Александр Третий. Глава 8

Маршрут дальнейшего путешествия цесаревича проходил через Германию, Швейцарию и Италию.
В Милане, обедая у принца Гумберта, Николай поинтересовался конституцией Италии, в частности судебными учреждениями. Гумберт ответил:
–– Вы меня спрашиваете о вещах, о которых я не имею никакого понятия. У вас в монархической стране князья обязаны знать законы и государственное устройство страны; у нас –– это дело палат.

После Милана была Венеция, затем Турин, где Виктор-Эммануил II в честь  русского цесаревича дал большой обед. Николай так умно, тактично вел разговор с итальянскими министрами, что один из них признался: «Молодой великий князь — совершенство».

Из Турина поехали в Геную, оттуда отплыли в Ниццу, где императрица с младшими детьми собиралась провести зиму.

Саше в то время брат не писал, и он обижался, жалуясь матери: «Ничего не пишет с тех пор, как жених, так  что я не знаю ничего про время,  которое  он провел в Дании… Теперь он меня окончательно забудет, потому что у него только и на уме, что Дагмар, конечно, это очень натурально».

Императрица ждала Николая на вилле Вермонт. Сказала ему, что Саша обижен, и Николай тотчас отправил брату письмо:
«Если бы ты знал, как хорошо быть действительно влюбленным и знать, что тебя любят также! Грустно быть так далеко в разлуке с моей милой Минни, моей душкой, маленькою невестою. Если бы ты ее увидел и узнал, то верно бы полюбил как сестру. Мы часто друг другу пишем, и я часто вижу ее во сне. Как мы горячо целовались, прощаясь, до сих пор иногда чудятся эти поцелуи любви! Хорошо было тогда –– скучно теперь вдали от милой подруги. Желаю тебе от души так же любить и быть любимым».

Из Ниццы на русском корвете наследник поплыл в Ливорно, оттуда поехал на поезде во Флоренцию. В дороге почувствовал боль в позвоночнике, так что, доехав до места, едва мог дойти до гостиницы. Срочно призвали врачей, которые сделали вывод: lumbago –– прострел.

Отправил письмо Николаю Литвинову: «Приехал во Флоренцию, как нарочно, чтобы снова схватить сильный lumbago, который меня держит взаперти более недели. Несносно, до сих пор почти ничего не видел здесь. Но что всего досаднее, это то, что мы не можем ехать в Рим, куда меня, да и всех нас, давно тянуло. Стоит ехать в Италию и не видеть Рима! Вы не удивитесь, если я скажу Вам, что скучаю и с охотою вернулся бы в Россию на зиму. Хочется домой. Мысль так долго оставаться за границей мне неприятна. Но, даст Бог, вернусь к Вам, и не один, а с будущей женою, которую прошу любить и жаловать. До свидания, Николай Павлович. Крепко жму Вам руку. Не забывайте любящего Вас. –– Николай».

Николая лечили массажем, но сделали только хуже –– на позвоночнике образовалась опухоль. Дальше события развивались быстро. Пришлось возвратиться в Ниццу, снять виллу неподалеку от матери.

Боли усилились, однако врачи уверяли, что это простой ревматизм, и Александр II отправил гофмаршала в Копенгаген для обсуждения деталей при подготовке к свадьбе. Началась переписка между дворами.

Однако в марте состояние Николая ухудшилось. Его возили уже в коляске.  Стараясь не выдавать своей слабости, он побывал на празднике егерей императорской гвардии, на конкурсе стрельб, где раздавал призы, ездил смотреть карнавальное шествие. В письмах к отцу уверял, что все хорошо.

Вдруг в Петербург примчался Оом, объявив императору, что Николай «тает, как свечка».  Саша сразу же выехал в Ниццу, где прямо с вокзала кинулся брату.
Врачи не пускали, но он настоял.

–– Саша, Саша! Что ты тут делаешь? Быстро подойди и поцелуй меня! –– был несказанно рад Николай.

Сашу поразила его худоба! Но виду не подал, наоборот, с беззаботной смешинкой стал говорить о военных учениях в Красном селе, о  Николае Литвинове, который давно уже был их другом. «Дитя поручик» сейчас занимался с Владимиром, которого недолюбливал, –– и было за что.

От одного лишь присутствия Саши Николай почувствовал облегчение.
–– Кристальная у тебя душа, –– с улыбкой  признался  брату.

«Из достоверных источников известно, — вспоминал С. Ю. Витте, — что, когда цесаревич был безнадежно болен (о чем он сам знал), на восклицание одного из приближенных: “Что будет, если что-нибудь с вами случится?! Кто будет править Россией? Ведь ваш брат Александр к этому совсем не подготовлен”. Он сказал: “Вы моего брата Александра не знаете: у него сердце и характер вполне заменяют и даже выше всех других способностей, которые человеку могут быть привиты”».

