Последний аргумент

               
Поздно вечером, когда Оксана уже ложилась спать, прибежала санитарка Галина  из их больницы.  Она вбежала,  не постучавшись и села у порога на лавку, рыдая. Гале было уже за пятьдесят, но ее все, почему-то, называли Галя, даже дети.  На вопрос, что с ней, она только замахала руками. Потом, немного придя в себя, выкрикнула.
-   Оксана Павловна, Миколу Петровича убили. По ее несчастному, заплаканному лицу, видно было, что она говорила правду. Оксану точно молния ударила.
Опустившись  на уже разобранную кровать, она почувствовала, как холод от головы  по телу и ногам, дрожью  побежал  к пяткам.
- Ты что, окстись, - прошептала она. -  Я  с ним час назад домой шла.
- Да, убили. Я тебе говорю, - закричала на неверующую,  Галина. Я только от них, сама видела:  лежит на кровати уже холодный.  Оксана не помнила, как схватила с вешалки пальто и шаль,  выскочила из дому, и только  ледяной ветер привел ее в сознание.
Два часа назад они  с Николаем Петровичем, Коленькой, как она про себя называла хирурга, делали экстренную операцию. Он шутил, у него было хорошее настроение, оттого, что операция прошла удачно и вдруг – убили. Кто? За что?
Дом хирурга был буквально в двух шагах от ее дома.
 Николай Петрович лежал на кровати, как будто спал, но  лицо было мраморно-белым с синими губами мертвеца и красное пятно расплылось под дырявой рубашкой  в области сердца. Жена сидела рядом и тихо плакала. Две девочки прижались к матери, испуганно посмотрели на Оксану, когда она вошла.
По медицинской привычке Оксана пощупала пульс хирурга, но рука уже была холодной.
- Вера, кто это сделал? – спросила она,   неожиданно твердым,   голосом.
- Михась Крюк с этим новым из «Азова», сквозь слезы тихо прошептала супруга хирурга.  - Убил азовец. Михась стоял рядом. 
Выйдя во двор, Оксана почему-то посмотрела на небо. Оно вызвездило.  Большие, яркие звезды горели  и чуть дрожали,   так что  казалось подмигивали ей с  неба.
Два года назад Николай  Петрович Серов, главный врач и единственный  хирург их больницы,  появился  в поселке,  вместо ушедшего на пенсию старого «зава» и хирурга Луки Семеновича.  Оксана хорошо запомнила тот день и их  первую встречу с новым заведующим. Утром она пришла на работу и увидела мужчину в кипенно-белом больничном халате, уверенно шедшего из приемного отделения ей навстречу по коридору.
- Вы, Оксана, старшая сестра? -  то ли спросил, то ли подтвердил он, обратившись к ней. – Там,   в приемном покое тяжелый больной, только что поступил.  Нужно срочно сделать операцию. Подготовьте, пожалуйста, все в операционной.
- Мы сложные операции у нас не делаем. Отправляем в город, -возразила Оксана.
- Почему, оборудование есть и медлить никак нельзя.   Потеряем человека. Планерку проведем после операции,  – крикнул он  уже вслед девушке, когда заходил в кабинет главврача.  Я обход уже сделал.
Во время операции Оксана поняла, как отличался новый «зав» от  прежнего. Все делал аккуратно, четко, быстро; работал  почти ювелирно и никак не путался в командах, что ему подать,  как прежний хирург. После операции всех поблагодарил и предложил выпить чаю у него в кабинете. Был он немного странным на вид. Утром, выспавшийся и отдохнувший, выглядел  совсем молодым, но к вечеру,  после напряженной работы,  становился    пожилым,  с морщинами и мешками под глазами, так что никто не мог угадать, сколько ему лет,  пока не увидели в  отделе кадров  персональную  карточку хирурга – уже сорок.
Оксане было двадцать восемь. Пять  лет назад она закончила в Киеве медицинское училище и немного гордилась тем, что получила образование в самой столице Украины и быстро продвинулась в родном поселке по карьерной лестнице – стала в больнице старшей сестрой.
