Главы 104-112 романа Золотая Река

 
104
Право на самостоятельность.

Густо цветущие по берегам душица и лабазник спускаются к самой воде, смешиваясь густым ароматом со свежим речным воздухом. Ты сбил веслом нежный кремовый цвет и проплыл сквозь душистое облако дальше.
 Травяное богатство болотно-таежного края щедро до избыточности. Короткие летние месяцы дают столько ягоды и травы, что только лень не позволяет русскому человеку наполниться стопроцентным запасом витаминов и быть самым здоровым народом на Земле, жить почти вечно. Лень разобраться и выучить наши родные травы. Собрать их или хотя бы покупать, пользоваться тем, что собирают редкие, но существующие профессионалы- травники. Вылечить ими можно все, проверено многократно. Нет никаких секретов. Но проще втридорога купить в аптеке таблеток и антибиотиков, добить свой желудок и кишечник, а потом идти к хирургам, которые охотно отрежут все, что Господь заложил в наш непростой конструктив. Проще ехать за тридевять земель, за миллионы лечить то, что у нас, под носом, можно вылечить почти бесплатно. Отговорки, вроде «мне некогда в этом разбираться, пошел в больницу и все», это ерунда. На поездки в поликлиники, записи и очереди, обследования и стационар мы тратим в разы больше времени. «Мы ленивы и нелюбопытны», да, Александр Сергеевич? Фармакологическая мафия, продающая воздух, воду и мел, глушит общество рекламой и прививочным террором.
 А здесь лечит сам воздух, вода и солнце. Они дают вкус счастья и радости, надо только посмотреть правде в глаза.
 Сын постоянно болел. В пять лет он не мог самостоятельно сесть в машину. Воспаление легких бывало по пять раз в год. Когда медсестра пыталась найти под кожей вену, нащупывая ее иглой в третий раз подряд, ты сам плакал, держа его очень твердо, чтобы он, сорвавший голос от крика, не вырывался от боли. Антибиотики уничтожили всю флору организма, обмен веществ был нарушен. Потом пришло внутреннее решение - если хочешь, чтобы ребенок остался жив, надо все изменить. А в первую очередь - больше не верить медицине. У них свой интерес, они получают деньги за больных, а не за здоровых. Это бюджет рэкета, которому всегда нужны проблемы, чтобы зарабатывать. А тебе они не нужны.
 Когда ты до этого созрел, сразу появился выход. Через год после перехода на травы и дружбы с циничным, очень добрым и культурным человеком, наследственным травником, ты сам перестал болеть, а сын стал поправляться. Родившаяся очередная дочь вообще плевать хотела на недомогания. Так длится уже пятнадцать лет, болезни побеждаются своими силами, без участия медицины. Сын - чемпион университета по армрестлингу, разрядник по боксу и плаванию. Это было очень серьезное обретение очередной независимости, с которой идет борьба на каждом шагу, где ты сталкиваешься с формальностями общества. Советская медицина сменилась на постсоветскую, но все так же тебя хотят поиметь все ее представители. А ведь есть шанс уменьшить ее участие в собственном здоровье, оставив лишь необходимое, вроде дантистов, этот «дантов» ад.
 Очень трудно всем нам понять, что надеяться надо в первую очередь на себя. Социализм все отдал государству, которым управляли совсем обычные и часто не лучшие люди, все посчитавшие за тебя. Да еще и с ошибками. Наше современное социальное государство еще больно этим синдромом. Но главное - есть возможности, свои собственные, есть право на самостоятельность. Именно над этим и надо трудиться, избавляясь от комплексов зависимости.
 Ты сам от них не избавился, трепаться проще. Сам всегда умудряешься осложнить, испортить себе жизнь, а потом героически преодолевать собственную глупость. Это и есть главное свойство советского человека, коим ты являешься до мозга костей, с его амбициями, комплексами, неплохим кругозором и несамостоятельностью. Сложный продукт непростой эпохи и невероятного прошлого. Какое уж тут может быть спокойное настоящее и будущее…
 До дома не больше часа, и скоро стемнеет. Быстро падает температура, уже прохладно. Река спокойна, как темное зеркало. Даже течение затихло и почти перестало тебя тянуть. Вот и хорошо. Взбодримся и поработаем веслом.
 
105
Охота на акул.

