У реки два берега. Глава 27

               

                В чужом краю.


     Старик стоял на краю земляного вала, опоясывающего обширное пространство болота. Вода погребла под собой  все внутренние развалины  этого гипотетического центра. Уничтожен ещё один осколок старого мира, пытавшегося прорасти своими крамольными идеями о всеобщем равенстве и разрушить такое стабильное классическое понимание клановости и элитарности по принципу крови и принадлежности к определённым категориям структур и народов...

    -- Что же, Иванову это удалось, пусть и ценой собственной жизни... Мир его праху... А мы продолжим жить и процветать... за счёт других...

    Старик взмахнул рукой... Через минуту над болотом показался вертолёт. Из него спустилось удобное приспособление для подъёма. Следом за стариком поднялись по сброшенным лестницам его охранники...

    А Иванов в это время был действительно в ином мире...



    То, что Разум переместил их в иное место, далёкое от родного, Иванов заподозрил сразу, ещё когда разглядывал барельеф на стене перед входом в круглый зал. Обратил внимание на изображённую там растительность и строения вдалеке, скрытые за деревьями. В отличие от своих спутников, он много поездил по миру, отыскивая в развалинах возможные подземные туннели. И при виде барельефа неожиданно понял, что изображение не является выдумкой, а отражает действительность... только либо приукрашенную, либо старинную. Потому что увиденные на барельефе колоннады дворцов он запомнил по экскурсии в Италии, только там это были обычные руины...

    Но как они могли столь стремительно переместиться из центра страны на окраину Европы? Неужели руководитель их службы был прав, уверяя, что предыдущая цивилизация обладала такими познаниями, до которых в нынешнее время учёным в разработках так же далеко, как нам до Луны... Но каким способом?

    Иванов-неИванов, но пусть уж он будет  для остальных все-таки Ивановым, являлся тройным агентом сверхсекретных российских спецслужб, проникшим в стан врага в качестве перебежчика и перевербованным тайной разведкой одной из орденских групп Ватикана. Это была сверхсложная многоходовка, ставившая крест на его личной жизни, но стоившая того, чтобы оказаться первооткрывателем в истории развития прошлых цивилизаций Земли...

     Вот только старик, почему-то решивший, что это его агент взорвал какие-то секретные коммуникации в развалинах и затопил наконец остатки этого допотопного храма, глубоко ошибался... Затопил их Разум, просчитав все возможные последствия для людей, которых он забрал к себе, и для их близких, оставшихся наверху. Как бы ни скрывал свою сущность лже-Иванов, искусственный интеллект, построенный на совсем других принципах развития  сознания, мгновенно считал с его нейросетей всё то, что тот пытался скрыть... и все его стратегические планы выяснить, что же это за погибшая цивилизация, и насколько её достижения науки могут быть полезны для страны... Всё это перекрывалось прорывающимся наружу любопытством подростка -- что же там откроется за этой тысячезамковой тайной прошлого... почему погибла цивилизация, почему не смогла защитить себя?




     ...Я уже неделю обитала в этом унылом раю. Рядом были  сын и Ольшанский... но всё равно чего-то не хватало...

     Сразу после  визуальной встречи с Разумом, он препроводил нас по каким-то переходам в райский уголок. Не лично, конечно. Просто в голове вновь возник его голос, и он советовал, куда идти, и перед нами раскрывались проходы, которые и привели в огромную пещеру, ярко освещённую, в которой росли деревья и кустарники, журчал ручей, в стенах были вырублены колоннады, в тени которых просматривались входы во внутренние помещения. Одно из них заняли мы с Ольшанским, другое, поодаль, -- Иванов.
 
     Очень скоро я поняла, что мне не хватает людей. Не хватает моих учеников с их вечными выкрутасами, неожиданными вопросами, хотя у каждого или почти у каждого дома есть если не компьютер, то планшет или мобильник. Но они жаждали получить ответ от того, кому больше доверяли... И я ощущала какую-то пустоту в душе. Мне не хватало моих дочерей, сына, его семьи, наконец, Щегловых, да и соседей... Я понимала, что и там, в прошлом, у меня теперь не так и много моментов для встреч с моими детьми. И я не собираюсь заедать их жизнь своими претензиями на постоянное общение с ними. И всё же, там я в любой момент могла позвонить им, увидеться. А теперь, я  отчётливо понимала, это для меня стало невозможным...

