным умом, заученными приличиями, заменявшими нравственные правила, и с любезными словами, прикрывавшими пустоту общежития. Эта школа давала много пищи злословию, вырабатывала "насмешку с желчью пополам", но не приучала ни к умственному труду, ни к практической деятельности, напротив, отучала от того и другого, всего же более располагала к скуке. В их среду проникли «патриотическая скорбь одних, уныние других». Из смешения столь разнородных влияний и составилось сложное настроение, которое тогда стали звать разочарованием. Но в состав этого настроения входило гораздо более туземных ингредиентов. Здесь были и запас схваченных на лету идей с приправой мысли об их ненужности, и унаследованное от вольнодумных отцов брюзжанье с примесью скуки жизнью, преждевременно и бестолково отведанной, и презрение к большому свету с неумением обойтись без него, и стыд безделья с непривычкой к труду и недостатком подготовки к делу, и скорбь о родине, и досада на себя, и лень, и уныние - весь умственный и нравственный скарб, унаследованный от отцов и дедов и прикрытый слоем острых или гнетущих чувств, внушенных старшими братьями. Это была полная нравственная растерянность, выражавшаяся в одном правиле: ничего сделать нельзя и не нужно делать.
Поэтическим олицетворением этой растерянности и явился Евгений Онегин Пушкина.
Мы начали с темы постановки европейского образования и деятельности. Но «...такое образование при содействии унаследованных преданий и наклонностей и новых влияний сделало одних нетерпеливыми новаторами, хотевшими все перестроить разом, других - нерешительными пессимистами, не знавшими, что делать, а третьих повергло в настроение, лишавшее их способности и охоты делать что-либо.

Эти последние - наши Онегины.
 
Иаков мой конспект любимого некогда Василия Осиповича