III. Нинсикиль

Увернулся от дикого быка, натолкнулся на дикую корову.
Шумерская пословица

1
Покинув двор суда, Нинсикиль в сопровождении слуги-раба быстрым шагом направилась в сторону центра Ура. Тесные улочки в этой части города едва могли пропустить одного вьючного осла, но не повозку богатой горожанки — её Нинсикиль оставила вместе с возницей на торговой площади. Весь путь до здания городского суда она прошла пешком. Петляющие столичные улочки иногда сужались настолько, что встречные пешеходы едва могли разминуться. Её слуга периодически оглашал улицу криками: «Посторонись! Дорогу госпоже!»

На полпути к площади Нинсикиль застал сильный ливень. Она боялась, что дождь намочит и испортит её роскошную красную тунику, а главное — дорогое, сделанное из тонкой козьей шерсти белое плащ-покрывало с бахромой. Накидка закрывала её от плеч до земли. Она гордилась нарядом. Такое покрывало могла себе позволить только знатная и богатая женщина. Нинсикиль, судорожно приподняв подол дорогой туники и подхватив концы покрывала, поторопилась найти место укрытия. Рядом оказался хлевдля овец под тростниковым навесом, примыкающий к улице. Она всегда радовалась дождю, но только не в этот раз.
Весенний ливень был обильным и скоротечным. Он смыл нечистоты, ручьями истекающие из дренажных керамических труб прямо на улицу. Обычно отбросы и мусор высыхали и испарялись сами. Палящее солнце и птицы днём, а собаки по ночам чистили улицы, но сейчас немощёные дороги напоминали вонючую сточную канаву.  Редкой выделки кожаные сандалии и ступни ног Нинсикиль по щиколотку утонули в вонючей жиже. Подол роскошной длинной туники и бахрома накидки замарались. Её одежда стала мокрой и неприятно тяжёлой. Босой раб, одетый только в набедренную повязку, казалось, не замечал потоков грязи и трусил впереди неё, чапая по лужам с высоко поднятой над головой глиняной таблицей с её личной печатью. Нинсикиль, сохраняя, насколько возможно, достойный и гордый вид, сама шлёпала по грязным улочкам, закипая злостью и досадой. Казалось, боги грубо насмехались над её именем «Нинсикиль», которое означает «чистая госпожа». Она чувствовала сама, как от неё неприятно разило смесью городских нечистот.

Выйдя наконец на широкую улицу, мощённую глиняными, закалёнными в царских мастерских кирпичами, Нинсикиль обрадовалась, ощутив ровную дорогу. Под ногами всё ещё хлюпало. Хозяева лавочек и мастерских, как мураши, чистили улицу перед лотками и палатками, выметая грязь терновыми вениками. Добравшись до публичной площади, Нинсикиль не увидела повозку. Площади сильно досталось. Ливень залил её грязью с мусором и разметал товары продавцов. Торговцы и зазывалы, пекари и продавцы пива, ювелиры и кожевники все высыпали чистить площадь после стихии. Её слуга куда-то исчез. Нинсикиль даже не успела по-настоящему прогневаться, когда раб вернулся, приведя с собой возницу с повозкой. Привычно располагаясь на деревянной скамье из красного дерева позади возницы, она бормотала проклятия на головы несчастных слуг, но больше для порядка. Она сразу заметила, что повозка сухая.
Эта четырёхколёсная повозка отличалась лёгкостью и богатой отделкой из редкого в царстве твёрдого дерева. Целый год мастера-плотники из Ниппура колдовали над ней. Они  отделали повозку вычурными медными и серебряными украшениями, и теперь она стоила целое состояние. Горячий вороной жеребец, сдерживаемый возницей, нетерпеливо перебирал копытами и рвался понести хозяйку за городские стены Ура в её дом на канале.
Во всём царстве лошадь всё ещё считалась диковинкой и стоила как пять ослов или три быка. Состоятельные люди чаще передвигались на онаграх, мулах или ослах.  В тяжёлые и громоздкие возки запрягали быков. Только очень богатые и знатные люди могли позволить себе иметь лошадь. Нинсикиль отдала короткую команду мускулистому вознице в набедренной повязке. Повозка мягко тронулась. Она откинулась на спинку сидения. Слуга, расчищающий дорогу госпоже, затрусил впереди повозки. Омытая дождём мощеная дорога вела от нижних ступеней зиккурата, возвышавшегося над всем городом, до городских ворот под названием «Высокие ворота». Дорога была построена для священных процессий и царских выездов. Устало прикрыв глаза, Нинсикиль попыталась ещё раз насладиться наказанием ненавистной соперницы. Её тщеславие было удовлетворено, её самолюбие ликовало, но душа всё ещё находилась в смятении.
«А ведь мне даже стало жалко её — неожиданно для себя подумала Нинсикиль. Хорошо, что я  не поддалась минутному искушению остановить наказание мерзавки. Это было бы проявлением слабости, недостойной меня — Нинсикиль, дочери Акаллы из священного города Ниппур».
Другое, о чём она подумала: с каким интересом, во время наказания рабынини, на неё смотрел её адвокат. Почувствовав взгляд, она резко обернулась. Молодой человек понял, что замечен, но не смутился и не отвёл глаз. Наглец пожирал её магическим взглядом и словно раздевал её. Скорее чуть смутилась она, ощутив неприкрытое вожделение и восторг во взгляде стройного мужчины, с выразительным носом и широкой грудью.
 
