Закон пустыни. Рассказ. Нукус 1987 год

   В командирском вагоне дым от сигарет висел в воздухе ярусами, так, что казалось, будто лампочка светит хуже обычного.
Начальник партии геофизиков Гаврилов неторопливым баском заканчивал инструктаж по технике безопасности. Старички уже давно не слушали его и, чтобы развлечь коллектив и обострить внимание, начальник партии сделал резкое отступление:
– Эй, галёрка, внимание! Тише! Разберём случай со студентами, произошедший в прошлом месяце!
«Галёрка» зашевелилась, раздались поощряющие звуки:
– Давай, давай! А – а – а…, это уже интереснее! А где они сами то?
– Студенты Сабиров и Таиров в прошлом месяце получили инструктаж, тем не менее решили, что сходить на релейку посмотреть футбол можно и без разрешения начальника. Да и релейка – рукой подать, меньше 10-ти километров!
Все знают, сколько бензина мы сожгли, но не все знают, сколько нервов истрепали люди, пока студентов нашли на профиле, где они пытались найти дорогу. Хорошо, хоть ночь лунная была.
Раздались смешки. Кто-то из стариков спросил у студентов, забившихся в угол вагона и старавшихся сидеть тихо, чтобы их не заметили:
– Ну и как прогулка под луной?
Студенты отмолчались.
– Нельзя забывать один из главных законов передвижения в пустыне: пешком можно передвигаться только в пределах видимости! В противном случае – от машины ни шагу! Помните, что машину всегда найдут! – шумно заключил Гаврилов инструктаж.
«А человека не всегда» - додумал механик Сергей Ботов. Слушая краем уха инструктаж, он задумался о своём. Скорей бы потеплело. Вон, уже и солнышко выглянуло. На морозе не больно-то поработаешь, а хотелось бы на 8 марта попасть домой, порадовать жену. Но Устюрт – это Устюрт, и в марте бывает зима, и в январе – оттепель. Не угадаешь.
– Тише, тише не толпитесь, успеете, – гремел голос Гаврилова. Люди по одному расписывались в журнале и с удовольствием выходили из вагона на свежий воздух.
– Сколько машин надо наладить к выезду на профиль? – спросил Сергей, расписываясь в журнале.
– Две смотки, водовозку ну, и… – начальник чуть запнулся, – и машину снабженца. Остальные в порядке.
Сергей с неудовольствием посмотрел на снабженца. Он был уверен, что машина была повреждена на охоте за сайгаками. Но фактов у него не было, кроме клочков шерсти в кузове машины, поэтому он промолчал.
– Тогда можно будет съездить домой? – спросил он.
– Да, на пару дней отпущу, – решил сходу Гаврилов.

   Весна – везде весна. Но в пустыне – это особенное, неповторимое, очень короткое время года. Только растаял снег – а земля уже покрыта зеленью. Трава, мелкие кустики покрываются зелёной листвой, не обращая внимания на ночные заморозки. Весна коротка, – всего несколько недель, а потом придёт лето, жара и безводье. Надо успеть и вырасти, и зацвести, и семени созреть. Бывает, правда, что зима покажет свои коготки и заморозит молодую зелень, но местная растительность приспособлена к суровым условиям. Опадут молодые замороженные листочки, – вырастут тут же новые, и весна всё равно вступит в свои права.

