Империя Машин. Глава 6

Глава – 6 –

Обойдя крупный район по крышам, Неизвестный вернулся назад. Он искал учителя, но наткнулся на Алана, рассевшегося на потрепанном диване с открытым видом на восток. Часть облицовочной стены отсутствовала, и порывистый ветер обхаживал этажи.

— Как город?

— Я ищу мастера Альфредо.

— Ты не любитель разговаривать, да? Альф не рассказывал, как мы добыли себе лаборатории? Как бурлаки впрягались — тащили на веревках. Вытягивали и разбирали эти ваши убежища. Те, что застряли повыше. Сколько надышавшись запашком, отбрасывало ноги, а сколько сворачивало шеи, когда срывались с обрывов. Но мы сделали это парень, ценой горькой, но сделали! Приятное время. Никаких интриг, предельно чистые ориентиры. Без оговорок. А сегодня поди разбери, «кто с кем и почём».

— А чем ты занимаешься?

— Как видишь, пока другие работают, я прохлаждаюсь, — ответил он с юмором.

Ребенок с интересом следил за речью Алана. Такой энергичности он не видывал ранее. На острове все или ходили вразвалочку, или изнеможенно побирались. Лица жителей отражали утомленное выражение вечного усилия, надрыва воли, превосхождения себя. Алан же, пышущий жизнью, производил впечатление посланника иного мира, а его приветливое, улыбчивое лицо словно собирало солнце. Он явно не задерживался на месте, раз сберег в душе отблеск света.

Выкинув в трещину засорившийся фильтр, Неизвестный встретил усмешку Алана

— Пускаешь фильтры в расход? Под открытым небом долго находится вредно, но у нас, как видишь, шапка из механического города, поэтому не тужим. То ли дело — выросшие в туннелях. Они слепли на свету. Так и сидят по убежищам.

— Алан, а ты видел солнце?

Алан лучезарно улыбнулся

— Я посыльный, многое видел на бескрайне-красивой земле.

— А мечи-стражи?

Он нахмурился. Почему-то ему не понравилась затронутая тема. Мальчик заметил, как Алан потёр колено.

— Встаем.

Он провёл мальчика до комнаты, где он пробудился, и обещал навестить позже. Простое неудачное слово отбило у Алана охоту разговаривать.

Альфредо нигде не было видно, ребенок обрыл прилегающие здания, но они пустовали. Тогда мальчик взял со стола книгу, бросив рядом с кроватью наплечный мешок.

Шестерни над крышами поскрипывали, перевозя куда-то джентльменов в костюмах. Накрапывал грязевой дождь, и сам того не замечая, Неизвестный погрузился в дремоту. Ему мерещилась размытая фигура матери. Отовсюду женский облик ломило от люминесцентных ламп. Она сливалась с собственной тенью. Он потянулся малюсенькими ладошками к силуэту…

Лучи солнца, ласкающие лицо, разбудили его. Он поднял тяжелую голову и еще не совсем понимая, что пробегает по подбородку, выглянул в окно, на городские руины. Лучики упорно пробивались чрез переломанные линии передач, сквозь разведенные навеки мосты. Пробирались, обходили стены и шли прямо, не обращая внимания на любые преграды, и делая из промозглых траншей багровые рубины.

— Вот оно какое — солнце…

Щипало кожу, с непривычки резало глаза. Мальчик залюбовался зрелищем, но вовремя одернул себя. Свесив с кровати руку, он нашарил таблетки. Сглотнул. Его кожа горела, то и дело пробивал в жар. Излучение, из–за разрушенного озонового слоя, губительно воздействовало на живых. Завесив стену предусмотренным для данного случая полотнищем, похожим на фольгу, он начал разминку — обязательное действо, ставшее церемонией пробуждения. После утренних мероприятий он решил заняться самообучением, попутно завтракая консервами из мешка.

Его тянуло поглазеть на неразборчивый источник света, но руины уже застлали тучи. А от невнятного светила ни осталось и следа. Лишь сернистые пятна, поплывшие по горизонту да подернутая газовым туманом окраина.

