Хочу посмотреть в глаза убийцы. 2

                2

   Иван с Егоркой, плотно позавтракали и досмотрев мультики, решили пойти в гараж поработать, разобрать накопившийся за зиму бардак, а заодно и аппетит к обеду нагулять. Этот весенний день в семье не забудут никогда.
 
   Мария тепло одела Егорку и спровадила с дедом во двор. Сама занялась домашними делами, убрать стол после завтрака и приготовить обед. Дел у женщины в доме всегда полно, целый день как заведенная. Телевизор потихоньку болтал, шли утренние новости. Снова Украинские нацисты стреляли по городам Донбасса, есть жертвы среди мирных жителей.
   - Господи, доколи же все это будет продолжаться? Когда перестанут стрелять, да отвяжутся от нас, ироды проклятущие! Никаких сил нету терпеть, -
Эмоционально среагировала на новости женщина, продолжая заниматься своими делами.

   Иван широко распахнул ворота гаража, чтоб было светлей и проветрить заодно. Достал с крюка детский велосипед, осмотрел его.
   - Давай смажем велосипед, чтоб не скрипел.
Егор, как настоящий мужик и товарищ, любил помогать деду с техникой и железками. Дед достал банку с солидолом, показал внуку где мазать колеса, цепь и вручил узкую кисточку. Вдвоем они молча и сосредоточенно работали, некоторое время. Внук смешно пыхтел, высунув язык, шмыгал носом, но не сдавался. Затем дед прокрутил педали, чтоб все механизмы попритерлись. Прислушался, остался доволен проделанной работой.
   - Не скрепит? – спросил у внука.
   - Не, не скрепит, - подтвердил Егор.
   - Ну и хорошо. Иди покатайся, со двора не выезжай. Понял?
   - Понял, деда.
   - А я здесь уберу лишнее с верстака, инструмент разложу. Придешь потом поможешь гайки, винтики в банки собрать.
   - Хорошо, деда.

   Солнце поднялось высоко. Земля прогрелась, почти не осталось луж, пора копать огород и сажать картошку. А там и все остальные культуры по очереди высаживать. Каждому делу свой черед. Жизнь идет своим порядком, даже в прифронтовой зоне, люди надеются на хорошее и продолжают думать о завтрашнем дне. «Даже если тебе завтра умирать, но сегодня нужно сажать.» Чьи слова? Смысл хороший, позаботиться о ближних, которые останутся после тебя.
   Иван наводил порядок в гараже, он терпеть не мог, когда все разбросанно. Каждый инструмент должен лежать на своем месте, чтоб зашел и взял, что надо, а не копаться в бардаке, потом принес и на место положил. Для этого у него есть стол с ящичками, над столом стенд с крючками и полочками. Это так должно быть в идеале, но порой второпях схватишь быстро и побежал, так же второпях прибежишь и бросишь. Ладно бы он один пользовался, но ему и зять помогает. Вот наконец-то руки дошли прибраться. Иногда он выглядывал из гаража проверить внука.
   - Че Егорка, как дела? – обтирая руки тряпкой, спрашивал внука.
   - Деда, сделай мне прицеп, песок возить.
   - Надо покумекать, из чего его сделать. Надо же на колесах, чтоб был. Так?
   - Так.
   - Где-то колесики у меня завалялись, пойду поищу.

   В небе что-то зажужжало, Егор поднял голову.
   - Самолетик, - обрадовался он.
Самолеты он видел только в телевизоре и на картинках в детских книжках. Он вспомнил слова, которые пела мама и подражая ее интонации повторил.
   - Самолет, самолет ты возьми меня в полет, - махал руками квадрокоптеру.
Дальше он слов не знал, но ему этого было достаточно, и он их повторял снова и снова, крутя головой вслед за самолетиком.