   Геофизическая партия, пользуясь весенним потеплением, бодро и с настроением готовилась к летнему сезону работ. Рабочие разматывали провода, обновляли соединительные контакты, из вагон-домиков выгребался зимний мусор, в лагере заодно делали генеральную уборку. Из-под снега вылез разный хлам, зимой незаметный, а сейчас резко бросавшийся в глаза. Из открытого окна столовой слышался стук кастрюль, вился парок, из командирского вагона был слышен шум радиоприёмника – голос неразборчиво говорившего новости диктора.
В ряду автомашин, где работали механик Ботов и шофера, этот шум был почти не слышен. Тут гремело железо, слышались голоса – один требовал ключ, другой призывал «держать крепче», кто нёс воду для радиатора, кто звал «подержать». Работа была в разгаре. Сквозь стук молотка, лязг железа и урчание моторов то там, то тут был слышен голос механика. Он поспевал везде. Сергей считал, что за шоферами необходимо следить, как за детьми. Вот ведь не смажет помпу или не обслужит рулевое – а потом в рейсе наплачется, думал он. Да и запчасти, потом скажет, - дай! А где возьмёшь?
   Мысли о запчастях напомнили о снабженце – Машеве – и Сергей нахмурился. Опять машину гонял на охоту. Как запчасти привезти – так нету, а машину – дай. Даже ветоши не привёз, руки вытереть нечем.
Заметив Машева, который с рабочим нёс из лагеря ящик с мусором, он озорно свистнул и позвал: «Ветошь, ветошь – на!» Собачка Малыш, видимо не слыша особой разницы в призывном звуке, бросилась от кухни на зов хозяина. Машев остановился, поставил ящик, вытер пот и удивлённо покачал головой. Сергей старательно вытер руки об шерсть собаки и сказал – Хоть такая обтирка есть, а то с нашим снабженцем – хоть об телогрейку вытирай. Собака повиляла хвостом и пошла тереться об ноги рабочего и Машева, который погнал её прочь. Недоумевая, Малыш вернулся на свою караульную позицию возле кухни.

   Звук дизельной автомашины отвлёк внимание Сергея. Новый КАМАЗ подъехал к партии со стороны железнодорожной станции. Тяжело шлёпая сапогами по грязи, Сергей подошёл к водителю, выпрыгнувшему из кабины.
– Где у вас водички ведро взять, долить в радиатор? – спросил шофер.
– А что, греется?
– Да вот грязь, и ветерок в спину.
– И радиатор, видать, полузабит? Воду из луж доливал?
– Да, как-то пришлось.
– Вот и результат. Приедешь на место – снимай радиатор на прочистку, иначе летом будет кипеть без конца. А вода – вон в ёмкости. Ведро рядом. Куда едешь?
– В КС-7. Груз, и попутно везу девочку – вон глянь! – Шофер прищёлкнул языком и кивнул головой на кабину.
– А кто такая?
– Дочка начальника. Едет домой – сюрприз папе.
– Это Зубарева, что ли?
– Да, его.
Сергей равнодушно оглядел девушку, свежесть которой выдавала её недавнее появление на Устюрте, и повернулся, чтобы уйти.
– Куда же вы? – почти капризно сказала она. – Подождите, я хочу вас спросить, – сказала она, осторожно спускаясь на землю.
Сергей остановился и повернулся лицом к девушке.
– Да? Ну, слушаю вас.
– Скажите, далеко ещё ехать до КС-7? Я не думала, что Устюрт такой большой и пустой… то есть, я хотела сказать…
– Понятно, что вы хотели сказать, подчёркнуто вежливо ответил Сергей. Ехать вам ещё 17 километров, а из кабины вы вылезли зря, ветер хоть и слабый, но холодный, простудитесь.
– Ах, я уже привыкаю.
– Привыкать к Устюрту надо всю жизнь.
– А вы давно на Устюрте?
Эта девушка раздражала Сергея и своей болтливостью, и вызывающей свежестью, и непринужденностью общения. Эх, такую бы жену…
– А кем вы работаете?
Не дождавшись ответа на первый вопрос, девушка уже задала следующий.
– Простите, мне некогда. Счастливого пути, – сухо сказал Сергей и, повернувшись спиной, зашлёпал по грязи к машинам.
– Все девки дуры, – со злостью думал Сергей. Да и женщины, конечно. Приедут на Устюрт, думают – подвиг совершили. И ждут, когда мужики начнут липнуть. Вот моя жена – другая. Правда и полюбили мы друг-друга не на Устюрте. А на Устюрте – всё как под стеклом. Кто с кем, кто что, микроколлектив. Всё на глазах. И люди остаются людьми. Очень часто женщин здесь поджидает разочарование. Надеясь, что в отрыве от «большой земли» найдут здесь лёгкую любовь, они остаются не просто в одиночестве, а почти в изоляции. Мужчины даже простого общения избегают с ними. В то же время, если дело идёт о серьёзном чувстве, – всеобщее уважение обеспечено. Пожалуй, «в поле», человек даже ведёт себя более нравственно, чем дома. Вот уже четвёртый, нет, пятый год я работаю на Устюрте, бежит время! Короткие отгулы и долгие дни работы в поле. В «поле» – усмехнулся про себя Сергей. – Да! Поле велико! Километров эдак 700 с севера на юг, да 500 с гаком с запада на восток. Есть где пополевать. Привыкли говорить – «в поле», и забыли уже первоначальное значение слов. А ведь на Устюрте ни одного настоящего, сельскохозяйственного поля нет. Вернее есть небольшие участки, измеряемые долями гектара, у «Ботаников» в Куаныше. Но это эксперимент. И, говорят, удачный. Но воды не хватает. Как и во всякой пустыне, летом на Устюрте безводье.

