Скорая. Начало

Овладение медицинскими познаниями на пятом и шестом (субординатура) курсах института я творчески сочетал с регулярной, не меньше двух смен в неделю работой фельдшером нашей подстанции Скорой помощи. Фельдшером, потому что после IV курса ты переступаешь порог, после которого твоё образование считается незаконченным высшим, что равнозначно среднему специальному и ты получаешь и юридическое в том числе право на самостоятельную работу по оказанию медицинской помощи людям. На Скорую шли парни и девушки, которые реально хотели быть врачами и осознавали, что только так можно получить опыт самостоятельной работы. Отношение к нам со стороны основного персонала было очень внимательное, я бы даже сказал, бережное, даже нежное. У меня так и осталось впечатление, что нас выращивали ну почти как зелёные побеги, которым уже в скором будущем предстоит стать цветами. Особенно я чувствовал такое отношение, когда выходил в свою, "родную" смену, к своему старшему врачу и дежурным девочкам в диспетчерской.
Первые примерно полгода нас "обкатывали", т.е. по очереди ставили в разные бригады: токсикологическую, кардио-, реже психиатрическую, травму или шоковую. В последней обычно свой состав был стабильный – надбавки там анестезиологические хорошие. В бригаде кроме тебя, фельдшера, обычно врач по этой специальности и опытная медсестра с фельдшерским дипломом, из тех, про которых говорят: перешагнула порог, открыла сумку – и мы в вене!
Тяжелей всего на кардиобригаде: работы много, как правило, инфаркты или повторный приступ тяжёлой стенокардии или вообще уже отёк лёгких из-за сердечной недостаточности, часто и линейный на себя бригаду вызывает, если видит, что больной тяжёлый, не справляется. Остановки сердца бывают и по несколько за смену. Как выпадет. И на дому остановки бывают, и по дороге в машине, и на каталке уже в приёмном покое. А "остановка" это: больного на пол, если он на мягкой кровати или на диване лежал, непрямой массаж сердца (сначала врач, потом ты, потом опять врач и так по уставу не меньше 20 минут, "отдыхаешь" - это делаешь искусственную вентиляцию лёгких рот в рот, хорошо, если S-образный воздуховод и "амбушка" близко были). Сестра набирает в шприцы, входит в вену, попросив на пару секунд остановить массаж сердца, вводит что врач скажет. Дальше дефибриллятор, внутрисердечно адреналин, хлористый кальций, ну как положено. Не скажу про статистику, но на моей памяти ни одного толком не завели, в лучшем случае уже в дороге повторная остановка, и опять всё по новой, но уже без толку. Каталка на кардиобригаде в машине, правда, всегда жёсткая стоит. На этой бригаде и сленг свой есть, но я не буду об этом, обычным людям не надо.
Если повезло и больной просто с инфарктом по ЭКГ хоть и сию минуту не осложнённым, то нам тоже нескучно – он по уставу 100% носилочный. То есть переть его ненаглядного нам с любого этажа по, будь они прокляты лестницам, на носилках на себе, потому как в лифт носилки никак не входят, да и лифты на ночь отключают. В отличие от телефона 03, да. Водил на кардиобригаду обычно здоровых парней ставят и неравнодушных, чтобы помогали, когда уж совсем невмочь. Хорошие ребята, добром их всегда вспоминаю, и не я один.
Но если повезло, если тяжкого, "на себе вытащенного" больного получилось довезти до приёмного отделения кардиологии и сдать его живого с рук на руки в кардиореанимацию, у всей бригады, включая водителя, уже в машине начинается настоящий "отходняк". Ржут все, натурально как сивые мерины, прикалывают друг друга, толкают слегонца, вспоминают смешное из жизни, анекдоты травят. Так человек устроен, отпускать его должно, на Скорой тоже живые люди работают. Бывает подолгу работают, бывает не очень, это как кому выпадет.