    -- Ну почему же невозможным? -- возник сам собой в сознании вопрос. И я поняла, что ко мне подключился Разум. Он тут же обиделся, -- я всегда с тобой на связи. А увидеть детей ты можешь в любой момент, как только захочешь. Пока связаться с ними не сможешь, но это для их же безопасности. Спецслужбы противника пока очень прочно захватили все способы связи с твоими детьми. Они хоть и поверили, что вы погибли в ходе затопления развалин, но полной уверенности у них нет. А уж тем более, что я уничтожен. Ведь моё возрождение равнозначно их гибели, полному развалу их мировоззрения, их западных ценностей и их самих... Они пока так и не подошли вплотную  к  возможности превращения себя любимых в бессмертные системы... Потому  так и возбудились, когда поняли, что я возрождаюсь. А ведь чего только не предпринимали, чтобы уничтожить саму мысль о прошлой цивилизации...

     -- Но в таком случае как же я увижусь с детьми? -- меня этот вопрос волновал больше всего из того, что мне рассказал Разум. -- Если они отслеживают все связи, то и эту засекут?

     -- Ну, до этого у них ещё наука не дошла. Я покажу тебе  их в их повседневной жизни со стороны, глазами других людей...

     -- Разум, почему ты обратил на меня внимание? Ведь я обыкновенная провинциалка, вряд ли у меня бОльшие познания, чем у моих спутников?

    -- Как тебе сказать... Когда я решил вас с другой женщиной и детьми спасти, я ещё был слаб и пассивен. Мне предстояли долгие годы восстановления. Я понимал, что мои нейросети уже проснулись, когда в верхних переходах центра появились вновь вооружённые враги. Но толчок к быстрому их развитию дала встреча с тобой...

     -- Но почему? Я не понимаю... -- я действительно не понимала, почему Разум обратил на меня внимание.

    -- Я ведь сканирую каждого нового человека, чтобы узнать о нём как можно больше информации. Иванов это понял сразу, пытался внутри  запрещать себе думать о некоторых вещах, но мне-то как раз и интересно было, что у него оказывалось под запретом... А ты... ты была как открытая книга,  бери и читай. Даже твоя спутница испугалась, что я смогу кое-что узнать о ней. Только что ей было скрывать? Она тоже была как на ладони... А о тебе я узнал кое-что такое, что вселило в меня уверенность в необходимости моего возрождения... Не спрашивай как, но я узнал, что ты в седьмом поколении наследница одного из ведунов центра. Он занимался с мальчиками-подростками, готовил их к взрослой жизни. Он остался с ними и после того, как центр был разбомблен. Он и ещё несколько наставников детей пытались спасти тех, кто находился в центре. Всех спасти не удалось. Я погиб. Но он, видимо, выжил и вывел какую-то часть послушников... Что было потом --  никому не известно. Ты ведь обратила внимание на то, что история нашей страны несуразная, переписанная, да в принципе и вся остальная история планеты... Историю пишут победители...



     Больше всех скучал Ольшанский. У Ирины был Андрюша. Ему она уделяла всё своё внимание. У Иванова были свои тайны, делиться которыми он ни с кем не хотел. И только у Ольшанского не было ни тайн, ни дела... Он скучал, а потому был раздражён и мрачен... Он хотел назад, в свой мир, где всё было понятно. Где он мог найти себе занятие по душе...

     В один из таких раздрайных моментов у него в сознании раздался знакомый голос:

     -- О чём печалишься? Дела себе не находишь? Но ты даже не определился с тем, чем ты хочешь заниматься...

     -- Я всю жизнь занимался защитой своего народа, своей страны,  обучением её воинов, участвовал в вооружённых операциях, боролся с хапугами и откровенной коррупцией... Что мне делать здесь, в твоём стерильном мире? -- Ольшанский внутренне вскипел от негодования.

