Андрианов

    

        В Институте киноинженеров я приобрёл замечательного друга, Николая Павловича Андрианова (1926 – 1990), который заведовал кафедрой марксистско-ленинской философии. Николай Павлович сыграл большую роль в моей жизни, и я хочу о нём рассказать.
        Мой добрый друг, доктор ФрАнтова София Константиновна, однажды принесла мне удивительную книгу (Анисимова Л. Е. Ищу человека! Философская поэма. – СПб.: Астерион, 2016). Удивительную тем, что автор, будучи кандидатом философских (!) наук, утверждает (на стр. 138), что не считает философию наукой. И это несмотря на более чем двухтысячелетний опыт развития этой важнейшей отрасли знания!
        Да, далеко не все философы могут применить свои знания на практике. Кандидат философских наук Николай Павлович Андрианов, с моей точки зрения, был редким философом, который мог предсказывать будущее, опираясь на исторический опыт прошлого. Он называл это научной диалектикой. Его семья жила в Пскове, куда он часто ездил на выходные, а сам он прозябал в небольшой комнате в двухкомнатной коммунальной квартире на проспекте Славы. Я употребил слово «прозябал» потому, что в комнате Николая Павловича, кроме стола, дивана и одного стула, были только большое старинное кресло, презентованное ему от общества «Знание», и древняя пишущая машинка с неразборчивым названием. Он называл её «Ундервуд». На самом деле пишущие машинки «Ундервуд», производившиеся одноимённой американской компанией, были неплохими аппаратами, но у него был какой-то старый хлам. Печатал он плохо, буквально одним пальцем, но работал много и упорно.
        Я, как-то придя к нему, увидел и услышал телевизионное выступление Михаила Сергеевича Горбачёва, посвящённое запрету алкоголя ради борьбы с пьянством.
– Посмотри, Николай Павлович (я был с ним в обращении на «ты», но чаще всего по имени-отчеству), наконец-то у нас начнут бороться с этим национальным злом!
Андрианов оторвался от машинописи и повернулся ко мне.
– Я ведь думал, что ты умный, а ты, Юрка, дурак! Как ты не понимаешь ужас происходящего! Ведь этот балабол ведёт страну к гибели. Завтра люди вспомнят про самогонные аппараты, поднимутся цены на сахар. А руководящие балбесы, которые бездумно возьмут под козырёк, начнут уничтожать виноградники... А потом и Союз развалится!
        Как у нас бездумно берут под козырёк я знал. Приведу типичный пример анекдотичного перегиба в борьбе с алкоголем.  На станции ленинградского метро «Нарвская», которую изначально планировали назвать «Сталинская», некоторое время на задней стене подземного вестибюля сохранялось красочное мозаичное изображение «Сталин на трибуне» по картине советского классика живописи Александра Герасимова. В оригинале картины на трибуне перед Сталиным стоит (как и положено) традиционный стакан с водой, а на мозаичном панно от него отказались, якобы из-за политически недальновидного намека, и во избежание кривотолков на месте стакана появилась книга. Лично мне это панно нравилось. После хрущёвской критики культа Сталина мозаику сбили, от неё осталась лишь небольшая горстка в ведомственном Музее Петербургского метрополитена (Васильевский остров, улица Одоевского, дом 5).
         Ну, уж с последним-то прогнозом Андрианова, что Союз развалится,  я никак не мог согласиться. Однако НП (так его называли все сотрудники на кафедре) оказался прав! Только он до этого кошмара не дожил.
         Когда я возил в Форос (Южный Крым) дочек Светлану и Наташу, узнал, что многие поля с ценнейшей виноградной лозой, к ужасу местных жителей, бездумно сокрушали бульдозерами. И здесь Андрианов оказался провидцем.
        В Институт киноинженеров Николай Павлович попал удивительным образом. До этого он был вторым секретарём Псковского обкома партии. Его авторитет в городе был настолько высок, что Первый задумал от него избавиться. И сделал он это очень хитро, уговорив московское начальство направить Николая Павловича, как, якобы, его главный кадровый резерв, от Пскова на учёбу в Высшую партийную школу в Москве. Так и было сделано. А когда Андрианов после успешного завершения учёбы в Москве вернулся в Псков, то ему сказали, что его место занято хорошим человеком, которого не стоит обижать. Вмешалась Москва, и Николая Павловича, вроде как с повышением, отправили в Ленинград заведовать Музеем религии и атеизма, который тогда размещался в Казанском соборе.