 Николай Петрович  оказался  москвичом, а приехал в их поселок за женой, у которой болела мать.  В Москве  он работал в большой клинике. Мать жены хирурга,  болела,  жила одна, и они решили переехать к ней. Оксана с детства  хорошо знала Екатерину Петровну, бывшую в местной школы долгие годы завучем. С женой Николая Петровича, Верой,  она  тоже была знакома, хотя та  на девять лет была ее старше. В школе, когда Оксана  пошла в первый класс, Вера уже была в выпускном.  Вручала им на первом звонке портфели с бесплатными учебниками, как тогда делалось.
 Много воды с тех пор утекло. Стала она взрослой, высокой, солидной  девушкой, белокурой, голубоглазой красавицей-украинкой, как назвал ее один журналист, делавший о больнице репортаж. В поселке ее уважали, а в больнице, как старшую сестру и  строгого человека, даже побаивались. 
По утрам, Николай Петрович приходил на работу раньше всех. Он не пил и даже не курил, как бывший  главврач,  Лука Семенович. Короткая стрижа его молодила. Он всегда  выглядел, подтянутым,  аккуратным. Обходы   в палатах проводил с шутками, стараясь подбодрить  даже самых тяжелых больных. Был требовательным,  но никогда, ни на кого не повышал тона, и скоро больница начала как бы подстраиваться под него. Всюду наводили порядок, начиная с документации и,  кончая  чистотой в палатах и даже на больничном  складе, где раньше был рассадник крыс.
Для Оксаны работа, с тех пор,  как в больнице появился новый главврач,  стала  радостью. Начали проводить в операционной  сложные операции.  Выписали на больницу медицинские журналы. Заведующий организовал  для всего медперсонал по средам  семинары,  на которых выступал не только он, но и другие врачи, фельдшеры   и  медсестры по самым актуальным в медицине темам. 
 Николай Петрович никогда не брал взяток и даже подарков. За деньги и вещи отчитывал, а если приносили цветы, конфеты и  фрукты,  отправлял в сестринскую. Всегда говорил при этом: нам платит государство, а вы сами заставляете врачей быть преступниками – не стыдно?
Прознав про опытного хирурга, люди  начали приезжать к ним   в больницу даже из соседних районов.  За неполных три года хирург  стал, пожалуй, самым уважаемым человеком в поселке.  Русские его называли Николаем Петровичем, украинцы Миколой Петровичем, но все с ним, даже дети,  всегда еще издали здоровались. Оксана не заметила, как тоже   почти влюбились в Николая Петровича. Почему почти? Она уже не мыслила себя и своей работы без этого,  уже  много старше ее, но такого близкого  ей по духу  человека.  После операций они традиционно чаевничали. Николай Петрович рассказывал, как учился и  работал в Москве, много шутил и всегда ласково смотрел на Оксану, так что девушке иногда казалось, что и он тоже  питает к ней какие-то особые  чувства.
За ней в поселке почти со школьной скамьи ухаживал  видный  местный парень, Михась Крюк.  Он года на два был старше Оксаны, высокий, рыжеволосый, с крепкой бычьей шеей.  Михась давно, еще в школе  положил на нее глаз, но она была молоденькой девчонкой и никого к себе не подпускала.   После школы  Крюк ушел в армию и остался там несколько лет по контракту. Но после того, как вернулся, начал снова усиленно обхаживать Оксану. Кавалеров в поселке было мало и одно время девушка даже, вроде бы,  была склонна выйти за Михася замуж - все таки возраст. До появления Николая Петровича.   Когда  же появился Николай Петрович, поняла: не такой ей нужен человек, как Михась. И сказала ему прямо в глаза, хотя и  с шуткой: был бы ты , как Миколай Петрович, может,   я бы и  пошла.   И он, подлец, видимо,  запомнил.