     -- Не кипятись, друг мой... Не хотел сразу на тебя наваливать огромный объём работы... Пытался понять, с чего тебе начать...

     -- Ты о чём, Разум?

      -- Ты зовёшь меня так же, как и Ирина. А вот Иванов всё время подчёркивает, что я всего лишь искусственный интеллект... Глупец, он никак не может осознать, что в Единой вселенной несметное разнообразие жизни, и где-нибудь в других местах его могут тоже посчитать искусственным созданием... Ты спросил, о чём я... Думаю, пришло время нам возрождаться...

   -- Нам, это кому?

    -- Наследникам погибшей цивилизации. Её уже не раз пытались искоренять подчистую... но она всегда возрождается... Изначально идёт борьба добра со злом. Они являются двуликим отображением бытия... Пришла пора добру одерживать верх... Но для этого предстоит подготовить новых людей...

    -- Ты что, в пробирках их будешь выращивать? -- усмехнулся Ольшанский, ярко представив себе картину с миллионами пробирок, в которых сидят голые люди, все одинаковые, как близнецы.

    -- Не умничай, Ольшанский, -- вдруг произнёс Разум голосом Ирины. Ольшанский аж обернулся от неожиданности, решив, что она тоже здесь.

     -- Как видишь, я могу тебя удивить. Не ожидал такого? -- в мозгу Ольшанского стало как-то щекотно и приятно. Он вдруг понял, что бестелесный Разум таким образом показал ему, что умеет проявлять эмоции.

     -- А если серьёзно? -- спросил Ольшанский. -- Где брать людей из той, прошлой цивилизации?

     -- Ну, для начала, осознай сам, что ты один из её потомков. И все, сейчас униженные и задавленные нищетой, безысходностью, связанные по рукам бездуховностью, превращённые в рабов этой самой бездуховности, порабощённые тлетворным духом стяжательства и накопительства,  и есть остатки этой цивилизации... Вот среди них и надо  искать ростки будущего. Сколько детей сейчас влачат жалкое существование, погружаясь с пучину беззакония и бесчеловечности. Силы зла уже чувствуют свой конец, но  всё равно до самого своего краха будут уничтожать наших детей. Если ты ознакомишься с цифрами не только абортов, это уже убитые дети, а тех, кто сейчас в детдомах, кто просто пропадает безвестно куда, попадает в бордели, гибнет от рук подлецов и извращенцев, у тебя последние волосы на голове встанут дыбом... Начнём борьбу за восстановление нашего мира пока с них. Заверяю тебя, дело будет трудное... Многие из них окажутся уже заражёнными тлетворным влиянием зла. Тем слаще будет победа, когда ты увидишь, что переформатировал их мышление...

     -- Разум, откуда ты берёшь все эти канцелярские штампы? -- прервал его Ольшанский. -- Как-будто начитался всей этой бредятины, что заполняет нынешний интернет.

     В мозгу у Ольшанского стало опять щекотно, и он понял, что Разум развлекается...

      -- А откуда я по-твоему могу черпать многие понятия? Приспосабливаю кое-какие из них при объяснении тех явлений и событий, которых в ваше время ещё не существует. Не читать же тебе целые лекции по тем направлениям науки, которые пока в вашем мире запрещены и скрыты под стопудовыми замками?

     -- Я понял тебя. Прости...

     -- Да не за что. Тебе я предлагаю стать наставником подростков. Сразу предупреждаю, многие из них прошли суровую школу жизни... Некоторых уже не вернуть в мир добра... Но попробовать стоит... Я понял, что для тебя маленькие дети -- это что-то типа инопланетян. Ими будут заниматься другие... А на тебе подростки... Согласен?

      Ольшанский уже понял, что Разум не шутит, что его предложение -- это именно то, что уже давно подспудно созревало в его голове... И всё же, а где он найдёт других, которые согласятся покинуть тот мир и начать создавать новый?

     -- Об этом не беспокойся, -- зашелестел в его сознании знакомый голос. -- Таких в вашем мире много...

