Рыбацкая удача. Рассказ. 1991 год

– Ну, вот! Только работа пошла – опять замена! – Оператор отодвинул журнал радиограмм и расстроено взглянул на начальника отряда.
– Когда это кончится? Неделю назад порвали косу – сколько простояли? Теперь опять приедет шофер, который косу только издалека видел.
– Привыкай. У нас не столько конвейер на производстве, сколько конвейер с людьми. – Начальник отряда Алейчик был настроен добродушно. Он уже привык к частым сменам рабочих и шоферов. – Вот, через год все шоферы экспедиции пройдут у нас стажировку, а потом…
– Потом! Пока их научишь, от кос лохмотья останутся.
– Как раз новые получим. К тому же, что толку возмущаться – это приказ. Зато Карпу Ивановичу радость – уедет домой, завтра ему будет смена. А чтобы косы не рвали, проводи как следует инструктаж.
Рабочее утро в сейсмоотряде геофизиков, базирующихся недалеко от совхоза «Раушан», началось рано. Солнце ещё не взошло, а уже Алейчик будит работников на завтрак. Из титана тянет дымком, а вообще воздух чист и свеж. Вчерашнего духа ядохимикатов не чувствуется, и вода в канале кажется великолепной. Кое-кто даже рискует с утра окунуться и умыться в канале. Впрочем, большинство, наученное горьким опытом, идут умываться под кран к водовозке.
«Раушан» – в переводе с узбекского языка можно передать примерно словом «ясная». Используется в языке и как имя девушки. Много лет назад, начав работать на плато Устюрт, тогда ещё не начальник, естественно, а простой радист полевой партии, Алейчик заинтересовался названиями участков работ. Иногда названия казались простыми и ясными. Иногда – совсем непонятными. Звуки незнакомого языка звучали интригующе. Каракудук, Куаныш, Сарытекиз, Кабанбай, Аджибай. Строящуюся станцию железной дороги называли Аджигельды. И ещё: Айжанкос, Агыин, Отынчи, Шахпахты, Ассакеаудан. Много было пройдено дорог сейсмоотрядом. Помнится, станцию на железной дороге, которую все называли Аджигельды (правда, ведь – звучное название?), переименовали вдруг в Абадан. Алейчик был разочарован. Потом один из шоферов перевёл ему эти слова: Аджигельды – «ушла лошадь» (потерялась). Абадан – «благоустроенный». Всё стало ясно и скучно. Но другие названия продолжали интересовать Алейчика, и он часто спрашивал перевод слов у работников из местных. Некоторые объяснения повергали его в изумление. Например, Шахпахты, он сразу «перевёл» для себя как «Царский хлопок», так называлась площадь, где нашли месторождение газа. А оказалось, что к шаху и хлопку это не имеет отношения. По крайней мере, так объяснил шофер Реимбай. Шахпахты – это «Гром и молния». Впрочем, Алейчик не всегда доверял таким объяснениям и пытался найти какое-нибудь письменное подтверждение в книгах.
Взошло солнце. Шоферы завели автомашины. Воздух наполнился шумом, гарью, и очарование природы рассеялось. Теперь уж не казалось невыносимым ехать на тяжёлом «ЗИЛЕ» или «УРАЛЕ» по траве, давя кусты саксаула и джингила. Отрабатывая профиль, геофизики оставляли после себя тяжёлые следы, глубоко ранившие природу. Машины прокладывали дорогу, давя всё живое на ней и разбивая почву в пыль. Нежные травинки, с трудом выросшие на солончаковатом грунте, массами гибли под колёсами. У шофера ведь своя логика. Ему важно удобно проехать, не забуксовать, не перерасходовать бензин, не проколоть колесо, сохранить машину от поломок. А поэтому надо выбирать путь, невзирая на какую-то никому не нужную траву.
Дорога на работу занимает около часа. В кузове, на жесткой скамье, стараешься не надышаться пыли, уловить вовремя веяние ветерка. А вот и самолёты заработали, начали опыление над совхозными полями.
– Чё они распыляют-то? Вроде совхоз рисосеющий, а рису дефолиация не нужна, спросил рабочий Есберген, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Да уж, находят, что сыпать. Чуешь, дух какой наносит ветром? И рыба в канале вонючая попадается, ответил ему косарь Таджитдин.
Остальные не поддержали разговор. Глотать лишнюю пыль никому не хотелось. Машина сошла с колеи и покатила по целине напрямую. Тряска усилилась.