2
Не доезжая до городских ворот, повозка неожиданно резко остановилась, грубо вернув Нинсикиль к реальности. Она была готова обрушиться с упреками на бледного и дрожащего слугу, бежавшего впереди повозки и расчищавшего дорогу. Тот беспомощно склонился перед ней, доставая ладонями колен. Засунув табличку под мышку, он прижал сложенные вместе ладони ко лбу, не поднимая голову. Пытаясь совладать с гневом — негоже ей так раздражаться, это граничит с неприличием — Нинсикиль с досадой взглянула на возницу. Увидев, как грубо тот натянул поводья, портя коню губы, она была готова прибить его.

— Осёл! — успела выкрикнуть Нинсикиль, когда увидела подходящего к ним очень быстрым, уверенным и размашистым шагом царского стражника.
 
Широкоплечий коренастый воин со щитом и коротким копьем наперевес преградил им дорогу. Запрещающим жестом поднятой вверх правой руки, защищённой кожаным локотником, он приказал им расчистить путь и встать на обочину дороги. В широкой со складками юбке — такую носят кочевники из племени марту — с могучим торсом, пе-ревязанным крест-накрест кожаной лентой, скрепленной посередине большой медной бляхой с царской печатью, на голове — блестящий медный шлем,  на сильных ногах — высокие сандалии со шнуровкой, на поясе — бронзовый топорик и кинжал. Стражник излучал силу и решимость. 
 
— Наёмник-аморей, — Нинсикиль поморщилась.

Грозный воин держался непоколебимо. В его холодном взгляде исподлобья было столько превосходства и равнодушия, что Нинсикиль сдержала себя и не стала выплескивать мгновенную злость и досаду. Она, приняв надменный вид, приказала слуге предъявить стражнику таблицу с печатью. Стражник не удостоил даже мимолетным вниманием ни саму госпожу, ни её печать. Он тщательно осматривал и держал под контролем целую улицу. Нинсикиль прикусила язык и изобразила подобие улыбки, больше напоминающей гримасу.

— Чего ты хочешь? — сначала по-шумерски, а потом и по-аккадски спросила она.
 
Мерзкая собака, тупой бык и вечный раб — так мысленно нарекла его Нинсикиль — молчал, прислушиваясь к чему-то. Может быть, он немой?

Нинсикиль услышала отдалённые звуки музыки, доносящиеся со стороны зиккурата и царского дворца. Они встретились глазами со стражником, и тот, не меняя выражение лица, коротко и строго произнес всего одно слово: «Абисимти».

