Правда о Земле

  Правда о земле.
Комар уж очень надоедливо пищал. Ну неприлично прям настойчиво, и как-то странно, с перерывами. Николай Зигмундович попробовал отмахнуться от него, но у него не получилось – рука почему-то не слушалась.
Писк стал ещё противнее, и ещё надоедливее. Вообще – то комары так не пищат, подумал Коля, это явно электронный звук.
- Очнулся! Он очнулся! Нет, правда, да я вам точно говорю, приходите быстрее – я же вижу, у него рука дёргается – какой-то юный девичий голос заглушил писк прибора, а не насекомого, как уже догадался Среднестат.
- Ой! Глаза открыл! – Коля, проснувшись, с удивлением узнал «Подарок» - жену Рыжего. Но почему-то, оглядевшись, понял он, он находился в общей палате какой-то клиники, а не в гостях у одноклассника. Тогда что делает здесь Татьяна? И почему она в медицинской маске на лице? Чушь какая-то… Таня жена министра, в прошлом кассирша и гроувер, а здесь, судя по наряду, медсестра… Они какой-то прикол что ли устроили мне? Пельш сейчас появится? Нет, не сейчас, понял Николай, вначале представление должно случиться… нужно посмотреть, что они придумали. Хм, может он уже на Ковчеге? Или нет? Они вроде б ещё не стартанули…
В палату бодро, и сразу к его койке, подошла женщина врач. Тоже в маске. Деловито взяла его за запястье, и стала изучать показания прибора, находившегося в изголовье, и невидимого Среднестату. Врач достала смартфон - «ничего себе, насколько крутые у врачей телефоны,» - отметил мысленно Коля – «такой модели я и не видел… ну точно розыгрыш, откуда у врача такой дорогущий телефон?» - и набрала номер – Эмма Львовна! Приезжай быстрее – «опять прокол,» - отметил Коля – «с чего бы это она «на Ты» с его женой, женой Президента, пусть и в отставке» - вспомнил он о своём самоотводе… -, он очнулся. Да, да, не отвлекайся, мчи сюда, я тебе по дороге всё расскажу. Нет. Ничего не нужно. Смеёшься что ли? Он сколько на физрастворе? Какие ещё фрукты… лети сюда, вдруг это кратковременно, и он опять уйдёт?
Коля не смог сдержать ухмылки, уж больно примитивно они его разыгрывали. Но смех вышел какой-то странный. Точнее не вышел вовсе. Внутри себя он хохотал, но как смутно ощущал – лицо его было неподвижно. Тело тоже не откликалось на попытки двигаться. «А, обкололи, наверное, для эффекта» - понял он – «ну конечно, для того, чтобы он повёлся, нужно-ж видимость создать, что он и правда в больнице, только вот не продумали детали – телефон навороченный, посторонний человек «на Ты» к жене обращается, но в целом постарались – постановка нормальная, посмотрю, что дальше будет, не буду обламывать, старались же… готовились…» - он опять задремал…
- Нет, нет, нормально всё – спит просто. Именно что спит, не волнуйся.
- Точно, ты уверена? Выглядит, как обычно… - узнал он голос жены, и выйдя из дрёмы, и открыв глаза, увидел всё тех же персонажей, и Эмму, которая тоже, как и все в палате, была в маске.
Врач обнимала его жену, и гладила по голове, Таня бросила ему в ноги Эммино пальто, или какую-то ещё верхнюю одежду, он не разобрал, и пыталась накинуть ей на плечи халат, что не получалось – жену стало трясти, как всё тот же пресловутый холодильник «ЗИЛ», она скуксилась, лицо её исказилось, брызнули слёзы, нет, не брызнули, полились, она не ревела, а молча абсолютно кусала нижнюю губу под маской – у неё даже кровь закапала, а Коля моргая, восхитился красотой постановки – «это вот классно придумали они, с пакетиком клюквы, или ещё какого сока – натурально так… хм, я и не знал, что детка моя так играть умеет…»
Эмму продолжало трясти, а с лицом её происходили метаморфозы – она вдруг резко расцвела в улыбке, расхохоталась, потом взревела, и так за несколько секунд менялась мимика её лица, и звуки, ею издаваемые. Истерика. Самая что ни на есть. Коля повидал такие состояния в Афгане – когда мальчишки снимали со своих лиц кишки или мозги товарища, разорванного в клочья гранатой или миной, ещё минуту назад что-то весело обсуждавшего с другом, в двух шагах от него. Там подобные эмоции были понятны – ужас близкой смерти, осознание невозможности что-то изменить, и… - Среднестат встряхнул головой, чтобы выкинуть мелькнувшие воспоминания той войны, но опять это было только ощущение – мышцы не слушались его. И это ощущение вернуло его к реальности окончательно – он стал опять пытаться анализировать происходящее – «Подарок» Таня, врач, обращающийся к Эмме «на Ты», с невероятно крутым телефоном в кармане, и наконец сама Эмма – ну, мхатовцы нервно курят в коридоре, когда это жена так выучиться успела актёрскому мастерству???»
Эмма бросилась резко к нему, и упав на грудь, стала зацеловывать его, мажа слезами и соплями по щекам, отчего маска у неё слетела с лица. Она добралась до губ, и Коля резко распробовал вкус «сока» – это была самая что ни на есть кровь. Не то, чтобы Николай был вампиром – нет, обыкновенный Среднестат, как большинство мальчишек в детстве расшибал не только чужие носы, но и свой, и не только нос, а и в зубы от сверстников получал, и брови расшибал, короче – зализывать раны довелось, и немало, а от того вкус крови был узнаваем как минимум. «Таааак,» - подумал Зигмундович – «что-то это интересная какая – то постановка, уж больно натуралистичная, да и Эмма ведёт себя настолько естественно, стоп, а что у неё с лицом?» - от того, что она была совсем рядом, продолжая часто и жадно целовать его, он вдруг резко обратил внимание на мелкие морщинки, которых ранее у неё не замечал. Он захотел рассмотреть её получше, а для этого попросить отодвинуться, но ни язык, ни рот не слушались его. Совсем. Видимо глаза как-то передавали желания, или жена телепатически угадала его мысли, а может и сама захотела разглядеть его, во всяком случае она резко отстранилась, и с каким-то умилением стала им любоваться. Именно так. Её лицо излучало нежность и восхищение, как будто она его не видела сто лет, или он вернулся из космического путешествия. Она любовалась им, а он ужасался. Вдруг отчётливо он увидел, что жена постарела. Постарела! Мысли завихрились разрозненно и отрывками – «Зачем её гримировать, состаривать? Где Пельш? При чём здесь Таня? Что с Эмминым лицом???»
Его прошиб холодный пот, и он вырубился. Выключился резко, и провалился в тьму. Из ледяной пустыни проступил знакомый образ - Гавриил подмигнул ему по-свойски: – Что ты всё околачиваешься у ворот? Ну я ж тебе уже третий раз толкую – ну не судьба тебе отвалить до времени, у тебя свой крест, так что не соскакивай. Передохни вот малость, и цепляй лямку обратно, у Него на тебя конкретные виды, не надоедай мне – он махнул кадилом – «ну почему у него кадило постоянно в руках, он же не поп» - подумал Коля, и перенёсся на полянку из мягкого мха, которую сгенерировал ему из пространства архангел.
«Ну это и вовсе ржака» - подумал проснувшийся Николай, увидев сидящего рядом с его койкой Ивана. Ловкач был в медицинском, врачебном костюме, тоже в маске, и держал его за руку, а второй рукой похлопывал по ладони, видимо будя таким корректным методом.
- Привет, привет Николай. Меня зовут Иван, я тебе буду помогать ближайшее время – обратился Ловкач к нему, увидев, что Среднестат проснулся, и воспринимает окружающее.
Ярость поднялась в Коле внезапно, и накрыла его всего гневом. «Какого чёрта? Они меня что, в дурку упрятали, и жена с ними в доле? Вот твари! Всё, что я сделал, похоже, решили похерить, а его спрятали от людей? Таааак, интересно, а что народ? Он ведь их с Новым Годом поздравил, потом… потом они объявили, что улетают. Ага, так вот что! Они, видимо, представили людям так, что Ковчег улетел вместе с ним, его спрятали, а сами переворот совершили???»
Высказаться вслух и шевелиться Николай по-прежнему не мог, и от того бесился ещё сильнее. Наверное, эмоции были хорошо видны, но Ловкач как будто не замечал их, и всё так же поглаживая его безвольную ладонь, а Николай мельком отметил, что прикосновения он чувствует прекрасно, спокойно продолжил:
- Да, мы с тобой давно знакомы, во всяком случае я хорошо тебя и о тебе всё знаю, а ты, или может Вы(?) – пытался найти правильную форму, и тон разговора, сидящий рядом с ним, как Коля успел заметить, в уже отдельной палате, а не в общей, куда его поместили вчера, врач. Видимо врач увидел ответ в глазах Среднестата, и продолжил – Да, конечно «на Ты». Ты меня прекрасно знаешь, как я вижу, но возможно, воспринимаешь неверно. Это бывает, но мы с тобой поработаем, и всё, я уверен, вернётся в норму. Ты сейчас взволнован. Это тоже объяснимо. Должно пройти некоторое время, чтобы к тебе вернулась способность говорить и двигаться. Я буду помогать сократить это время. Я правда специалист в этом – профессор. И уже давно тебе помогаю, просто ты не знаешь пока об этом, или, как я вижу по твоим глазам, думаешь про меня что-то другое. Это тоже нормально. И на это тоже нужно время, чтобы сознание твоё пришло в норму. Мы будем с тобой и физкультурой, чтобы мышцы окрепли, и восстановлением сознания и речи, заниматься. Ты не волнуйся, успокойся, я правда сильный в своей области специалист, и быстро тебя на ноги поставлю. Я тебе сейчас на несколько минут телевизор включу, чтобы ты немного других послушал – будем расширять круг твоего общения – с этими словами Ловкач подмигнул ему заговорщицки, и взяв какой-то странный пульт за головой пациента, видимо с прикроватной тумбы, всего с тремя кнопками, как отметил воспалённым сознанием, нацеленным на мельчайшие детали, Николай, включил висящий напротив койки крутой телевизор, такой, каких Среднестат, бывший ещё позавчера президентом самой великой Державы в мире, не видел.
«Чтттоооо?» - если бы Николай мог двигаться, он от неожиданности взлетел бы под потолок. Его рвало на части, как будто он и был Большим Взрывом, со звоном и хрустом его сущность разлеталась по Вселенной, расширяясь, заполняя весь Мир, но проникая во все уголки, он всё равно не понимал происходящее. С экрана, всё с той же коронной ухмылкой, «строя» свою шоблу, отчитывал неразумных министров и вождей по видеоконференцсвязи… Вундер Вундерович! Которого эти министрики, волнуясь и потея, заискивающе называли скороговоркой «ВладимВладимычем»…
Он начал сжиматься. Достигнув краёв бесконечности, объяв необъятное, постигнув непостижимое, и тут же забыв всё понятое, он, ужаснувшись открывшейся ему истины, начал уменьшаться. Миры, покидаемые его сознанием, рушились и рассыпались в прах, он рыдал, сознавая это, пытался цепляться за них, вопил о своём одиночестве, но ледяная пустыня давила его, делая всё меньше и беспомощнее.
Карликом, белым карликом, мокрым и голым, он вывалился перед Вратами. Гавриил первый раз за время их знакомства снизошёл до него – кряхтя наклонился, поднял за локоть, и бережно обтёр краями туники. «Туника или ряса? Что у него за одеяние?» - подумал Карлик Николай, приходя в себя после открывшихся ему откровений, которые он, как ни пытался, не мог восстановить в сознании. Истина мирозданья была ясна и понятна, он всё постиг и всё мог объяснить. Но мгновенье назад. Теперь он был ребёнком, беспомощным и дрожащим. Нет, стоял он прямо, не стесняясь своей наготы. И страха не было никакого – он уже в четвёртый раз был здесь, и желал, жаждал покинуть материальный мир. Дрожал он внутри себя от того, что бесился от своей полной пустоты. Он всё забыл! Он ничего не понимал! И вожделел только одного – пройти сквозь Врата, чтобы вновь обрести понимание Мира, он скрежетал зубами и выл, его разрывало от его пустоты и никчёмности. «Я прорвусь!!!» - решил он – «кто он такой, чтобы мною командовать» - и с этой мыслью он ринулся головой вперёд, как тараном, желая сшибить Гавриила с пути. Он видел счастье и покой, он желал всех тайн мирозданья, они были рядом, в полуметре, он видел их, но не понимал, зная, что нужно лишь пересечь порог, и всё вернётся – он сам станет этим Миром. Он ведь уже ощутил это, он знает, что он и есть Мирозданье, да вот противный старик на пути не даёт ему вернуть себе Вселенную!!!
Мягко как в вату, он провалился в живот Гавриила, и стал безвольным и послушным. Старец спокойно повёл свою речь:
- Что с тобой, Зигмундович? Помнишь, как первый раз пришёл ко мне, да удивлялся, что я тебя этим отчеством называю?
- Помню, отче… - произнёс апатично, и вполне внятно Николай, а про себя подумал «тьфу, что я его, архангела, вечно с церковником ассоциирую, я, потомственный православный атеист, верящий в материальное лишь».
- Не богохульствуй, атеист. Я для чего тебе это напомнил? Для того, чтоб ты понял наконец, и осознал – всё в Книге уже написано, и сколько не стучись в закрытую дверь, лишь в свой черёд, как Он решил, случится. Атеист… то ты меня грамоте учишь, то смешишь! Что ж ты в пузо-то мне долбишь, так сквозь угольное ушко проскочить неймётся, ась? Ступай восвояси, и иди своей дорогой, а в чём она, ты знаешь. Не помнишь, но знаешь… И вот ещё что – что-то зачастил ты ко мне, зачастил. То с перерывом в два года появлялся, потом жил себе, и знаю, праведно, а вот сейчас прям раз в неделю повадился, да и в пузо бьёшься. Всё, ступай. Осерчаю. Приходи в свой черёд велю – а он не скоро, Фома ты православный, атеист – и дунул легонько в лицо Коле. Кадила на этот раз у Гавриила в руках почему-то не было.
Николай Зигмундович решил схитрить. Не показывать, что он проснулся. Надо разобраться, что происходит, решил он. Ему явно врут. Что с Эммой? Она была искренна – это было видно, так играть не может никто. Значит, они взяли её в заложники тоже, и угрожая… Стоп! Угрожая чем? Чем можно испугать его жену? Да любую жену? Дети!!! Его тряхнуло, но тело осталось неподвижно, как и все эти дни. Он снова провалился в пустоту.
Мрак и стужа. Ни одной звезды. Он привык к путешествиям в пространстве, но на этот раз всё было не так, как обычно. Просто ничего. Глухая тишина. «Хм, что там Старик мне говорил? Срок мой не пришёл. А что говорят марксисты? Бытие определяет сознанье… Что с моим бытием? Я парализован – почему, пока непонятно. От того может и сознание не воспринимает окружение? Что буду делать?» - стал пробовать рассуждать спокойно Николай. Он сконцентрировал волю на одном лишь усилии – все силы отправил в кончик указательного пальца правой руки, и стал делать вращательные движения. «Ура!» - у него получилось, мысль его мгновение пульсировала разрозненными вспышками идей, но он погасил в себе эмоции, и продолжил начатое. В месте воронки, в которой он крутил пальцем, появилась брешь, как на запотевшем зеркале или морозном окне, с той лишь разницей, что просвет появлялся в сплошном мраке, и из просвета даже вроде как тёплым ветерком повеяло. Коля ускорил вращения, и воронка стала расширяться от завихрений, диаметр просвета стал расти значительно шире самих окружностей, рисуемых в пространстве кончиком пальца. Тогда Николай собрал всю волю, сконцентрировал все силы, и собрав большой, указательный, и средний пальцы в перст, уперев указательный и средний в большой, напрягся… и отщёлкнул два пальца – «как козявки в детстве!» - подумал он, и рассмеялся легко и на всю вселенную, от того, что она вновь открылась ему во всей своей безбрежной, завораживающей красоте – настолько прекрасная, что ради того, чтобы обладать ею, он мог претерпеть теперь любые испытания. Взгляд остановился и сфокусировался на Гаврииле, Старик показал ему большой палец, а затем два разведённых пальца вверх – «V – виктория!». Коля улыбнулся ему сквозь Галактики, и кивнув, ответил тем же знаком «Победа», крикнув «No Pasaran!» в ответ своему другу архангелу, и добавил – «Не дождутся!!!»
Таня держала его правую руку, и мяла двумя руками пястную часть кисти. Коля лежал на левом боку, и ощущал, что сзади ему разминают плечо, причём более жёстко, нежели делала это «медсестра».
- А, очнулся – услышал Среднестат голос Ловкача – долго ж ты, Николай Зигмундович, спал! Мы соскучиться успели. Что снилось, расскажешь?
- Не дождутся! – услышал с удивлением Николай свой голос, с хрипотцой, несколько с другим звучанием, эти два слова произнеслись им Гавриилу отчётливо, а уже Ловкачу он как эхом повторил их «нодожмутся», или как-то близко к тому, но вполне понятно, потому что Иван разобрал ответ, судя по следующей реплике.
- Почему же не дождёмся? Дождались уже. Долго ты конечно реабилитировался, но ремиссия проходит отлично, и гораздо быстрее, чем в известных мне случаях. Ты и говорить стал значительно раньше, чем я рассчитывал, и хорошо! Два месяца всего…
- Два дня? – перебил Ловкача Николай.
- Да нет, Коля, два месяца прошло, как ты первый раз очнулся, приходил в себя ненадолго, и опять уходил. Тане вот спасибо потом скажешь, она массаж тебе делала чуть не круглосуточно, я вот ставку большую на такую терапию делаю – видимо и это сильно поспособствовало, что ты раньше описанных случаев заговорил. И хорошо так, отчётливо! – бодрой интонацией закончил врач, приглашая к ответу Николая.
- В себя приходил? – речь была слабая, язык ворочался с трудом, но Среднестат слышал, что его понимают, и сам замечал, что каждое следующее слово произносит отчётливее – Очнулся? От чего?
- А ты сам что-нибудь помнишь? – Ловкач продолжал за разговором мять его тело, Татьяна делала то же самое, и тут Николай обратил внимание, что он абсолютно гол. Он покраснел, инстинктивно дёрнул руками, желая прикрыть гениталии, и, как не странно, мышцы откликнулись – движения не получились, но он чуть не вырвал у врача и санитарки руки, что не осталось без внимания. Татьяна поняла видимо его порыв, выпустив его разминаемую руку, она потянулась, и накинула ему на бёдра какую-то материю. По тому, как под ним потянулась ткань, он понял, что какая-то больничная хламида таки на нём была, просто её распахнули, чтобы сделать ему массаж. Разговор перехватила Таня, так и оставив вопрос Ловкача не отвеченным.
- Да вы не смущайтесь! Я же медработник. Мы к наготе привычные. Да и почти родными с Вами уже стали - я как сюда работать пришла, мне сразу уход за вами поручили. И как я рада, что передавать вас никому не придётся! Я ж, пока за вами ухаживала, и замуж вышла, и ребёнка родила, и институт закончить успела, вот скоро здесь же, в нашем отделении, врачом работать стану!
- Пашка? – странно для медиков напряжённым голосом спросил Зигмундович.
- Что? – переспросил Врач Иван.
- Сын? Павлом назвала? – Николай уже опять проваливался в сон, и не услышал ответ «Подарка».
Лиля, довольно улыбаясь, спускалась ему на встречу по круговой лестнице маяка. Эмма Львовна умудрилась забронировать для них на острове Racha, далеко от Тая в океане расположенном, но Тайском, целый маяк – то ли он там был и ранее, и после его приспособили под виллу, когда вокруг создали отель, то ли сделали такой стилизованный номер, но вилла была грандиозна, уж непонятно, сколько в квадратных метрах, но в ней было четыре полноценных этажа, и, честно говоря, им бы всем хватило и первого. Им всем… Их почему-то было четверо. Под ногами постоянно крутилась ещё одна дочь, называли которую Лиза, а она Среднестата - Папой. Николай и не пытался анализировать пополнение в своей семье, его не удивляло, что Лиля превратилась в стройную красавицу – он просто любовался ею, и её восторгом от осмотра их маяка. Это счастье, счастье от того, что его дети восхищены предоставленными им в полное распоряжение комнатами, и радость от того, что они с женой невольно заставили Лилю мучиться тяжёлым решением – выбрать себе апартамент, а в каждом из них был свой полный набор комфорта – и санузлы, и мини бары, и огромные телевизоры, и даже по сабвуферу, или как они называются – огромные и мощнейшие производители музыки, и по огромному двуспальному ложу, не давало Николаю возможности задуматься о том, как он здесь оказался, и почему у него ещё одна дочь. Он просто ходил вслед за Лилей, и отвечал – да, если хочешь, можешь здесь, да, можешь и на третьем, если хочешь… В итоге Лиля выбрала себе комнату на втором этаже маяка, из которой был выход на свою террасу. И оставшееся две недели отпуска на третий и четвёртый этажи они поднимались лишь полюбоваться на шикарные виды, а на четвёртом был как бы настоящий маяк – сплошное круговое остекление, и балкон вокруг всей окружности, и для того, чтобы забрать с этих этажей «Heineken» из регулярно пополняемых обслугой запасов в холодильниках.
Отдых был прекрасен – он весь покрылся бронзовым загаром, плавая на каяках к ближайшим скалам, или просто бродя по окрестностям. Когда Николай не был один, они с детьми все время почти проводили в собственном бассейне, который был расположен у подножья их маяка. Они много где перед этим побывали в Тае, и Самуи изучили вдоль и поперёк, и на Пипи бывали, и в Краби жили, и вообще сразу, как открыли для себя Тайланд, бронировали виллы на островах. Но этот Racha – это что-то особенное. Этот маяк – это просто королевская какая-то резиденция. Ему не нравилось никогда бывать в одних и тех же местах, последние годы Эмма и одну поездку двухнедельную превращала в путешествие – они бывали, как правило, минимум в трёх отелях – Эмма сама планировала маршрут, и бронировала виллы, заказывала трансферы, и занималась всеми организационными хлопотами. Но сюда, он это чётко понимал, можно и нужно вернуться ещё не раз. Возможно в компании – вилла ж была рассчитана на проживание восьми взрослых гостей.
В этот раз он проснулся в абсолютном одиночестве, и почесал спросонья лицо. Тут же отдёрнул руку, осознав, что может ей вполне владеть. Опять поднёс к глазам. Загар весь куда-то смылся, он был абсолютно весь белый. Неестественно белый, как покойник. Он даже испугался, а не покойник ли он? Ущипнул второй рукой правую. Остался даже синюшный след, настолько крепко ущипнул. Коля задумался. Он всегда очень хорошо загорал. Настолько, что загар не сходил с него и в зиму. Даже, вспомнил он прикол, рассказанный ему женой – его дочь считала отца до поступления в школу, то есть до шести с чем-то лет, негром. «Хм, так выходит, я и правда в больнице, и действительно долго. Что там Татьяна про институт, замужество, и прочее рассказывала? Я что-же, больше года, стоп… да, наверное, больше нескольких… Так, да этого же быть не может!»
Николая пробил озноб, и он весь обильно покрылся потом. Мысли стали путаться. Он запаниковал, бросился к окну, чтобы убедиться по пейзажу, что находится на Земле, а не на «Ковчеге», где его зачем-то мистифицируют его родные и хорошо знакомые близкие люди, но всё же мышцы не слушались его в полной мере, и он только несколько шагов в порыве смог проскочить, и рухнул на пол, на этот раз не уснув, а потеряв сознание то ли от стресса, то ли от падения.
Детские голоса вернули его к действительности. Проснувшись, он смог приподняться на локтях, и даже вывернуть за голову правую руку, чтобы подтянуть подушку. Таким образом устроившись полусидя удобнее, он зафиксировался на своих посетителях. Кроме уже знакомых ему врача, медсестры, и понятное дело, хорошо знакомой жены, к нему пришла и Лиля. За руку её держала какая-то стройная и ослепительной красоты молодая девица. Девушка и дочка улыбались ему, и спустя мгновение, когда все посетители поняли по его виду, что он вышел из сна, и узнаёт их, Эмма слегка подтолкнула в спину красавицу, и та бросилась к его койке, увлекая за собой и Лилю. Девица продолжала держать дочку за руку, что напоминало игру в «ручеёк», и изогнувшись в стройной талии, чтобы не выпустить руку дочери, и пропустить между ними койку, добежав, а это был стремительный порыв, до изголовья, бросилась ему на грудь. При этом она выпустила Лилю, которая сразу притормозила, и даже отошла назад к Маме. Девушка, которая, как и все, была изначально в маске, скинула её, и прижалась к нему щекой. Коля был шокирован, и изворачивался как мог, благо двигательные функции вернулись к нему, ища глазами за атакой девушки взгляд жены. Он не понимал, что происходит – опять они мистифицируют его! Зачем Эмма привела эту красотку? Почему она его целует на глазах у жены? Что вообще происходит?????
Эмма, увидев его недоумение, дружески подтолкнула локтем в бок врача, они переглянулись, и рассмеялись весело. Нет, не весело. Как-то счастливо и бесшабашно, как будто они чего-то опасались до этого, и вот – убедились, что всё нормально, и груз, свалившийся с их душ, позволил им радоваться по-детски легко и непринуждённо. У Зигмундовича же была видимо на лице написана обратная эмоция, от чего они ещё веселее стали смеяться, как было видно - уже над ним. Николай стал ощущать себя очень глупо. Он понимал, что чего-то не понимает, при этом продолжал инстинктивно изворачиваться от обнимавшей его девушки, понимая уже, что делает это напрасно, и что это то, что веселит его посетителей, а девушку огорчает. Она и действительно отстранилась от него, и надув обижено губы, задала ему вопрос:
- Ты что же, не узнаёшь меня? – Николай молчал, с недоумением переводя взгляд с неё на жену и обратно, девушка скуксилась, сразу из девицы превратившись в обиженного ребёнка, у неё появились слёзы на глазах, и она протянула – Нууу, Пааап, ты чегоооо????
Граната, нет, нейтронная бомба рванула в центре сознания Коли, он опять превратился в Большой Взрыв – в миг, который невозможно зафиксировать во времени, определения для этого мгновенья не существует в человеческом сознании, он понял всё. Пазл сложился, миры вернулись на орбиты, и галактики заняли своё место в мироздании. Но в периферии уже крутились части, нескладывающиеся в картину мира. «Таааак, так что, выходит, его сон про Маяк реальность, и у него две дочери теперь. А почему он ничего не помнит? И почему он белый, как покойник?» Куча подобных разрозненных вопросов закрутилась в его голове, и он, поймав недоумённый взгляд своей младшей дочери(?), весь покрывшись испариной, опять провалился в небытие.
То ли он совсем недолго был без сознания, то ли они вновь пришли его посетить, но Эмма и врач были в его палате. Очнулся он, впрочем, в горизонтальном состоянии, то есть подушки ему поправили. Это первое, что стал он анализировать. Сознание работало чётко, он уже понимал в какой действительности находится. Чего не понимал, так это как он в ней оказался.
- Девушки, расскажите мне, что происходит? Точнее нет. Не происходит, а произошло? А вообще-то не это меня интересует в первую очередь! Эмма, у нас что, две дочери? Как такое может быть вообще? – зачастил он с вопросами, сам не понимая, который для него приоритетнее. Наверное, всё же про ребёнка, поскольку «муж да жена одна сатана», и Эмма начала вводить его в курс происшедшего именно с этого:
- Это пусть нашей с тётей доктором тайной останется, но мы почти сразу, как тебя не стало, и зачали…
Врач перебила её – давай уж, подруга, не будем Николаю тёмных пятен оставлять, и я ему подробно доложу. В общем, дело такое, Коля. Я же могу «на Ты» обращаться?
Среднестат кивнул утвердительно, и она продолжила – когда тебя на «джееле» твоём «Камаз» снёс, скорая, которая вовремя подоспела, всё правильно сделали. Хорошо, что ты пьяный был вдугаря, судя по анализу крови, иначе б точно убился. Ты ж почему-то фасонишь, как я от Эммы знаю, и никогда не пристёгиваешься ремнём. А напрасно! Ну да не о том речь. Поскольку ты пьяный был – выжил. Но в сознание тебя привести не смогли. Так ты у нас и оказался. Месяц, второй, третий, а я смотрю на жену твою, и удивляюсь. Вначале чуть не жила в палате, но и спустя время не перестала приходить ежедневно. Мне поверь, редко такое бывает. Обычно спустя полгода уже сами об отключении разговоры заводят. А эта, Львовна твоя – особенная. А может ты особенный, что она так любит тебя, что не бросила и не забыла. Так и сидела возле койки твоей, и за руку всё время держала, и когда мы тебя в общую спустя месяц перевели. И год спустя. Так мы с ней и подружились. Восхитилась я верностью такой, и прониклась вами двоими. Не скрою, я её на второй год провоцировала – статистику приводила. Рассказывала, что надежды почти нет, что выйдешь. Ну вот так у нас и зашла речь о зачатии. Эмма твоя как зарядила мне, что пока ты живой ещё, она хочет ещё родить твоего ребёнка, я её в голове своей на пьедестал возвела, и мысленно на колени встала. Я такого не встречала никогда. Ни в жизни, ни в стихах, ни в космических порно - боевиках. Прости, что ёрничаю, это от смущенья, врачам несвойственного. Гордись ей! Она ведь, как и все мы, если честно, не верили, что ты выйдешь. И она хотела тебе наследника, наверное, родить. Но родилась Лиза. А пацана вы уж теперь, видимо, самостоятельно сделаете…
Во время всей этой речи Коля смотрел на жену, а не на рассказчицу, а она спокойно слушала подругу – врача, не делая попыток перебить, и что-либо вставить. Видимо, женщины не раз и не два, а сотни раз обсуждали все житейские темы, и хвалу себе Эмма принимала спокойно, сознавая, что она действительно заслуженна. Между тем, Врач продолжала свою речь:
- Брат у тебя молодец, Коля. Тоже большой души человек. Понятное дело, что он богат, но это тоже редкий случай, чтобы предприниматели, тут уж мне поверь, я насмотрелась, как некоторые олигархи на престарелых родителях экономят, так вот что скажу тебе – Лёлик твой всегда настаивал, чтобы тебя в отдельной палате содержали, а это Эмма с ним спорила, и настояла, что вовсе это не обязательно, да и я её в этом поддержала, что в общей лучше – разговоры фоном идут, и, если человек, в коме находящийся, их воспринимает, так лучше – мозг активнее работает. И Ивана Лёлик, хм, странно вы его зовёте в семье, и Ивана брат нанял. Это кучу денег стоит. Ты знаешь, мне кажется, что Эммина стойкость заставила его, Лёлика вашего, так о тебе заботиться. Да, точно это. Я это сейчас вот поняла только. Когда люди видят самоотверженность чью-то, они не могут не сделать того же. А для него, несмотря, что для других это неподъёмные суммы – содержание человека в комме чуть меньше девяти лет, насколько я поняла, всё-таки не такие большие деньги в сравнении с тем, чем он обладает. Вот так вот, Николай. Тебя я совсем не знаю, но судя по твоей жене, брату, твоим родственникам и друзьям, приходившим тебя навещать, ты человек тоже чем-то особенный. Вы удивительные, правда! Цени их, и люби. Верно тебе говорю – если бы не деньги брата, и не стойкость жены, не вышел бы ты никогда.
Домой!