Сутки он не испытывал резких болей, затем они возвратились. Профессор Рехберг вынужден был сообщить императрице настоящий диагноз: остеит позвонков с образованием нарыва. Костный некроз мог вот-вот достичь мозговой оболочки и привести к смерти. По телеграмме жены Александр II  тотчас же выехал в Ниццу, взяв сыновей Владимира и Алексея, воспитателя Николая Литвинова и художника  Боголюбова.

На вокзале в Берлине встречал его император Вильгельм, в Париже — Наполеон III, выражая глубокое сочувствие. В Дижоне  пересели в его поезд датская королева Луиза и ее дочь Дагмар, извещенные императрицей о плохом состоянии наследника. В день получения от нее телеграммы, еще ничего не зная, Дагмар написала ему:

«...Нет даже телеграммы. Почему это жестокое молчание? Почему я не получила ни одного письма с 20 марта, и пишу сегодня, 8 апреля? Это не безнадежно, но я, бедная, так тоскую по письмам от тебя!
Дорогой, дорогой Никса, хотя наступает прекрасная весна и приближается время нашей встречи, ты не можешь себе представить, сколько ты занимаешь в моих мыслях, но я боюсь, что ты влюбился в красивую итальянскую девушку с большими черными глазами и забыл свою бедную маленькую невесту здесь, на севере!
Но я не могу продолжать жить без вестей от тебя. Вот почему я послала телеграмму сегодня утром по пути, чтобы получить ответ, почему я ничего не получаю от тебя, и что препятствует тебе? Я не могу найти никакой другой причины, только если ты просто забыл меня».

10 апреля в 2 часа дня в полном молчании встретили императорский поезд Саша, Сергей,  Павлик и Машенька.
Императрицы не было –– не могла оторваться от  умиравшего сына.
Император стоял у окна, потерянный, бледный. При выходе на площадку ему подали записку от государыни. Вслед за ним вышла Дагмар, молодое грустное лицо которой, по свидетельству Николая Литвинова, разрывало душу.

Николай находился в полудреме, но при малейшем звуке просыпался. Ум его был ясен, память тоже. Александр II встал на колени перед постелью сына и целовал его исхудавшие руки.
–– Папа, береги Сашу... –– попросил Николай. –– Во всех нас есть что-то лисье, и только Саша...

Позже Оом говорил, что встав на колени, государь хоть этим хотел искупить свою вину перед сыном. «Он очень строг был к наследнику. Скажу даже, в некоторых случаях немилосерден. Были резкими замечания, запрещения выражать мнения молокососу, как он его называл. Никогда не забуду горьких слез цесаревича после прочтения ему официальной бумаги, где ему было объявлено высочайшее повеление никогда не утруждать государя личным ходатайством по прошениям на имя цесаревича поступающим!»

Когда слабость немного прошла, Николай увидел Дагмар.
–– Не правда ли, она милая? –– слегка обернулся к матери.
Дагмар поправила ему подушку, гладила и целовала. Подошел Саша, встав рядом, и Николай задержал их руки.

По просьбе больного, его усадили в кресло, Дагмар села рядом, с другой стороны сел Саша. 
«В каком смятении духа я тогда находилась, я чувствовала, что свет моей жизни угас, и счастье мое разбилось навек», –– вспоминала потом Дагмар.

К вечеру у Николая начались сильные головные боли и рвота –– некроз мозговой оболочки, о котором предупреждал Рехберг. Николай впадал в забытье, но память ему не изменяла. Консилиум врачей, в числе которых был хирург Пирогов и вызванный из Вены доктор Опольцер, вынужден был объявить, что спасения нет. Наутро Николаю стало совсем плохо. Мать попросила его принять  Святых Тайн, и священник Прилежаев был поражен мужеством юноши, который принимал судьбу как данность:
––Этот мальчик — святой... 

После причастия Николай стал  прощаться.
–– Бедная мама, что с тобой будет без твоего Никсы... –– проговорил, вставшей перед ним на колени императрице.
Поцеловал Дагмар. Глянул с кроткой улыбкой вокруг и начал прощаться со всеми.

К вечеру начался бред. Николай выступал перед какими-то депутатами, брал неприступный Кексгольм,  стонал и метался, –– Дагмар и Саша ни на минуту не отходили от него.  Три раза приглашали духовенство для чтения отходной. В первом часу ночи, во время третьего чтения, Николай скончался, сказав вразумительно последние в своей жизни слова: «Стоп машина».
Мария Александровна резко поднялась и подошла к Саше:
–– Бедный мой Саша!

За императрицей поднялся с колен Александр II,  благословив Александра –– наследника. Все вышли в соседние комнаты, где никто уже не сдерживал слез. Императрица была близка к обмороку. Саша стоял, убитый случившимся. «Все жалели отца и мать, но они лишились только сына, обо мне никто не думал, чего я лишился: брата, друга, и что всего ужаснее –– это его наследство, которое он мне передал. Я думал в те минуты, что не переживу его, что я буду постоянно плакать только при одной мысли, что нет у меня брата и друга».

У тела Николая осталась только Дагмар, целуя его лицо, руки, плача навзрыд.  Несколько раз пытались ее увести, но она вцеплялась в покойного и не давала себя оторвать.