Мы просто поиграем

    Я жила в маленьком городке, каких много, и все они похожи друг на друга. Такие называла игрушечными, потому что почти целиком они состоят из маленьких, криво сделанных домиков, словно, и в правду, кто-то мастерил миниатюры своими большими руками, с трудом скрепляя мелкие детальки. Атмосферой  они застряли в нелепом Средневековье. Нелепом, потому что в декорациях старого времени горели вывески и телеги разъезжали с меховыми брелоками на зеркальцах. Единственное, что в полной мере сохраняло дух той эпохи — церкви. Колокол часовни на главной площади монотонно звонил каждый божий день ровно в двенадцать. Главным же минусом для меня было то, что происходило ровном счётым ничего. Кто-то мог влюбиться в атмосферу безмятежности, но мне было там до жути скучно... Пока я не познакомилась с Гришей.
    Он мотался из города в город по работе, и не сразу я узнала, для чего. Наркоторговля и сутенёрство.Сейчас я вот так вот легко называю эти громкие слова, но и в то время моё удивление продлилось не долго. Наверное, дело в том, что ему было уже двадцать восемь, а мне всего четырнадцать. В представлении наивной девочки-подростка таким и должен быть крутой взрослый дяденька. Я знала, у моего парня всё под контролем, быть под его крылом успокаевало. Каждый день покидала дом, минуя мать, валяющуюся в алкогольной коме, и прибегала к Грише. По случаю с ним и нашей компанией друзей задерживались в соседних городах покрупнее, где бары и клубы найти проще. Тогда я почувствовала, что живу по-настоящему.

    Вечерами, засыпая в его объятиях, слушала обещания как мантры:

— Заработаю достаточно, и переедем в Москву в приличную квартиру. — Гриша часто говорил о деньгах. — Ася? Аська, спишь? Ну ладно, сладких, зая.

    Грело странное чувство: я понимала, Гриша спал со многими из своих проституток, но засыпал только со мной.

***

    Сквозь веки пробивался свет, а значит, наступило моё любимое время суток, когда я могу понежиться в уютной постели вместе вместе с Гришей. Действительно, на улице кричали вороны, болтали прохожии. Шумы ворвались в моё сознание и, казалось, что во всё тело, прошибая колючими мурашками. Я вытянулась на измятой простыне, такой белой, что глаза щипало, но я заставила себя их распахнуть. Передо мной в тёплом свете постепенно собирались в чёткую картинку Гришины черты. Он спал так безмятежно, будить совсем не хотелось, но я прижала его к себе со всей силы. Видимо, тиски объятий и горячее дыхание в шею его таки разбудили, и Гриша, не открывая глаз, принялся осыпать меня поцелуями. Моё лицо горело под мягкими губами.

   Гриша рассмеялся на ухо:

— Отпусти, задушишь!

    Мы отошли на балкон покурить. Он с наслаждением потянулся, рассматривая затуманенные улицу и вдыхая сырой утренний воздух, но тут же помрачнел:

— Представляешь, одна из шкур у меня денег украла.

— Сколько?

— Штук двадцать.

— И что ты с ней делать будешь?

— А я тебе покажу, Ася, — оголил зубы Гриша. — Съездишь со мной в игровую квартиру?

— Игровую? — криво улыбнулась я. —Что мы там делать будем?

    Он немного нервно расхохотался, отводя взгляд:

— Мы просто поиграем.

   Я привыкла доверять Грише, особенно, когда речь шла о веселье, поэтому покорно согласилась.

***

    Гриша, Вова и Алик по-джентельменски пропустили даму вперёд. Меня встретила ужаснейшая обстановка: вздыбившийся линолеум, ободранные обои и застоявшийся воздух. Парни позвали меня в комнату. Там ждали всё так же неприглядные обои, только с детским ресунком — зайчиками и цветочками; вся кровать была завалена мягкими игрушками, и в их пёстрой куче я не сразу заметила, съёжевшуюся  в комочек, женщину. Она сидела в одной широкой и помятой рубашке. Рубашке Гриши? Её тело казалось таким напряженным, что тронь — дёрнет током.
    Войтек безропотно приблизился и за волосы оторвал её голову от коленей. Женщина изо всех сил сморщилась, боясь открыть глаза, а он металлическим голосом скамандывал:

— Верни деньги, сука!