Прошло некоторое время, и Николай, следуя указанию Ивана, ежедневно несколько часов уделял гимнастике, которая, хоть и сильно утомляла его физически, но здорово помогала отдохнуть – он включал на полную громкость знакомые с детства композиции на «айпеде», и пока в его голову через наушники врывались англоязычные фразы, которые он не понимал дословно, зная лишь общий смысл большинства из песен, и следя лишь за ритмом и мелодией, которые не только побуждали его активнее двигаться, но заодно помогали ему размышлять, что и помогало выздоравливающему сбрасывать усталость – обдумывая положение, в которое он невольно попал, Коля домысливал события, коим не являлся очевидцем…
Он крутанулся в танце от постукивания по плечу, и узнал Лилю. Остановился, и вытащил наушники.
- Ты прямо как Дорн в «Африке» - сказала вместо приветствия дочка.
- Дёрн из Африки? – удивился отец.
Лиля рассмеялась, и перед взором Николая встала та же девочка, что заливисто хохотала на кухне их загородного дома, но он не мог никак понять, была эта картина из его небытия, или реальное воспоминание. Последние месяцы он чётко понимал, что живёт в двух мирах, хоть он и научился их различать по датам - он знал, что последние девять лет по большей части лишь его фантазия, и мир, который он создал сам, но удивительным образом события реальности этого периода, и его версия совпадали в очень многом, и от этого путали сознание. Сам он уже успел разобрался в этом – просто он воображал то, что несложно было предположить, что будет, на основании того, что было до, и накануне его попадания в аварию, и ухода в параллельный мир. Но в картине, стоящей перед его мысленным взором была сложность – он примерно тогда и разбился, когда восхитился и запомнил бесхитростный, откровенный, без подтекста радостный детский смех. Добавилась лишь малая перчинка ехидцы сарказма, и чуточка иронии, но Лиля умудрилась к своим переломным пятнадцати сохранить лёгкость в умении радоваться. Она прыснула чистым журчанием родника, отдающего весной:
- Дорн, не дёрн. Иван Дорн – у него клип есть, «Африка» называется, я тебе сейчас покажу – и она полезла в интернет на своём «айфоне» - ты двигаешься прям как он, видимо, он у тебя научился, я и не знала, что вы, старики, так можете. Подо что ты так выделывал? – и она потянулась за наушником – хм, что это?
- Kraftwerk – классика электроники, мы под неё в Паланге выступали, и между прочим, третье место по Союзу заняли по брейку. Так что может, Дорн твой (а пока они говорили, он смотрел на экран Лилиного телефона, где без звука, в аккомпанементе негров, танцевал Иван), коли интересовался совдеповским ответвлением брейка, может, и видел лично мои пару – тройку фишек, которые действительно, в последствии с меня сняли многие танцоры, так что да, старик твой кое-чё могёт…
- Не могёт, а могет! - поправила его Лиля, безупречно сохраняя интонацию, голосом Быкова из «В Бой идут одни старики», чем повергла, без сомнения, отца в изумление – «ну откуда современная молодёжь знает фильмы его детства?» - Круто! Так ты брейкером был в детстве?
- Ага, и швецом, и жнецом, и на дуде игрецом! Нужно было и бабло рубить не забывать, и развлекаться конечно, и желательно прогрессивно, а у нас в Совдепии интересно было устроено - всё, что с Запада – «тлетворно и разлагающе», а всё тупорыло – комсюковское, заезженное да блевотное – то прогрессивное, да надёжно – воспитуещее… и от того, прикинь, то что с запада пришло - было в наше время чуть ли не запретное, даже брейк наш безобидный, поначалу дружинники всяко-разно-блюдущие, сами не знающие что и зачем, запрещать пробовали на дискачах районных.
- Да, знаю, я Соловьёвскую «Ассу» смотрела, про «Кино» в том числе сюжетную линию запомнила. А ты вот, к слову, Цоя слушал?
- Конечно! Витя великий человек. Один из десятки тех, на ком моё мировоззрение формировалось!
- А остальные девять кто?
- Если из музыкантов от слова Гражданин, то первый – Егор. Он эпоха. Если хочешь про Рашку понимать – всё что нужно, это хоть раз, но обязательно Его услышать.
- Согласна. ГРОБ – мощно мыслят, и сильно доносят, и Летов глыба – ответила дочка, чем заставила Николая промокнуть углы глаз тыльной стороной ладони – он порадовался за Гения, что тот, гонимый властями за его творчество при жизни, получая от высказывания своих идей бытовые неудобства, но радость свободы, остался таким же понимаемым и поколение спустя. Что может быть для творца важнее, чем проповедовать свою идею и после себя? Только чтобы это радовало и кого-то ещё…
Тем временем Лиля, увидев, что папа уже не смотрит клип Дорна, переключила телефон со словами – Послушай это, может качнёшь себе? – включила какой-то рэп:
Мой отец ушёл, когда мне было только пять месяцев.;Я хотел повеситься, когда исполнилось десять.;И моя мать сошла с ума, когда мне было четырнадцать.;Почти все моя друзья сидят, как я смог выбраться?;(Ббббр-р-р)
Припев прозвучал дважды, - «а может это и не припев, а причит» - подумал про себя Среднестат, а Лиля остановила звучание – Как тебе таковское для разминки, заодно и тексты новые русские изучишь?
- Не знаю пока, давай дальше крути, надеюсь ты себя не отождествляешь с беспризорницей, и не нарочно мне именно эту песню включила?
- Я не знаю пока, ну, пока тебя не было, как-то странно было, это да, и Мама психовала иногда, срывалась на меня, но это у всех так, наверное, ничего такого уж, буквального, как у «Фейса» в тексте, уж конечно нет, не рубись! – и дочка вновь включила трек:
Мыслю намного глубже, чем просто деньги.;Что вокруг меня? Неужели я удобрение?;Это не любовь, это просто трение (просто трение).;Творчество сильнее выгоды, мировоззрение.
Быть против власти — не значит быть против Родины.;Я люблю Россию за запах чёрной смородины.;Не дам русофобам нажиться на моих взглядах.;Я в золотистых полях и колосьях, ляг со мной рядом.
Мой отец ушёл, когда мне было только пять месяцев.;Я хотел повеситься, когда исполнилось десять.;И моя мать сошла с ума, когда мне было четырнадцать.;Почти все моя друзья сидят, как я смог выбраться?;(Брррр-р-р)
- Ну прикольно вроде, оставь, в смысле как ты говоришь, парнишку зовут? Я качну себе…
- «Face», по - английски забивай, Иван Тимофеевич Дрёмин зовут чувака, прикинь, они с «Нойзем» тёзки, что, современные пророки все «ваньки»? - ответила дочка, и присела на край его кровати отдельной палаты, куда он вновь перебрался.
- А Ваня, в смысле «Нойз», не сдулся?
- Нет, прогрессирует. Каждый следующий альбом лучше предыдущего, а старые всё так же актуальны, что радует. В смысле радует, что ты это пророчил, и так и сбывается. Я отчётливо запомнила, когда ты говорил, что конкретно он впишет себя в историю.
- Угу, но это его заслуга, прямо скажем, не моя, а то, что я угадал, что он надолго к нам пришёл, так тоже невелика мудрость увидеть глубину текстов. То есть здесь довольно просто с пророчеством – если человек не «просто хреначит по струнам», подбирая в ритм первые попавшиеся слова, а вкладывает смысл в тексты, уже потом кладя их на музыку, что тоже сразу видно по песне, значит, цель его – донести до людей то, что он хочет сказать, а не просто рубануть бабла на шоубизе. То есть перед нами творец. Причём философ прям-таки. Обязательно послушаю последнее, но то что было пару пятилеток назад, поражало меня глубиной – я никак до сих пор не могу понять, как он в своём юном возрасте умудряется так точно видеть суть вещей и явлений. Прям завидно, право слово – я в его годы много поверхностнее мыслил…