 - Всем спасателям есть восемнадцать лет?
 - Да, сэр. Катер возьмет семь человек вместе с вашими людьми.
 - Хорошо. Разбираем оружие. У меня три «Гаранда» в багажнике. Ваше штатное в порядке?
 - Обижаете, сэр. Мы же спасатели мегаполиса… Два винчестера. Рыбы надо взять для приманки, хоть в магазин беги за селедкой…
 - Если мы за сегодня не перебьем этих тварей, с меня в префектуре шкуру спустят. Сроду такого не было, чтобы они тут ошивались и лезли к берегу. Я, если честно, первый раз в жизни такую мерзость увидел. Все, закрываем пляжи до завтра. Давайте ищите приманку, раздаем ружья, через час выходим.
 Полицейский вышел из павильона спасательной службы и пошел к машине, махнув двоим подчиненным рукой, чтобы те выходили.
 Дежурный по смене пару раз гаркнул в рупор, собирая спасателей. Те быстро прискакали, попрыгав со своих вышек. Рур спал в резиновой лодке и пришел последним, зевая и шатаясь. «Арийский» зачес «налево» торчал тремя рогами в разные стороны, на левой щеке отпечаталась лодочная доска.
 - Что за шум, а драки нет, босс? А чего тут копы во всеоружии? Что стряслось? Русские высаживают десант? Я договорюсь, свои люди…
 - Окей, тебя первым за борт и спустим, будешь с ними договариваться. Я у них паспорта не спрашивал. Но по рожам точно, русские…
 - Я, похоже, дошутился… Правда, что случилось?
 - Ладно, девочки! Тут две белых акулы забрели на пляж, вчера пара пенсионеров жидко обделалась, заплыв на сто футов от берега. Мне по смене не передали наши дурни, зато в полиции лежит рапорт о халатности спасательной службы. Только что с кэпом проехались вдоль берега на нашем катере. Точно, два твоих земляка, Джорджи, переодевшись в шкуры «больших белых», патрулируют бережок. И зубы вставили. В общем, не отличишь. Сейчас вместе с полицейскими едем их отстрелять. Разбираем оружие и спасжилеты.
 - Сэр, а бронежилеты не лучше? Пробку они прокусят…
 Дик, студент-биолог, скривился:
 - Сэр, а с какой стати «большие белые» стали ходить парами. Мы такого не проходили. Скорее всего, их тут стая. И вообще они здесь не живут.
 - Двоечник. У них и спросишь. Или тоже обделался? Ты едешь? Или пошел вон с пляжа.
 - Еду… А тех пенсионеров съели?
 - К сожалению, нет. Даже не откусили ничего, поэтому, судя по выражению их лиц, акулы голодны. И в нашу смену. Разбирайте оружие, кто чем умеет пользоваться. Все же вроде в скаутах обучение прошли? «Бычий хер», ты остаешься. Плавать не умеешь.
 «Бычьим хером» звали Роджера Булла. Он был натуральный индеец, который единственный из своего племени закончил полный школьный курс и очень хорошо учился в институте. Индейские боги наградили его от рождения мужским достоинством необыкновенного размера и мощи, этаким дробильным молотом, который не помещался ни в одних трусах. Булл все время ходил в широких штанах, плавать не умел и не учился. Но был силен, вынослив и от природы медик, умеющий чудесно оказывать первую помощь в любых ситуациях. За год он вернул с того света трех человек, одного подстреленного и двух утопленников. При рождении, увидев какой у пацана причиндал, сначала хотели назвать его «Трехногим», но потом мудрые старейшины подумали и назвали Бычьим Хером. Когда дело дошло до учебы вне резервации, парень едва не повесился. В конце концов он умолил внести изменения в метрики, оставшись Бычьим, но став Роджером. Однако в своей компании шила в мешке было не утаить, особенно когда оно под тридцать сантиметров и с руку толщиной.
 - Ну как же, сэр! Я со всеми! А вдруг кому-нибудь откусят голову? Кроме меня на месте никто обратно не приделает…
 - Да хватит ржать, охламоны! Дело опасное, рыбины здоровенные, я сам лично их разглядел и знаю их подлый нрав.
 - Сэр, я наколдую, и вам откусят мошонку, если вы меня не возьмете. Бойтесь моих духов. Ну в самом деле, мы же не на серферских досках туда поплывем! Возьмите, пожалуста! Вон какой у нас авианосец!
 «Авианосцем» был маленький, видавший виды катер, еще довоенный и деревянный. Это была больше лодка, чем катер, со слабеньким двигателем, с палубой, которая покрывала только половину корпуса. Спасатели содержали судно в исправном и приличном состоянии, но сделать его лучше не могли. В большую волну старались на нем не выходить. Сегодня волнение было умеренное, и начальник смены с лейтенантом полиции прошли на катере вдоль берега. Они обнаружили чуть ли не на самом пляже двух акул, про которых вчера заявила перепуганная чета пенсионеров. Акулы ждали предложение посвежее.
 Старший смены махнул рукой и отправил индейца найти приманку.
 Через полчаса Роджер привез два бака с рыбьими потрохами из ресторанчика на берегу в провонявшей рыбой патрульной машине полиции. Полицейского, сидевшего за рулем, мутило от вони и предвкушения морской прогулки.
 - Шеф, можно, я покараулю машину? Тут околачиваются подозрительные латиносы…
 - А ты попробуй для начала вытряхнуть дерьмо из штанов, а то акулы не почуют потроха, так ты воняешь со страху…
 Волнение в океане усиливалось, и катер болтало. Старший стоял у руля, остальные с винтовками по бокам. Все потроха уже вывалили за борт. Акул не было. Старший недовольно ворчал, они были на воде уже три часа. Бычий Хер начал блевать, перевесившись за борт. Полицейские держались, хоть и зеленели.
 - Нас берут измором…
 С воплем отпрянувший от бортика Роджер подавился своей рвотой и отчаянно кашлял, тыкая рукой в том направлении. Все кинулись к правому борту. В воде скользил акулий плавник, и показалась длинная, черная спина. Тут же рядом, словно дисциплинированно отмечаясь, вынырнула вторая акула, посмотрев прямо на катер.
 - Огонь, ребята!
 В шуме мотора и волн выстрелы звучали не так громко. Разлетающиеся гильзы попадали по лицам товарищей и вместе с качкой не давали хорошо прицелиться. Тем не менее, одну акулу подстрелили прямо в голову, и она дергалась в воде, окрашивая ее кровью. Вторая пропала. И тут сразу несколько акул налетели со всех сторон и стали рвать раненую на куски. Лейтенант охнул:
 - Да чтоб меня! Их тут сколько? Стреляем, надо перебить всех! Это же ЧП для нас! Мы ведь не в Австралии…
 - А я говорил! - Вопил, стреляя, студент-биолог. - Стая!
 Обезумевшие от запаха крови акулы хватали друг друга в общей драке.
 - Шеф! Дело дрянь. Если мы не перебьем всех, они будут только возбуждены кровью и нескоро уйдут от наших мест. Пляжи закроют на неделю. Нам всем будет плохо. – Старший спасатель даже немного растерялся.
 - Придется вернуться за патронами еще и вызвать людей побольше. - Полицейский тоже не ожидал, что выход за рыбой приведет к такой полноценной боевой операции.
 Вдруг акулы рассыпались от места свалки. Из глубины стремительно поднималось огромное, раза в два больше других темное тело. Ничего не схватив, большая акула вышла из воды почти на всю длину. Даже старший спасатель не видел таких больших рыб. Она была не меньше катера, метров восемь или девять, старая и исполосованная шрамами. Все замерли перед такой картиной, а потом без команды открыли ураганный огонь по одной цели. Роджер, возбужденный необычной добычей, забыл про морскую болезнь и что не умеет плавать. Он вскочил с винтовкой на палубу, перевесился через бортик и стрелял, успевая попадать в эти доли секунды, что акула сваливалась в воду после прыжка и уходила в глубину. Она прошла под катером и всплыла с другой стороны. Видно было, что из нее идет кровь.
 - Никто в моем племени не добывал такое, даже в легендах! - Завопил Бычий Хер и прыгнул на тот борт. – Ну же, покажись, дьявол!
 Выскочивший на палубу старший только и успел крикнуть:
 - Держитесь!
 Многотонная туша, направляемая самыми мощными на планете мышцами, прянула из воды как торпеда и ударила, кусая, в борт, там, где стоял Роджер. Катер подскочил, завалился и черпнул воды. Бычий Хер вылетел за борт и упал бурлящую воду. Половина людей пороняли оружие и держались, кто как может.
 Лейтенант, мокрый с ног до головы, выбрасывал в воду спасательные круги. Катер разворачивало, и акулу с Роджером не было видно в волнах и пене.
 Через несколько секунд Булл показался над водой с криком о помощи. Он барахтался, ища несуществующей опоры под ногами, хватался за уходящую сквозь пальцы воду и проваливался в бездну. До круга ему было не добраться.
 Раздаев вместе с кругом прыгнул за борт, понимая, что акула очень быстро сориентируется и вернется. Тут недалеко, а все же мы умней рыбы, поэтому успеем. Схватив индейца за волосы, он поднял его голову над водой:
 - Вот круг, цепляйся, гребем!
 Хер, выкатив глаза, вцепился в круг, почуствовав опору. Рур греб изо всех сил, таща его за собой одной рукой. Все это уложилось метров в десять расстояния и несколько секунд. Когда они подгребли к катеру, руки протянулись к ним сверху, затаскивая индейца. Рур улыбнулся и хотел пошутить, но тут рыскающая внизу акула на большой скорости прижала его к катеру, пройдя своим боком по его ноге. Словно листом самой крупной наждачной бумаги она своей твердой роговой шкурой содрала кожу с бедра спасателя. Рур с воплем взлетел из воды как летучая рыба и шлепнулся в катер раньше индейца.
 - Все, уходим, уходим! - Орал старший, убедившись, что все живы. - Вычерпывайте воду, остолопы, мать вашу так! Лейтенант, я на вас рапорт подам. Вы чуть людей не угробили своим дурацким произволом!
 Хромая и кособочась, катер дошел до берега, оставив поле боя. В павильоне Джордж вцепился в початую бутылку виски шефа и высосал почти всю, пока не отобрал индеец, требуя свою долю:
 - Моя тоже нада огненный вода… Много… Оставь, не будь свиньей, брат по акуле! - Школьный диплом с отличием и два курса мединститута с набором олимпиад по словесности и латыни канули в океан. Булл с трудом говорил на-английском.
 Шеф смены обрабатывал рану, пока юноша стучал зубами об его бутылку.
 Нога была ободрана довольно глубоко, сильно кровило, и у Раздаева на всю жизнь осталась эта метка. Он, смеясь, называл ее вторым родимым пятном и считал акул своими дальними родственниками. В его родне и без того было много чего намешано, поэтому акулы не сильно удивляли.
 В награду Рур получил богатый, красивый набор фужеров из толстого свинцового стекла с красочными, взлетающими из зеленой травы фазанами. Это вместе с премией в пятьсот долларов от муниципалитета города Нью-Йорк. Американцы умели ценить поступки, по-деловому и доброжелательно отдав должное. Не перегибали палку ни в сторону похвальбы, ни в сторону незаслуженного забвения. Всегда превалировал принцип рационализма: «Аплодисментов не надо, лучше наличные». Но и похлопать не стеснялись.

 106
 Богословский диспут.