Он быстро одолел вводную книгу, взялся за вторую, затем за третью. Хватал газеты. Читал до середины ночи, и ложился спать. Пробуждаясь, он спешил к окну, но ему так и не довелось увидеть восход.

Самообучение завлекло ребенка с головой. Утро за утром, он с охотой брался за книги. И так в монотонном труде, пока не наступал день, когда возвращался Альфредо. Под его чутким руководством он обучался готовке местного рациона, базовым принципам выживания и впитывал знания былых времен. Учитель был явно доволен его успехами, хотя и полагал, что чрезвычайные способности ребенка обусловлены иридиумовой терапией. Однако, он не находил и малейшего отпечатка минерала на его теле. Обычно он оставлял пигментированные фрагменты на коже. Но Неизвестный был чист, и это вызывало у Альфредо дополнительные вопросы. Похоже, они и поныне не раскрыли всех секретов «живого» золота.

Мальчик перелистывал страницу, когда почувствовал дыхание за спиной.

— Ты молодец, справился с задачей. Я рад, что мои труды не остались напрасными.

— Ваши труды? Давно за мной следите?

— Неделю гляжу на тебя. Твой организм привыкает к низкому уровню кислорода.

— Можно немного еды?

— Конечно, я принес.

— Это была проверка? — спросил мальчик, вспарывая ножом упаковку из-под травянистой каши.

— В каком-то роде.

— В лабораториях пакуют еду?

— Наш остров участвует в торговле, это Тогу — так он назвал жидкую растительную пищу в растворе, пахнущую мясом, но ощущаемую как водоросли.

— Дорого обходится?

— Лекарства дороже, ешь и не ерничай. Я нашел в твоем мешке потрепанное радио. Пришлось повозиться, но теперь оно работает как новенькое. Хочешь послушать?

— Не сейчас, я еще не дочитал главу. Хотя…

— Молодец, — оборвал его Альфредо.

Учитель положил приемник на полку. Вопреки ожиданиям мальчика остаться одному, он поймал передачу, поднял громкость, и насвистывая мелодию, вышел на балкон. Вначале из хлипких динамиков доносилось то же самое шипение, что и тогда, на складе, где он его нашел, но спустя некоторое время оно сменилось человеческим голосом. Голос отдавал металлическим звуком и неприятно резал слух, но мальчик привыкал к скрежету. «Внимание, сограждане островной империи, будьте бдительны: чужие разгуливают по просторам, не пускайте их в дом. Не давайте пищи, не ведитесь на плаксивые или сластивые речи. Сообщайте о нарушителях в центр надзора вашего города, в случае отказа — обращайтесь в гильдию протекторов. Во втором варианте срок обжалования ареста — неделя. Повторяем — соблюдайте бдительность, если есть возможность, собственными руками остановите преступников. С уважением ваше городское управление». Запись стояла на постоянном повторе. Ее прерывали лишь изредка звучащие песни.

— Радио настроено на восточные частоты, пришлось усилить сигнал, и подключиться к сети антенн. Затея далеко не из простых, провозился с проводочками… Присоединить их к кольцевым зданиям не проще, чем сговориться с торговцами. Просветители не любят, когда за ними шпионят.

— Я снова не услышал ваших шагов, — досадно проговорил мальчик, и тут же добавил, — чужие… Это они о нас с вами?

— Чужие, посторонние — да.

— Есть еще какие-то радиостанции?

— Рановато бы тебе о них знать.

— Покажите.

Под динамиком имелась задвижка, отворив которую мальчик увидал черные и белые нитки, перебегающие со строки на строку, складываясь в киноленту. За нитками шел звук, похожий на швейную машинку, а под отворачиваемым держателем вертелись катушки.

Изображение стабилизировалось, и он опознавал фигуры, движения и лица говоривших, насколько это позволял экранчик величиной с его ладонь.

На пойманной частоте рассказчик поведывал историю. У него погибла семья, их остров ушел под воду, он вытащил дочку из завала, а жену не нашел. Угнал у соседей лодку, одной рукой держал девочку, а другой греб изо всех сил, втыкая весла в воду. Одно обломилось, и он усиленно налег на второе. Мальчик оторвался от прослушания и уловил грустную улыбку Альфредо.