На психобригаде случай был - ну карма, по-другому никак. Врач там был в смене нормальный мужик, а вот фельдшер, как выяснилось, с гнильцой, хотя на вид симпатичный, солидный такой, представительный мужчина. Приехали мы как-то в частный сектор на вызов к одному орлу, который "белочку" гонял. То есть белой горячкой маялся, какая обычно на выходе из многодневного запоя случается, чертей по дому ловил. А мужик был по всему хозяйственный, да ещё рыбак, в уголку у него сеть недовязанная висит, несколько катушек с нитками капроновыми (дефицит великий – 70-е). Да вот только подвела его окаянная. Мы его, здорового такого насилу втроём (с водителем ещё) отловили, в одеяло завернули-спеленали, ввели в ягодицу что надо, подождали пока угомонится, вывели, посадили в УАЗик и повезли по нужному адресу. Приехали, завели в предбанник приёмного, всё же у них в заведении на ручках-ключах – не зайдёшь, прокукарекали в кормушку, ждём врача стационара. Наш старшой закурил, прогуливается рядом. Мы втроём сидим рядком на сиденьях, примерно как в кинотеатре, одеяло с него сняли. Я справа сижу, фельдшер тот представительный слева. Посередине подопечный наш - спокойный, молчит, перед собой смотрит. И вдруг ни с того ни сего ка-ак с правой рученьки-то напарнику моему да как заедет со всей дури прямо в бубен, слышно было как голова об стенку стукнула, даже краска на штукатурке отвалилась, я потом уж увидел. Мы с лекарем сперва обмерли на секунду, кинулись опять ловить. И в ту же секунду к нам влетает пара санитаров местных; в партаках у них все белы рученьки, а в ту пору наколки на всех пальцах известно где и кому лепили, тут без баловства. В секунду уделали нашего болезного так, что он ещё в дури, а уже пардону запросил, ну и повязали сразу по-своему, по-домашнему, повели. Мы к фельдшеру нашему, а он ещё никакой, с сиденья сползает, мычит только и зубы изо рта достаёт – со звеном сразу расстался. А из кармана куртки, что поверх халата надета, катушка с теми самыми капроновыми нитками тут выпадает и по полу катится, разматывается… Сверху нас всех видно.
И вот после такой обкатки на бригадах – уже потихоньку самостоятельно отправляют на вызовы, а там уже по способностям смотрит "старший врач полка" (старший врач смены, Мария Платоновна наша ненаглядная).
Конечно, я был не один, в тот год на подстанцию четверо нас пришло, конечно, всем везло и не везло по разному. Мне, наверное, везло сильно – за все два года в моих руках на тот свет не ушёл ни один больной, хотя второй год я ездил уже всегда самостоятельно и в напарниках и помощниках у меня был только один водитель светленького РАФика или зелёного УАЗа с красным крестом в белом круге на боку и фарой-искателем над кабиной. Хотя грузили как всем – и "плохо с сердцем", и "задыхается", и "упал на улице" и так далее. Правда, бывало дело, приезжал уже к бездыханному телу. Один случай просто впечатался в память. Полечив астматика, по-моему, отзвонился уже к часам 6 утра с адреса, сказал что свободен и тут же слышу голос диспетчера с тревогой; "Хорошо позвонил, у тебя рядом там человек упал на улице. Давай быстро, адрес …". Подлетаем, там пара кварталов всего, улица из домов двухэтажных облупленных военной, наверное, постройки. Во двор, вот подъезд под крылечком деревянным, женщина машет - сюда, ещё двое человек неподалеку. Мужчина лет за 40, серый уже, глаза открыты, полусидит у подъезда, видно, как сполз по стене, так и остался. Руки рабочие, натруженные с синими уже ногтями, пульса нет. В правой сумчонка какая-то потёртая, по всему на работу с собой "тормозок" в ней. А около левой руки на выщербленном бетоне крыльца ещё дотлевает, дымится сигарета. "Прима". Мимо люди спешат. Тепло, листочки на деревьях вокруг распускаются. И так начинаешь ненавидеть эту тварь – смерть. Люто.