Третий курс института заканчивался углубленной сравнительной теологией. Изучение основных религиозных конфессий ставило целью найти и понять принципиальные различия в мировых религиях. Сами студенты тоже принадлежали к разным церквям, поэтому диспуты и семинары были максимально интересны, разнообразны и эффективны. Система образования давала большую свободу мысли, рассуждению и идеям. Всячески приветствовалось творчество и самостоятельность. Но и спрашивали за результат не шутя. Заказ американского общества на личность не подразумевал халтуры. Институт был нацелен на эффективные выпуски студентов, которых разбирают на серьезную работу. Поэтому не прекращалась частно-государственная поддержка заведения. Половина всего времени была отведена для спорта, свыше дюжины разных видов которого молодые люди выбирали себе сами. Бассейн, спортзалы, корты, манеж, отличные санузлы с душевыми и прачечной были всегда в распоряжении учащихся. Материальная база была очень проста, без малейшей роскоши и излишеств, но предельно продумана, в абсолютно рабочем состоянии, разнообразна и надежна. Великолепная молодежь, поколение за поколением, наравне с выпускниками Итона, Йеля, Принстона, вливалась в динамичное американское общество, обеспечивая ему успех.
 Сентябрьский диспут был посвящен теме обновляющегося ислама, который в современности вышел на свой новый исторический виток, в очередной раз набирая силу в мире и привлекая в свои ряды все больше и больше людей. С учетом того, что территории, исторически населенные мусульманами, тесно граничат с буддистскими анклавами и странами, диспут предложили вести через разбор основополагающих постулатов, ведущих к насилию и непротивлению, на примере двух религий. Коран, Шариат, труды Абу-Талиба, буддийские Типитака и Сутта-Питака были основательно изучены и проанализированы. Среди студентов были и мусульмане, и буддисты. Разговор предстоял интересный. Главное правило диспутов состояло в профессиональном подходе к вопросу. Без политики, грубости и ущемления достоинства оппонента. Мы - Америка, мы - едины во всех религиях, раз так угодно Богу.
 Диспут вышел на заданную линию. На примере Ветхого Завета, лежащего в основе иудаизма, христианства и ислама, принципаты буддизма удачно указали на доисламскую основу, установленную, на их взгляд, еще самим Богом. Аргументом явилось имя первенца Авраама от наложницы Агарь, мальчика Измаила. Всего два имени из доисламских источников не претерпели изменения в арабской транскрипции исламских текстов, это имена Адам и Измаил. Ссылаясь на неопровержимый во всех конфессиях факт рождения первенца Авраама от наложницы, приводили цитату из событий, адресованных Богом Аврааму, о том, что «сын этот будет как дикий осел среди людей, руки всех будут на нем, и его руки будут на всех». В привычном понимании это означало постоянную вражду потомков Измаила со всеми другими людьми. Все иные аргументы, слабо подготовленные и пестрящие эмоциональностью, принципаты ислама уверенно разбивали точным знанием своих источников, где ничего не говорилось о принципиальном насилии в отношении иных конфессий. Более того, точное цитирование Корана о спасении христиан на Страшном суде, который будут вести пророки Иса (Иисус) и Магомед, вообще не оставляло места для сомнений. Вражда под религиозными флагами, совершенно понятно, становилась чистой политикой, начиная с первых крестовых походов. «Буддисты», обратившись к самому первоисточнику, таким образом смогли найти очень профессиональный аргумент.
 Правила диспута допускали ответный удар, аргументированно доказывающий аналогичные грехи оппонента. Но в случае с буддизмом, абсолютным, казалось бы, носителем терпения и отказа от насилия, найти контраргументы было невозможно.
 Самую накаленную часть диспута Раздаев просидел совершенно безучастно. Он как будто впал в транс и вдруг встал, попросив слова. Джордж пользовался уважением среди интеллектуалов. Хотя буддизм и ислам были не его конек, все с интересом согласились выслушать.
 - Я считаю, диспут неправомерен. Жаль, не сообразил сразу.
 - Почему? - преподаватель изумился, амфитеатр дружно крякнул в удивлении.
 - Господа, мы не имеем права рассматривать ислам или иную религиозную конфессию с точки зрения буддизма как религии, поскольку буддизм таковой не является.
 - Это что за открытие века, Раздаев?
 Аудитория задымилась от интеллектуально-эмоционального накала.
 - Все очевидно и просто, господа. Определимся в понятиях. Понятие «религия» подразумевает понятие «Бог», некое высшее духовное существо. В основных монотеистических религиях это единый Бог - Творец. В языческих религиях это пантеон богов, разобравших все ипостаси Бога Отца. Строго говоря, буддизм - это атеизм, который стал религией. В нем нет Бога. В нем есть вид сверхчеловека, просветленного будды, которым может стать посредством волевых усилий, упражнений и медитации любой человек. Материальный мир объявлен буддизмом несовершенным, человек - порочным. Главное - отказ от всего. Один из императивов буддизма, если не ошибаюсь, звучит так: «Встретишь будду - убей будду, встретишь бодхисатву - убей бодхисатву». То есть необходимо отказаться и от достижения цели в виде перевоплощения в Будду, так как это еще принадлежит миру чувств, этому несовершенному миру. Это не религия. Буддизм, беря очевидную несправедливость жизни и несовершенство мира, отрицает Творца, так как, по мнению его сторонников, Творец не создал бы несовершенство. К этому совершенству они идут сами через Будду, этакий самоубийственный перфекционизм. Таким образом, вместе с Сатаной, коммунистами и фашистами, буддизм забирает у Бога и присваивает себе право на первоисточник морали и нравственности. Но в логике поступков приходит к полному отрицанию бытия, так как и достижение совершенства является той страстью, от которой они старались избавиться. Как говорил один мой добрый знакомый: «Если хотите быть честными, будьте честными!». Он тоже очень честно выводил породу сверхлюдей. А потом выращивал клубнику. Не зря Гитлер дружил с Тибетом. Оба стремились к сверхчеловеку. Но до них это было уже сделано, «все уже было под солнцем», если верить Экклесиасту. Поэтому считаю, что буддизм религией не является и с его позиций оценивать ислам нельзя, это будет нечестно и недостойно нашего уровня. По поводу Агарь не спорю, очень долго мусульман в мире так и звали - агаряне. Но если судить, сколько жен было у всех наших общепризнанных пророков и великих, то у Агарь с Измаилом все права соблюдены. Что с того, что она была лишь наложницей? А для борьбы за первородство можно и рукам волю дать. Нет смысла примешивать вопросы территорий и нефтяных скважин к традиционным религиям, никто от этого не выиграет. Сильный и так все возьмет, при любой конфессии, его клирики все оправдают. К вере в Бога и религии это не имеет отношения. Спасибо за внимание. Если я кого-нибудь обидел, заранее извиняюсь. Старался быть профессиональным.
 Амфитеатр института бурлил еще не меньше часа. Раздаев опять умолк и в разговор больше не вступал.
 Через три дня Рур вырабатывал спортивные часы в манеже. Спорт он откровенно не любил, но бегать получалось неплохо, несмотря на привычку к сигаретам. Бокс остался в прошлом, и он только бегал в составе сборной. Летом любил грести в одиночном разряде на каноэ, это нравилось еще со скаутских лагерей.
 При входе в раздевалку его остановил очень приятный, культурный голос, прозвучавший за спиной:
 - Юрий Анатольевич, можно с вами поговорить?
                ххх
 Маленький мальчик беспомощно барахтался среди вращающихся земляных грядок под мертвый смех. Снова и снова он падал, вскакивал и снова падал, полз на четвереньках и цеплялся пальцами за толстую свинячью кожу рукавов новой шинели. Над ним смеялись, не вступая в разговор, вновь парализуя страхом и безволием, от которого некуда было деться. Он пытался произнести молитву одеревеневшим языком и пустой головой - и просыпался.
 
 107
 Предлагаю ликвидировать!