Забирать его из больницы они приехали вдвоём с Лилей, и на новом, специально, как Эмма сообщила, к его выздоровлению купленном GLS 167. Как и 164, первый GL, на котором каталось семейство Среднестат, был он синего цвета с ярко - белым салоном. Жена не пустила его за руль, с загадочным видом заявив, что он не знает, куда ехать, да и может ему будет с пассажирского сидения интересно поразвлечься знакомством с принципиально новой системой управления – «тачскрин» - экраном, и прочими примочками нового поколения мерседеса, чем Николай и занялся.
- Пааап, - подала голос с заднего сидения Лиля – ну как тебе тачила? Скажи, зыкинская!
- Да, неплохой драндулет сделали бундесы, неплохой…
- А ты знаешь, что они с тридцатого года ДВС запретили выпускать? Все автомобили велено электрическими делать.
- Ага, слышал. Круто! Будущее нас догоняет. Надеюсь, то, что я пророчу которое десятилетие, и чего так сильно жду, успею застать. Я про полностью автопилотный транспорт.
- Угу, клёво будет. «Тесла» уже в Америке полным ходом внедряет. И до нас дойдёт лет через десять – пятнадцать, наверное.
- Может и раньше, хотя вряд ли… технология-то уже давно есть, и принцип в целом понятен, да инертность и косность мышления видимо не дают пока этого сделать. А прикинь, как будет круто – пробки по идее вообще должны исчезнуть совсем. Вот мы ведь, обрати внимание, когда на светофоре трогаемся, бывает, если светофор короткий, только машин десять успевают пройти, оттого, что есть понятная скорость реакции человека. А автопилотные автомобили будут «общаться» друг с другом, то есть управляться все одним и тем же водителем – то есть трогаться и ускоряться будут все одновременно, тормозить и перестраиваться в рядах, когда необходимо, а не когда водителя – человека торкнуло, ну и так далее – короче хаос в движении должен исчезнуть совсем. Если дальше фантазировать, то и светофоры когда-то исчезнуть должны. При правильной настройке системы машины на перекрёстке могут через одну расходиться, даже скорость не снижая.
- Ну да, я думаю, так и будет. Или принципиально другую систему движения сделать, как Лужок предлагал.
- Эттттооо вряд – ли. Нельзя же за ночь взять и поменять всё. К тому же, если ты о том, о чём я подумал, а именно о … - Лиля перебила отца:
- Забей. Я…
- Лилечка, ну что за выражение такое? – вмешалась Мама.
- А что такое? Нормальное слово!
- Вовсе нет. Ты же знаешь подтекст. Это эвфемизм. Не следует тебе выражаться уличным языком…
- Мааааммм… ну не начинай! Я же не ругаюсь, а просто… - Коля сделал круговое движение рукой, завершая движение сведением кончиков пальцев, схлопывая растопыренную ладонь, как будто ловил что – то, как это делают дирижёры, останавливая музыкантов:
- Не отвлекаемся от темы, девушки. У нас на повестке обсуждение светлого будущего, а не вполне радужного настоящего. Лиля, Мама права, – он вновь повторил движение, видя, что Лиля собралась возразить – она тебе добра желает. Не привыкай вульгарно выражаться. Хватит одного меня в семействе, обладающего навыками с любым быдлом на понимаемом ему языке изъясняться. Мне, к слову сказать, это и по роду занятий иногда необходимо, а тебе ни к чему – тебе не придётся, я надеюсь, в той среде общаться, в которой мне доводилось…
- Нет, Пап, ну что она? Ну забей и забей, что такого в этом слове?
- Я думаю, это из детства ассоциация – из моего детства, и из Маминой юности – тогда была панк группа, у которой название было такое – из двух слов. Второе – «забей», а первое – матерное название пениса. Вот Мама и стыдится этого слова, поскольку подтекст слышится… а вообще, Лилюндра, мы это уже обсудили вроде б, что тебе незачем уподобляться якобы продвинутой части молодёжи, которой, конечно, свойственно в твоём возрасте, и не важно к какой социальной среде она относится, фасонить якобы независимостью, выражаемой в грязных выражениях. После это входит в привычку, от которой сложно избавиться, но самое поганое в этом, что люди, которые с тобой общаются, привыкают к тому, что при тебе можно сквернословить.
- Пап, ну ты – то что погнал? Я ж не матерюсь, и других уж откровенно бранных слов не употребляю!
- Вот и славно. Хочешь, я тебе расскажу своё детское впечатление от в первый раз услышанной брани? Тебе будет, я надеюсь, интересно это, в той части, насколько мне повезло с моими родителями, и сколь несовершенны твои…
- Нет, ну вот что ты опять, это значит, твоя мама умная, а я так себе? – возмутилась Эмма – ну почему ты столь не педагогичен?
Николай рассмеялся – Я себя конечно имел в виду, Лиля! Мама твоя – сущий ангел, и лучший воспитатель на свете. Это я несовершенен. И несовершенство моё в многословии. Ну так вот: ходил я в детский сад самостоятельно с четырёхлетнего возраста, проникая через дыру в заборе, а забирала меня разумеется Мама, воспитатели ни за что маленького ребёнка не отпустили бы одного. И возвращались мы всегда по «Володарке» - улице Володарского, нынче Гончарной, через «гаражи», а уместно будет пояснить, что это за гаражи. У нас при «Высотке на Котельнической» была вся своя инфраструктура, как теперь это называется, «ритейл» - и гастроном, и почта, и сберкасса, и булочная, и прачечная, и парикмахерская, и всё – всё - всё, включая огромные подземные гаражи во дворе. Точнее они были надземные, но сверху них были устроены детские площадки, футбольное поле, парк, и так далее, а торцом гараж упирался в холм, на котором обрывалась улица Володарского, «Володарка» то бишь, которая другим своим концом упиралась в Таганскую площадь, и, к слову сказать, с того края «Володарки», во дворе «генеральского» дома, в котором многие наши одноклассники жили, располагалась наша, «спецнемецкая» школа номер восемь, которая и сейчас там стоит, но под другим каким-то номером. Но это к нашему разговору не относится, до школы мне тогда было ещё три года… Так вот, в самом начале «Володарки», дом рядом с гаражами, всё наше детство находился в состоянии ремонта – мы там и «в войнушку» играли, и став взрослее шмаль дули, но опять – таки речь пока не о том;
- У ворот стоял работяга - строитель, и вдохновенно, «на всю Ивановскую» произносил, а точнее орал, незнакомые для меня тогда слова. Я с интересом посмотрел на Маму с немым вопросом «что это за фразы, которые я не понимаю?», и прочитал на её лице стыд за этого работягу, неловкость, что я слышу эти гнусности, и растерянность от того, что она не понимает, что мне ответить. Та самая Мама, у которой есть ответы на всё про этот Мир
Это я к тому, что некоторые люди вот умеют передать отношение к тому или иному проявлению социума своим к нему отношением, а нам вот, видимо, не удаётся в полной мере, боюсь от того, что ты не веришь в наше своё истинное отношение к предмету. Я ж вот только что, от того, что не «Макаренко» ни фига, заявил тебе, что мне мол можно и полезно, а тебе ни к чему… это разумеется непедагогично – и не фига не работает, увы… а посему вернёмся лучше к автопилотным автомобилям
Я глубоко убеждён, что с внедрением этой технологии мы совершим качественный прорыв – времени высвободиться у людей, которое они сейчас бездарно тратят на пробки, ну просто вечности, это понятное дело, в масштабах планеты. А если на личности переходить, я вот помню, пока ты в начальной школе училась, и мы жили за городом, я мотался на работу на машине… и хоть и приловчился и письма с телефона читать и писать, и на время за рулём назначал телефонные переговоры, но всё равно – по четыре – пять часов в сутки пропадало в пропасть. По сути – пятая часть жизни! А когда тебе не нужно будет управлять автомобилем, ты это время можешь полноценно использовать на что угодно, да хоть на сон, или на просмотр киношек. Кому что нравится.
О! Придумал маркетинговый ход для продвижения загородных посёлков в определённом удалении от центра: ведь время в пути будет почти неизменно, во всяком случае для рабочих недель, поскольку одни и те же люди будут по одним и тем же маршрутам передвигаться, точнее по одному и тому же алгоритму разные автопилотные такси будут перемещать граждан в нужные им точки. Большинство, я уверен, время свободное в пути будут использовать на стандартное развлечение – просмотр кино, или сериалов. Так вот, посёлки в сорока минутах поездки от работы, и в полутора часах от неё можно продавать чуть дороже, USP такое – «Одна серия сериала туда, и другая обратно!», или «Блокбастер до, и второй после работы!» Клёвая идея?
- Тебе кто шмаль в больничку привозил? – усмехнулась Лиля – уж больно уникально твоё предложение звучит, что мне тоже захотелось надудеться до твоего состояния! Что, скупаем завтра земли вокруг Москвы?
- Не, земли скупать рановато. Мы же не знаем пока, и предположить лишь можем среднюю скорость будущих автопотоков. Предположительно она будет высокая. Кстати, скорость должна повысится заодно и от того, что нужда в обладании личным транспортом у большинства отпадёт. Останутся конечно индивидуалисты, и я предполагаю, что стоимость «Ролс Ройсов» и «Бэнтли» будущих станет ещё запредельнее, но большинство людей будут пользоваться такси. Никакой тебе мороки с гаражом, парковкой, и прочим. Собрался на работу, нажал на домофоне при выходе из квартиры, или на телефоне, как это уже сейчас работает, пару кнопок, и спустившись, уже у подъезда сел в автомобиль. От этого автопарк на планете должен по идее уменьшиться. Хотя, это на первых порах только. С доступностью повысится востребованность. Круг замкнётся, и опять появятся если не пробки, то затруднения на магистралях. В общем, без телепортации нам не обойтись, но вот этого я лично вряд ли застану… нет, никакой дурбалы мне никто не привозил, Лилёк. Это, если хочешь, уже «плановое мышление». После десятилетий употребления твой мозг начинает всегда мыслить, как будто под канабиоидами. Нейронных связей уже столько в башке, что никакие бошки и не нужны уже… я даже подумываю, не подвязать ли мне вовсе с курением, столько лет проспал без неё, организм очистился, может, и не начинать опять?
Одновременно прозвучали два разных ответа на последнее соображение отца семейства. Эмма воскликнула – Ну наконец-то! Вонять везде перестанет, я даже и мечтать перестала о таком, спасибо, Колюня! И от Лили:
- Не вздумай! Что за глупости! Я всегда гордилась, что ты весь из себя андеграундный, и поступаешь всегда не как остальное стадо!
- Лилёк, ну я надеюсь, это ж не только в курении выражается, а в целом в подходе к жизни...
- Да, но вот про нейронные связи я не уверена, что не разрушатся они со временем, и ещё я не знаю, и ты, наверное, тоже, что первично, а что следствие – то ли курение травы — это часть противопоставления себя законопослушному обществу, то есть часть протеста, и всего твоего образа жизни, то ли, люди курящие, начинают мыслить глубже, и от того поступать отлично от большинства?
- Наверное всё же первое, я ведь не с пелёнок курю, а лишь после школы начал, а сомневаться в незыблемости общественного устоя, и противопоставлять себя большинству стал много раньше, чем шабить… так что смело можно бросать, от этого я в комсюка не превращусь…
- Ха, вспомнила! Вспомнила слово! Я его с детства употребляла, а после, как тебя не стало… - Лиля осеклась, смутилась, и продолжила уже другим, менее оживлённым тоном – то есть, пока тебя не было… пока ты не мог говорить, мне не у кого было спросить, как ты аморфную массу кличешь!
- Называешь, а не кличешь, следи за речью, Лилёчек! – вмешалась Эмма, на что получила в ответ не видимо ей посланную гримасу дочки, копирующую один из «смайликов» мессенджера – девочку со вздёрнутыми плечами, и в недоумении поднятыми кверху ладонями – кличут, или окликают, это когда зовут, а называют, это…
- Маааааммммм, ну Папа-то меня понял прекрасно. И он именно так, ёрничая, всегда и выражается. Я этому от него научилась. Иногда очень полезно простонародно выражаться – есть в этом определённый стиль и шарм! – было видно, что это давний спор, и дочь ищет поддержки отца в этой давней дискуссии, но он знал, что, во-первых, нельзя взять и занять чью-то сторону, а во-вторых, он не знал, кто в этом споре прав. Сам он эту манеру построения фраз и диалогов перенял у Отца, у которого, и правда, эта перчинка, или толика популизма, выходила очень изящно и уместна. Занимаясь наукой, и объясняя коллегам невероятно мудрёные физические явления, эта его привычка сильно помогала, очевидно – простыми словами сложные вещи объяснить легче – они легче усваиваются. Разумеется, и в быту Отец пользовался тем же. Коля срисовал с него эту манеру. Даже целиком заимствовал некоторые словосочетания или «крылатые фразы» из лексикона родителя. Полезно ли это будет их с Эммой старшей дочери в совсем другую эпоху, в совсем другом обществе, Среднестат не знал, и поэтому счёл единственно правильным уйти от невысказанного впрямую вопроса, переведя разговор на другую тему:
- Жена, а куда мы едем? И скоро ли пункт назначения?
- Скоро, минуты полторы осталось, - произнесла Эмма, лихо сворачивая с Большой на Малую Ордынку, и почти сразу направляя внедорожник в подземный паркинг невероятно красивого, с тремя разными фасадами, дома. Николай, любуясь домом, в который его привезла жена, только к этому времени разобравшись с управлением музыкой, включил с телефона трек с альбома, посоветаного ему Лилей, и пока они катились по Малой Ордынке, заезжали в гараж, и парковались, подравнивая авто на выделенном месте, сопровождал их в этом занятии Face:
Я, ха-ха! хэй!
Я, юморист! On my wrist.
 
Нам не выжить без смеха, прям как без русского мата.
Мой отец — КГБшник, а моя мать — с автоматом.
И мои дети — солдаты карательных батальонов;
А мои братья — блюстители наших тёмных районов.
Чувства юмора и нет, ведь так бы я давно смеялся
Над жизненной ситуацией, в которую загнал себя.
Нет верёвки? Пусть тогда меня удушит галстук.
Поскорей бы умереть, ведь я живу напрасно.
Маколей Калкин и Галкин —
Мой новый год он снова гадкий, у!
Что принесёт мне Санта?
Где подарки? Может быть, жену?
Если русский Дед Мороз,
Тогда он принесёт войну.
Шутники и юмористы
Развалили нам страну. 
 
Чё, смешно, с**а? (а) Чё ты там услышал? (па-па)
Я, чё, похож на клоуна, ну-ка встал и вышел.
У нас учителя, бывает, банчат гашишем -
А ты мне чё-то затираешь здесь про своего бывшего. 
 
Gold on my wrist, я юморист.
Пошутил не так — и ты попал в blacklist.
Государева немилость, хоть я вроде бы и чистый.
Небо — самолётам, а цензура для артиста.
Gold on my wrist, я юморист.
Пошутил не так — и ты попал в blacklist.
Государева немилость, хоть я вроде бы и чистый.
Небо — самолётам, а цензура для артиста. 
 
Бандиты не на геликах — на геликах с мигалкой.
Базарим языком ГУЛАГа, воздухом со свалки.
Мы копим на кусок гранита из-под палки.
Собираем крошки, запивая просроченным Pulpy.
Я устал, на часах почти семь вечера.
Пьём пиво с пацанами — это тайная вечеря.
Я играю в гонки с мусорами, это всё не вечно.
За это нож в печень, жизнь скоротечна. 
 
Gold on my wrist, я юморист.
Пошутил не так — и ты попал в blacklist.
Государева немилость, хоть я вроде бы и чистый.
Небо — самолётам, а цензура для артиста.
Gold on my wrist, я юморист.
Пошутил не так — и ты попал в blacklist.
Государева немилость, хоть я вроде бы и чистый.
Небо — самолётам, а цензура для артиста.
 