    Она была явно без всяких сумок и даже карманов, поэтому я совершенно не видела смысла просить у неё денег. Не из воздуха же она их наколдует? Я была уверенна, что женщина ему плохого не сделала, но Вова выглядел очень остервенелым. Рвался, как пёс с цепи, пока Гриша властно удерживал того за плечо. Тогда помещение заполнилось тревогой нас всех. Гриша по-хозяйски размерил комнату шагами и наклонился к пленнице:

— Аля, дорогая, улыбнись гостям.

    Он будто гипнотизировал её острым взглядом чёрных глаз, словно змей кролика, и Аля послушно ‹‹посветлела›› . Подумалось, какой же Гриша сильный, строгий. Меня это саму завораживало, и я бы согласилась на всё, что он скажет.

    Пока что сказал только оставить их с Алей наедине. Мы с парнями устроились в гостинной. Из-за стенки доносились женские крики и звуки ударов.

— Вова, а она правда должна всего двадцатку?

    Он со злобой выдохнул сигаретный дым сквозь сжатые зубы:

— Двадцать стащила, а должна сотку. Процент накапал.

— Сотку?! Откуда у проститутки такие деньги?

— Как украла — пусть так и вернёт, — спокойно ответил Войтек без секунды размышления, и больше мы не беседовали.

    С Аликом поиграли в приставку. Думаю, он поддавался, потому что я девушка «главного» . Вопли Али сильно мешали и тем раздражали. Когда устали от игры, я поинтересовалась у Алика, почему он дружит с Гришей. Тот ничего внятного не ответил и уставился в экран, на котором уже ничего не происходило.

    Сама не заметила, как досуг в игровой квартире стал для меня обыденностью. Я даже почти привыкла к крикам, стонам и плачу, хотя те становились всё громче, потому что парни изобретали новые пытки. Так они догадались перетащить Алю на кухню, там нашёлся богатый ассортимент острых предметов, а ещё уксус, который ей успели позаливать, куда только возможно. Креатив впечатлял, и порой бывало интересно наблюдать за их издевательствами.

    Однажды я спросила:

— А разве родные её не ищут?

— Нет у неё никого. Муж разве что, бывший, но этому нарику и на неё похуй, и на сына.

— У неё есть ребёнок?

— Был, — усмехнулся Вова. В общем-то, от догадок, как они могли расправиться с маленьким мальчиком, мне было ни горячо ни холодно. Не хотела в это вникать.

    Чтобы поддерживать форму и заодно выплеснуть гнев, Ежи бил боксёрскую грушу. Однажды его инвентарь заменила Аля. Он подвешивал её на крюк от люстры на всю ночь. Неуютно было вставать в туалет и проходить мимо кухни. Поэтому я перестала ночевать в игровой квартире и перебралась обратно к Грише. Он хихикал надо мной и говорил, как умиляется моей пугливости.

***

    В один день я тоже вызвалась поучавствовать в играх. Мне было интересно, какого это, причинять кому-то боль. Гриша очень охотно протянул молоток и гвозди. Вова с силой схватил Алю за запястья и швырнул на пол. От удара она взвизгнула и тут же получила за это пинок от Гриши в бок увесистым ботинком, после чего тот отошёл, давая мне место. Альма отчаянно и тщетно пыталась поджать пальцы.

— Прибей её к полу, — задорно и гордо скамандывал Гриша, словно сострил.

    Молоток показался слишком тяжелым, хотя был не большим. По началу я не верила в возможность пробить руку. Инструмент завис в воздухе и как в замедленной съёмке упал, стукнув о шляпку гвоздя. Звук мне не понравился, он прогремел на всю квартиру. Стержень вошёл только на половину, и почему-то страстно захотелось довести дело до конца. Возможно, тогда я вспомнила, что мой парень наверняка спал и с ней. Гриша стоял за спиной, но я чувствовала, как он натягивается его довольный оскал. Теперь уже с первого раза приколотила вторую кисть. Видимо, попала в кость, потому что раздался противный хруст, и один из пальцев забавно дёрнулся. Так пригвоздила на целых двенадцать гвоздей.

    Всё это время я не смотрела на лицо Али. Обратила внимание тогда, когда на пол полились красные капли. Это она так прикусила губу от боли — кричать не разрешали. Была благодарна ей, не хотела слышать стоны.

— Алюша! А ты чего такая грустная? Улыбнись! Мы же развлекаемся.

    Мне виделось, слова Гриши приносили ей большие страдания, чем увечия. Аля состроила кривую гримассу чего-то на подобии радости. Её глаза были для меня неживыми, замыленными. Я не опознавала в ней человека. На меня смотрела будто кукла или глупая собачка. А потом поняла — это из-за пелены слёз.

