Откровенно сексуальный экспромт. Случай второй

Продолжение от http://proza.ru/2022/03/11/1647

              На этом месте уместнее было бы поместить мои похождения на дороге странствий, ведущей через Конжул http://proza.ru/2015/01/22/1655  но этак  текст утяжелился бы до чрезвычайности, которую можно было бы назвать романом с жизнью. Но кто сейчас читает романы? Они, конечно, и пишутся и публикуются легковесными как фуагра или крем-брюле -  находятся и на них читатели; они посмакуют их бывало, да и пропустят без последствий для желудочно-кишечного тракта. Не то что мясо дикого оленя, полупрожаренного на костре морозным ветреным вечером, да и разодранного с нетерпением  в куски молодыми алчными клыками. Я такой продукт приготовить даже и не пытаюсь. А на вкус да на цвет товарища нет.  Никаких с моей стороны поучений. Чем богаты, тем и рады. Теперь же мною предлагается  сочинение, продолжающее заявленную тему.


- Это лучшая из морских крепостей мира. Её сооружения являют собой чудо военно-инженерного искусства.

          Так сказали иностранные военные специалисты, получившие доступ к тем батареям, казематам, потернам в годы, когда россияне,  со всей страстью не раз испробованной народной смуты, до крови разбирались между собой – чья же правда правдивее. Наконец успокоились, и было уж не до правды. Надо же дальше жить по-людски. А как? Вот ответом на этот вопрос и свозили в этакие места людей неприятных, вроде одного такого из крупнейших русских поэтов, а на самом-то деле, оказавшимся нерусским до противности. Впрочем, значительная часть отечественных гениев почему-то имеет нерусское происхождение. Но оставим в стороне этот  парадокс, трудно объяснимый для сложившейся народной идентичности.
           Этого же типа и ухайдокали где-то здесь да так, что поклонники до сих пор ищут место его упокоения.

- Где-то здесь – говорят знатоки и жестом показывают на асфальт территории военного объекта под названием Экипаж. Чуть в стороне от него располагался некогда объект другой, история которого берёт своё начало от места отдыха горожан, заготовки дикорастущих даров природы, а также строевого леса.

            Место это располагается в предела Центрального хребта  на полуострове Муравьёва-Амурского,  во глубине побережья между мысами Фирсова и Калузина.
Его-то и облюбовали военные артиллеристы да стрелки. Появился здесь и прекрасный плац для парадов и учений, а в долине реки позднее расположился аэродром со взлетно-посадочной полосой для военных, гражданских и транспортных самолётов. А ещё в годы советской власти там принимали - со всей страны прибывающие - колонны пионеров освоения богатств Дальнего Востока. Управление Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей имело здесь бараки ожидания, казармы охраны и необходимую инфраструктуру, надёжно прикрытую от вражеских посягательств батареями и фортами левого берега реки Седанка, как составной части  общей системы оборонительных сооружений величайшей морской крепости мира.

              Постепенно плоды мира и гуманизма нанесло и в этот чудесный край. Первыми канули в небытие лагеря. Крепостные же сооружения ещё долго влачили жалкое существование, а на некоторое время, вообще, оказались в бесхозном состоянии. Но коммерческая хватка новых русских постепенно превращает эти объекты в туристически привлекательные достопримечательности.

               В тот год, когда мне исполнилось девятнадцать, пяти недель после вручения мне диплома горного техника-разведчика, оказалось достаточно чтобы почувствовать себя абсолютно свободным человеком, интересным только своим однокашникам-собутыльникам. От тесных их разгульных объятий меня и спас призыв отдать экзистенциональный долг Отчизне.
 