 - Да, сэр… Я проверил отчеты за последние пятнадцать лет. Это первый подобный случай. Русских в принципе было не так много, но и среди них похожего не было.
 - По объему знаний и качеству аналитики он уже готов для нас. Мне даже завидно. Я усвоил эти взаимосвязи только в Лэнгли… Интересно, среди нашего ордена много таких самородков? Он тянет на неплохой градус.
 - Я против его привлечения, категорически, сэр.
 - Почему? Вы же его нашли. Ваш отчет - это просто диссертация! Ваш успех будет серьезно отмечен. Что не так?
 - Я предан делу ордена. Успех обернется серьезной бедой с этим человеком. Его ум направлен на внутреннюю суть, которая известна лишь ему. Он никогда себя не выдаст. Он как идеальная пуля, идущая к своей цели, а на другие цели ей плевать, хоть какие они будь. Кажется, он совершенно искренне и твердо верит в Него. Даже, скорее всего, не столько верит, сколько уверен и принял условия Его игры, понимает их и не боится жить.
 - Ну так и используйте это.
 - Боюсь, его не использовать. Его можно будет надуть разок-другой, без особой пользы. Но он быстро поймет нас, в конфликт вступит его суть с нашей. Я не рассчитываю его купить, хотя он откровенно не богат. Отчим работает механиком в порту, мать с бабушкой - швеи в мюзик-холле. Он ни к чему и ни к кому не привязан, хотя вхож и к евреям, и неграм, и англосаксам, и все с ним дружат. Любую неприятность он переживает ровно три дня, потом - как будто ничего не было. По-настоящему он живет только самим собой, особо о себе не заботясь.
 - Через десять лет сменится поколение военных коммунистов СССР. Потребление углеводородов увеличится в четыре раза. Нам нельзя допустить выхода России из современного состояния технологической отсталости. Тем более допустить развитие ее внутреннего рынка. Духовная реставрация может вообще стать камнем преткновения. Вы нашли очень интересного человека. Неужели мы не применим, не купим, не воспитаем его?
 - Сэр, я всего лишь полевой агент, я рядовой брат ордена, и я люблю эту службу. Для наших задач в России нам нужно делать ставку на дегенератов, хамов и подхалимов, а не на элитные умы. Вы мыслите как Франклин. Говоря о России, надо мыслить как Ленин. Предлагаю вообще его не трогать. Надеюсь, он займется бизнесом или будет работать в институте. Будем заказывать ему ближневосточную аналитику, в сфере сравнения прямых пограничных линий с естественными госграницами… Но, сэр…
 - Что вас мучает, Бартон, в чем вы так сомневаетесь?
 - Сэр, я предлагаю его ликвидировать. Немедленно. Получить это исключительное право в связи с обнаружением потенциально особо опасного объекта.
 - Бартон, вы предлагаете ликвидировать парня только за то, что он оригинально умен и уверен в Нем? Мне Мастер пальцем у виска покрутит, а Второй меня в лечебницу отправит. Объясните ваш страх.
 - Мы имеем дело с редким существом. Его личное дело феерично и годится для Голливуда. Шведский королевский клуб, русские дворяне. Немецкий концлагерь и фильтры арийской крови. Справки о поведении и кинохроника из концлагеря, от которой наши мужчины падали в обморок. Гражданин Третьего рейха. Теперь - гражданин США. И это все уже в детстве. Скорее всего, это именно он был четвертым членом подростковой банды, убившей баварского чиновника восемь лет назад, перед самым выездом в Америку. При нападении чиновник оказал ожесточенное сопротивление и убил троих нападавших. По сведениям, их было четверо. Булатов уцелел. Они изрезали немца как холодец и проломили голову камнем. Он мстил за муки детства спустя столько лет! На обнаруженной в доме погибшего кинохронике офицер СС идентичен убитому чиновнику. Этот парень очень сложен, хитер и умеет ждать. Он слишком неприхотлив, чтобы продаваться, либо его цена несоизмерима. Но главное - он не наш по сути. Он не стремится к власти, к исключительности. Он как будто сам по себе власть, для себя. Я, мастер слова и формы, не могу даже внятно сформулировать свои мысли и ощущения по его поводу. Это о чем-то говорит, сэр? Его устраивает собственное «Я», которое давно сформировалось и вступит в конфликт с нашей миссией. Этот конфликт может дорого нам обойтись. Вы читали мой отчет. Он на рядовом семинаре за десять минут разобрал проблему, которую даже мы не смогли разглядеть за своими шорами. Разобрал, размазал всех и ушел в сторону, наплевав на успех. Он все видит как сквозь наш магический кристалл. Я теперь постоянно думаю о том, где в Азии может протянуться эта тонкая буддийская ниточка, от равнодушия к Миссии… Везде грядет красный цветок - Камбоджа, Бирма, Вьетнам… Конечно, это все как нам надо, но мы не рассматривали дело с этой стороны, мы зациклились на коммунистах и мусульманах! Булатов может быть полезен, но также и опасен. Нашему делу, критически опасен, даже со стороны. Его выбор непредсказуем. По моим ощущениям, выбор будет не в нашу сторону.
 - Все равно попробуйте. Вы говорите, он авантюрист. Разве может быть что-то лучше, чем наша великая, всеобъемлющая, окончательная авантюра? Предложите. Не сразу. Подведите его к этому. Кто будет против нас, русский поп из Джорданвилля? Русская бабка из прошлого века?
 - Нельзя недооценивать эту бабку, Эбертиху. Кроме нее, некому было с детства заложить в Булатова эти устоявшие и закалившиеся стержни. Это именно то, с чем нам пришлось так долго бороться в России.
 - И тем не менее мы победили. Почти… Поработайте, не спешите. Если мы начнем пасовать перед старыми бабами, то нам надо снимать с себя все полномочия. А на Азию, да наплевать на нее. Пусть быстрей горит огнем. Мне не жалко французские дачи. Нам все на руку, и мы должны быть ко всему причастны. Но здорово все-таки он с этим буддизмом… Не ожидал, не ожидал. Вы, Бартон, молодец. Спасибо большое за открытие.

108
Итальянская линия.