   Как Сергей ни спешил, как ни торопил слесарей и водителей, ремонт машин не удалось закончить до 8-го числа. Много возни было с ГАЗ-66 снабженца. Согнутая рулевая тяга, лопнул лист рессоры – редкий случай для такой машины. Кроме того, плохо работал мотор, дымил, забрасывал свечи. Всё это подтверждало версию Сергея о том, что машину гоняли за сайгой и, возможно, перегрели. Однако, когда он заговорил об этом с Гавриловым, тот отмахнулся. «Делай своё дело, а куда ездит Машев, я сам прослежу», – только и сказал он.
После обеда, проходя мимо командирского вагона, Сергей услышал, как Гаврилов по рации заказал на девятое самолёт в КС-7. Закончив «газушку» Машева, Сергей зашёл к начальнику.
– Я слышал, вы заказали на завтра борт в КС? Спросил он.
– Ну и что?
– Как что? Я выполнил ваше задание, прошу отпустить на пару дней домой.
– К жене уже поздно, праздник прошел, и вообще обстановка изменилась, так что оставайтесь.
– Вы считаете, что изменение обстановки освобождает вас от держания слова?
– Да что ты к словам пристал? Ты же знаешь, как на Устюрте… - начальник перешел на «ты», чтобы улестить механика.
– Не валите на Устюрт. А домой мне всё равно надо. Лучше поздно поздравить жену, чем никогда. Она ждёт, я знаю.
Гаврилов сердито засопел, потом сказал – Ладно, лети, но одиннадцатого чтобы был здесь…
– Само собой, как договорились.
– И чтобы трезвый.
– Обижаешь, начальник – Пошутил Сергей, и улыбнулся. – Праздник то женский… Теперь ему было уже весело.
– Да знаю, знаю…
И что-то ещё говорил Гаврилов о запчастях и самолётах, но Сергей только делал вид, что слушает, и торопился к себе в вагончик. Надо собраться, помыться, побриться. Одеколона, правда нет, похмелились алкаши, но ничего, сойдёт. Может в аэропорту куплю.