«Машины наносят окружающей среде большой вред», – думал Алейчик, трясясь в кабине рядом с шофером. Порой машина так подскакивала, что приходилось наклонять голову вперёд, чтобы не удариться о крышу кабины. Этот приём Алейчик выучил ещё много лет назад, когда начал работать на Устюрте. «Если бы шофера и вообще все работники коллектива осознали, что природу надо беречь – вред сразу бы уменьшился».
Есть, конечно, признаки сдвигов к уменьшению нагрузки на природу. Отряд невзрывных источников Алейчика был одним из этих признаков. Отказ от взрывчатки при производстве сейсморазведочных работ и сопутствовавшего им бурения взрывных скважин – это уже прогресс.
Отработав один километр профиля, отряд вернулся в полевой лагерь на обед.
Лагерь отряда был большим благом для рыбьего молодняка Раушанского поливного канала. Отходы столовой поглощались рыбёшкой с таким шумом, что посмотреть на пир рыбной мелочи, подбирающей хлебные остатки и недоеденные макароны, собирались как на зрелище многие работники отряда. Были среди них и любители-рыболовы. Некоторым наиболее везучим удавалось выловить сазана на килограмм, а то и побольше. Артель рыбаков, которая базировалась недалеко от отряда, ближе к озеру, регулярно процеживала своими сетями канал и на уловы особо не жаловалась.
Но вот пришли чёрные дни для рыбы. Сбросовые воды, попавшие в канал с полей, видимо, содержали такое количество яда, что рыба не выдержала и ушла из канала в озеро. Бои в воде возле столовой прекратились. Пищевые отходы мусором белели в воде. Рыбаки, процедившие в последний раз канал бреднем, не наловили рыбы даже себе на обед.
– Здоровеньки булы!
– Фу ты, чёрт! – Алейчик вздрогнул. – Опять, Николай орёшь! Откуда ты взялся?
– Как откуда? С Кудыкиной горы к Вам в гости! Торопился, даже не обедал. Угостите чем-нибудь с дороги?
– Ты, что ли, на смену Карпу Иванычу?
– Ну да. А где Карп Сазаныч?
– Ждёт не дождётся. У тебя машина как, в порядке?
– Нормально.
– Тогда я его отпускаю.
– А что у вас на обед? Рыба жареная есть?
– Да какая уж рыба! Макароны последние доедаем с тушенкой.
– Ну вот! Канал рядом, а рыбы нет. Что ж вы так? Или рыбаков нет?
– Рыбы нет.
– Да не может быть. Здесь всегда рыба есть.
– Ну, так попробуй, налови.
Николай Лодыга отличался среди всех шоферов экспедиции непоседливостью и шумливостью. Там, где появлялся Николай, всегда бывало шумно. Любил он крепкое словцо ввернуть, иной раз мнение своё, не очень простое, высказать, вроде бы шутя.
– Вот видите! Повариха говорит – давай рыбу, я пожарю! А вы не ловите, – выходя из кухни, говорил Николай. В одной руке он держал кусок хлеба, в другой луковицу.
– Да нет рыбы, говорят тебе! Вон стоит удочка со вчерашнего дня – ни разу не клюнуло, и насадка цела.
– Э! Удочка – это не то.
– А чего тебе ещё?
– Сеточку надо поставить.
– Браконьерствовать?
– Да какое это браконьерство? Мы же не на продажу, себе на кухню. Да и сеточка то, сам посмотри, какая маленькая…
«Чёрт с тобой, ставь - подумал Алейчик. – Всё равно рыбы нет».
– Спорим, не наловишь рыбы? – сказал он вслух.
– Спорим!
– Давай так. Если хоть три рыбёшки поймаешь, твоя взяла. Если меньше трёх, то моя.
– В отгуле поставишь бутылку!
– А указ знаешь?
– Знаю, знаю, не агитируй. Горбачёв-то правильно всё делает, но в этом деле у него перегиб.
– Ну, понёс! Какой ещё перегиб? И вообще борьба с алкашами началась ещё до Горбачёва. И народ полностью поддерживает указ.
– Народ ещё посмотрим, что скажет. Сейчас довольны тем, что на улицах не видно алкашей, особенно из числа молодых тунеядцев. Это, конечно, хорошо. А вот, как бы нам не увидеть чего похуже.
– Это чего же?
– Ну, хотя бы наркоманов. Указ отстранил от выпивки молодёжь. А молодёжь… Эх! Ты сам молодым-то употреблял, а, Алейчик?
