Откровения онаниста опус 8

Опус 8

   Достигнув юношеского возраста, мой онанизм сильно изменился, практически во всём. От детских «подёргиваний» кожи по залупке, с получением непонятных, но, всё же десертных удовольствий, с достижением сомнительного оргазма («кисленько – остренько - вкусненько»), с совершенно непонятным для меня моментом, так сказать, причинным фактором, подталкивающим к онанированию, этот мой акт оформился в планируемое (с учётом внешних обстоятельств), тщательно подготавливаемое событие.
    По моим ощущениям и опыту, я не могу согласиться с тем, что онанизм – это только самоудовлетворение. Формально, без учёта тонких психологических аспектов, пожалуй, и так. Но, в моём понимании, это сложные отношения самого юноши с его половым членом, как главным участником этого спектакля наслаждения. Ну, например, хотя бы потому, что всегда мой член подсказывал, а, порой и приказывал, сделать с ним то или иное действие. И, когда я выполнял его требования, ни разу об этом не пожалел. Степень наслаждений была превосходной.
    Теперь, имея огромный опыт общения с женщинами, нисколько не желая их обидеть, признаюсь, что такой степени сладчайших ощущений, которые мне доставлял мой экспериментально – художественный акт онанизма, достичь в классическом половом акте с женщиной мне не удалось. Хотя и были связи, которые меня весьма впечатляли.  В такой разнице мне всегда хотелось разобраться, понять, наконец. Я, конечно, не сексолог, не один из писателей – этих «инженеров человеческих душ»,  я, скорее исследователь собственного организма и моей психики. Соглашусь, может быть и не совсем здоровой, но, кто из нас может сказать, что он на 100% психически здоров, когда наш век-то, сам весьма далёк от нормального?
    По-моему, онанизм отличается от полового акта, в основном, тем, что доставляемое мной удовольствие моему, пусть и далеко нескромному члену при онанизме – это только для меня, только по моему собственному хотению. При акте же с женщиной, для меня главным всегда было и остаётся, искреннее желание,  доставить удовольствие женщине. Это главное, мой приоритет.  Вся остальная разница, по мне, относится к второстепенным деталям. Пожалуй, ещё весьма важное: с женщиной, в той или иной степени, испытываешь некоторое смущение (особенно, первый раз или, с малознакомой). Когда же ты онанируешь свой орган, то ничего подобного не бывает. Только полное раскрепощение, полная свобода личного разврата, разгул страсти и похоти руководимый избытком гормонов. Можно беззастенчиво оторваться – без границ и обязательств. Ну, и удовлетворение после такого озорства, гораздо глубже, ярче, полнее. Не берусь утверждать это категорично, однако, подозреваю, что только поэтому многие мужчины онанируют не только в детстве и юности, но и в зрелом возрасте, и даже женатые.
    Возвращаясь в мою бесшабашную юность и сексуальную озабоченность, сознаю отчётливо, что моя общественная жизнь и моя личная, привлекательная и  манящая жизнь онаниста, причудливо переплетались между собой, сменяя друг друга. Занятия в старших классах, увлечение спортом, рыбалка, общение с друзьями в классе и на улице, уживались довольно гармонично с моими ночными приключениями, с моим общением с членом. Порой, в мою голову приходила странная и поражавшая меня мысль: а, кто-то из тех пацанов или девчонок, с которыми я сейчас говорю, смеюсь и дружу, хоть как-то, может подумать или представить себе, чем это я занимаюсь перед сном? И, сам себе отвечаю – нет, навряд ли. Так же, как и я. Разве я могу знать, чем в этом плане занимается каждый из них? И, это хорошо, очень хорошо, что есть такая тайна у каждого юноши, у каждой девушки.
    Придя домой в один из таких вечеров и, замыслив покачать писюлёк перед сном, я начинал планомерную подготовку к этому заманчивому акту. Большим недостатком для меня  было то, что я спал в одной комнате с моей бабушкой. И мне было необходимо дождаться, когда она стопроцентно глубоко заснёт.
    Моя «подготовительная работа» была секретом для всех и, только мой писюлёк знал, что я задумал.  От моих планов на ночь, он, то вставал довольно заметно, хотя и не настолько, насколько был способен, то слегка расслаблялся.  Как бы то ни было, его «вялость» была неполной и, стремление потрогать его не оставляла меня.
    Я ужинал, смотрел что-то по телевизору…. Время шло, и, вот бабушка ушла спать. Это было то, что мне надо.  Посидев у телека ещё какое-то время, и я направлялся в комнату, разбирал свою кровать и отправлялся за вечерней гигиеной.  Процедура включала чистку зубов, умывание и….  Я, естественно, готовил свой орган к акту онанизма, тщательнейшим образом промывая его, предварительно  обмыв его от успевшей выделиться смазки вожделения. Старательно, с мылом, ласково омывая каждую складочку пиписьки, залуплял и мыл головку. Уже, пока длилась эта процедура, ловил предвестники сладостных ощущений. Так было приятно, что и не хотелось отрываться от её намыливания. Хотелось продолжать и продолжать эти ласковые намыливания. Только предвкушение ещё более сладостного продолжения, предстоявшего мне в постели, волевым решением принуждало меня прерваться и подставить член под струи воды. Попутно отмечаю, что отмыл залупу до такой чистоты, что она, при трении пальцами, начинала поскрипывать. Идеальная подготовка.   
    Все дальнейшие подготовительные шаги были давно отработаны.  Даже заветное полотенце для вытирания пиписьки и приёма спермы в финале акта было засунуто под одеяло.
    Осторожно, чтобы не разбудить бабушку, наконец, улёгся на кровать. Бабушка спала и ровно храпела во сне. Немного полежав неподвижно, как бы краткий отдых, для своеобразного осмысления  «предстоящего боя». На кону наслаждения и волшебство вожделения. Сердце взволнованно стучало, в голове у меня была неразбериха: поток мыслей и набор далеко нескромных картинок и образов.  И все эти возбуждающие видения наслаивались хаотично на то, что запланировал попробовать, экспериментируя со своим членом при предстоящем мне онанизме.   Одно это приводило в восторг.
     Убедившись в безопасности обстановки, сначала положил полотенце поближе. Следующее действие – снять трусы. Главное тут, случайно не щёлкнуть резинкой трусов. Раньше случалось и такое.  Трусы я снимал не зря. Однажды, только приспустив их до колен, начал накачку. Позже, в угаре вожделения, придумалось разложить ноги так, как это делают женщины. Ан - нет. Понятно, что трусы связали ноги, как кандалы.