— Почему вы улыбаетесь? Это же…

— Слушай дальше — со вздохом сказал он и отвернулся к единственному целому окну.

Мужчина увидел своего деда, тело которого плыло по поверхности, слегка погруженное внутрь. За дедом течение заволакивало и других. Соседний остров тоже ушел под воду. Лица утопающих омывались со всех сторон водой, маленькие волны плескались об их тела, а он греб и греб. Рассказчик уже рыдал, проглатывая слезы, но слушатель в эфире встал с кресла:

— Вы кому-то помогли выбраться?

— Нет — честно ответил мужчина.

— Понятно. Вопросов не имею.

Мужчина продолжил рассказ.

— Дочка моя, солнце мое, заболела и сын, простыли, но лекарств… Один лишь флакон с мазью под нос, утащенный у надзирателя, работающего на заводе. Пробрался к его ящику и вскрыл.

— Когда это произошло?

— Месяца два назад.

— Какова причина воровства?

— Вам еще нужна причина?! Да у нас умирают тысячи, одни за другими, а вам нужна причина?!

Эфир на миг поставился на паузу, сидящие зашептались.

— Он возражает! Какая дикость!

— Под стражу! — прорвался сквозь радиомолчание командирский голос.

Щелкнули дверные замки и эфир возобновился, но центральная часть картинки не формировалась.

— Присобачили к креслу — пояснил Альфредо, — Мы слышим посторонние голоса лишь по той причине, что твой приёмник соединен с каналом прослушки.

Мужчина дальше рассказывал свою историю.

— Лодка дала течь, мне пришлось ее покинуть на ближайшем островке. На нем все было спокойно, люди гуляли по дорогам, и не обращали внимания в сторону моря. Я поднялся по торчащей из воды лестнице наверх, и долго глядел на фонари. Как давно я не видел света. И вы можете себе представить? Подходил к каждому горожанину, просил денег, еды, помочь чем-нибудь, а они мне: «иди работать неуч». Ребенка пришлось оставить в одном из домов. Вернулся я уже с дочерью, но местные отговаривались и отвечали мне презрением. Один даже оттолкнул со всей силы, и сказал, что если я подойду к кому-нибудь из граждан еще раз, то он пожалуется лорду-протектору. Меня упекут на всю жизнь работать в подземные рудники, наполовину затопленные водой.

Мальчик услышал звук записывающего под диктовку пера. На фоне велся протокол.

— Поговорим о проступке. Что вы сделали?

— Мне пришлось достать еду, и взять немного из мясной лавки.

— Вы имеете ввиду обокрасть?

— Я не оправдываюсь, но, думаю, в моем положении все объяснимо.

— Поздно думать — с менторским тоном донесся женский голос.

Мальчику оставалось догадываться, кто из сидящих произнес это. Их лица скрывала тень, а фонари били в замаскированный квадрат, где, вероятно, защищался прикованный мужчина.

— Сколько вы взяли?

— Парочку рыбин.

— Конкретное количество, размеры.

— Я не помню, не считал! — в маскирующем интонации записывающемся устройстве проскользнуло отчаяние.

До ребенка дошло, что голос осуждаемого искажался намеренно, ему придавался дерзко-наглый акцент, дабы вызвать у публики «справедливый гнев».

— И все?

— Не-е-е-т, еще я добыл жаропонижающие и инъекции.

Тут диктор вскочил, торжествуя над тем, что победил его уверенность.

— Не могли бы вы показать их все?

Мужчина заторопился, и из динамика полился нервно-гадкий голос

— Сейчас, только развяжу мешок.

Ему освободили руки. Раздался звук падающих пластиковых банок. Затем шорох, видимо мужчина лазил по полу и собирал предметы. Затем поставил на стол.

— Но здесь куда больше, чем нужно вам, — возразили из зала.

— В моем положении…

— Что вы заладили! В вашем положении, в вашем положении! Думали попасть в новостную сводку страдальцем? Сейчас мы спросим у народа, что граждане думают по вашему поводу.