Неожиданно на Украине начался раздрай – запахло настоящей  войной. Поначалу шли только разговоры. Говорили о Европе,  о том, что нужно подальше уходить от москалей и вообще России. Россия, дескать, сдерживает развитие Украины. Хватит кормить Москву и москалей. Потом пришли тревожные известия из Киева. Всплыл неожиданно майдан.  Власть  в Киеве  захватили выходцы из Галиции - галичане.  Стало тревожно, особенно  когда отделился от Украины Крым.
В их поселок  неожиданно приехала бригада так  называемых  агитаторов-«Азовцев-Айдаровцев». Сначала облили  краской памятник Ленину,  потом на площади устроили митинг в поддержку  новой политики Киева и Майдана. Тут впервые публично выступил Михась, обрядившись в камуфляж. Он говорил  на украинской мове, хотя в поселке больше общались на русском.  В конце  выступления   выскочила у него фраза: «москаляку на гиляку», во время которой он значительно посмотрел на  бывшего тоже на площади глвврача больницы. Впервые тогда  Оксана встревожилась и испугалась за Николая Петровича, ведь Михась как-то в разговоре с ней назвал хирурга москалем. Сама она была чистокровной украинкой, хохлушкой, как  себя называла. Но подруги и друзья у нее были,   в большинстве,   русские. Да и  в поселке большинство   тоже составляли  русские.  С детства все   дружили и отличались друг от друга, разве что только  фамилиями. Традиций  Украины, украинцев  придерживались и те и другие: носили вышиванки, белили известью  стены хат, жидкой глиной подводили завалинки,  а  говорили    в основном на русском языке, хотя  многие русские знали  мову не хуже  украинцев. 
Военные действия начались в области  внезапно. Младший брат
Оксаны Васек сразу же, как  только  в поселок пришли «Азовцы», перешел с женой границу и вступил в ряды армии ДНР. Они с Оксаной переговаривались почти каждый день  по мобильнику. Он настоятельно звал ее к себе и она  однажды  заговорила об этом с Николаем Петровичем -  о том, чтобы и он переехал с семьей на ту, противоположную сторону,  потому что ему опасно будет здесь жить. Но он сразу же  и категорически возразил.
- Оксана, да вы что? У  меня больница, больные, операции. На кого я это все брошу. Мы, врачи, должны быть вне политики. Врач может не прийти к больному только,  если есть последний аргумент – его смерть. Это выражение – «последний аргумент», она хорошо запомнила.
Когда брат на следующий день  спросил ее, что она надумала, насчет переезда, она почти точь в точь повторила ему слова хирурга.
 С началом военных действий и появления линии фронта,  между сторонами конфликта, все в жизни поселка и его жителей перевернулось. Прекратилось свободное хождение людей друг к другу, даже  родственников.  Возникли разговоры о том, что скоро начнется большая война, как в сорок первом,  и сразу же  в магазинах скупили спички и соль.
 Потом  в поселке появились   молодые парни в камуфляже -  дерзкие, наглые, приставучие. Заходили в дома, где жили так называемые «москали», сыновья которых перешли в армии ЛНР и ДНР - оскорбляли, бесчинствовали, даже, порой,  избивали родителей.
 Улицы  в поселке в одночасье опустели, но в больнице жизнь наоборот бурно закипела. С фронта  начали  привозить  раненых. Они заполнили не только палаты, но коридоры и подсобные помещения.  Операции пошли, как по конвейеру.  Были дни, когда Оксана и  Николай Петрович почти не выходили до вечера  из операционной.  Два месяца назад с передовой привезли   израненного   Михася  Крюка.  Николай Петрович и Оксана четыре часа делали ему операцию. Потом  несколько суток дежурили, сменяя по очереди  друг друга, потому что   был он на грани жизни и смерти и нужна была квалифицированная помощь. Наконец, произошел перелом,  он пошел на поправку - начал быстро выздоравливать.  Родители Михася благодарили хирурга за сына, и тот через месяц  снова надел камуфляж.  И вот  теперь он отплатил хирургу за спасение с лихвой.