Так звали жену царя Шумера и Аккада, семитку по происхождению. Имя самой влиятельной после верховной жрицы женщины в государстве, а скорее всего, даже более влиятельной, тут же погасило негодование Нинсикиль. Внезапно охватившее волнение и даже страх, такой, от которого спирает дыхание и бледнеет лицо, овладели Нинсикиль. Левое веко начало подёргиваться. Почувствовав короткое удушье на вздохе, она непроизвольно икнула. Ей показалось, что в глазах стражника мелькнула усмешка.

Нинсикиль ещё не встречалась лично с женой богоподобного царя и не была ей представлена. Она видела царицу несколько раз в храме на праздничных церемониях. Сначала издалека, со спины, потом, по мере роста мужа по службе, все ближе и ближе. Конечно же, она слышала о крутом и вздорном нраве Абисимти. Жена царя обладала уникальным даром собирать вокруг себя талантливых и одарённых людей, которых она могла возвысить до небес. Но, ради одной своей прихоти царица могла и уничтожить любого, кто попадёт к ней в немилость, низвергнув несчастную жертву ещё при жизни в нижний мир демона Нергала. Нинсикиль интуитивно боялась и избегала знакомства с этой влиятельной, но капризной особой. В сущности, она оставалась провинциалкой. Её воспитали в лучших шумерских патриархальных традициях. Ниппур — город, где она родилась и выросла, был храмовой столицей, но при этом оставался провинцией. Ур, в котором она стала жить после замужества, за почти десять лет так и не стал ей родным. Возможно, комплекс провинциалки мешал Нинсикиль обзавестись нужными связями и знакомствами. Все считали её заносчивой гордячкой. В чём-то они были правы.

После одного неприятного случая, Нинсикиль из Ниппура отказалась от шумной и бурлящей событиями столичной жизни, противопоставив себя кругу знакомых. Она предпочла тихую и размеренную жизнь в доме за городом. Дом — её укрытие, её уютная драгоценная раковина. Однако глубоко в душе она всё же мечтала завоевать столицу и стать одной из блистательных дам высшего общества. – Все эти умники когда-нибудь оценят её. В этом она не сомневалась. Нинсикиль активно ждала такого случая, много читала, училась и занималась саморазвитием. Она пока не знала как ей правильно себя представить обществу. Гордячка – это не то, что ей нужно. 
Звуки приближающейся музыки становились всё громче. Кроме глухих ударов барабана-пуку уже можно было различить мелодию камышовых дудочек, отрывистые звуки медных труб и звон бубна-тамбурина. Вскоре появился эскорт царицы Абисимти. Он состоял из нескольких богатых повозок и колесниц, все они запряжёны лошадьми. Для мягкости хода четыре колеса царской повозки были обиты кожей. Процессия направлялась к «Высоким воротам» города.
Царица сама правила роскошной повозкой с золотой отделкой, запряжённой парой белоснежных коней. Позади неё расположились два стражника в остроконечных медных шлемах из личной царской охраны. Один из них был вооружён боевым луком с колчаном стрел, другой - который с копьём, держал в руках большой щит, предназначенный для защиты царицы от нападения.

Услышав звуки музыки, горожане оставили дела и высыпали на улицу Они устали от зимы и предвкушали скорое празднование Нового года. Повозка медленно и торжественно двигалась под восторженный шум толпы, обступившей дорогу. Царица предстала перед подданными в длинных парадных зелёных одеждах изо льна, расшитых золотыми и серебряными нитями. Тончайшая ткань облегала стройное тело,  подчеркивая крепкую грудь, тонкую талию и округлые бёдра. На её плечи наброшена лёгкая полотняная накидка золотисто-жёлтого цвета. Её шею украшали дорогие бусы из сердолика. Голову Абисимти обрамляла мягкая кожаная лента светло-коричневого цвета, расшитая золотыми фигурками животных и растений. Лента оборачивалась в виде тюрбана, скреплённого элегантной брошью посередине. В ушах царицы блестели дорогие серьги в виде гроздьев винограда. На запястьях и лодыжках Абисимти красовались изящные серебряные и золотые браслеты тонкой работы. На ногах — элегантные сандалии из мягкой кожи телёнка со шнуровкой. Царица слыла красавицей. Её глаза с искринкой, белозубая улыбка и сросшиеся брови в виде «ласточкиных крыльев», очень модных в Уре, безумно нравились публике.