               После недели весёлых похождений в недрах воинского эшелона «Владивостока чу-чу»,  следующего  генеральным направлением на восток совершенными уже самолично издёрганными оборванцами прибыли мы, наконец, на какую-то железнодорожную станцию, и, изгнанные приказом из вагонов, построились, пересчитались и темными колоннами, молча,  двинулись вверх по Русской улице  , туда, где за поворотом  уже поджидали нас приземистые здания энкэвэдешной архитектуры. В зданиях этих сумели разместиться только многочисленные службы пересылки призывных воинских контингентов, а сами же путешественники сбрызнутые е тепловатой водой,  с  жопами проткнутыми  инструментом для взятия мазка на биопробу , переодетыми в воинскую форму - оказались загнаными в обширное поле среди дубрав сопки Любви, туда , где рядами цвета хаки были выстроены брезентовые палатки. Палаток было несчётное количество. И каждая вмещала на дощатых своих - сплошных во всю ширину - нарах  число насельцев сакральным числом тринадцать.
                Здесь нам  и надлежало проводить время, оказавшееся свободным от бесчисленных построений. Постепенно  палатки вокруг нас пустели – их обитателей разбирали потребители из близлежащих воинских частей. Но довольно много юных бойцов ещё оставалось под дубами, пребывая в неведении  того, что уж их-то готовят для погрузки на теплоход круизной линии Владивосток-Южно-Сахалинск -Петропавловск-Камчатский- Анадырь-Провидения с заходом на рейды портопунктов, не заслуживших упоминания в рекламных проспектах того времени.
               Ничего не ведали мы о ближайших даже своих перспективах и лишь находились в постоянной готовности исполнить прозвучавшую команду.
 - «Стройся» -раздавалось с раннего утра и до поздней ночи. Казалось, что сержанты - их командиры- сплошь были маньяки строевой подготовки.
 
(в отличие от беспробудного отдыха майора – старшего их команды.  Изредка он появлялся в поле нашего зрения с очередным синяком, чтобы вновь раствориться в дышащей пороком атмосфере портового города).

       Все месте, или по очереди, извлекали нас сержанты из груды чуть подвяленных тел, от которых поднимались испарения приморской слякоти –  и выставляли строем под весело шурший дружище дождь, а, может быть, жарило солнце, а, может быть сияли ночные звезды. Все эти прелести приморской погоды требовали песен.
        Очень скоро сбродный организм нашей призывной команды приобрел скрытую структуру, достаточную для того чтобы мы могли забавлять уже обе стороны.
-«Запевай!»- летел над строем приказ! Но молчание – было ответом.Тогда, многозначительно расхаживающийся перед строем сержант, адресовал  команду  конкретному бойцу – на что избранник нудно отвечал кошачим распевом:

 « - Путь далек у нас с тобою – веселей солдат гляди...»

         Разумеется, такой результат не мог удовлетворить амбиции командира, и стороны переходили к коллективным балетным номерам.  «Налево!» «На месте шагом, марш!»
          Прошагав таким образом часа два или три, бойцы получали приказ: «Бегом марш»
           Но набранная строем скорость перемещения колонны среди ночных дерев все никак не могла удовлетворить командиров, а «Шире шаг!» - слишком неопределенная команда, чтобы быть надлежаще  исполненной понявшим службу личным составом,  и легкой трусцой колонна продолжала свое движение

            Набегавшись, таким образом, вволю и промокнув до нитки под приступами дождя, строй бойцов распускался затем, чтобы провести остаток ночи уже на приветливых  нарах, согреваясь и даже слегка подсушив в объятьях друг друга свои  одежды.

            Очередной день обещал следующих  развлечений. Одно  постоянно действующее из всех их - еда. Солдат ведь не животное, а поэтому не может есть самостоятельно. Для организованного же питания - это известно всем - существуют столовые. Конечно, вид солдатской столовой был ошеломляющ. Еще издали над кронами  леса появлялась громада крематорного вида кирпичной трубы, под которой при дальнейшем приближении обнаруживалась кирпичная постройка, внушительная разве что по размерам , но по содержанию –составленная из простых геометрических форм. Подле ее, на обширной площадке, устланной шуршащим гравием уходили от края в края длинные  ряды дощатых столов с приставленными лавками. Десять человек могла принять на себя единица этой безыскусной мебели.  Сотни едоков - за один заход. Двадцать минут на прием пищи. Тридцать минут на подготовку новой смены.  Обед начинался в одиннадцать часов, чтобы закончиться в шестнадцать ноль-ноль. И время сжато до предела, поэтому надлежит действовать быстро: двое бойцов – к тележке - собрать в неё посуду, третий - пробежаться по столам и метлой сбросить объедки на пол, и затем замести их в кучи, собрать и отнести к бакам, стоящим в отдалении, еще двое - один с бачком вечно мутной воды, другой с широкой тряпкой из распущенного мешка -одного широкого движения от края до края и поверхность стола готова к принятию новой перемены блюд.
                Внутри столовой у огромных котлов орудует могучий повар; трехлитровым черпаком на  длинной деревянной рукояти он извлекает из недр жидкость в виде супа, или бесформенный сгусток каши и раздаётт ее по выстроенным в ряд бачкам. Случается, что черпак достает небрежно оставленную мойщиком тряпицу, и отбрасывает ее с привычным матерком в сторону, не останавливая процесс раздачи.
                Заполненные бачки - на уже знакомой нам тележке - увозятся бегом к  столам и устанавливаются с одного края ровно, как по линейке Рядом - стопа мисок, шеренга кружек и миска с двумя нарезанными буханками серого хлеба;, выкладывается горка ложек - и зал к приему готов. Равнение посуды надлежало выполнить неукоснительно, ибо тогда дежурный офицер мог одним взглядом оценить качество подготовленного меню и с легким сердцем разрешить раздачу пищи.