 Впервые в жизни к Раздаеву обратились по изначальному имени-отчеству, это прозвучало неожиданно и ошеломляюще, как выстрел в спину. За мгновение, пока Юра, напружинившись и собравшись, поворачивался, оставаясь внешне невозмутимым, он приготовился к любому развитию событий.
 Перед ним стоял невысокий, в новом, очень дорогом светло-сером костюме человек лет тридцати пяти. Его лицо было приветливо и умно. Тот, кого Рур принял на диспуте за приглашенного преподавателя. Все два часа этот тип просидел в тени в дальнем углу, и на него не обращали внимания. Когда они встретились глазами, Рур уже поборол изумление и страх, но проклятый пот выступил на лбу и выдал его визави скрытое состояние.
 - Простите, если я вас неприятно удивил. Но лучше давайте сразу открыто познакомимся. Я - Бартон, из ордена иезуитов, который курирует наш университет. А еще служу в ЦРУ, поэтому и знаю все про вас. И хочу предложить вам дружбу и работу, потому что вы лучше всех.
 Если бы этот человек не выстрелил ему в спину его прошлым, не поверить и не довериться ему было просто невозможно. Его речь была идеальна, образцова. Ее точное, выверенное содержание и спокойный тон, выражение лица и мягкая, внятная артикуляция обезоруживали детской откровенностью и располагали к себе.
 Но первое, что он сделал, этот человек, он выстрелил в спину. Он поставил себя хозяином положения. Этого было достаточно, чтобы Раздаев почувствовал боль в ногах.
 - Здравствуйте, я польщен. Вы меня ни с кем не путаете?
 - Бросьте, не вымогайте комплименты! - улыбнулся Бартон. - Я и бабам их не люблю говорить, а уж парням тем более. Идите бегайте. А потом приходите в «Камбалу с ключом», я проставляюсь за статью, которую подготовил к публикации после того диспута. Вы идете автором номер один, я соавтор. Ваш гонорар - шестьсот долларов. Печатают три издания. Редакция «Качества» от хохота полегла, когда я им рассказал, как вы всех сгребли в одну кучу - Гитлера, Будду и Сатану, а вам никто не нашел возразить. Их главбух даже хотел предложить гонорар в шестьсот шестьдесят шесть долларов, но вы бы мне точно здесь по зубам врезали.
 Бартон говорил так смешно, так умел подобрать комичную интонацию, выражение лица и жесты, что Юра сломался и расхохотался. Бартон не мог не нравиться.
 - Договорились. Но это перебор - шесть сотен за мысли!
 - Знаешь, твои русские предки заплатили бы больше, чтобы выбить пару мыслей из башки вместе с мозгами у Маркса, если бы знали, к чему эти мысли приведут…
 - Хорошо. Тогда закажите мне, пожалуйста, свежей жареной рыбы с картошкой. Я приду через полтора часа. И виски с колой, скотч. Спасибо, сэр! - вполне чистосердечно сказал Рур.
 Боль в ногах прошла, бежалось прекрасно, и настроение от нежданного успеха и признания стало отличное.
 В «Камбале» Бартон заказал роскошный стол. Устрицы, мидии, лимон, жареные огромные креветки, гора зелени и лобстер, умерший от гигантизма. Три вида соусов, белое калифорнийское вино, хрустящие маленькие булочки и требуемые скотч с колой.
 - Твоя задача - не стесняться. В конце концов, это ты дворянин, а не я. Сколько раз ни заказывал это страшилище, а так и не смог с ним культурно разобраться, - ткнул Бартон вилкой в лобстера.
 И начался пир на весь мир. Иезуит совершенно естественно успевал лопать, тоже не стесняясь, и одновременно искусно разговаривать, невзирая на набитый рот:
 - Мы ищем мозги, это единственное, что имеет право на стоимость и признание. Честно скажу, даже среди квалифицированных попов - наших, православных, баптистов - я редко встречал такую ясность мысли. Они все спорят о чем-то вторичном: почему Бог допускает ужасы и несправедливость. О том, что нельзя было Адаму трахать Еву, что все беды, войны и стихии - это не потому, что Бог плохой, а потому, что это Сатана делает… Что христианство делает человечество лучше, а ислам якобы ведет к войне и агрессии, терроризму. Все однобоко и повторяемо. Они, все эти попы, давно стали хуже нас, иезуитов. Они стали политиками. Они борются за паству, за окормление и влияние, а не за суть идеи. Да, что ни говори, но моя родная католическая церковь очень навредила религии. Именно она породила «папацентризм»... Теперь все включились в гонку, как на регате, кто кого. А в итоге мы имеем бюрократов от религии и не имеем богословов. А ты - готовый ум для современного христианства.
 - Бартон, вы же знаете прекрасно, что я православный человек. Меня подружка в детстве даже оттерла от «пепельного креста», - улыбался в ответ Рур, доедая устриц с солью. - И в крестовый поход я точно не собираюсь. Не вижу предмета для войны. Зря вы наломали дров семьсот лет назад.
 - Ого, вы заговорили. А Гроб Господень, а все предметные артефакты христианства? Ну и слава Богу, что православный. Мы, иезуиты, все же делали общехристианскую, предметную работу в те века. Мы собирали! Вот что, по-твоему, самое важное, главное в христианстве, что неоспоримо и наглядно его аргументирует? Ну, ясное дело, оставим в покое грабеж, которым сопровождались наши экспедиции, такое уж было время этих рыцарей… Ты куришь «Лаки Страйк»? Во совпадение, я тоже.
 - Самое главное, самое важное в христианстве - это сам Христос, Бартон. Все остальное не имеет особого значения, хотя оно прекрасно и подлинно. Но и плащаница, и копье, и гвозди, и сам Гроб - всего этого могло и не быть, не сохраниться. И ничего бы это не изменило. А теперь вокруг вашей добычи вечные интриги и научные скандалы: то верно, то неверно, кто во что горазд, кто больше заплатит за якобы науку.
 - Юра, у меня с тобой уже есть материал еще на одну публикацию! Нет, мы будем сотрудничать, будь ты хоть трижды православный. Не в бровь, а в глаз опять… Перекрещиваться я тебе и не предлагаю. Нам нужны умные люди, для нашей страны.
 - Если вы так честны по отношению к своему католицизму, то вам нужен точно не я, а какой-нибудь Мартин Лютер с новой «Библией для Гретхен». Он же спас католичество от полной дискредитации. Он и европейские женщины, которые стали читать эту адаптированную Библию.
 - Ты еще и поклонник Ницше? Это же его слова.
 - По поводу католиков я с ним согласен.
 Они просидели допоздна и основательно напились. Раздаев согласовал текст статьи, который ему принес Бартон, получил аванс триста долларов, и они подружились. Юра отказался от такси, предложенного иезуитом. Они расстались, договорившись не теряться.
 Уже стемнело, когда Рур шел домой через Бруклин. Было не близко, но пройтись после обильного ужина и бочки вина стоило. Триста долларов - это очень значимые деньги, и еще будет столько. Это здорово, можно будет взять наконец-таки приличную подержанную машину. Только вот никак не понять, за что ему заплатили. Ясно, что не за статью. Понятно, что это все спектакль, но смущала дороговизна, сложность постановки. Смущал Бартон. Это, несомненно, опасный человек, очень профессиональный и выдержанный. Что надо такому профи от студента? Тем более - сотруднику ЦРУ, иезуиту…
 За восемь лет жизни Америка стала своей страной, Бруклин - своим местом, хорошо известным и привычным. Чувство Родины как эмоциональное понимание никогда не приходило к Раздаеву. Он цеплялся за свою русскость, не очень хорошо говоря по-русски. Он почти не использовал этот язык и редко думал на нем. Но именно это не давало ему воспринимать Америку, где все хорошо складывалось и жизнь шла постоянно улучшаясь, как настоящую родную страну. Джордж сравнивал Германию, Францию, Голландию и другие страны, где пришлось долго жить, с Америкой. США были именно своей страной, страной, в которой можно было все пробовать и добиваться успеха, но не родной. Он чувствовал себя уверенно, но знал, что есть то, чего он не испытывал и не понимал. Это неизвестное и было чувство Родины. Странный феномен забавлял его, и он часто думал, пытаясь объяснить природу такого явления. А сейчас Бартон предлагал ему сделать серьезный шаг в сторону Америки. Когда ты что-то делаешь для кого-то, пусть даже и за хорошие деньги, ты обязательно к этому привязываешься душой.
 Миллионный Бруклин заселился разнообразными нациями, которые стремились жить анклавами. Поэтому частенько в разных районах преобладали какие-то одни этносы. Это иногда приводило к конфликтам, возникали банды и мафии. Почти вся молодежь Бруклина в той или иной мере прошла через этот этап.
 Рур был достаточно пьян сегодня, чтобы без опаски шататься по району, и достаточно пьян, чтобы быть невнимательным. Девчачий визг в темной подворотне, чуть ли не за ухом, возник и оборвался. Погруженный в свои мысли, Раздаев подскочил и громко выругался. Удар твердым предметом по голове чуть смазался, вспыхнуло болью ухо. В ответ он ударил вслепую серию веером перед собой. Кто-то охнул. С немецким матом и диким индейским криком Джордж кинулся на прорыв. Прямо перед лицом разорвался выстрел, на мгновение осветив несколько фигур в подворотне. Дальше все было уже всерьез. Раздаев вцепился в руку с пистолетом, еще раз прогремел выстрел в борьбе, еще один удар пришелся по спине. Не отпуская руку с оружием, он впился в нее зубами, чувствуя, как прокусывает мгновенное сопротивление одежды, как лопается плоть. Кисть разжалась, пистолет оказался в руке у Джорджа, и громче выстрела раздался вопль укушенного. Изо всех сил пнув вопящее тело, Джордж отскочил к стене и, прижавшись к ней спиной, открыл огонь вокруг себя, стараясь сориентироваться во время вспышек. Грохот, эхо, итальянские крики, мелькание тел и топот ног.
 Опустевший пистолет щелкнул, все затихло. Бежать отсюда, бежать, сейчас тут будет полиция!
 - Помогите, мистер! - тоненький голосок в углу подворотни остановил Раздаева.
 - Ты кто? Ты где?
 - Я Вероника, помогите, меня утащили эти выродки…
 - Я зажгу огонь, поклянись, что не будешь стрелять в меня.
 - Именем Христовым!.. Что вы, мистер…
 В огне зажигалки Раздаев разглядел девушку, почти еще девочку, сидящую на асфальте. Руки и ноги были связаны брючными ремнями. Он быстро снял эти ремни.
 - Бежать можешь?
 - Да. Куда, ты кто сам?
 - Ну вот и беги отсюда куда хочешь! Я в ваши игры не играю, я просто прохожий.
 - Мне нужен телефон, помоги мне. Я не знаю, где мы, они меня увезли с мешком на голове.
 - Ну, дерьмо… Тогда беги за мной, я живу тут, совсем рядом.
 По дороге он выбросил с моста пистолет. На ходу выяснилось, что девочка - это племянница уважаемого итальянца Энцио Дзелеппи, сама сирота. У дядюшки возникли разногласия с земляками. Дошло до войны, и враги подкараулили Веронику. Пока ее тащили, она поняла: ее собираются изнасиловать и грохнуть, пусть дядька от горя и позора повесится. Мол, довел дело до ручки и не смог защитить. Суки, в общем, и твари. Проклятия сыпались из нее, как детские считалки.
 - Слушай, Макаронина, давай я даже знать не буду, что к чему. Дома приведешь себя в порядок и позвонишь дяде, я тебя с рук на руки сдам, а вы забудете мой адрес. Окей? И ты забудешь меня.
 Как назло, отец был дома. По двум словам он все понял. У него было волчье чутье на такие вещи, у этого совершенно миролюбивого механика. Федор быстро осмотрел обоих. Не обращая внимания на протестующий писк девчонки, убедился, что ничего страшного не произошло. Потом вытащил из шкафа свой «ремингтон», зарядил, налил всем выпить и сел у окна.
 - Вот теперь звони дяде…
 Телефон был только на первом этаже, у хозяина дома Ивана Великого. Тот не закрывал свой коридор, чтобы Раздаевы могли всегда пользоваться им. Но уснуть он еще не успел. Когда спустя минут сорок к дому подъехали две машины с шайкой мрачных итальянцев, бедный эмигрант здорово заволновался.
 - Не пугайте мирных русских людей, синьоры… - улыбнулся, передавая девочку мохнатой горилле Джордж.
 - Я и смотрю, у тебя мир из всех щелей брызжет… - зло цыркнул окурок на тротуар, отходя спиной вперед, старший в группе, молодой парень в глубоко надвинутой на лоб шляпе. Он не отводил глаз от окна, из которого торчал ствол «ремингтона».
 - У нас тоже есть родители и правила… Не взыщи. Счастливо.
 - Чао.