   Рано утром следующего дня, чувствуя во всём теле лёгкость и бодрость, переодевшись из телогрейки и сапог в меховой плащ и ботинки, натянув перчатки и шапку, Сергей вышел из вагона.
Вчерашнего дыхания весны почти не чувствовалось. Задул холодный северный ветер, но настроение было по-прежнему отличное. «Погода пока явно лётная, – размышлял Сергей,–  главное – улететь. А там может и неделю придётся дома просидеть, ожидая вылета».
   Авиация часто подводит людей, ломает их планы. Подвела она и в этот раз, хотя, пожалуй, в этот день всё же была нелётная погода и нельзя корить лётчиков, избегающих риска. Поэтому дальнейшие события произошли на земле. Да и что могут сделать лётчики, если «метео» запрещает им летать?
Лихой водитель, из местных, которого звали Аяп, быстро доставил на своём ЗИЛе Сергея в аэропорт КС-7.
– Ай-ай! Смотри какой холод. Толко вчера совсем тепло, а сегодня холод, – говорил Аяп, чуть коверкая русскую речь.
– Как полетишь? Такой погода надо дома сидеть.
Аэропорт – это, конечно, громко сказано. Легкое фанерно глиняное сооружение, где стояла рация, – вот и всё. Никакого места для пассажиров, никаких барьеров, регистраций и прочего не предусматривалось.
Сергей узнал, что самолёт летит, будет примерно через час, и отпустил машину. Быстро бежало время. Через час вместо самолёта появились тяжёлые тучи, видимость резко ухудшилась. Диспетчер сообщила, что на трассе непогода, самолёт повернул назад, сегодня вылетов не будет. Затем заперла свою будку и посоветовала Сергею обратиться в гостиницу.
   От раздражения почти не чувствуя холода, широким шагом, Сергей зашагал из аэропорта к поселковой гостинице.
   В гостинице было тепло, но Сергею показалось сыро и неуютно. Свой вагончик в полевом лагере представился ему сейчас родным домом.
В окнах гостиницы блеснул свет, как от молнии, затем послышался гул и смягчённый расстоянием грохот. Что за чёрт? Вроде молнии у нас редкость – подумал Сергей. И тут же сообразил, что-то случилось на компрессорной станции. Он попытался узнать у дежурной подробности, но она сама ничего не знала. Телефоном пользоваться не разрешила – во время аварий нельзя занимать линии связи. Шум и пламя за окном скоро утихли, и Сергей ещё не догадывался, как это пламя коснётся его жизни.
Дверь распахнулась резко и с шумом, и вошёл молодой парень, ровесник Сергея, как он определил на глаз. Было сразу видно, что парень под хмельком.
– А, сидишь. ЗдорОво! Что, сегодня прилетел? – сходу заговорил вошедший.
– Нет, я улететь хотел, – нехотя ответил Сергей, – нелётная погода.
– А, ясно! А меня вот, смотри – отстранили! Авария, срочная работа, а этот дурак – парень осмотрелся – Зубарев отстранил! Я сварной, хороший сварной, я варил этот газопровод – слышал, как рвануло? Ну, это не я виноват. Сейчас там все работают, а он меня сюда.
Сергей пошел к выходу, но парень остановил его.
– Куда ты? Не ходи. Все уехали. Тут недалеко, но пешком не найдёшь. Да там полно народа, без тебя обойдутся. Давай лучше выпьем для согрева и завалимся спать. А?
– Нет, не буду, – сказал Сергей, – лучше я схожу к Иванову.
– Иванова нет, он уехал вчера в командировку. Не дури, всё равно делать нечего. У меня есть бутылка, бегать никуда не надо. Только я один пить не могу, понятно? Да вот здесь, в тумбочке, и кисайка есть, и кусок хлеба – занюхаем.
Неожиданно Сергей почувствовал, что днём продрог, ожидая самолёта. Только сейчас, слушая этого парня, он почувствовал, что, пожалуй, тот прав, для согрева не помешало бы выпить.
   А сварной почувствовал его нерешительность и уже наливал кисайку со словами:
– По одной, по одной, давай составь компанию!
«А, чтоб тебе. Может, быстрее ляжешь, и мне покой будет» – подумал Сергей. Залпом выпил, занюхал хлебом и прилёг на кровать, скинув только плащ и ботинки.
– Что они тут делают, на Устюрте, не знаю, – болтал сварной. Пыльная дыра. Летом жара. Зимой холод. Только дураки здесь торчат. А с меня хватит, я уезжаю. Пускай рассчитают. Я хороший сварной. Найду себе место. Нет, ты эту шалаву видел? Подёргал он Сергея за костюм. – Эту дочку Зубарева?
Сергею не понравилось такое вступление, но он решил молчать, ожидая, пока парня развезёт и он уснёт.
– Да я таких пачками таскал, а сегодня фу-ты, ну-ты! Прошла – не заметила. С Васей Петровым тю-тю-тю, ля-ля-ля!
– Да будет тебе, – сказал Сергей, – кончай базар.
– А ты что мне рот затыкаешь? Я тебя угостил – ты молчи! Кто ты такой? Явился тут неизвестно кто. Пьёшь мою водку – и молчи. На вот тебе ещё. Сварной протянул полную кисайку.
   Сергей отвёл его руку и парень неожиданно выронил кисайку.
– А, ты так?! – вскричал он. Удар кулаком пришёлся Сергею в плечо.
«Надо же было нарваться на такую сволочь» – Подумал Сергей. Он быстро встал и занял оборонительную позицию. Но только приготовился дать отпор, как в комнату ввалилось ещё двое парней. Сварной, увидев их, обрадовался.
– Ага! Вот хорошо, что зашли. Смотрите – этот, указал он на Сергея, – ко мне прицепился. Видать, пьян. Парни посмотрели на Сергея с неодобрением. Однако, связываться с ним не стали. Достали из карманов водку и сели со сварным пить.
«Так. Весёлая ночка предстоит, – соображал Сергей. Пойти к Иванову – так он уехал, по словам сварного. Да если и не уехал – так на аварии. Сейчас все на аварии, кроме этих. Дома только жёны да дети. Куда я попрусь? Да ещё запах от меня. Людей пугать. Но и тут сидеть – досижусь. Эта компания мне покоя не даст. До полевого лагеря – 17 километров. Далековато, но дойти, конечно, можно – соображал Сергей. Холодно – не беда. Ветер в спину, попутный, релейку видно, на ней всегда свет горит. А от релейки найду. В крайнем случае, на релейке переночую, у Петра Ивановича».
   