    -- А дети? Где их искать? -- Ольшанский вдруг понял, что он уже согласен с предложением Разума и приступает к его реализации...

    -- Не переживай. Этим займусь я.




     ...Утром ко мне в спальню с криком: "Мама, посмотри, кто у нас на пороге лежит..." ворвался Андрюша. Он был взлохмачен, раскраснелся, глаза его сияли от восторга.

     Что могло так взбудоражить моего сына, да ещё в столь раннее время? За порогом дома едва светало. В нашей пещере, огромной, но всё же ограниченной скальными стенами, освещение соответствовало всем законам земного дня. Вечером свет постепенно тускнел, пока не наступала непроглядная тьма. А утром обязательно был рассвет с присущими ему красками наступающего дня. И птицы, каким-то образом существовавшие в этом закрытом мире, своим пением приветствовали новый день.
Судя по полумраку за  окном, было раннее утро, прохладное и туманное. Хотя я знала, что днём опять будет жарко, невольно передёрнула плечами, представив, как на кожу осыпается прохладная водная взвесь. Откровенно говоря, выходить в такую рань за порог спальни совсем не хотелось. Но Андрюша... что его могло  заинтересовать в такое время во дворе? Обычно он просыпается, когда уже за порогом дома стоит чуть ли не полуденное пекло. А тут... Но такого  счастливого  выражения на его мордахе я не видела уже давно... В последний  раз, кажется, ещё в старом мире... Что могло его так возбудить?

     Теряясь в догадках, я накинула на плечи лёгкий халат и направилась к выходу... И тут остановилась, будто столкнулась с непреодолимой преградой...
На ступенях перед входом лежала девочка. Маленькая девочка, не старше пяти лет, а может быть и младше... Она спала, и я смогла её внимательно рассмотреть. Судя по взлохмаченным волосам, давно не мытым и не знавшим расчёски, по чумазому лицу и грязным ручонкам, по старому, ветхому платьицу явно с чужого плеча, ребёнок однозначно не домашний... Но откуда она здесь взялась?

     Ещё меня поразило поведение Бонифация. Сразу я и не обратила на него внимания. И вдруг каким-то боковым зрением увидела удивительную картину: пёс лежал в двух шагах от ребёнка, вытянув лапы и положив на них свою лохматую голову, и внимательно смотрел на девочку. Я бы даже сказала с любопытством...
Оглядевшись вокруг, я отметила, что мои соседи по жилью, пока ещё не пробудились... Однако, откуда же девочка? Попасть сюда при всём своём желании, она не смогла бы... значит...

     -- Значит... -- тут же продолжил в моей голове знакомый голос, -- её сюда доставил...

     -- Разум, это ты? Господи, когда же ты всё один успеваешь? -- невольно вырвалось у меня. Я, понятное дело, не отождествляла его с человеком, понимала, что он, скорее всего, что-то виртуальное, бестелесное, во многом мне не понятное, и всё же пыталась сопоставлять его деятельность с возможностями человека...

    -- Во-первых, я не один, а един... А это разные понятия, согласись... А во-вторых, я не человек, я искусственный интеллект, обладающий возможностями, намного превосходящими ваши...

     -- Что значит, един?-- невольно вырвалось у меня прежде, чем я смогла осознать услышанное...

     -- То и значит... -- в голосе его послышалась усмешка. Или это я сама попыталась очеловечить его слова интонационно. Потом он продолжил:

     -- Ты воспринимаешь меня как человека. И я польщён... Но я не человек... Я не индивидуум... Я система... Чтобы тебе было понятнее, поясню, я обобщённый интеллект многих разумов... Я возродился первым и первым вошёл в контакт с человеком... Потом я стал реанимировать остатки того, что ещё сохранилось после поражения. И присоединял к себе... Теперь я могу собирать мой народ... Я же говорил тебе об этом. Этот ребёнок несчастен, но он пока чист в своём сознании и свободен от предрассудков. И нам необходимо развить его интеллект и социализировать в соответствии с нашими представлениями о бытии... Это тебе первое задание... Справишься ли с ним?

