Власть поветрия. Глава седьмая

                ГЛАВА VII


"...Добрались они (матросы) до гланого оплота чумы. С каждым шагом воздух становился все зловонней и удушливей, а переулки все более узкими и извилистыми.  С прогнивших крыш поминутно срывались огромные камни и балки...."
                Эдгар .А. По.

Вышел Нектарий из дому и к воротам подойдя, остановился подле них, прислушиваясь. Тихо снаружи было, только солнце сквозь тучи проглядывать начало. Добрый признак-значит рассеяться туман должен был скоро, стало быть идти будет легче. Да выжидать времени не было и едва дыша приоткрыл калитку Нектарий, на улицу выглянув осторожно, в случае чего опрометью готовясь сигануть обратно… Развожжилась от грязи вся улица после дождя вчерашнего- прямо сущее болото стало, лужами покрытое. И ни души вокруг. Лишь недалеко от поворота псина лежала громадная, зубы скаля- смердячая и уже порядком объеденная. Да на большем числе дворов вокруг на воротах кресты были нарисованы как на погосте. Выскользнул Нектарий за ворота и зашагал по улице, увязая по щиколотку, а где чуть ли не по колено. Поспешая боязливо, а как касался ноздрей его дух смрадный, так к носу платок смоченный водкой приложил- сильно гадость та едучестью своей трупный запах перебивала. Так и шел он нигде не задерживаясь, только лишь остановился ненадолго супротив того места, где недавно ещё отчий дом был. Да как зачарованный смотрел на груду золы да бревен обгорелых, под которыми покоились кости его родных. А потом перекрестился, пробормотал : «Аминь» и дальше тронулся.  Завернул за поворот-вот и улица началась что до конца слободы должна была довести его. Не успел и четверть версты по ней пройти, как услышал за спиной топот дробный. Оглянулся в страхе: бежал прямо на него мужик какой-то с вытаращенными глазами да громадной всклокоченной бородой, скрюченными пальцами мешок стискивая, что к груди прижимал. А за ним по пятам несколько человек  гналось с кольями да топорами. Еле отскочить успел, а то стоптали бы враз. Пронеслись мимо него и в тумане исчезли. Посмотрел им вслед Нектарий, выдохнул и опять в путь тронулся, только ближе к стенам уж держась. Так безопасней, да и продвигаться легче. Вымерло все вокруг и давило зловещим молчанием: дома заколоченные-тяжким тленом  дышащие, церкви пустые да сумеречные- и ни свечного огонька в них, ни песнопения.  Только лишь в немногих дворах зло лаяли собаки на него, цепями громыхая.  Людей   всего пару раз видел и то издали. По одной из улиц тащили трое черных мужиков тяжкий мешок- обошел их Нектарий подальше. Да на одном углу остановился в изумлении: был там кабак, куда отец его покойный иногда заходил. Так вот стоял теперь кабак этот с настежь распахнутыми дверями, у крыльца и под стенами его посреди грязи и мочи  несколько человек валялось-мертвые или пьяные-черт их разберет теперь.  Подле кабака бренчала на балалайке теребень ободранная и мужиков пять или шесть хмельных до изумления лихо отплясывали, а меж ними баба какая-то вертелась: голая, срамная и до бесстыдства пьяная. По всему видно- не было даже целовальника более там: разгромила кабак голь перекатная, да теперь шабаш свой дикий крутила.
Посмотрел Нектарий, да головой помотав: "Совсем ныне народ с ума по сходил от беды такой" дальше пошел.
