Александр Третий. Глава 20

В январе 1868 года Александр занялся распределением помощи, пострадавшим от засухи северным губерниям и Поволжью.

«По высочайшему повелению учрежден под председательством наследника комитет, от имени которого уже архиофициально объявлено о голоде и все приглашаются к пожертвованиям. Между тем министр внутренних дел печатно уверял, что голода нет, а народ так, “терпит только нужду”. Он сваливал всю вину на земство. Но ведь все знают, что земство связано по рукам и ногам новым узаконением, в силу которого председатели управ и губернаторы получили почти неограниченную власть над земством»  (А. В. Никитенко).
 
Вместе с ответственным человеком, Н. А. Качаловым, председателем земской управы в Новгородской губернии, Александр делал всё, чтобы пособия дошли по назначению. (Николай Александрович Качалов до конца жизни потом пользовался доверием Александра).

«Министр внутренних дел Валуев был оскорблен работой комитета, как доказательством, что Министерство не может справиться с делом, составляющим главнейшую его обязанность; при этом все официальные сведения губернаторов доказывали, что голода нет, а существует только недостаток продовольствия, который искусственно раздули в голод. Ежели бы комиссия не находилась под председательством цесаревича, то ее бы закрыли по настоянию Валуева, но все сведения  получались прямо цесаревичем,  передаваясь непосредственно государю» (Н. А. Качалов). 

За несколько дней до 26 февраля –– дня рождения Александра, Минни  попросила Боголюбова  присмотреть что-нибудь старинное –– сделать подарок мужу.
Художник облюбовал в реформатской церкви две голландские люстры петровской эпохи. Переговорив с пастором, чтобы тот уступил эти люстры, Боголюбов доставил их во дворец, и тотчас поехал искать на замену другие. Нашел и привез доброму человеку.
«В это время я жил в Академии художеств в качестве члена Совета. В подвале под моей квартирой жили служители. Мне надо было ехать к десяти часам в Аничков дворец на урок. Приходит ко мне вахтер и говорит:
–– Алексей Петрович, под вами умерла жена сторожа. У нее двое детей на воспитании от покойной сестры. Бедствие великое, не дадите ли что на похороны, а главное, куда девок девать? Одной девять лет, другой –– семь.
Я дал ему десять рублей, сказал:
–– Ступай с Богом, что могу, то сделаю.

Мысль о бедных сиротах не оставляла целое утро, и когда я зашел к цесаревне, то занятие началось молча, и царила какая-то тишь. Фрейлина Жуковская говорит:
–– Отчего вы такой скучный, Алексей Петрович?
–– Да не с чего быть веселым. Я был сегодня свидетелем такой драмы, что и до сих пор не могу успокоиться.
–– А что за событие? –– спросила цесаревна.
И я рассказал про несчастных детей.
В обычный час зашел в мастерскую цесаревич. Он был весел и шутил, как вдруг великая княгиня говорит ему:
–– Дай мне слово, что ты исполнишь, что я тебя попрошу.
–– А что такое?
–– Доброе дело, которое от тебя зависит.
–– Согласен, но дело-то в чем?
Я  рассказал еще раз подвальную драму, и когда окончил, то великая княгиня сказала мне:
–– Ступайте к Оому, скажите ему, что я беру пенсионеркой одну девочку. А ты, –– обратилась она к цесаревичу, –– берешь другую, неправда ли?

Заношу это в мою рукопись для того, чтобы знали добро, которое делалось с первых годов супружества их высочеств. Случаев таких было много, почему убеждения мои росли и крепли в смысле того, что во главе нашего царства-государства стоят люди характера доброго и душевного»  (А. П. Боголюбов).

В марте Александр встретился с депутацией из Туркестанской области. Во время разговора переводчик словно  потерял нить, переводя совсем не то, о чем его спрашивали. Оказалось, что депутатам категорически было запрещено жаловаться. Александр потребовал новой встречи, убедив запуганных людей говорить правду.

26 марта он присутствовал на освящении часовни в Ницце, которая была поставлена по указанию императора на месте кончины Николая. Из гранита и мрамора, в строго византийском стиле, полукруглая внутри, со стенами, облицованными каррарским мрамором, она представляла редкое по красоте произведение архитектуры и искусства. Со всех полков, в которых числился Николай, в часовню были доставлены иконы, соседствуя с иконами, написанными Тимофеем Неффой. Алтарь располагался на месте, где находилось смертное ложе цесаревича.

На литургии Александр не сдерживал слёз, вспоминая прощание с братом.

Вернувшись в Россию, продолжил распределение пособий в голодающие губернии.
«Собрания комитета  с самого начала проходили в Аничковом дворце, в библиотеке цесаревича. Комиссия сознавала незначительность покупаемой партии хлеба, и была высказана мысль, что было бы выгодно получить сейчас из казны крупную сумму, употребить ее на покупку хлеба, а возвратить деньги из последующих добровольных сборов. При этом было высказано, что операцию эту надо сделать быстро и секретно, чтобы при такой крупной покупке не подняли цены купцы, у которых были собраны запасы.
Цесаревич при этих обсуждениях не принимал участия, и, казалось, не обратил на это дело особого внимания. Но по уходу я нашел цесаревича в большой ажитации, он начал с того, что хочет просить у государя заимообразно миллион, и, в случае успеха, просит меня принять на себя покупку хлеба на этот миллион. Можно вообразить, как я был удивлен подобным предложением!
–– Вы за себя не боитесь? –– спросил цесаревич.
–– Не боюсь, ваше высочество, и вот почему: Господь сподобил меня помогать наследнику русского престола войти в народную деятельность, последствия которой неисчислимы.
На это цесаревич объявил, что и он не боится.

На другой день он показал мне свое письмо к государю, поданное утром, на котором была уже сделана государем надпись, что он приказывает министру финансов передать в распоряжение цесаревича миллион рублей. С этого же дня было приступлено к покупке хлеба на этот миллион.

Все распоряжения комиссии печатались в газетах, и купцам было известно, что поручено комиссией купить около 12 000 кулей, и на каждом пункте продажи полагали, что только это количество и покупается.
В это время деньги каждому купцу нужны для приготовления к навигации, и потому они часть запасов уступали дешево.

Сведения о ходе хлебной торговли на пристанях получаются купцами чрезвычайно быстро, и когда купцы узнали, что куплено хлеба на миллион, полученный от цесаревича, то ошалели, и этот переполох сделал операцию цесаревича чрезвычайно удачной» (Н. А. Качалов).

Глубоко оскорбленный действиями комитета, министр внутренних дел Валуев подал в отставку.
    Федор Михайлович Достоевский высоко оценил деятельность цесаревича. Писал из Женевы поэту Майкову: «Как я рад, что наследник в таком добром и величественном виде появился перед Россией, и что Россия так свидетельствует о своих надеждах на него и о своей любви к нему».