It's payday, fellas.
I said, it's fucking payday, mothafuck

Челюсть Николая отваливалась всё ниже, по мере того, как они зашли в зеркально-мраморный лифт с прорезиненного разным цветом покрытия паркинга, и поднялись в дорогих пород дерева и того же мрамора отделанный холл, из которого прошли в квартиру, которая так же была отделана в том же стиле, и как с порога определил Николай, недавно – еле уловимый запах штукатурки или шпатлёвки, этого он не различал, не определяя, был явственен. Короче, пахло новой квартирой. Как и новые автомобили имеют свой запах, так и свежая отделка имеет свой, ни с чем не схожий аромат.
У порога их встретила Лиза, а заглянув из прихожей в гостиную, Николай увидел приветствующую его взмахами обеих рук Настю. Класс! Вся его литлсемья собралась его приветствовать. Был виден и праздничный стол, у которого что-то поправляла Стю, но радость омрачалась непониманием происходящего, и Средестат за разъяснением обратился к жене:
- А мы куда попали?
- Хо – хо, - ответила с какой-то странной интонацией Эмма.
- Что хо – хо, что это за квартира, я спрашиваю?
- Хамите, парниша! – после этой фразы узналась и первая - Эмма в точности копировала интонацию и манеру произношения «Гайдаевской» героини «Эллочки людоедочки», причём в её иронично прищуренных глазах явно читалась и следующая фраза про спину и её цвет. Поняв, что жена что-то мудрит, но явно вроде б не стыдится, а, следовательно, ему не о чем волноваться, Николай всё же разволновался:
- Кто-нибудь мне скажет, что происходит? – задал он общий вопрос, и его волнение было в каждом слове. Дети молча пожали плечами, а жена невозмутимо продолжила свой глумёж:
- Не учите меня жить! – но увидев, что муж уже закипает, жена сменила образ на свой, и ответила – Купила. Купила недавно, как ты очнулся. А пока в себя приходил, отделали. Мы только вчера вещи перевезли, без тебя и не ночевали ещё ни разу.
- А на какие шиши ты её купила? Здесь сколько метров? – так и стоя в прихожей, не разуваясь, стал выяснять Среднестат. К ним из гостиной со словами – О, рррееевввнооосссстььь, как интересно! – вышла Стю, а Эммочка опять включила Эллочку:
- Толстый и красивый! – она явно развлекалась, но Коле было не до смеха – старшая дочь верно прочитала эмоцию, мелькнувшую в самой глубинной части его сознания. Он не мог представить неверность жены, но подлые мыслишки веером, как очередь из «Узи», буравили мозг – «сколько стоит метр в таком доме? Откуда она взять столько бабла могла?» Увидев, что шутка затянулась, Эмма перестала дурачиться:
- Метров достаточно. Спальни три. Кое-что обошлась, но ты не переживай, ещё на пару – тройку таких квартир у нас имеется капитальца…
- Да откуда ж?
- Знаменито! – Эмма опять не удержалась, и в разговор вмешалась Лиля:
- Пап, ну ты давай проходи, не боись, не прячется в шкафу богатый любовник, бедный, впрочем, тоже, - добавила, явно иронизируя, она, и обратилась уже к Маме – хватит уже издеваться, видишь же, у отца клин, расскажи ему о переменах.
- Ну ладно, тест на стрессоустойчивость ты прошёл, слушай – она присела на корточки, расшнуровала ему обувь, и подтолкнула похлопыванием по ягодицам в гостиную – как стало ясно, что ты выбыл из оборота, Лёлик мне предложил, и я, понятное дело, с радостью согласилась, взять твои сбережения в доверительное управление. То есть он взял твой капитал в свой бизнес, с такой же капитализацией, и прибыльностью, как и у него. Ты правильно удивился – со всеми арендными бизнесами, и прочими мелкими активами, которые я ликвидировала, и передала кэш Брату, у тебя на момент аварии на треть такой квартиры денег было, не больше… а сейчас можно с уверенностью сказать, что если переложиться в коммерческую недвигу, то нам всем можно не работать – арендных платежей на всё хватит. Лёлик, за время, что ты в небытие был, здорово поднялся, ну, и мы вместе с ним.
- Ну не фига себе! Если я правильно понял, мы удесятерились, или около того? Как такое может быть?
- Это ты сам у брата выспроси. Я, честно говоря, тоже подозреваю, что он нам от себя подкидывал первые года два точно, иначе, как я прикидывала, ну не получалось бы, чтобы и дивиденды были, и капитал прирастал, но он уверяет, что удачные для его бизнеса годы были…
Коля не верил глазам и ушам, но объяснение было вполне логичным, и он, успокоившись, окунулся полностью в атмосферу благодушия. За праздничным ужином они много шутили, возвращаясь к его реакции на квартиру и ступору в прихожей, Лиля и в супнице искала «богатого любовника», и под стол заглядывала. Среднестат любовался на своих резвящихся в остроумии дочерей, и не мог никак поверить в происходящее. Хоть уже несколько месяцев прошло, как он очнулся, но фантомы видений не отпускали его, он так и жил в двух параллелях, иногда, вот как сейчас, не веря в реальность происходящего.
Часа полтора пролетело в застолье, и было видно, что Лиза заскучала, и собралась улизнуть. Только тогда Эмма и предложила показать квартиру. Они начали с Лизиной комнаты, проход в которую был из детской гардеробной, да там Коля и остался, выпроводив Эмму, попросив её не отпускать Стю.
Колыбельная для младшей
- Клюква, ну что, спать уже хочешь? – обратился к дочке отец, когда за женой закрылась дверь.
- Нет, поиграть собиралась в планшет. А почему Клюква?
- Сам не знаю, вот как-то так само-собой прозвище родилось. А тебе не нравится?
- Я не знаю… клюква вроде кислая?
- Да, действительно… а хочешь, я тебе сказку перед сном расскажу вместо игр компьютерных?
- А ты знаешь сказки?
- Ха! Я их не только знаю, а и сочинять могу, вот слушай:
- Жил-был маленький мальчик, и был его папа из списка Forbs. Ты знаешь, что такое список Forbs? – отвлёкся от рассказа Николай.
- Да, - ответила семилетняя дочь – это перечисление фамилий самых богатых людей, бывает мира, и российских, с рейтингом по сумме их денег.
- Хм, правильно, но не совсем верно – не денег, а состояний. Деньги, это на что мы в магазине что-то покупаем, и что на банковских счетах храним, а состояния, которые и рейтингуются в этих списках, это оценка имущества, которое имеет стоимость, которая как раз измеряется в деньгах. Уяснила?
- Ага, тут ведь всё просто – машина и квартира, это имущество, которое можно считать состоянием, а деньги в кошельке – это деньги.
- Точно! Можно было бы порассуждать ещё, в чём, и есть ли разница между капиталом и состоянием, но мы вернёмся к сказке:
- Жил-был мальчик, у родителей которого было огромное состояние. Отец его был капиталистом, целыми днями проводил на работе, скупая или продавая целые отрасли разных производств. Он управлял через своих поверенных заводами, областями, в которых имел агрохолдинги, и следил днём и ночью через своих брокеров за тем, что происходит на фондовой бирже.
- Брокколи? Как капуста может следить за ростом или падением акций, Папа? – изумилась дочь. Отец не удивился, а поразился скорее ответу, но не подав виду, усмехнулся, и ответил с подначкой в голосе, подтекст которой был «стыдно не знать очевидности»:
- Брокер, не брокколи. Брокер – это такой рыночный агент, который, хорошо разбираясь в той или иной отрасли, даёт компетентные рекомендации, или иным образом посредничает между продавцом и покупателем за своё вознаграждение – агентский процент от сделки.
- Понятно. Итак, папа у мальчика был очень состоятелен, и постоянно увеличивал капитал… и что дальше?
- И жил мальчик, окружённый роскошью. Было у него всё, что только можно было пожелать или представить. Всё, что только изобрёл и сделал человек. Учили его всему свои учителя, готовили еду свои повара, возили свои водители, а одевали и убирали за ним свои камердинеры, которых у него было двое, и работали они посменно. Оба были из старинных аристократических семей, сумевших сохранить интеллигентность, не разбавив её сильно советским налётом истеблишмента. Один в совершенстве владел французским и испанским, второй английским и португальским, другие языки понимали и могли объясниться на них оба, но не столь изыскано, а как мы с тобой на немецком, h;rst du miсн, schl;fst du noch nicht?
- H;r zu, h;r zu, sehr interessant, erz;hl weiter! – ответствовал ребёнок, рисуясь перед Николаем знанием языка.
- Отец у мальчика своё огромное состояние в буквальном смысле навоевал в девяностые, для того, чтобы овладеть своим сказочным капиталом ему пришлось многое свершить, и многими принципами поступиться, вернее – он руководствовался теми установленными в его среде правилами, которые, достигнув своего положения, он хотел бы оставить в прошлом, но уже не мог – он в бизнесе был жесток и беспощаден к оппонентам. Он поднялся с самых низов, из подворотен и тёмных переулков. Себя он переделать уже не мог, а наследника хотел оградить от той грязи, из которой вышел сам.
Поэтому в семье действовали строгие ограничения. Телохранителям было строго велено не подпускать никого к членам семьи, да, к слову сказать, и возможности пересечься с простыми людьми и без того практически не было у Мамы и сына – ведь даже когда они летали на курорты, в аэропорт они приезжали в отдельный зал, где пограничники к ним приходили, таможню они не проходили вовсе, их отвозили в собственные самолёты на собственном мини-вене. В отелях они всегда снимали отдельную виллу со своим выходом в море, где береговая линия охранялась их людьми, но чаще они отдыхали в своих, или арендованных домах, где была только своя, годами проверенная прислуга. В общем - мальчик никогда ни с кем не общался кроме членов семьи. Он получал великолепное образование, в свои юные годы мог бы уже управлять небольшим предприятием типа «Сбер», или «Роснефть», но отец на этом не останавливался, привлекая к обучению наследника всё более и более квалифицированных университетских преподавателей, платя им гонорары, позволяющие профессорам оставить свои места службы в «Гарварде» или «Массачусете», и переехать жить в поместье Отца мальчика.
У камердинеров, которые и были по сути единственные друзья мальчика, как я уже говорил, было превосходное воспитание и высокий вкус. Во многом мальчик копировал больше их взгляды и склонности, нежели отцовские. Ведь родителя он почти и не видел – тот пропадал на своих бизнес-баталиях практически всё время, и это редкий случай, когда он хотя бы на несколько дней вырывался с семьёй отдохнуть – в основном Мама ездила по курортам, поскольку это было её увлечение – дома ей тоже было скучно без мужа, и она компенсировала его отсутствие шопингом и курортами. Но сказка у нас не про Маму, а про Мальчика. Один из камердинеров любил Хворостовского, а другой любую симфоническую музыку. Один обожал мюзиклы, а другой спектакли. И эти увлечения его старших товарищей, а по сути они такими и являлись для него, и друзьями их нельзя было бы назвать или считать лишь потому, что они были нанятым персоналом, полностью передались Мальчику. Конечно, ему дали краткий курс современной и рок-музыки, но никакие «Дипешмоды» и «Ледзепелены» с «Пинкфлойдами» Мальчику «не зашли», нравилось ему то, что нравилось его наставникам. Ежевечерне перед сном он либо мюзиклы всех времён и народов, благо он знал достаточно языков, и мог слушать и понимать оригинальный текст, смотрел, либо спектакли в постановке знаменитых и именитых театральных трупп. И эта любовь к классике передалась ему полностью, он даже в быту непроизвольно рифмовал – то есть выстраивал фразы таким образом, как будто говорил стихами.
И вот однажды… ты не заснула, детка, тебе интересно?
- Продолжай, продолжай, фатер, я кажется знаю, что будет дальше, но мне любопытно, правильно ли я догадываюсь?
- И вот однажды они поехали с Мамой в ЦУМ. То есть Мама в магазин, а потом она решила вывести его таки прогуляться по Москве, для чего собрали два экипажа гелендвагенов охраны. Как раз в то время только построили парк Зарядье, и Мама хотела рассказать сыну, что раньше на этом месте была гостиница «Интурист», а в ней валютная «Берёзка», ну и прочее разное – в общем, Мама решила познакомить сына со столицей и родным городом, и вывести его на первую в его жизни прогулку, а местом выбрала вновь построенный парк.
В ЦУМе они планировали провести лишь несколько минут – мама всё заказывала заранее, и ей нужно было только примерить несколько вещей, того требующих, и поэтому они даже в паркинг не заезжали, остановившись на Неглинной возле подъезда, при входе в который был отдел выдачи заказов. Мальчик пошёл вместе с Мамой, но, когда она зашла в примерочную, внимание его привлёк пацан, делавший ему какие-то знаки. Было непонятно, что хочет парнишка, но он так заговорщицки, по-свойски подмигнул ему, и сделал жест, приглашающий следовать за ним, что Мальчик заинтересовался, и пошёл следом. Они прошли мимо «Dolche Gabana», минули «Lois Vuiton», и поднялись на лифте на другой этаж.
Новый знакомый увлёк Мальчика в сторону от покупателей, и достал из кармана какую-то коробочку:
- Зырь что у меня! – новый знакомый сунул ему в руки пачку от сигарет «Winston», чем сильно удивил мальчика:
- Позволь, но что мне делать с этим? – нараспев задал вопрос новому приятелю Мальчик.
- Держи пока, а мне давай, что у тебя имеется в кармане! – поддержал оперный речитатив Пацан. Мальчик удивился новой игре, но полез в карманы, и нащупав телефон, протянул его новому другу.
- Теперь постой здесь, и подожди мою подругу! – так же по оперному пропел Пацан, и с этими словами быстро удалился в сторону лифта, где его скрыли, от взора Мальчика фигуры молодых девиц, стайкой собравшиеся возле «Chanel».
На первом этаже в это время разыгрывалась драма. Старший смены охраны находился в прединфарктном состоянии – ещё бы, он ярко представлял себе, что с ним в гневе может сделать хозяин – ведь он умудрился оставить без должного внимания единственного наследника! Остальные бодигарды носились, очень организованно, впрочем, по тротуарам вдоль Ниглинной, Кузнецкого Моста, и Петровки, и по соседним отделам магазина, ближайшим к примерочной, закрыв дверь которой, Мальчика в последний раз видела Мама, но не могли его найти. Теперь, высмаркиваясь в одно из последних приобретений, из-за слёз и истерики, в которую впала, не видя ничего вокруг, Мама набирала номер сына, который не отвечал на звонок.
Спустя минуту к старшему смены охраны, отдающему срывающимся голосом отрывочные команды своим бойцам, подошёл Пацан, и так же нараспев, переняв манеру от Мальчика, предложил:
- Купи «Айфон», старик, тебе отдам всего лишь за полтинник! – на раскрытой ладони он протягивал телефон, звучащей оперой «Тореодор» демонстрировавший его работоспособность, и как полагал подросток, узнаваемость. То ли охранник был невнимательный, то ли мальчику редко звонили при нём, но он не узнал мелодию, установленную на звонок от Мамы, и рыкнул на Пацана, что удивительно, но также на оперный лад, и в рифму:
- Пшёл вон, щенок, не до тебя, и не до твоих «айфонов»!
- Ну, как знаешь… - обычным тоном, сквозь зубы прошептал шпанёнок, и засовывая руки в карманы, одновременно выключая телефон зажатием нужных клавиш, вприпрыжку, как бы пританцовывая, приставляя одну ногу к другой, поскакал через Ниглинную. Сворачивая с неё на Пушечную улицу, он оглянулся через правое плечо на «Гелендвагены», снующих вокруг них ребят в чёрных костюмах при такого же цвета галстуках на белых рубашках, и сплюнув, при этом вытряхивая на асфальт проезжей части «симку», ловко извлечённую из телефона специально для этих целей имеющейся у него в козырьке то ли палёной, то ли тоже свистнутой у какого-то зеваки бейсболки«Brioni», булавкой, пробурчал себе под нос, вначале злобно, а к концу фразы уже с философским оптимизмом:
- Придурки, ну и ищите ботана своего, придётся Ваське за чирик скинуть, что, впрочем, тоже улов, грех жаловаться…
В это же время, проносящийся мимо «Chanel» охранник, остановил взгляд на стайке девиц, чьи фигуры, хоть и изящные, и стройные, но плотно облепили Мальчика, не заметил его, и помчался дальше. Девицы, помечтав у витрин, и так и не встретив принцев, или хоть одного, изъявившего бы желание предмет или пару, их вожделений материализовать из витрины, посредством списания некоторой суммы с карточки принца в их клатчи, у одной из которых он был искусно сшит из школьной шторы, чей изрядный кусок она отрезала на перемене, обратили внимание на подростка, чей потерянный вид бросался в глаза. Если бы не пачка сигарет в руках, призывно поманившая рано повзрослевших школьниц, то они бы и не подошли к нему. Одет был парень очень дорого, что точно определили девчонки, а, следовательно, следовало проверить, не удастся ли извлечь из этого обстоятельства какую-либо пользу для них. Расстреляли пачку они сходу, вначале взяв по одной, а затем уже обладательница самопального клатча, увидев, как охотно протягивает им сигареты доверчивый мальчишка, попросила всю пачку, и самодовольно улыбнулась подругам, подчёркивая свою отличную от них ловкость, а соответственно по её представлениям о жизни, и исключительность, пряча добычу в сумочку.
Так, недостаток профессионализма мужчины, и падкость на даже мелкую халяву некоторых подростков из предместий, мечтающих о сладкой жизни, во второй раз помешали найти наследника Империи… 
- Кхм, кхм, ты что тут семилетнему ребёнку вещаешь? – подала реплику Эмма, вошедшая минуту назад незаметно для рассказчика в спальню Лизы, и стоявшая некоторое время тихонько, облокотившись на косяк двери.
- Сказку на ночь.
- Угу, Андерсен ты наш. Сказка про точёные фигурки школьниц. Ну-ну… Ты уверен, что твои фантазии интересны и полезны ребёнку?
- Мам, это скорее Твен. На «Принц и Нищий» похоже… - ответила Лиза, не дав сказать папе.
- Нет, тут воришка с Мальчиком не поменяются ролями, это другая сказка, если уж Твена брать, то, может, на историю Тома Сойера больше похожа, но это вообще про другое, у неё совсем другой смысл…
- Ага, про курящих школьниц с точёными фигурками, высматривающих себе спонсоров возле бутиков… ты сдурел что ли, Николай, что ты ребёнку чешешь? – Эмма серьёзно так возмутилась, не на шутку.
- Чешешь? Я не чешу, а втираю… - попробовал в шутку перевести Зигмундович.
- Да, с вами тут я и заговариваться стала, извини, Лизок, - переключилась жена с мужа на дочку – я оговорилась, конечно Папа не чешет, а говорит, но говорит он, - поменяв интонацию, и чётко артикулируя, печатая слова, обратилась она вновь к Среднестату – чушь, ненужную ребёнку абсолютно ахинею!
- Мам, Пап, ну, вы идите, а я в «Майнкрафт» поиграю.
- Да я же не дорассказал, тебе разве не интересно, и… во что ты играть собралась?
- «Minecraft», игра такая. Интересно, но ты прежде цензуру пройди, а завтра продолжение расскажешь.
Из гардеробной, сквозь открытую дверь прыснула Стю, вошедшая вслед за Эммой, и вмешалась в разговор – Пап, пусть мелочь отдыхает, пойдём меня провожать, поздно уже, жена небось соскучилась по тебе, - эту часть предложения старшая дочка выделила игривой интонацией – а я хотела тоже мальца ещё поболтать с тобой…
Они втроём покинули спальню младшей, и прикрыв за собой двери, вернулись в гостиную, где по виду Лили было заметно, что между старшими его дочерями, чей возраст отличался вдвое, слегка заискрило за время его отсутствия.
- Что, рррррррррревность, Эммочка, и тебя обуяла? – шутливо подначила Стю свою мачеху – подругу.
- Да при чём тут ревность? – на взводе ответила падчерице рассерженная мать – ну вот зачем свои эротические фантазии ребёнку вываливать?
- Эх, любовником в шкафу не обзавелась, так хоть мужа дождалась, бинго! – вмешалась в разговор язвительно – остроумная вследствие пятнадцатилетия Лиля – теперь, надеюсь, меня в два раза меньше воспитывать будет, есть ещё морально-неустойчивые среди нас, ура!!!
- Да вы чего, девушки, - попробовал вернуть их к теме разногласия отец семейства – я Лизе тонко изображаю, какие люди разные бывают, и так же исподволь её отношение к разным проявлениям хочу сформировать, чтобы она готова к жизни была, а ты, Маманя, что, хочешь, чтобы дети как страусы жили, не ведая, что за пределами Садового кольца происходит?
- Ага, маманя… а где твоё «Кисуль», а? – не стесняясь старших дочерей вопросила жена.
- Таааак, я спать! – заявила Лиля – Мам, споки ноки, - чмокнула её в щёку проходя мимо, и закрывая за собой дверь, бросила – Стю, Пап, покеда!
- Я тоже, пожалуй, пойду, Анастасия, спасибо что приехала, не засиживайтесь, пока! – Эмма обняла Колину дочку, и ушла вслед за Лилей в недра квартиры.
- А вы ревнивцы, однако, как я посмотрю, а я и не знала! – заметила Стю, как только вышла Эмма.
- Да нет, перестань, это просто усталость, да и отвыкли, видимо, мы друг от друга слегка, а вопрос воспитания, он, знаешь ли, не только москвичей, в отличии от квартирного, испортил. Нет видимо проблемы посущественнее, чем разногласия родителей в вопросах воспитания, да и задачи перед людьми важнее, тоже нет. Поэтому и споры все подобного рода - самые болезненные.
- Хм, интересно. Ты серьёзно? Не экология, не политика, а воспитание детей самая большая проблема?
- Ну конечно. Смысл жизни ведь только в её продолжении. Следовательно, в развитии, то есть в прогрессе. И каждый вменяемый индивидуум стремится, ну или должен во всяком случае, в этом преуспеть – сделать своих детей лучше, ну, или как минимум не хуже своих родителей. Это и есть прогресс.
- Угу, ну в целом я с теорией согласна, а вот на практике у меня что-то не выходит с этим самым, с размножением. Об этом я и хочу поговорить, но может, не сегодня уже, а то Эмма там пыхтит поди, досадует, что я засиделась?
- Да нет конечно, - ответил отец, и сам же рассмеялся – выбирай любой ответ, да, нет, или конечно… смешно у нас фонетика, а скорее морфология некоторая выстраивается, да? Прикинь как немцам сложно нас понимать! Три разных слова в одной нам понятной последовательности, причём два из них антонимы, а смысл понятный…
- Таааак, Пап, не отвлекайся, ты готов поговорить?
- Ну конечно! Я ж только что заявил, что важнее задачи нет у родителей, пусть и великовозрастная ты, но видимо, всё ещё требуешь чуточку воспитания, да? А за Эмму не переживай, пусть слегка пар выпустит, мы же ненадолго, да?
- Да, минут десять, я думаю, как пойдёт. Я об одном хотела, но вот мне ещё твои мысли про ревность интересно как о явлении услышать, коль речь зашла, но вначале, что меня в первую очередь волнует. Я только недавно поняла лишь часть того, что ты мне постоянно пробовал объяснить, и я стала наконец, как мне кажется, смотреть по-другому на отношения.
- Да? Ну клёво. И что поменялось?
- Многое. Во-первых, я поняла наконец в чём прикол разницы возрастов.
- Да, ну просвети меня.
- В смысле? Это ведь ты мне постоянно объяснял, что отношения лучше, когда женщина младше значительно, чем мужчина!
- Ну да. Я хочу, что ты поняла, понять. То есть теперь ты своими словами спустя годы скажи, что ты запомнила из моих слов, и как?
- Ааааааа… ну что женщины ветшают быстрее, и что когда она сильно, около десяти лет в идеале, младше, то стареют супруги одновременно, а, следовательно, у мужчины нет соблазна и резона искать себе более молодую спутницу – она у него по-прежнему молодая в сравнении с ним.
- Умница дочка. Правильно. А в чём ещё плюсы?
- Я что-то не помню, а разве ещё что-то полезного есть в союзе разновозрастных супругов?
- Ну конечно! Основное, это то, что ты запомнила - мужчины до определённого возраста, у всех конечно по-разному, но лет до тридцати – экспериментируют. То есть имеют склонность к полигамии. И в ранних браках из-за этого… в смысле ранние браки из-за этого распадаются очень часто. Но есть ещё один аспект не менее важный. Несмотря на эмансипацию, всё же роли природой заложены – женщина рожает и воспитывает детей, а мужчина – добытчик.
- Пап, ну не начинай! Опять ты со своим мужским шовинизмом! – Стю раскраснелась, с явным желанием поспорить, но Николай просто отмахнулся, и продолжил:
- Ага, так-таки и не повзрослела… всё на той же, непонятной детской волне. Не шовинизм это никакой. Я ж не против равенства избирательного, карьерного, и прочих. Но рожать же мужчины не могут. Нет. А значит они просто обязаны о своей семье как минимум в период беременности и лактации заботиться!
- Лактации? Это ещё что?
- Я не то слово употребил. Имел в виду кормление. А лактация, если быть точным – это период, когда железы способны молоко вырабатывать. Так вот, мы, мужчины, коль скоро не рожаем и не вскармливаем, тащим в пещеру хобот мамонта. Это нормальное распределение ролей. И ты зря гонишь на этот счёт. Именно из-за этого твоего дурацкого, якобы феминистского, подхода, у тебя никак и не получаются нормальные отношения. Поясню ещё раз, хотя, помнится мне, я уже тысячу раз тебе это пытался объяснить – всякая шушера беспонтовая пользуется такими, извини, глупышками. Ты вся из себя такая самостоятельная, равноправная, а не понимаешь, и не замечаешь, что к тебе халявщики липнут, и сидят ножки свесив. Им-то классно – у них девушка продвинутая, от них не требует, чтобы они тебя обеспечивали. Ты же за равные права. А это чушь!
- Ну вот опять! Опять я дурочка, и опять я не умею отношения выстраивать! – тридцатилетняя дочка пошла в атаку, но отец, лишь примирительно выставив ладони, усмехнулся, и возразил в ответ:
- Да не дурочка вовсе. А слишком просто наивная. Ты всё обжигаешься, и тебе кажется, что ну вот – козёл попался, найду другого. И идёшь искать. Находишь. Хорошего, кстати. Или пока непонятно какого. А потом сама же, не предъявляя стандартных требований, портишь человека. Я прям уверен, что попадались тебе парни, желающие о тебе заботиться – обеспечивать тебя. Но ты сама этот порыв правильный гасила, а после удивлялась, почему у вас рушатся отношения. Эх, нет сейчас титанов. Всё толще и пошлее. Ты знаешь, наверное, старика Константина Райкина? А вот у него был отец Аркадий. В совдеповские времена, должен тебе заметить, юмор, а уж тем более сатира были много тоньше, на полутонах и намёках в основном выстроенные. Но это я к слову. А вспомнилась мне миниатюра Аркадия про разных женщин. Найди как-нибудь, посмотри, это – шедевр. Вообще, как ты, надеюсь, понимаешь, отношения между людьми с библейских, или даже более ранних, времён, и по сей день не меняются. Меняется форма, а суть одна. Так вот там много разных персонажей описано женских. А мужчина никак не мог выбрать из разнохарактерных женщин. И всё это очень тонко и весело юморист подавал. Но это ладно, это мне просто вспомнился хороший человек и сильный комик со своими прекрасными наблюдениями жизненными. О чём мы говорим? Ах да – о том, что глупостями ты зачем-то забила себе голову. Первую неделю им - избранникам твоим, наверное, с тобой прикольно. А потом, либо он понимает, что такая модель отношений неправильная, либо ты, не сознавая даже сама того, расстаёшься с ним, потому что он, оказывается, бездельник. Это суровая правда жизни – с людей нужно требовать. Ждать, что все сознательные, и без намёков и понуканий будут идеальными спутниками жизни, странно. Ведь на работе если не спрашивать за исполнение задач, наверное, на энтузиазме никто не будет ничего делать…
- Пап, ну это же так противно, что ты говоришь! Я хочу, чтобы человек меня любил, чтобы я его ни к чему не принуждала, чтобы он сам хотел для меня что-то делать. И это не обеспечение, а внимание, забота.
- Принуждение — это неверное определение. Я тоже не хотел бы, чтобы меня на строгом поводке водили, и одёргивали. И любому, мало-мальски уважающему себя мужчине это не понравится. Нужно просто не обозначать и не пропагандировать свою якобы «независимость». Позволяй мужчине быть добытчиком. Мы такие и есть. А которые нет, так они не мужчины, а так, хрень на постном масле, имхо, как говорит продвинутая публика, и ты, наверное. А ты либо таких бестолковых ищешь, либо нормальных пытаешься сделать бездельниками. Вот и не клеится. Что бы воинствующие феминистки не втирали – роли у полов разные. И это генетически в нас. Раньше ведь и детей из-за ранней смертности рожали много больше, соответственно беременели чаще, и мужчина больше на охоту один ходил, нежели вдвоём с женой. Ничего не изменилось. Лишь орудия производства. Автомобили, интернет, прочие удобства. То есть добывать пищу стало проще. Рожать женщинам приходится реже. Из-за этого они и работать могут почти наравне с мужчинами. Но, во всяком случае, пока мы не стали плодиться почкованием или из пробирки, и не прошло несколько поколений таких пробиристых, роли останутся те же по факту и в сознании большинства.
- Я не большинство! Я исключение! Сам же говоришь всегда, что ты вне, и над толпой! А я твоя дочь! Я вся в тебя!
- Уфффф… Ну при чём тут это? Вообще не при чём. Какой бы ты ни была, но солнце-то всходит на востоке, вода жидкая, а камень жёсткий. А ты всё ломишься в эту стену из камня, и не понимаешь, что вся твоя, и моя в придачу, исключительность законы природы не изменит. Не в состоянии. Как раз исключительность в том, чтобы чётко понимать, отчего и почему планета кружится, и как людишки по ней шевелятся. А ты всё против ветра пытаешься грести. Исключительность в том, чтобы порывы ветра находить там, где другие штиль ощущают сплошной. Находить их, в их поток себя отдавать, и мчать над этой толпой на всех парах.
- Слушай, ну ладно. Я вроде что-то поймала. Ну, не порыв, но некий бриз вроде повеял. Мы тут минут десять назад вскользь прошлись, а потом разговор в другую сторону ушёл. Мне вот ещё что интересно. Она бывает, но я её не понимаю, точнее не ощущаю, или не испытываю, а знаю, что она есть.
- Это ты про что? Я что-то потерялся.
- Про неё. Ревность — это что?
- Лень.
- Лень?
- Ну да, лень в первую очередь, наверное. Потом уже эгоизм. Следом жадность, точнее – материальный расчёт. Чуть брезгливости.
- Странно. Объяснишь?
- Попробую. Давай порассуждаем вместе. От самого очевидного и простого к сути отношения попробуем прийти. Мы ведь о ревности между людьми, не о ревности к работе?
- Ну да, конечно. Мы же об отношениях говорили. Или ты подкалываешь меня?
- Нет, и не думал. Уточнил на всякий случай. Ну да, прикололся. Итак, от самого простого. Для начала кстати не мешало бы заметить, что некоторые люди изображают ревность, на самом деле её не испытывая. Но мы условимся, что эти случаи не рассматриваем. Просто знаем, что такое бывает, и в разной степени, от верха лицемерия у некоторых особей, которым такая модель поведения, может, случайным образом нащупанная в отношениях, просто выгодна – ревность хороший инструмент шантажа, до случайно обронённых шуточек – подколок. Мы говорим только о ревности в чистом виде. Откуда она берётся, и почему. И конечно, это только лишь мои соображения.
Некоторые люди брезгливы. И очень. Ах да, мы же договорились, что про степени рассуждать не будем. В общем, это самое простое – брезгливым людям, представить «своего» человека с кем-то другим, измазанным чужими выделениями, просто невыносимо. Сюда же я отнесу патологическую боязнь болезней. О, слова даже похожи, хоть и не однокоренные.
- Какие слова?
- Боязнь и болезни.
- Пап, а ты не гонишь? Или ты всё же стебёшься надо мной?
- А что, непохожи разве? Нет? Ну ладно, проехали, не сбивай. Действительно что-то меня торкнуло – у меня внутри меня музольда просто шпилит, вот и легли слова на мотив – и он пропел, что странно, довольно похоже, голосом Боба Марли – «бо, бо-бо, бояяяязнь бо-бо, бо-бо, боооолезней»…
- Отец, давай не отвлекайся. Итак – брезгливость.
- Ну да. Брезгливость. Боязнь, что от посторонних людей принесётся бяка какая, и просто чистоплотность – знаешь, вот если тебе бомж попадался в общественном транспорте, или в другом каком замкнутом пространстве – от них вонь невыносимая. Такие же ощущения у людей брезгливых от изменивших им партнёров – как будто они дерьмом измазались.
Это первое. Следом идёт чувство собственности. Боязнь потерять человека. Всё же придётся вернуться к тому, что очень непросто распознать, ревность искренняя, или её изображают. Наверное, кто-то подсознательно боится потерять материальные блага, если муж или супруга богаты, или потраченное время или силы, а кто-то цинично изображает ревность с целью без всяких оснований обвинить, заставить оправдываться, и тем самым, сделав человека якобы виноватым, им управлять. Эдакое подчинение из-за мнимого чувства вины. Ведь если человек не урод, не важно какого он пола, то всегда найдётся особь, или несколько, заглядывающихся на него, или неё. И это вот очень интересная хрень. Ты вот привлекательна, сама вроде не флиртуешь ни с кем, не отвечаешь на заигрывания, а виновата лишь тем, что кто-то на тебя западает. Тебя только в этом обвиняют, и ты со временем начинаешь чувствовать вину, как будто это ты виновата в своей привлекательности, и что кто-то на тебя заглядывается. Есть такие манипуляторы, есть. А вот нарочно они это делают, или искренне ревнуя, не сознают, что твоей вины в твоей привлекательности для противоположного пола нет, это большой вопрос. Но ответ на него собственно и не важен. Ведь тебе не важно, специально в тебя выстрелили, или играясь, крутя в руках заряженное оружие. Важно, что ревность в большинстве случаев беспочвенна. Точнее я только что описал, что вроде как для ревнующего повод есть, а для подозреваемого в большинстве случаев нет. И самый главный прикол – в большинстве случаев ревнивцы и остаются одни. Люди терпят эти выпады, терпят, а потом надоедает быть негодяем назначенным, и либо просто расстаются с невменяемым партнёром, жизнь отравляющим, либо начинают изменять типа назло. Мол, ну раз уж меня всё равно считают злодеем – буду им. В общем сильный мотиватор ревности - материальный. Боязнь и желание удержать любой ценой источник денег, счастья, благополучия, стабильности, унд зо вайтер.
То есть ревность — это просто эгоизм. Вообще не любовь. Если любишь, то желаешь любимому всего самого лучшего. Чтобы он был в полном счастье. Это аксиома. А раз так, и почему-то ты любишь человека, которому почему-то, ну - для новизны, для повышения самооценки, да просто по пьяни да за ради куража, потому что в их среде «правильных пацанов» это считается нормой, тебе изменяет периодически, но любит тебя, и от тебя уходить не собирается – так люби его такого, и мирись с этой прихотью, или не живи с изменщиком. А мозг выносить это садизм, эгоизм, и подлость, я считаю.
- Угу, Пап, с этим понятно. А лень-то при чём? Ты в начале говорил, что ревность — это лень. Как так?
- Очень просто. Ревнуют к кому? К более молодым, от того более привлекательным, к нерожавшим, и так далее. Так не ленись – ходи в зал, следи за фигурой, не нажирай пузо. Не ленись следить за своими мыслями и словами. Не ленись оставаться привлекательной для своего партнёра. И тогда никакие обольстители со стороны, сколько бы их не вилось вокруг твоего партнёра, не смогут его уволочь в кусты. А если дома ор, склоки, предъявы беспочвенные, то тогда только редкой выдержки и порядочности человек устоит от соблазна выпрыгнуть из этого ада хоть на пол вечера, на денёк, и не покрутить с человеком, который тебе делает комплименты, ухаживает за тобой, с которым приятно проводить время. А навсегда уйдёт, или на разок – другой, это как получится…
Тёрки о фигне, именуемой смысл бытия