— Дочь умерла… Сын пропал.

— Плохой отец, коли не уберёг — раздался третий голос со стороны.

— А вот и первый отзыв в нашей радиостанции, достаточно или послушаем дальше? Включаем зрителя! Говорите!

— Я сидел перед радио и думал — произнес флегматично попавший в прямую трансляцию, — Этот кретин решил все проблемы воровством. Даже если его история правдива, то как объяснить то, что мы — представители городского общества, сутками пашем, зарабатывая на еду, а эта скотина тащит наши сбережения. Из-за подобных эгоистических диверсий мы можем лишиться отпуска, и просидим в городе лишний месяц, пока какой-то, извиняюсь, трутень — банально пирует.

Следующие комментарии выливались наружу, заполонив эфир проклятиями.

— Стойте дорогие мои, хватит! — прогремел голос ведущего. Давайте взвесим! Примем решение! Судьба вора в руках свободного народа! Выбирайте, ведь империя великодушна и каждый голос имеет вес — сказал он радостно. Позвоните на радиостанцию, и наши сотрудники выслушают любое мнение. А сейчас мы ждем ваших звонков.

Радио затихло. Воцарилась минута молчания, и мальчик ее прервал:

— Что это было? Они… издевались над ним.

— Долгая история — поубавил громкость приемника Альфредо. В основном, волна нанесла ущерб западному Севергарду, восточная сторона избежала нашей участи. Можно сказать, она практически невредима. Сейчас там светит солнце, зайчики отражаются от слегка загрязненной отходами воды. Люди не видели тех ужасов, которые испытывали мы в течение всех этих лет. Мало кто с востока знает, что приключилось на Западе. Любой опрошенный житель имперского города скажет, что единственным проявлением катастрофы было похолодание и наводнение, сгубившее урожай да подтопившее пару городов. Более памятливые вспомнят сплошную неделю дождей. А причина — просчет ученых под начальством Говермана. Так объявили в прямом эфире много лет назад.

— Он действительно это сделал?

— Ходят слухи, что он был честнейшим человеком на земле. Но его предал собственный сын — сдал неоконченные чертежи, которые и представило правительство Севергарда разгневанному обществу. На каждом листе стояла подпись Говермана. Думаю, тебе будет понятно, после того как ознакомишься с историей поплотнее, почему Восток поверил и возненавидел всех нас столь сильно, и его в особенности.

— Не понимаю.

— Они считают, что трагедия произошла по вине Западных ученых, халатно относившихся к работе, и двуличию Говермана. На Востоке говорят, что он развязал открытую войну, убил неисчислимое количество жизней, вел агитацию опасности исследований, а сам тем временем подпольно занимался ими. И под конец, передал разработки Барданору на проведение эксперимента, чтобы снять с себя ответственность. Если он удачен — то он покажет свою подпись и станет героем и самым влиятельным человеком, а если нет… Накажет «восточных выскочек» — вот так его и подставили. Подробности мне неизвестны. Чтобы распутать истину, надо иметь изощренный ум, которым, увы, я не обладаю.

— Его обвинили только по бумагам?!

— Еще были записи. Он действительно вел тайные исследования с кем-то еще. Результаты наработок ученый записывал на диктофон. Записи нашел отряд гвардейцев, посланных после катастрофы найти и разыскать его, чтобы представить Скрижальному Суду. Для доказательства вины Скрижали большего и не требуется.

В эфире раздался треск и ведущий снова появился в эфире.

— Что предпочтут почтенные господа? Ему повезло, голосование… Стойте! еще звонок! Возьмем трубку?

Загудели одобрительные голоса.

— Он может стать решающим!

— Здравствуйте, рад предстать на опросе среди коллег и единомышленников.

— Озвучьте же с чем пожаловали! — торжественно выговорил ведущий.

— Почему умерла его дочь. Лекарства должны были помочь, их было достаточно много, так почему? Я — госпитальный брат, осуществляющий заботу и омовение умерших. При вскрытии тела я не нашёл осложнений.

— Я принял часть лекарств. Мне казалось, что заболел серьезнее, все плыло пред глазами, а изо рта шла кровь.