   Мужчины удобно полулежали на нарах и мутным взором наблюдали за экраном. Это как компьютерная игра, втягиваешься и не можешь оторваться. Полуразрушенные дома, пустынные улицы. Иногда быстрым шагом спешит человек, заслышав жужжание поднимет голову кверху, рассмотреть, что же летит. За много лет войны, даже дети научились на слух определять калибры снарядов. Люди знали, если появилось жужжание, лучше быстрей спрятаться, от греха подальше.
   - Ничаго интересного. Где вы людины? Я вас шукаю, - Михайло управлял аппаратом. – Раз, два, три я иду шукати.
   - Ха-ха-ха. Хто не сховался я не виноват, - вторил Сашко.
   - Чаго б интересного знайти?
   - Можа школа или детсад?
   - Усе это било. Хочется чето нового.
   - Як че? – спросил Сашко.
   - Як сенсация.
   - Тильки, тильки, тильки – этого мало, - спел Сашко. - Ну не знамо, шо ти хочешь? Я зараз засну от скуки.

   Дрон все кружился и кружился над поселком, что он искал, что он хотел? Во дворе маленький мальчик, катается на трехколесном велосипеде. Аппарат завис над ним, жужжание привлекло внимание мальчика, он поднял голову и радостно помахал рукой.
   - Сашко у тибе дети е? – разглядывая ребенка спросил Михайло.
   - Е сын, а у тибе?
   - У мине и сын и доца.
   - Ти що удумавши?
Сашко посмотрел на монитор, мальчик улыбался им и махал рукой. 
   - Ти що? Маленький дитина.
   - Он же виростить  и прийде убивати  наших дитей. Надо ворога убивати в зародыше.
   - Бачишь он нам здрасте кажет, - рассмеялся парень.
   - Ща мы ему тож здратуте скажем.
И Михась сбросил самодельный снаряд, сделанный из гранат. Экран помутнел. Где-то вдалеке ухнуло от взрыва.
   - Ба-бам.
   - Ну, усе. Рядовий Степаненко и Гнатюк задание выполнели. На кардоне усе спокийно. Можемо отдохнути.
   Бравые солдаты с чувством выполненного долга, улеглись немного отдохнуть. Игра в войнушку закончилась.

   Иван схватился за верстак, почувствовал, как земля уходит из-под ног. Так ухнуло. В голове одна мысль, Егорка, как Егорка. Выбежал из гаража и обомлел. Посреди двора зияла яма диаметром около метра, как раз в том месте где играл внук. Он так растерялся, что не знал, что делать. От догадки кольнуло в груди. На крыльцо вышла Мария.
   - Это что было? Ваня, Егор, - кричала она.
Увидела яму от снаряда и тут же на ослабевших ногах сползла по стенке.
   Прибежали соседи и столпились у калитки. Жуткая картина, ребенка разорвало на части, на заборе повисла ножка ребенка в кроссовке. 
   - Ой, что это деится? – заголосили бабы. – Да ироды вы проклятые! Гореть вам в аду!
Кто-то сообразил, позвонил в милицию. Сердобольные соседи помогли Марии подняться, усадили на скамейку, дали воды.
   Через полчаса приехали военные, полиция, журналисты, представители ОБСЕ. Заработали камеры, защелкали фотоаппараты, нужно все зафиксировать. Делали какие-то замеры с рулеткой, записывали в протоколы. Потом сотрудники милиции собрали останки ребенка в черный мешок.
   Иван с Марией все это время молча сидели на лавочке, медсестра сделала им успокоительный укол. Голова Марии безжизненно лежала на плече у мужа, они покачивались в такт ее стонам. Он крепко прижимал ее к себе и гладил успокаивающе по голове.