Царица периодически приветствовала любопытную толпу, поднимая вверх холёную открытую ладонь с татуировкой в виде широко открытого глаза на фоне зиккурата. Это вызывало у граждан города одобрительные и восхищённые возгласы. Процессия приблизилась и чинно миновала Нинсикиль. Жена царя удостоила драгоценным вниманием сначала её грациозную лошадь и повозку, а потом скользнула взглядом и по ней самой. Нинсикиль в ответ, приложив руки к внутренней части бёдер ближе к коленям, склонила голову в низком поклоне. Через некоторое мгновение Нинсикиль распрямилась и снова посмотрела на проходящий мимо кортеж. Царица уже спиной, но на второй царской колеснице она узнала главного царского поэта и музыканта по имени Илибани. Красивый и стройный мужчина средних лет, вальяжно восседал с лирой на коленях. Илибани слыл очень влиятельным человеком во дворце. Ему покровительствовала сама царица Абисимти. Царский поэт и музыкант казался рассеяно задумчивым и никого не замечал.

С ним Нинсикиль познакомилась, благодаря мужу. Илибани когда-то давно учился вместе с Энкидом в одной школе-эдуббе. Он был чуть младше, но их связывала давняя дружба. Муж как-то пригласил Илибани в загородный дом на канале Инун. Нинсикиль улыбнулась, вспомнив, как шумно и бурно, словно мальчишки, друзья веселились, вспоминая истории прошлых дней. Они громко смеялись над только им понятными шутками. Друзья прикончили тогда огромный, на несколько сила кувшин вина, обильно смешав его в конце с пивом. Нинсикиль никогда не видела мужа таким пьяным и смешным. Илибани был ему под стать. Оба жутко болели на следующее утро, а Илибани ещё и испытывал угрызения совести. Бодрясь, он витиевато и галантно извинялся перед ней за чудесный вечер воспоминаний друзей. 

Нинсикиль ещё долго просидела в повозке, пропуская эскорт жены царя. Устав от тупого ожидания, она злилась и едва слышно бормотала грубые проклятья, но так, чтобы поломанные уши стражника их не услышали. Она раздражалась от унижения, усталости и неприятного запаха одежд. Лишь когда музыка почти стихла за городскими стенами, стражник наконец позволил ей продолжить движение. Его к тому времени она возненавидела. Короткий разрешительный жест копья, и амореец  размашисто, уверенно и несколько косолапо ушёл в караульное помещение поблизости.
Возница чуть замешкался, ожидая команды госпожи, слегка повернув голову к ней в вопросе. Уловив настроение госпожи, пустил жеребца сразу в крупную рысь. На воротах стражники проверили печать госпожи и отсутвие выбритых знаков раба на головах её слуг. С таким знаком рабов за стены города не выпускали. Только, если господин или госпожа не подтвердят, что рыб принадлежат им. Её раба пропустили.
Покинув защитную стену города, «высокую, как сверкающая гора», Нинсикиль увидела, вдалеке кортеж Абисимти. Уже едва заметный, он быстро шёл на юго-запад от столицы в сторону Эриду. Этот город находился в двух лигах  от Ура. Очевидно, Абисимти и её сопровождающие направлялись в самый древний город царства Эриду, чтобы посетить храм верховного бога — Энки, бога мудрости, моря и свежей воды.
Колесница Нинсикиль резво катилась на северо-восток по быстро высохшей после дождя жёлтой, вымощенной кирпичом дороге. Её путь лежал вдоль канала Инун в богатый дом, построенный вместе с мужем. Слуга, расчищавший путь в городе, остался далеко позади.