 Ну, вот,  и, пресловутые трусы уже между подушкой и стенкой, а, вернее, ковром на стене.  И, сразу пришлось вытирать мокрую, от смазки, пипиську. Она стабильно стояла в предвкушении обещанных ласк. Из вершины головки всё же продолжала истекать смазка, потому и полотенце лежало вокруг члена. 
    Лёжа на спине, немного раздвинул ноги, пробрался рукой к промежности, по пути ощупав мошонку.  Она была морщинистым мешочком и необычно маленькая, потому, что пустая. Яички, как всегда, перед началом онанизма, подтянулись вверх и попрятались в свои «гнёзда» в паху.
    Как обычно, для начала, соорудил «крепость» - такой высокий вал в виде подковы, из одеяла вокруг члена, так сказать, огородив основной плацдарм для накачки невероятно сладостных удовольствий. Цель этого вала была в том, что я, для самоуспокоения, как бы делал ширму, предохраняющую от случайного «застукивания» меня за столь порицаемым обществом занятием. А потому, как-то спокойнее было прикрыться для развратного манипулирования членом.
    Давно, уже очень давно я не пользовался, хоть и весьма приятным, но быстрым, а, потому и коротким актом. Нет!  Не то!  Настоящей целью повзрослевшего юноши,  стало предельное затягивание процесса, стремление получить максимально возможное количество наслаждений от этого онанизации члена.  Ну, и я растягивал акт, как только мог: когда надо, останавливался, прекращал различные воздействия на пипиську, отвлекался от акта, чем сбивал «гордыню» с раскалённого гормонами органа, и, только потом нежно продолжал накачивать сладенькое. Ощущение воздействий на писюлёк было такой силы и приятности, что описать его человеческими словами, по-моему, нет возможности.