   Сергей оделся и вышел. Никто его не задерживал.
Выйдя из посёлка, Сергей огляделся. Свет релейки виден не был. «Далеко пока – решил он. Ближе подойду – увижу. Однако, морозец сегодня хорош!».
Ледок и снежная крупа похрустывали под ногами. Звук этот непривычен уху автомобилиста, кажется слишком громким. Сколько себя помнил Сергей, столько жил с машинами. Не случайно он стал шофером, а потом автомехаником. А, побывав на Устюрте, увлёкся его бескрайними просторами, широкими дорогами. Вспомнилась работа на Барса-Кельмесе. Барса-Кельмес – это и остров в море, на котором Сергей никогда не бывал, и большое солёное болото – шор на плато Устюрт, где Сергею довелось поработать. На Барса тоже хрустело под ногами и белело. Но это был не снег. Это была соль. В тех местах, где корка соли была тонкой, там проваливались в болото люди. Оттуда и пошло название: «Пойдёшь – не вернёшься». А там, где работала геофизическая партия, по корке соли ездили автомашины, корку бурили бурстанки, корку взрыали, и она выдерживала всё это и никто не провалился. Только через год работы на шоре любую технику приходилось списывать, металл не выдерживал. Все гайки прихватывало намертво, не отвернуть. А металл гнил так быстро, что иногда можно было пальцем продавить стенку коробки передач. Да, но на Барсе была жара. Душная, солёная жара. А здесь холод. Сергей сильно потопал ногами и ускорил шаг. Ветер продувал меховой плащ и нужно было почти бежать, чтобы согреться.