 Так и прошел без задержек всю Барашевскую слободу, да к стенам Белого города вышел. Мрачно и пусто было и там. Наглухо закрыл Белый город все ворота свои, неприступной крепостью стоя в тумане.  Оглянулся Нектарий по сторонам: эк, голова садовая- стороны перепутал! Надо было ему идти вправо загребая, а он влево пошел, и вместо Покровки к Садовничьей слободе вышел. Ну да-вот они и ворота Яузские вдали из тумана виднеются.  Так и решил он пойти вдоль Белогородских стен до самой Покровки пройти, а по ней пересечь Скородом, и к деревянным Покровским воротам выйти. По открытому то пространству, спокойней идти будет, нежели закоулками всякими пробираться. Так и двинулся Нектарий Скородомской стороны ближе держась.  Да  не прошел  версты, как отступили дома назад, пустошь широкую образовав. Посреди пустоши той пылал громадный костер, смрад горелый вкруг себя распространяя, да крутились подле него бесы нечистые, шабаш окаянный празднуя. В длинных просмоленных балахонах ,с узкими прорезями заместо глаз и в громадных кожаных рукавицах цепляли они вилами да крючьями металлическими мертвецов, да вместе с хламом да тряпьем всяким в огонь прямо швыряли… Испугался Нектарий сильно- кабы и его не приметили, да прямо в адское горнило не отправили. Метнулся к Скородому, схоронился под сенью стены, а оттуда задом прямо в переулок какой-то узкий нырнул. Выдохнул с облегчением: «Пронесло, слава тебе, Господи!», только перекреститься успел, как вновь с испуга чуть рассудка не лишился. Прямо перед ним на бревне деревянном, меж двух заборов перекинутом в петле длинное тело висело. Почерневшее как уголь, окруженное темными лентами от лохмотьев одежды оставшихся, скалилось оно зубами да ребрами наружу торчащими. А воронье, что стаей целой сидело на плечах его, да на перекладине с шумом взлетело вверх и заметалось над головой хрипло каркая.  «Тьфу, нечисть поганая! Брысь!»- отмахнулся от них Нектарий, да ужом проскользнув мимо покойника, торопливо пошел далее. «Вор, наверное- подумал он немного погодя, когда дух перевел: Ишь ты как его!». Вышел с переулка, осмотрелся. Незнакомое место было, однако вот он Белый город совсем рядом из-за крыш свои стены показывал-вон и башня глухая торчит.  Двинулся на башню смотря, и вскоре опять к Белгородским стенам вышел. Каменные Покровские ворота увидел наглухо запертые, к которым со стороны Мясницкой по берегу рва странное шествие следовало.  Мужиков душ с десяток голых до пояса и в колпаках чудных, лица закрывающих, шло себя плетьми в кровь хлестая. А меж ними поп в черной, драной рясе, с дикими глазами крест тяжкий на плече нес.   Разноголосо и хрипло , вразброд орали они песнопения святые, раскачиваясь из стороны в сторону при каждом шаге.  Остановился Нектарий возле ворот одного из дворов, да на странное шествие смотрел.  Никогда ещё такого видеть ему не доводилось ранее- на Голгофу что ли шли они все?  Тут заскрипела калитка за его спиной и вышло со двора на улицу чудище настоящее. По фигуре вроде и человек, облаченный в черный балахон, а заместо лица клюв огромный, да глазища стеклянные. И шляпа на голове чудная, что немцы в Кукуй-слободе только и носили. А в лапах костлявых палка длиная и тонкая.  Остановилось страшилище да на Нектария уставилось прямо. Отпрыгнул тот в сторону, истого закрестившись:"Свят!  Свят!", да тут за первым чудищем ещё два таких же вышли. Подхватил свой узел Нектарий, и дунул от них так, что пятки сверкали- едва сапоги свои на бегу не потерял. Уж бежал дороги не разбирая до тех пор, пока из сил совсем не выбился, да в грязь с размаху не сел, голову руками закрыв-убивайте, демоны проклятые! Через некоторое время в себя все же пришел-осмотрелся вокруг. Вроде тихо... Фу! Отстали, кажись. Вот ведь лихо настало- уж средь бела дня бесы по души ходить стали.... Встал на ноги, оглянулся. А куда же его занесло то?! Надо было ему к попу тому сразу бежать под креста защиту, а он с перепуга рванул наобум. Вот и заплутал теперь. Ах, Господи как теперь выбраться то?! Сел он было плакать, да заприметил невдалече купол с крестом.  Никольская  церковь.  Ага, значит, направо идти надо,  там Довгушена рядом, а она то на Покровку и выведет...   