- Кол, ну ты же первый, кто разваливать Советский Союз помогал. Во всяком случае из наших, точно первый – заехавший к нему после встречи одноклассников Всеволод Ковригин продолжил разговор, начатый ранее – а теперь ностальгируешь о разваленной Державе. Что имеем не храним, потерявши плачем, так получается?
- Это с чего же я, Сева, Совок разваливал? Вовсе я ничего не разваливал, с чего такие утверждения?
- Ну как же? Кто фарцевал? Кто всю Таганку «Левисами» и «Рибаками» обеспечил? Кто валютой спекулировал?
- Я. Но при чём тут развал страны, и при чём здесь я? Эти кретины имели институты лёгкой промышленности, которые разрабатывали и выпускали хламиды телогреечного типа, и ждали, видимо, от нас, что мы страшно радуемся, нося обувь, сляпанную по колодкам военного образца, и без портянок стиравшую напрочь пятки! Я всего – то хотел, чтобы в нашей стране жить можно было, не только радуясь за то, что мы, пупок надорвав, Гагарина в космос запулили, а и от нормального быта. И этим дебилам бы цекашным смекнуть вовремя, что от красивой одежды идеалы социализма не пострадают никак, и начать торговать с западниками. Или, чего проще, при отсутствии авторского права вообще, копировали бы западные бренды, и выпускали б сами подобия. И не было б никакой фарцы. Но, дело даже не в этом. Они же страну растащили на вотчины не из-за того, что мы валюту скупали, а из-за того, что захотелось вождям каждому по уделу. Только и всего.
- Ну, Николя, ты знаешь, эдак себе оправдание всегда легко найти! Ты же против закона жил и действовал!
- Ага, а я и не спорю. И горжусь этим! Только вот развалили – то не мы, кому плевать было на ваши дебильные законы и правила, а как раз вы – комсомольцы. Да, да, - отмахнулся Николай от пытавшегося его перебить Ковригу – это вы, комсюки, а я тебе должен пояснить, кто такие комсюки в моих системах координат – двуличная масса, отлично сознающая, что всё, что говориться на собраниях и съездах с трибун, не соответствует действительности от слова абсолютно. Вас нельзя сравнивать с комсомолом Павки Корчагина, или Александра Матросова. Вы именно что комсюки. Аморфная, безвольная масса, мычащая на собраниях за право получать свою скудную пайку. И в наше поколение, увы, эта двуличность настолько глубоко в сознание вошла, что вы и сейчас не хотите признавать, что вас дурят точно так же, по сути, как и при красных.
- Кто дурит, и кого вас? Тебя не дурят что – ли?
- Ага, признаёшь, выходит?
- Что признаю, Кол? Что ты всё путать меня пытаешься? Не перескакивай с темы на тему!
- Хорошо, давай не перескакивая, по порядку, и обстоятельно: да, я ностальгирую, глядя на карту. Тоскую по бывшей некогда мощной и сильной Державе. Парадокс, но факт – я, по убеждениям космополит, уверенный, что любая государственность при нынешнем уровне цивилизации есть тормоз прогресса, тоскую по былой моще и силе нашей Страны. Но сила и мощь её для меня не в армии и недрах, а в народах, населявших некогда Совок. Люди те же, но как они изменились, Сева! Я же с родителями, а позже уж сам, побывал практически во всех республиках, и эти люди, несмотря на былой якобы тоталитаризм, а всё познаётся в сравнении, но мы к этому вернёмся, мы ж условились по - порядку, не сбиваясь, рассуждать, так вот, в любой глуши совдеповской ты мог безбоязненно с любым советским общаться. Ты был бы понят и принят. Да, есть версия, что это всё под гнётом и из страха, да только враньё всё это. Да, Севка, самое смешное, что я, пожалуй, из всего нашего бывшего класса, пожалуй, единственный настоящий комсомолец. Комсомолец к пятидесяти годам пришедший к тому. Это я про то, что… не, забудь, это я увлёкся. Как я красных ненавидел, так и продолжаю презирать. Идею уважаю. Потому что грандиозна. Идейных, вроде отца моего, не переобувшихся, уважаю. Всё то, что в социальном равенстве было хорошего помню, и ты знаешь, отчасти люблю. Сложно это очень, отношение своё сформулировать. Я люблю, пожалуй, людей, некогда населявших Союз. Это действительно был братский союз.
- Так что ж ты не хотел, как все, в равенстве и братстве жить? Зачем тебе доллары нужны были? Вот ты, и такие как ты, и развалили страну, о которой ты с такой теплотой теперь вспоминаешь!
- Ладно, хрен с тобой, гони дальше! Мы развалили, мы и соберём! И скоро уже, пятилетки не пройдёт!
- Кто это «мы»?
- Мы – патриоты! Те, кому больно смотреть на бывшую карту нашей страны. Те, кто по твоему определению, а ты врёшь, что действительно так считаешь, развалили, мы и вернём наши границы – вернём бывшие республики восвояси!
- Кол, ты накурился что ли? Что вы вернёте? И кто такие вы – патриоты?
- Накурился, и напился… Это да… Забудь, забудь Коврига, это я действительно увлёкся, так, нафантазировал, шутка была – Среднестат попробовал сделать дурашливое выражение лица, но сам поняв, что у него не вышло, и он сболтнул лишнего тому, кому не следовало, а до поры не следовало никому, осознав, что нужно свернуть основную тему, продолжил – патриоты - это мы. Такие, как я. Не те, кто в порыве дебильного умиления кричит на всех углах, как у нас всё клёвенько, а кто, видя проблемы, не замалчивает их, а берётся устранять. Это вот патриотизм, Сева. Истинный патриотизм - себе честно говорить, что есть негативного, и признавать, что это нужно изменить. А не закрывать на это стыдливо глазёнки, и не убеждать себя и окружающих, что «страусами» жить удобнее. Впрочем, мы зря, наверное, спорим. Точнее я зря с тобой спорю, что-то ты меня, нарочно видимо, завёл, а я повёлся…
- Николя, вовсе я тебя не заводил. Ты, и такие как ты, развалили страну, а теперь ты мне рассказывать пытаешься небылицы, что «всё идёт по плану».
- О как! Не ожидал я от тебя, что ты строку Егора ввернёшь в разговор! И кстати очень метко, спасибо, что Великих Граждан СССР даже ты, комсюк, признаёшь вольно иль случайно… Да нет же, Сева, нет. Ну не городи ты огород. Тоже мне, развальщика нашёл! Да к времени нашего с тобой становления, да что там становления, к нашему с тобой рождению, ну ладно, к «Олимпиаде – 80», к нашему десятилетию, уж точно всё протухло и прогнило до основания. Люди по инерции были всё ещё братьями, вроде как с равными правами и возможностями, но идеи коммунистической в помине не было уже у самих её, идеи, держателей. Божки цкашные все продали за дачи и пайки. А мы – фарца, мы крохи подбирали на улице, желая зарабатывать, чтобы жить достойно. Расслоение уже было такое, что ого–го! Сам себе-то не ври! И понятное дело, что люди смелые не желали пресмыкаться. Умирающий режим сдерживал массу – не давал вам достойно жить, отравляя по привычке лозунгами, и ограничивая всё более и более ожесточавшимися законами. И вы мычали. Терпели. А я вот нет. А по прошествии лет ты восхищаешься режимом, исповедующим самую непорядочную из моделей капитализма, аплодируешь им, а меня обвиняешь, что я Совок развалил. Логика где, Сева? Ты меня в таком разе благодарить должен, что я помог твоим обожаемым «Едросам» власть у красных забрать.
- За что ж тебя благодарить Коль? Единая Россия, кстати, не сразу власть в свои руки взяла, побороться пришлось со всякими вашими.
- Перестань! – перебил одноклассника Среднестат – да и не имеет это к нашей дискуссии отношения практически никакого. Не важно, кто рулит. Если б рулили самые правильные и честные люди, и был бы у нас на дворе честный капитализм, не вороватый, ты бы меня тоже обвинял в неприятии идей социализма? Ааааа, молчишь!
Ковригин и правда не возражал, но возможно, не от недостатка аргументов, а попав под дым – конечно Коля, беседуя со Всеволодом, смолил нещадно. И Коля продолжил:
- Я вот что думаю, товарищ выпускник советской школы – вы тоже все всё видели, и тоже все всё понимали. Но боялись. Боялись встать на собрании комсомольском и сказать партайгенносам «да что за чушь вы нам втираете?». Боялись фарцевать, зарабатывая себе на более достойную и комфортную жизнь. И от своей трусости тявкали на таких как я. Киплинг такую поведенческую модель задолго до нас с тобой в Табаки изобразил. Только в его повести там один такой персонаж был, а из вас, комсюков, почти всю страну поголовно выпестовали. И ты вот даже по прошествии десятилетий признаться в этом себе не хочешь. От того, что слабак, от того, что привили тебе в детстве двойную мораль. От того ты, наверное, кстати, и ориентацию свою приобрёл…
- Какую ещё ориентацию? – Сева побледнел, и, что называется, заёрзал.
- Сексуальную, какую же ещё. Гомо. Гомосексуальную, дорогой ты наш однакашничек…
- Что за ерунда, Кол, с чего ты это взял? – Сева изображал возмущение, жестикулируя и как-то уж чересчур оживлённо, таких движений руками, как при произнесении этой фразы, за ним ранее Николай не наблюдал – конечно, Среднестат ни за что не позволил бы себе такой бестактности при обычных обстоятельствах, но нужно было выбить из колеи, из равновесия, одноклассника, чтобы вытравить из памяти предыдущую часть их дискуссии. А по Ковригину было видно, что попал Коля в десятку… 
- Откровенно говоря не скажу, откуда. Сформировавшееся мнение в нашем коллективе, основанное на каких-то твоих поведенческих особенностях. Плюс к тому - уже взрослые мы все мальчики – девочки, у всех семьи, дети, у некоторых внуки, а от тебя мало что никто не слышал ни разу про личную жизнь, так и с девушкой или женщиной никто ни разу не видел. Вот и сложился давно вывод про твой гомосексуализм. А что, ты опровергаешь это?
- Да конечно, я пидаров терпеть не могу!
Ну, - Коля усмехнулся саркастически – может ты их за то и не любишь, что таковым являешься?
- Кол, ты меня оскорбляешь!
- Вовсе нет. Это ты меня оскорбляешь. Тем, что опровергнуть пытаешься очевидность. Тем, что за дураков держишь меня, и тех, кому такую же хрень втереть пытаешься. Тем, что из-за своей слабости признать свою слабость – Коля опять хохотнул, на ходу придумав новый для него афоризм – на задок, городишь огород. А я вот уверен, что это проявление свойств твоего характера, и вещи из одного ряда – твоё враньё про гомосексуальность твою, и обвинение меня в развале Союза.
Коля предостерегающе поднял руку, и прервал тем самым попытку одноклассника возразить, и продолжил:
- Люди, в задницу долбящиеся, обычно и в душу долбятся. Из-за того, что вынуждены, благодаря нашим российским устоям, скрывать это, извини, извращение. И я вот не берусь судить, что здесь первично. То ли латентные вруны и двуличные люди становятся пидорами, то ли гомосеки, вынуждено скрывающие свою болезнь, приобретают привычку жить по двойным стандартам. Был бы ты со мной откровенен, мы бы попробовали это выяснить, или хотя бы порассуждать. Но ты ж не такой… а какой, я знаю. Знаю от тебя. Обвиняющий в развале советского строя своего одноклассника, и восхищающийся путинским правлением. Не будешь же ты на полном серьёзе утверждать, что у нас в стране демократия?
- Почему это не демократия? Самая что ни на есть. Почитай конституцию! – парировал Сева.
- Вот опять ты чушь городишь. Как будто ты на Первом канале работаешь, и тебе платят за одурачивание масс. Почему так сложно называть явления своими именами? У нас диктатура. Я вот это себе чётко говорю. Но! Я вот не уверен, что это плохо. Я серьёзно. К своим годам я пришёл к тому, да, впрочем, я всегда, и когда против красных был, а это, извини, у меня семейное, даже не от родителей, а от их бабушек и дедушек передалось, был за самодержавие. Действительно, лично я так считаю, управлять такой огромной державой посменно по четыре года ерунда какая-то, мне такая модель непонятна. Хотя америкозам удаётся. Но мы ж-таки русские, и нам другие-остальные точно не указ. У нас идентичность нашей кровью и нашим потом приобретены.
Но, я вернусь-таки от твоей персоналии к обобщению. И извини, я должен тебе это сказать, за то, что я эту аналогию про ориентацию привёл – вовсе уж чего не хотел, так это обижать или даже слегка задевать тебя. Мне показалось, опять, увы, лишь показалось, что у нас разговор прямой и откровенный, и лишь из-за того я про твою особенность как пример двойных стандартов привёл. Вовсе не ожидая, что ты это отрицать станешь.
- Да я тебе реально говорю, что вовсе я не гей!
- Понял я Сева, понял. И даже говорю тебе, чтобы ты не нервничал – «верю». Но знай, что лукавлю. Ни хрена я не верю, но! Но это не имеет значения никакого для темы нашей дискуссии, которую затеял ты, смею напомнить. Вообще никакого. Имеет значение то, что тебя возмущает, что мы все, твои одноклассники, считаем, что ты гомосексуалист. И за это я готов извиниться. И не важно вовсе, пидор ты или нет. Я извиняюсь за дискомфорт, который ты испытываешь от того, заслуженно или нет, но что мы так о тебе думаем. И кстати, чтоб ты знал – если ты реально не пидор, а ведёшь себя как они, так мне тебя ещё больше жаль, чем если ты страдаешь этим извращением, да вот признаться в этом своим друзьям не можешь. Это знаешь ли, как многое, или скорее всё в нашем мире, уже в народном творчестве отражено – и Николай, картавя, изображая некий выговор, хотя на самом деле, и все это знают, евреи так не говорят, стал излагать один из своих любимых анекдотов:
- Изя, а вы знаете, что Мойша таки пидор?
- Что, Сёма, он кому-то денег должен, и не отдаёт?
- Нет, я в хорошем смысле этого слова…
Николай после самим же рассказанного анекдота громко и задорно рассмеялся, но его собеседник лишь поджал губы, не выдавив даже тени улыбки. Видно было, что Ковригин не разделяет веселья от короткого рассказа, и очевидно, что не понравился ему не сам анекдот, а как тема разговора ушла в непонятную и неприятную сторону. Он, понятное дело, не видел связи, и не понимал Колиных аналогий:
- Кол, что у тебя за мания? Что ты меня обвиняешь чёрте в чём, да ещё так настойчиво? Я ж тебе сказал – я пидоров ненавижу!
- Которых, тех что в хорошем смысле слова, или тех, что в попу порют друг друга, а потом облизывают? – Среднестат не мог сдержаться, и всё же глумился над Севиными потугами:
- Забудь. Забудь, Коврига. Ты не понял, и не поймёшь. Нет цели тебя задеть. Есть некое разочарование от того, что ты меня на откровенность вытягиваешь, а сам мне врёшь через слово. Но! Я привык, у меня шкура давно продубилась, и мне, откровенно говоря, лишь жаль вас, двуличных, что вы сами себе врёте. И завидуешь ты мне от того, и обвинения нелепые выдвигаешь в развале СССР лишь потому, что вы все, воспитанные комсомолом, не понимаете, как можно быть таким как я. Откровенным. Открытым. Честным. Я вот такой, и мне всё равно на зависть твою. На злобу, что ты почему-то в маске то одной, то другой, всю жизнь прожил, и дальше будешь в этих масках, какие б не велели напялить, жить… Не злись, и не дуйся, Сева. Я ж вам всем, придуркам, добра желаю, и желал. Когда вам по глазам бью, это не для того, чтобы больно сделать, а, чтобы вы открыли их. Хотя б внутрь себя. Себе правду скажи. Внутрь себя посмотри. Себе. Мне не нужно. Я её, правду, знаю. Вот она:
- Почему у тебя, да и у других комсюков вдруг такая ненависть появилась к Советскому Союзу? А у единственного из вас не комсомольца вдруг такая любовь и ностальгия к тому строю? Да именно от того, что ты, и вы, сознаёте прекрасно, что вас всех в душу трахаться тот режим заставлял. Ты и вы прекрасно помните, как вы врали себе и всем остальным, так же прекрасно понимавшим, что всё, что вы друг-другу тележили на ваших собраниях, было ложью. И знание это, и память, и привычка не сознаваться в своих истинных чувствах, и заставляет и теперь, спустя полтора поколения других людей, врать самому себе, и детям, и внукам, у кого они есть, мол «да, мы все верили в идеалы социализма, а вот время открыло нам глаза…». Чушь! Дети вас слушают, и понимают, что вы врёте им. Или думают, что их родители кретины. Из вас, бывших комсюков, лишь единицы имеют смелость себе в первую очередь, не мне, признаться, что да, я и тогда знал, что чушь и химера этот социализм. Но. Для карьеры, для института, нужно было в эту игру играть, а что поделать, все так жили, унд зо вайтер… Но! Тут бабац – есть же, сука, Коля – Николя, он-то, подлец, всегда совдепию, и нас, комсюков, высмеивал. Обидно! Нужно его обвинить в какой-либо фигне, а то чегой-то он весь в белом? Расслабься, Сева. Угомонись. Не нужно мне доказывать, что ты свой, буржуинский. Мне это похрену. Потому что таких как ты – всё население бывшего Союза, от года шестьдесят пятого, пожалуй, до семьдесят шестого – восьмого рождения. Самое несчастное поколение с вывернутой психикой врунов паталогических. Это не твоя болезнь, Коврига, а наша. И я её ещё больше с вами разделяю. Намного больше. От того, что я всегда знал правду. И сейчас её вслух говорю. А ты и вы до сих пор, и всегда, увы, будете бояться её себе сказать, не то что мне.
- А мне, Сева, Советский Союз не за что ненавидеть. Я-то, что в нашей стране было глупого, пошлого, и лживого, не принимал – не заставлял себя в разрез со своими принципами гривой кивать, и мычать, как всё стадо. А что было хорошего, доброго, честного, тире справедливого, что тогда любил и ценил, то и сейчас с теплотой и любовью, ностальгируя, помню.
Я знаешь, что вспомнил? Очень показательная штука. Брат же на пять лет нас младше. И их загоняли в комсюки уже позже чем нас, в восемьдесят восьмом, или даже девятом, когда перестройка уже три или четыре года как была объявлена. Совок ещё не развалился, эстонцев и грузинов пока ещё не стреляли, капитализм ещё объявлен не был, но… ну ты, наверное, помнишь те годы – мы на вторых курсах вузов были, большинство из нас, имею я в виду. И вот брательник, разумеется, как и я пятью годами ранее, наотрез отказался вступать в ряды Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи. И что ты думаешь? Классная его, та же «Шангрила», что и у нас была, отозвала Маму нашу после родительского собрания в сторонку, и жарким шёпотом ей вещала почти дословно следующее: «отговорите Алексея, что ж он себе жизнь портит? Ну ладно старший, он оболтус, но этот-то умный, да и вы должны понимать, что всё может поменяться, зачем же он, глядя на брата с него пример берёт? Испортит себе всю жизнь!» Вот так вот. Не про идеалы втереть пробовала, а именно что нужно из стада не выбиваться, а то вдруг Горбача сместят, перестройку объявят химерой, а всех, кто повёлся, объявят врагами народа, и хрен ты в жизни преуспеешь. Не понимала, овца, что это не Лёлик на меня смотрит, а в нашей семье просто честность с детства прививалась родителями и «гроссэльтерами», и нам как бы в падлу душой кривить. К слову сказать, в их классе уже трое, а я имею в виду всего трое, включая лепшего Лёхина кореша Корнея Рокатяна, не вступили в ряды организации, второй после КПСС по прогрессивности. И это в восемьдесят восьмом! Когда уже ежу было ясно, что конец социализму пришёл! Блевать меня тянет от того, насколько раболепен наш пипл, Сева.
Да, да, я Совок развалил. Я песочницу и ведёрко из неё украл. Если тебе так спаться будет проще, и не важно с кем, могу признать…
Обратная сторона той же медали