3
Обширным хозяйством Энкида и Нинсикиль управлял образованный и исполнительный молодой человек по имени Туте. Маленького роста управляющий, толстенький и доброго нрава, встретил повозку госпожи, вовремя отдав приказ привратнику открыть въездные ворота. Лошадь хозяйки, не замедляя ход, буквально внеслась во двор. Туте подоспел к разгорячённому коню, взяв пухленькими ручками под уздцы, и начал что-то говорить, успокаивая и протирая ладонью его взмыленную шею. Он сдержанно поклонился Нинсикиль. Туте выказывал должное почтение жене хозяина, но подчинялся он напрямую лишь своему господину, и слово Энкида было для него законом.

Супруги имели в собственности земельный надел. За несколько лет они укрупнили его, купив землю и сады у нескольких семей общинников поблизости. Для выпаса скота, царь пожаловал Энкиду в пожизненное пользование большое пастбище. За него они платили десятину от приплода в год. По границам надела протекал тесный канал-арык, он опоясывал земли и снабжал в достатке водой их владения. В семейную собственность входили: поля с овсом, горохом, эмером, кунжутом; финиковая роща, фруктовый и овощной сады; пруд, богатый рыбой; овцеферма; стойбище с крупнорогатым скотом; конюшня с пятью ослами и двумя лошадьми. Управляющий Туте вёл строгий учёт и контролировал дела в имении Энкида и Нинсикиль. Он распределял работу и раздавал задачи рабам и свободным работникам — иждивенцам — число их приближалось к шестидесяти. Стараниями Туте хозяйство процветало и давало богатый урожай и приплод. Энкид регулярно проверял отчётность на глиняных таблицах, заполненных управляющим, и часто сам с контролем объезжал свои обширные владения.

Нинсикиль, слегка приподняв длинную тунику, легко спрыгнула с повозки. Она, казалось, не заметила Туте и даже не удосужилась ответить на его приветствие. На ходу, она лишь крикливо распорядилась конюху: «КОня вычистить, накормить, напоить в меру, дать кристаллы соли».
Не задерживаясь во дворе, госпожа поторопилась пройти в дом.  Она любила этот дом, ограждённый густым вьющимся кустарником сурбату, плотно скрывающим жизнь обитателей от любопытных взглядов и дающий тень в жару. Просторный, кирпичный, побелённый снаружи и внутри, с полами, покрытыми белым гипсом, что могли себе позволить лишь избранные. На втором этаже, во встроенной массивной деревянной галерее располагались покои госпожи.
Нинсикиль вошла в просторные сени. Она поймала себя на мысли, что теперь совсем не радовалась наказанию непокорной рабыни и соперницы. Нинсикиль скорее переживала личное унижение по пути домой. У неё до сих пор всё клокотало внутри. Кровь прилила к лицу. Даже прохладные стены дома не могли остудить её злости. Больше всего Нинсикиль раздражало, что она непроизвольно икнула при этом самодовольном и криволапом стражнике. Она брезгливо скинула грязные сандалии и мокрую накидку. Две рабыни помогли ей омыть руки и ступни. Нинсикиль приказала наполнить для неё врытую наполовину в землю глиняную ванну, обмазанную битумом, что было исполнено без промедления. Эта ванна была ещё одной гордостью Нинсикиль. Не меньшей, чем лошадь или повозка. По требованию хозяйки в доме всегда содержали запас чистой воды. Воду набирали из источника и ставили на солнце в нескольких больших и толстостенных глиняных сосудах. Кувшины с водой сподручнее поднимать одновременно двум мужчинам из числа слуг. Использованная после приёма ванны вода вытекала по керамическим трубам, смазанным в местах стыка битумом, наружу, в специальную ёмкость в саду. Из неё по керамическим желобам поливались плодовые деревья.