        Николай Павлович обнаружил в музейном хламе уникальные церковные реликвии, спрятал их в чердачном помещении Казанского собора и при удобном случае передал Церкви. За это священники его очень уважали и всегда приглашали на все церковные праздники. От своих друзей-священников Андрианов узнал неожиданную для меня трактовку происхождения устойчивого выражения «прийти к шапочному разбору». Оказывается, возникновение этого фразеологизма напрямую связано с религией, точнее, с Церковью и церковными канонами. Как известно, православная традиция запрещает мужчинам находиться в храме с покрытой головой. Зимой же все ходят в шапках, а при входе в храм мужчины обязаны шапки снимать. Чтобы не держать головной убор в руках во время долгой, например воскресной, службы, шапки складывали при входе в церковь в специально отведённом месте. По окончании службы, покидая церковь, прихожане разбирали свои шапки и выходили, надевая шапки уже на улице. Если же человек приходил к самому концу богослужения, когда всё уже закончилось, то он заставал не службу, а, собственно, процесс разбора своих шапок верующими на выходе из церкви. Вот отсюда и пошло выражение «прийти к шапочному разбору». Заранее отвечаю на возможный вопрос. В церкви шапки не воровали! По крайней мере, тогда.
        Я многократно гостил у Николая Павловича в Пскове. НП был влюблён в свой город и, когда мы гуляли по Пскову, с сожалением говорил, что историческое своеобразие его культуры на современном этапе почти утрачено. Мол, также Тверь и Новгород, каждый в своё время, были так раздавлены Москвой, что их культура тоже перестала как-то влиять на духовное своеобразие России. Теперь вполне можно было бы утверждать, что Москва – это Россия, а Россия – это Москва, если бы не одно досадное для москвичей обстоятельство – существование Петербурга.
        Из Пскова на моём «Запорожце» мы много крутились по самому Пскову и его окрестностям, ездили в Михайловское и на могилу Пушкина в Святогорском монастыре. Особенно мне понравилась поездка в Изборск, где мы лазали по крепостным стенам, ходили к святому источнику и к Труворову кресту. Другой раз мы целый день провели в Псково-Печерском Свято-Успенском монастыре, настоятель которого,бывший танкист, был старым другом Андрианова.
        Будучи в Михайловском, мы, естественно, много говорили о Пушкине. Там Николай Павлович, вспоминая картины Репина с изображением Пушкина, вдруг выдал неожиданную для меня характеристику Репина-портретиста. Оказывается, при жизни Репина многие боялись ему позировать, так как среди знакомых он слыл «чёрным провидцем». Репин закончил портреты хирурга Пирогова и композитора Мусоргского буквально за день до их кончины. Нарисовал премьер-министра Столыпина, а назавтра того застрелили. Написал Писемского – Писемский умер. И чуть только он захотел написать для Третьякова портрет Тютчева, случилось так, что Тютчев в том же месяце заболел и вскоре скончался. Илья Репин рисовал царевича в знаменитой картине «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года» (также известна под названием «Иван Грозный убивает своего сына») с писателя Всеволода Гаршина, которого мы с детства знаем по рассказу-сказке «Лягушка-путешественница». Вскоре Гаршин совершил самоубийство, бросившись в пролёт лестницы. В завершение своей устрашающей тирады НП добавил: «Вспомни, написал Репин „Торжествен-ное заседание Государственного совета“ – вот, вскоре их и не стало!»  Последнее я, конечно, воспринял как шутку. Во-первых, Репин рисовал эту грандиозную картину не один. Ему помогали Иван Куликов (1875–1941) и Борис Кустодиев (1878–1927). А во-вторых, известно, что Корней Иванович Чуковский (1882–1969), подаривший нам «Мойдодыра», «Тараканище» и Бармалея, неоднократно позировал великому художнику, однако пережил свой портрет, написанный Репным в 1910 году, на 59 лет.