   Где же релейка? Света не видно. Непонятно. В полевом лагере свет могли уже и выключить, но на релейке свет должен гореть постоянно. Неужели иду неправильно? Сергей остановился, огляделся. Свет посёлка КС-7 видно было хорошо. Но сколько он ни смотрел в другие направления, огонька не было видно. Ветер дунул ему в лицо резко и неприятно, в глаза попала снежная крупа.
«Да, нарушаем, – с усмешкой подумал Сергей, – ходим пешком вне предела видимости. Ну, ничего, – успокоил он сам себя. – Я уже много лет на Устюрте, все дороги знаю, мне можно и прогуляться немного».
«Но, ведь сейчас я сбился», – уколола мысль!
«Да нет, не может быть. – И тут он вспомнил – ветер! Ну да, ветер! Он же дует ему постоянно в спину. Если бы я свернул, ветер дул бы сбоку. Нет, я иду правильно. Просто ещё не дошёл. – Сергей зашагал с новой энергией.
На каракалпакском языке слово «устирт» означает «возвышенное место», это довольно точно передаёт смысл русского слова «плато». Так что, когда мы говорим «плато Устюрт», то получается тавтология, правда, выраженная словами разных языков. Устюрт – это безусловно возвышенное место. Правда, пока идёшь или едешь по нему, это незаметно. Он кажется просто довольно плоской равниной. Зато, если попадёшь на край плато, так называемый «Чинк», там поймёшь, относительно чего Устюрт – возвышенный. Вблизи Чинк поражает своими отвесными стенами. Величие громад напоминает, что Устюрт – это остаток древних гор. Однако даже геологи не могут твёрдо сказать о причинах неразрушения, сохранения Чинка. Почему огромные горы сгладились, а предгорья – Чинк – цел и невредим, несмотря на проходящие тысячелетия?
– Чёрт побери! Уже давно должно быть хорошо видно релейку! Я прошёл уже, наверно, километров пятнадцать, – пробормотал Сергей. Он почувствовал, что ноги в ботинках онемели. – Плохо дело, видно мороз нынче серьёзный, – подумал он. Однако, греться негде. Он ещё раз огляделся.
Свет КС-7 значительно потускнел, но ещё был виден. Почему же не видно релейки? Лампочки у них, что ли, поперегорали? Или Пётр Иванович забыл свет включить? Такого не бывало никогда. Но тут уж что-то надо же думать. Может, ветер переменился? С небольшим волнением подумал Сергей. – Да, точно. Ветер мог измениться, вопрос – куда? Предположим, света на релейке нет по какой-то причине, но как мне найти её? Ветер мог задуть с моря, мог задуть с плато. Ночью обычно вообще ветра нет. Утром ветер был северный, это Сергей помнил твёрдо. Потом, когда он вышел из посёлка – южный, хотя и холодный.
Бр-р-р. Сергей почувствовал, что всерьёз начал замерзать. Нет, стоять нельзя. Надо идти. Идти куда-нибудь. Из-за этого холода и не сообразишь, что к чему. Сергей двинулся наобум, слегка сдвигаясь влево. Пройдя так несколько километров, он вспомнил, что когда-то читал о путниках, идущих по бездорожью, что у них правая нога делает шаг больше, чем левая, и человек постепенно начинает двигаться по кругу, пока не обессиливает.
Так. Но кроме лагеря, релейки и КС-7 тут поблизости никого и ничего нет. До железной дороги больше 40 километров. Туда не дойти, это Сергей уже почувствовал. Кроме того, он почувствовал, что дальше так продолжаться не может. Он устал, замёрз. Надо что-то сделать. Но что? Развести костёр немыслимо. Тут спичку на этом ветру не зажжёшь. Да и где взять дрова?
Нет. Видимо я взял слишком влево. Надо идти правее. Да где же эта чёртова релейка?