— Ложь не способствует процессу суда.

— Процесс?! Я поднялся в башню на такую высь, чтобы рассказать свою историю, заставить задуматься о том, как небольшой кусочек хлеба, одна таблетка, стакан воды — спасут кому-нибудь жизнь! И с людей не убудет, и пострадавший благодарен.

— Дело принимает серьезный оборот — проговорил ведущий. Мы вывесим на радиостанции таблицу со статистикой. Цифры будут меняться. Экран-полотно находится над входом в башню, проголосуйте — измените судьбу сбившегося с пути!

Повременив, ведущий дал публике заново взвесить свой выбор.

— Объявляю перерыв, ждем результатов.

Пол часа, и молчание нарушил механический голос: «статистика гласит: девятнадцать процентов против восьмидесяти одного».

— Решение принято. Именем закона… (здесь было много слов, о правосудии, социальных нормах, обычаях, но мальчик не слушал их, он был ошеломлен) свободный народ определил ваше будущее, которое гласит: передать вас в руки Скрижали для осуществления высшего приговора.

Мужчина вскочил

— Это несправедливо!

— Сама жизнь несправедливая штука, и вы своим примером это показали.

— Внимание! Сын потерпевшего! — вмешался осведомитель на радиостанции.

— Впустите его — ответил ведущий, я хочу на него посмотреть.

Вошел ободранный и испачканный грязью мальчик, все руки покрыты синяками и ссадинами. Лицо исполосовано будто чьими-то когтями, ухо разодрано, но он выглядел веселым и улыбался. «ПАПА!» — он хотел броситься к нему на шею, но, под руки схватили охранники, и рявкнули. Тот притих, и его вывели из зала опроса.

— Сын говорит, что хочет видеть отца — сказал осведомитель.

— Он его увидит — ответил с кисло–сладкой миной ведущий. — После сожжения. Казнь назначена на завтра, в послеобеденное время. Все желающие могут прийти на площадь Высокий Сквер. Дети — наше будущее, а он пренебрег ребенком и заботился о личном благополучии. Он сам избрал свой путь, и выдуманная апология не смилостивит верные голоса империи! Забота о наследии — верный залог успеха и спасения человечества!

Голос ведущего потонул в аплодисментах.

— Невозможно — нарушил тишину ребенок. Просто невозможно… — его разрывали слезы. И большего он не мог вымолвить.

Альфредо сел рядом, ласково поглаживая по голове

— Пойми, в мире бывают… противоречивые вещи, и тебе, когда-нибудь придётся с ними столкнуться. Ты должен быть готов к ним. Только познавая боль, мы научимся ее принимать и отпускать. Познание мира проходит не только сквозь призму радости, счастья, любви и понимания, но и гадкого, кое мы силимся отрицать и не замечать. Ощути на себе. Тогда, в отличие от помешанных имперцев, ты примешь правильный выбор.

— Мне все равно страшно — сказал мальчик, прижавшись к Альфредо.

Учитель опешил и просто держал руки перед собой, не отталкивая ребенка, но и не обнимая в ответ.

— Как и здравому уму. Неизвестность пугает, но пока ты не вырос, я всегда рядом, твой хранитель. А когда вырастешь — ты выберешь чьим хранителем станешь сам. Это может быть семья, или что-то иное, но не советую познать одиночество. В условиях нынешнего обитания, сложно придумать более грустной истории. Люди должны держаться друг за друга, иначе мы вымрем, как и все животные, бьющиеся в одиночку.

Хлопнув в ладоши, Альфредо встал

— Заканчиваем разговоры, завтра начнется новая жизнь, я буду ждать тебя внизу, у первого этажа ровно в девять. Теплой ночи.

Он поставил на стол ночник, отливающийся новизной и блестящий под звездами

— Что это?

— Световой Камень, аборигены поговаривают, что они свалились с луны.

— С луны?

— Подмёрзнешь — прижми к телу и расслабься.

Повертев его, Альфредо запустил пальцы во впадинки и голубой огонёк обволок кровать. Он ещё раз поглядел в глаза мальчику и вышел.