               Очередные подразделения уже выстроились у входа, и маршируют на месте, чтобы не скучать, да нагнать аппетиту.
-Справа в колонну по одному, бегом марш!Бегущая цепочка быстро заполняет столы.
Множество голодных глаз вопросительно смотрят на командира.
-К раздаче пищи приступить!
                Моментально расхватаны куски хлеба, ложки сжаты в кулаке, а глаза неотрывно следят за рукой разливающего в надежде увидеть в поданной ему миске что-либо существенное. Но,  ох  как редки вспышки радостных озарений!
-К приему пищи приступить!
                Тут уж не зевай, ибо замешкавшиеся очень скоро расстанутся с не съеденной пищей, если таковая может остаться, ибо:
-Встать! Выходить строиться! - команда прозвучит через отведенное время  -  минута в минуту.
                Так надо, потому что времени с одиннадцати до шестнадцати часов на обед для всей массы контингента хватает только в обрез. И тут не может быть сбоев. Ветер, жара, или проливной дождь, превращающий поверхность столов в скользкую субстанцию, толщиной едва ли не в палец - только сопровождает действие
                Снова и снова наряд по уборке столов повторяет отмеренный цикл.
А  кочегарке сутки идёт непрерывно  своя работа. Завезенный с началом смены уголь, по приказу из переговорной трубы, то разжигается в указанной из десятка печей, то притушивается ведрами воды, то выгребается из топки грудой шипящих угольев в клубах чадящего дыма.
                Посудомоечная же процедура вообще неописуема есть.


           В один из дней такого наряда случилось мне испытать невероятное - сбегать в лагерь одному, то есть самостоятельно. Несколько минут отпущенной свободы не запомнились ничем, кроме мимолетного приключения.
              Пробегая в чаще широколиственной леса по тропинке протяжённостью в сотни три метров, отделяющие их палаточный лагерь от фабрики чревоугодных грез, я наткнулся на двух местных парней, сопровождающих некую девицу.
Обнаружив беглеца,  один из них просто кивнул  в мою сторону:
 - Дай ему!

            Но слишком внезапна была эта предъявленная щедрость. Здесь и сейчас он думал быстро - впервые за целую эпоху, отделяющую его от былого бессознательного состояния личной  свободы до сегодняшнего, в котором он уже ощущал  себя лишь частицей некого многочленного монстра под названием Взвод, сохранившего из прошлого только отдельные рефлексы и удивительно быстро разучившегося соображать.
-  Разве может  только что отделённая от взвода часть сохранить живыми нервы да чувствовать тоже тепло девичьего тела?
 
            Всплывшая невесть откуда  непредсказуемость дальнейшего развития событий стала настолько очевидной, что вызывала тревогу и реакцию юркнуть напуганным зверем в кусты, быстро оставив без себя неожиданных доброхотов.
 
            Вместе с ними было оставлено  мной целое явление нашей жизни, неистребимое всеми возможными усилиями властей. Предприимчивость жителей этого уголка далекого, но нашенского города была на высоте. Свой расчет они строили на очевидных вещах. С учетом высокой оборачиваемости контингентов, всегда ухищряющихся притырить от шмонов свою наличность, денежный поток на этом пятачке земли был велик, а желание за деньги получить может быть последнее в его жизни удовольствие вспыхивало при малейшем предложении. На таких простых постулатах процветал в этой местности огромный бизнес.

             Избежав столь откровенного соблазна, я уже без осложнений, возвратился в дружественную обстановку кухонного наряда, чтобы с ходу погрузиться в его изматывающий ритм, после которого участие в оперных и балетных партиях в дубовых декорациях постановки сержантов представали верхом блаженства.

До следующего продолжения на http://proza.ru/2022/03/13/244