109
«Помещик» на пенсии.

 Данилов в 1960 году уже не смог работать машинистом. Семьдесят пять лет, перегретые и перемороженные суставы отказывались трудиться в прежнем темпе. Однако он перешел на службу помощником машиниста и развел в своем экипаже натуральную «дедовщину». Он гонял смену, как матерый барин-крепостник. Сам ничего не делал, но, доподлинно зная тепловоз, добивался самой лучшей работы от всех. Его машинист, зрелый и разумный мужик, сносил все безропотно и даже не пытался оспаривать место в упряжке, хоть Прокопий и был его подчиненным. Данилов совсем распоясался: не скрывая, рассказывал, что он едва ли не дворянин и «при старом-то режиме вот бы вы у меня побегали!». Его в итоге и прозвали - «деповской помещик». Раз даже к нему пришел целый майор КГБ. Он упрашивал «помещика» не так сильно ругать плохую подготовку советских кадров на железной дороге. Просил не сравнивать ором на весь вокзал то, как учили его при царе и как учат всякую шпану в «технаре» сегодня. Критично осмотрев майора, Прокопий заявил:
 - Да-а-а… Жидковатый жандарм нынче пошел, не сравнить… Тут расстреляешь или на воронке сперва прокатишь до подвала?
 Майор в ужасе убежал из депо и написал рапорт, что легендарный Данилов нуждается в отдыхе и уходе в санатории.
 Советская власть из людоедской тирании стала превращаться в инерционное недоразумение.
 Целый год Прокопий поправлял здоровье в лучших здравницах Омской области. Лечился грязями, физиопроцедурами и специальным питанием. Приставал к медсестрам и покорял их своими байками. Основательно освежившись, полный сил и жизнелюбия, он плюнул на работу и вышел на пенсию.

110
Наказ мамы.

Судя по всему, завтра и еще несколько дней подряд все тело будет болеть от перенапряжения. Ходьба и гребля для тренированного человека таят опасность скрытого надрыва. Он накапливается незаметно, проникая усталостью в мельчайшие мышцы, во все волокна, а потом забирает на несколько дней все тело. Когда тебе надо было идти в армию, именно мама отнеслась к этому наиболее серьезно. Ты вроде был вполне спортивен, но она настаивала на дополнительных ежедневных кроссах, минимум по часу. Сама она к спорту вообще никакого отношения никогда не имела, но рассказы деда и дяди Семы помнила с детства. Ты смеялся, но бегать шел, потому что маму было не переспорить, а ругаться не хотелось. Наматывал по своим Нефтяникам километров по восемь. Перед отправкой на пункт сбора призывников она сказала тебе:
 - Знай одно: силы человека безграничны. Если будет надо, ты все сможешь преодолеть и выдержать, у твоих возможностей нет границ. Не забудь это, если прижмет…
 Был июнь. Она принесла тебе в «обезьянник» термос с клубникой в пломбире, ты съел и уехал на два года в армию. Она приехала через год и навестила тебя там, на Дальнем Востоке. Мама добралась до военгородка рядом с китайской границей, несмотря на то, что в дороге ее сковал жесточайший радикулит. Потом она долго лежала в больнице.
 За время службы не случилось ничего тяжелого и страшного, почти все было нетрудно, чаще - смешно. Писал письма друзьям и родным, которые читались как юмористические рассказы Зощенко. Но ты знал, что у тебя в запасе есть козырь на все случаи жизни. Именно мама в безбожные времена, при отсутствии понимания религии, дала тебе крупицу веры. И вышло именно так, как в поговорке «Береженого Бог бережет».
 До сих пор эти слова мамы не забываются и не теряют смысл. Маме под восемьдесят, тебе - пятьдесят, детям - третий десяток.
 Сейчас она у тебя в доме, наверное уже уснула. Или ждет тебя, чтобы выругать за поздние шатания по реке. Скоро приеду.

111
Экспедиция в Венесуэлу.