        Не единожды мы посещали псковский Кром. Псковский Кремль (Кром) –  это, безусловно, сердце Псковской земли – величественная крепость с белоснежным Троицким собором за её стенами, возвышающаяся на мысу при впадении реки Псковы в Великую. Там я узнал, почему псковский Кремль носит такое, казалось бы, странное название «кром». В древности его написание было «кръм». Этимологически «кром» происходит от слова «корм» (кърм) – еда. Такие слова, как «корма» (задняя часть корабля, где в прошлом размещался запас еды), «закрома» (склад, хранилище), «укромный» (потаённый), «кромешный» (вне света, потаённый), «скромный» (от «скоромный», то есть скудный, о еде), являются однокоренными. В «кроме» хранился «живот» (однокоренное с «живое, животина, живность») – то, что было необходимо для жизни, – питание, оружие. Там же я узнал ужасную версию о происхождении ещё одного названия крепостного строения  – «детинец». Оказывается,  восточнославянские князья, приступая к закладке детинца, посылали дружинников на дорогу с приказом схватить первых попавшихся (обычно двух-трёх) детей. Дальнейшая судьба этих детей очевидна. Отсюда якобы и название некоторых русских кремлей – «детинец». Об этом более подробно можно прочитать в статье «Замки на человеческих костях» («24 часа» № 34, 2006 – перепечатка статьи из газеты «Приключения. Тайны. Чудеса», № 4, 2006).
        Однажды НП показал мне братскую могилу погибших при осаде Пскова воинов Стефана БатОрия. Как известно, хоть Баторий и победил в Ливонской войне, однако доблестный Псков ему не сдался. Поразительная страница истории: город, не получивший никакой военной помощи от своего царя, не сравнимый по числу воинов с огромной армией наёмников, – отразил нападение. Против 100 тысяч воинов Батория он выставил только 7 тысяч своих воинов и ещё около 10 тысяч вооружённых горожан. Все 9 подкопов, сделанных под город, псковичи нашли и пресекли. После завершения военных действий, уважая доблесть павших противников, псковичи собрали их трупы и устроили братскую могилу. Какое благородство!
        Тогда же Николай Павлович рассказал мне, что, оказывается, Стефан Баторий – не поляк, а этнический венгр. Его имя должно было звучать как Иштван Батори, а мы озвучиваем его в польской транскрипции. Он был сыном воеводы Трансильвании и, как отпрыск благородного рода, получил фундаментальное образование в университете итальянского города Падуя. Знаменитая сильная армия Стефана Батория состояла преимущественно из венгров и немцев. Баторий – единственный из польских правителей, который одержал победу в войне с Россией. Он же положил начало постоянному пограничному противостоянию этих двух стран.
        В биографии Стефана Батория есть немало забавных эпизодов. Это был король, не говорящий на языке своих подданных. Стефан Баторий говорил на латыни, бывшей международным языком того времени. Латынь, нужно заметить, была у него прекрасная, выученная в итальянском университете. Разумеется, на латыни можно было изъясняться только с элитой, владевшей ею. Однажды, разговаривая с архиепископом Львовским, плохо говорящем на латинском языке, Стефан Баторий насмешливо заявил: «Интересно, как это, не зная латынь, можно стать католическим архиепископом?» На что архиепископ ответил: «Точно так же, как можно быть польским королём, не зная польского языка».
        Вступая на престол, Стефан Баторий женился на Анне Ягеллонке – пятидесятитрёхлетней (!) дочери польского короля Сигизмунда I. После свадьбы он «посвятил ей три брачные ночи» и больше не заходил в её спальню, сказав при этом, что она может являться к нему сама, когда захочет. Однако однажды, когда Анна пришла к нему, король... просто убежал. Их брак существовал на расстоянии: Стефан воевал и занимался политикой, а жена благоустраивала Варшаву. К чести Батория, нужно сказать, что, когда епископ Станислав Карнковский предложил чете развод, а королю второй брак, Стефан Баторий решительно отказался.
        В математике Николай Павлович был слаб, но, когда я ему это заметил, он категорически завозражал:
– Ты это брось! Я математику уважаю и даже математические загадки знаю.