- Сволочь, какая сволочь. И я еще думала выйти за него замуж, - мысленно ругалась, шагая домой по дороге  Оксана.
Решение пришло сразу. Наверное, не только мысли о подлости Крюка, но  и  черное, холодное небо с  ледяным ветром  подсказали ей, что нужно  сейчас делать.
- Да, сейчас и только сейчас, - твердо решила она.
Дома, уходя на ту сторону, брат оставил ей пистолет «Макарова» и несколько обойм на всякий случай.
- Может, пригодится, - сказал он, вручая ей пистолет.  Стрелять ты умеешь.
 Пистолет был спрятан в углу старого дивана в тряпке.  Оксана достала его, проверила обоймы, протерла. Все было в порядке.  Снова, одевшись, вышла на улицу. 
…В позднее время в штабе до странности никого уже не было, но двери были открыты. Кабинет Михася,  после того, как прибыл новый начальник подразделения  «Азов»  стал и его кабинетом. Девушка удивилась: почему все открыто. Может, никого нет. Но  в окне горел свет. Она это видела с улицы.
 В середине стола стояла бутыль  самогона, лежали  раскрытые импортные консервы,   хлеб,   соленые огурцы.  Оба  были уже, что называется,  на бровях. Азовец громко матерился и стучал кулаком по столу, выпучив на Крюка глаза.  Дверь была  приоткрыта и
Оксана, не входя,   позвала Михася.
 Оба пьющих  вздрогнули от ее голоса и  обернулись.
Оксана  открыла дверь шире и повторила.
Азовец, увидев в дверях  девушку,  подмигнул Михасю. Давай, мол,  действуй. Какая красавица пришла.
Михась  поднялся из-за стола и вышел, покачиваясь, но стараясь выглядеть трезвым.
- Ксюш, тебе чего?- спросил, хотя сразу подумал об убитом накануне хирурге.
- Михась, кто убил Миколу Петровича?  - спросила она  и  кивнула  на оставшегося в кабинете азовца.  – Он?  Потом  зло стала выговаривать, даже выкрикивать  сквозь слезы.
 - Мыкола Петрович тебя месяц назад из гроба вытащил. Ты что, не  помнишь?  Ты б сдох, как  собака, если бы не он. Ты ему так отплатил? Что он, врач, мог вам сделать?- заплакала она. - Скоты вы.    Мы с ним  сегодня  только два часа, как операции закончили. Ваших же спасали весь день.
 В кабинете Михася упал стул. Из-за двери вышел такой же пьяный, как Михась,  азовец.  В приоткрытую дверь он все слышал  и,  выйдя,  заявил Оксане.
- Ты чо качаешь права, стерва? Ты чо пришла? Он, наш враг. Он – москаль и шпион. Он ходил по ночам,  делал операции  на той стороне у москалей, ты это знаешь?
- Какой он шпион, вы что, спятили? – возмутилась Оксана. А если и делал операции, то он врач и обязан их делать.
- Ты, кто? Кто она?- спросил азовец  у Михася, - показав на Оксану пальцем. Молодая, красивая девушка его явно  возбуждала. Даже своей смелостью и каким-то отчаянием, с которым она заступалась за уже мертвого врача. То, что она пришла к Михасю и стала выяснять, кто убил «москаля», начало его, «азовца», боевого офицера,  ух, как подогревать. Девушка, вопреки всему, откровенно ему понравилась. Но с женщинами он  общался, как правило, только в постели, куда они ложились в последнее время в основном из страха перед ним.
 - Она  работает  в больнице, помощница   москаля, - пояснил азовцу Михась.
- Оксан, уйди от греха подальше, - попросил он, обернувшись  к девушке, чувствуя, что азовец уже заводится. Он знал, каким жестоким и непредсказуемым был тот, как, впрочем и все азовцы и айдаровцы, с которыми он общался. Сегодня азовец самолично расстрелял не только врача, но и  еще нескольких человек. И сейчас Михась испугался за Оксану.