- Так уж сложилось, что нас, итальянцев, здесь все считают гангстерами. Во время американской оккупации, после войны, вся Италия была унижена. Унижена поражением, унижена роскошью победителей. Янки брали любых итальянских девушек за малую мзду, за паек или вещи. Американцы ходили хозяевами по нашей великой земле, покупали и брали все, что хотели, и на всех смотрели свысока. Эти их джипы, на которых они приезжали за девочками в наши деревни, давая родителям жевательную резинку, шоколад и сигареты… Все было как из другого мира. Нищета и бессилие породили новую силу, ушедшую в криминал.
 Пожилой Энцио Дзелеппи говорил не торопясь, с выраженным итальянским акцентом. Они сидели в его небольшом двухэтажном доме, в гостиной, и пили отличное вино с сыром и свежим хлебом, пока женщины готовили богатый итальянский стол в столовой.
 Вероника подслушивала за дверью. Иногда Дзелеппи прикрикивал на нее, чтобы та не наглела.
 Рур был приглашен к Энцио через два дня после случая в подворотне. Сначала итальянец прислал ящик хорошего вина и поговорил с Федором. Они хорошо поладили, поняв друг друга с полуслова. Заручившись согласием старшего, пригласили Джорджа.   
 С итальянцами до этого Джордж не знался и пересекался редко. В их школе они не учились. В институте на гуманитарном отделении выходцев с Апеннинского полуострова тоже не было. Знакомство оказалось интересным. Дзелеппи умел быть благодарным и достойным человеком.
 - Тогда зачем же ехать в Америку, раз вы не любите американцев? - недоумевал Рур.
 - Теперь это бизнес. Просто бизнес, не оставляющий личным эмоциям места. Торговля, туризм, выставки, музеи. Остатки криминала скоро исчезнут совсем. Я лишь хочу пояснить, откуда взялась предвзятость по отношению к моим землякам.
 Энцио был приятен и обходителен. Но Рур хорошо понимал, что и он лукавит. Конечно, никто не любит победителей, однако бандитизм сидел в крови у этого человека. Культура и доброжелательность представляли лишь одну его сторону. Но благодарность за спасение любимой племянницы была совершенно искренняя. Раздаев распознал, что приобрел хорошего друга.
 - Джордж, как ты смотришь на то, чтобы хорошо заработать между семестрами?
 После долгого обеда, похожего на Лукуллово пиршество, они сидели на террасе и курили сигары, прихлебывая крепкий кофе. С толстой сигарой во рту и марлевой подушечкой на разбитом ухе, подвязанной под подбородок и вокруг головы, Рур был похож на незадачливого героя мультфильма.
 - Энцио, я в детстве навоевался, с меня хватит…
 - Ха! Для человека с юмором и характером всегда будет хорошая работа, - итальянец рассмеялся. Когда Дзелеппи смеялся, он совсем не был похож на униженного итальянца или авторитетного бандюгу. - Никаких мафиозных разборок! Вот послушай. Американцы начинают разработку в Венесуэле нефтяных залежей. Мы с друзьями вложили деньги в геологическую фирму, купив контрольный пакет. Я же говорил, у нас все легально! Теперь наша фирма копает карьеры, бурит скважины и берет пробы грунта. Нефть там везде, грядет великий бум в энергетике. Но условия каменного века. Джунгли, индейцы и крокодилы. Река эта кошмарная, Ориноко… А надо возить пробы грунта по реке, иначе в лабораторию не доставить. Давай на два месяца пошли ко мне работать экспедитором. Ты везучий, у тебя все получится, да и с индейцами ты вроде уже сталкивался. Как раз через месяц у нас там с двумя местными племенами будет заключение договора о разработке месторождений на их территории, на три года сразу. Езжай на первое подписание, будешь стоять у истоков большого дела!
 - Это мне по джунглям шарахаться? По реке?
 - А что может быть лучше для молодого человека! Большая моторная лодка, несколько мешков или ящиков с грунтом с места бурения, еда и выпивка, штурмовая винтовка… Романтика и красота! А да, чуть не забыл. И две тысячи долларов за два месяца.
 - Я один буду в лодке?
 - А кто тебе еще нужен? Ну, захвати с собой какую-нибудь индианку, если договоришься…
 Из-за двери раздалось свирепое шипение и фырканье, высунулась голова Вероники, и она выругала дядю на итальянском.
 - Джорджи, похоже, дело пахнет керосином. Как бы она в тебя не влюбилась. Тебе точно надо ехать с глаз подальше, не то вендетта! - неубедительно пошутил Дзелеппи и швырнул в племянницу тапку.
Макаронина скорчила рожу и хлопнула дверью.
 - Тогда накиньте еще три сотни… Мне тут иезуиты за статьи немногим меньше платят…
 Энцио стал вдруг серьезным и мрачным.
 - Я слышал об этом. Будь осторожен с ними. Они собирают души для дьявола… Они «суть волки в овечьей шкуре». Даже мне до них далеко… Мы плохие христиане, но о них совсем дурная молва. Будь очень осторожен.
 В другое время можно было бы усмехнуться нарочитой набожности пожилого гангстера, но сейчас Джордж почувствовал тревогу. Слова Энцио откликались его собственным сомнениям. Случайно или преднамеренно, итальянец метко попал в цель.
 Раздаев согласился поработать два месяца. Сказал при встрече Бартону, что уезжает в Венесуэлу, в геопартию, и они возобновят общение после его возвращения к началу учебы. Иезуит радостно пожал руку и пожелал удачи, хотя и огорчился, что Раздаев не будет писать это время по его темам.
                ххх
 - Вот так, он опять вышел сухим из воды, сэр. Ухо только как лопух, лопнуло. И теперь связался с итальянцами и воспользовался их предложением, чтобы выйти на время из-под моей опеки. А я предлагал ему заказ статей и возражений на полторы тысячи… Для него это было бы три недели работы в библиотеке.
 - Думаю, это к лучшему. Правильная реакция при сомнениях - взять тайм-аут под хорошим предлогом. Он верно себя ведет с точки зрения здравого человека. Если достаточно долго тянуть, то все разрешится само собой… Просто он не знает, с кем имеет дело. А он уже имеет! Выход отсюда заказан, пусть играется… Вы подготовьтесь к интеллектуальному штурму, если он вернется.
 - Да, конечно… Думаю, я его прижму.
 
112
Индейский пир.