    Вдруг раздался душераздирающий крик, от которого волосы на голове встают дыбом. Зов материи. Дмитрий держал обвисшую на его руках Любу.
    - Егорушка сынок! Где ты?
Она как слепая тыкалась в разные стороны.
    - Мама, мамочка, помоги мне, - человек в трудную для себя минуту всегда зовет на помощь мать.
Мария замерла, прислушалась, ее дочь зовет. Глазами быстро пробежала по лицам, нашла дочь и бросилась ей на помощь. Они сплелись в объятьях и заголосили в два голоса, как раненые звери. Дима плакал, не стесняясь слез и поддерживал жену и тещу, чтоб не упали.
   Не выдержали женщины, запричитали, завыли на разные голоса. Мужчины мужественно держались из последних сил.
   Люба сквозь пелену слез увидела на земле маленький черный полиэтиленовый пакет для трупов, он был наполовину свернут. Она бросилась к нему.
   - Егорушка сынок, - упала на землю и обняла сына. – Сыночка, кровиночка, сыночек...
Она пыталась развернуть сверток, но полицейский не давал ей этого сделать. Увидеть страшную картину не каждая психика выдержит.
   - Не надо, Люба, не надо. Потом, потом попрощаешься.
   Медики отвели ее домой, сделали ударную дозу успокоительного укола и уложили в пастель. Дима держался, ему нельзя раскисать, он собрал всю волю в кулак и находился во дворе, пока все службы не разъехались. Медсестра оставила таблетки и рассказала, как их принимать, посоветовала и ему принять таблеточку, чтоб полегче стало. Но разве может быть легче в такой ситуации.

    Ночь, под воздействием успокоительных, прошла спокойно. Утром все собрались на кухне, не хватало только Егорки. Осознание того, что он больше НИКОГДА не будет сидеть на стульчике и качать ножками, НИКОГДА не обратиться за добавкой, НИКОГДА не будет заразительного смеха и обнимашек. НИКОГДА, НИКОГДА... Ничего не будет. Горе навалилось таким грузом, что могло раздавить в лепешку, не было сил его нести. Но каждый старался держать себя в руках, чтоб не расстраивать и не навредить другому. Мария мешала что-то в кастрюле и старалась не показывать дочери заплаканных глаз, отвернувшись украдкой смахивала набежавшую слезу. Люба тоже понимала, если она сейчас будет биться в истерики, то матери станет плохо и сердце не выдержит.
 
   Молча пили горячий чай. Люба была где-то далеко в своих мыслях. Никто не знал какие слова подобрать, чтоб не спугнуть кажущие спокойствие.
   - Кх- кх, - нарушил молчание Иван.
Все устремили на него взоры, что он хочет сказать?
   - Мы с Димой займемся похоронами, а вы с Любой поминками, - он посмотрел сочувственно на жену и дочь. - Никто за нас этого не сделает.
   - Да отец, - согласилась с мужем Мария.

   На третий день, во дворе стоял маленький гробик с Егором на том самом месте, где его убило. Ивану в милиции разрешили закопать яму, и они с Димой, скрипя зубами, сравняли землю от воронки снаряда. Голова Егора была невредимая, а остальную части тела собрали по кусочкам и прикрыли покрывалом. Провожать пришла вся улица, никто не остался равнодушный к горю соседей, помогали чем могли. 
   - Прости меня сыночек, что не уберегла, - над сыном склонилась Люба, поцеловала в лобик.
   - В рай попадет, - зашептали соседки.

   Снова появились журналисты, снимали горе людей. Может это правильно, они должны донести всему миру о преступлениях. Об убийствах мирных жителей, которые совершают свои же братья украинцы, чтоб потом на голубом глазу не говорили, что этого не было. 
   Три дня по всем каналам России показывают совершенное на Донбассе бесчеловечное убийство ребенка. Но весь Западный мир молчит и не видит этого, нет сочувствия и осуждения. Это и есть европейские ценности? Как после этого можно им доверять?

   Прошла неделя после похорон Егора. Дима вышел на работу, а Люба взяла отгулы, не до работы ей сейчас, ни о чем кроме сына она и думать не хочет. Муж с мамой советуют выйти на работу, отвлечься от мрачных мыслей.
   - Там среди людей и забот тебе будет легче, - уговаривает мать.
   Но она как будто не слышит ее, зачем ей отвлекаться от мрачных мыслей, зачем ей облегчать жизнь? Она этого не заслужила. Она должна что-то сделать для сына. Отомстить! Эта навязчивая идея не отпускает не днем не ночью. Прислушивается к своему внутреннему голосу, проверяет все за и против. А он настойчиво нашептывает, превращая едва зародившуюся мысль в твердую уверенность. Сможет ли она жить если покарает ублюдков? Не знает. А вот, то что не сможет жить спокойно, пока не отомстит за сына, это точно. Очень хочется взглянуть ему в глаза. Он же человек и его женщина родила, может что-то увидит, а там решит, что делать.
   Дима слышит, как ночами жена не спит, мается и вздыхает, но сделать ничего не может. Должно пройти время.