Когда ванна была наполнена, Нинсикиль сняла тунику, впитавшую неприятный запах, и поручила прачечнику  тщательно постирать одежду с песком и золой. Она медленно забралась в ванну и с наслаждением вытянулась. Согретая на солнце вода ласкала тело. Нинсикиль протёрла мыльным корнем руки, плечи и живот. Прислуживающая ей рабыня, молодая чужеземка с роскошными толстыми косами, нежно намылила её спину и шею. Передвигалась рабыня бесшумно. Журчание струйки воды из кувшина и стекающая по телу тёплая вода постепенно успокоили Нинсикиль. Когда она вышла из ванны, другая рабыня, та, что с раскосыми глазами, услужливо преподнесла ей деревянную чашу, наполненную сладким финиковым вином. Хозяйку провели и уложили на специальную циновку из пружинистых ивовых прутьев, покрытую шкурой телёнка. Две рабыни обильно нанесли на её стройное тело дорогое масло из Страны Кедра (Ливан) и мягко и старательно растёрли её до лёгкого покраснения.
Во время приятного действа Нинсикиль предалась воспоминаниям о тех временах, когда она впервые встретила Энкида. Это случилось в её родном городе Ниппур десять лет тому назад. Уже тогда он был преуспевающим чиновником из близкого окружения царя. Ей он сразу не понравился. Показался надменным, самоуверенным, холодным, тщеславным и циничным службистом. Да, красив собой и строен, но вдвое старше. Она в тайне мечтала о сыне башмачника, который жил на соседней улице. Его она знала с детства. Красивый юноша, чуть старше Нинсикиль, всегда смешил её остроумными и меткими шутками и сравнениями. Они даже поцеловались однажды, скрывшись в ниспадающих ветвях огромной ивы на берегу канала. Нинсикиль до сих пор помнила, как зашлось её сердце от восторга и приятных, волнующих ощущений. Впрочем, Нинсикиль смиренно последовала воле и решению отца. Выбора у неё не было. Она вычеркнула из памяти сына башмачника и стала женой чиновника. Её отец рассматривал любовь как нечто опасное и разрушительное, а брак, заключённый по расчёту между его дочерью и влиятельным царским сановником, по его убеждению, гарантировал ей стабильность и благоденствие.

Получив от отца богатое приданое, она вышла замуж и сразу уехала вместе с супругом жить в столицу. Нинсикиль улыбнулась, вспоминая, какой неловкой и пугливой она была с мужем в первые годы. Полюбила она Энкида и открыла его с лучшей стороны только спустя несколько лет. Тогда же она обрела счастье. Нинсикиль превратилась в красивую, яркую, весёлую и порой озорную молодую женщину, обожавшую супруга. В гармонии и блаженстве прошло больше пяти замечательных лет. Но всему приходит конец, и в их отношениях что-то поменялось и всё пошло не так. Она понимала причину и разделяла волнения и тревоги супруга по поводу отсутствия наследника, но не могла ничего изменить. Она молила о ребёнке всемогущих богов. Когда Нинсикиль навещала отца, она обязательно шла в храм Экур в Ниппуре. В храме Нинсикиль возливала воду и молилась верховному богу Энлилю - покровителю Ниппура, богу воздуха, разделившего небо и землю. Уже в столице, Нинсикиль не реже раза в неделю выезжала в соседний город Эль-Обейд, где находился храм богини деторождения Нинхурсаг. Вход в храм богини охраняли статуи восьми свирепых львов, облицованных медью. Их каменные глаза таинственно и страшно блестели. Когда она увидела их в первый раз, она испугалась их грозного вида. Со временем она привыкла к медным стражникам и не забывала прикоснуться к ним при входе в храм. Молодая женщина часами исступлённо молилась, мечтая зачать ребёнка. Однако все мольбы и взывания к богам оказались бесполезными. Отчаявшись, Нинсикиль начала ходить по лекарям и прорицателям, щедро одаривая их богатыми подарками. Но и они не излечили её бесплодие. После рождения сына от наложницы, муж совсем отдалился от неё. Последние два года она мучилась и страдала больше, чем радовалась жизни. Она чувствовала, что её характер меняется и становится дурнее, а она сама — черствее, циничней и злобней.