Измученные долгой дорогой молодые люди взбодрились, увидев на берегу разукрашенных индейцев - мужчин и женщин, пестрящих праздничными уборами и оружием. Их ждали с радостью. Принимающей стороной было племя тамануки, живущее здесь испокон веков не меняя традиционный уклад. Разнообразные выгоды от дружбы с белыми постепенно вытеснили недоверие и враждебность, оставшиеся еще со времен конкисты. Советы племен и вожди долго договаривались о большом контракте, все надо было внимательно изучить и проверить, обеспечить безопасность и снабжение на много лет вперед.
 Лодки пристали к берегу. Ароматы цветочных гирлянд, надетых на молодых женщин, заслонили естественный богатый запах джунглей. Мужчины помогали швартоваться и привязывать моторки. Неделя пути, перелеты в «Дугласе», джипы, грузовики и катера остались позади. Американскую делегацию окружили со всех сторон и чуть ли не на руках, с максимальным дружелюбием, повели в чащу. Все выгруженное буровое оборудование, бочки с топливом и мини-экскаваторы были в деревянных ящиках, их общими усилиями благополучно пристроили на берегу, используя длинные шесты как полозья. Военный транспортный плот сразу разобрали и сложили в катерах.
Переводчик подтвердил изначальный план, по которому сегодняшний вечер будет посвящен отдыху. А завтра прибывают оба вождя, тамануки и бороро, и будет большой праздник, подписание контракта и торжественный банкет на природе. А потом сразу за работу.
 Праздник был одним сплошным пиром и представлением всей палитры индейской культуры. Открыли его два вождя, на смежной территории которых должны были вестись геологические работы. Племена недолюбливали друг друга. Но дело стоило того, чтобы потерпеть. Вожди сошлись под звуки туземной музыки - тамтамы и дудки, окруженные толпой прислужников и охраны.
 Опытный геолог, сидящий рядом с Руром, тихонько обратил внимание товарища на процедуру приветствия вождей:
 - Ох, люблю я эти индейские обмены любезностями! У них тут очень твердая вера в то, что нельзя врать. Вести себя можно как угодно, как тебе надо, но говорить - только правду. Или злые духи Нука и Нучо заберут твои слова и ты станешь немым, а в будущей жизни - тапиром, предназначенным для ритуального изнасилования. Такого сейчас насмотримся!
 Вожди сходились, кружа и приплясывая, подражая полету орла и походке ягуара, потрясая жезлами и головными уборами из перьев. Потом они стали обниматься и хлопать друг друга в традиционных приветствиях, всячески улыбаясь и демонстрируя радость от встречи:
 - О! Ненавижу тебя, Чака, великий вождь ублюдочного племени рыбоедов!
 - Ненавижу тебя, Фасимба! С восторгом приветствую, о великий вождь насилующих тапиров!
 - Мира и процветания тебе, Чака! Надеюсь, ты подохнешь еще до сезона дождей.
 - И тебе, благородный Фасимба! Жду известия о том, что с тебя содрали кожу собственные дети.
 Закончив обмен любезностями, вожди расселись с американцами, а остальные индейцы - по своим местам широким кругом с большой площадкой внутри окружности. Женщины забегали, разнося кушанья на деревянных плоских блюдах. Еду готовили чуть в глубине образованной чаши на кострах, все самое свежее - мясо, рыбу. Тут же раскладывали фрукты и разливали в тыквенные бутыли легкие фруктовые вина и брагу.
 Мужчины и юноши демонстрировали свою силу и ловкость, стреляли из луков и метали копья, топоры и камни. Особенно впечатлила стрельба из огромных луков лежа, с упором ног в древко. Индейцы спускали в реку большое бревно и давали ему уплыть метров на сто - сто пятьдесят. А потом стреляли из этого орудия толстой стрелой и попадали!
 Один старый индеец рассказывал, что после Большой колумбийской войны, когда Патриарх наводил свои порядки в округе, воины бороро и тамануки потопили такими стрелами его железные лодки с пулеметами, и Патриарх дальше в джунгли не пошел.
 Гости с восторгом пробовали себя в индейских доблестях. У многих неплохо получалось, скаутская школа не прошла даром.
 Танцы, индейская музыка, полуголые красивые тела, вкусная еда и дурманящий алкоголь всех настроили на добродушный лад. Время летело легко и незаметно.
 - Ты не увлекайся местной выпивкой, они в настой добавляют листья коки. Получше любого косяка проймет! - предупредил Рура геолог, но чуть опоздал.
 Рур надулся приятного напитка так, что уже летал и порывался улететь с индианкой, которая разносила жареные ребрышки. Пир длился уже часов шесть, темнело, маскировка была хорошая.
 Но тут загремел главный тамтам и было объявлено о торжественном подписании договора и выкуривании совместной трубки мира. Вожди и руководитель американской делегации подписали документы и торжественно раскурили углем из алтаря большую пахучую трубку.
 Курила по очереди вся делегация и вожди, пока трубка не иссякла. Кроме табака там явно хватало чего-то еще.
 Следующим номером шло блюдо мира. О таком даже никто не слышал, а письменного протокола мероприятия не было. Опытный геолог, что-то вспомнив, озабоченно нахмурился. Предупредить и подготовить товарищей не успел.
 Под веселый грохот барабанов и трещоток появились пять высоких, мощных, совершенно голых девушек, вооруженных страшными кривыми мачете. С решительным видом они двинулись в сторону бледнолицых. Делегация чуть не кинулась врассыпную от неожиданности. Но девушки пронесли свои упругие формы сквозь гостей, никого не тронув. Ни у кого не возникло даже мысли прикоснуться к ним. Гости восседали у стволов высоких толстых деревьев неизвестной экваториальной породы. Умелыми движениями эти индейские Афины Паллады срезали с деревьев большие круги мягкой, пористой коры. Под корой кишели длинные, жирные белые черви. Все индейское сообщество возбужденно зашумело. Переводчик громко переводил:
 - Это роща священных деревьев! Жители приносят деревья в жертву при великих событиях! Наш союз с белыми братьями знаменует эпоху процветания древних племен. Впервые за двадцать лет мы вскрываем священные деревья! Ешьте и радуйтесь, да пребудет с нами мир, довольство и богатство!
 Девушки, которые украсили бы собой любой эротический или спортивный журнал, ножами соскоблили кучи червей на круги отрезанной коры и стали подносить каждому белому гостю это живое блюдо. Геолог шипел обалдевшим друзьям:
 - Не морщите рожи, улыбайтесь и восхищайтесь… Да потерпите вы ради дела, пижоны! Я не собираюсь из-за вас потерять свои пять кусков! Не вздумайте плеваться, ешьте сразу, пригоршней. Так легче.
 Раздаев уставился в свое «блюдо». Оно шевелилось, ползало и разбегалось.
 - Рикки, скажи мне, что мы все обдолбились и у нас глюки… - попросил Джордж старшего товарища.
 Но геолог уже утирал губы рукавом и в ответ дал ему пинка под зад.
 - Энцио, Бартон… Куда вы меня загнали, сволочи! - закрыв глаза, Юра собрал ртом червей и прожевал упруго хрустящую, сладковатую и, если честно, довольно приятную на вкус массу.
 Дальше веселье жило уже своей жизнью, не оглядываясь на условности.
 Один из вождей заметил, что белые гости привезли с собой какую-то желто-зеленую пасту, совсем мало, и совсем по чуть-чуть мажут ее себе на мясо, долго потом смакуя вкус. Гордость великого вождя не позволяла прямо спросить, что это за блюдо, проявив свою заинтересованность и глупость перед жалкими бледнолицыми. Но любопытство дикаря и достаточное количество легкого наркотика растормозило поведение. Сопящий у дерева Рур неожиданно увидел, как Фасимба, улучив момент, схватил с его тарелки розетку с крепчайшей американской горчицей, разом слизал ее всю и молниеносно поставил розетку обратно.
 Безусловно, Фасимба был мужественный и закаленный жизнью человек. Сначала он пытался совладать с ситуацией, не подавая вида, хотя его глаза вылезли из орбит. Но через несколько секунд нервные рецепторы перестали контролироваться отключившимся участком мозга. Лицо вождя дико задергалось, потеряв симметрию. Потом отключился контроль слезоточивых желез. Спустя долю секунды вышло из-под контроля обожженное горло. Колоритный индеец разразился потоком слез и стоном сквозь сведенные судорогой клыки.
 Сидевший недалеко Чака с ужасом и изумлением уставился на своего заклятого друга. Он знал Фасимбу с детства, уже лет пятьдесят. Видел его на охоте и в сражениях, под обстрелами белых людей, под взрывами гранат и пулеметами карательных отрядов Патриарха. Они совместно на старом заключении вечного мира обкурились в святилище священных трав до потери сознания. Но никогда этот человек не терял присутствия духа и достоинства. То, что происходило с вождем сейчас, на его глазах, было немыслимо и необъяснимо.
 - О великий вождь, отчего ты плачешь? - почти пролепетал Чака, совершенно искренне желая помочь.
 Фасимбу душило огненное жжение и ярость от того, что он не совладал с собой на глазах американцев и, главное, треклятого Чаки. Он с трудом сдерживался, чтобы не схватить тыкву и не осушить ее всю немедленно, проявив таким образом полное слабоволие, свойственное лишь младенцам и бледнолицым. Трясущимися руками он медленно и благородно взял деревянную чашу с вином. Нечеловеческим усилием воли, соблюдая неторопливость, поднес ее к губам и сделал несколько спасительных глотков.
 - О великий вождь, именно здесь сорок лет назад погиб мой отец, попав в зубы свирепому крокодилу. Я сижу на месте его гибели, и духи воззвали ко мне, вселив в меня великую скорбь, - сожженный язык Фасимбы с трудом воспроизводил единственно возможную версию морального надлома старого воина и вождя.
 Суеверный Чака немедленно стал читать отпугивающие духов молитвы и непритворно пособолезновал Фасимбе.
 Через несколько минут Фасимбе полегчало. Рур, продолжающий подглядывать за этим представлением, увидел, как мстительный индеец незаметно пододвинул сразу две розетки с горчицей, которую не доели американцы, поближе к простоватому Чаке. Белые то плясали с индейцами, то снова возвращались к еде. Круговорот праздника был в своем разгаре. Американская привычка все есть с горчицей и кетчупом приехала и на берега Ориноко. Вскоре Чака тоже заметил, как ценят американцы это блюдо. Логика была самая простая: раз так мало, значит, очень дорого и вкусно, у этих белых все на деньги сводится. Действия второго вождя повторили первую интермедию с необычайной точностью. Инженеры скакали с индианочками, Рур дрых под деревом, Фасимба неподвижно смотрел вдаль, погруженный в скорбь о съеденном крокодилом папе. Никто не видит. Чака в мгновение ока сожрал обе тарелочки с горчицей.
 Тыква с брагой, тыква с вином, все, что можно было выпить, чтобы потушить огненный смерч во рту, все было выпито с неестественной скоростью. Захлебывающийся слезами, онемевший от боли Чака ползал на четвереньках среди множества блюд, выискивая жидкость, и с трудом дышал. Он то вставал, то снова падал на колени, не в силах даже выть и был мокрый от слез.
 Не поворачивая скорбного лица в сторону своего компаньона по бизнесу, Фасимба произнес бесстрастным голосом:
 - О великий вождь! А отчего ты плачешь?
 Врать было нельзя, Нука и Нучо стояли рядом, приготовившись ловить душу глупого индейца.
 - Я… я… Я в великой скорби… я плачу от того, что тебя вместе с папой крокодил не съел, о великий вождь…
 Больше сдерживаться Рур уже не мог. Хохот разорвал его, и он уполз за толстое дерево, чтобы индейцы не принесли его в жертву своим Нучам немедленно.
 Он увел молоденькую индианку, всю в цветах и ароматах, на катер. Они остались там до поздней ночи, когда чудесный праздник затих, утомив сам себя радостью, едой и напитками.
----------------------------
Продолжение следует.