Конец високосного года 1

Руки у него жёсткие, но прикасаются к моей разбитой физиономии бережно.
- Дьявол! Ты будешь ездить осторожнее, спидоман хренов? Шестой десяток пошёл, а замашки пацанские. Угробишься когда-нибудь. Не дёргайся!
Хорошо говорить «не дёргайся». Дезинфицирующая жидкость жжёт так, что слёзы наворачиваются. Нарочно, что ли, выбрал самую жгучую, в назидание? Оправдываюсь, потому что полагается оправдываться:
- Покрытие скользкое. Меня занесло.
- Потому что выжимал за сто километров.
- Если бы я за сто километров выжимал, ты бы меня сейчас не ваткой мазал, а на винтах собирал. Я полз, как черепаха, а этот идиотский «ровер»…
- О, значит, нам ещё и судебный процесс предстоит?
- Только если я подам иск, потому что это он нарушил правила.
Клочок окровавленной ваты летит в лоток. Точно в цель, хотя мы у стола, а лоток на подоконнике. Тут он ас. Любой предмет с любого допустимого расстояния – лишь бы отверстие, куда его нужно закинуть, по диаметру подходило.
Я осторожно, кончиками пальцев прикасаюсь к липкой боли на правой скуле. Невольно морщусь.
- Ты в шлеме был? – вдруг спрашивает он подозрительно.
Тяжело вздыхаю, показывая, как оскорблён этой подозрительностью:
- Ну, конечно, в шлеме…
Я и, правда, был в шлеме, поэтому обошлось без черепно-мозговой. А могло бы, потому что полз-то я полз, но всё-таки побыстрее черепахи. И треснулся прилично. Ссадина на лице просто лучше заметна со стороны. На самом деле куда больше болезненных ощущений мне доставляет ключица, за неимением свежего, похоже, вспомнившая старый перелом после похожего падения. Правда, в тот раз «ровер» был ненастоящий, и я извёл на тесты не меньше кубометра мочи, доказывая своему психиатру, что мне можно доверить руль, и «спидоман» следует понимать только в одном-единственном, буквальном значении.
И ещё мне не даёт покоя соображение, что придётся в таком виде вести «утренник» - традиционное короткое организационное совещание персонала больницы в лице глав отделений и служб перед началом рабочего дня, на котором дежурная смена сдаёт дежурство, решаются другие текущие вопросы, происходит «разбор полётов» и «раздача плюшек», и на котором я, занимая штатную должность главного врача, обычно председательствую и координирую. Ей-богу, делать это куда удобнее без кровавой блямбы во всю щёку.
Кстати сказать, скулу мне обрабатывает антисептиком мой работодатель – держатель контрольного пакета акций и фактически владелец больницы, но поскольку сам же он в ней и работает, одновременно получается мой подчинённый. Доктор Грегори Хаус, гениальный врач, лучший диагност в Нью-Джерси, если не вообще в Штатах – и это без всяких шуток. Но притом ещё куда более гениальный специалист по доведению людей до белого каления, выведению на эмоции и введению в ступор – в своих интересах, разумеется. Манипулятор тот ещё. Тут ему равных нет, и я не устаю благодарить Бога за то, что я – его лучший друг, так что меня обычно не забрызгивает. Наоборот, он заботится обо мне. Например, спасает мне жизнь. И это опять без шуток. Или вот, как сейчас, обрабатывает разбитую скулу и ворчит про раненых в голову ковбоев, одного из которых сдуру когда-то сам подпустил к мотоциклу. Или… а что? Чем чёрт ни шутит!
- Проведёшь за меня «утренник»?
- А ты что, падая, ещё и язык прикусил?
Чуть заметно пожимаю здоровым плечом. Сложно просто так взять – и сформулировать, почему прошу его о замене. Не только из-за блямбы на скуле, конечно – шрамы так-то украшают мужчин, но просто если уж день с самого начала не задался, то и дальше может пойти наперекосяк, и лучше всего затаиться и провести его в позе эмбриона, а эмбрионы на организационных совещаниях, знаете ли, не председательствуют. Особенно если один из вопросов – тот, по поводу которого я и «поцеловался» с «ровером» - потому что отвлёкся на телефон.
Нет, правила, действительно, нарушил не я, а пижон с золотой цепью на шее, толщиной в мой мизинец, который решил, что дорога – его личная собственность, и руки у меня были свободны – слава Богу, существует фурнитура для бесконтактной беседы, но если бы не звонок, я бы вывернулся, выскочил из той щели между ним и бордюром, в которую он меня загнал. Да ещё, пожалуй, пнул бы на обгоне его водительскую дверцу своей массивной кроссовкой «баленсиаго». Но звонок отвлёк меня, колесо чиркнуло по ограждению, юзнуло на мокром асфальте, мотоцикл вильнул, зацепил бордюр и, как норовистый скакун, поддал задом. Так, что я опомнился уже на земле с саднящей после соприкосновения с дорожным покрытием скулой и онемевшим плечом, вмятина по форме которого украсила бы крыло «лендровера», будь материал крыла похлипче.
Телефону, кстати, ничего не сделалось, и я договорил, сидя на обочине и ожидая, когда Блавски подъедет забрать меня. Не потому, что у нас «отношения», с которыми до сих пор всё не совсем понятно, а просто потому, что ей ближе, чем другим.
- Теперь ещё эвакуатор оплачивать придётся, - вспоминаю с досадой. – И ремонт. Педаль и фара…
- Ладно, - снисходительно соглашается Хаус – похоже, я его разжалобил. – Проведу «утренник», так и быть. Не добивать же тебя отказом.