Вдали ударил колокол.  Златоусовский монастырь голос подал и тут же с другой стороны ему отозвался Сретинский, а потом, кажись,  и Симонов  присоединился. Только это не тот нежный малиновый звон был, столь слух услаждавший и душу радовавший, а погребальным звоном проносился он по вымершей Москве, отдаваясь зловеще в переулках и углах. Еще больше страху нагоняли эти бездушные, мертвые звуки, словно последней надежды лишая. Перекрестился Нектарний, пробормотал молитву вскорости, да снова по грязи зачавкал. С двора одного разоренного из ворот полураскрытых курица одинокая вышла на свет божий. Как сберечься ей тут удалось только?! Встала птица, былинки какие-то поклевывая, да на Нектария косясь, башку то влево то вправо наклоняя. Изловчиться хотел было Нетарий, дабы изловить её, да порскнула она обратно во двор. А бежать за ней следом Нектарий и пытаться не стал. Рукой только с досады махнул, да дальше побрел восвояси. Вскоре на Довгушену и в самом деле вышел. Ещё страшнее оказалось здесь, даже в Барашевке не так жутко было: ни души вокруг, только падаль на углах валялась и конская и коровья. А нередко и человечьи трупы неприбранные у стен и заборов, а то и прямо посреди улицы в грязи да тряпье гнилом.  Везде стоял отпечаток спешного бегства: зачастую прямо посреди улиц  стояли брошенные телеги да повозки; как хлам валялся ненужный, так и добротные вещи- покрытые грязью и пылью. Не касалась их ничья рука- никому боле добро интересно не было: все кто ещё остался в городе лишь едой и озабоченны...
 В переулке одном стрельцов душ шесть встретил. Шли куда-то они высоко воротники подняв, да от духа смрадного носы шарфами плотно прикрыв: двое несли бердыши на плечах, остальные с ружьями наперевес. Вовремя Нектарий узрел их, да за углом успех схорониться- бес знает, что в ум могло им прийти - рубанул бы саблей кто из них по голове мимоходом и амба тогда.  Но дошел таки- уже вот она Покровка видна-рукой подать, как чуть не расстался с жизнью своей...
Обходил он лужу громадную, что почти что всю улицу собой занимала.  Брел Нектарий осторожно, боясь провалиться, как вдруг совсем близко громкий всхрап услышал. Остановился он в ужасе похолодев, да свой узел от неожиданности уронил. Темная груда, лежавшая посреди дороги среди грязи и разного хлама, неожиданно зашевелилась и с чавкающим хлюпаньем поднялась на ноги, оборотившись громадной горбатой свиньей.  Сбежавшая из опустевших дворов скотина и прочая живность редко покидала пределы Москвы. Брошенная на произвол судьбы она  в большинстве своем  продолжала болтаться по улицам в поисках пищи, либо падая от голода и жажды, либо быстро дичая.  А собаки и свиньи, забытые в городе, становились трупоедами, сбивались в огромные, агрессивные стаи, что бесились, нападали, и зачастую до смерти загрызали людей, оказавшихся не в добрый  в одиночестве на улице.
Так и это создание, бывшее некогда откормленной хозяйской хавроньей, ныне представляла из себя настоящую тварь из преисподней.  Сплошь черная от комьев мокрой грязи, ростом чуть ли не с мальчика, и весом не менее десяти пудов.  При виде  Нектария она угрожающе выпустила воздух из ноздрей, мокрая, слипшаяся щетина на её холке встала дыбом, а покрытые желтой пеной челюсти с огромными, загнутыми клыками несколько раз лязгнули, громко стуча друг о друга. Маленькие, гноящиеся глазки сверкнули недобрым огнём, а потом зверюга угрюмо и неторопливо двинулась прямо к замеревшему Нектарию, не спуская с него пристального взгляда. Вдоволь отожравшаяся на мертвечине, она уже не признавала иной пищи, окромя  человечины, и теперь пересытившийся от изобилия пищи трупоед в одночасье превратился в настоящего хищника, жаждавшего уже свежей крови. Торопиться ей и в самом деле было не куда- бороться за свою жизнь жертве предстояло крайне не долго. Даже взрослому мужику навряд ли удалось бы управиться с подобной зверюгой, на которую бы в одиночку не рискнул бы напасть даже волк.  А отощавший, перепуганный малолетка представлял для нее теперь более чем легкую добычу- она лишь с ленцой разглядывала предстоящую жертву, лишь примеряясь куда было бы удобнее вцепиться.