– Честно говоря, да, было. В студенческие годы.
– Вот видишь! А зачем ты пил?
– Ну… приятно, когда выпьешь. Настроение улучшается, весело становится, легко танцевать, с девчонками легче говорить, общаться.
– Вот то-то. Чем, скажи, провинилось сухое вино? Ещё не родился на свет человек, ставший алкашом от сухого вина.
– А ты, случаем, с собой не привёз ли чего этакого?
– Нет, что ты, вот те крест!
– Знаю, знаю, что ты безбожник. Но спорить на бутылку всё равно не буду. Поспорим на чай?
– На чай? В голосе Николая послышалось удивление и разочарование.
– Да, чай и плов к нему на две семьи, твою и мою.
– А! Это другое дело. Согласен! Но рис чтобы был самый лучший, с базара, и по хорошему куску мяса каждому едоку!
Слушавшие разговор работники отряда дружно рассмеялись.
– Николай, смотри, проспоришь! – сказал Есберген. Рыбы стало совсем мало. Потом придётся тебе бегать, рис и мясо покупать.
– Ничего. Ещё посмотрим, кто бегать будет, – самоуверенно сказал Николай.
Работа после обеда не заладилась. Намучившись с сейсмостанцией и косами, но так и не выполнив дневной нормы, отряд возвращался поздно вечером в лагерь. Стемнело. Было душно, в воздухе запели свои песни комариные полчища. Глядя через стекло кабины на траву, колыхавшую тонкими веточками – ручками перед бампером машины, словно умоляя остановиться, не давить, Алейчик устало задумался. Он забыл и про рыбу, и про спор. Сквозь полудрёму мелькали мысли о семье, о доме. Удар по лбу привёл его в чувство. Чертыхнувшись, он потёр больное место. Оказывается, он склонился, задремав, и стукнулся об панель кабины. Ну, вот и лагерь. Чтобы съесть ужин и не быть при этом съеденным комарами, пришлось залезть с тарелкой под полог.
Рано утром «зачирикали» электронные часы – будильник. Алейчик вышел из вагона и тут вспомнил про вчерашний спор. Лодыга с помощником уже встали, накачали камеру от машины, которую собирались использовать как лодку для проверки сети.
– Ни рыбы, ни чешуи! крикнул Алейчик со смехом.
– К чёрту! – ответил Николай. Сегодня он был серьёзнее обычного. – Пошли, посмотрим, сколько наловилось рыбы.
– Посмотрим, посмотрим.
Кое-кто из работников отряда уже встал и тоже спешил посмотреть, какой улов будет у Лодыги. Собралась оживлённая группа. Слышались подбадривающие замечания. Спускаясь в импровизированную лодку, Николай чуть не упал в воду. Послышались шутки.
– Осторожно, сам в сетку не угоди. Тебя за рыбу не засчитаем!
Наконец, Николай уселся и погрёб на другую сторону канала, откуда и начал проверять сеть. Он проверил уже почти половину сети, а рыбы всё не было. Наконец, примерно в середине, показался рыбий хвост. В сеть запутался некрупный змееголов.
– Тоже рыба, – обрадовался Николай, показывая её зрителям.
– Смотри, в канал не вырони, а то не зачтем, – пошутил Алейчик.
Почти вслед из сети вытащили небольшого судачка.
– Ну, ещё одну, – сказал Николай.
Но больше в сети ничего видно не было. Николай не спеша вытаскивал остаток сети и внимательно просматривал её. Его «лодка» уже коснулась берега, и он вытащил остаток сетки из воды на берег. И тут что-то в сети блеснуло. Николай резко схватил и зажал в кулак рыбёшку, неизвестно как запутавшуюся в слишком крупноячеистой для неё сетке.
– Вот она! – закричал Лодыга! – Смотри, какая маленькая, а казан плова вытащила!
– Где, где, покажи! – заволновались зрители.
– Подходите ближе, смотрите, будете потом свидетелями! На ладони Николая поблескивала верховодка, всего сантиметров на десять длины.
– Что ж, поздравляю, твоя взяла, с меня в отгуле плов! Размер рыбы мы не оговаривали, сказал Алейчик.
– Да и ты прав, сказал Николай. Это, конечно, не рыба. Такую рыбу и ловить не стоит.
Николай размахнувшись, кинул рыбёшку в канал.
– Лучше уж будем жевать макароны. Благо хоть они высшего сорта.