О чём ещё так вдохновенно, долго, но главное, безрезультатно, говорить?
Конечно о политике! И важно, чтобы разговор был честный и откровенный. От этого он становится ещё более бесполезным. Но! Какое же он приносит удовлетворение кухонным политикам! Собрались, обсудили в чём промашки правительства и недочёты чиновников, и разошлись гордые собой по своим диванам…
Кто лучше всех разбирается в политике, а заодно в экономике, которая неразрывно, во всяком случае в нашей стране, с нею связана? Правильно! Конечно тренеры фитнес-клубов, парикмахерши, и лучше всех – таксисты.  И от чего так происходит, тоже всем нам понятно – граждане, в тщеславии своём красуюсь, говорят этой категории пипла всё то, что вряд ли скажут откровенно коллегам, подругам, и членам семей. Так что за статистикой настроений тех или иных слоёв населения нужно ходить не к мудрым аналитикам, а в спортзал, или садиться на переднее сидение в такси, с располагающим, ничего не означающим вопросом «как дела», и тебе всё про всё расскажут. К слову сказать, в любой стране это нехитрое правило сработает. Хочешь всё узнать про настроения масс – нырни поглубже в них, а не мудрствуй без толку с лицемерным истеблишментом, или теми индивидами, которые сами себя к нему причислили…
Но у Николая имелся Мерседес, и он не пользовался такси, бритвенная машинка, и он стригся всегда самостоятельно перед зеркалом последние лет тридцать, и про бодибилдинг всё знал с детства, прочитав книжку Шварцнегера об этом деле, и от того услугами тренеров не пользовался.
И из-за этого, свою страсть почесать языком приходилось удовлетворять с близкими людьми.
Вот и с Рыжим Николай «традиционно», при их встречах, в основном, прямо или косвенно, занимался критикой власти предержащих. Вообще, видимо, у всех одноклассников из-за его, Николая, отрицания совдеповщины в детстве и юности, сформировалось мнение, что Николай оппозиционер в силу характера. Хотя было это вовсе не так, или даже совсем не так, но мало кто об этом догадывался. Сам Николай прекрасно знал природу этого заблуждения своих товарищей, или, во всяком случае, ему казалось, что он её знает. Он просто был в силу воспитания человек прямой, и в большинстве случаев, если мог себе это позволить, старался не кривить душой. И его суждения о окружающем нас мире порой удивляли товарищей – уж больно безапелляционно он высказывался. И дело даже не в том было, что оспорить его точку зрения было сложно или даже нереально, да никто из давно его знавших товарищей и не пробовал – просто интерпретация общеизвестных фактов поддаётся анализу. Коля мог ведь с такой же категоричностью высказаться о тех или иных моральных качествах, ну, например, своего товарища по хоккейным баталиям. Но что с того собеседнику, не знакомому ни с персоналией, ни, допустим, с хоккейными правилами и принципами? Ничего. Ничего не будет понятно про правильность или ошибочность высказанной позиции.
Поэтому видимо, людям и нравиться рассуждать о политике. Тем, конечно, кому скучно обсуждать погоду. Хотя сравнение можно провести. Между погодой и политикой есть общее – обещание и прогнозирование. На погоду, правда, влиять сложнее тем, кто пытается её предсказывать, называя это прогнозом. Хотя, хотя - как посмотреть…
В общем – любовь порассуждать о политике – это, наверное, даже не тяга в ней поучаствовать таким образом, изменив общественное мнение, как пытаются сделать те, кто имеет потуги на общественных началах ей, политикой, заниматься. А желание на общеизвестных фактах сверить с человеком, тебе интересным, свои собственные взгляды на то или иное проявление или тенденцию. Есть конечно люди «мудрые», чурающиеся чаши сией, есть даже воинствующие в своём отрицании, которых почему-то раздражает, если при них начинаются общеполитические диспуты, но таких Николай и вовсе не воспринимал как личностей. Зачем себя, а уж тем более окружающих, в чём-то ограничивать? Есть тема интереснее насущного, что касается каждого из нас? Предложи, мы с интересом поддержим разговор. А если уж не можешь увлечь собеседников интересной темой, то не мешай нам осмысливать где мы находимся, зачем, и почему…
Кирилл Палыч уже давно вернулся в свой Бундес, и проживал в Мюнхене, точнее в его предместье. Этот их разговор был первым после девятилетнего перерыва – он узнал от Колиной жены, или от одноклассников, новость, и сразу же и набрал по «фейстайм». Буквально пару слов всего о том, как он рад, что одноклассник выкарабкался, и сходу:
- Слышал, что Лёха к вам летит?
- Ты про Карнавального что ли?
Рыжий то ли не расслышал обидного прозвища, то ли не предал этому значения:
- Ну конечно! Сейчас пойдёт движуха!
- Конечно слышал. Только об этом Третьедрагоценный Дождь и вещает…
- Что скажешь, в Шарике или во Внучке приземлят?
- Рыжульда, ты всерьёз? Тебя это действительно беспокоит? – Коля даже зевнул демонстративно.
- А тебя нет? Заёрзали держиморды, завозились! Креслица-то зашатались под жопами!
- Да никто не взволновался, Кир, это тебе так хочется верить, что ты желаемое, и в твоих западных СМИ муссируемое, за факты принять пытаешься. Пофиг им на новичкастрадальца. Абсолютный эдакий пофиг. А посадят конечно не в Шарике. Но только не из-за того, что народных волнений опасаются, а просто из-за косности мышления. Вот за это готов ставку сделать.
- Что-то не узнаю я тебя. Что изменилось?
- Ничего абсолютно. Я просто восторгов твоих не разделяю. И Лёху за оппозиционера хоть мало-мальски серьёзного не воспринимаю. Он из кандидата в президенты превратился в личного врага Деда. Это пошло и глупо выглядит. Как будто из зависти тявкает. В моих глазах он себя ниже плинтуса опустил. Причём сам. Своими действиями.
- Кол, тебя Коврига что ли зазомбировал?
- Да при чём здесь Сева и его странные восторги нашими правителями? Что у вас с ним за крайности? То, что у нас власть шибко вороватая, это факт. И факт бесспорный. Только упыри этого не видят, или не хотят видеть. Чёрт бы с ними, со страусами – пусть не признают наличие факта. Я смотрю в суть и корень. А есть ли проблема, что они так набивают карманы? В остальном-то меня лично всё устраивает.
- И Крым?
- И Крым особенно. У меня вот такая-же, как видимо и у Деда, ностальгия по нашим границам восьмидесятых. И что Крым забрали – я рад. Хоть и не поеду туда, в Тае или Эмиратах отдыхать много комфортнее. Но! Пиплу нашему курорт свой, русскоговорящий, много милее, чем если, когда он украинским был.
- Даааа… Кол, с тобой метаморфозы произошли, и катастрофические!
- Да вовсе нет. Это тебе только кажется, что я что-то новое высказываю, или что я точку зрения поменял. В двенадцатом году я ходил, чтобы дать Ему понять, что есть проблема. Это как в девятьсот пятом ходили. Подавляющее большинство – для того, чтобы Царь увидел, и понял, что есть общественный запрос на перемены. И конечно, что тогда, что сейчас, что всегда - были, есть и будут в этой массе те, кто хочет перемен в первую очередь для себя, а не для людей. Вот Лёха на мой взгляд к таким и относится. То есть он либо подлец, только о власти, причём любой ценой, мечтающий, либо глупец, плохо выстраивающий свою программу. Что одно, что другое для людей, за ним идущих, плохо. В блуд тянет. А что самое поганое – из-за таких клоунов у нас опошляется всё оппозиционное движение. Люди разочаровываются. Я вот и вовсе последнее время на него глядя, размышляю, а не засланный ли казачок?
- В смысле? Ну помогают ему наши, западники. И что? Ленин тоже у германцев деньги брал, но не им же служил, а своё дело делал!
- Да я не об этом, а об обратном как-раз. Впечатление складывается, что он Крепости служит. Ну уж больно глупо ведёт себя – то отравление новичком придумал, то аквадискотеку с черногорским гербом на воротах, то в целом идиотские высказывания в адрес Деда. Как ребёнок, злящийся на родителей, что его в кино не пускают. И вот других школьников призывает штурмом кинотеатр брать.
- А ты что предлагаешь?
- Ничего. Я ничего не предлагаю. Я констатирую, что протестное движение опошлено. Что никакого сопротивления воровству в умах людей нет. Всех устраивает наш режим. Для обывателя что главное? Чтобы на бытовом уровне коррупции не было. А с ней-то как раз борьба есть, и довольно активная. Того, что было в девяностых, а именно - повального мздоимства на каждом углу и за каждый чих, уже в помине нету. Гаишники остались из прошлой жизни. Но это и есть общественный договор – нарушать и откупаться всех и каждого устраивает.
- Не всех и не каждого! Я гайцам не платил никогда!
- Да не ври, или память напряги. – Рыжий покраснел. Видимо вспомнил противоречащие вырвавшемуся высказыванию эпизоды:
- Нууууу, было пару раз, вымогнули, суки…
- Да не про тебя же, и не про ДПСников речь. Речь о том, что людей раздражает коррупция бытовая. А что кто-то город украшает, и при этом зарабатывает на этом, людей не сильно волнует. А если волнует, то суть этой эмоции – зависть. Завидуют, что не они у этой кормушки. И я вот, последние выступления Лёхины просмотрев, почему-то увидел в нём именно завидующего и бесящегося, что не получилось. Не срослось. Десятилетие назад казалось, что ещё чуток – и свалят Этих, и он заберётся в тронный зал. Наверное, возможно, он верил, что сможет быть скромнее, как допустим Миша Касьянов – это, кстати, ещё один пример, как эти уроды опошлили оппозиционное движение. Как можно с одним из апологетов коррупции на одной сцене стоять, и вроде как за власть без воровства ратовать? Ну пошло. Противно. Стыдоба. И это, ты ведь помнишь, в двенадцатом ещё было. А сейчас ещё более уродски всё это выглядит, ведь…
Рыжий не дал договорить товарищу, перебив его:
- Я с тобой совсем не согласен! Ну да, привлекли Касьянова, или не отвергли, возможно нужен был зачем-то. Но Лёха искренен!
- Да придурок твой Лёха. Просто пень. Он, призывающий нас поменять Деда на него, он же в президенты метит, рассказывает на умняке, что всегда в самолёте «Рики и Морти» смотрит. Не Программу Переустройства Мира пишет, не свою избирательную программу кандидата в президенты дотачивает, а мультики зырит. Жена его и вовсе из всеми любимого «Брат – 2» цитирует, но цитирует чью реплику? Ага, именно – мягко говоря, падшей женщины, которую герой Бодрова на путь истины наставил, и домой, «из плена тлетворного Запада» вывез? Что за аналогия? Это такая роль у будущей «Первой Лэди» страны? Не нужна мне такая жена президента, не нужна… трэш, Киррулер. Позорище. Он либо сам кретин, либо его команда, желающая детей и подростков в протестное движение увлечь, насоветовала ему эдакий популистский ход сделать. А для меня это одно и тоже. Вот мне на посту президента клоун, посвящающий свободное время просмотру мультиков, и делающий отсылы к «Гарри Поттеру», сравнивая свои ощущения какие-то с этим кино, не нужен. Я бы своим гаражом не доверил заведовать такому деятелю, не то что страной рулить. Вот потому-то, Палыч, я и задумываться стал, а не у конторских ли он на зарплате? Уж больно похоже. Приёмчики бурильщиков – дать возглавить движение своему, а потом всё на корню и пустить под откос. Это же классика, в учебниках описанная. Помнишь «Трест, который лопнул»?
- Это кино которое? А при чём здесь конторские-то, это ж по Генри комедия, или я чего-то не понимаю?
- Ой, извини, заврался. «Операция Трест», конечно. Фильм так назывался. Но это же реальная история про Якушева, Кутепова, Рейли…
- Да, да, знаю. Но это же красная агитка.
- Кирруллер, да какая ещё агитка? Реальная операция. Хотя это и не важно. Как оно в двадцатые годы прошлого века на самом деле происходило, и происходило ли - не важно. Я ж тебе о том, что мне Карнавальная движуха очень напоминает именно спецоперацию ГПУшников.
- Я подумаю о твоих словах. Не согласен совсем, но подумаю. Не верится мне, что он предатель. Но что ж теперь, не бороться совсем? Оставить им страну, и опустить руки?
- Не знаю, Палыч. А с чем и зачем бороться?
- Как с чем? Да с гадиной этой. С ворьём!
- А ты правда веришь, что бывает власть без зарабатывания на ней состояний?
- Ты теперь это так называешь? Не воровство, а зарабатывание? Всё же тебе «ковриги» мозг промыли!
- Вовсе нет, Рыжульда, вовсе нет. Хоть матерно назови воровство, хоть вежливо и нежно откатом, хоть зарабатыванием – суть не изменится. Во власть идут за этим. За исключительностью. За значимостью. За быть над и вне толпы. А мы такие - у нас всё через край. У Этих у всех голодное совдеповское детство, они конечно нажраться не могут, да и остановиться им невозможно, потому как система создана, и она работает. Может со временем аппетит умерится, станут, возможно, приличнее вести себя. Во втором или третьем поколении. Только на это можно рассчитывать. Но уж точно не на переворот, революцию, или ещё какую утопию. Вся такого рода деятельность реально преступна. Людей только подставляют, вовлекая их в стычки с властью. Эти заводят папочки, и у людей, примкнувших к горлодёрам, скорее всего никакая карьера не сложится, когда и если запал пассионарный пройдёт, и захотят работать и зарабатывать, а не в чужие сказки верить…
- Тебя послушать, так сделать ничего невозможно, и предпринимать что-либо бессмысленно!
- Хм, отнюдь! Я такого не говорил! Я знаю, что можно и должно делать, да вот только никому не хочется.
- Да? А почему же не говоришь?
- Потому что ты не спрашивал. Ты задал вопрос, где Лёху приземлят. Но ты не спрашивал, что нужно делать для того, чтобы в стране поменять менталитет и отношение к вере власти. Вот если тебя это интересует, я с удовольствием тебе поведаю.
Рыжего аж подкинуло, и он с укоризной и возбуждённо перебил товарища:
- Ну так вещай давай уже, поведыватель ты наш оракулоподобный, не вымогай!
- Изволь – работать нужно. Не помню я имён, но есть вот парень один, которого все эти удальцовы и навальные затирают на задний план. Яшин кажется. Я вот помню, как на последней сходке в двенадцатом, что уже малочисленная была, на Калине, призывал всю эту шоблу не языками чесать, а идти работать во власть. На те позиции, на которые получается. В Управы, в ЖЭКи, или как там они зовутся нынче…
- Да кто ж пустит! Они всё себе захапали!
- Ну не гони, Кирюх. Ты с чего это взял вообще? Из фильмов? Я вот по земле хожу, и с разными чиновниками дружу. Нет такого в помине, чтобы прям каждый брал. Ты что думаешь, Им это так нужно, чтобы все повязаны были? Лет пятнадцать назад – да. Когда эти ЖКХашники результаты выборов рисовали, тогда нужны были, и им на откуп давалась за эту их службу тарифами беспределить. А теперь давно уж эта лавочка прикрылась…. – Кирилл не выдержал, и опять перебил друга:
- Ты хочешь сказать, что они перестали выборы фальсифицировать? Ты погнал что ль, Коль?
- Что ль Коль, боль-моль – Зигмундович стал делать «реперские» движения руками, и раскачивания туловищем, начитывая рифмы – оскотинился народ мой… Ты знаешь, - вернулся он к нормальной речи – думаю да, перестали. Промыли Эрнстканалом мозг, и большинство действительно верит Папе. Не верят даже, что воруют Они. Не знаю, как это, но так и есть. Хотя нет, знаю. У Деда харизма сильная. Если ежевечерне слушать, то уверуешь. Ты вот Ковригу часто вспоминаешь, мол он на режим работает. Может и не работает, а на энтузиазме отрицает очевидное. Вот тебе срез через наших одноклассников о мнении и отношении масс к нашей нынешней власти. Кроме тебя и ещё парочки ворчунов всем всё нравится, и всех всё устраивает. Но мы отвлеклись. Можно и нужно, если действительно хочешь изменить всё к лучшему - идти и работать. Принимать людей, выслушивать их проблемы, и устранять их. Не людей, понятное дело, - пошутил он – а их проблемы ликвидировать. Делать это каждый день с полной самоотдачей, и не то что не вымогать за этот свой труд, а не принимать благодарности, даже искренние. Ведь как оно вообще начинается-то? У нас народ по большей части добрый, и за неформальный подход готов, и искренне считает, что нужно отблагодарить. Хоть пузырём, хоть денежкой. Так вот - брать не нужно, благодарить за движение души дающего, и так же по-доброму отказываться принять. И не сожалеть, что отказался. И будут от такого чиновника Управы, поселкового совета, или другого органа власти выходить просветлённые граждане с чувством, что вот же – есть честные люди во власти. Один такой энтузиаст, второй, третий, десяток, сотня, тысяча – и так со временем и станет нормой и правилом, что денег не берут. Вот, кстати, МФЦ у нас теперь. Очередей нет, всё открыто – прозрачно. И все уже привыкли, что не нужно за замену того же загранпаспорта купюру наготове в потной ладошке комкать… Да только вот проблемка – не хотят твои разлюбезные горлопаны бескорыстно народу служить. Им нужно всё и сразу, за два дня. И нужно им, увы, не чтобы народу на Руси привольно зажилось, а, чтобы их на гребне волнений в те самые кабинеты занесло. А для чего? Да для того же, для чего Нынешние в этих кабинетах сидят. Для удовлетворения тщеславия, для денег, для власти, что суть едино…
- То есть ты уверен, что Навальный агент Кремля?
- Нет конечно, с чего ты взял?
- Как нет? Сам же только что доказывал мне это.
- Вовсе нет, Кирюха! Я говорил, что очень похоже на это. А во что я верю, это вопрос пятый, или пятидесятый. Он может быть агентом стейтсов, заряженный на то, чтобы дестабилизировать обстановку внутри страны, с тем, чтобы мы внутри себя больше энергии тратили, нежели на внешнюю политику и силовуху. Причём его, понятное дело, могут, и скорее всего, в тёмную юзают. Может и на тех и на других работает. А может и сам по себе, а впечатление такое создаётся от того, что он просто не очень расчётливый, мягко говоря, и глупость за глупостью совершает. Проверим это, когда его закроют. Посмотрим, на какую зону его отправят, и как содержать будут.
Кирилл сделал удивлённое лицо:
- Ты считаешь, его посадят? Да ладно! Не посмеют!
Среднестат рассмеялся. Нет, загаготал будет более верное определение его эмоции:
- Палыч, ты вроде б взрослый мальчик, а в сказки всё ещё веришь. Кто и что сметь должен? Ты серьёзно полагаешь, что Они воспринимают его как силу какую-то? Ни шиша. Обязательно упакуют, тут даже сомневаться нечего. Он и прилетает для этого – чтобы закрыли его. Впрочем, я пока это проговаривал, понял, что ерунду только что сказал. Ничего мы не проанализируем после того, как Лёша на зоне окажется. Игра будет продолжена, кто бы её не играл, и в чём бы она не состояла. Тут только интуитивно можно предполагать, чей он агент. Но самое важное, для меня во всяком случае, что и заниматься всей этой аналитикой незачем. Если делать нечего, ты, глядя на бомжа, валяющегося на обочине, из окна своего автомобиля, можешь задуматься, как он дошёл до жизни такой, почему опустился, и кем раньше был. Но раздумья твои будут мимолётны, и несерьёзны. Тебя не будет парить, а верны ли твои выводы. Вот и про Карнавального мне незачем всерьёз думать. Он просто фейк. Нет его. Он дискредитирован. А сам он это сделал, его хозяева, или его команда, мне не важно.
- Ужасные вещи ты, Кол, говоришь. Тебя как будто подменили! Он же единственный, кто себя системе противопоставляет. Такой он, сякой, или разэтакий, какая разница? Он один борется с системой, и наша обязанность его поддержать!
- С хрена ли? Мало ли кто с чем борется, почему это я всех убогих должен поддерживать? К тому же я вовсе не уверен, что смести мы завтра Этих, Новые лучше старых будут. Вот смотри. Я и ты атеисты. Мы с тобой убеждены, что Церковь узаконенный давно институт мошенников. Напёрсточников гоняют, продавцов фальшивых денег сажают, а продавцов загробного Рая холят, лелеют, наделы земельные им выделяют, и обманывать население им не то что позволяют, а даже помогают. Так почему никто не борется с РПЦ? Они куда как круче аферисты, нежели власть. Дорог и мостов не строят, ВВП не поднимают, вообще ни черта не производят, а деньги с людей тянут. Разница лишь в том, что не со всех, а только с тех, которые попались на их ладан.
- Вечно ты стебёшься! Ну какое нам дело до церкви и того, что кто-то добровольно им деньги свои отдаёт? Никакого. А вот эти-то не добровольно, а насильно у нас отбирают!
- Что у тебя отобрали?
- Как что? Конституцию украли!
- Ааааа… Ну да. Это что есть, то есть. Но только не вполне так. Мы её сами отдали. Я тебе говорил уже сегодня об этом – большинство уверовало в Него, время пришло, вот и поменяли. Но! Я проблемы не вижу в этом такой уж сильной – бьют же по морде, а не по паспорту. При Ёське ты же знаешь какая Конституция была прекрасная на бумаге, а по факту людей уничтожали просто и незатейливо.
- Вот тебе что, пофиг, что он говорил одно, и часто повторял, а потом взял, и сделал ровно наоборот? Это же враньё наглое и беспринципное! Как давать такому вору и лгуну страной управлять? И почему тебя это не возмущает, я не понимаю? Что с тобой случилось?
- Да успокойся ты, Кирюха! Что ты из меня предателя идеалов весь разговор делаешь? Я просто беседую с тобой. И ничего со мной не случилось. Я просто понимаю, что ничего никто изменить не сможет, и что важнее - не хочет. А если и хочет, то не понимает, как. Как можно и нужно менять, я тебе сказал. Так точно никто не хочет. Это ж работать нужно… Хотят всё и сразу, и чтобы ещё дивиденды от этого были. Моральные или финансовые – это вопрос персоналий, но, увы, я почему-то склонен думать, что подавляющее большинство горлодёров из функционеров, конечно, не из тех, кто на площади за ними идёт, призывает к революции только для того, чтобы потом самому к кормушке припасть всей грудью.
- Эту твою позицию я понял, с ней понятно. Но почему тебя не возмущает, что Самозванец врал нам долгие годы, а сам по факту уже дольше Брежнева правит?
- Я не успел тебе просто на это ответить, Кир. Начну я с существенного. Сейчас ты и вовсе взбеленишься, наверное. Ты вот дорогого Леонида Ильича вспомнил. И знаешь же, наверное, что при нём самое клёвое время было за весь совдеповский период, – Николай поднял предостерегающе ладонь, и как-бы отмахнулся от попытки Кирилла возразить или перебить его – только не нужно мне напоминать, что я против коммуняг всегда был – я и сейчас против красных. Речь не об том. А о том, что на наших гигантских просторах, прихожу я к выводу, можно успешно править только долго…
Кирилл всё же не смог продолжать спокойно слушать, и возмутился:
- Америка что, маленькая что ли? А правят себе по четыре года, и редко, кстати по два срока, и ничего вроде, управляются – сильнейшая экономика мира, знаешь ли!
- Знаю, знаю, - отмахнулся Николай – но мне до Америки дела нет никакого. Внешне вроде у нас сходство есть в характерах, в менталитете имею в виду с ними, но разные мы совсем. У нашей страны история совсем-таки другая. Да, я вот понял, что глупость только что сказал – разный у нас напрочь менталитет. Абсолютно. И я знаю, в чём разница. У них лишь при становлении война была. Лёгкая с бритишами за независимость, и своя гражданская. А потом вся эта нация эмигрантов жила в мире и покое. Вьетнамы – Кореи – Афганы с Хусейнами не в счёт – это всё не на их территории, этого не прочувствуешь. А у нас что не поколение – полтора, так потрясение. То война ужасная, то мор, то рабство, то ещё что… И для русского человека в массе своей лозунг «лишь бы не было войны» самый основной. Голодно, холодно, ещё что не так – Бог с ним! Лишь бы стабильность. Лишь бы без потрясений. Вот что нужно русскому. И заметь – вся история наша такая – когда царь долго правил - у нас стабильность и подъём. Когда менялись часто – смута и погромы. В наших душах это отложилось прочно. В каждом почти сидит. Теледиву нашу вспомни хотя бы. Помнишь же, как в двенадцатом она нам с тобой пеняла, что мы способствуем раскачиванию чёлна, - напомнил Коля собеседнику о их однокласснице – телеведущей и политическом обозревателе одного из центральных каналов – ты и я что тогда подумали? «Ну вот, и она продалась режиму…», а на самом деле вовсе нет, просто не хотелось ей, и остальным обывателям, а в этом определении ничего обидного нет, ещё одни «девяностые» пережить, когда вроде б только-только жить начали, и по «Азбукам Вкуса» продукты вместо оптовых рынков закупать. Всем нужна стабильность, Кирюха. И только таким как ты, а таких процентов пять от силы в Мире, наивным мечтателям - вселенской справедливости. Справедливость суть утопия, она для каждого своя
Вот я и подошёл к ответу на вопрос твой – да, мягко говоря, говорил одно, а сделал другое. Я, честно говоря, не возьмусь судить, врал ли он тогда, раньше. Может искренне верил, что поправит срок – два, да передаст кому из сподвижников энд соратников. А потом окружение убедило, что мол все мы сироты убогие – один ты у нас надёжа и опора. Он вроде в адеквате внешне, но лесть ведь каждому заходит, но всем в разной степени. Мы же всё на себя примеряем, так вот у меня бы кукушка давно б улетела, я б зазвездился так, что, не стесняясь никого, пинками и подзатыльниками перед телекамерами некоторых управленцев награждал бы ежедневно, – Николай усмехнулся, и поправился – правда продолжилось бы это недолго, но не об том же речь, а об адекватности Его личности. Эти вот с пеной у рта, а она аж брызжет, на что я тебе указывал, и что меня во всём этом дождекарнавале раздражает, нам кричат о Его неадекватности, мол уверовал в свою исключительность, и потерял ориентиры, улетел за стерхами в невменяемость. Но это же не так вовсе. Нужно непредвзято смотреть и слушать. Дед более чем адекватен, и гребёт ровно, последовательно, и вполне себе отчёт отдаёт, в каком направлении.
И если исходить из моего последнего утверждения, то выходит, что не изменил своему десятилетней давности намерению, а планировал и тогда править нами до гробовой доски. Может и так. Может врал цинично. Ты вот в юности, когда девочку фаловал, не говорил ей «не бойся, больно не будет»? Или ребёнку пятилетнему нужно рассказывать про то, что люди трахаются, для того чтобы дети рождались?
- Это выходит с твоих слов, что мы дети или девственницы, а теперь мы подросли, и нас пора уже и в рот, и в попу?
- Палыч, ну хрен ли ты к примерам придираешься? Ты же мою привычку к гротескным сравнениям знаешь. Я тебе про суть, а не про форму. Да, выглядит обидно конечно. Но посмотри с позиции той, которую я тебе набрасываю. И не плюйся, я ж тебе не говорю, что это так и только так. Я ведь не знаю, как оно на самом деле. Возможно, кстати, что никто кроме Него не знает, как оно на самом деле с этими нарушенными заверениями. У них же нет никого, кому можно в полной мере довериться – так что в утешение всем завистникам должен заметить, что Первым быть скорее тяжкий груз, нежели счастье невероятное, как бы не ржали эти завистники над гребцом на галере.
Ну так вот, картина мира. Первое. Нужно принять, я не говорю, что нужно уверовать. Я просто формулу набрасываю. А верна она или нет, я не знаю. Так вот – несменяемость правителя для нашей страны благо. Но, так как мы вроде как бы о демократии по американскому лекалу объявили – нужно придерживаться этого. Но. Но до поры, покуда сирые энд убогие не поймут, что американская модель суть зло поганое. И пока до масс эта истина доходит, а они ж глупые, массы-то, с ними и нужно, а точнее приходиться, как с маленькими – а детишкам иногда и ложь во спасение во благо… Вот так как-то.
- Ну ты даёшь! Ты и правда в коме своей сбрендил!
- Да я всегда был таким, только прикидывался.
- Нет, Кол, ну правда, с тобой что-то не то. Ты вовсе путиноидом стал. И как такое могло случиться, я не понимаю! Может тебя облучали, пока ты без сознания был?
- Может и облучали, Кирюха, да вот не пойму сам, чем.
- Ну ты мне весь разговор ворюгу оправдываешь, а единственного с ним борца клоуном выставляешь!
- Ты меня не слышишь. Я ни за того, ни за другого! Я, если на то пошло – за монархию. И всегда за неё был, и при красных тоже. А с кого династия начнётся, мне насрать. Ты ж у себя самого точно воровать не станешь. Тут и не нужно стоиком быть, и сильно моральным человеком. Тут всё просто. У себя не воруют. И другим не дают!
А у нас ведь как? Он вначале был приказчиком. И для другого наместника тырил, себе, понятное дело, долю малую оставляя. И может и мечтал сам наместником стать, но о том, что в Первого умудрится пролезть, и не помышлял в самых смелых грёзах даже. Но фартануло. Как могло другому, точно такому же, повезти. И что, как ты себе представляешь, он с какого дня должен был объявить «баста пацаны, больше взяток не берём!»? С первого, или спустя годик – полтора? Да, когда б не объявил, его тут же б сподвижники и соратники и убрали б. Да к тому-же он и сам не наелся ещё, да и в голову не приходит испражняться против ветра…
- Так я ведь тебе о том и твержу! Вся их клика ворьё, их всех нужно выметать погаными мётлами!
- Чудесно. А управлять будет кто? Революционные матросы? Пролетариат?
- Опять ты ёрничаешь! Найдутся люди, и поумнее, и поспособнее!
- Ага, «Рики и Морти» смотрящие, и аналогии с Гарри Поттером проводящие…
- Да что ты привязался-то к этому?
- Не привязался. А сделал наблюдение, и из него вывод. Кирюха, как ты не поймёшь простую штуку? Для того, чтобы управлять, хоть селом, хоть городом, хоть краем, нужно понимать, из чего это всё состоит. Где дерьмо сливается, откуда и куда тепло подаётся, как транспорт ходит, и куда. Нужен опыт. Все, у кого есть этот опыт на сегодня, имеют опыт получения дополнительной прибыли из должности, ими занимаемой. И не откажутся от этого. Потому что воля такая сверху не транслируется. Других управленцев неоткуда взять. Просто неоткуда. Конечно и при самодержавии воровать будут. Одно или два поколения, если Монарх будет реально с мздоимством бороться. Будет политику презрения к взяткополучателям и дателям прививать, в результате чего общество примет формат жизни без откатов. В любом случае завтра ничего не произойдёт, как бы мы наивно не мечтали об этом.
Но шансов, что при монархии коррупции не будет, или почти не будет, чем при любом другом строе, на мой взгляд больше. Хотя вся история показывает, что не фига подобного. Самые близкие воровали и у Петра из-под носа без стеснения. Не знаю я Кира, можно ли вообще коррупцию победить, да и нужно ли?
- Ну вот! Я ж говорю, помутнился разум твой вовсе!
- Если тебе так удобнее, то пусть так. Считай меня предателем идеалов.
На этой фразе как нарочно оборвалась связь, и Николай не стал перезванивать товарищу. Кирилл Палыч видимо решил, что Среднестат закончил разговор, и не перезвонил тоже… В следующий раз они созвонились лишь спустя полгода, и в тот разговор Кирюха уже жаловался на Меркель, и принятое ей решение запретить выпускать с тридцатого года ДВС, чем сильно удивил Колю – что ж плохого в экологичном транспорте? И ещё, кроме того, что удивил, развеселил. Развеселил тем, что одноклассник, видимо, уже стал немцем не только по паспорту, а и по сути – перестал быть эмигрантом, брюзжащим на то, как плохо всё на родине, им, из-за этого и покинутой, и стал выискивать недостатки в стране его проживания…
Отец.
Он даже поругался с сестрой из-за предстоящего юбилея.  Она очень хотела приехать, как-никак девяностолетие, а судя по всему, то ли семья его не очень хотела их видеть, то ли сам Отец. То есть, в каком-то из предыдущих разговоров он воспринял идею с энтузиазмом, а потом как-то стал уходить от темы, отделываться общими фразами. Это конечно беспокоило сестру, ей хотелось расспросить Папуллера о родственниках, выяснить интересующие её подробности от него, пока он их ещё помнил. И она суетилась, строила планы, просила и Колю позвонить, попробовать выяснить его настроение. А он отказывался.
Объяснял сестре, что не хочет навязываться. Да, и ему самому, спустя более чем тридцать лет, что они не общались, очень хотелось повидать его. Очень. Но он не хотел доставить Ему неудобство. Малейшую неловкость или неудобство. Если он сам не хочет их видеть – что ж, ну так – значит так. Если его жена против, тоже самое. Значит так тому и быть. Это ведь их семья. А их семья распалась более тридцати лет назад. Так зачем лезть нахрапом? Для Николая теперь важнее было случайно не навредить. Свои обиды детские на родителя он давно оставил в прошлом. Может не очень давно, но оставил. Поэтому он просто в день рождения Отца отправил ему мейл «С 90 - летием!»:
Папуллер, приветствую!;Поздравляю тебя с грандиозным юбилеем! Ура! Долголетие вселяет оптимизм не только юбиляру, но и его потомкам - спасибо тебе за генетику. ;Глядя на тебя, я смею надеяться, что тоже многое успею совершить. Главное, не уповать на наследственность, а ещё и брать с тебя пример, как ею распоряжаться...;Но конечно, не только за набор хромосом я тебе признателен - чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что унаследовал лучшие из твоих качеств. ;Признателен тебе за твоё воспитание. ;(А что поносило меня по кочкам в юности, то тоже не беда - это дало мне кругозора вагон и тележку, и эти свои навыки я успешно применяю нынче в мирных целях).;Желать тебе мне особенно нечего - ты сам достиг всего, о чём только может желать любой смертный. ;Ну... проживи ещё сто лет! Всего тебе наилучшего. ;С искреннем уважением и почтением,;Твой сын «Кол» Николай Зигмундович(Викторович)  Среднестат(Шубин).
Подписался он именно так, потому что, когда сестра планировала приезд на день рождения, и обсуждала это с Папуллером, говоря, что вот и «Кол» очень хотел повидаться, Отец переспросил её «А кто это?» Это конечно расстроило его, неужели он правда уже память теряет, или просто вычеркнул его из своей жизни? Нет, наверное, всё же просто не помнит, решил Коля, и отправил поздравление.
В ответ, спустя некоторое время, пришло одно слово без подписи: «Благодарю».
В этом лаконизме был весь Отец. Николай не верил, что он о них, о своих детях, хоть иногда, но не думает, но это был такой характер, который и он сам унаследовал. Скупость на слова. Не на все. Разговаривать, объяснять что-либо Шубины мастера. И говорить могут часами. А вот ласкового слова дети от него никогда не слышали. Пожалуй, ни одного. Чёрствость эмоций. «Сухарь» правильное определение, и Николай к себе его давно применял. Он давно осознал, что такой же. В отношениях со своей женой и дочками. Модель поведения полностью скопировал с характера Папуллера. Он пробовал быть щедрее на эмоции, и если сравнивать с Отцом, то он просто сама галантность, но… Дела есть проявление чувств. Слова – лишь трёп. Это мёртво сидело в характере.
Когда они расстались с Матерью, а произошло это как-то само собой, и незаметно что ли для детей – они просто перестали вместе ездить в отпуск, и Папуллер перестал приезжать к ним в выходные, дети просто вздохнули с облегчением. Всё же отец в семье был тиран. И когда он устранился, им просто стало легче жить.
Но Николай, спустя годы, стал тяготеть к Отцу. Да нет, не только через определённое время, вспомнил, и поправил он себя в размышлениях, он знакомил его и с первой женой. Они даже вместе поехали на Маныч, когда она ещё таковой не являлась, и Коля интуитивно хотел, показав её в быту, понять, одобряет ли Он его выбор? Но, доехав до Новочеркасска теснясь на заднем сидении отцовской «Волги», они разругались. Судя по всему, отец выбор не одобрил. Со временем это стёрлось из памяти, но что-то такое эдакое, саркастически - хамское в своём стиле в адрес Колиной невесты Папуллер выкинул, и Коля просто взял её в охапку, и сел на поезд в Москву. Такое вот знакомство. Внучку правда отец видел однажды – забирал их кажется из роддома, точно Коля этого уже не мог вспомнить. Лишь много времени спустя он узнал, да и то, от посторонних людей, что у него есть брат примерно одного возраста с старшей дочкой. Одногодки.
Ещё много позже, более чем тридцать лет спустя, из разговоров с родственниками и близкими семье людьми, и сопоставив хронологию событий, Коля понял подоплёку того события. Отец планировал в этот отпуск познакомить сыновей со своей избранницей. И видимо, не знал, как это сделать. Из-за этого волновался, комплексовал, и это его хамство – защитный барьер, неосознанно даже им самим выдвинутый. Такое свойственно любым людям. И сильным, и слабым… Папуллер ожидал, что сыновья воспримут негативно его новую жену. И из-за этого своего переживания, не отдавая видимо даже себе отчёта интуитивно применил старую как мир формулу «нападение – лучшая защита».
Спустя более чем десятилетие Николай привозил знакомить с отцом и Эмму. Тогда, кажется, уже и четвёртый брат, то есть второй сын от второй жены был у отца. Точнее говоря он точно был, но узнал об этом Николай много времени спустя. Встретил отец их, выйдя во двор. Как обычно никаких эмоций. Посмотрел, увидел, спасибо что не хмыкнул саркастически, и всё. Да и то сказать, у них был какой-то бытовой повод для этой встречи. Какой, уже и не вспомнить, но если бы его не было, то Николай и не решился бы просить о встрече для знакомства с будущей женой, зная наверняка что натолкнулся бы на лаконичное «зачем?» …
Что это? Стокгольский синдром? На первый взгляд именно так и выглядит тяготение Среднестата к родителю. Ведь всё детство и начало юности он его просто панически боялся. Ещё бы! Подзатыльник за случайно уроненную со стола чашку, или ещё какую мелочь. Это ж абсурд! В самой ранней юности Николай сам стал оправдывать или искать объяснение такому «воспитанию», и нашёл для себя формулу, что это видимо кроется в отцовском происхождении – мол в степной станице, из-за скудности быта, он привык с бережливостью относиться к каждой копеечной вещице, и через такие вот «прививки подзатыльниками» пытался научить бережливости и детей. Надо сказать, что это удалось. И даже в несколько извращённой форме. Огромного усилия Коле стоило что-либо выкинуть. Если не в Плюшкина он вырос, то что-то плюшкинское в нём сидело – весь сарай на даче был забит какими-то досками и фанерками, обрезками того, и остатками этого. Авось пригодится…
Но нет конечно. Форма воспитания была ужасна, и обусловлена была, наверное, голодным послевоенным детством, которое и сформировало характер отца. А вот суть была правильная, и только годы спустя Николай научился это ценить. Цельность отцовского характера родитель сумел передать сыну.
Месяца не прошло после девяностолетия Отца, точнее девятнадцать дней, когда вечером в субботу зазвонил телефон. На экране высветилось «Папуллер».
Мелькнула надежда. Но он знал, что она напрасна. Не в характере отца было взять, и позвонить. Всё же, пока он подносил к уху аппарат, надежда продолжала пульсировать.
Всё. Всё стало предельно ясно, когда раздался голос младшего брата. Он подбирал слова, говорил их, а Коля не перебивая, слушал. Ему хотелось помочь брату, прервать его, ведь было слышно, как Юре тяжело произнести неизбежное. Но надежда пульсировала - «может, больница? Инсульт, ковид, но живой???» Хоть вой. Он слушал. Юра говорил. И смог договорить, не сбившись.
«Мы дети, пока живы наши родители. Какое счастье, что и у Мамы прекрасная генетика, и отменное здоровье, дай Бог, чтобы она прожила как можно дольше!» - первое, что подумал Коля, сказав дежурные слова брату, и узнав у него, где и во сколько похороны.
Они всё организовали. Они – жена профессора Шубина и её дети. И что ценно, советовались с ними по организации похорон. Решили кремировать. И вдову беспокоило, правильно ли это? Допустимо ли по христианским канонам, несмотря, что отец был коммунист и атеист? Как понял Николай, жена отца являлась верующей.
Среднестату же было не то что всё равно, просто он считал это всё условностями. Как хоронить усопшего дело живых. Пожалуй, если загоняться этой темой, сжигать даже много лучше – тело не будет разлагаться и кормить червей. «Брррр…» - Коля представил себя трупом, и подумал, что ему тоже хочется быть сожжённым. «Какая чушь! Тебя ведь уже не будет!» – вступил он в диалог с самим собой – «ну какая тебя разница? Жалко тебе корма для червей что ли? А они вылезут, их птички поклюют, а птичку человек какой подстрелит, и съест – сплошная польза. А от пепла какой прок? Но и вреда никакого. Хоронить нужно так, как удобно, или получается живым» - закончил он мысленный диалог с собой.
Как хорошо, что люди не телепаты! Очень удобно-таки устроено, что ты контролируешь, что отвечаешь собеседнику, а мысли свои по большей части оставляешь себе. А если и высказываешь некоторые из радикальных идей, то облекаешь их в удобную для восприятия собеседником форму. Конечно, вдове Николай ответил просто и без всяких побочных рассуждений, что кремация вполне себе достойная форма захоронения. И не покривил душой. Он правда так считал.
С Эммой они уже некоторое время назад говорили на тему его, Николая, захоронения, и он вспомнил, что уже сформулировал жене не то что свою волю, а отношение к вопросу. Ей он сказал, что вообще не видит для себя необходимости в могиле, или надгробии. И ему будет достаточно, если его сожгут, а прах развеют над каскадом их пруда на даче. Так ему будет спокойнее. Так он будет уверен, что жена и дети не будут лишний раз расстраиваться. Конечно, грусть и тоска, наверное, необходимы, все эмоции даны человеку, чтобы их переживать, но тут важны пропорции. Слишком частое посещение захоронения губит и отравляет спокойствие живущего. Нагоняет тоску, и постоянно держит тебя в тисках мыслей о смерти. Могила, это ещё и уход за ней, и угрызения совести за то, что не хватает времени оградку поправить, или памятник недостаточно передающий, или демонстрирующий любовь потомков окружающим, позволить себе не можешь выправить, что тоже для некоторых людей может являться тяжким грузом. А мнение окружающих, даже посторонних, для некоторых людей и вовсе является смыслом жизни. Так что – если сущность твоя остаётся где-то рядом, и имеет привязку к месту твоей последней обители, то ему, Николаю, будет очень покойно раствориться в водах созданного им самим водоёма. А если нет ничего после смерти тела, а остаётся лишь память в умах людей, то не нужно городить «слёзовыжималок». Но это, конечно, лишь голая теория и пустой разговор. Конечно, Эмма, которой в силу разницы их возрастов, придётся его хоронить, поступит традиционно, и так же, как вдова отца, и миллиарды её предшественниц, будет советоваться с родными, близкими, как похоронить мужа.
В морг на прощание поехали из их семьи только старшие. Конечно Мама, Лёлик, Сестра, и их с ней старшие дети. Разумеется, Эмма была с Николаем. Настя, старшая Колина дочь, конечно тоже ни разу не видела деда, как и младшие Колины дочки, и они понятно почему остались дома, а вот сын сестры встречался не так давно по настоянию матери с профессором Шубиным у него на кафедре, где он до самой смерти продолжал работать. Уже в должности консультанта или типа того, о чём, кстати, с большой благодарностью говорили коллеги по работе стоя рядом с гробом.
Людей провожать отца приехало очень много. Это так приятно поразило Николая! Обычно люди сильно пожилые остаются в одиночестве, а здесь так много было и сослуживцев, кто прошёл с ним долгий путь, и что важно, были и молодые люди. Был ещё не защитившийся аспирант, чьим руководителем отец являлся, а, следовательно, он в свои девяносто не терял ясности ума, коль мог давать наставления по защите кандидатской. Два чувства мелькнули – гордость и зависть. С гордостью ясно. А зависть – от того, что неясно совсем, когда его, Колин черёд придёт, сколько людей проводит его?
Из морга поехали на Николо – Архангельское кавалькадой из автомобилей. Печально, но дорога туда к его годам была ему уже хорошо известна. И Эмминого брата, погибшего в Беслане, там хоронили, и много товарищей там лежало. Даже одноклассника одного они успели к их годам там проводить. Первый же раз Коля ещё в раннем детстве провожал там Деда. Ещё тогда ему очень понравилась, как это устроено. Полная иллюзия традиционных похорон. Гроб после прощания спускается под пол, как будто опускается в могилу. И нет суетящихся вокруг с верёвками могильщиков. Нет грязи и слякоти. Да, очень правильный метод захоронения. Красивый.
Конечно, а может странно, но Николай не сдержался. Не сдержался неверное слово. Он и не пытался крепиться. Ещё в юности он понял, что мужчинам незачем стыдиться слёз. Особенно таким, от которых никто таких эмоций не ждёт. Странно это могло выглядеть тем, кто знал их с отцом отношения. В детстве диктат. А потом – никакие. Долгие, долгие годы вообще никаких. А что есть слёзы? Наверное, всё же - любовь. Коля всю жизнь думал, что у него есть к отцу уважение. Огромное уважение к цельности его личности. За отношение к делу, которому родитель отдавал себя всего. Почтение, или даже почитание. А любовь? Её никогда вроде не было. Ненависть – да, была. И она перечёркивала чаще и больше уважение его заслуг перед и для Страны. Ан нет, судя по непроизвольно полившимся слезам, и любовь была. И было её много. Просто ведь он сухарь – весь в своего отца. Чуть более размоченный женой и дочерями. Видимо у него и дети рождались только противоположного пола, чтобы он стал мягче…
Люди у гроба говорили. Такие слова, от которых расправлялись плечи. Он всегда знал, что Отец у него титан, но это был, возможно, взгляд мальчишки. Любой сын, за редким исключением, уважает и почитает родителя, и перенимает его черты. Но то, что говорили ученики и сослуживцы отца, а всё это были не дежурные речи, а искренние, глубоко продуманные и взвешенные слова, подтверждало главное – Папуллер был великим Гражданином. На таких энтузиастах и выросла из послевоенной разрухи страна, имя которой было Союз. Коля не мог бы сказать ничего. Он знал, что должен сказать, и хотел, но здесь, у гроба, и пытаться не стоило. Получились бы лишь всхлипывания. Лишь пару слов он ответил в ответ на добрые слова ученика Отца, уже очень пожилого старика, который еле ходил, но так живо и задорно, глядя в глаза Николаю рассказывал о том, какой профессор был простой в общении человек. Педантично обращающийся ко всем ученикам, аспирантам, и остальным коллегам на протяжении всего сотрудничества на Вы, и по имени отчеству, он в то же время был, то что сейчас называют «приколист». Шутил легко и незлобиво и над сослуживцами, и над собой, и над всем белым светом. Эту вот эстафету перехватил у Александра Прокопьевича Среднестат, и рассказал скорбящим, как совершенно случайно в далёкой юности познакомившись с девушкой, и узнав от неё, что она учится в институте, в котором преподавал Шубин, Коля стал её, не раскрывая интриги, выспрашивать о преподавателях. Так совпало, что она выделила сама его Отца, и рассказала, смеясь, как «прострекозив», попробовала откосить, валя свою неподготовленность к зачёту на подготовку к Новому Году. На что Папуллер, смеясь, ей ответил: «А что там готовиться? Бутылка водки, кусок селёдки»!