   «А-а! – Сергей вдруг понял и остановился. – Ну да! Петр Иванович говорил же, что дизель на ремонте. А тут взрыв газопровода на КС-7, не перебило ли линию электропередач? Ну да, конечно. Всё ясно. Они сейчас сами сидят без света. Но линию начнут чинить только завтра, это ясно. Значит, на релейку надежды нет. Ну, а лагерь партии просто так можно найти только случайно».
Тут вдруг он подумал о жене. Как она будет убиваться об нём. Он на миг пожалел её и вдруг расхохотался. Как? Я умру вот тут и всё? Просто так лягу в снег и засну? Нет, как бы не так. В этом проклятом КС-7 меня встретили негостеприимно, но умереть там не дадут. Что я, не пройду эти паршивые пятнадцать километров? Ха-ха! Он стиснул зубы, натянул шапку на самые глаза и, топая ногами и размахивая руками, пошел на чуть видный сквозь позёмку огонёк КС-7.
Энергичное движение немного согрело его. Он почувствовал боль в пальцах рук. Только ступни ног он по-прежнему не чувствовал. Но это не пугало его. Однако энергичная ходьба скоро утомила. Он стал задыхаться, хватать встречный холодный ветер открытым ртом. Чтобы отдышаться, он повернулся и пошел, вернее еле-еле двинулся, спиной к ветру. Когда стало легче дышать, повернул лицом на огонёк, всё ещё различимый во тьме.

   На беду, скоро тучи сгустились и пошёл снег. Видимость резко упала. Снежные заряды временами заставляли Сергея останавливаться совсем. Он, сильный, молодой мужчина, в расцвете лет не хотел сдаться Устюрту. На минуту к нему пришла мысль, что это март, весна. Он чувствовал желание засмеяться над этой мыслью, но не хватило сил…

   Мороз в эту ночь достиг 25 градусов. Это была самая холодная ночь в этом году на Устюрте. Ничего подобного не было ни в январе, ни в феврале. Через несколько дней в этих местах ночью температура не опускалась ниже нуля, а днём достигала плюс 20 градусов.

   Он ещё боролся, шёл, еле двигаясь. Потом почувствовал, что левая рука онемела. С трудом стянул перчатку и уронил её. Хотел поднять и чуть не упал. И почувствовал, что, если упадёт, то не встанет. Он плюнул на перчатку, сунул руку в карман и попытался шевелить пальцами. И опять шёл. «Дойти, дойти» - стучала мысль. Больше он ничего не думал. Впереди ничего не было видно за снегом. Никакого света, ни дороги, ничего. Он шёл просто против ветра, борясь с ветром, наперекор ему. Губы обледенели, он не мог открыть рот. Снег облепил его всего так, что если бы на него наскочила какая-нибудь машина, вряд ли шофер его бы разглядел. Но кто ездит в такую погоду? Разве только по аварийной надобности!
Дойти, дойти, дойти. Ещё шаг, ещё. Уже не видя ничего перед собой, Сергей приблизился к месту аварии газопровода. Кругом лежали комья земли, обломки труб, поваленные опоры линии электропередач.

   Неожиданно нога не почувствовала обычной опоры. Он оступился, резко шагнул, спотыкнулся об глыбу земли и упал лицом вперёд, пытаясь несколько уклониться. Удар головой о комок земли, и он перестал что-либо чувствовать. Сознание отключилось, и он просто спокойно замёрз, не дойдя до спасения каких-то сотен метров. Он был очень сильный человек.
УАЗ-469, в котором комиссия выехала на разбор несчастного случая со смертельным исходом в геофизическую партию Гаврилова, упорно штурмовал снежные барханы под ледяным ветром. Снег падал сверху, ветром его поднимало из-под колёс, и водитель озабоченно цокал языком. Да, такого не припомнят даже старожилы. Чтобы в марте месяце такая зима – нет, не припомнят.
На последних каплях бензина УАЗик всё же пришёл в полевую партию. В жарко натопленном командирском вагоне первый раз собралась на заседание комиссия, чтобы обсудить случившееся, хотя всем уже было ясно, что нарушен закон пустыни…

   А в снегу у вагона, в котором жил Ботов Сергей, за колесом, возле которого намело здоровенный бархан снега, сидел пёс – Малыш и не хотел уйти от вагона, где лежал, холоден и неподвижен, его хозяин, даже слыша призыв поварихи и шорканье ложки об миску. Через неделю, по теплу, Машев привёз в партию два мешка ветоши, а пёс Малыш, которого Сергей шутя звал Ветошью, исчез, и больше его никто, никогда и нигде не видел.