Одной девушке с моей же группы учебной в институте не повезло сильно. Она вдохновилась на Скорую уже где-то ближе к концу V курса. Правда на Центральной станции, не на нашей. Тоже как обычно поначалу всё хорошо, обкатали, посмотрели, посадили одну на машину. Всё нормально, справляется человек, осваивается, лечит народ. Однажды вызов, уже по рации при возвращении на станцию: "ножевое ранение в ногу". Ножевое так ножевое. Развернулись. Бинты из сумки поближе, по карманам, подъезжают. За углом дома поодаль друг от друга два парня лежат, кровью подплывают. Один на земле сидя к стене дома прислонился, за пах держится, другой уже без сознания, пластом лежит. Она, как учили, к тяжёлому, тот уже еле губами шлёпает и лужа под ним из-под штанов кровавая расплывается. Рана глубоко в паху, что делать, жгут не наложишь, бинтом не забинтуешь. Она ко второму, тот тоже за пах держится и на глазах обмякает, бледный как бумага. Бормочет, что тварь какая-то, знает куда ножом бить. Она ему бинт сунула и к первому, а тот уже без пульса, она ко второму, и этот у неё на глазах отходит. Ночь, вокруг никого, машина с водителем за углом. Всё.
Не смогла она дальше, ушла со Скорой. Потом по распределению в ЦРБ в травмпункте работала. Не все могут. Не всем везёт.
Я устав упомянул, это реальный документ был, да и сейчас есть, так и называется Устав скорой медицинской помощи. Там всё детально прописано, что Скорая имеет право делать и в какой ситуации, что не имеет, что ты обязан делать, что не обязан. Его читать дают как на работу устроишься сразу и потом ещё раз – перед первым самостоятельным вызовом, книжечка всегда в диспетчерской. Там же в диспетчерской карта очень подробная района на всю стену и два магнитофона, примерно как в "чёрных ящиках" на самолётах, на проволоку нихромовую на бобинах все телефонные разговоры пишут. Машина Скорой, например, это единственное транспортное средство (кроме пожарных и милиции, конечно), которое имеет право ездить по железнодорожным путям и по встречной полосе автотрассы и вообще везде, если это обусловлено необходимостью спасения жизни больного. Ещё есть положение, по которому если ты приехал, а человек уже умер, то ты обязан передать его соответствующей службе, обычно МВД, с рук на руки и находиться при нём до самого момента этой передачи.
За косяки с нарушением устава по следствиям-судам, как правило, не таскали, не криминал вроде, но наказывали очень даже примерно. Один молодой толковый травматолог, который в порядке ротации в очередь трудился пару месяцев в травмбригаде на нашей Скорой и очень не любил этого, считая себя намного выше по квалификации, так залетел однажды. Вызов был рано утром ещё по темноте на большую грузовую железнодорожную сортировочную станцию в черте города "ж/д травма, человек без сознания". Выехал не мешкая, подъехал к диспетчерской, путей там десятка полтора, наверное; октябрь, холодрыга, ветер. Дежурная встретила, показала рукой. Человек лежит между путями, не на рельсах, ближе к противоположной стороне сортировочной площадки. Водителю УАЗа сказал, чтобы в объезд, там недалеко, километра три всего, наверное, а сам с ящиком пешком напрямик через пути. Подошёл, мёртвый, целый, холодный почти уже, чуть пена из угла рта – сердечник. Ну умер человек, просто умер, бывает. Скорая подъехала с той стороны. Поставил ящик в машину, рации нет. Опять пешком через все пути в диспетчерскую железнодорожную. Отзвонился на подстанцию, позвонил 02 (милиция), вызвал их на себя, сказали – ждите, приедем. Опять через пути к машине, холодрыга, ветер, с небес крупой сыпет. В машине не теплее – конец смены, все сутки катались, бензина только до базы дотянуть. Полчаса сидят, час, околели вусмерть, время к восьми, конец смены. Всё проклял, тронули, приехали на подстанцию, сдал смену, не сказал никому, что не дождался и уехал с места раньше. В милиции тоже оказывается долго собачились кому ехать, из районного УВД или из железнодорожной вневедомственной охраны, неохота же никому с трупом канителиться, да ещё и у них пересменка тоже об эту пору. Когда приехали всё же из УВД забирать-оформлять, злые как собаки, диспетчер уже другой смены сказала, что Скорую не видела. Люди всё хорошие, стукнули сразу наверх, оттуда автоматом рапорт в нашу службу и понеслась. По итогу травматологу тому в приказе строгий выговор и распоряжение: перевести на шесть месяцев в отделение Скорой помощи (т.е. в нашу же подстанцию) на должность линейного фельдшера без сохранения оплаты труда по основному месту работы. Как ещё категории не лишили честно заслуженной, а это за копейки ещё три года пыхтеть пока восстановят. Справедливо-несправедливо, устав это святое.