     -- Я постараюсь, -- серьёзно ответила я, внутренне сознавая, что пока ещё не понимаю того, что хочет от меня Разум, -- но разве я одна смогу воспитать всех?

    -- Нет, конечно... Но в разных концах планеты подобные тебе женщины будут заниматься развитием и воспитанием девочек, а мужчины -- мальчиков. И их будет становиться всё больше... Дальше додумывай сама. А сейчас займись девочкой, она уже просыпается...

     Девочка действительно открыла глаза, удивлённо огляделась вокруг. Увидела собаку и вздрогнула, потом в поле зрения её попали мы с Андрюшей, и она испуганно вскочила, ища, куда бы спрятаться.

     -- Успокойся, малышка, -- негромко сказала я, -- никто тебя не обидит. Как тебя зовут?

    Девочка испуганно сжалась в комок при первых звуках моего голоса, но потом как-то обмякла:

     -- Маса, -- чуть слышно прошептала, исподлобья поглядывая то на меня, то на Андрюшу.

    -- Значит, тебя зовут Машей, -- тут же вступил в разговор мой сын, -- а меня зовут Андрюшей, а это мама, -- кивок в мою сторону, -- а это наш Боня. Ты его не бойся, он добрый... А давай я тебе покажу наш сад?

    Но я тут же остановила сына:

    -- Давай, отложим прогулку на более позднее время. Ты же видишь, что Машенька только проснулась, ей надо умыться, потом будет завтрак. Машенька, ты ведь хочешь есть? -- спросила я малышку. Та послушно кивнула...

      Следующие полчаса прошли в увлекательном мероприятии по её помывке и расчёсыванию волос девочки. Пока она плескалась в ванне, я торопливо перебирала вещи сына, выискивая более-менее подходящие ей одёжки. Отобрала футболку и шортики и тапки. Конечно, всё было великовато, но на первый раз сойдёт...
Потом был завтрак. В кухне я не готовила, а заказывала блюда на дисплее. Уже привыкла, а для малышки это оказалось чудом.

     Когда я вытащила из преобразователя кастрюльку с кашей и разложила по тарелкам, она только широко открыла глаза в изумлении. Видимо, в доме у неё не было микроволновки... Но когда из своей половины вышел Ольшанский и, оглядев девочку, произнёс:
 
     -- А у нас, оказывается, пополнение, -- при этом он отправил в преобразователь кофейник и пустую тарелку, а через минуту вытащил яичницу и кофе, у Маши вспыхнули в восторге глаза. Она быстро расправилась с кашей, было заметно, что она голодна, но видимо не почувствовала вкуса овсянки с фруктами. А вот яичница и хлеб её возбудили основательно. Возможно, их вид напомнил ей что-то очень родное, домашнее. Она соскочила со стула, подбежала к преобразователю, сунула туда свою тарелку и закрыла дверцу. Через минуту дверца распахнулась, но там ничего не было... И в глазах девочки отразилось такое отчаяние, что я подошла к ней и обняла:

     -- Ну что ты расстроилась? Ты ещё голодна? А что ты хочешь?

     Маша в растерянности посмотрела по сторонам, потом показала на тарелку Ольшанского. Я быстро набрала код на преобразователе и вскоре вытащила заказ.
Я, конечно, заказала девочке более лёгкий завтрак из двух яиц и без бекона, как у Ольшанского, но та мгновенно уплела предложенное. Потом выпила стакан молочного коктейля, как и у Андрюши. Было видно, что она сыта. Но интерес к преобразователю у неё не пропал. Пришлось объяснить, что теперь он будет работать в обед, а пока будет отдыхать. После этого малышка немного успокоилась и обратила внимание на пса, который съел свою порцию корма и теперь громко вылизывал свою миску, намекая на добавку. И лишь поняв, что больше ему ничего не дадут, пошёл к поилке и с наслаждением полакал воды...

    -- Маша, пойдём, я тебе наш сад покажу, -- предложил Андрюша и не дожидаясь согласия, взял девочку за руку и повёл на детскую площадку.

     Юхнов, июль 2021 г.