– А ну, давай!
– А вот, кто такой пижон?
Я с ответом затруднился, а НП торжествующе добавил:
– Это многоженец, у которого число жён равно «пи».
– Потрясно, Коля! Значит, ты можешь заведовать не только кафедрой марксизма-ленинизма, но и кафедрой математики!
        Я не скрывал от Андрианова своего скептического отношения к марксизму-ленинизму, не считая это серьёзной наукой, но это не мешало нам крепко дружить. Как-то я сказал ему
- Мы ходим на демонстрации под транспарантами с Марксом и Энгельсом, а ведь они ненавидели Россию.
- Помалкивай об этом. Партия всесильна и «всё слышит».
        В  том, что партия сильна, я вскоре убедился по двум эпизодам.
        Как-то, зная, что у меня проблемы с публикациями, Андрианов предложил
- Напиши какую-нибудь книжонку для общества «Знание», и я помогу тебе её протолкнуть.
        Я написал небольшую брошюру (в помощь лектору) «Математика и мировоззрение», но опубликовать её не удавалось, пока во введении я не упомянул о роли партии. Дело сразу пошло, и брошюра появилась (Ю. А. Матусов Математическое знание и мировоззрение, - Изд. Ленингр. орг. о-ва Знание РСФСР, 1989).
        В начале восьмидесятых годов у меня возникла непростая школьная проблема. Моя младшая дочь Наташа, как и большинство детей, училась в обычной школе, но мне очень хотелось, чтобы хоть один мой ребёнок вырос полиглотом, и я предпринял попытку перевести дочку в школу с углублённым изучением английского языка. Мне, несмотря на мою солидную визитку, было категорически отказано под тем предлогом, что мы проживаем хоть и рядом, но в другом микрорайоне. Я рассказал о своей печали Андрианову, на что он воскликнул: «Да это вообще не вопрос!»
        А дальше Николай Павлович поехал в Таврический дворец, где он читал лекции для слушателей Высшей партийной школы, и по «вертушке» позвонил в Смольный. В ту пору там находились Обком и Горком КПСС Ленинграда.
        А «вертушка» – разговорное название закрытой системы партийной и правительственной телефонной связи в СССР. Первоначально она была создана по указанию Владимира Ильича Ленина как внутренняя АТС Кремля и получила неофициальное (сленговое) название «вертушка», так как в отличие от обычной телефонной сети, где в то время соединение происходило через живого оператора, здесь абоненты соединялись друг с другом с помощью дискового номеронабирателя («вертушки»).
        Андрианов пожаловался одному из своих высокопоставленных учеников на то, что его племянницу (это он придумал для обострения проблемы) не принимают в «английскую» школу. Уже на следующий день меня пригласили к директору этой «английской» школы. Я пришёл к директору в кабинет и подождал, пока она оторвётся от каких-то бумаг.
– Кто Вы? Что Вам угодно?
– Я Матусов.
– Ах, это Вы Матусов?! Так я с Вами и разговаривать-то не желаю!
– Не желаете?! Ну, и не надо! – и я повернулся к выходу.
– Нет, не торопитесь, с Вами сейчас будет разговаривать моя заместительница. Пройдите к ней мимо секретаря, в кабинет напротив. Прихожу к заместителю директора.
– Здравствуйте! Я Матусов, меня прислала к Вам директор.
– О! Юрий Александрович, здравствуйте. Мы Вашу дочку, конечно, примем, но зачем же сразу звонить в горком партии. Вы не обижайтесь, пожалуйста, на нашего директора. Постарайтесь её понять. Вы, заведующий кафедрой, что можете дать школе? Мел? Тряпку? Но это у нас и так есть! Вот если бы Вы были директором магазина стройтоваров или хотя бы продуктового... (Тут она сокрушённо вздохнула). Короче, можете завтра дочку приводить. Так моя маленькая Наташа начала со второго класса учиться в школе с углублённым изучением английского языка.
        В Институте киноинженеров нас очень мучили частыми партийными собраниями: хотя бы раз в месяц обязательно должны были проводиться институтское, факультетское и кафедральное партийные собрания. Обычное словоблудие на общеинститутских партсобраниях никого не интересовало. Но когда брал слово Андрианов, то аудитория сразу готовилась к умному и интересному выступлению.