   - Ви що наробили, гавнюки? – кричал Петренко на подчиненных Степаненко и Гнатюк. – Москали подняли шумиху на весь свит «Украински вояки убивают дитей Донбасу».
   - Як ми…
   - Що ви? Долбоносики ви! Хто вам давав приказ стреляти?
Командир был зол, ему сверху уже намылили шею с выговором.
   - Разгоню к едрена фени. Поедите до дому, у женки под юбкой будете ховаться.
   - Да ничого не будет, - попробовал заступиться Парасюк. – Весь свит з нами. Замнуть дело.
   - Ти думешь? – немного успокоился командир.
   - А як же, таки и будет. Зуб даю.
   - Ну, нафига детей убивати, а? Вояки хреновы. Да з такой армией долеко пойдем.
   - Як ми ж не специально, - врал Степаненко.

   Однажды утром Люба вышла на кухню одетая и причёсанная. Все подумали, на работу собралась. Ну и слава богу, хватит терзаться дома.
   - Поеду увольняться, - за завтраком сообщила Люба.
Все онемели от неожиданности.
   - Как, Люба? - спросила Мария.
   - Пожалуйста, вы должны меня понять, - Люба жестом руки показала, все возражения напрасны. - Я жить не смогу пока не найду этого ублюдка и не отомщу за сына.
   - Люба, это не женское дело, мстить, - сказал Дима. – Хочешь я это сделаю?
   - Нет, мне от этого не будет легче. Это мое материнское дело. Я должна увидеть его сама.
   - Я не отпущу тебя, мама что вы молчите?
   - Доча, потерпи моя хорошая, - Мария обняла дочь. – Время пройдет, будет легче. Мы ж не басурмане какие-то, у нас нет кровной мести. Не по-божески это, легче не станет.
   - Я не бог, не могу прощать и другую щеку не буду подставлять. Мама, я уже все решила, - твердо сказала Люба. - А то умру. Не бойтесь за меня, я буду осторожна. Все будет хорошо.
Иван прервал молчание, он хорошо понимал состояние дочери, но и одобрить ее решение на мог.
   - И так живем как на пороховой бочке, не знаешь откуда прилетит, и кто следующий. А идти в логово врага неразумно. Ты про наши чувства не подумала? Мы не исть, не пить не сможем пока не будем знать, че с тобой.
   - Папа, я все решила. Пойдем Дима, на автобус опоздаем, - она была тверда и непреклонна.

Люба с Димой ушли, оставив родителей в расстроенных чувствах.
   - Беда не приходит одна. Мы не сможем ее удержать, пусть делает как знает, она взрослая женщина - махнул рукой Иван. – Ты Вере напиши письмо, пусть поможет, если че.
   - Напишу. Нет лучше я ей позвоню и все объясню, пусть у нее поживет, сколько можно.
   - Ты сильно то по телефону не болтай, вдруг прослушивают.

   Вера родная сестра Марии, старше ее на два года. Мария вышла замуж за Ивана и переехали в поселок мужа, а сестра так и осталась жить в отчем доме со своей семьей, присматривала за престарелыми родителями. Раньше часто виделись, собирались по праздникам, ездили друг к другу в гости, и дети знались. Ведь это рядом, соседний городок. Теперь их разделяет граница и окопы. Уже семь лет не виделись, изредка созванивались. Вера боится, что накажут за связь с сепаратистами. А какие же они сепаратисты? Вот так и разъединили семью, сделали врагами. Мария с Верой верят, что все наладится и семья воссоединится, только смогут ли их дети и внуки, выросшие с разной идеологией, по разные стороны баррикады понять и простить друг друга.