***

    На утро мы нашли Алю мёртвой. Почему-то я совсем не удивилась. Говорят, смерть всегда застаёт врасплох, но то было настолько ожидаемо и естественно.
    Впервые я видела её спокойной. Мягкий, густой свет заливал кухню, за окнами шептал ветер в утренней тишине, и мне внезапно сделалось так хорошо, так легко.
   Гриша только цокнул языком и, выковырив гвозди, потащил труп в ванную. Парни встали вокруг как вкопаные, помялись и решили пойти со мной развеятся, пока не придумают, что делать с телом.

    В парке аттракционов в тире Гриша выиграл мне огромного плюшевого кролика. Честно, не верила, что там можно уйти с призом, тем более, со стоящим. Игрушка была почти с меня! Я неуклюже обхватила кролика руками и пыталась шагать, выглядывая из-за его пушистой головы. Кожу приятно щекотал мех. Я засмеялась как ребёнок, и Гриша присоединился, трепля меня по макушке.

— Всё для тебя, зая.

    Это было настолько мило, что я забыла про Алю, да и про всё на свете, кроме его заботы.

***

    По возвращение на свежий ум пришли к выводу, что труп следует расчленить. К соседям уже наведалась менты, но, вроде как, по поводу какой-то пьяной понажовщины. Как бы то ни было, всегда лучше перестраховаться.

   Гриша нервно шарил по ящикам в поисках еды и матерился, видя пустые полки. В эту квартиру парни редко приносили продукты, обычно просто заказывали доставку.

— Сука, как жрать хочется! Ещё и от этой мясом воняет... — он взглянул на кастрюлю, где несколько часов варилась голова Али. — О, макароны!

    Гриша поставил вторую посудину рядом и спокойно принялся готовить, помешивая пасту той же ложкой, которой отковыривал разваренную плоть от костей.

— Аська, подойди, посмотри! — Я догадалась, что он не про макароны.

— Нет, — покачала я головой, — мне страшно.

    Гриша усмехнулся, облизывая ложку:

— Да не бойся, дурашка, представь, что смотришь фильм.

    Я аккуратно нависла над плитой. В лицо мне пахнуло жаром и запахом мясного супа. В мутной бурлящей воде плавали волосы, куски того, что было лицом, и уже совсем голый череп. Мир утонул для меня в этой кастрюле.

— Ты прав, такое можно увидеть только в кино.

    Гриша расплылся в торжествующей улыбке, слил жидкость из кастрюли и, взяв череп в руку, театрально продекламировал:

— Быть или не быть? Вот в чём вопрос!

   Её череп не выглядел пугающим. Наоборот, скорее, печальным и жалостливым. Маленький, с широкими круглыми глазницами. Внутри кружочков находилась одна темнота, но я не могла избавиться от ощущения, будто Аля смотрит на меня с разочарованием. Не особо-то приятно. Я бы съязвила, чтобы показать, как мне всё равно на её укор, вот только вспомнила — она мертва.

— Не расстраивайся, зая, сейчас папочка тебя нарядит, — с этими словами Гриша вспорол кухонным ножом горло зайке, которого мне подарил, и всунул череп в игрушечную голову.

    Меня как будто ударило молнией: ноги в мгновение вросли в пол. ‹‹Зая››. Он называл меня заей. На секунду представилось, что на месте Али могу оказаться я. В страхе балванчиком кивала на вопросы Гриши ‹‹Ну разве не прелесть?››, ‹‹Тебе нравится?››. Комната сжималась, воздух становился густым и вязким, очертания предметов плыли. И где-то в помутневшем мире мелькал призрак Али. Я поняла — она будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

    Гриша таки заметил моё оцепенение и кинулся успокаивать. Его ладони гладили меня, ощущаясь наждачной бумагой. Мне хотелось одного — скорее выбраться и пойти в полицию.

***

    Я гуляла по привычно безмятежной улице. Пустой. Но было смертельно страшно оборачивается. Я била палкой по железной оградке, чтобы заглушить звук «шагов» за спиной. Дома сидеть всё так же ненавидела. Это была МОЯ пустая улица. Вдруг зазвенели церковные колокола. Двенадцать. От неожиданности я обернулась. На другой стороне дороги стояла Аля и пронизывала меня печальным взглядом. Я пронизывала её. Между нами остановилась, взявшаяся точно из неоткуда, машина. Из окна высунулась голова незнакомого мужчины лет тридцати, если не старше:

— Привет, зая, прокатиться не хочешь?