Водка – гадость.
После церемонии они все расселись по автомобилям, и поехали в арендованное вдовой и её старшим сыном кафе неподалёку от института, где и был их дом. Даже в его состоянии водка не пошла. Она и не могла пойти – любая, самая чистая и качественная у него вызывала отвращение. Вторая же рюмка шибала ацетоном. Поэтому он сходил в автомобиль, и принёс двухлитровую бутыль своего «кальвадоса», который в основном, и употреблялся и им, и родственниками в этот вечер. Их и рассадили по канонам каким-то, точнее, видимо, какая-то традиция была на этот счёт, или правильнее – обычай. Посередине стола сели Вдова и Мама, и от них по обе стороны их дети по старшинству. Так же, в порядке старшинства, их и попросили говорить. Лучше бы Коля родился позже – тогда у него была-бы возможность больше рюмок кальвадоса успеть опрокинуть, пока очередь дошла бы ему говорить, от чего, возможно, речь получилась бы более связной.
- Истинно верующие коммунисты прямиком попадают в Рай! – такими словами начал Среднестат свою заупокойную речь – вчера, когда я ехал за Мамой на дачу, и думал об Отце, я это с абсолютной ясностью осознал. Над гробом уже много сказали соратники о принципиальности и честности Паппуллера, а кто не знал – мы, дети, его так называли, и я позволю себе и сейчас так его именовать, и об его отношении к Делу. Я очень рад, что мне посчастливилось быть его сыном. Мы, его дети, унаследовали… Нет, не то. Вот что важно. Мы долгие годы не общались. Так вышло. – Николай сглотнул комок, подступивший внезапно к горлу. – И не смогли увидеться в его недавний юбилей. Но я написал ему в поздравлении к дню рождения важное, что должен был, и главное – успел сказать. И я знаю, он это принял. Он ушёл, уже примирившись со мной. – Коля уже плохо владел речью. Его всхлипывания мешали ему говорить – Самое наше основное противоречие с Папуллером было в том, что он был убеждённый коммунист. А я с ранней юности, когда это было ещё запрещено, и строжайше, (сестра подала реплику, желая помочь ему – «уголовно наказуемо»), да, конечно, а как ещё строжайше запрещают (?) – её помощь, и реплика, лишь сбила его, и он споткнулся в речи, ясно увидев, что не обязательно входить в врата, их можно пересечь выше, в гравилёте...
Гавриил подмигнул ему, и послал мысль голосом подполковника: «Ты тоже сечёшь фишку!» Николай так же мысленно ответил ему - «неужто и Седого не стало?» - а архангел ответил: «каждому свой срок, не отвлекайся. А отец уже здесь, не переживай. Где ж ему быть? Всякому по делам его!» - и показал глазами мысли профессора:
«Смешные такие! Вот собрались, говорят что-то, желают, а не понимают, что мир материален. Какая ещё Земля пухом? Что ещё за царствие небесное? Что за ахинею несут? Хм, а интересно всё же говорят - я и не знал, что они так обо мне думают...
…Эх, не понимают, вот здесь же всё на антигравитации устроено» - думал профессор Шубин, поднимаясь на гравитационной платформе в летающую тарелку, и так же спускаясь из гравилёта на конечной остановке в степи. Перед ним сверкал, отражая полуденное солнце, прекрасный своим простором приток Дона - Маныч. Рядом шумел по перекатам Кишкет, но вливался не в Аксай, одну из рек Кавказа, что не удивило казака, а в водохранилище.
Знакомые перевалы манили взгляд.
«Собрать малины на зиму, или рыбы наловить вначале?» - задумался профессор, и расставив палатку, сел чертить гравилёт. Он торопился - «Ведь так много ещё нужно успеть для них сделать...»
- Я с ранней юности занимался предпринимательством – продолжал Коля свою речь -  а он… он считал это моё занятие предательством идеалов, и подставой. Очевидно, что он стыдился того, что не воспитал из сына истинного строителя коммунизма. В этом был наш основной с ним конфликт. Но теперь. Да, я точно знаю, что мы простили друг - друга за всё – это был уже не ком. Николай задохнулся. Слёзы душили его, и продолжить он уже не мог. Он опрокинул рюмку сорокаградусного напитка, и сел. Слёзы текли, и в голове он продолжал свою речь, которую, знал, без слов понимают все присутствующие, и слышит отец:
- Я пожелал ему «Проживи ещё сто лет». И он проживёт. Проживёт и больше. Мы живы, пока нас помнят! Проживи сто лет – это про проживи в нашей памяти. Вот Пьер Безухов, или Наталья Ростова будут жить если не вечно, то очень долго, как, впрочем, и их создатель Лев Николаевич. Вот и Пушкин, которого сам я не люблю, видимо, унаследовав это от обиды за Идалию, «памятник себе воздвиг не рукотворный». Вообще, все мы, человеки, приходим в этот мир лишь для того, чтобы стать воспоминаниями наших детей! А людей выдающихся, помнят не только их дети, их помнят многие! Отец оставил много трудов. Он создал столько летательных аппаратов, что все и не перечислишь. Он написал столько книг, что по ним ещё многие поколения будут изучать основы и принципы воздухоплавания, да и физики как таковой. Я был неправ, что из-за детских обид своих привык гордится лишь своими предками по Маминой линии. Да, происхождения он более простого, нежели дворянская наша ветвь, но что с того? Пробиться из степной станицы, если на то пошло, сложнее, чем сохранить устоявшиеся традиции в семье, в которой они передаются из поколения в поколение…
Позже, спустя несколько недель после похорон, к Николаю приезжали друзья и близкие, и дальние родственники Отца, и он за эти короткие и не очень, встречи, узнал о родителе гораздо больше, чем за всю свою жизнь. Он решил обязательно, если сумеет, сделать крупную вещь о нём. Точнее об эпохе через взгляд Отца. И через отношение к тем или иным поступкам родителя детей. У него родилась идея эта только от того, что возможность осуществить её имелась - Папуллер долгие годы вёл дневники. И однажды в пятнадцати – шестнадцатилетнем возрасте Коля подсмотрел, что Отец написал по поводу их перманентного конфликта, точнее локального эпизода, являвшегося квинтэссенцией, накопленной за годы:
Дело было такое – на Маныче они за лесополосой из акаций, а в месте их традиционной стоянки, куда они приезжали рыбачить, и проводили там целый месяц, кругом была донская степь, и только по берегу в некоторых местах были посажены деревья, видимо, чтобы удерживать берега водохранилища от подмыва, они разбирали сеть. Для тех, кто не в теме, нужно рассказать, что это означает. Сеть, как и парашют, складывают на земле определённым образом, а с лодки, уже в водоёме, её «ставят». Потом выбирают, вместе с попавшейся рыбой, просто укладывая на дно лодки, последовательно конечно, но «кулём». А уже на суше следует сеть разложить, вынуть, а иногда выпутать рыбу, и после того, как сеть просохнет, вновь уложить её определённым образом, чтобы при следующей установке она погружалась в воду правильно, не путаясь. К тем годам Коля уже поднаторел в этом деле, и если не профи был, то уж точно не профан. Дело не хитрое, а при определённом опыте – простое. Нужно просто синхронно вдвоём это делать – вот и вся наука, не вдаваясь в тонкости.
И вот, в который уж раз он получил незаслуженное оскорбление. Отцу показалось, что Коля делает что-то не так, и он его как-то обозвал. Возможно, своим излюбленным, язвительно произносимым «Der Gro;e Esel mit langen Ohren!» На что сын ответил примерно следующее:
- Ещё раз меня оскорбишь, я тебе врежу!
Немая сцена…
Отец, это было видно, и врезалось в память – оскорбился. Молча выпустил свой край сети, которая опала на выжженную июльскую степь, и вжав голову в плечи, ушёл к лагерю через лесополосу. Николай же один выпутал оставшуюся рыбу, разложил сетку сохнуть, и принёс улов к палаткам.
Папуллер с ним не разговаривал. Долго. До шторма, который случился через неделю или около того. Маныч, конечно не море, но довольно большой водоём. И разгулявшаяся непогода подняла сильную волну. Отец, после исторического перелома в их отношениях, с ним не только не общался, но и дела рыбодобычи, обычно ими вдвоём осуществляемые, делал сам, один. Одно из таких мероприятий – проверка снасти на сазанов. Сама удочка весьма интересная - на границе открытой воды и мелководья, заросшего камышом, из этого прочного растения собирался пучок, обвязывался, и к нему крепился челнок с толстенной леской, опускаемой к дну. На конце лески была закреплена пластина из свинца, добываемого, к слову сказать, Николаем на телефонной станции рядом со школой, из экранов магистральных кабелей. Оплётка толщиною два – три миллиметра резалась кусачками, распрямлялась, и из неё получались пластины. Разумеется, не только на грузила использовался этот прекрасный металл, но и на кастеты, и для утяжелителей для спортивных занятий, но речь у нас сейчас не о прекрасном соседстве школы, и не о чудесных совдеповских временах, когда было «всё кругом колхозное, всё кругом моё», а о «отцах и детях», и способе вылавливания речных гигантов, вторых по размеру после сомов.
К пластине размером пять на пять, или около того сантиметров, чуть меньшей уже ширины обрезком резины от велосипедной камеры крепилась «макуха» - жмых от отходов производства растительного масла. Прессованные семечки невероятно ароматные, и сазаны их обожают, чем и пользуются рыбаки, коварно вставляя в углы «макухи» тройники – огромного размера крючки, крепящиеся к тому же грузилу капроновыми поводками. Рыба сазан питается, втягивая в себя поживу, как бы посасывая. Пища попадает в желудок, а лишняя вода, фильтруясь, выбрасывается через жабры. Крючки, как правило, и цепляют добычу за жабры. Поговаривают, во всяком случае от Отца это Коля слышал, что некоторые рыбаки вместо крючков используют крепкие крупные пуговицы. Якобы они просто свисают на поводках, рыба, посасывая жмых, их втягивает, а при обратном рывке пуговица уже выброшенная из жабр, встаёт плашмя, не давая рыбе сорваться.
Таким вот методом на Дону и в его ближайших окрестностях, а возможно и в других регионах планеты ловят сазанов, и, наверное, другие карповые, тоже «клюют на мякину». А в Маныче сазаны живут крупные. Они вытаскивали и до метра длиною здоровяков. И конечно, одному — это делать крайне несподручно, если не сказать – практически нереально. Но Отец был мужчина принципиальный, и если уж «дулся», то всерьёз. Вот и проверял «подставы», как называли казаки эти удочки, неделю в гордом одиночестве. Пока не поднялся сильный и внезапный шторм, и Коля, зная время, требуемое для проверки «подстав», и видя, что прошло уже вдвое большее, побежал по берегу «спасать» родителя, высматривая лодку в крупной волне с высоких обрывов, что и позволяло это делать – в месте их стоянки у них была бухта с относительно невысокими берегами – около двух метров, а восточнее, в той стороне, где они размещали снасть, берег поднимался, и обрывы были уже около двадцати метров, благодаря чему камышовые заросли были ниже, и вся акватория открывалась взору.
Папуллера он обнаружил дальше их последней «подставы». Тот отчаянно выгребал, но его сносило дальше от лагеря. Коля замахал руками, орал, и минут пять спустя, наверное, случайно глянув в сторону берега, Отец его заметил. То, что не услышал – точно. Сильнейший ливень гасил все другие звуки. Коля стал делать знаки руками, чтобы Папуллер грёб к берегу, и тот его послушал. Спуститься, и уж тем более подняться с обрыва в этом месте, и в этой бухте было нереально, но важно было, что родитель послушал его совета, и поступил, как ему рекомендовал сын. Он причалил, дал знаки Коле идти в лагерь, и дождавшись, когда волны и ветер стихли, пару часов спустя, приплыл в их лагуну. Отношения вернулись без объяснений и выяснений к прежним, но с корректировкой – больше родитель не позволял себе рукоприкладство и оскорбления старшего из сыновей.
Видимо, Отец оценил беспокойство о нём, и переменил своё мнение, записанное в дневник неделей ранее, это Коля не стал выяснять, в смысле заглядывать в ежедневник – всё же он с детства был приучен, что чужую переписку нельзя просматривать, и вообще нужно уважать личное пространство людей. Позже не раз он упрекал себя, что посмел заглянуть в ежедневник, и для него так и осталось загадкой, как оно получилось. Дело в том, что из написания мемуаров секрета не делалось – Отец ежедневно что-то записывал у всей семьи на глазах в ежедневники, которые год от года менялись, складываясь исписанные в какой-то его архив (под кровать, скорее всего), после чего аккуратно закрывал тетрадь, и убирал её куда-то. Было любопытно конечно, что он пишет, но воспитание не позволяло никому в семье удовлетворять его.
А в тот раз, после инцидента с разбором сетки, когда Николай заглянул в палатку, тетрадь лежала призывно раскрытая. Со свежей записью. А отец был в лодке посредине Маныча – уехал ставить «перевёртыши» на сома.
Время стёрло из памяти текст, но смысл был такой: «Ну надо же! Я его воспитываю, забочусь, а в ответ на это такое хамство! Вот ведь какой неблагодарный!»
Коля обалдел, прочитав это. Забота, воспитание… где??? В чём? Для него отец был тиран и деспот. Его присутствие в выходные тяготило. В отпускные поездки было чуть лучше – свободы было больше на Кавказе и на Маныче, и Папуллер, видимо, на отдыхе чуть добрел. Но всё равно, Коля получил шок от прочитанного. Как они по-разному оценивают то, что происходит между ними – отцом и детьми.
Вот эту разницу взгляда на одни и те же явления и события, но уже не только на воспитание детей, он и захотел описать в Большой Книге после смерти Отца. Цель была не только увековечить родителя – «проживи ещё сто лет!», а и показать это в разрезе эпохи. Ведь наверняка, а точнее он надеялся, что профессор комментировал, насколько это было возможно, не только что лично с ним происходило, но и события эпохи – Пражскую весну, Новочеркасский расстрел демонстрантов, и другие важные события. Вряд ли достаточно откровенно, скорее вскользь и завуалированно, а может и вовсе нет – держать свои мысли в открытом доступе в те времена, когда к любому могли прийти, наверное, он опасался. А вот уже перестроечные времена наверняка описаны ярко. И Коле очень хотелось получить мемуары, о чём он и сообщил второй отцовской семье. Но время шло, а просьба его, он надеялся пока, не была выполнена.
Вещь может получиться сильная. Взгляд коммуниста и учёного и его детей на перестройку, на другие вехи того времени. Коля и от братьев и сестры надеялся получить ответы на те или иные вопросы, которые будут затрагиваться в будущей повести или даже романе.