Отче наш, еже си на небеси...- в ужасе зашептал Нетарий, истово крестясь одной рукой и другой сжимать свой узел.
"Бежать!"- ударила в его голове страшная мысль. Он примерился было швырнуть свою ношу прямо в рыло противнику, дабы бежать прочь во все лопатки, пока хватит сил. Хотя сколь долго будет суждено ему бежать по грязи, в тяжком кафтане, преследуемый столь страшным врагом...
Однако ангел- хранитель его видимо, был так же рядом. Свинья была уже совсем в близком расстоянии, когда раздался на улице приглушенный конский топот и из тумана показалась быстрым ходом идущая колымага с кожаным верхом, влекомая  четверкой лошадей. Кто-то из знати: боярин, или князь до последнего в городе сидевший, то ли отчаявшись совершенно покидал столицу в спешке великой, то ли по каким делам несся по опустевшему городу. Разбрызгивая  во все стороны грязь, подпрыгивая и мотаясь на ухабах, наглухо закрытая повозка стремительно приближалась, а сидевший на облучке, замотанный по самые глаза кучер в надвинутой шапке, яростно дергал вожжи, выискивая дорогу. То ли он и в самом деле решил мимоходом помочь бедолаге, а скорее всего просто сыграла привычка давить все живое, что на пути попадалось. Только мотнулись кони, пронесшись мимо свиньи, которая  лишь голову и повернула в сторону, а вот колымага задним колесом своим её и подмяла, переехав ободом прямо поперек хребтины. Подпрыгнула повозка, вдавив зверюгу в грязь, качнулась, и дальше понеслась- только ветром Нектария и обдало.  С истошным визгом, скаля зубищи, ползла свинья на Нектария, волоча за собой по грязи враз онемевшие задние ноги...
Слава тебе, Господи- только и прошептал пацаненок, крестик свой нательный целуя, и быстро задом пятясь, так что вскорости исчезла свинья в тумане, только голос её дурной все ещё  продолжал слух коробить.  Да вновь шарахнулся он, к стене испуганно прижавшись.  Целая стая одичавших собак- голов шесть, если не более, одна за другой появилась вдруг из тумана. Тощие, сгорбленные, с выступающими наружу ребрами, свалянной шерстью, покрытой струпьями, впалыми брюхами- все они крадучись бежали на голос. Жадным, голодным огнем пылали их глаза, а с пастей оскаленных слюна капала в предвкушении. Видать не только крыс да  людей зараза здесь косила- и зверью иному доставалось изрядно...  Слава Богу, не заметив мимо пробежали и снова в тумане исчезли.  Едва перевел дух Нектарий, да на Покровку вышел, поминутно по сторонам озираясь. Уже и шаг сделать боялся после встречи такой, так и стоял некоторое время на месте,  под окнами какой-то избы, раздумывая, что дальше ему делать. Хорошо, что туман проклятый вскоре рассеялся- хорошо хоть видно стало вокруг. А потом и солнце ярко светить начало- скинул Нектарий кафтан свой, аж жарко стало ему и уже не так страшно как раньше. Здесь то на Покровке значительно чище было- ни мертвяков, ни мусора особо: только лапти растоптанные, да тряпье всякое то тут то там среди грязи валялись.  Видать, приглядывают здесь хоть как-то.