- Стоп, а ну стоп. Никуда она не пойдет, - возразил пьяно  азовец. Ты, я смотрю, по вышиванке украинка? А почему заступаешься за москаля?  А? Знаешь у нас правило: «москаляку на гиляку». Ты что,  тоже за москалей или шпионка? Мы тебя тоже сейчас на  гиляку отправим. Не позорь украинский народ. Не лезь москалям в помощницы.
- Ты что ли украинец, - презрительно и прямо в лицо,   смело проговорила  Оксана. Ты не украинец, ты позор нашего народа -  фашист.
- Но, но, потише. Сейчас распоряжусь, чтобы и тебя в расход пустили, как твоего друга, а, может, любовника? Но раньше, давай, с ней побалуемся, -  пьяно засмеявшись,  предложил он Михасю. – Давай, тащи ее  в кабинет, на койку. Потом ребятам отдадим, что сегодня в бою были, пусть немного  расслабятся.
Оксана вынула из кармана  пистолет и направила   на азовца.
- Хочешь со мной побаловаться? Ну, давай, посмотрю на тебя, какой ты баловник.
- Ну, ну, не балуй, девка, - увидев дуло пистолета, протянул руку азовец.  Дай игрушку.
Оксана нажала  на курок и выстрел пришелся ниже пояса.
- Стерва, - заорал азовец, ты что делаешь?
- Это тебе за то, что хотел побаловаться со мной.  – холодно проговорила Оксана. А это – за Миколу Петровича. Она выстрелила азовцу  в голову и он,  опрокинувшись навзничь,  упал с грохотом на пол.
 
- Ксюш, ты чо, ты чо,  с ума сошла? – мгновенно  протрезвел  Михась. Он знал, конечно, что азовец когда-нибудь, да нарвется, с своим характером,  и этим кончит. Но  никогда,  даже в мыслях у него не могло возникнуть,  что  оборвет его жизнь  Оксана. Он попытался выхватить оружие у  девушки, но она отпрянула в угол и направила  дуло нагана  на него.
- Тебя, сволочугу,  Николай Петрович выходил и вылечил, а ты ему так отплатил? –    закричала, плача,  девушка.  -  Тебя чуть не мертвого привезли и Николай Петрович сколько возился с тобой? Так ты ему отплатил?  Теперь пусть тебя твои дружки лечат.  Она выстрелила Михасю в грудь и перешагнув азовца, пошла к выходу. На улице  достала из кармана мобильник,  набрала номер телефона брата и, услышав его голос спросила.
- Васек, помнишь рощу, где мы в детстве всегда весной  собирали с тобой фиалки?  Там потихоньку до сих пор наши  переходят на вашу сторону. Через час-полтора будь  в роще. Я ухожу к вам насовсем.
На улице она встретила, возвращавшуюся от дома хирурга и,   все еще плакавшую,  санитарку Галину.
- Галь, пойдем со мной, - попросила она  женщину.  Та покорно поплелась за ней,  продолжая плакать и причитая.
- Микола, Микола. Як же ми без  тебе будемо.
Дома, не включая свет, Оксана,  наощупь,   вытащила из нижнего  ящика стола,  из-под двойного дна,   пачку денег. Половину, не считая, передала Галине. А половину положила себе в карман пальто.
- Завтра отдай эти деньги Вере, на похороны Мыколы Петровича. Там хватит. Я собирала больше года, - попросила она санитарку. Проводив, Галину, тоже вышла на улицу и быстрым шагом направилась  за поселок. Через час она  была на месте.  В роще ее уже ждал брат.
На следующий день в нескольких  украинских газетах появилась информация о том,  что медсестра-террористка и русская шпионка  из прифронтового  поселка Н.  застрелила двух раненых  командиров из отряда ВСУ  в больнице, где они лечились и, забрав  секретные документы в штабе,  скрылась на территории ДНР.  Через день эту информацию подхватили все западные СМИ.