    Три пальца правой руки стремятся прикоснуться к полузакрытой кожей перевозбуждённой головке. Она сама согласна.  Сама требует действий. Словом, манит, зовёт и жаждет. И, первый контакт, становится маленьким сексуальным взрывом эмоций, остренького восторга, и сладкой волной распространяется от залупы по всему истомлённому ожиданием телу юного онаниста. Блаженство!  Праздник похоти!
    Невольно, мой похотливый мозг, параллельно  воображает какие-то отрывочные, но яркие картинки. Весьма быстро в воображении, сменяя друг друга, мелькают виды голых женщин, их манящих частей, особо заманчивых деталей их писи. И, конечно, клитор. Теперь я знаю, что Ленка в детстве называла «секилем». Теперь мне известно, теоретически, конечно, что в нём находится главная сексуальная чувствительность у противоположного пола. Да он и похож на маленький мужской членик. А, раз похож, значит и ощущения при игре с ним, у девочек, женщин должны быть похожи на наши, мужские.
    Нежно придерживая кожу, пока ещё находящуюся на головке и, только до половины обнажившую её (не моими действиями, а, из-за того, что член просто стал огромным и, кожа сама сползла в это положение), ощущаю тепло органа, его напряжённость и высокую отзывчивость на прикосновения.    Чувствую начало какого-то сексуального сумасшествия.  Какой же я бесстыдный развратник!  Несуразица!  Хотя в обиходе, я, скорее стыдливый развратник.  Но, в момент личного контакта с писюльком стыд куда-то уходит.
    Моя комната сейчас освещалась только светом от уличных  фонарей. Тускло, но всё же я мог разглядеть и головку с полуобнажённой её частью, и мощный ствол, с неровностями на нём от вздувшихся вен.
    С раннего детства, с первых моих сексуальных проказ, я любил рассматривать свою пипиську, удивляясь её метаморфозам. И это было не только изучение собственного органа, но, со временем, стало походить, всё больше и больше, на самолюбование. Такой локальный «нарциссизм». Разглядывая свой писюлёк, я  сильно возбуждался. Удивительным было то, как это он из маленького, вялого и морщинистого, постепенно, как по волшебству, наполняясь похотью, становится предельно большим, твёрдым, с блестящей головкой и пульсирующим в такт с сердцем. Потрясающе!
    Приступаю к обследованию ствола, сначала снизу, подальше от чувствительной головки.  Ощупываю его: твёрдый, как деревянный.  Раздвинув ноги, перехожу на промежность. Давно нашёл секретную точку где-то в её середине, и если нажать на неё, то, даже предельно надутая залупа, надувается ещё больше. Эта точка в промежности не что иное, как скрытая часть члена, его корень, так сказать.
    Кроме дополнительного набухания моей  юношеской залупы, это воздействие сопровождалось давно открытом мною эффектом. Я заметил, что надавливание на корень, неизменно приводит к выделению смазки из отверстия уретры. Эта, как я её называл, «писюльковая смазка», недолго задержалась на вершине члена  и, через мгновение, потекла вниз по приоткрытой залупе, перешла на кожу, и скатилась ручейком по стволу на волосатый лобок. Акт онанизма только начинался, а я уже несколько раз вытирал член полотенцем.
    Решив, задыхаясь от предвкушения, нахально залупить головку, постепенно, бережно, любуясь постепенно открывающимся видом, начал натягивать кожу. Библиотечные знания, обогащённые практикой, сделали из меня подобие маленького эксперта. Ведь кожа члена, как мне было уже известно, двуслойная и, не стягивается, как чулок, а перекатывается.
    Лежу и наблюдаю медленно двигающуюся кожу, всё больше открывающую мне прелесть главной части писюлька. Волнующе скатываясь вниз, к самой широкой своей части, обнажается эта  самая тайная часть моего тела. По мере продвижения, кожа вынужденно  растягивается огромной залупой, становясь всё тоньше. А, к самому основанию головки, становится такой растянутой, что я начинаю это ощущать. Наблюдая свой член, я возбуждаюсь ещё больше, наполняюсь страстью, которая, должно быть, знакома каждому юноше, занимающемуся баловством со своей пиписькой.
    Апогей залупления наступает, когда кожа, растянутая мной как струна, наконец,  достигает вершины валика залупы. Здесь она растягивается максимально. Так, что напоминает натянутую тетиву лука. Мгновение,… и она срывается к её основанию, сопровождая это довольно чётким, предательски громким щелчком, плотно обнимая головку «за горло».
    Полное обнажение такой нескромной, бесстыдной части, для меня становится символом окончательного преодоления черты между дозволенным и запретным. Стыда нет. Есть насторожённость  «разведчика». Каждый свой онанистический акт я разведаю всё новые и новые возможности пиписьки. Одновременно стыжусь того, что я делаю и любуюсь  своеобразной красотой залупищи.
     А, она, напротив, выглядит счастливой.  Из-за пережатия кровеносных сосудов, плотно сжатая кожей чехла  под её основанием,  нагло раздулась до предела и, теперь маняще блестит в сумраке ночи, как лакированная. Сладостные для меня мгновения переживаю. Борюсь с потоком развратных мыслей, но, в плену похоти, заворожённо любуюсь её гордым видом. И моё возбуждение, степень вожделения, начинают пугать меня мыслью: удастся ли мне справиться с большим количеством ожидаемой спермы? Не забрызгаю ли я всё вокруг в момент высшего восторга?
    Хочется продолжать онанировать, головка сама настаивает на этом. Но, для этого необходимо вернуть кожу на головку, на место, где я бы мог, ритмично подкачивать желанное наслаждение.
     Однако, это, практически не возможно. Край кожи, просто впился в место под «шляпкой» моего непристойного «грибочка». Не нашёл решения проблемы и пришлось просто сделать перерыв, насильно отвлечься от блудных мыслей, чтобы сбить горделивое самодовольство залупы.
    Отвлечённые мысли через несколько минут начинают помогать. Член без подпитки похотью начал неохотно сокращаться. И, едва стало возможным, я ухитряюсь подхватить краешек кожи, расправить его и вернуть на желаемое место на головке. Моя похоть, соблазнительные образы быстренько вернули юную  залупу в её возбуждённое состояние, она опять раздулась от желания и я смог сделать то, что давно хотел: несколько раз быстро качнул на залупе, упиваясь дивной сладостью ощущения.

Продолжение следует…