         Помню, однажды на партийном собрании почти все спали как обычно, пока не выступил с докладом проректор института по учебной работе Степан Степанович Савичев. Он доложил, что успеваемость в институте растёт и приближается к девяносто семи процентам, и тут же предложил поднять её ещё на десять процентов, заслужив гомерический хохот аудитории и бурные аплодисменты. Аудитория проснулась и ещё больше оживилась, услышав, что слово просит Андрианов. Николай Павлович выступил очень дельно в порядке обсуждения результатов воспитательной работы и закончил своё выступление четырьмя цитатами.
Цитата первая.
«Наша молодежь любит роскошь, она дурно воспитана, она насмехается над начальством и нисколько не уважает стариков. Наши нынешние дети стали тиранами; они не встают, когда в комнату входит пожилой человек, перечат своим родителям. Попросту говоря, они очень плохие».
Цитата вторая.
«Я утратил всякие надежды относительно будущего нашей страны, если сегодняшняя молодежь завтра возьмет в свои руки бразды правления, ибо эта молодежь невыносима, невыдержанна, просто ужасна».
Цитата третья.
«Наш мир достиг критической стадии. Дети больше не слушаются своих родителей. Видимо, конец мира уже не очень далек».
Цитата четвертая.
«Эта молодежь растленна до глубины души. Молодые люди злокозненны и нерадивы. Никогда они не будут походить на молодежь былых времен. Младое поколение сегодняшнего дня не сумеет сохранить нашу культуру».
        После оглашения цитат НП открыл имена их авторов. Первая цитата заимствована у философа Сократа (470–99 годы до н. э.); вторая – у Гесиода (VIII–VII века до н. э. – первый исторически достоверный древнегреческий поэт); третье изречение принадлежит одному египетскому жрецу, жившему за 2000 лет до н. э.; четвертое было обнаружено совсем недавно на глиняном горшке, найденном среди развалин Вавилона. Возраст этого горшка – свыше 3000 лет. Конечно, после этого были аплодисменты.
        Умер НП плохо. Как-то на семинаре в Таврическом дворце он познакомил меня с Николаем Семёновичем Гордиенко (1929–2011) – автором учебников по научному атеизму, известным религиоведом, доктором философских наук, почётным профессором кафедры религиоведения РГПУ (Российский государственный педагогический университет) имени А. И. Герцена. До этого я даже не подозревал о существовании таких профессий и таких кафедр. «Сверху» Гордиенко попросили взять аспирантом некоего Шарова – работника Сестрорецкого горкома КПСС. Гордиенко печалился Андрианову, что этот Шаров – беспросветный тупица и помочь написать ему диссертационную работу практически невозможно. Андрианов же поспорил с Гордиенко на бутылку коньяка, что он сделает Шарова кандидатом наук. И он это сделал! После защиты Шаров, имя которого я постарался забыть, наладил приходить к НП с бутылками спиртного. Когда я при очередном визите к Андрианову увидел такую бутылку, то ужаснулся. В коричневатого цвета жидкости, похожей на коньяк, плавали какие-то корешки. Жидкость издавала неприятный запах. Николай Павлович, – сказал я, – это же нельзя пить!» – и вылил содержимое бутылки в раковину. Андрианов жутко обиделся, а я сбегал в магазин и купил ему бутылку грузинского коньяка, благо тогда коньяк ещё стоил не очень дорого. В другой раз Шаров снова принёс Николаю Павловичу какую-то бурду, Коля выпил и потерял сознание. Шаров испугался и убежал, но вызвал скорую помощь. Приехавшие врачи увидели бессознательного Андрианова и початую бутылку мути на столе, всё поняли и увезли НП в больницу № 31 на Крестовском острове, где он на третий день скончался, успев, однако, рассказать мне про негодяя Шарова.
        Я продолжаю дружить с псковскими потомками Николая Павловича и, вот, выполняю обещание написать о нём хоть что-нибудь.


                На иллюстрации послевоенное фото Николая Павловича