Для чего и о чём этот след? Чтобы твои потомки помнили тебя с благодарностью, или чтобы к ним относились с благодарностью их современники? Чтобы твои заслуги перед обществом проецировались на твоих наследников? Всё тщетно... Тебя будут помнить не таким каким ты был, или каким ты хотел быть, или каким ты хотел бы чтобы тебя помнили, а лишь так, как это будет удобно им.
Перебирая в уме великих, ты понимаешь, что нет среди них того, кого любили бы и ценили современники так, как они того заслужили. Выходит, и цели такой нет, и она никчёмна - «вписать имя в историю». Сделать для граждан что-то важное? А что? Сколько научных открытий - и все для людей. Сколько социальных преобразований, и все они для них. А что, все мы Циалковского помним? Плеханова? Ленина? И сколько длится признание? Сто лет? Сколько держатся империи, основанные вождями и кумирами? Как долго памятники их держатся на пьедесталах?  В чём смысл наших усилий? Великие Книги и те хают скептики. А их ведь писали, чтоб мысли свои передать, и научить нас, как можно быть лучше - умнее, честнее, добрее...
Выходит, что ценно лишь то, что в руках у тебя, и прямо сейчас. И вся лишь забота твоя о потомстве, как в том анекдоте «а пить и не хочется», закончится обязательно только этим.
Материальный мир. Мир материален. В нём ценно лишь как тебя при жизни воспринимают. Уважают ли? Слушают ли? Обычно люди благодарны, и дети ценят заботу о них. Поэтому накопление для детей понятно, как забота о себе. Когда этого уважения нет - это трагедия в бесконечной степени - большинство ничего не оставляет материального для детей. Ты ж сделал многое, ты, возможно, отказывал в многом себе, и всё ради этого «стакана воды». А они ждали от тебя другого - общения на равных, каких-то других проявлений. А ты решил, что духовность не вечна - её просто нет, потому что ты её не увидишь после себя. И круг замкнулся. И ты, в стотысячный раз стоишь средь пустыни своих размышлений в чём смысл жизни. И что ты в ней делаешь? Зачем ты? Кто знает тебя? Каким? А будут ли знать тебя после тебя? А зачем это? Зачем тебе нужно, чтобы тебя помнили после тебя?
Все религии родились видимо в этом противоречии. Оно непостижимо и непреодолимо.
Смысл биологической жизни в её продолжении, то есть в репродукции, а когда к ней добавляется мышление, это зачем? Может для того, чтобы могли рождаться противоречия? А для чего это?

От раздумий его отвлекла явившаяся со свидания Лиля:
- Пап, ну почему все помешаны на деньгах?
- Кто все?
- Да все, с кем я общаюсь! Только о них и говорят!
- Я в целом, честно говоря, очень рад, что все твои знакомые разумные человеки…
- Да что ж разумного в том, что только о деньгах рассуждать, неужели ничего интереснее нет?
- Интереснее много чего есть, но важнее, чем деньги, как ни странно, нет ничего!
- Вот как? Это что-то новое, ты ж всегда совсем обратное мне задвигал!
- Помня Мамины наставления, вынужден тебя поправить – во-первых не задвигал, а внушал, а во-вторых не навязывал, а о другом вообще говорил, что вовсе не противоречит одно другому.
- Как так-то? Ты может не помнишь, что как раз обратное мне внушал? Что нужно творчеством интересоваться, науками, или политикой, а не банальным бытом?
- Так и есть, всё верно. Никаких противоречий и нет – конечно человек приходит сюда не для того, чтобы быть рабом денег. Приходит для чего-то более высокого, для радости и наслаждения, кому повезёт – тот для наслаждения от служения современникам и потомкам, в любом из дел, которые ты перечислила только что.
Но для того, чтобы спокойно отдать себя этим вот занятиям, прежде нужно избавить себя от страхов. А больше всего людей пугает будущее. Некоторых и настоящее страшит, но не будем о параноиках. А ничто так не внушает уверенности в завтрашнем дне, как большое состояние, или внушительный банковский счёт. Ведь большинство людей пугает бедная старость на нищенскую пенсию. Следующий уровень страха – переживание за потомство. Есть конечно придурки, рассуждающие «мы как-то прожили, и дети как-нибудь выживут», но я тебе не желаю водить знакомство с подобными моральными пигмеями.
Вот поэтому я и рад, что твои знакомые размышляют об обладании деньгами. Разумеется, тут важен баланс, но я уверен, что ты, фигурально выражаясь, сказала «только о деньгах». А если к тому же, ты имела в виду мальчишку, который за тобой ухаживает, так это тем более правильно он делает – осознанно или нет, он, говоря о том, какие он строит планы на деньги, он даёт тебе понять, что с ним будет комфортно – он мол, планирует избавить тебя и ваших детей от страхов о завтра и послезавтра.
Ведь с деньгами как? С ними нужно дружить, и тогда всё сложится – они будут верно служить тебе, а не ты им. И это правильный баланс.
- Нууууу, ясно, фазер! Заливаешь ты мне, причём цинично, что курить бросил! Ну кто так загоняет не под ганджей? – с этими словами Лиля, быстро пролистав что-то в «Айфоне», скинула отцу файл, кивнув ему на его телефон, и отправилась к себе в спальню словами – Bonne Nuit, Рара!
Николай Зигмундович Среднестат ухмыльнулся довольно, увидев, что ссылку дочь ему прислала на Питера Тоша, и включил воспроизведение, сделав его на полную громкость:

Legalize it, don’t criticize it Legalize it, yeah, yeah, and I will
Advertise it Some call it tampee, tampee
Some call it the weed
Some call it marijuana, marijuana
Some of them call it ganja, ganja
Every man got to legalize it, and don’t criticize it Legalize
It yeah, yeah, and I will advertise it Singers smoke it And
Players of instrument too
Legalize it, yeah, yeah
That’s the best thing you can do Doctors smoke it, nurses
Smoke it Judges smoke it, even the lawyer too
So you’ve got to legalize it, and don’t criticize it Legalize it,
yeah, yeah, and I will advertise it It’s good for the flu, a good
for asthma!
Good for tuberculosis, even umara composis
Got to legalize it, don’t criticize it Legalize it, yeah, yeah,
I will advertise it Birds eat it, ants love it Fowls eat it, goats
love to play with it So you’ve got to legalize it, don’t criticize
it Legalize it, yeah, yeah, and I will advertise it Keep
on telling you, legalize it!!!

Полянка – Якиманка. Центр Вселенной – Москва. 2021 г.