Неизвестный сердцежор или Тайна записной книжки
Сперва Райка действовала из лучших побуждений: хотела установить личность хозяина, вот и полезла в электронные записи. Почитала немного, подавилась, поперхнулась – и тут её прямо распирать стало. Созвала девчат потихоньку и говорит:
- Крепитесь, орлицы, сейчас у вас кудри обратно распрямятся и штукатурка от харь отвалится! Я чей-то дневник нашла, здесь про всех про вас написано!
И читает вслух:
«Не даёт мне покоя наша Н.! Как увижу – язык к гортани прилипает и обуревают меня нешуточные страсти. Какие ноги, какой стан! Лучшие ноги во всей конторе – у неё!»
Мы дружно повернулись к Наташке Зайцевой и посмотрели на её ноги... хотя на что там смотреть, прости господи?
- Сдаётся мне, дневник вёл слепой! – язвит Верка Кошкина. – Тоже мне, объект нешуточных страстей! Интересно, где он у Зайцевой ноги узрел? Ложноножки какие-то!
Наташка, конечно, разозлилась, а Райка говорит:
- Не ссорьтесь, траектории! Про тебя, Вера, тоже написано! «Сегодня весь день изучал В. Неплохо, неплохо! Чуть экстравагантна, однако с изюминкой, с перчинкой и эпатажем…»
Верка тут же забыла о Наташке и в зеркало уставилась. Расцвела – аж жуть!
- Не знаю, что за мужик писал, - говорит. – Но вкус у дядьки определённо есть. Девчонки, что такое «экстравагантная» и «эпатажная»? Это с размером груди связано или с чем?
Обиженная Зайцева заявила, что Веркина грудь по-любому превосходит по размерам мозг, а интеллекта и извилин ни в том, ни в другом месте не наблюдается.
Обстановка стала нагнетаться, Райка поскорей пролистнула дальше:
- А вот и Лариска наша попала! – говорит. – Даже со стихами! Только вслушайтесь: «Кто и заслуживает особого внимания – так это, безусловно, Л. Прелестна и легка! На ум сразу приходит «Незнакомка» Блока:
…И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне».
Наши ревнивые взоры обратились к Лариске Коровиной. Надо уточнить, что стан нашей Коровиной заметен издали и не всякий шёлк его охватит – может и лопнуть невзначай, вместе с туманным окном.
- Прелестна и легка?! – взвыла Кошкина. – Это Лариска – легка? Бред параноика! Покажите, в каком месте Коровина прелестна и легка? Ваш автор совсем очумел на пару с Блоком?
Коровина, конечно, оскорбилась наездом. Она заявила, что взвешивалась буквально вчера, и весы показали всего девяносто один – это вместе с туфлями и бутербродом! Лариска едко добавила, что если бы Блок написал такое про Кошкину, это явный повод усомниться в его гениальности.
- Беспокоит другое, - вмешалась я. – Чья всё-таки книжечка? У кого мы под прицелом? Неужели дневник самого директора?
Мы пораскинули мозгами, но сошлись, что наш директор и поэзия несовместимы. Перебрали остальной наличный мужской состав. Некоторые кандидатуры попали в графу «вероятно», другие стояли под большим вопросом, третьи отметались сразу... в общем, сами понимаете, какая тут может быть работа?
Райка пролистнула дальше и на меня хитро смотрит.
- Вот и про нашу Олечку Муравьёву написано! Вопль души: «Ответьте, люди: если О. не само совершенство, тогда кто? Это родник обаяния! Это кладезь женской чувственности! Это недостижимый идеал!»
Согласитесь, приятно узнать о себе такое! Я была рада и озадачена одновременно, зато остальные бабы – Коровина, Кошкина, Зайцева – в тот же миг меня возненавидели. Я услышала о себе столько нового, что мне захотелось порубить свою контору пожарным топором и уволиться.
Коллеги неистовствовали до тех пор, пока Райка не прочла следующую страницу:
- «Свершилось! Вот оно! От избытка чувств не могу писать! Р. ответила мне взаимностью! Рычал в её объятиях всю ночь!»
Прочитала – и сама обомлела. Наступила мёртвая тишина, все уставились на Райку.
- Тэ-ээ-экс, - говорит Верка Кошкина. – Мы нападаем на след! Вспоминай, голубушка, с кем недавно кувыркалась? Кто этот ненасытный сердцежор? Кто всю ночь рычал в твоих объятиях? Имя и фамилия рычуна?
Кто офигел больше всех – это сама Райка. Понимаете, для своих семидесяти двух она, конечно, сохранилась неплохо, однако единственным любовником, кого припомнила вахтёрша, был некий кровельщик Ильич в семьдесят девятом году.
Райка поклялась на шлагбауме вахты, что записная книжка – точно не Ильича, потому что, во-первых, на нём уже давно черти на том свете ездят, а во-вторых, сомнительно, что Ильич вообще умел писать. Не той фактуры был кровельщик Ильич, царствие ему небесное.
Словом, наш мозговой штурм потерпел полное фиаско. Только к концу дня выяснилось, что записную книжку на стоянке посеял директор соседнего предприятия, приезжавший к нашему шефу с рабочим визитом на стаканчик коньяка. И все эти В., О., Н. и Р. – вовсе не нашего поля ягоды.
Эх, а мы-то растаяли!…
P.S. Просочился слушок, что Верка, Лариска, Наташка и даже вахтёрша Райка хотят уволиться и попроситься на соседнее предприятие.
Тоже свалить, что ли? Давно мне Блока никто не читал.
(использована иллюстрация из открытого доступа)
Свидетельство о публикации №222031301553