Ощущение чистоты и глоток сладкого вина вернули Нинсикиль уверенность и силу. «Чистая госпожа» поднялась и прошла по покрытому гипсом идеально чистому полу в покои на втором этаже, грациозно покачивая бёдрами, босая, с чашей вина в руке. Кроме магического двойного красного шнурка, опоясывающего тонкую талию, с которым она никогда не расставалась, на ней ничего не было. Она прошла в уютную спальню и прилегла на кровать с медными украшениями. Её покои с деревянной галереей когда-то несказанно радовали хозяйку. Дерево было специально доставлено с верховий реки Идиглат из далёкой горной страны, богатой лесом. Мастера Ура сотворили ей это чудо. Самого дерева хватило бы на постройку одного маленького корабля, как шутил её муж.

Нинсикиль набросила на обнажённое и приятно пахнувшее кедровым маслом тело лёгкую, тонкой шерсти, почти прозрачную накидку. Она попыталась ненадолго уснуть, чтобы окончательно успокоиться. Сквозь полудрёму она услышала, как в комнату кто-то поскрёбся. На пороге появилась бесшумная рабыня с собщением о прибытии её адвоката в суде. По уговору, за процесс против Геме-Инши она должна была оплатить ему пять шекелей серебром и отдать одного ягнёнка. Сначала Нинсикиль хотела приказать, чтобы молодой человек подождал её во внутреннем дворе дома, пока она оденется и соблаговолит спуститься к нему. Потом вдруг у неё мелькнула шальная мысль встретить молодого и весьма приятного мужчину в своей спальне.

Ей вспомнились все переживания и мучения последнего года. Обида на мужа затмила разум и пробудила в ней чувство мести. Недолго поколебавшись, уверенным жестом она приказала рабыне привести молодого человека в её покои. Та без малейшего замешательства вышла с поклоном исполнять указание госпожи.

Рабы имели определённые права в царстве Шумера и Аккада. Например, они могли занимать деньги, участвовать в торговом деле, иметь свою печать и даже выкупать свободу, но они не могли свидетельствовать против своего господина или госпожи. В суде их слова считались ничтожными и никогда не принимались как доказательство. В своём доме Нинсикиль обращалась с десятком рабов обоего пола, не церемонясь, как с бездушными вещами. Когда приходил самый знойный период лета, она запросто позволяла себе ходить по женской половине дома голышом, словно её окружали кувшины и стулья, а не прислуга.

В ожидании молодого человека Нинсикиль поправила набитые сухими душистыми травами подушки, сшитые из тканей разного цвета, приняла соблазнительную позу, слегка оголив длинные стройные ноги. Энкид уже давно не дарил ей мужской страсти. Неудовлетворённая супруга, конечно же, замечала охлаждение мужа, как и любая женщина интуитивно чувствует это.

Прикрыв глаза, Нинсикиль прислушивалась к себе. Предвкушение опасной встречи с чужим мужчиной — не мужем — возбуждало её. Нахлынувшее волнение перерасло в томную негу во всём теле. Нинсикиль, сдерживая себя, выгнула спину и сладострастно застонала.

В царстве Шумера и Аккада свято охранялись брачно-семейные устои. По закону, мужу, заставшему жену во время измены, позволялось утопить любовников в реке, связав их вместе. Однако допускалось, что муж мог проявить великодушие и простить измену неверной жене и её возлюбленному. Тем самым он щадил грешников, но подвергал себя насмешкам окружающих и всеобщему уничижению. Если прямых доказательств измены не было, а лишь домыслы, жена клялась в верности супругу перед богами в храме. После такой клятвы она считалась невиновной.

Опасность и близкое к животному желание немедленного соития с незнакомцем опьянало её. Нинсикиль дико захотелось поддаться мимолётному увлечению, скорее даже — наваждению. Она возмечтала броситься в жаркие объятия молодого мужчины с курчавым чёрным волосом, красивым крупным носом и крепким торсом. Она распаляла воображение, представляя себя в его объятиях.

Услышав шелест одежд рабыни, пришедшей известить о прибытии гостя, Нинсикиль ощутила, как непроизвольно участилось дыхание и увлажнилась её промежность. Отбросив последние сомнения, она позволила войти молодому человеку.